Из дневника Николая:

«Такой массы цыган никогда не видел. Четыре хора участвовали. Ужинали, как тот раз, с дамами. Я пребывал в винных парах до шести утра…»

И среди этих жутковатых, шумных забав Николай умудрялся оставаться нежным, целомудренным и… одиноким.

Ожидание любви, идеальной любви…

«Не знаю, чем объяснить, но на меня нашло какое-то настроение: не то грустно, не то весело. Почти таяло, пил чай и читал».

Нарушить это одиночество могла только она.

Невысокий молодой офицер быстрым шагом шел в толпе по Невскому проспекту.

А в это время карета градоначальника Петербурга медленно катила по Невскому, и градоначальник внимательно всматривался в лица идущих. Наконец он заметил в толпе молодого офицера: экипаж остановился, и градоначальник, почтительно и твердо, передал приказание отца возвращаться во дворец.

Рассказывает Вера Леонидовна:

«Он обожал прогулки… Ходила сплетня: он встретил на прогулке красавицу еврейку… И завязался роман. Об этом много болтали в Петербурге. Но отец поступил как всегда решительно — еврейку выслали вместе со всеми домочадцами. Когда все это происходило, Николай был в ее доме. „Только через мой труп“, — заявил он градоначальнику. Однако до трупа не дошло: он был послушный сын — и его в конце концов уломали и увезли к отцу в Аничков дворец, а еврейка исчезла из столицы».

«Аликс Г.» — так он называл ее тогда в своем дневнике.

Я сижу в архиве… Передо мною груда бумаг — все, что осталось от жизни Аликс Г. И они проделали то же путешествие, и на них — пыль страшного Ипатьевского дома.

Бесконечные письма от Николая, сотни писем… Ее дневники — точнее, то, что осталось. Свои дневники она сожгла в начале марта 1917 года, когда погибла империя. Остались лишь краткие записи за 1917 и 1918 годы — последние два года ее жизни… Тетради с выписками из сочинений богословов и философов, строки любимых стихов, переписанные ею: Майков, Фет, Лермонтов, Пушкин, великий князь Константин Романов (знаменитый поэт начала века, писавший под псевдонимом «К.Р.»), Браницкая и опять Пушкин, и опять Фет, и опять К.Р. — круг ее поэтов.

Но вот еще одна особая тетрадь — тоже сборник изречений, но неожиданного философа, властвовавшего над умом и душой блестяще образованной Аликс Г. Это полуграмотный русский мужик Григорий Распутин.

Дочь великого герцога Гессен-Дармштадтского Эрнеста Людвига IV и Алисы Английской — она родилась в Дармштадте в 1872 году.

Холмы, поросшие лесом, спускаются в туманную долину Рейна — места, любимые Гёте. Здесь лежит Дармштадт — крохотная столица крохотного немецкого государства — великого герцогства Гессенского. Тогда, в 1872 году, город утопал в цветах — и во дворцовом музее хранилась нежная «Мадонна» Ганса Гольбейна.

Отец Аликс Людвиг IV, гессенский государь, был женат на Алисе, дочери английской королевы Виктории. Экзальтированная Алиса Английская прославилась своей фанатичной (впрочем, вполне платонической) страстью к знаменитому немецкому философу и богослову Давиду Штраусу. Это было обожествление, столь напоминавшее… обожествление ее дочерью Григория Распутина! И нервность, и ужасающие головные боли — все, что так рано свело в могилу Алису Английскую, — унаследовала ее дочь Алиса Гессенская. Мать передала ей не только свое имя.

К этой семейной экзальтации примешивалась память столетий. В жилах Аликс Г. — кровь королевы Марии Стюарт.

