Разомлевший отец поддался на уговоры новых приятелей и поехал с ними домой к Лизе. Там веселье продолжилось, принесли вина... Очевидно, туда подмешали какое-то зелье, потому что отцу стало плохо и он совсем не понимал, что происходит.
      Тем временем, как и задумывалось, вечеринка перешла в оргию. В самый пикантный момент появился фотограф. Так были состряпаны карточки, на которых отец предстал в окружении стайки соблазнительных нагих красоток. (Правда, те, кто видел эти фотографии, утверждали, что отец выглядел там как человек в бессознательном состоянии. Но кого это смущало?)
      На рассвете двое крепких парней доставили отца к нашему дому. При этом они во всю глотку орали разухабистые песни -- явно чтобы разбудить соседей и лишний раз засвидетельствовать происшедшее.
      Проснувшись, отец не мог вспомнить ничего.
      Через несколько дней к нам пришел незнакомый человек и передал отцу пакет. Как оказалось, с фотографиями, сделанными на "Вилле Родэ". Только увидев фотографии, отец начал понемногу вспоминать о событиях злосчастной ночи.
      Шантаж
      Пришедший поставил отцу условие: покинуть Петербург навсегда, иначе фотографии окажутся во дворце.
      Враги отца торжествовали.
      Приведу слова Жевахова: "Минусы Распутина в большинстве случаев, и притом в гораздо более широком масштабе, явились чрезвычайно тонкой и искусной прививкой со стороны тех закулисных вершителей судеб России, которые избрали Распутина, именно потому, что он был мужик, орудием для своих преступных целей, и в том и была вина русского общества, что оно этого не понимало и, раздувая дурную славу Распутина, работало на руку революционерам... На эту удочку попался даже такой типичный монархист, каким первое время был В.М.Пуришкевич.
      Но были у Распутина и хорошие стороны: о них никто не говорил, и они тщательно замалчивались.
      Распутина спаивали и заставляли говорить то, что может в пьяном виде выговорить только русский мужик; его фотографировали в этом виде, создавая инсценировки всевозможных оргий, и затем кричали о чудовищном разврате его, стараясь при этом особенно резко подчеркнуть его близость к их величествам; он был постоянно окружен толпою провокаторов и агентов Думы, которые следили за ним, измышляя поводы для сенсаций и создавая такую атмосферу, при которой всякая попытка разоблачений трактовалась не только даже как защита Распутина, но и как измена престолу и династии. При этих условиях неудивительно, что молчали и те, кто знал правду".
      Отец был в отчаянии, но, не зная за собой вины, сдаваться не собирался.
      Вот история, рассказанная мне как-то отцом.
      Как-то голодному волку попался на глаза одиноко бредущий человек. Он представлялся легкой добычей. Волк начал подкрадываться к человеку сзади, надеясь сбить с ног внезапным прыжком. Но как раз в тот момент, когда волк готовился к прыжку, человек заметил тень зверя. Человек испугался. Но он знал, что если попытается бежать, волк тотчас же догонит его. Единственная надежда на спасение -- перехитрить волка.
      Человек резко со страшным криком обернулся к волку, как будто собираясь наброситься на него. Волк взвизгнул, поджал хвост и бросился бежать.
      Возможно, отец вспомнил тогда историю о волке и человеке.
      Примирение
      Как бы там ни было, отец тут же собрался и отправился в Царское Село.
      Царь сразу же принял его.
      Как только двери за спиной отца закрылись, он положил пакет с фотографиями на стол Николаю и рассказал, что произошло в доме у Лизы.
      Царь бегло взглянул на первую фотографию, дальше -- не стал, и бросил пакет в ящик стола.
      Николай все понял и одобрил приход отца.
      В знак того, что не сердится, царь сообщил отцу, что дарит его паломничеством в Святую Землю.
      Я изо всех сил просилась поехать вместе с отцом. И даже обиделась на отца за то, что он наотрез отказался брать меня с собой. Потом я поняла -для него было очень важно отправиться в Святую Землю не в семейную поездку, а именно в паломничество.
      Итак, отца ждала Святая Земля, а меня -- Покровское.
      Я не смогу описать паломничество лучше, чем это сделал отец в "Мыслях и размышлениях". Среди бумаг, разными путями попадавших ко мне уже после отъезда из России, есть и маленькая книжица -- записки отца, изданные в Петрограде в 15-м году. К сожалению, они появились во время войны, когда интересы всех отстояли далеко от того, о чем писал отец. Но все же его слова доходили до тех, кто в них нуждался. Отдельно я скажу об этом.
