Глава 39

Лето кончилось, но еще долго стояла прекрасная погода, и только в октябре появились первые признаки настоящей осени. Листья огромных дубов и вязов начали менять цвет и постепенно опадать. Солнце теперь поднималось не так высоко, и его лучи хотя и были жаркими, но уже не такими палящими, как летом.

Конечно, изменилась и река. Добрая старая Миссисипи всегда была разной в зависимости от времени года.

В долгие жаркие дни июля и августа широкая река принимала яркий золотистый оттенок. Над ее поверхностью кишели мириады насекомых. На закате река сначала ненадолго обретала цвет расплавленной меди, потом, когда солнце начинало прятаться за ее западный берег, река становилась кроваво-красной.

Теперь, когда осень полностью вступила в свои права, изменив цвета буйной растительности, по широкой реке лениво плыли разноцветные листья. Скоро, очень скоро берег по утрам начнет покрываться кружевом льда, ночи станут совсем холодными, река остынет и в западную часть штата Теннесси придет зима.

Никто не говорил о том, что расставание неизбежно, но и Мэри, и Клей чувствовали, что им не доведется вместе встретить Рождество. Это было их первое Рождество после свадьбы.

Клея удивляло, что его оставили в Мемфисе на столь долгий срок. В управляемом федералами городе было тихо и спокойно. Оккупационным властям удалось если не совсем искоренить, то существенно снизить активность контрабандистов. В сущности, Клею нечего было здесь делать. В любой момент капитан мог получить приказ отправиться в район боевых действий.

Но Мэри он об этом ничего не говорил.

Когда на утес Чироки пришел ноябрь, с севера подули холодные ветра. Несмотря на холод, Мэри напоминала весенний цветок. Ее темные глаза светились внутренним светом, на бледных щеках появился румянец.

Клей спрашивал себя, не чудится ли ему, что его молодая жена с каждым днем становится все прекраснее. Он не догадывался, что глаза Мэри сияли от того, что она хранила чудесный секрет. Мэри не без оснований подозревала, что беременна, но она решила сказать об этом мужу только после того, как будет абсолютно уверена.

В первую же неделю ноября Мэри договорилась с доктором Кейном, что во вторник он ее осмотрит. Это был тот самый седовласый врач, с которым она долгое время бок о бок работала в госпитале.

День выдался хмурый и холодный. Доктор подтвердил предположения Мэри, и весь мир для нее наполнился солнечным светом.

– Вы действительно беременны, миссис Найт, – сказал врач, – вам следует ожидать рождения ребенка в начале июня.

– Ох, доктор Кейн, огромное вам спасибо! – радостно воскликнула Мэри.

Пожилой доктор улыбнулся сияющей молодой женщине.

– Благодарите не меня, благодарите своего мужа! – рассмеялся он собственной шутке.

– Я так и сделаю, – ответила Мэри.

– Должно быть, вы забеременели в брачную ночь, – вслух размышлял доктор, считая на пальцах.

Мэри почувствовала, что краснеет.

– Похоже, что так.

Она вскочила со стула, собираясь выйти из захламленного кабинета, располагавшегося на первом этаже госпиталя графства Шелби, но доктор остановил ее:

– Подождите, Мэри Элен! Присядьте и давайте немного поговорим.

Мэри улыбнулась, кивнула и села, но была не в силах сидеть спокойно. Она то взволнованно сцепляла и расцепляла руки, то постукивала ногой по полу.

– Господи, мне еще столько предстоит узнать! Я ведь в жизни не имела дела с младенцами, и я… Почему вы хмуритесь, доктор Кейн? Что случилось?

– Хмурюсь? Я и не заметил!

Доктор наклонился над своим письменным столом, снял очки и сказал:

– Мэри Элен, я не хочу вас напрасно пугать, но как врач я обязан вас предупредить, что у вас, вероятно, будут трудные роды. Одни женщины созданы для рождения детей, другие нет.

