Высокий. Стройный. Злобные черные глаза. Высокие скошенные скулы. Белый шрам, пересекающий левую щеку. Золотой браслет с бирюзой на правом запястье. Да, это был тот самый индеец!
Но сейчас его густые иссиня-черные волосы не спадали свободными прядями с обеих сторон смуглого чеканного лица. Они были перехвачены сзади, у шеи, узкой белой полоской кожи. И ни о какой наготе даже и речи не было: вместо куцей набедренной повязки на нем красовалась форма капитана мексиканской освободительной армии!
На широких плечах безупречно сидел отлично сшитый голубой мундир, медные пуговицы блестели в лучах заходящего солнца. Плотные белые брюки в обтяжку облегали его мускулистые бедра. Высокие блестящие черные сапоги доходили до колен.
Он стоял перед Эми, широко расставив ноги; вся его высокая статная фигура дышала чудовищным высокомерием и чувством собственного превосходства. В правой руке у него был свернутый кольцами хлыст. Прищуренные темные глаза молча приказывали ей встретить его взгляд.
Наконец она подчинилась этому приказу, хотя и дрожала от страха.
И тогда его твердый рот сложился в дьявольскую усмешку, а длинный зловещий шрам на левой щеке сверкнул ужасной белизной на темном фоне лица. Не переставая улыбаться, он небрежно похлопывал свернутым черным ремнем по своему мускулистому бедру, и этот жест нагонял на Эми еще большую панику.
Стиснув зубы, чтобы они не стучали друг о друга, Эми устремила испуганный вопрошающий взгляд на высокого чужака. Умышленно продлевая ее муки, он стоял перед ней в долгом безмолвии, окруженный странным ореолом от освещающей его сзади вечерней зари, ритмично постукивая себя по ноге хлыстом.
— Когда моим солдатам нужно обратиться ко мне, они называют меня «капитан». Вы знали меня под другим именем.
Все так же в упор глядя на него, Эми отрицательно покачала головой. И он снова усмехнулся:
— Эх, Эми, Эми, так ты… забыла? Тогда позволь мне освежить твою память.
Он проворно расстегнул медные пуговицы мундира, и, когда голубые полы разошлись, Эми увидела на смуглой безволосой груди блестящий тяжелый золотой медальон и почувствовала, что у нее темнеет в глазах.
Одно ловкое движение — и сброшенный с плеч мундир упал на пыльную землю, а его владелец повернулся, и она увидела его иссеченную шрамами спину — следы прощальных приветствий от братьев. И от нее самой.
— Тонатиу! — задохнулась Эми, не веря собственным глазам. Он снова обернулся к ней, и лицо его было тверже камня.
— Нет! — холодно отрезал он. — Впредь никогда так меня не называйте. Мое ацтекское имя могут произносить только те, кого я люблю и кому доверяю. Для вас я капитан Луис Кинтано.
— Нет, нет… — едва слышно прошептала Эми с полными слез глазами. — Ты Тонатиу! Благодарение Господу, ты жив! О, Тонатиу, я думала, что ты…
— Что я мертв? — перебил он. — Ну, конечно же, вы так думали. Вы с вашими любящими братьями сделали все, что могли, но…
— Нет, нет! — горячо повторила она. — Тонатиу, ты должен позволить мне объяснить…
— Тут нечего объяснять, миссис Парнелл, — бросил Луис и снова хлопнул себя по ноге свернутым хлыстом.
— Должны? — переспросил он. Его подбородок закаменел, а глаза стали подобны осколкам черного стекла. — Как именно вы должны были поступать? Заниматься со мной любовью, а потом унижать меня? Позаботиться, чтобы меня избили и бросили умирать в пустыне? Выйти замуж за человека, с которым вы виделись тайком от меня?
— Нет! Нет! У меня никого не было, кроме тебя, Тонатиу! — выкрикивала она, раскрасневшись от захлестнувшего ее урагана чувств. — Клянусь! Только ты… Но братья.. Они убили бы тебя!..