      Глава 21
      ОТСТАВЛЕННЫЙ И ПРИЗВАННЫЙ
      Ультиматум Коковцова -- Снова в деревне -- -- Искра Божья и никакой мистики -
      -- Религиозность без ханжества -- Ясновидение -
      -- "Бог увидел твои слезы" -- Возвращение в столицу
      Ультиматум Коковцова
      Отца не было в Петербурге довольно долго. Когда он вернулся, его приняли во дворце с радостью.
      Однако тогдашний премьер-министр Коковцов видел в отце угрозу своей карьере. Почему, я понять не могла и не могу до сих пор. Анна Александровна говорила, что Коковцов завидовал "власти над троном", приписываемой отцу.
      Через верных людей, отцу стало известно, что в его отсутствие Коковцов развернулся вовсю. Премьер-министр и правда был опасным противником -- он был советником номер один при царе, и его высоко ценили.
      Коковцов повел себя умнее других. Открыто он не выступал против отца, не нашептывал царю гнусности. Премьер плел тонкую интригу.
      Для начала он предложил отцу чуть ли не миллион рублей. Отец рассмеялся Коковцову в лицо. Это привело в ярость обычно непроницаемого премьер-министра.
      Это было объявлением войны со стороны Коковцова.
      Отец прекрасно осознавал это и, чтобы не ставить под удар Николая и его семью (так как от недоброжелателей можно было ждать чего угодно), уехал из Петербурга.
      Отцу не было известно о том, что за день до его отъезда Коковцов напросился на аудиенцию к царю и предъявил ультиматум: если Распутин останется в Петербурге, кабинет министров уйдет в отставку. Так что уехав, отец избавил Николая от необходимости вступать в постыдный для самодержца торг.
      Перед отъездом императрица попросила отца придти, чтобы благословить ее и детей. Тогда же она сказала, что надеется на скорое возвращение отца.
      Снова в деревне
      Отец приехал в Покровское глубокой осенью. Он был встречен с восторгом. Даже у мамы, слабой от болезни, порозовели щеки. Все старались сделать пребывание отца дома как можно более приятным.
      Минутами мне казалось, что не только я, но и отец никогда не бывали в Петербурге. Так быстро все это отошло в прошлое.
      Первые дни лицо отца выглядело озабоченным, но потом он справился с настроением и стал таким, каким бывал всегда в Покровском -- отцом семейства и хозяином.
      С месяц я не спрашивала у него, вернемся ли мы в Петербург. Боялась, что он ответит мне: "Никогда". Потом все-таки спросила. Он ответил: "В свое время. В свое время. Об этом знает Бог".
      В Петербурге отца осыпали подарками -- деньгами, драгоценностями и другими ценными вещами. Из них он оставлял средства, необходимые на жизнь себе и домашним, на содержание квартиры на Гороховой. Остальное отсылал домой и передавал общине. На присланные им деньги, среди прочего, отремонтировали церковь, подновили утварь и т.п. Все, что касалось устройства церкви, равно и другого в деревне, отец делал от чистого сердца, не рассчитывая на благодарность. Я не знаю, как отразили соглядатаи в "Журнале наблюдений" пребывание отца в Покровском. Предполагаю, что там нашла место далеко не вся правда. Хорошее, как правило, туда старались не заносить, о чем говорили люди сведущие. Хорошего же было очень много. И если есть еще те, кто жил тогда в деревне, они могут подтвердить. Отца принимали за благодетеля, искали у него защиты. Я уже говорила о том, что в Покровском полицейские не смогли найти агентов из местных крестьян.
      Но был в Покровском человек, готовый, без всякого сомнения, представить для "Журнала наблюдений" нужные сведения. Это Петр, местный священник, давний враг отца. Что бы отец ни делал, Петр продолжал относиться к нему враждебно. Казалось, что священник обезумел от зависти. По какому бы случаю ни произносил Петр проповедь, он с проклятиями поминал в ней отца.
      Но, признаться, это мало задевало отца. Его мысли были заняты совсем другим.
      Искра Божья и никакой мистики
      Для меня так вполне и не стало понятным, из чего же состояло учение отца. Он, конечно, пытался объяснить мне. Но тогда я была слишком глупа, чтобы вместить. И потом, я как все дети, пребывала в счастливой уверенности, что отец будет рядом всегда.