Теперь и Мэри нахмурилась:

– Вы же не хотите сказать, что я не могу…

– Нет, нет! Ничего подобного. Я просто хочу вам сказать, что, когда придет время, вам, возможно, придется немало пострадать и…

– И это все? – снова просияла Мэри. Она снова вскочила. – Мне кажется, что я в состоянии терпеть боль не хуже других! – Глаза ее сверкали от волнения. Она добавила: – Не волнуйтесь! Обещаю вам, что не буду вести себя как балованное дитя!

– Я знаю, что не будете! Я просто хочу быть уверен, что, как только у вас начнутся схватки, вы пошлете кого-нибудь за мной.

– Непременно, доктор Кейн! Я с нетерпением буду ждать этого счастливого дня!

Мэри очень хотелось поскорее рассказать Клею о том, что у них будет ребенок.

Рабочий день был окончен. Мэри надела теплый шерстяной плащ, накинула на голову капюшон и вышла на улицу. Шел легкий моросящий дождик.

На улице к Мэри тут же подошел юный лейтенант Джонни Бриггс.

– Добрый вечер, миссис Найт! Капитан Найт очень занят и просил меня отвезти вас домой. – Молодой человек кивнул в сторону ожидавшей коляски.

– Спасибо, лейтенант Бриггс! – ответила Мэри. Подумав, она перестала огорчаться из-за того, что не может немедленно рассказать все Клею. Так даже лучше. Так, даже гораздо лучше. Она расскажет ему, когда они будут одни. Он обрадуется не меньше, чем она сама, а если они будут наедине, ему не нужно будет скрывать своей радости.

Несмотря на хмурое небо и непрекращающийся дождь, Мэри улыбалась всю дорогу до Лонгвуда. Дома она отдала Тайтесу мокрый плащ и спросила, где муж.

– Он в кабинете, – ответил слуга.

Мэри так спешила повидать Клея, что не обратила внимания на встревоженный вид старого Тайтеса.

Но, остановившись в дверях кабинета, она увидела красивое лицо Клея и все поняла. Она давно предчувствовала скорую разлуку, понимала се неизбежность, но старалась поменьше думать об этом, поскольку ничего нельзя было изменить.

Клей уезжал.

Капитан Найт заметил стоящую в дверях жену и улыбнулся. Поднявшись из-за стола, он пошел Мэри навстречу и обнял ее. Некоторое время он молча гладил ее светлые волосы.

Молодая женщина была так потрясена, что ей хотелось крикнуть мужу: «Молчи! Ничего не говори! Ты не можешь уехать! Я тебя не пущу! У нас будет ребенок, и ты нужен нам обоим!»

Но вслух она ничего не сказала. Мэри молча стояла, вдыхая чистый, свойственный только ему одному его запах.

Целуя жену в висок, Клей сказал:

– Любимая, я покидаю Мемфис.

Она крепче обняла мужа, прижалась к нему, словно могла его не пустить, и спросила:

– Куда?

– На корабле «Каир» я ухожу вниз по Миссисипи.

– Когда? – спросила она едва слышно.

Клей взял ее лицо в свои ладони и приподнял вверх.

– Сегодня вечером.

Изо всех сил, стараясь держать себя в руках, Мэри бодрым голосом сказала:

– Я помогу тебе упаковаться!

– Я уже собрался, все готово, – ответил он.

– А! Ну, тогда… – Клей прервал ее:

– Прежде чем я уеду, любимая, я хочу, чтобы мы еще раз занялись любовью.

Мэри пыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло.

– С удовольствием, капитан Найт!

Рука об руку супруги поднялись наверх, прошли на хозяйскую половину дома. В большой спальне в мраморном камине ярко горел огонь, согревая и освещая комнату. Тяжелые дамастовые занавески были задернуты. По оконным стеклам стучал мелкий дождь. В спальне было тепло и уютно.

Весь мир со всеми его проблемами остался за дверью.

Мэри ни словом не обмолвилась о том, что у них будет ребенок. Ей не хотелось беспокоить мужа перед отъездом. Раздевшись, она забралась на огромную перину. Не отрывая глаз, смотрела она на своего смуглого супруга, которому были открыты не только ее объятия, но и ее душа.