— Убили бы? — яростно повторил он. — Вина лежит на вас, миссис Парнелл. Вы убили несмышленого доверчивого юнца, который боготворил вас! Вот он действительно мертв!
Неприкрытая ненависть бушевала в его глазах, и Эми поняла: ей не удастся разубедить его ни в чем, и что бы она ни сказала, это не изменит его отношения к ней самой.
Тем не менее она не оставила попыток достучаться до его сердца… но все было тщетно. В конце концов, покачав головой, она горестно пробормотала:
— Вы утратили любовь глупого мальчишки. Я — не тот мальчик. Я капитан Луис Кинтано и чужой для вас человек.
Полными слез глазами она всматривалась в его ястребиное лицо, тщетно отыскивая в нем сходство с милым мальчишеским обликом юного Тонатиу. Нет, она не хотела отрекаться от него.
— Я знала тебя всю мою жизнь, — тихо проговорила она.
— Вы вообще меня не знаете, — был холодный ответ.
С этими словами он размотал длинный черный ремень хлыста и, быстро обогнув Эми, остановился позади нее. Ожидая, что в любое мгновение на нее может обрушиться сдирающий кожу удар хлыста, Эми скрипнула зубами и решительно уставилась на пламенеющий горизонт, линия которого дрожала и шла волнами из-за пелены слез, застилающей глаза.
Они оба долго хранили молчание. Она — с поднятыми над головой связанными запястьями, с голой спиной и с мучительной болью в сердце; он — с хлыстом в руках, с глазами, прикованными к нежной спине, уязвимой и открытой взору, соблазнительно розовеющей в свете вечерней зари.
Луис замахнулся, и хлыст взвился вверх, а потом со свистом ударился о землю. Когда хлыст рассек воздух в каком-то дюйме от ее спины, Эми невольно вздрогнула и уже не нашла в себе сил сдержать рыдания. Она плакала не таясь, и вдруг Луис отбросил свое ужасное орудие, вытащил из-за пояса белых брюк острый кинжал и перерезал веревку, которой Эми была привязана к перекладине ворот.
Уронив все еще связанные запястья, обессиленная страхом и страданием, Эми покачнулась и едва не упала. Луис подхватил ее и притянул к себе. Прижав к груди ее спину и обвив ее руками, он перерезал и путы, оставившие красные полосы у нее на запястьях. Ее руки бессильно повисли, и оба снова замерли в неподвижности. Он — позади нее, ощущая трепет и мягкость ее стройного тела. Она — устало приткнувшись к нему в поисках опоры и при этом чувствуя, что ей совершенно чужды и жар, исходивший от его груди, и его стальная твердость.
Луис поднял ее на руки и понес к терпеливо ожидавшему коню, усадил в седло и сам вскочил в него позади нее, сразу же ударив каблуками сапог по бокам вороного жеребца. Крупный скакун немедленно сорвался в галоп. Эми не могла унять слезы, и смуглая грудь Луиса, к которой прижималась ее щека, была уже совсем мокрой.
Он отвез ее прямо к асиенде.
Мексиканские солдаты, без дела слонявшиеся перед крыльцом, благоразумно отводили взгляды, успев заметить, что капитан, их командир, обнаженный выше пояса, спешился, на руках пронес красивую белокурую женщину по дорожке, поднялся на крыльцо и исчез вместе с ней в доме.
Все было спокойно.
В тускло освещенном коридоре нижнего этажа никого не было видно. Кругом царила тишина. Луис помедлил не более нескольких секунд. Он торопливо осмотрелся и с Эми на руках поднялся по лестнице. От лестничной площадки верхнего этажа он решительно повернул в сторону западного крыла и направился прямо к хозяйской половине. К комнатам, которые уже несколько лет занимала Эми.
С уверенной целеустремленностью Луис вошел в комнату и толчком ноги закрыл за собой тяжелую дверь. Он пересек просторное помещение и остановился перед высокой двухстворчатой балконной дверью, которая была оставлена открытой для ласкового апрельского ветра. Так и не выпустив Эми из рук, он стоял, словно в глубоком трансе, устремив неподвижный взгляд на угасающее солнце.