Мать Аликс умерла в 35 лет. Осталась большая семья. Аликс — младшая. Старшая сестра Виктория, названная в честь бабки — английской королевы, вышла замуж за принца Баттенбергского, главнокомандующего английским флотом, вторая сестра Элла готовилась стать женой великого князя Сергея Александровича. И наконец, Ирен, третья сестра, стала женой принца Генриха, родного брата герман-ского императора Вильгельма. Так эти гессенские принцессы соединят родственными узами русский, английский и немецкий императорские дома.

После смерти матери Аликс забирает бабка.

Ее бабка — знаменитая английская королева Виктория… Викторианская эпоха — нравы, стиль мебели и стиль жизни. Королева Виктория безукоризненно соблюдает традицию: власть принадлежит парламенту, мудрые советы — королеве.

Аликс Г. — любимая внучка либеральной королевы. Белокурая красавица девочка… За светлый характер англий-ский двор зовет ее «Солнечный Лучик», впрочем, немецкий двор за озорство и непокорность звал ее «Шпицбубе» (озорница, забияка). Была ли она — сирота, увезенная от сестер, брата и отца, действительно столь легкой и веселой, или?.. Или такой ее хотела видеть бабушка Виктория? И Аликс с хитростью ребенка пошла навстречу ее желаниям?

Но «Шпицбубе» — она была.

Королева Виктория не жалует немецких принцев, и особенно императора Вильгельма. И Аликс, говорившая и думавшая по-английски, должна с улыбкой выслушивать язвительные шутки старой королевы… Но разве может она не тосковать: отец, ее семья. Та большая семья, которая рухнула, когда ей было шесть лет.

Выйдя замуж, она будет стремиться создать такую же большую семью.

Одинокая девочка путешествует по королевским дворцам своих многочисленных родственников. В 1884 году двенадцатилетнюю Аликс привозят в Россию.

Ее сестра Элла выходит замуж за великого князя Сергея Александровича. Внимательно следит император Вильгельм за появлением маленькой белокурой красавицы Аликс при русском дворе. Свадьба Сергея Александровича, брата русского царя, с немецкой принцессой может иметь и продолжение. Наследнику русского престола уже 16 лет. И гессенский род — особый в истории Романовского Семейства. Первая жена императора Павла, умершая при родах, и императрица Мария Александровна, бабка Николая, — тоже гессенские принцессы.

Так они впервые встретились: Аликс и Ники.

Идиллия: он влюбился в нее с первого взгляда. И был день, когда они оказались в Петергофе — на маленькой императорской даче «Александрия».

Уже потом, через год после женитьбы, Николай и Аликс приедут в ту же «Александрию». И Николай запишет в дневнике: «Дождь лил целый день, после кофе пошли наверх… видели окно, на котором мы оба вырезали свои имена в 1884 году». (Она любила чертить кольцом с драгоценным камнем на стекле. В Зимнем дворце на великолепных его окнах можно встретить ее автографы.) И впоследствии они будут любить старую «Александрию», хранившую дорогие воспоминания.

Окно, и двое глядят в тот день 1884 года. Они стоят у окна и у начала своей судьбы.

Именно после этого Николай поговорил со своей сестрой Ксенией, единственной, с кем подружилась не очень общительная англо-гессенская принцесса. И Ксения дала брату совет.

Он попросил у матери брошь с бриллиантами и подарил Аликс Г. Она приняла. Николай был счастлив, но он плохо знал Аликс. Ее сознание формировалось при пуритан-ском английском дворе: неуступчивость, воинственная суровость, надменность — таковы должны быть качества английской принцессы. Аликс решает, что вела себя неподобающе. На следующий день на детском балу в Аничковом дворце, танцуя, она больно всунула ему в руку брошь. Молча, не сказав ни слова.

И так же молча Николай отдал эту брошь сестре Ксении.

Чтобы забрать назад через 10 лет. У этой броши будет страшная судьба.

Только через пять лет семнадцатилетняя Аликс вновь появляется при русском дворе. Она приедет к сестре Элле. На самом деле — это смотрины. Все эти годы Николай сохранял воспоминание о юной красавице. И добился своего.