Пляшущий огонь камина освещал два обнаженных тела, отражавшихся в многочисленных зеркалах. И, сливаясь с любимой, Клей прошептал:

– Мое сердце, было, есть и будет твоим. Ты меня так приворожила, что ни время, ни расстояние не могут ничего изменить. Помни об этом, Мэри. Я всегда любил только тебя!

Когда супруги покинули спальню, дождь сменился холодным туманом, а небо по-прежнему было свинцово-серым. Спустившись вниз, Клей сказал:

– Мэри, я не хочу, чтобы ты ехала со мной на пристань.

Жена улыбнулась ему:

– Боишься, что я стану плакать и поставлю тебя в неловкое положение?

– Нет, – лукаво, по-мальчишески улыбнувшись, ответил он. – Я боюсь за себя.

– Позволь мне проводить тебя до ворот.

Клей кивнул и закутал Мэри в теплый плащ с капюшоном. Сам он надел шинель. Они только собрались уходить, как вошел Тайтес.

Капитан пожал ему руку и ласково обнял за плечи.

– Тайтес, я хочу попросить тебя об огромном одолжении.

– Вы только скажите, капитан!

– Присмотри за Мэри вместо меня!

– Присмотрю! – Тайтес закивал седой головой. – А вы поберегите себя!

– Я постараюсь. До свидания, старина!

Клей взял Мэри за руку и повел ее к выходу. По дороге он сказал жене, что оставляет в Лонгвуде двоих своих людей, которые будут ее охранять.

– Джонни Бриггса ты знаешь. И лейтенанта Дэйва Грейбила ты тоже не раз видела – это крупный застенчивый блондин с ослепительной улыбкой.

Кивая, Мэри слушала мужа.

– Оба они хорошие люди. Если тебе что-нибудь понадобится, скажи Бриггсу. Я буду высылать тебе свое жалованье, но если у тебя кончатся деньги, то в Мемфисе, в отделении Национального банка, что на Франт-стрит, у меня есть счет. Возьмешь сколько потребуется.

Супруги подошли к воротам, миновали их и вышли за пределы усадьбы.

– Может быть, я что-нибудь забыл?

– Нет, – ответила Мэри, – ты подумал обо всем. – Они подошли к оседланному коню. Большой черный жеребец фыркал и мотал головой, предчувствуя дальнюю дорогу.

– Подожди чуть-чуть! – сказал Клей коню и обратился к жене: – Ты хочешь мне что-то сказать?

Мэри страшно хотелось крикнуть: «Да! Мне нужно тебе сказать, что у нас будет ребенок!» – но она сдержалась.

– Нет, ничего. Со мной будет все в порядке. Пожалуйста, не беспокойся обо мне.

– Тогда поцелуй меня! – сказал он и обнял жену.

В этом поцелуе Мэри хотелось передать ему всю свою любовь.

Клей вскочил в седло. Мэри подошла поближе и положила руку ему на бедро.

Капитан Клей Найт посмотрел сверху на женщину, которую он любил с детства, и его сердце сжалось от боли. Он снова вынужден ее покинуть.

– Всегда помни, Мэри, что ты – мое сердце. Я люблю тебя, дорогая, и я вернусь к тебе!

Мэри улыбнулась ему со слезами на глазах и сказала:

– Ты должен вернуться! Обещай мне, что ты останешься жив.

– Обещаю!

И Клей наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание.

Глава 40

Туман все еще не рассеялся. Опять зарядил дождь. Мэри стояла и смотрела, как удаляется ее муж по подъездной дороге. Когда он достиг Ривер-роуд, она сказала себе, что уйдет в дом. Но не ушла.

Она стояла и смотрела, как лошадь и всадник становятся все меньше и меньше, и вот они уже совсем скрылись из виду.

Но Мэри все равно не пошла в дом.