Рыдания Эми постепенно утихли. Слезы высохли на горячих щеках. Опустошенная и вымотанная до предела, она желала только одного — чтобы этот сильный жестокий человек поскорее оставил ее одну. Она желала, чтобы он скрылся с ее глаз — сейчас и навсегда. Он был прав, когда сказал, что она его не знает. Да, она совсем не знает этого человека и не хочет его знать. Он — бессердечный чужак, и она его смертельно боится. И все-таки…
Не отрывая взгляда от великолепного Солнечного Камня, что покоился на бронзовой груди, Эми уперлась рукой в его плечо и попыталась вывернуться и освободиться.
Это движение вывело Луиса из транса.
На его упрямом подбородке дрогнул мускул. Красноречивым взглядом окинув ее шею и изящные белые плечи, он сказал:
— Даже я, кровожадный дикарь, не потерпел бы, чтобы такое совершенство было обезображено шрамами. Но может быть, другая форма наказания окажется более приемлемой.
Глава 17
Луис слышал ее неровное дыхание и понимал, что она его по-настоящему боится. Ее хрупкое тело казалось напряженным и одеревеневшим, а маленькая рука, упиравшаяся ему в плечо, все сильнее отталкивала его. Ее отвращение не удивляло его и нисколько не обескураживало. По правде говоря, презрение и страх этой лживой лицемерки лишь разжигали в нем желание овладеть ее прекрасным телом.
Он взглянул в эти знакомые синие глаза, и на мгновение в памяти встала леденящая душу картина… Он как бы заново пережил тот момент: он связан, беспомощен, исхлестан кнутом… и над ним издевается юная девушка, которую он любил больше жизни. При этом воспоминании глаза Луиса вспыхнули холодной яростью. Он наклонил темноволосую голову и прижался к мягким дрожащим губам Эми бесцеремонным жестоким поцелуем.
Не питая иллюзий относительно его намерений, Эми тщетно пыталась освободиться. Она отворачивала голову то в одну сторону, то в другую, молотила кулаками по его спине и плечам. Но властный рот оставался намертво припечатан к ее губам, пока Луис медленно опускал ее, чтобы она могла встать на пол. Как только пальцы ее ног коснулись плотного ковра, Луис грубо привлек Эми к своему литому телу, с легкостью удерживая ее одной рукой, обвившейся вокруг тонкой талии.
Его обжигающий поцелуй не прерывался — глубокий захватнический поцелуй, поцелуй необузданного натиска; он порождал у Эми такое ощущение, словно все ее тело осквернено. Влажный шелковисто-гладкий язык вторгался в глубь ее рта с неукротимой животной силой и страстью, подавляющей и внушающей страх.
Когда наконец его безжалостный рот оторвался от ее истерзанных губ, хватило мгновения, чтобы Эми смогла вздохнуть и собраться с силами. Сознание прояснилось, и, не утруждая себя сомнениями, она быстро замахнулась все еще дрожащей рукой… и увесистая пощечина прозвучала в тихой темной комнате, как пистолетный выстрел.
— Ты не смеешь так со мной обращаться! Я не позволю!.. — громко закричала она, отшатнувшись от него, и поспешно подтянула кверху сползающий к поясу лиф изорванного платья.
Луис поднял руку и потрогал пострадавшую скулу; в его глазах горела все та же самая грозная смесь холода и пламени. Странные гипнотизирующие глаза рассеянно следили за Эми, бочком обходящей его, чтобы оказаться у него за спиной. Луис даже головы не повернул. Он стоял на том же месте, перед балконной дверью, потирая лицо.
Сердце Эми зачастило от пробудившейся надежды. Она поспешно двинулась к выходу. Когда ее пальцы ухватились за блестящую медную ручку, она едва сдержала ликующий возглас облегчения. Повернув ручку, она рванула тяжелую дверь.
Какое счастье! Она свободна!
