Глава 24

– Как твоя нога? – спросила Джоанна, отпирая переднюю Дверь.

Этим утром у Грэма сняли лубки, и они провели целый день на ногах. Вначале они присутствовали на похоронах Томаса в Приюте для прокаженных, где он наконец скончался от чудовищных ожогов после шести дней мучений. Впрочем, он постоянно находился под воздействием усыпляющих снадобий и отошел с миром. Затем приняли участие в тихой свадебной церемонии, состоявшейся в церкви Святой Магдалины на Милк-стрит, где Олив и Деймиан Оксуик сочетались браком.

– Неплохо, – отозвался Грэм, следуя за ней в гостиную. Нестесненная лубками, его естественная походка была уверенной и размашистой, хотя он и чувствовал некоторую усталость, накопившуюся за день.

Джоанна улыбнулась, когда он повесил ее накидку на крюк и снял с ее головы вуаль, прикрывавшую заплетенные в косы волосы.

– Значит, тебе не требуется массаж? – Мастер Олдфриц, снимая лубки, порекомендовал массировать ногу, чтобы снимать неприятные ощущения на первых порах, и продал Грэму специальную мазь для этой цели. Перехватив лукавый взгляд Джоанны, Грэм улыбнулся и сказал, что это отличная идея.

– Ах ты, озорница! – Грэм обнял ее сзади, накрыв ладонями ее груди поверх лавандового платья. – Не могу дождаться, когда ты примешься за дело, – произнес он, уткнувшись носом в ее волосы.

– Нет, правда, если ты не хочешь…

Со стоном притворного отчаяния Грэм подхватил ее на руки, так что ее туфли упали на пол, и понес в кладовую, где хранилась мазь. Весь день ставни были закрыты, и в тесном помещении было сумрачно и прохладно.

Поставив ее на ноги, Грэм расстегнул пояс и снял тунику. Затем сел на край кровати – уже полторы недели он спал наверху в одной постели с Джоанной – и стянул с себя сапоги и рейтузы, оставшись в рубахе и подштанниках.

– Я удивился, когда увидел, что Лайонел Оксуик обнимает Олив после бракосочетания, – заметил он, растянувшись на кровати. – Особенно если учесть, что это стоило разрыва помолвки Деймиана с его юной невестой.

В письме Элсуит, оставленном дочери, где она подробно описала свой безумный замысел навеки соединиться с Рольфом Лефевром, к счастью, не было упоминания о связи Олив с главой гильдии торговцев шелком и ее беременности. Деймиан, знавший об этих запретных отношениях – Олив была слишком расстроена, чтобы помешать ему докопаться до истины, – объявил всему свету в целом и своему отцу в частности, что он отец ребенка Олив и намерен сделать ее своей женой как можно скорее. Лайонел Оксуик пришел, разумеется, в бешенство, но обычаи и церковь были на стороне молодой пары. Для женщины внебрачная беременность не считалась тяжким грехом при условии, что мужчина поступит честно и женится на ней.

– Бьюсь об заклад, я знаю, почему мастер Лайонел смягчился по отношению к Олив, – сказала Джоанна, открывая баночку с благоухающей мазью. – Несколько дней назад она рассказала мне, что собирается приготовить какое-то снадобье для его желудка. Должно быть, оно помогло.

Грэм улыбнулся:

– Ты видела, как Олив смотрела на Деймиана, когда произносила брачные обеты?

Джоанна улыбнулась в ответ:

– Да, и как он смотрел на нее. Думаю, Рольф Лефевр скоро станет для них далеким воспоминанием, и к тому времени, когда появится ребенок, они забудут, кто его настоящий отец.

– Любовь обладает странной властью, – сказал Грэм. – Порой кажется, что она способна изменить саму природу вещей, подобно алхимии. – Встретившись с ее взглядом, он поспешно отвел глаза.

Джоанна села на край постели у его ног, повернувшись к нему спиной. Грэм не говорил ей о своей любви и не ответил на ее признание, произнесенное шепотом, когда они выбрались из горящего дома Рольфа Лефевра. Должно быть, он не слышал его.

А может, и слышал.