«Необаятельная, деревянная, холодные глаза, держится, будто аршин проглотила», — таков услужливый приговор двора. Было объявлено: принцесса не понравилась императрице. Голос императрицы-матери всегда громко звучал, когда император-отец не желал, чтобы слышали его голос.

Все было просто: политика. Политика Александра — союз России и Франции. И принцесса из Орлеанского дома, дочь графа Парижского, — вот желанная партия для цесаревича.

Никто в стране и в семье не смеет перечить властному императору. Тем более мягкий Ники, который ненавидит вступать в конфликты. В Петергофе состоялось решительное объяснение между отцом и сыном. И Ники покорно соглашается не настаивать на браке с Аликс, но… от орлеанской принцессы решительно отказывается. Он выбирает третий путь: ждать — молча, безропотно и безнадежно. Ждать, когда Бог соединит его с Аликс. Это был единственно возможный для него стиль поведения: тишайший, покорный — но бунт.

Его дневник 1889 года открывается фотографией юной Аликс: он вклеил ее уже после ее отъезда. Он начинает ждать.

Сестра Элла (после перехода в православие — великая княгиня Елизавета Федоровна) помогла выйти отвергнутой Аликс из неприятной ситуации. Объявлено: ни о каком предполагаемом браке речь не шла и идти не могла: Аликс не намерена менять свою религию.

Аликс возвращается в Англию. Но самое удивительное — с каким-то странным облегчением. Она объясняет себе: сестра права, она не может так просто сменить религию. Слишком большое место вера занимает в ее жизни.

В следующий приезд белокурой принцессы — через год — несчастному Николаю не разрешают с ней увидеться.

Аликс остановилась у сестры Эллы в подмосковном имении Ильинское…

«20 августа 1890 года. Боже! Как мне хочется поехать в Ильинское… Иначе, если я не увижу ее теперь, то еще придется ждать целый год, а это тяжело!!!» (В отчаянии он ставит три восклицательных знака!)

Ильинское и сейчас существует под Москвой. Несколько недель живет Аликс в имении и с изумлением наблюдает… Слишком тесны связи между Дармштадтом, Лондоном и Петербургом, чтобы не знать подробностей друг о друге. Брак Эллы фиктивен из-за наклонностей мужа, и никогда сестре не суждено иметь ребенка. Но при этом Сергей Александрович изводит ее кутежами и беспричинной ревностью.

Но Аликс с изумлением видит: сестра счастлива, светятся ее глаза. Элла любит мужа, потому что так велит Бог. В любви к несчастному мужу — исполнение заповедей Господних. Преходящие радости жизни и вечная радость служения Богу…

До сих пор стоит Ильинская церковь. Тогда там горели свечи, звучали голоса певчих и две сестры стояли в храме.

Николай продолжает свой «покорный бунт». Итак, он исполнил приказание отца, но… Можно запретить ему с ней видеться, но нельзя запретить ему ждать ее.

Из дневника:

«21 декабря 1890 года. Вечером у мамґа рассуждали о семейной жизни теперешней молодежи из общества. Невольно этот разговор затронул самую живую струну моей души. Затронул ту мечту и ту надежду, которыми я живу изо дня в день. Уже полтора года пролетело с тех пор, как я говорил об этом с папґа в Петергофе, и ничего не изменилось ни в дурном, ни в хорошем смысле. Моя мечта — когда-нибудь жениться на Аликс Г. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 г., когда она зимой провела 6 недель в Петербурге. Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты… Единственное препятствие или пропасть между ею и мною — это вопрос религии. Кроме этой преграды нет другой, я почти убежден, что наши чувства взаимны. Все в воле Божьей, уповая на его милосердие, я спокойно и покорно смотрю в будущее».

Его отправляют развеяться в путешествие.

Средиземное море, Адриатика, Венеция… Жизнь — праздник! Бал! Бал!