И в это самое мгновение пара сильных рук быстро скользнула вокруг ее талии под разорванным платьем; Эми от изумления даже вскрикнуть не успела, когда у нее под грудью плотно сомкнулись пальцы этих жадных встретившихся рук.
Без всякого почтения Луис снова втянул ее в комнату, а дверь еще раз была захлопнута ударом его ноги. Прижав к себе Эми, он спокойно уведомил ее:
— Я могу сделать с вами все, что захочу, миссис Парнелл. И именно таковы мои намерения.
Его длинные пальцы расцепились, и руки поднялись, приняв в ладони и приподняв кверху ее голые трепещущие груди. И тут страх Эми улетучился, а ярость выплеснулась наружу.
Никому не дано права врываться в ее жизнь после десяти лет отсутствия и приговаривать ее к позорному наказанию. Она не бесхарактерная девочка, которую можно запугать наглостью, и не заезженная шлюха, с которой можно поразвлечься между делом.
Взбешенная донельзя, Эми извернулась в его объятиях, крутанула головой и вонзила острые зубы в голое плечо Луиса, укусив его весьма основательно. Он не издал ни звука, но убрал руки с ее груди, чем она немедленно воспользовалась, чтобы встать перед ним лицом к лицу. Она пылала негодованием и в этот момент не побоялась бы самого дьявола. И уж наверняка не боялась капитана Луиса Кинтано.
Раскрасневшись от гнева, оскалив зубы, как разъяренная рысь, она заорала прямо ему в лицо:
— Я убью тебя, прежде чем позволю тебе меня изнасиловать!
— Не убьешь, — заявил он с беспечной уверенностью и вновь притянул ее к себе.
Его руки, сжавшие с боков ее голову, образовали такой капкан, из которого ей было не вырваться. Он заставил ее запрокинуть голову так, чтобы ее лицо поднялось к его лицу. Приблизив к ней губы, он проворковал:
— Да я и не буду тебя насиловать.
Жестокие твердые губы снова впились в нее, но на сей раз Эми не дала захватить себя врасплох и была полна решимости положить конец мерзким плотским домогательствам. Его горячие губы, влажный язык, белые зубы возобновили свою вызывающую, дразнящую игру, но принимать участие в этой игре Эми не желала. Плотно сжав губы, она одной рукой придерживала спадающее платье, а другой изо всех сил царапала голые плечи и спину Луиса, вдавливая в бронзовую кожу острые ногти.
И все впустую.
Он просто не удостаивал вниманием ни злобное царапанье, ни яростные попытки вырваться из захвата. Устремленный к единственной цели, он продолжал целовать Эми, то покусывая мягкую нижнюю губу, то всасывая ее, то толкаясь языком в барьер стиснутых зубов.
Когда ему, наконец надоели эти односторонние лобзания и он поднял голову, Эми пригрозила:
— Ничего у вас не выйдет, капитан! Я буду орать, и Фернандо с Магделеной живо прибегут.
— Нет, дорогая, не прибегут, — холодно возразил он.
— Нет, прибегут! Вот увидишь, достаточно мне…
— Я принял меры, чтобы оградить нас от любых помех, миссис Парнелл. Ночь всецело принадлежит нам, и можете быть уверены, что нас никто не потревожит.
Эми снова почувствовала себя крайне неуютно.
— Что за выдумки! Они здесь, внизу, и я…
— Ошибаетесь. — Он небрежно качнул головой. — Оба ваших заступника ночуют в восточном крыле асиенды.
Он улыбнулся, и от этой сатанинской усмешки белый шрам у него на щеке растянулся и сморщился.
Ей было ясно, что он сказал правду. Он все продумал заранее, и теперь она, словно угодив в ловушку, заперта в тихом западном крыле асиенды наедине с человеком, вынашивающим планы мести. Сексуальной мести.
Сколь ни было плачевным ее положение, она не смирилась.