Джоанна решила, что не будет произносить этих слов снова, пока не услышит их от него. Она знала, что творится в его сердце. Магия любви, закружившая их, была слишком сильна, чтобы исходить от нее одной. Грэм любит ее. Должен любить.

Возможно, его тревожит то, что он простой воин без земли и состояния. Может, он думает, что не имеет права влюбляться, что это неразумно с его стороны. Конечно, неразумно. Никто не понимал этого лучше Джоанны. У нее не было простого ответа на вопрос, что их ждет в будущем. Она знала только одно – она любит Грэма и не может представить себе, что он не отвечает ей взаимностью.

Он скажет ей, когда будет готов. Дай Бог, чтобы это произошло до того, как он уедет в Париж.

Грэм наметил отъезд – свой и Ады Лефевр – на пятнадцатое июля, то есть через четыре дня от текущей даты, и написал лорду Ги, чтобы тот ожидал его в Париже не позднее двадцатого. Ада, которая провела последние девять дней, восстанавливая здоровье, в больнице при церкви Святого Варфоломея, почти оправилась после отравления ядом, которым пичкала ее Элсуит с Рождества. Джоанна навещала ее каждый день, с радостью наблюдая, как на ее щеки возвращается румянец, а в глазах появляется оживленный блеск. Не прикованная более к постели, она помогала сестрам ухаживать за другими пациентами и, казалось, находила глубокое удовлетворение в этом занятии. Хоть и несклонная к наукам – в отличие от своей сестры Филиппы, – Ада подумывала о том, чтобы по возвращении домой заняться изучением медицины. Возможно, ей даже удастся уговорить отца отправить ее в знаменитую медицинскую школу в Салерно, где женщины, как и мужчины, получали образование, позволявшее стать врачами.

– Джоанна? – Она почувствовала пальцы Грэма, теплые и шершавые, на своем затылке и закрыла глаза, наслаждаясь нежной лаской. – Что-то ты притихла. Что-нибудь случилось?

– Не знаю, – тихо сказала она, но тут же поправилась:

– Ничего. Все в порядке.

– Ты уверена?

– Простоя немного устала. День был длинный и тяжелый. Грэм успокаивающе погладил ее по спине.

– Любой день, который начинается с похорон друга, тяжелый.

Джоанна кивнула. Она плакала навзрыд, когда тело Томаса, закутанное в саван, опустили в могилу. Грэм поддерживал ее, шепча слова утешения, хотя его горло сжималось от сдерживаемых эмоций.

– Он умер, пытаясь спасти меня и Аду, – сказала она.

– Думаю, он хотел умереть так – не как деградировавшее существо, сожранное болезнью, а как человек высшей пробы. Его душа, заточенная в этом разрушенном теле, теперь свободна. Он хотел бы, чтобы мы радовались за него, а не скорбели о нем.

Джоанна заставила себя улыбнуться.

– Знаю. – Зачерпнув немного полупрозрачного бальзама, она поставила баночку на постель, по другую сторону от Грэма, и потерла ладони друг о друга, чтобы мазь согрелась. Грэм удовлетворенно вздохнул, когда она прошлась руками по его ноге, от колена до лодыжки и обратно. – Так лучше?

– Я могу вытерпеть и более энергичные прикосновения. Эти самые слова он сказал ей прошлой ночью, имея в виду совсем другие прикосновения. При одном воспоминании об их раскованных занятиях любовью Джоанну бросало в жар.

Сосредоточившись, она почувствовала, как его напряженные мускулы постепенно расслабляются.

– Чуточку выше, – попросил Грэм. Подвинувшись назад, Джоанна набрала еще немного мази и начала растирать его колено и бедро.

Грэм поднял свою рубаху и развязал тесемки подштанников, продемонстрировав, что он полностью возбужден.

– Еще выше? – лукаво спросила Джоанна.

Он взял ее руку, скользкую от бальзама, и накрыл ею свидетельство своего желания. Джоанна не нуждалась в указаниях, как доставить ему удовольствие. За долгие страстные ночи она изучила потребности его тела так же хорошо, как он изучил ее.

Грэм снял рубашку, скинул подштанники и сел.