      Я скорее чувствую, чем знаю, чему учил отец, несмотря на то, что остались кое-какие записки его учениц. Одни из них для меня недоступны. Другие я читала, но ничего вразумительного не нашла. Причина заключается, по моему мнению, в следующем. Те, кто приходил к отцу за указанием, как жить, вполне не были все-таки готовы к восприятию его слов и наставлений. Поэтому-то, перемалывая в себе все услышанное от него, они оставались в большой степени прежними, только думая, что меняются под воздействием наставлений отца. По этой же причине многие из них быстро отказались от отца, гораздо раньше третьих петухов. Я не виню их за это. Несчастные поплатились. Они перемалывали его слова, а надо было бы перемолить. То есть понять духом, а не сердцем или разумом.
      Даже Анна Александровна -- самая преданная и чуткая последовательница отца -- к сожалению, не в силах была объяснить мне все неясные вопросы. Я написала "не в силах" и подумала, как почти случайно оброненное слово способно бывает дать ключ. Именно. Отец обладал силой, в какой нуждались ищущие его защиты. Но они только принимали его силу как омофор. Он же хотел поделиться ею.
      Отец, как все народные пророки, воспринимал Слово Божье как нечто живое, осязаемое. Когда он говорил об искре Божьей, он видел перед собой ее свет. Никакой мистики.
      Вот какой-то русский ученый давным-давно считал, что открыл теплород. Другие посмеялись над ним. Они смеялись, так сказать, с научной точки зрения. А теплород есть. И называется искра Божья, а может быть, душа, или как-то еще.
      Посмеются и надо мной. Поделом -- зачем лезу туда, куда не знаю дороги. Но я хоть ищу ее.
      Религиозность без ханжества
      Как мне надо было запоминать все, что я видела и слышала, записывать, расспрашивать... Все воспоминания тех месяцев слились в одну картину -- мы плывем на лодках по Туре до самого Тобольска. Плывем, чтобы поклониться особенно почитаемым в наших краях мощам святого -- Иоанна Тобольского, который был митрополитом во времена Петра Великого.
      Религиозность отца никогда не доходила в нем до ханжества. И я привела уже достаточное число примеров в этом роде. И вот еще один. Это случилось как раз во время поездки в Тобольск. Вместе с толпой молящихся мы провели полдня у мощей Иоанна Тобольского. Был какой-то большой церковный праздник. Настроение было благостное. Отец даже прослезился, что бывало с ним редко. Сказал: "Славно помолились". И тут же: "Теперь хорошо бы закусить". Отойдя недалеко, мы сели на лавку, развернули баулы с припасами и стали есть. Я и заикнуться не смела о карусели. Но отец сам предложил нам покататься и на ярмарке не отставал в развлечениях от детей.
      Ясновидение
      А тем временем происходило следующее.
      Алексей, Маленький, как называл его отец, упал и ударился коленом о камень. Болезнь возобновилась. Началось сильное внутреннее кровотечение. Затем приступ прошел.
      Александра Федоровна возблагодарила Господа за быстрое выздоровление сына, но через несколько дней Алексею опять стало плохо. Длительная поездка в карете по неровной дороге закончилась новым кровотечением. На этот раз оно не унималось.
      Царевич очень страдал от боли. Нога в паху неимоверна распухла. Врачи были уверены, что мальчик при смерти. Такого тяжелого положения еще не было.
      В тот самый день (очевидно, 11 октября 1912 г.) мы с отцом гуляли у реки. Вдруг он схватился за сердце:
      -- Ох, нет!
      Я испугалась. Подумала, что ему плохо. Видя на моем лице испуг, он сказал только одно слово:
      -- Царевич.
      В ту минуту отец ничего не мог знать о болезни мальчика. Он почувствовал.
      "Бог увидел твои слезы"
      Позже нам стало известно, что, будучи в забытьи, Алексей вдруг открыл глаза как раз в ту минуту, когда Александра Федоровна произнесла имя моего отца. Ничего никому не сказав, Александра Федоровна тут же послала ему телеграмму с тем, чтобы он как можно быстрей приехал.
      Мы как раз садились обедать, когда принесли эту телеграмму. Отец прочел ее и тотчас же вышел из-за
      стола, опустился на колени перед иконой Казанской Божьей Матери и стал молиться.