— Ты можешь держать меня здесь взаперти до конца дней моих, но это тебе ничего не даст! Я никогда не покорюсь, никогда! Мне омерзительно твое прикосновение, я тебя ненавижу! Слышишь, ненавижу! — восклицала она, борясь с нарастающей паникой. — И всегда буду ненавидеть!
— Так тому и быть, — сказал он, пожав широкими плечами.
— Ты не мужчина! Ты просто дикая тварь! Ты понятия не имеешь ни о чести, ни о приличиях, и я… я…
В его глазах вспыхнул опасный огонь, и она прикусила язык, почувствовав, что сказала лишнее.
Его подбородок угрожающе задрался вверх. Стремительно выбросив вперед длинную руку и ухватившись за лиф ее разорванного платья и сорочки, Луис рванул и то и другое вниз, к талии. Эми вскрикнула и инстинктивным движением скрестила руки, прикрывая обнажившуюся грудь.
Его глаза горели страстью и ненавистью. Схватив Эми за запястья, он развел в стороны ее руки. Уставившись на ее упругие груди, поднимающиеся и опускающиеся в такт учащенному дыханию, он процедил:
— По-твоему, я просто дикая тварь? — В его глазах мелькнуло что-то похожее на боль. Но еще через секунду он пообещал: — Тогда и моя любовь будет любовью дикаря.
И, силой удерживая в неподвижности ее прижатые к бокам руки, он вдвинул колено между ногами Эми и приник губами к ее шее. Слегка прикусывая зубами атласную кожу, он не торопясь переносил клеймо поцелуев от мочки уха к плечу… и ниже.
— Нет! — вскрикивала Эми, когда его голова неумолимо приближалась к ее ничем не защищенной левой груди. — Не-е-ет! — стонала она, когда, накрыв горячим открытым ртом этот сочный зрелый плод, он опустился перед ней на одно колено.
И когда он втянул в себя ее набухший, затвердевший сосок, сил у нее хватило только на то, чтобы беззвучно взмолиться:
— Нет… Боже мой!.. Нет!..
Слезы стыда и отвращения к себе самой хлынули из глаз Эми и покатились по щекам. Она так и стояла, пригвожденная к двери, а последние отблески заката пронизывали комнату, окрашивая здесь все — и их двоих в том числе — в нежные пастельные тона.
— Ненавижу тебя… — шептала она, чувствуя, что у нее подгибаются коленки, а сердце гулко стучит, разрываемое страстью и отчаянием. — Ненавижу… Ненавижу! — повторяла она, зная, что не лукавит, произнося это слово. Но тогда как же могло получиться, что она стоит в своем собственном доме и позволяет человеку, который ей противен, целовать ее грудь?
Луис поднял голову и всмотрелся в ее раскрасневшееся лицо. Их взгляды встретились и не сумели разойтись.
— Я хочу, чтобы ты прекратил это, — пыталась она его урезонить. — Ты уже достаточно унизил меня. Пожалуйста, отпусти меня.
Он укоризненно коснулся пальцем ее затвердевшего соска:
— Твое тело не хочет, чтобы я тебя отпустил.
С этими словами он бережно высвободил ее плененные руки из бесполезных рукавов разорванного платья. Эми даже подскочила от неожиданности, когда он порывисто поцеловал горячее взмокшее местечко у нее под мышкой.
Его рот вновь устремился к ее груди. Эми ненавидела себя так же сильно, как и его, и не беспричинно: то, как распоряжались его зубы ее напрягшимися сосками, то, как он ласкал языком эти чувствительные бугорки, то, как жадно всасывали то одну ее грудь, то другую его неутомимые губы, — все это порождало в ней жгучее запретное наслаждение, которое растекалось по всему телу жаром, томлением и жаждой близости.
Терзаемая чувством вины, одолеваемая страстью, Эми все еще стояла, прислонившись спиной к двери, тогда как капитан Луис Кинтано, стоя перед ней на одном колене, целовал ее налитые груди, словно не мог досыта насладиться этими поцелуями и не собирался хоть когда-нибудь ее отпустить.