– А у тебя где болит? – вкрадчиво поинтересовался он, потянув за шнуровку на спине ее платья.

Внезапно задохнувшись, Джоанна ответила ему прерывистым вздохом. Грэм стянул платье с ее плеч, развязал тесемки сорочки и потянул вниз оба предмета одежды, высвободив ее руки. Затем расплел косы и расчесал их пальцами, пока они не рассыпались волнистым покрывалом вдоль ее спины.

Сердце Джоанны забилось в предвкушении, когда он потянулся к баночке с мазью и обмакнул в нее кончики пальцев.

– Где, Джоанна? – прошептал он ей на ухо, устроившись за ее спиной, так что она оказалась у него между ног. – Где у тебя болит?

Джоанна вцепилась пальцами в его бедра и замерла в ожидании.

– Где?

Она покачала головой, сгорая от желания, но не решаясь даже после всех ночей, проведенных с ним, произнести это вслух.

Грэм обхватил ее за талию и коснулся покрытым бальзамом пальцем ее левого соска.

– Здесь?

Джоанна кивнула. Грэм прижался губами к ее затылку, осыпая его обжигающими поцелуями, а его рука скользнула ей на грудь, поглаживая и сжимая упругие округлости. Дыхание Джоанны участилось, она выгнулась, откинувшись назад.

– Где еще у тебя болит?

Вместо ответа она всхлипнула, вцепившись в его бедра.

Снова окунув пальцы в бальзам, Грэм потер их друг о друга, чтобы равномерно распределить густую мазь, и скользнул рукой под ее одежду, сбившуюся на талии.

У Джоанны перехватило дыхание.

Его первое легкое прикосновение вызвало вспышку наслаждения, заставившую ее дернуться. Грэм крепче обхватил ее талию, удерживая на месте, и принялся втирать бальзам в ее плоть, вначале нежно, затем более настойчиво, проникая внутрь, пока она не увлажнилась. Его собственное естество напряглось, упираясь в ее ягодицы.

Джоанна застонала, не в силах терпеть эту сладкую пытку.

– Хватит, – выдохнула она, трепеща от наслаждения, и схватила его за руку, бугрившуюся тугими мышцами. – Хватит.

– Нет, – проворковал он ей на ухо. – Я хочу чувствовать тебя. – Он скользнул пальцем глубже, прижавшись к ней ладонью.

Джоанна вскрикнула и забилась, содрогаясь в экстазе снова и снова, пока продолжались его настойчивые ласки.

Наконец она обессилено прислонилась к нему, ощущая оглушительную пульсацию в ушах. Грэм быстро сдернул с нее платье и сорочку, оставив обнаженной, не считая черных шелковых чулок.

Подхватив Джоанну на руки, он положил ее на бок и пристроился сзади. Одной рукой он ласкал ее грудь, другую просунул между ее ногами. Она почувствовала вначале его пальцы, раскрывающие скользкие от бальзама лепестки, а затем его жаркое проникновение, заполнившее ее одним толчком.

Когда все кончилось, Грэм склонился над ней и поцеловал в щеку, обдавая своим горячим дыханием.

– Жаль, что я не могу остаться, – прошептал он. – Боже, как мне не хочется покидать тебя.

Безнадежные нотки в его голосе подвигли Джоанну на вопрос, который она так долго не решалась задать, надеясь, что он сам скажет.

– Ты… вернешься?

Рука Грэма, лежавшая на ее бедре, напряглась.

– Я вернусь в Англию через несколько недель, – ответил он после небольшой заминки.

– Навсегда?

Он снова замялся.

– Да.

– Правда? – Обрадовавшись, Джоанна повернула голову, чтобы посмотреть на него, но Грэм лег, спрятав лицо в ее волосах.

– Я буду скучать по тебе, – сказал он.

– Но это же только на несколько недель, а потом ты вернешься.

Грэм промолчал, и она почувствовала, как его естество обмякло внутри ее.

– Я тоже буду по тебе скучать, Грэм, но у нас еще осталось четыре дня до твоего отъезда. Мы должны провести их с Пользой.

