Девушка продолжала вести огонь. Расстреляв обойму, нагнулась к убитому Ярмамеду, вынула из патронной сумки у него на поясе три снаряженные обоймы, две из них спрятала в карман своего пальто, третью начала закладывать в магазин винтовки, так, как этому учил ее Хосров в тот день, когда они возвращались из памятного ей путешествия в Чанахчи.
      Хосров приказал бойцам, находившимся поблизости:
      - Заходите с боков!.. Надо окружить вон ту серую скалу!.. Там залег Зюльмат, я видел его!..
      Бойцы поползли в разные стороны, часть - вправо, часть - влево.
      В этот момент Хосров заметил, что Намазгулу перебирается в другое место, чуть повыше, намереваясь укрыться за остроконечной скалой. В какое-то мгновение Намазгулу приподнялся, чтобы юркнуть за каменный выступ. Хосров выстрелил. Старик взмахнул руками, заревел по-звериному и покатился вниз с горы. Хосров послал в него еще одну пулю. Затем опять обернулся к Рухсаре, позвал:
      - Прошу тебя, ползи сюда!.. Брось винтовку!.. Ты почти вся на виду!.. Переберись за другой камень!..
      Видя, что она не слушается его, сам кинулся к ней. Благополучно пересек отделявшее их расстояние, присел за камнем рядом с ней. И вдруг странно дернулся, выронил из рук винтовку, повалился на бок...
      Рухсара закричала:
      - Что с тобой?! Хосров!.. Тебя ранили?!
      Начала осторожно приподнимать его, перевернула на спину. Увидела: гимнастерка справа вся в крови и на земле у камня уже натекла лужица алой густой крови. Ей показалось, будто это вытекает из тела Хосрова жизнь. Не соображая, что делает, она прижала свою маленькую ладошку к влажному и липкому пятну на его груди, словно хотела силой остановить, задержать эту покидающую Хосрова беглянку.
      Глаза Хосрова были широко открыты, но смотрел он на нее как-то бессмысленно, словно не видел. Вот наконец сознание его прояснилось. Бескровные губы дрогнули. Он попытался улыбнуться. Улыбка не получилась. Прошептал:
      - Это конец... все... к сожалению.- Через несколько секунд, сделав усилие, добавил: - Милая... люблю тебя... очень... всегда любил... как только увидел... ты знаешь это...
      Он говорил еще что-то, но уже беззвучно. Шевелились только губы, слов не было. Сознание опять уходило от него. Глаза Хосрова закрылись. Он лишился чувств.
      Рухсара, вся в слезах, близкая к отчаянию, разорвала на нем гимнастерку до пояса. Увидела: пуля вошла в грудь справа, почти под мышкой. Она начала искать выходное отверстие - его не было.
      Страшная мысль пронзила мозг Рухсары: "Что она там натворила- проклятая пуля!.."
      Выхватив из санитарной сумки бинт, девушка начала перевязывать грудь раненого.
      Бой между тем продолжался. Гремели выстрелы. Противно пели, тинькали пули. Рухсара не обращала ни на что внимания. Кончив перебинтовывать Хосрова, глянула по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь из бойцов, позвать на помощь.
      И вдруг увидела: сверху в ее сторону, прячась за камнями, пригнувшись, быстро спускается, почти бежит, высокий худой человек в черной чухе, лохматой папахе, заросший, с рыжими отвислыми усами. В руке у него была винтовка.
      "Зюльмат!" - мелькнуло у девушки в голове.
      Не спуская с бандита глаз, она протянула руку к лежавшей на земле винтовке Хосрова, подняла ее, начала целиться. В этот миг бандит увидел ее, метнулся вправо, к скале, хотел укрыться. Она успела выстрелить. Винтовка Зюльмата с грохотом упала на камни. Пуля попала ему в правую руку.
      - А-а-а! - дико заорал он.- Сынок, Хейбар, меня ранили!.. На помощь!.. Хейбар!
      Однако Хейбар не успел прийти к нему на помощь. Сидя в берлоге под скалой, он видел, как несколько человек нападающих бросились к его отцу. Хейбару стало страшно. Он понял, что помочь отцу не сможет, только выдаст себя, и решил затаиться.
      Тем временем Зюльмат, выхватив левой рукой из ножен на поясе большой кинжал, кинулся вправо вниз, надеясь прорваться.