      Это продолжалось очень долго. Мы сидели, замерев, Дуня так и застыла с посудой в руках.
      По лицу отца крупными каплями стекал пот. Наконец, он перекрестился в последний раз.
      Потом поднялся и велел отправить телеграмму императрице: "Не бойся. Бог увидел твои слезы и услышал твои молитвы. Не горюй, твой сын будет жить".
      К тому времени, как телеграмму вручили императрице, у Алексея упала температура, боль стихла, и он крепко уснул.
      Доктора не преминули приписать счастливый оборот событий наконец-то начавшемуся действию лекарств. Но во дворце никто не сомневался в истинной причине избавления мальчика.
      Именно к тем дням относятся самые громкие разговоры о "подтравливании" Алексея. Я уже высказалась об этом и не считаю нужным возвращаться.
      Добавлю только то, что мне передали совсем недавно.
      Уже после революции специальная комиссия, расследовавшая этот случай, сопоставила факты. В то время доктор Бадмаев (напомню, что именно его видели помощником отца в подтравливании) никак не мог находиться рядом с мальчиком и вообще в том месте, где тогда отдыхала царская семья. К тому же он не был лечащим врачом Алексея.
      Причиной же возвращения болезни стала неподготовленность доктора Боткина.
      Остальное объяснений не требует.
      Как только Алексей поднялся на ноги, царская семья вернулась в Петербург.
      Александра Федоровна не знала истинных причин отъезда отца в Покровское. Ей сказали, что того потребовали наши семейные дела. Теперь же она хотела поторопить отца с возвращением.
      Если раньше на вопросы Александры Федоровны о том, почему отсутствие отца затягивается, Николай отвечал: "Так будет лучше для всех нас", то после приступа болезни у Алексея он был вынужден приоткрыть истинное положение дел.
      Возвращение в столицу
      Николай ясно дал понять Александре Федоровне, что враги трона не. оставляют попыток использовать отца как орудия нападения на их семью. Это для царицы новостью не было. Однако у нее имелись более веские доводы в пользу возвращения отца. Что, если у Алексея случится новый приступ болезни, а отец окажется вне пределов досягаемости? Николаю нечего было ответить -жизнью царевича рисковать нельзя.
      Вскоре мы (отец, Дуня, я и моя младшая сестра Варя) выехали из Покровского в Петербург.
      Через несколько часов после приезда в нашей квартире на Гороховой зазвонил телефон. Обычно трубку снимала прислуга, но сейчас я успела первой. Мне не терпелось знать, кто это. Звонила Александра Федоровна. Она справилась, как мы доехали, все ли у нас благополучно и пригласила отца и меня на ужин в Царское Село. Когда я сказала ей, что с нами приехала Варя, Александра Федоровна позвала и ее.
      Пока ехали из Покровского, было видно, что отец волновался, не переменились ли к нему во дворце, хотя одно уже то, что его попросили приехать, говорило о добром отношении. После звонка он совершенно успокоился.
      Теперь в Варе я увидела себя, какой собиралась на первый ужин во дворец.
      Она едва ли понимала, что мы с Дуней пытались ей втолковать. Я показывала Варе, как делать придворный реверанс, в то время как Дуня, обжигаясь, укладывала локоны на ее голове. Так что прическа вышла кривобокая. Но что это значило рядом с Вариным восторгом...
      Варю очень волновало, как обойдутся первые минуты -- ведь надо будет представиться, произнести какие-то слова. Она страшно боялась смутиться и опозорить папу.
      Отца смешили наши приготовления. Он брызгал на нас водой, как бы приводя в чувство, и говорил, что сразу двух барышень на руках не унесет, если у нас от волнения подкосятся ноги.
      Наверное, он так шутил, потому волновался не меньше нас.
      Наконец собравшись и закалывая на ходу последние шпильки, мы вышли к ожидавшей нас карете.
      12-летняя Варя была ровесницей великой княжны Анастасии, и та сразу взялась ее опекать. Теперь нас было двое, и царским детям понадобилось вдвое больше времени, чтобы удовлетворить свое любопытство.
      Глава 22
      РАСПУТИН -- ПОЛИТИК БЕЗ ПОЛИТИКИ
      Губительная медлительность царя -- Что нужно
      делать -- Ничьим агентом не был -- Распутин
      не лез во дворец, его туда звали -- "Он всегда
      умеет сказать мне то, что нужно"
      Губительная медлительность царя
      При других обстоятельствах ни за что бы не взвалила на себя непосильную ношу изображения чисто политических картин Российской империи начала века. Но сейчас деваться некуда. Однако все равно буду говорить не от себя, а только повторю то, что слышала от людей знающих.