Тщетно убеждая себя, что она собирается остановить его, пока он не зашел еще дальше, Эми подняла дрожащие руки к его голове. Тонкие пальцы, которые совсем недавно яростно царапали его спину, почти ласково зарылись в густую черную шевелюру, словно забыв о том, что первоначальным намерением Эми было оторвать от своей груди его бесстыдные губы.
Луис поднял голову, и снова их взгляды встретились в полутьме комнаты. В глубинах его бездонных черных глаз Эми не могла уловить ни грана нежности — в них полыхало только неукротимое вожделение, которое и пугало ее, и в то же время возбуждало. Страх еще усилился, когда его ловкие пальцы отыскали крючки ее платья, а затем завязки нижней юбки и панталон.
Он смахнул все эти одежды вниз, до ее бедер, и снова все перестало для него существовать, кроме желанного и прекрасного тела. Эми чувствовала, как непроизвольно вздрагивают ее бедра от огненных поцелуев, которыми он осыпал теперь ее живот. На лице у нее горел лихорадочный румянец, груди порозовели… Эми была растревожена и обескуражена донельзя. Как это могло случиться, что она сейчас по-женски возбуждена гораздо сильнее, чем когда-либо раньше?
Этого не могло быть.
Вовсе она этого не испытывает.
Если она вот так, оцепенев, стоит на месте, это значит только одно: ее парализует не безумное влечение к Луису, а самый что ни на есть разумный страх.
Пока ее голова, сердце, тело вели между собой ожесточенное сражение, Эми не шевелилась, уповая лишь на то, что теперь, когда солнце наконец закатилось, в комнате скоро наступит полнейшая тьма, которая спрячет ее позор и растерянность. Сама того не замечая, Эми шаг за шагом шла к своему поражению, отступая под натиском Луиса. Он медленно, со знанием дела лишал ее собственной воли и забирал власть над ее телом.
Но если Эми этого не понимала, то Луис понимал.
Его поцелуи ложились на ребра, на пупок, на крутые изгибы ее бедер, и все это время он исподволь, искусно маскируя поставленную цель, понемногу стягивал вниз лохмотья, столь недавно составлявшие наряд Эми.
Когда ткань соскользнула опасно низко, Эми встрепенулась. Рассудок напомнил о себе, и она слабо запротестовала. Луис сменил тактику. Он знал женщин. Больше не стоит тратить ни одной драгоценной секунды на мягкое обольщение — пора снова испугать и возбудить. Молниеносным движением он сдернул до колен изодранные перекрученные одежды Эми; она ахнула от неожиданности и негодования, однако он не стал обращать внимание на такие пустяки. Вместо этого он взглянул на нее и холодно распорядился:
— Перешагни через это тряпье.
Возвращенная к действительности столь грубым способом, Эми тревожно свела брови. Она воззрилась на него, качая головой и пытаясь оттолкнуть его.
— Быстро! — резко приказал он.
Глядя на него широко раскрытыми глазами, Эми повиновалась. Она высвободила ступни из туфелек, а потом, уткнувшись лбом в плечо Луиса, перешагнула через жалкий ворох тканей, в который превратилась ее одежда. Он откинул в сторону этот ворох и приступил к выполнению следующей задачи: спустил белые хлопчатые чулки с ее стройных ног. Эми могла быть благодарна только за одно — за то, что вечерний полумрак сменился полной темнотой.
В комнате было так темно, что она почти не видела его, а это значило, что и ему ее почти не видно. Она могла различать лишь его голову и широкие плечи… но он вдруг встал, повернулся и отошел прочь. Не успела Эми сделать шаг от двери, как услышала его низкий холодный голос:
— Стой на месте. Я скажу, когда тебе будет можно отойти. Эми снова прижалась спиной к двери. Ее знобило. Что он теперь затеял? Куда направился?..
В дальнем конце комнаты вспыхнула спичка и затеплилась свеча; в ее медовом свете можно было вновь разглядеть резкие черты бронзового лица Луиса. Он вернулся к двери, неся в руке серебряный подсвечник с ярко горящей свечой.