      Из-за скалы наперерез ему выскочил Годжа-оглу, крикнул:
      - Сдавайся, бандит!
      Зюльмат, не останавливаясь, вскинул руку с кинжалом. Он целился в голову Годжи-оглу. Но тот, шагнув в сторону, увернулся от удара и в следующую секунду ловко прикладом выбил кинжал из рук бандита. Еще через мгновение Годжа-оглу ударом огромного кулака поверг Зюльмата на землю, приставил к его груди дуло винтовки, сказал тихо и зло:
      - Лежи, отдыхай, бандюга!.. Отбегался!..
      Зюльмат с. ненавистью смотрел на Годжу-оглу, пальцами левой здоровой руки скреб землю, рычал:
      - Убей меня, Годжа-оглу!.. Убей!.. Убей, если ты мужчина! Прекрати мой позор!.. Прошу тебя, убей!..
      На лице Годжи-оглу играли желваки:
      - Легко же ты хочешь отделаться, Зюльмат!.. Нет, я тебя не пожалею, не прикончу, на меня не рассчитывай!.. Ты умрешь, но не сейчас!.. Прежде мы будем судить тебя, бандита, народным судом!.. И ты выпьешь чашу своего позора до конца!..
      Подбежали Илдырымзаде с бойцами. Годжа-оглу приказал:
      - Вяжите его - и вниз!
      Бой на Красных скалах затихал. Бойцы коммунистического отряда добивали остатки банды. Двое зюльматовцев сдались в плен.
      Хосров скончался на руках Рухсары, не приходя в сознание.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
      В палатке Гиясэддинова собрались командиры групп - Годжа-оглу, Хангельдиев, Балахан, Илдырымзаде, все, кроме Хосрова.
      Сидели кто на чем,
      Гиясэддинов примостился у столика на ящике из-под патронов. Он был сумрачен. Курил, жадно затягиваясь. Не смотрел ни на кого.
      Долго молчали. Наконец Гиясэддинов вымолвил глухо:
      - Да, потеряли Хосрова... Такого парня!..- Голос его дрогнул, он еще ниже опустил голову, продолжал тихо: - Даже не верится!.. Ведь вот только что он был рядом с нами...- Не стесняясь присутствующих, Гиясэддинов достал из кармана галифе платок, утер глаза, тяжело вздохнул.
      Все молчали. Гиясэддинов сказал:
      - Ну ладно, товарищи, давайте подводить итоги боя...- Он поднял голову, спросил: - Сколько у нас всего убитых и раненых?
      Годжа-оглу доложил:
      - Кроме Хосрова и Ярмамеда убит еще Джафар Махмудов, парторг из Карыкышлака. Храбро дрался человек... Он был в моей группе.
      Гиясэддинов опять вздохнул:
      - Жаль! Хороший был коммунист... Я знал Джафара. Так... А сколько раненых?
      - Семь человек,- ответил Годжа-оглу.
      - Что за ранения?
      - Двое ранены тяжело, оба - в грудь. Наша девушка осмотрела их, перевязала, сделала уколы.- Помолчав, добавил: - Плачет она все время, жалко ее, беднягу!
      Гиясэддинов не понял:
      - Кого жалко?.. Кто плачет?
      Годжа-оглу растерянно смотрел на Гиясэддинова, словно сожалея о только что сказанном им.
      - Да девушка... Рухсара... врач наша... Не отходит от тела Хосрова...Годжа-оглу вопросительно посмотрел на Балахана, затем перевел взгляд на Илдырымзаде. Спросил: - Любили они, что ли, друг друга?..
      Гиясэддинов негромко сказал:
      - Он ее любил. Мы это все знали, хоть сам Хосров никогда нам об этом не говорил. Стоило кому-нибудь произнести ее имя в его присутствии - он мигом краснел, словно девушка. Иногда сидит в кабинете и задумается: лицо прямо-таки прекрасное, хоть картину пиши, глаза светятся, какая-то в них необыкновенная радость... Словно видит кого-то перед собой. Я уже знал: это он о ней думает. А вот любила ли она его - этого не знаю... Видно, тоже любила...- Гиясэддинов умолк, задумался. Снова начал закуривать. Потом сказал: - Да, итак, двое тяжело раненных и пять - легко.
      - Пять - легко,- машинально повторил за ним Годжа-оглу. Гиясэддинов долгим взглядом посмотрел на Балахана, сидевшего в углу палатки на свернутой телогрейке.