«В гондоле съехали на берег, осмотрели дворец, собор Святого Марка, Академию и прокатились по каналу. Странное впечатление от этого города. Сидели и пили кофе на площади».

Когда он вернулся в Петербург, отец понял, что ничего не изменилось. Значит, пора действовать.

И вскоре в дневнике Николая появляется еще один важный персонаж — «Маленькая К.».

Тот канувший в Лету петербургский мартовский вечер, рысаки, подъезжавшие к знаменитому Яхт-клубу. (Блестящие офицеры гвардии, императорская свита и члены императорской фамилии состояли в клубе.) Тогда в марте 1890 года здесь впервые зазвучало имя Маленькой К.

Все члены клуба — балетоманы. Улица, где помещалось Петербургское балетное училище, в течение всего столетия была любимым местом прогулок столичных франтов. Старая традиция петербургской знати: любовница — балерина.

Так же, как гвардия, балет связан с дворцом. Великий князь… (здесь можно подставить разнообразные имена) влюбился в балерину… открыто жил с нею, купил ей дом и прижил от нее детей. Список этих скандальных историй длинный. Директор императорских театров должен быть дипломатом и стратегом — и все время находиться в курсе сложной диспозиции взаимоотношений своих подчиненных с членами императорской фамилии. Придя на балет, публика первым делом интересуется «высочайшим присутствием»: кто сидит в императорской ложе — часто это определяет положение балерины.

Из рассказов Веры Леонидовны:

«Она не была красивой, у нее были короткие ноги. Но глаза! Огромные глаза — две бездны… она манила, эта маленькая очаровательница. Она училась у итальянцев и была великолепна технически. Она протанцевала однажды 32 фуэте и, когда раздалась буря аплодисментов, мило повторила это еще раз. Кто-то сказал о ней: „Она любила балет вообще, а жизнь особенно“. Наоборот: она любила балет особенно, а жизнь вообще. Всю жизнь она стремилась стать великой балериной. Но ее так и не признали великой… Она была щедра во всем, что могло принести ей успех на сцене (и очень скупа в частной жизни). Она всем в театре угождала, делала подарки, была ласкова с рабочими сцены, с гримершами, но… ее не любили. Кроме того, в обществе стало модно фрондировать: когда ее полюбил будущий царь, она была обречена на нелюбовь зала… Моя подруга-балерина пыталась ее ошикать. Это было замечено. И на своем спектакле моя подруга получила огромную корзину цветов. И записку: „Матильда Кшесинская Вас благодарит“. Она умела быть великолепной. За глаза ее звали „Фея Оленьего парка“: в Оленьем парке французский король Людовик XV содержал свой гарем».

Это была — балетная семья. Ее отец — поляк Феликс Кшесинский. Весь Петербург учился у него танцевать мазурку. Он ставил балеты и танцевал сам со всеми знаменитыми балеринами того времени. К концу века на император-ской сцене уже танцевали его дети — Иосиф и Юлия Кшесинская (или «Кшесинская-первая», как будут называть ее, когда стремительно взойдет звезда ее младшей сестры).

Из дневника:

«23 марта 1890 г.: Поехал в коляске на Елагин остров в конюшню молодых лошадей. Вернулся на новой тройке. Закусывал в восемь часов. Поехали на спектакль в театральное училище. Были небольшие пьесы и балет. Очень хорошо ужинал с воспитанницами».

За этой нескладной фразой — начало романа.

Матильда Кшесинская родилась в 1872 году. Она умрет в Париже в 1971-м, не дожив года до своего столетия. В Париже она напишет мемуары — трогательную историю о любви юной балерины к наследнику престола. Напишет она и о том вечере 23 марта 1890 года — о вечере в исчезнувшей «Атлантиде».

После выпускного бала, где присутствовали император и наследник, были накрыты столы. Неожиданно они остались на ужин. Их усадили за отдельный столик, и вдруг царь спросил: «А где же Кшесинская-вторая?»