Она просто сменила наблюдательный пункт, найдя удобное местечко на высоком берегу. Она пожалела, что ей не пришло в голову захватить мощный полевой бинокль, и очень обрадовалась, когда Тайтес догадался его принести – он окликнул ее вскоре после того, как она перешла на новое место. Мэри оглянулась и увидела старого слугу в поношенном зимнем пальто, с палочкой, медленно, с трудом спускающегося к ней. Он улыбнулся, показывая ей бинокль.

Мэри засмеялась и побежала ему навстречу.

– Тайтес! Как же ты догадался? Огромное спасибо! – Слуга отдал ей бинокль и тут же принялся ее бранить.

Он погрозил ей костлявым пальцем и сердито сказал:

– Я принес вам бинокль, чтобы вы разок хорошенько посмотрели и пошли в дом! Негоже вам здесь долго стоять!

– Уйду, уйду, обещаю! – сказала она, ласково похлопав старика по плечу.

Тайтес не ушел. Он уже начал употреблять власть, данную ему капитаном.

– Капитан велел мне смотреть за вами, и я сдержу слово, миссис. Если вы в ближайшие несколько минут не уйдете в дом, я срежу с ивы прут и отшлепаю вас по ногам. И я это сделаю, вот увидите!

Мэри не рассмеялась, хотя живо представила себе картинку: старый сгорбленный Тайтес под дождем срезает хворостину. Не менее комична была и сама мысль о том, что старик может ее выдрать. Этот добрый человек в жизни никого не ударил. Мэри сказала:

– Я обещаю хорошо себя вести, ты только позволь мне посмотреть, как Клей приедет на пристань.

Тайтес сделал вид, что сердится, но все же кивнул седой головой и сообщил:

– Часть пути вниз по реке капитан проделает на «Эндрю Джексоне». Янки забрали наш старый пароход, чтобы возить своих солдат.

– Ну, Тайтес Пребл! Ты просто кладезь премудрости! Клей даже не упоминал, на каком корабле пойдет вниз по реке! – искренне удивилась Мэри.

– Я много чего знаю! – проворчал старик, поднимая воротник пальто, потому что у него стали мерзнуть уши. – И всегда знал! – Старый слуга повернулся и похромал прочь, опираясь на палку и бормоча про себя: – Да разве кто-нибудь меня слушает! Даже внимания не обращают на то, что я им говорю, потому что…

Сердечно улыбнувшись вслед доброму старику, Мэри повернулась к реке и, поднеся к глазам бинокль, принялась внимательно осматривать пристань.

Она оглядела множество судов, стоявших у причала: шаланды, плоты, баржи, рыбачьи лодки, паровые буксиры и другие суда.

Наконец Мэри отыскала «Эндрю Джексона».

Крепко держа бинокль замерзшими руками, она, почти не мигая, смотрела на пароход до тех пор, пока не увидела Клея. И тогда руки ее дрогнули, и она невольно сбила резкость.

– Ну вот! – рассердилась на себя Мэри.

Быстро овладев собой, она поправила резкость и отчетливо увидела высокого смуглого офицера, который вел по трапу норовистого коня.

Теперь Мэри не отрывала глаз от мужа.

Как только Клей поднялся на палубу, к нему подскочил боцман. Капитан скинул тяжелую шинель и передал ее и поводья боцману, который тут же увел коня из поля зрения Мэри.

Заработали машины парохода, выбросив из трубы клубы пара. Гребные колеса принялись вспенивать воду, звякнул колокол, и пароход медленно отошел от пристани.

Капитан легко поднялся по трапу на штормовой мостик. «Эндрю Джексон» выходил на середину реки. Клей кивнул лоцману, стоявшему в застекленной рулевой рубке, и прошел на палубную надстройку.

Быстро смеркалось – холодный и дождливый ноябрьский день уступал место вечеру. Пароход шел с зажженными огнями. Он направлялся на юг и был уже напротив Лонгвуда.

В мощный полевой бинокль Мэри отчетливо видела мужа. Он стоял на мостике один. Синяя форма эффектно контрастировала с ослепительно белым поручнем. Его мокрое от дождя лицо было повернуто к утесу Чироки. Холодный ноябрьский ветер трепал иссиня-черные волосы, поднимая их над головой Клея.