      - Прежде всего надо сделать следующее... Балахан, возьмешь с собой двух человек, скачите в деревню Джиджимли - она ближайшая к нам. Оттуда дашь телефонограмму в райком партии Демирову. Запиши текст!..
      Балахан быстро подсел к столику, достал из кармана карандаш, лист бумаги, вскинул глаза на начальника:
      - Слушаю вас!
      Гиясэддинов начал диктовать:
      - "Банда Зюльмата разгромлена. Зюльмат захвачен живым. Бандиты оказали упорное сопротивление. В плен сдались двое, остальные нами уничтожены. Мы потеряли Хосрова, Ярмамеда и Джафара Махмудова, парторга из Карыкышлака. Ранено семеро, из них двое - тяжело. Просьба выслать навстречу отряду повозки для раненых и доктора Везирзаде..." Это все, Балахан. Ну и, разумеется, моя подпись. Если будешь говорить лично с Демировым, можешь рассказать подробнее о бое. Не.теряй времени, скачи! Как думаешь, к вечеру доберетесь до Джиджимли?
      - Должны,- скупо ответил Балахан и поднялся.- Однако лошадям придется попотеть.
      - Возьмите самых лучших, какие есть в отряде! И ребят подбери...
      - Ясно. Разрешите идти? - Балахан вытянул руки по швам, вскинул подбородок.
      Гиясэддинов, встав, крепко пожал его руку:
      - Спасибо, Балахан! До встречи в Джиджимли! Будешь ждать нас там. Надеюсь, завтра к вечеру мы доберемся туда.
      Балахан вышел. Гиясэддинов поинтересовался:
      - Да, кстати, товарищи, расскажите мне, как был схвачен Зюльмат? Кажется, ты, Годжа-оглу, обезоружил его?.. Я слышал, все об этом говорят...
      - Обезоружила его девушка,- ответил Годжа-оглу.
      Брови Гиясэддинова сдвинулись на переносице.
      - Какая еще девушка?! - удивился он.
      - Как какая?.. Одна у нас девушка!.. Все та же - наша доктор Рухсара!.. Ее еще, кажется, Сачлы зовут...
      Годжа-оглу рассказал все, как было. Гиясэддинов распорядился:
      - Илдырымзаде, разыщи Рухсару Алиеву! Попроси, пусть зайдет сюда!
      Молодой человек бросился исполнять распоряжение.
      Через несколько минут в палатку вошла Рухсара, заплаканная, с опухшим от слез лицом.
      Гиясэддинов молча расстегнул свой широкий командирский ремень, снял с него маленький браунинг в желтой кобуре, снова застегнул ремень, оправил гимнастерку, подошел к девушке. Открыв кобуру, извлек из нее аккуратный вороненый пистолет. Держа его на ладони, сказал:
      - Здесь на рукоятке есть надпись: "За храбрость!" Этим браунингом меня наградили в Туркестане. Это было давно... А сейчас, Рухсара, я передаю его тебе вместе с благодарностью за совершенный тобой подвиг!..
      Гиясэддинов вложил браунинг в кобуру, застегнул ее, протянул оружие девушке.
      Она, робея, почти машинально взяла. Подняла на Гиясэддинова глаза, полные слез. Опять потупилась. Плечи ее затряслись. Рухсара беззвучно плакала. Затем вдруг медленно повернулась и вышла из палатки.
      Гиясэддинов обернулся к Годже-оглу:
      - Ну, бойцы сделали свое дело... И теперь мавр может уйти! Даже должен. Каждого ждут дома родные, беспокоятся. Надо сворачивать лагерь, Годжа-оглу! Даю тебе на это тоже ровно час. Прежде всего надо накормить людей. Кроме того, распорядись, чтобы соорудили носилки для раненых... - Сделав паузу, добавил: И убитых. Подбери носильщиков, установи смены. Меняй почаще людей. Словом, транспортировка раненых и убитых целиком на тебе. В Джиджимли, надеюсь, достанем арбы.
      - Все будут нести по очереди,- отозвался Годжа-оглу.
      - Да, конечно. Ступай тогда, Годжа-оглу, действуй! А мы тут с начальником поговорим кое о чем... - Гиясэддинов кивнул на Хангельдиева.
      Годжа-оглу вышел из палатки.
      Гиясэддинов и Хангельдиев остались вдвоем.