      Это был 1912 год. Предпоследний год "добрых старых времен". Политика царя в отношении простого народа никуда не годилась. Но точно также никуда не годилась она и в отношении других сословий и политических партий. Результат -- царя не поддерживал никто.
      Как можно при таком положении рассчитывать на удержание порядка? А тем более на успех реформ вслед за Европой.
      Николая нельзя было отнести к сильным характерам, и это уже я показывала. А время требовало именно силы и твердости, решимости выйти из порочного круга. И в прямом смысле. Николай же снова медлил.
      Если бы Николай не прятался от своих подданных, если бы он ближе подпустил их к себе, за его спиной труднее было бы интриговать против трона. У революционеров были развязаны руки, газеты писали что хотели, а Николай только раз принял в этом отношении меры. Но, очевидно, недостаточные. К тому же все уже очень хорошо успели понять натуру царя.
      Александра Федоровна обладала цельностью большей, чем Николай. Но, благодаря усилиям старого двора, она ограничилась заботами о семье, к тому же царица была отягощена страхом за жизнь сына и наследника.
      Имея перед собой множество примеров нечестности ближайших сановников, она панически боялась появляться на публике. В ее представлении безопасность существовала лишь в стенах дворца.
      Что нужно делать
      Не думаю, чтобы отец отчетливо представлял себе все это. Но у него было безошибочное чутье и искреннее желание помочь Николаю и Александре Федоровне. Не занимаясь политикой как политик, отец по сути был таковым. В том смысле, что хорошо представлял себе нужды людей и представлял, что надо делать. При этом он не переступал черты даже не советчика, а только рисовальщика некой картины.
      Симанович, проводивший с отцом времени больше, чем кто-либо другой, свидетельствует: "За грубой маской мужика скрывался сильный дух, напряженно задумывавшийся над государственными проблемами.
      Распутин явился в Петербург готовым человеком. Образования он не имел, но он принадлежал к тем людям, которые только собственными силами и своим разумом пробивают себе жизненную дорогу, стараются разгадать тайну жизни. Он был мечтатель, беззаботный странник, прошедший вдоль и поперек всю Россию и дважды побывавший в Иерусалиме. Во время своих странствований он встречался с людьми из всех классов и вел с ними долгие разговоры. При его огромной памяти он из этих разговоров мог многому научиться. Он наблюдал, как жили люди разных классов, и над многим мог задуматься. Таким образом, во время его долгих паломничеств созрел его особенный философский характер.
      После проявления его решающего значения на царя Распутин не разменивал его на мелкую монету. Он имел собственные идеи, которые старался провести, хотя успех был очень сомнителен. Он не стремился к внешнему блеску и не мечтал об официальных должностях. Он оставался всегда крестьянином, подчеркивал свою мужицкую неотесанность перед людьми, считавшими себя могущественными и превосходящими всех, никогда не забывая миллионы населяющих русские деревни крестьян. Им помочь и разрушить возведенную между ним и царем стену было его страстным желанием и пламенной мечтой.
      Долгие часы, проведенные им в царской семье, давали ему возможность беседовать с царем на всевозможные политические и религиозные темы. Он рассказывал о русском народе и его страданиях, подробно описывал крестьянскую жизнь, причем царская семья его внимательно слушала. Царь узнал от него многое, что осталось бы без Распутина для него скрытым.
      Распутин горячо отстаивал необходимость широкой аграрной реформы, надеясь, что она должна привести русского крестьянина к новому материальному благосостоянию.
      -- Освобождение крестьян проведено неправильно, -- говорил он часто. -Крестьяне освобождены, но они не имеют достаточно земли. Обычно крестьянская семья численно велика и состоит из десяти членов, но участок земли мал. Из-за земли сыновья ссорятся с родителями, и им приходится отправляться в город в поисках работы, где они ее не находят. Крепостные крестьяне жили лучше. Они получали свое пропитание и необходимую одежду. Теперь крестьянин не получает ничего и должен платить еще подати. Его последняя скотинка описывается и продается с торгов. До десятого года крестьянские дети бегают голыми. Вместо сапогов они получают деревянные колодки. Не хватает у крестьянина земли. Замирает вся жизнь в деревне.