У Мэри ком подступил к горлу. Она думала о том, что жаркой июньской ночью громадная Миссисипи привела к ней мужа и она же забрала его холодным ноябрьским вечером.

«Клей! – Губы женщины беззвучно произносили его имя. – Ох, Клей, вернись! Вернись ко мне!»

К удивлению Мэри и к ее огромной радости, смуглый мужчина, к которому она мысленно обращалась, поднял руку и помахал ей! Он ее видит! Он знает, что она здесь!

Смеясь и плача, Мэри подняла руку и изо всех сил замахала в ответ. В мощный бинокль она видела, как на его лице появилась радостная мальчишеская улыбка. Она послала мужу воздушный поцелуй. В ответ Клей послал ей два воздушных поцелуя – высоко вскинув вверх сразу обе руки.

Очень скоро он скрылся из виду.

Мэри осталась одна в густых туманных сумерках. «Эндрю Джексона» уже не было видно, темная угрюмая река была пустынна.

Женщина опустила тяжелый бинокль. Она дрожала от холода и страха.

Клея нет. Он уехал. И он может вообще не вернуться.

Пока Клей был с ней в Лонгвуде, войны для Мэри, словно не существовало. Но теперь, когда он уехал, война не выходила у нее из головы. Теперь она жадно читала «Мемфис эпил» и другие газеты, которые удавалось достать, и ежедневно справлялась у Джонни Бриггса о том, какие и где идут сражения на воде и на суше.

Незадолго до Рождества пришла весть о том, что корабль «Каир», на котором находился Клей, 12 декабря затонул на реке Язу. Были раненые, но количество погибших не сообщалось. У Мэри похолодело сердце.

В ожидании более подробных сведений Мэри провела одну из самых трудных недель в своей жизни. Наконец в штаб северян в Мемфисе пришла депеша, и лейтенант Бриггс принес в Лонгвуд добрую весть. Капитана Найта не было в списках погибших и раненых. Несколько дней спустя Мэри получила коротенькое письмо от Клея, где он сообщал, что жив-здоров и будет продолжать в том же духе. Теперь капитан был на пути в Арканзас, где ему предстояло соединиться с флотом адмирала Дэвида Портера.

Мэри было велено не беспокоиться.

Она опустила письмо и покачала головой.

Не беспокоиться? Но она только и делала, что беспокоилась. Как и тысячи других жен, матерей, сестер и возлюбленных, она постоянно опасалась за жизнь любимого человека.

Когда Клей отправился на войну, работа в госпитале приобрела для Мэри особое значение. Каждый раз, наклоняясь, чтобы утешить страждущего, Мэри представляла себе, что это Клей лежит раненый и беспомощный, и сострадание наполняло ее сердце. Женщина говорила себе, что ей следует быть более внимательной и ласковой с ранеными. Она с удвоенными силами принялась ухаживать за больными, отдавая раненым и умирающим максимум внимания и заботы. Герои войны это заслужили.

Раненым, за которыми она ухаживала, было совершенно не важно, что Мэри была женой офицера северян. Людям, о которых она так терпеливо и сочувственно заботилась, ее прелестное личико казалось солнечным лучиком во тьме их страданий. А ее ласковые руки несли им утешение и облегчали боль.

Мэри трудилась очень усердно и помногу часов, понимая, что очень скоро она уже не сможет работать в госпитале. Теплые зимние платья уже стали ей тесны в талии, и доктор Кейн предупредил ее, что работа в госпитале слишком тяжела для будущей матери. Первое января стало ее последним рабочим днем. Мэри была на пятом месяце беременности и собиралась остальное время до рождения ребенка провести в Лонгвуде.

Теперь, когда она не была занята в госпитале, время тянулось очень медленно. Это была самая долгая и одинокая зима в жизни Мэри Пребл Найт. Она каждый день ждала писем и молилась, но Клей писал нечасто. Со времени его отъезда она получила всего несколько писем и теперь без конца их перечитывала.