      - Вижу по твоим глазам, Теймур,- начал Гиясэддинов,- ты хочешь что-то сообщить мне!
      - Хочу. Угадал, Алеша!
      - Кажется, не очень приятное...
      - Опять угадал!
      - Тогда не тяни, выкладывай! В чем дело? Что еще случилось?
      Хангельдиев сказал:
      - Сын Зюльмата Хейбар как в воду канул!
      Гиясэддинов нахмурился:
      - Может, убит?
      - Смотрели, искали. Среди убитых Хейбара нет.
      - Это точно?
      - Точно, Алеша!
      Продолжая хмуриться, Гиясэддинов спросил:
      - Почему ты так уверен, Теймур? Там же скалы, такое нагромождение камней!.. Сам черт ногу сломит!.. Может, труп завалился в какую-нибудь щель?
      Хангельдиев покачал головой:
      - Нет. Все обыскали, каждый метр.
      Гиясэддинов призадумался. Спросил:
      - С пленными говорил?
      - Говорил.
      - Ну, что они?
      - Клянутся, божатся, что утром перед боем Хейбара не видели. Говорят, видели его в последний раз вчера вечером.
      - У Зюльмата спрашивал?
      - Спрашивал, Алеша. Молчит. Словно язык проглотил.
      - Да, с ним сейчас говорить на эту тему бесполезно.
      Помолчали.
      - Остается предположить, что Хейбар ночью каким-то образом проскользнул сквозь наше оцепление и ушел. Нехорошо!..
      - Еще как нехорошо, Алеша! Выходит, змею поймали, а змееныша оставили на свободе!
      - Таир будет недоволен... Впрочем, не в Таире дело.
      - Ничего, Алеша, Хейбар от нас не уйдет! Деться-то ему некуда. Организуем розыск, предупредим сельсоветы, пограничников. Мы его схватим в ближайшие дни!
      - Должны схватить, Теймур! Сколько мальчишке лет?.
      - Лет пятнадцать-шестнадцать.
      - Надо думать, отец воспитал волчонка в непримиримой ненависти к нашему строю, к советской власти!
      Хангельдиев кивнул:
      - Да уж это конечно.
      - Ну что ж, Хейбара будем искать. Теперь о другом, Теймур. На тебе лежит охрана пленных. Ты за них отвечаешь головой! Понял?
      - Ясно.
      - За Зюльматом следи особо.
      - Разумеется.
      - Отдели его от тех двух бандитов. Конвоируйте их отдельно.
      - Сделаем!
      - Сколько в отряде твоих милиционеров?
      - Четверо.
      - Они - только для конвоирования Зюльмата! Ночью ставь к нему двоих! Не спускать с него глаз!
      - Слушаюсь!
      - Ну вот, пока все! - Гиясэддинов поднялся с ящика.- Пойдем, Теймур, помогать Годже-оглу сворачиваться!
      Они вышли.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
      На другой день весть о разгроме зюльматовской банды на Красных скалах разнеслась по всему району. Люди только и говорили об этом.
      Особенно оживленно обсуждалось событие в городке.
      Жители на улицах говорили:
      - Наконец-то!.. Поймали-таки хищника!.. Проклятие Зюльмату!..
      - Хвала нашим героям!.. Молодцы!.. Всю банду перебили...
      - Говорят, и с нашей стороны есть убитые...
      - Кто же?..
      - Хосров, сын Фирюзы, ахмедлинский... Молодой чекист.
      - Вай, бедный парень.. Как же это?..
      - Да, погиб... Еще, говорят, убили Джафара Махмудова из Карыкышлака и Ярмамеда из Чайарасы.
      - Бедные!.. Да упокоит их души аллах!..
      - Раненые также есть...
      - Много?
      - Говорят, не очень...
      - Семь человек... Мне об этом сказал сам телефонист Аскер...
      - Бедный Хосров!.. Бедная Фирюза!.. Единственный сын у матери!., А парень какой - красавец!.. Всем на загляденье был!..
      ...Гашем Субханвердизаде одним из первых узнал о разгроме зюльматовцев, о пленении атамана. Панический страх объял его. Однако он постарался быстро взять себя в руки. Думал: "Еще не все потеряно... Надо только действовать... Действовать!.. Под лежачий камень вода не течет..."
      Действовать... Но как?.. Что он, Гашем, должен делать?
      Утром, часов в одиннадцать, позвонил в райком Демирову.