Он стоял, глядя на Эми сверху вниз, высоко подняв подсвечник, и его темные пронзительные глаза медленно обозревали нагое стройное тело. Эми ощущала этот горячий взгляд почти как прикосновение руки. Она вздрогнула и попыталась как-то прикрыться.
Луис улыбнулся и поставил подсвечник на пол рядом с ней. Со стесненным сердцем она наблюдала за ним, ожидая, что же будет дальше. А он снова отвернулся от нее и зашагал прямиком к кровати под пологом, сдернул покрывало и одеяла и скинул их на застланный ковром пол. Он смахнул с высокой кровати все подушки, оставив поверх матраса лишь шелковую белую простыню.
Не отводя глаз от Эми, стоя рядом с кроватью, Луис снял с запястья широкий браслет из золота с бирюзой и положил его на ночной столик с мраморным верхом. Затем снял тяжелый золотой медальон и поместил его рядом с браслетом. Туда же последовал острый нож, извлеченный из-за пояса белых кавалерийских брюк.
Несколько долгих мгновений Луис стоял неподвижно, словно собираясь принять решение, и затем возвратился к Эми.
Он уперся руками в дверь по обе стороны от молча ожидающей женщины, наклонился и поцеловал ее в губы. Он не прерывал поцелуя, пока у нее не закружилась голова. Она беспомощно качнулась к нему. Теперь уже ее руки обвились вокруг него, ее ладони скользнули по его спине, и обнаженные груди требовательно прижались к твердому телу.
Только тогда руки Луиса оторвались от дверной створки и ненадолго легли на талию Эми, а потом правая ладонь двинулась вниз и задержалась на одной из упругих округлых ягодиц, прежде чем проложить путь в расщелинку между ними. От этого прикосновения Эми задергалась и попыталась его оттолкнуть.
Его левая ладонь легла ей на шею сзади, под пелену длинных золотистых волос. Он вновь привлек ее к себе и, обняв одной рукой, потянул к кровати. Эми упиралась как могла.
Вид этой большой пустой кровати неожиданно заставил ее осознать непреложную истину: если она по доброй воле позволит ему привести ее туда, ее грех будет ничуть не менее отвратителен, чем его грех.
Луис читал ее мысли.
— Да, — подтвердил он, и в его голосе звучала оскорбительная смесь насмешки и презрения, — если вы разделите ложе с убогим дикарем, то кем же тогда прикажете считать вас, моя очаровательная миссис Парнелл?
Она открыла рот, чтобы ответить, но не успела: стремительный напор его губ не оставил ей такой возможности. Он разжигал ее неистовыми поцелуями, а его руки тем временем легко и бережно ласкали гибкое нагое тело; он прижимал ее к себе, чтобы не оставалось просвета между ее податливыми упругими формами и его твердым литым торсом.
Луис знал, что делает.
Он вел Эми к кровати и не остановился, пока их ноги не коснулись высокого края матраса. Не давая ей времени перевести дух от его поцелуев, Луис сел на кровать, но не усадил Эми, а поставил ее между своими широко раздвинутыми коленями — чтобы она стояла боком и к нему, и к кровати. Положив одну руку ей на поясницу, а другую — на плоский живот, Луис сообщил:
— Вас еще не затащили в постель, миссис Парнелл. Теперь вы можете уйти, если считаете нужным. — Помолчав, он добавил более мягким тоном: — Если желаете.
Эми пошевелилась и попробовала отступить от него на шаг, но ей не удалось уйти далеко. Его руки быстро, призывно скользнули вниз — одна сзади, другая спереди — и встретились у нее между ног. Несколько секунд его длинные искусные пальцы проделывали с ней что-то такое запретно-колдовское, что Эми почувствовала себя буквально объятой пламенем.
— Что… что ты со мной делаешь?.. — прошептала она. Она глубоко и шумно вдохнула в себя воздух; глаза у нее были закрыты, и не было сил их открыть.
— Приручаю тебя, — ответил он.