Настроение Мэри было мрачным, как погода зимой. Январь и февраль показались бесконечной вереницей холодных хмурых дней. Одна за другой кружили в городе снежные метели. По темной реке мимо замерзших берегов плыли огромные льдины. Мэри чувствовала себя в Лонгвуде как в тюрьме, и если бы не Лия, которая частенько приходила ее навестить и ободрить, могла бы помешаться от одиночества – общества слуг было ей явно недостаточно.

Каждую ночь хозяйка Лонгвуда лежала в своей большой кровати красного дерева и думала о муже. Ей так хотелось, чтобы Клей был рядом! Она думала о том, где он и что с ним. Может быть, ему голодно и холодно, может, он страдает от усталости? А может, он ранен? Мэри гнала от себя эту мысль. Клей не ранен. Он не будет ранен!

Господь всемогущий, спаси и сохрани Клея!

Наконец в штат Теннесси пришла весна, и никто не радовался ей больше, чем одинокая беременная Мэри Пребл Найт. Даже в хорошую погоду она не могла никуда пойти, потому что Тайтес более чем прозрачно намекнул ей, что леди в ее положении на людях не появляются.

– Ваша мама перевернулась бы в гробу, если бы узнала, что вы прогуливаетесь по улицам Мемфиса в таком виде!

– Тайтес, я вовсе не собираюсь прогуливаться! – говорила она ему, прижимая руку к ноющей спине. – Но неужели кто-нибудь будет шокирован, если я просто посижу у себя на галерее перед домом?

– Вам следует подождать, пока зайдет солнце, – поучал ее Тайтес. – Тогда меньше прохожих.

– Я вовсе не собираюсь дожидаться захода солнца, – заявила Мэри и, несмотря на протесты старого слуги, все же устроилась в кресле-качалке на галерее.

Она вздохнула и задумчиво посмотрела на подъездную дорогу. В один прекрасный день Клей вернется к ней по этой самой дороге, и она выбежит ему навстречу с младенцем на руках. При мысли об этом Мэри улыбнулась и положила руку на округлившийся живот.

Был солнечный майский день. Мэри сидела, покачиваясь в кресле, а яркие бабочки порхали с цветка на цветок. Душистый ветерок перебирал ей волосы на висках, а от кустов, что росли у северной части дома, доносился сладкий запах жимолости.

Мэри грезила наяву, мечтала о долгих счастливых годах, которые они с Клеем и детьми проведут в Лонгвуде. Убаюканная такими мыслями, она уснула.

Она спала лишь несколько минут, когда раздался цокот копыт по усыпанной галькой дороге. Мэри поморгала и присмотрелась. У ворот спешился лейтенант Бриггс.

Женщина затаила дыхание. Она осталась на месте, а рыжеволосый молодой человек поспешил к ней. Когда он подошел ближе, по его лицу встревоженная хозяйка Лонгвуда поняла, что новости хорошие. Мэри расслабилась и улыбнулась лейтенанту.

Он приехал рассказать ей о полученной в штабе депеше. В ней говорилось о том, что восемнадцатого мая адмирал Портер направил шесть боевых кораблей вверх по реке, чтобы поддержать генерала Гранта, который вел военные действия к востоку от Виксбурга.

Командовал этой флотилией капитан Клейтон Террел Найт.

Глава 41

Утро, 21 мая 1863 года

Капитан Клей Найт, стоящий под яркими лучами солнца на носу флагмана «Цинциннати», поежился. Несмотря на теплое солнышко, ему было холодно, и руки его чуть-чуть дрожали. Нервным движением капитан достал из внутреннего кармана сигару, сунул ее в рот и зажег.

Глубоко затянувшись, он подумал о том, что никогда прежде не испытывал ничего подобного. До сих пор страх был ему неведом. А сейчас ему было страшно. Странно. Он совершенно не боялся, когда молоденьким лейтенантом его отправили в Буэнос-Айрес защищать своих сограждан. Не боялся, когда ему пришлось выбивать бандитов из Шанхая. Не испугался и тысячи враждебно настроенных индейцев в Сиэтле, штат Вашингтон.