      Между ними произошел такой разговор:
      - Здравствуй, Таир!.. Это я, Гашем. Говоря есть неплохие вести?.. Это правда, что бандитам - крышка?
      - Да, похоже, что крышка!
      - Схватили Зюльмата?..
      - Куда же он денется от нас?
      Голос у Таира бодрый, но он словно чего-то недосказывает.
      Гашем тоже старается говорить живо:
      - Туда им и дорога, сукиным сынам!.. Будто дел у нас нет других, как только гоняться за этими двуногими хищниками по горам и лесам!.. Вместо того чтобы послать наш актив по деревням, мы вынуждены были бросить его под пули бандитов!..
      - Да, вынуждены были...
      И снова Гашему чудится в словах Демирова какая-то недосказанность.
      - Надо было их всех прикончить там же, на поле боя! Сразу!..- говорит он страстно.- Чего миндальничать с Зюльматом?.. Шлепнули бы - и все!..
      Демиров спрашивает спокойно, слишком уж спокойно:
      - Зачем же так спешить, Гашем?..
      Обращение по имени - "Гашем" - придает немного бодрости Субханвердизаде. И все-таки тон, каким секретарь райкома разговаривает с ним, продолжает настораживать его. Он пытается сбивчиво объяснить свои "чувства":
      - Понимаешь, Таир... неприятно видеть лицо врага... даже трудно...
      Демиров соглашается:
      - Да, смотреть на врага неприятно...
      Снова Гашем улавливает в словах секретаря райкома что-то двусмысленное.
      Он развивает свою мысль:
      - Когда видишь врага, Таир, сразу хочется всадить в него пулю!.. Я такой!.. Я считаю: только мертвый враг может порадовать глаз человека!.. Или я не прав?.. Скажи, Таир,- не прав?
      Демиров некоторое время молчит. Очень неприятно молчит. Пока Гашем Субханвердизаде ждет ответа, у него становятся мокрыми ладони, тревожный холодок заливает грудь.
      - В некотором смысле я согласен с тобой,- слышится наконец голос Демирова.
      Опять какая-то двусмысленность!
      - И еще, Таир... Выходит, напрасно наш Алеша держал под арестом Ярмамеда из Чайарасы!.. Бедный Ярмамед!.. Пал геройской смертью на поле боя!.. Оказывается, честный был человек, наш!.. А ведь я говорил тогда Алеше - он не послушался меня!..
      - А я слышал - наоборот: будто это ты, Гашем, настоял на аресте Ярмамеда, ты приказал Хангельдиеву заключить Ярмамеда под стражу в Чайарасы сразу же после убийства Сейфуллы Заманова!..
      - Клянусь тебе своей жизнью, Таир, это ложь! Чтобы ты похоронил меня своими руками, если это так!.. Ложь!.. Чудовищная ложь!.. Действительно, Хангельдиев заключил тогда Ярмамеда под стражу, так ведь на этом настаивали жители деревни. Я не стал мешать действиям Хангельдиева, решил: так будет лучше для самого Ярмамеда! Ведь чайарасинцы могли учинить над ним самосуд. Сам знаешь, каким уважением и любовью у народа пользовался наш покойный Сейфулла Заманов!.. Ведь пятно-то легло на всю деревню!.. Я подумал: жалко Ярмамеда, пусть побудет несколько деньков под охраной нашей милиции, затем вернется в свою родную деревню официально реабилитированным. А потом приехал из Баку Гиясэддинов, забрал к себе в отдел арестованного Ярмамеда, и начались допросы, протоколы... А ведь я неоднократно заявлял Алеше: хотя, говорю, прошлое у этого Ярмамеда подмоченное, немного сомнительное, не без темных пятен, однако маловероятно, чтобы он стрелял в своего гостя. Ну, а Алеша действовал по-своему... Обидно мне, Таир, что теперь кто-то пытается исказить мои действия, мои слова, мои мысли!.. Впрочем, я ничему не удивляюсь, в том числе и действиям Алеши!.. Что ему, бедняге, оставалось делать?.. Ведь упорно поговаривают, что он заглядывался на жену покойного Ярмамеда, приставал к ней... А говорят: глас народа - глас божий! И еще говорят: нет дыма без огня! Конечно, может быть, все это и болтовня, враки!.. У нас ведь сам знаешь как!.. Могут любую напраслину возвести на совершенно невинного человека! На своей шкуре испытал это не раз!.. Наши идейные враги не дремлют, сам это понимаешь, Таир! Их оружие - не только винтовка и кинжал, но и наговоры, ложь, клевета!.. Они делают все возможное, чтобы натравить нас, стойких большевиков, друг на друга, посеять между нами, руководителями, вражду, внести раскол в наше единство, отравить наши товарищеские отношения ядом взаимной подозрительности, обоюдного недоверия! Классовый враг, Таир, не дремлет! И наша теория подтверждает, свидетельствует о сложности классовой борьбы!