Юную балерину подвели к царскому столу, Государь сказал ей несколько комплиментов и добавил, что знаком с ее отцом. Император-отец сам усадил балерину рядом с наследником и шутливо добавил: «Только, пожалуйста, не слишком флиртуйте». К изумлению юной балерины, Николай молча просидел около нее весь вечер.

Романтический рассказ Кшесинской сменим прозаиче-ским повествованием. Итак, царь сам усаживает девушку рядом с сыном и даже напутствует: «Только не флиртуйте…» Яснее не скажешь.

Вера Леонидовна: «Это было обычно. Когда в зажиточных семьях подрастали юноши, в дом брали красивую и, что еще важнее, — чистую служанку… это был опасный век».

Сифилис уносил тысячи молодых жизней, пьянство и бордели были частью гвардейского быта. Здоровье наследника касалось судьбы целой страны. История с еврейкой была грозным сигналом, и отец семьи и страны решил «позаботиться» о сыне. Кшесинская — блестящая кандидатура: роман с будущей звездой балета мог только украсить биографию молодого человека. Но главным было — заставить его забыть гессенскую принцессу. Потому и был задуман этот приход в училище.

Поняла ли юная балерина условия игры? Или все было для нее действительно в романтическом ореоле: наследник, цесаревич! И тогда эту игру вели взрослые. Но при всех вариантах это была игра.

Только летом маленькой большеглазой девушке удалось продолжить роман. В июле 1890 года Матильда Кшесин-ская была принята в труппу Мариинского императорского театра. В Красном Селе шли учения гвардии, в которых принимал участие Николай. Там императорский балет танцевал летний сезон.

Она знала — это случится во время антракта: великие князья любили приходить за кулисы. И с ними наверняка придет он. Знала — он хочет прийти.

И он пришел. Так они встретились за кулисами. Он говорил какие-то незначащие слова, а она все ждала… И опять на следующий день он был за кулисами, и опять — ничего. Однажды в антракте ее задержали. И когда она вбежала на сцену, разгоряченная, с пылающими глазами… как она боялась упустить своего робкого обожателя… Николай уже уходил. Когда он увидел ее, у него вырвалось ревнивое, беспомощное: «Я уверен, вы только что флиртовали!» И, смешавшись, выбежал… Так он объяснился.

Дирекцию императорских театров возглавлял тогда И.А.Всеволожский. Жил он богатым русским барином, но, ко всеобщему изумлению, за артистками не волочился. У него были другие страсти: он обожал хороший стол, держал повара-француза, любил французскую комедию и итальянскую оперу. Но Александр III был патриотом, и потому на императорской сцене теперь владычествовало национальное искусство. И несчастный Всеволожский должен был полюбить русскую оперу, которую он прозвал «щи-бемоль», и русского драматурга Островского. И он полюбил — с готовностью, потому что всегда желал угодить царю.

И оттого он сразу отметил новую балерину.

Царская Семья занимала первую левую ложу. Ложа была почти что на сцене. И, танцуя рядом, новая балерина Кшесинская-вторая пожирала своими огромными глазами наследника, сидевшего в ложе вместе с отцом. И самое удивительное, это не вызвало никакого неудовольствия у грозного императора. Всеволожский все понял — и с этого мгновения он заботился, чтобы партии в балетах доставались этой балерине. В кратчайший срок она завоюет положение примадонны императорского балета.

«17 июня… Происходили отрядные маневры… Кшесинская-вторая мне положительно очень нравится».

«30 июня. Красное Село. Дело на горке сильно разгорелось… Был в театре, разговаривал с Маленькой К. перед окном (ложи)».

В Париже она вспоминала, как он стоял в окне ложи, а она на сцене перед ним. И опять разговор кончился пре-лестным ничем. А потом он пришел проститься: он уезжал в кругосветное путешествие.