      Распутин жаловался на то, что правительство не строит в Сибири железных дорог.
      -- Боятся железных дорог и путей сообщения, -- пояснял он. -- Боятся, что железные дороги испортят крестьян. Это пустой разговор. При железной дороге крестьянин имеет возможность искать себе лучшее существование. Без железной дороги сибирский крестьянин должен сидеть дома, не может же он пройти всю Сибирь пешком. Сибирский крестьянин ничего не знает и ничего не слышит. Разве это жизнь? Сибирь пространна, и сибирский крестьянин зажиточен. В России же (Распутин понимал европейскую Россию) крестьянские дети так редко видят белый хлеб, что считают его лакомством. Крестьянин в деревне не имеет ничего. Пшеничную муку он иногда получает к Пасхе, мясо он даже по праздникам получает очень мало. Ему не хватает одежды, обуви и гвоздей, но он ничего не может заказать. В деревне нет мастеровых. Если в деревне появляется нерусский мастеровой, то его прогоняют. Почему? Потому что он изготовил лопату, плуг или подкову или потому что он починил сапоги? Боятся чужого мастерового. Боятся, что крестьянин мог бы разбаловаться, пожелать денег или земельного надела! Поясняют, что все это может привести к революции. Все это глупости. Дворянство имеет слишком много. Дворянство ничего не делает, но мешает и другим. Если появляется образованный человек, то кричат, что он революционер и бунтовщик, и в конце концов сажают его в тюрьму. Крестьянину не дают образования. Эта господская политика к добру не приведет.
      Распутин мечтал о крестьянской монархии, в которой дворянские привилегии не имели бы места.
      По его мнению, монастырские и казенные земли следовало разделить между безземельными крестьянами. Частные помещичьи земли, по его мнению, тоже следовало отчудить и распределить среди крестьян. Для уплаты помещикам за отчужденные земли следовало бы исхлопотать крупный внешний заем. Распутин был очень высокого мнения о земледельческих способностях и благосостоянии немецких колонистов. Их чистоплотность и опрятная добротная одежда сильно выделяла их среди русских крестьян.
      Попадая в немецкую колонию, Распутин всегда удивлялся богатству их стола. Его особенно поражало, что колонисты пили не только чай, но и кофе. Эти наблюдения сильно врезывались в душу Распутина, и при разговорах с русскими крестьянами он всегда заводил разговор о благосостоянии немецких колоний. Он советовал русским брать в жены девушек из немецких колоний. Такие браки оказывались всегда как-то очень счастливыми.
      -- Крестьянин рад, -- говорил он, -- если у него в доме немка, тогда в хозяйстве порядок и достаток. Тесть гордится такой снохой и расхваливает ее перед своими соседями.
      Уважение Распутина к Германии возросло еще больше после того, как Распутин узнал, что большинство употребляемых русскими крестьянами земледельческих машин германского происхождения.
      Кроме Германии, Распутина очень влекло к Америке. И это имело свои причины. В России имелось довольно много крестьян, родственники которых жили в Америке и присылали оттуда своим родным в Россию денежные вспомоществования. Много бедных выходцев стали в Америке состоятельными фермерами, но оставшиеся и там простыми рабочими были довольны своими заработками. Для бедного русского крестьянина Америка казалась сказочной страной. Поэтому Америка импонировала Распутину, и он советовал жить с Америкой в дружбе и мире".
      Ничьим агентом не был
      Мало кто знает, что отец совсем уже был готов удалиться в Палестину (там Симановичем был прикуплен небольшой кусок земли) и вести уединенную жизнь. Разве так поступает идейный политик?
      Вот очень важный вывод Белецкого о том, что, присмотревшись к моему отцу, тот вынес убеждение: "У Распутина идейных побуждений не существовало", "идейных", то есть чисто политических.
      Ручаюсь, что такой манипулятор, как Белецкий, имей он хоть малейший повод, расписал бы политическое лицо отца в ярчайших красках.