      - Я это вижу и из практики!
      - На практике все подчас гораздо сложнее, Таир! Враги умудряются так подстроить, что друг иногда может показаться тебе врагом. Учти это, Таир!
      - Спасибо за совет, Гашем. Все это мы будем учитывать...
      Вот опять Таир говорит как-то иносказательно! Или это ему, Гашему, только кажется?
      - И еще хочу тебе сказать, Таир,- продолжает он,- напрасно ты не включил меня в список бойцов комотряда! Что с того, что я руководящий работник?.. Ничего со мной не случилось бы! Имей в виду, если бы я был у Красных скал, я не дал бы погибнуть Хосрову и тем двоим!.. Ах, как мне жалко Хосрова!.. Не уберег Гиясэддинов молодого большевика!.. Большая потеря!.. Мать его, говорят, умом тронулась... Несчастная женщина!.. Конечно, борьба не может быть без жертв... И все-таки досадно, что Хосрова не уберегли. Убежден, будь я с отрядом, у нас бы не было этой потери!.. Напрасно, Таир, ты не пустил меня в горы! Напрасно!.. Да и я сам хорош! Не надо мне было обращать внимание на ваши списки!.. Мне следовало сразу же сесть на коня и ехать туда, куда велит сердце!
      В ответ на эти страстные слова Демиров молчит. Страх все больше овладевает сердцем Гашегла. Он закругляет разговор:
      - Ну, пока, Таир.
      - Пока,- сухо звучит из трубки.
      Демиров дает отбой.
      "Что же делать?.. Что делать?..- мучительно думает Га-шем.- Неужели это конец?.. Но ведь должен быть какой-то выход!.. Должен!.."
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
      После телефонного разговора с Демировым Гашем Субханвердизаде ушел из райисполкома.
      Первым делом, придя домой, он извлек из буфета неначатую бутылку коньяка, открыл ее, налил себе больше половины тонкого стакана, опрокинул в рот одним махом.
      Плеснул еще, выпил. Подсел к столу, уперся сжатыми кулаками в скулы. Задумался...
      Немного погодя он поднялся, подошел к телефону, соединился с Дагбашевым, лаконично сказал:
      - Дагбек, приходи. Жду тебя!
      - Сейчас...- только и ответил Дагбашев и положил трубку.
      Спустя минут десять хлопнула дверь веранды. Субханверди-заде даже не поднялся из-за стола. В комнату тихо вошел Дагбашев, бледный, осунувшийся. Гашем повернул к нему голову:
      - Что с тобой, храбрец? Ты что раскис? Вид у тебя неважнецкий!.. Или кутнул вчера?
      Дагбашев продолжал стоять у порога. Промямлил:
      - Болен я, Гашем. Не до кутежей мне...
      - К врачу обращался?
      - Был у старика.
      - Это у Везирзаде, что ли?
      - У него.
      - Из бывших беков! Толковый врач. Ну и что он говорит?
      - Предполагает у меня душевное заболевание...
      Субханвердизаде захохотал:
      - Ах ты, симулянт!.. Корчишь из себя сумасшедшего?.. Думаешь, поможет? Проходи, садись!
      Дагбашев опустился на табурет у стола напротив хозяина. Вид у него и в самом деле был болезненный.
      Субханвердизаде, протянув руку, коснулся тыльной стороной пальцев его лба.
      - Лихорадит тебя - это верно. Однако причина твоей хвори мне известна, Дагбек... Про нашу победу ты, конечно, уже слышал?.. Я имею в виду победу нашего славного коммунистического отряда, руководимого бесстрашным Алешей Гиясэддиновым, над бандой Зюльмата на Красных скалах... Или ты еще не знаешь об этом?
      Голова Дагбашева бессильно упала на грудь.
      - Знаю, Гашем,- выдавил он из себя едва слышно.