«1 июля… В последний раз поехал в милый Красносельский театр проститься с К. Ужинал у мамґа до часу».

Она его не понимала. А все было так просто: ожидание Аликс Г. Он сохранял верность.

Теперь Маленькая К. ежедневно читает газеты — она следит за его путешествием. И вот приходит весть, повергнувшая в изумление Петербург: на улице маленького япон-ского городка на наследника напал полицейский и рассек ему голову мечом. Николай чудом остался жив.

Столица полна слухов. Фантастические версии о некоей любовной истории, недопустимом ухаживании чрезмерно предприимчивого Николая (она, уже понявшая характер своего робкого воздыхателя, не поверила). Наконец, нападавший был объявлен сумасшедшим фанатиком.

«27 апреля 1891 года. Прибыли в Киото: глаза просто разбегаются, такие чудеса видели мы. Видели стрельбу из лука и скачки в старинных костюмах… В девять отправились с Джорджи (греческим принцем Георгием, сопровождавшим его в путешествии. — Авт.) в чайный домик. Джорджи танцевал, вызывая визги смеха у гейш».

«Но и во сне воды Джиона текут под моей подушкой». Джион — квартал чайных домиков в Киото, сотни гейш заполняли его улочки. Обитательницы чайных домиков — парчовые куклы в затканных золотом кимоно. Японская эротика — утонченнее и чувственнее грубых предложений любви на европейских улицах… Заканчивается чайная церемония… Все дальнейшее остается тайной…

«29 апреля. Проснулся чудесным днем, конец которого мне не видать, если бы не спасло меня от смерти великое милосердие Господа Бога.

Из Киото отправились в джен-рикшах в небольшой город Отсу…

В Отсу поехали в дом маленького, кругленького губернатора. У него в доме, совершенно европейском, был устроен базар, где каждый из нас разорился на какую-нибудь мелочь. Тут Джорджи и купил свою бамбуковую палку, сослужившую через час мне такую великую службу. После завтрака собрались в обратный путь, Джорджи и я радовались, что удастся отдохнуть в Киото до вечера. Вы-ехали в джен-рикшах и повернули налево в узкую улицу с толпами по обеим сторонам. В это время я получил сильный удар по правой стороне головы, над ухом. Повернулся и увидел мерзкую рожу полицейского, который второй раз на меня замахнулся саблей в обеих руках. Я только крикнул: «Что, что тебе?»… И выпрыгнул через джен-рикшу на мостовую. Увидев, что урод направляется ко мне и что никто не останавливает его, я бросился бежать по улице, придерживая рукой кровь, брызнувшую из раны. Я хотел скрыться в толпе, но не мог, потому что японцы, сами перепуганные, разбежались во все стороны… Обернувшись на ходу еще раз, я заметил Джорджи, бежавшим за преследовавшим меня полицейским… Наконец, пробежав всего шагов 60, я остановился за углом переулка и оглянулся назад. Тогда, слава Богу, все было окончено. Джорджи — мой спаситель, одним ударом своей палки повалил мерзавца, и, когда я подходил к нему, наши джен-рикши и несколько полицейских тащили того за ноги. Один из них хватил его его же саблей по шее. Чего я не мог понять — каким путем Джорджи, я и тот фанатик остались одни, посреди улицы, как никто из толпы не бросился помогать мне… Из свиты, очевидно, ни-кто не мог помочь, так как они ехали длинной вереницей, даже принц Ари Сугава, ехавший третьим, ничего не видел. Мне пришлось всех успокаивать и подольше оставаться на ногах. Рамбах (доктор) сделал первую перевязку и, главное, — остановил кровь. Народ на улицах меня тронул: большинство становилось на колени и поднимало руки в знак сожаления. Более всего меня мучила мысль о беспокойстве дорогих папґа и мамґа, и как написать им об этом случае».

Поразителен возглас Николая в эту гибельную минуту, записанный им самим: «Что, что?..»