Долгие годы капитан Найт вообще не знал, что такое страх.

А теперь знает.

Щурясь от яркого солнца, Клей честно сказал себе, что боится. Через час его корабли подойдут к хорошо укрепленному Виксбургу, занятому конфедератами. И начнется бой. Всего лишь через час ему придется драться. Для него в этом бою было только две возможности: либо город падет, либо Клей погибнет на боевом посту. Ничего другого быть не может.

Без боя Виксбург не сдастся, и бой этот будет очень тяжелым. Засевшие в городе солдаты и горожане знали, что, если Виксбург падет, Конфедерация будет разделена на две части. И тогда они, скорее всего, проиграют войну.

Дым от сигары попал Клею в глаза. Он поморщился. Потом вспомнил о письме и похлопал себя по карману. Аккуратно сложенное и запечатанное письмо было на месте. Минувшей ночью капитану не спалось, и, не в силах отделаться от предчувствия, что в предстоящем бою с ним случится что-то плохое, он поднялся с постели и написал письмо Мэри. Письмо с надписанным адресом было готово к отправке.

Если его убьют или ранят, письмо найдут у него в кармане и отправят жене.

Отгоняя рукой, дым от лица, Клей подумал о том, что раньше он не боялся потому, что ему было все равно, будет он жить или нет. И это безразличие придавало ему мужества.

А теперь у него было ради чего жить. Теперь, когда ему очень хочется жить, его, скорее всего, убьют.

Но очень скоро у Клея не осталось времени на размышления. Город-крепость быстро приближался по правому борту «Цинциннати». Капитан отдал приказ команде приготовиться к бою, а сам принялся внимательно осматривать извилистый, поросший лесом берег. Вот он поднял руку, команда открыла огонь и вела его не переставая.

Попытка с ходу штурмом взять Виксбург провалилась. Клей предполагал, что так оно и будет. Армия генерала Гранта приготовилась к длительной осаде, и флот адмирала Портера должен был ей помочь. В первые же шесть дней хорошо вооруженные военные корабли засыпали город тысячами снарядов. Батареи восставших вели беспорядочный огонь с бысокого берега, но причиненный ими урон был незначителен.

– Они долго не продержатся, – сказал капитану вспотевший артиллерист на закате шестого дня, когда стрельба ненадолго затихла.

– Ты не знаешь, до чего упрямы южане! – ответил ему Клей. – Мы можем простоять здесь очень долго. Они будут держаться до тех пор, пока…

Фраза осталась неоконченной.

Как только батареи южан возобновили огонь, орудия «Цинциннати» тут же им ответили. Перестрелка была яростной. По всей реке были видны вспышки выстрелов, и слышался оглушающий грохот орудий. Густой черный дым поднимался вверх. Артиллеристы на кораблях и на батарее уже не видели, куда стрелять. Дым заполнял легкие. Раздавался жуткий вой шрапнели. С разных сторон доносились стоны раненых и умирающих, но из-за дыма их не было видно.

Капитан Найт отдавал ясные и четкие приказания, не обращая внимания на то, что у него слезились глаза и першило в горле. В пылу битвы страх оставил его. Достойный выпускник Аннаполиса хладнокровно исполнял свои обязанности, демонстрируя прекрасную выучку и способность руководить людьми в критических обстоятельствах. Капитан выкрикивал очередное приказание, когда снаряд с батареи попал в пороховой погреб «Цинциннати». Взрыв корабля был так силен, что в этот поздний час стало светло как днем.

– Мэри! – прошептал Клей, когда темные воды Миссисипи сомкнулись у него над головой и заполнили его пробитые шрапнелью легкие.

– Клей! – закричала Мери, и села на постели. – Нет! Нет! Клей!

Сердце ее стучало так сильно, что от боли Мэри прижала руки к груди. Неожиданно проснувшись посреди ночи, она задрожала и покрылась холодным потом – ладони стали липкими, лицо блестело. Мэри была охвачена жутким страхом – разбудивший ее ночной кошмар показался реальностью.