      - С чем тебя и поздравляю! - насмешливо сказал Субханвердизаде.- А ты поздравь меня, Дагбек! Это ли не радость?.. Это ли не долгожданный праздник для нас? Наконец-то мы уничтожили этих врагов народа, этих паразитов!.. Может, на радостях пожмем друг другу руки, а? Или выпьем ло стаканчику? Давай, Дагбек, хватим, а?.. Ты уже прикладывался сегодня?.. Сознавайся, Дагбек!..
      Дагбашев молчал.
      - Я вижу, ты грустишь? - продолжал язвить Субханвердизаде.- Скорбишь?.. Уж не оплакиваешь ли ты бандитов, многоуважаемый товарищ прокурор? Ну, соблаговолите сказать хоть что-нибудь!.. Так, значит, вы в трауре?
      Дагбашев поднял на него страдальческий взор:
      - Какой там траур?.. Они же враги, Гашем... Наши враги...
      Глаза Субханвердизаде сделались холодными и жестокими.
      Под его взглядом Дагбашев втянул голову в плечи, съежился.
      - Это ты верно сказал, Дагбек,- процедил сквозь зубы Субханвердизаде.- Они - наши враги!.. И Зюльмат теперь - наш наипервейший враг!.. Твой и мой!.. Ты понимаешь это, Дагбек? - Он продолжал сверлить оробевшего Дагбашева злым взглядом.
      - Понимаю, Гашем...- сдавленно произнес прокурор.
      - Этого мало, Дагбек, что понимаешь! Как говорится: от слов "халва-халва" во рту сладко не станет. Надо действовать, Дагбек! Действовать! Действовать!.. Или мы подохнем!.. Может, ты согласен подыхать?! Ну, отвечай, согласен?
      Дагбек простонал:
      - Перестань, Гашем!..
      - Тогда надо действовать! Иначе Зюльмат потянет нас за собой... Мы не можем сидеть сложа руки и ждать!.. Кроме того, учти: наши друзья не простят нам наших ошибок.
      - Что же надо делать?
      Субханвердизаде поднялся из-за стола, прикрыл плотнее дверь, заходил возбужденно по комнате. Снова сел. Уставился на Дагбашева. Заговорил:
      - Делать надо вот что, дорогой товарищ прокурор. Прежде всего вы должны выполнять ваши функции!
      Дагбашев недоуменно заморгал:
      - Какие функции? О чем ты, Гашем?..
      Субханвердизаде передразнил его:
      - "Какие функции?.. Какие функции?.." Не забывай, Даг-бек, что ты прокурор! А место прокурора - там, где находятся преступники! Завтра же ты выедешь навстречу отряду Гиясэддинова, чтобы допросить главаря банды Зюльмата. Я буду сопровождать тебя! Там, на месте, посмотрим, что можно будет сделать. Есть у меня один план... Итак, завтра рано утром мы выезжаем! Ты понял меня, Дагбек?
      Дагбашев испуганно замотал головой:
      - Что ты задумал, Гашем? Я не поеду с тобой, езжай один. Клянусь, я болен!..
      Субханвердизаде метнул на собеседника уничтожающий взгляд:
      - Болен?.. Езжай лечиться в Баку!.. Только немедленно! Чтобы завтра же ноги твоей здесь не было!.. Ты мне только мешать будешь!.. Слышишь? Трус!.. Уезжай!..
      - Я хотел... Вчера ходил к товарищу Демирову. Он не дал согласия на мой отъезд...
      Субханвердизаде подозрительно сощурился:
      - Вот как?! Ходил, говоришь, к товарищу Демирову? Ну и что же он сказал тебе - наш дорогой секретарь?
      Дагбашев громко вздохнул:
      - Я же говорю тебе: не отпустил.
      - А что посоветовал? Может, велел тебе заранее подыскать хорошее местечко на кладбище?
      - Сказал: потерпи...
      - "Потерпи!.. Потерпи!.." - взорвался Субханвердизаде истерическим возгласом.- Придерживает он тебя здесь!.. Подозревает... Или ты, Дагбек, не догадался еще?! Хочет устроить тебе очную ставку с твоим другом Зюльматом!
      - Перестань, Гашем!..- плаксиво протянул Дагбашев.
      - Да, да! - перебив его, продолжал Субханвердизаде.- Он вас, голубчиков, сведет лицом к лицу!.. А потом ты сдохнешь! Точнее - тебя поставят к стенке как врага народа! Ну, говори, ты хочешь, чтобы тебя шлепнули?..