Через 27 лет тот же возглас Николая и тоже в гибельную минуту — когда он стоял в том полуподвале в Екатеринбурге — запишет его убийца Юровский…

Итак, в 1891 году, уже во второй раз в жизни, он избежал смерти. Николай начинает ощущать себя под защитой Его. Он не дает ему погибнуть. Значит, у него иное предназначение?

«1 мая. Токио. Я нисколько не сержусь на добрых японцев за отвратительный поступок одного фанатика. Мне также, как прежде, люб их образцовый порядок и чистота, и, должен сознаться, продолжаю засматриваться на…, которых издали вижу на улице. Принят микадо в одиннадцать часов…»

Отец велит ему возвращаться в Петербург. И опять все радостно, жизнь — бал. Во Владивостоке он участвует в закладке Великого железнодорожного пути через всю Сибирь. И веселое путешествие по сибирским рекам, с картежной игрой, попойками — праздник вторично избежавшего смерти.

На обратном пути он посетит Тобольск.

«10 июля 1891 года. В семь часов пришли в Тобольск при тусклом, сером освещении; на пристани, как всегда, встретил городской голова с хлебом-солью, граждане города Тюмени, ремесленное общество с блюдами и почетный караул… Сел в коляску, поехал на гору в собор, — по оригинальным дощатым улицам города. Из собора пошли осматривать ризницы, где хранится большинство предметов, относящихся ко времени покорения Сибири. Поехал в музей, здесь меня более всего интересовал колокол, сосланный из Углича за то, что он бил в набат в день смерти царевича Дмитрия…»

Впоследствии и он сам, как этот колокол, будет сослан в Тобольск. В том грядущем, пока еще далеком 1918 году нового XX века, арестованный, он будет пытаться увидеть из-за забора краешек улицы и город, которым любовался в дни юности.

Он вернулся. Не останавливаясь в Петербурге, он приезжает к родителям в Красное Село.

«7 августа 1891 года. Странно было, что не надо никуда ехать, и не будет больше ночлегов с поздними приездами и ранними отъездами».

Прежняя размеренная жизнь вступает в свои права.

«7 декабря. Великолепно выспавшись… после кофе отправились в санках… Наслаждался в своей сибирской дохе…»

«15 декабря. Утром принимал целый воз бумаг из Государственного совета и Комитета министров. Просто не понимаю, как можно поспеть в одну неделю прочесть такую массу бумаг. Я постоянно ограничиваюсь одним-двумя делами, самыми интересными, остальные идут прямо в огонь».

«31 декабря. Не могу сказать, чтоб сожалел, что 1891 год закончился. Он был, положительно, роковым для всего нашего семейства: смерть тети Ольги (матери его друзей, Михайловичей. — Авт.)… болезнь и долгая разлука с Георгием (братом. — Авт.), и, наконец, мой случай в Отсу — все следовало быстро, одно за другим. И голод присоединился к этим тяжелым несчастьям. Молю Бога, чтобы будущий год не был похож на прежний…»

И опять наступил март.

«5 марта 1892 года. Мамґа говорит, что меня почти не видит, так много я шатаюсь, но, то не мое мнение, мне кажется, в мои годы так и следует».

«8 марта. Проснулся в обрез к обедне, я так крепко сплю, что меня даже в отчаяние приводит».

Так идет эта рассеянная жизнь. Аликс далеко, миф, мечта, — а рядом эта влюбленная девочка, которая так нравится ему, Сергею, всей его милой компании…

«25 марта. Вернулся в Аничков при снеге, валившемся хлопьями. И это называется весна? Обедал с Сергеем у себя, а потом поехал навестить Кшесинских, где провел полтора приятных часа…»

В тот день Николай отважился на поступок, удивительный для нерешительного молодого человека.