Грэм не заставил себя упрашивать. Джоанна выгнулась, охваченная новой вспышкой возбуждения, чувствуя, как он утолщается и набухает внутри ее. Грэм начал двигаться, с каждый толчком приближая ее к ослепительному завершению.

– О Боже, Джоанна! – Он перевернул ее на живот, продолжая яростно раскачиваться. Из его груди вырывались стоны, исполненные какого-то отчаяния, словно он находился во власти мрачных и неумолимых сил.

Внезапно он вышел из нее и, схватив ее за плечи, перевернул на спину, затем с мучительным стоном рухнул на нее, содрогаясь от высвобождения.

Джоанна обнимала его, гладя по спине и волосам.

Наконец он поднял голову, чтобы посмотреть на нее. В его глазах мелькнуло какое-то странное выражение, словно что-то мучило его.

– Я не сделал тебе больно?

Она улыбнулась и положила ладонь на его колючую щеку.

– Ты не можешь сделать мне больно, Грэм. Закрыв глаза, он пристроил голову в изгиб ее плеча.

– К сожалению, могу.

Глава 25

– Ну разве здесь не красиво? – спросила Джоанна своего брата, когда они вместе с другими гостями вышли из каменной часовенки в Рамсуике, где Роберт и Маргарет только что сочетались браком, на цветущий луг, по которому струился ручей.

– Ты могла стать хозяйкой всего этого, – заметил Хью, очертив широким жестом зеленые и золотистые поля, раскинувшиеся под голубым небом, на котором кудрявились пушистые облака.

Джоанна не нуждалась в напоминаниях брата. С момента прибытия сюда в числе приглашенных на свадьбу она ни о чем другом не думала. Рамсуик полностью соответствовал ее представлению о рае – тучные пастбища, ухоженные поля, рощи, ручьи и очаровательная деревенька, состоявшая из нескольких коттеджей с соломенными крышами. Все здесь было пронизано покоем, и она чувствовала себя принадлежащей этому месту в гораздо большей степени, чем в тесном и шумном Лондоне. Что ж, она сама постаралась, чтобы Рамсуик не стал ее домом.

Улыбнувшись, Джоанна кивнула в сторону новобрачных, которые шли, держась за руки, во главе процессии.

– Посмотри на них. Так и должно было случиться. Они созданы друг для друга.

Хью помолчал, затем тихо заметил:

– Полагаю, вы с Грэмом тоже.

Хью узнал об их отношениях однажды утром, когда явился с визитом раньше, чем обычно, проведя ночь за игрой в кости и выпивкой, и застал сержанта, спускавшегося со второго этажа в одних подштанниках. Обвинив Грэма в нарушении обещания не компрометировать Джоанну, Хью напомнил ему о своей угрозе отрезать у него определенную часть тела и засунуть се ему в глотку. Не приходилось сомневаться, что он потребовал бы от Грэма жениться на его сестре, не будь тот таким неподходящим кандидатом в мужья. Гнев Хью оказался недолгим, угаснув, как обычно, перед лицом возмущенной Джоанны, заявившей, что никто ее не скомпрометировал и не воспользовался ее положением.

О чем она и напомнила ему сейчас, чувствуя, что назревает очередное из его осторожных нравоучений.

– У меня есть любовник, Хью. Возможно, это грешно и недальновидно, но я взрослая женщина, в конце концов, и имею право на собственные ошибки.

– В том-то и дело, сестренка, – негромко отозвался Хью, стараясь не привлекать внимания окружающих. – Ты всегда поступала так, как считала нужным, и довольно часто тебе приходилось сожалеть об этом. Просто мне не хочется, чтобы ты снова пострадала.

– Грэм не Прюит, Хью.

– На первый взгляд нет. Клянусь Господом, мне нравится этот парень. Но подумай сама! Прюит вначале завлек тебя, а потом сбежал за границу. Как и Грэм.

– Грэм не сбежал, – напряженно возразила Джоанна. – Он должен был доставить Аду Лефевр в Париж. Именно для этого его сюда и послали. Через несколько недель он вернется. Я говорила тебе об этом.

– Да, но ты не сказала зачем.

– Что зачем?