      - Упаси аллах, Гашем!..
      Субханвердизаде презрительно скривил губы:
      - Аллаха вспомнил?! Нет, Дагбек, теперь аллах не поможет тебе!.. Только черт!.. Только шайтан!.. Имей в виду, завтра на рассвете мы выезжаем навстречу гиясэддиновскому отряду!
      - Хорошо,- согласился Дагбашев.
      - С вечера позаботься о лошади, вели дать коню побольше овса! Дорога будет трудная. Учти это!
      - Сделаю, Гашем.
      - А после этого сразу же уедешь в Баку, отвезешь письмо. Проветришься там, покутишь. Денег я тебе отвалю...
      Дагбашев немного приободрился.
      - Тогда выпьем за нашу успешную дорогу! - предложил Субханвердизаде, беря в руки бутылку с остатками коньяка, поднял ее, посмотрел на свет: - Э, да здесь на донышке осталось! - Поднялся, достал из буфета еще одну бутылку и стакан для гостя, налил по полному стакану ему и себе, взял в руку свой, подмигнул Дагбашеву: - Ну, товарищ прокурор, за наши успехи!
      Они выпили. Закусили яблоками, лежащими в тарелке на столе.
      Несмотря на выпитое, Субханвердизаде почти не ощущал хмеля в голове. Однако настроение его заметно поднялось.
      Повеселел от коньяка и Дагбашев. Он всегда хмелел быстро. Выпив, обычно становился говорливым и беспечным, любил похвастать.
      - Ты был у Гюлейши? - спросил Гашем гостя.
      - Был...- Дагбашев ухмыльнулся самодовольно.- На то она и Гюлейша!
      - Когда был?
      - Как ты и велел, вчера... Впрочем, я заглянул бы к ней и без твоей просьбы, Гашем... Или я не мужчина?!
      - Ну и как, разговор у вас состоялся?
      Дагбашев сально осклабился:
      - Не только разговор, Гашем!.. Кое-что еще... Ты не ревнуешь?
      Субханвердизаде не был расположен шутить. Одернул гостя:
      - Перестань паясничать, Дагбек!.. Говори о деле!,. Что Гюлейша сказала тебе?
      - Колеблется. Говорит: боюсь!
      Субханвердизаде хлопнул ладонью по столу:
      - Врет! Ничего она не боится! Деньги ей нужны, желтенькие!.. Плату требует вперед, вот что означает это ее "боюсь"!.. Такие, как она, ничего не боятся, Дагбек! Наоборот, сам шайтан обходит таких стороной - трусит!.. Уж я эту добренькую Гюлейшу знаю как облупленную!
      - Еще бы! - хихикнул захмелевший Дагбашев.- Вы с ней давнишние дружки, Гашем. Говорят: старая дружба - не старый корабль: не тонет!.. Сознайся, Гашем, сладко ты с ней проводил время, когда она была помоложе!..
      - Ну, перестань! - морщась, оборвал Гашем гостя.- Ближе к делу, Дагбек! Так как ты думаешь, поможет она нам?
      - Думаю - да!
      - Ты назвал ей Баладжаева?
      - Все выложил напрямик, Гашем. Открыл ей карты... Хоть и не до конца. Твоего имени я ей не назвал.
      - Правильно сделал! Ну, а дальше? Не тяни. Расскажи по порядку, как все было!
      Дагбашев налил в свой стакан остатки коньяка из бутылки. Выпил. Начал рассказывать:
      - Ну, пришел я к ней вчера, поздно уже было, часов десять... Детишки ее спят в другой комнате... То да се, сам понимаешь, выпили с ней, закусили, помиловались... После этого я и завел разговор. Сказал: "Надо, говорю, отправить к праотцам этого Баладжаева, он ведь тебе только помеха!" А она мне: "Ладно, говорит, не хитри! Не такой уж ты добросердечный, чтобы обо мне заботиться, знаю я тебя! Догадываюсь, говорит, кто тебя подослал ко мне с этим делом. Он и сам бы мог заглянуть, лично переговорить..." - Дагбашев пояснил: Это, Гашем, она на тебя намекала...
      - Хитрая, стерва! - буркнул Субханвердизаде.- Дальше, дальше, Дагбек! Продолжай!..
      - Я говорю ей: "Да что ты, голубка Гюлейша!.. Не выдумывай, чего нет.