Должно быть, смелое решение было принято во время обеда, о котором он пишет. Вино и эта беседа с другом детства великим князем Сергеем Михайловичем, который не скрывал восторга перед чарами юной балерины… Можно даже представить, о чем они говорили, — ведь в том марте минуло ровно два года как он впервые увидел Матильду. И можно легко вообразить, что насмешливо посоветовал ему ловелас, блестящий петербургский денди великий князь Сергей…

И Николай решился.

Кшесинская вспоминала тот мартовский петербургский день… Она сидела дома больная, с перевязанным глазом. Романтическую К. мучил в эти дни прозаический фурункул. Служанка доложила, что ее хочет видеть некий гвардейский офицер, господин Волков. Удивленная балерина, не знавшая господина Волкова, все-таки велела провести его в гостиную. И не поверила своим глазам (вернее, одному, здоровому) — в гостиной стоял Николай.

Видимо, цесаревич воспользовался фамилией своего наставника в военном ремесле — все того же Александра Волкова.

Впервые они были одни. Они объяснились, и… более ничего! Через «приятных полтора часа» он, к изумлению Маленькой К., удалился!

На следующий день она получает записку: «С тех пор, как я вас встретил, я прямо как в тумане. Я надеюсь, скоро смогу прийти еще. Ники».

Теперь для нее он — Ники. Начинается прелестная и, что поразительно для нравов, невинная любовная игра. Его товарищи по корпусу приносят цветы от влюбленного. И сам влюбленный теперь частый гость в квартире Феликса Кшесинского. Но каждый раз, когда он приходит, это странно совпадает с отсутствием остальной семьи.

Записки (когда он не приходит) следуют непрерывно. Теперь он называет ее «панночкой».

«Думай о том, что сделал Андрий, обожая молодую панночку».

Он зря тревожит гоголевские персонажи — история ка-зака Андрия, предавшего заветы отца, старого Тараса Бульбы, ради любви к панночке — здесь совершенно неуместна.

Потому что за кулисами его любовной истории все время стоит сам грозный Бульба — отец-император. Хотя, впрочем… Во время встреч с Матильдой он постоянно продолжал мечтать о другой. Против которой был отец, союз с которой был бы предательством «старого Бульбы». Кшесин-ская была всего лишь лжепанночка. В тайниках его души — истинная панночка по-прежнему — Аликс Г.

И он странно соединил их обеих.

«31 марта. Заехали на короткое время к дяде Мише… Он повел по комнатам своей покойной жены — ничего не тронуто». Здесь он думает об Аликс… Трогательная любовь родителей его друзей Михайловичей, любовь супружеская — это Аликс Г.

«Вернулся в Гатчину. У меня самое непостное настроение (в это время был Великий пост. — Авт.). Хорошо еще в этом случае, что живу в Гатчине и в 49 верстах от столицы».

Это — уже Матильда…

«1 апреля… Весьма странное явление, которое я в себе замечаю: я никогда не думал, что два одинаковых чувства, две любви одновременно совместились в душе. Теперь уже пошел четвертый год, что я люблю Аликс Г. и постоянно лелею мысль, если Бог даст на ней когда-нибудь жениться… А с лагеря 1890 года по сие время я страстно полюбил (платонически) Маленькую К. Удивительная вещь, наше сердце. Вместе с этим я не перестаю думать об Аликс, право, можно было заключить после этого, что я очень влюбчив. До известной степени да! Но я должен прибавить, что внутри я строгий судья и до крайности разборчив, — вот это и есть то настроение, которое я вчера назвал непостным».

А пока — веселое общество почти ежедневно собирается по вечерам в комнате Маленькой К. Николай приходит с друзьями Михайловичами: Сергей, Сандро и Георгий. Три великих князя и наследник — в скромной квартире модного учителя балетных танцев… И Ники смешно показывает, как она танцует танец маленьких лебедей.

Вместе с императором Ники уезжает в Данию, и оттуда Матильда получает страстные письма. Но, одновременно с этими письмами, Николай осторожно продолжает разговор с отцом об Аликс.