      Подтверждает слова Белецкого и Жевахов: "Был ли Распутин агентом интернационала, игравшим политическую, роль и выполнявшим определенные задания, оправдывал ли он свою славу наличностью выдающихся качеств или из ряда выходивших преступлений? Нет, ничего подобного не было. Ничьим агентом Распутин не был, никакой политической роли не играл, никаких особенностей, отличавших его от заурядных представителей его среды, не имел; никаких выдающихся преступлений не совершал"
      Важно привести слова Гурко: "Дела, которые брался проводить Распутин, делились на две резко различные категории. Одни из них касались устройства судьбы сравнительно маленьких людей: выдачи им пособий, увеличения получаемой пенсии, продвижения на службе в ее низших степенях. По отношению к таким людям он, в большинстве случаев, ограничивался снабжением их короткими записками к знакомым и незнакомым ему высокопоставленным лицам. Записки эти, неизменно начинавшиеся со слов "милый", "дорогой", для некоторых лиц -- увы! -- имели такую обязательную силу, что снабженные ими просители были обеспечены в удовлетворении своих ходатайств.
      Но была и другая категория дел, исполнение коих приносило Распутину крупную выгоду. Просьбы эти касались различных денежных дел, как-то: концессий, получения поставок и казенных подрядов.
      Прямых ходатайств со стороны Распутина о предоставлении кому-либо ответственных должностей, однако, не поступало. Известен лишь один случай, когда, по просьбе Распутина, покровительствуемый им управляющий пермской казенной палатой Ордовский-Танаевс-кий был назначен губернатором, и притом в его родную Тобольскую губернию, о чем Распутин известил его облетевшей всю Россию столь характерной для него телеграммой: "Доспел тебя губернатором".
      Руднев: "Следствием был собран многочисленный материал относительно просьб, проводимых Распутиным при дворе. Все эти просьбы касались назначений, перемещений, помилований, пожалований, проведения железнодорожных концессий и других дел; но решительно не было добыто никаких указаний о вмешательстве Распутина в политические дела, несмотря на то, что влияние его при дворе, несомненно, было велико. Все записки Распутина касались исключительно просьб об оказании личных протекций по поводу разных случаев из жизни лиц, о которых ходатайствовал Распутин".
      Распутин не лез во дворец, его туда звали
      Укреплению же в свете мнения, будто отец забирает в свою руку Царское Село, поневоле содействовали более частые, чем раньше, встречи с Александрой Федоровной. Она говорила Анне Александровне, что хотела бы присутствия на этих встречах и Николая. Но тот был напуган и всячески уклонялся.
      Врагам трона была в действительности выгодна нерешительность Николая в ведении государственных дел. Они полагали, что смогут в нужный момент подсунуть ему документ, передающий им всю власть в империи. (Так в конце концов и получилось, только по слабости уже собственной они вырванную власть тут же упустили.)
      Никакого политического влияния отец во дворце не имел, иметь не мог и не желал. Он видел свой долг только в том, чтобы укреплять волю царя и поддерживать жизнь наследника.
      Для того, чтобы именно влиять, надо бывать в нужном месте тогда, когда тебе надо. Отец же приходил во дворец только, когда его туда звали. К тому же это бывало совсем не регулярно и не совпадало с известными точками.
      Коковцов в записках признает, что отец во дворец "не лез, его туда звали". И звали не ради сугубых политических разговоров.
      Белецкий пишет: "После долгого размышления я всесторонне взвесил склад мистически настроенной духовной организации государя, который видел в даровании ему долгожданного наследника проявление милости к нему высших и таинственных сил Провидения вследствие его молитв и общения с людьми, как бы имевшими особый дар предвидения будущего. Я учел постоянные опасения государя и императрицы за жизнь наследника и единственную веру их в то, что только одна незримая мощь тех же сил и лиц способна спасти и продлить эту дорогую им жизнь".
      Из этого следует, что выгоды отца, получаемые при дворе, исчерпывались тем, что он своей духовной мощью ограждал царскую семью от смертельной угрозы.
      "Он всегда умеет сказать мне то, что нужно"
      Гурко: "Если у государыни вера в Распутина была безгранична и всеобъемлюща, то вера государя в него ограничивалась, по-видимому, убеждением, что он обладает целительной силой по отношению к наследнику. На государственный разум Распутина, на его умение распознавать людей Николай Второй не полагался, и если тем не менее его кандидаты назначались на высокие посты, то лишь благодаря усиленным настояниям царицы. Однако и этим настояниям он стремился не подчиняться и, во всяком случае, не сразу им следовал. Из переписки царской четы ясно видно, что царице приходится долго и упорно настаивать на назначении или увольнении того или иного лица, чтобы наконец этого достигнуть, причем некоторые ее кандидаты так и не проходят, а другие назначения делаются вопреки ее желанию".