– Ты сказала, что он вернется в Англию навсегда. Но зачем? Означает ли это, что лорд Ги даст ему другое задание? Или он собирается поступить на службу к другому Лорду. А может он намерен продавать свои услуги, как это делаю я?

– Нет, только не это. – Она не сможет так жить. Достаточно плохо, что ее любимый брат постоянно отсутствует, рискуя своей жизнью на чужбине ради иноземных властителей Она не вынесет, если Грэм тоже станет наемником.

– Тогда зачем он возвращается, Джоанна? Ради тебя! Он что, нашел способ зарабатывать…

– Я не знаю, черт возьми! – Несколько голов повернулись к ним. Щеки Джоанны загорелись, она опустила голову уставившись на траву по которой они шагали.

С отъезда Грэма прошло три недели, но Джоанне они пока запись тремя годами. Она отчаянно тосковала по нему. Ей хотелось видеть его обнимать, шептать ему на ухо свои сокровенные мысли.

– Кстати, что Грэм подразумевал под несколькими неделями? – не отставал Хью. – Четыре недели? Пять? Шесть?

– Не знаю, – буркнула Джоанна, всей душой сожалея, что не знает ответа на этот вопрос. – Хью, я действительно не хочу говорить об этом.

Он обнял ее за плечи.

– Понимаю, но я считаю себя ответственным за тебя. Ведь, кроме меня, у тебя никого нет.

Что верно, го верно. Их отец, лорд Уильям из Уэксфорда, приглашенный на свадьбу, как и большинство местной знати отказался приехать, когда узнал, что Джоанна будет в числе гостей. Она лишний раз убедилась, что у нее больше нет отца. Он исключил ее из своею мира Хью – единственный, кто у нее остался.

И Грэм.

– Как у вас все это получится? – поинтересовался Хью.

– Как-нибудь получится. – Должно получиться. Джоанна положила руку на живот, ощущая легкую дурноту. Впереди на лужайке, там, где должна была состояться свадебная трапеза виднелись столы, установленные под белыми тентами, трепещущими на ветру вокруг сновали слуги, разнося подносы с белым хлебом Кусочек хлеба обычно успокаивал ее утреннее недомогание. Надо будет отщипнуть немного, когда они доберутся до столов.

– Я виню себя зато, что привел его в твой дом, – сказал Хью.

– Ты уже говорил мне это тысячу раз. Что касается меня, я очень благодарна тебе за то, что Грэм Фокс появился в моей жизни. – Джоанна чмокнула брата в чисто выбритую щеку. – Спасибо.

– Вряд ли ты станешь благодарить меня, когда он разобьет тебе сердце.

– Он не собирается разбивать мое сердце.

– Он сказал, что любит тебя?

– Сколько раз можно повторять, что я не хочу говорить на эту тему?

– Понятно, – печально уронил Хью. – Так я и думал.

– Я знаю, что он любит меня. Просто не хочу говорить об этом. Сзади послышались детские крики, становясь все громче по мере приближения Кэтрин и Элис, которые с радостным смехом неслись по полю, держась за руки. Джоанна не узнала бы Элис, встреть она ее в другом месте. Она больше не была беспризорной бродяжкой, обреченной скитаться по лондонским улицам. Теперь она была воспитанницей лорда Роберта из Рамсуика и, благодарение Господу, выглядела очаровательно в белой шелковой тунике и венке из маргариток, украшавшем ее длинные золотистые волосы.

– Добрый день, мистрис! – крикнула Элис, пробегая мимо со своей названой младшей сестрой. – Добрый день, сэр Хью!

Джоанна и Хью ответили на приветствие, но девочки уже были слишком далеко, чтобы услышать их.

– Элис просто расцвела здесь, – заметила Джоанна.

– Ты бы тоже расцвела, живя в таком месте.

– Наверное. – Джоанна в этом не сомневалась. Она тосковала по тишине и безмятежности сельской местности. Каждый вечер, засыпая, она представляла себе, что живет в очаровательном маленьком коттедже где-нибудь вдалеке от утомительной лондонской суеты. В ее воображении, разумеется, Грэм был рядом, а она была его женой.