Его пальцы ласково касались потаенной чувствительной женской плоти, словно пробуя и познавая, повергая в ликование и трепет.
— Нет… Луис… нет… — задыхалась она, между тем как его пальцы дерзко распоряжались ею, легко находя средоточия наслаждения, заставляя ее содрогаться и вздыхать от непостижимого чувственного блаженства.
Когда Эми начала неудержимо извиваться и нетерпеливо подаваться навстречу рукам Луиса, терзающим и несущим усладу, он вдруг остановился, поднял поблескивающие пальцы перед ее пылающим лицом и проговорил:
— Ты горячая и влажная… и ты открыта для меня. Скажи, что это так. Скажи.
Эми покачала головой.
— Скажите же мне это, миссис Парнелл. Скажите сами: «Капитан, я горячая и влажная и открыта для вас. Возьмите меня».
Его руки сжали ее тонкую талию, и он повернул ее лицом к себе.
Часто дыша, чувствуя, что ее влечение к нему перешло уже все мыслимые пределы, срывающимся голосом Эми повторила:
— Капитан, я горячая и влажная и открыта для вас. Возьмите меня. — Она взглянула в его горящие черные глаза и увидела в них отблески таких же молний, какие полыхали в ней самой. — Прошу вас. Сейчас же.
Его торжествующая улыбка была поистине сатанинской, но для Эми это уже не имело значения. Этот красавец с лицом ястреба сумел так ее разжечь, что она должна была его получить… и пусть он думает о ней что хочет. Ничто не имело значения, кроме огненной страсти, которую он в ней пробудил.
Поцеловав нижний изгиб ее груди, Луис сказал:
— Сними с меня сапоги.
Ни секунды не промедлив, она опустилась перед ним на одно колено, стянула безупречно начищенные высокие черные сапоги и отставила их в сторону, а затем решительно поднялась, желая только одного — нет, отчаянно в том нуждаясь — снова почувствовать на себе его руки. Луис привлек ее поближе, усадил к себе на левое колено, взял за руку и прижал ее ладонь прямо туда, где под плотными белыми брюками вздымался каменно-твердый мужской орган. Даже сквозь ткань Эми могла ощутить и его твердость, и жар, исходящий от него.
Повинуясь безотчетному порыву, в котором смешались ужас и восторг, Эми робко провела рукой поверх брюк и услышала у себя над самым ухом тихий голос Луиса:
— То, чего ты хочешь, — твое. — Он запечатлел поцелуй у нее на плече. — Но то, чего ты хочешь, ты должна взять сама.
— Ты… ты же не хочешь сказать…
— Хочу. Я раздел тебя. А теперь ты меня раздень. Повторять это дважды ему не пришлось. Опаленная жаром желания, она торопливо расстегнула пуговицы брюк Луиса, а потом, встав с его колена, потребовала, чтобы и он поднялся с кровати.
Он повиновался.
Светлые распущенные волосы Эми падали ей на лицо. Она раздраженно откинула их за спину и ухватилась за пояс кавалерийских брюк. Она стянула брюки и нательные штаны Луиса с узких бедер и невольно замерла, когда горделивый знак его мужской силы оказался на виду.
Вцепившись руками в наполовину спущенные брюки, она уставилась на освобожденную мужскую плоть, вздыбившуюся над густой порослью черных завитков, и ей стало страшно.
Это был какой-то иной, новый страх. Она боялась не того, что в подавляющей мужественности Луиса таится угроза телесной боли для нее. Нет, ее страшило другое — та державная власть его мужского начала, благодаря которой он может взять над ней верх.
При всем при том никакой страх не мог пересилить нарастающее в ней желание. Она хотела его. Он был ей необходим.
Почти теряя рассудок, Эми сдернула брюки до колен Луиса и потребовала:
— Перешагни через свои штаны.
Луис послушно исполнил команду, ногой отбросив штаны в сторону.
И потом они молча стояли лицом к лицу, и высокая белая свеча, оставленная у двери, бросала дрожащие пятна света и теней на их нагие тела.