Я сказал: «Я приеду к вам в клинику и дам вам попробовать».
      Он спросил: «Что значит, вы дадите мнепопробовать?»
      Я сказал: «Фактически, как раз наоборот. Но позвольте мне приехать к вам в клинику».
      Я приехал к нему в клинику и велел ему: «Дайте мне хлороформ».
      Он переспросил: «Что?»
      Я сказал: «Дайте мне хлороформ, и я буду продолжать повторять: один, два, три, четыре, пять... а вы просто слушайте, на каком числе я остановлюсь. И когда я вернусь, когда вы удалите хлороформную маску, прислушайтесь ко мне. Я начну считать с того же самого числа, на котором я остановился, в обратном порядке».
      Он был немного обеспокоен. Сначала он сказал:
      «Теперь мы перестали пользоваться хлороформом».
      Я сказал: «Вам придется это сделать, если вы хотите понять Бардо».
      Он сказал: «Но это же опасно».
      Я сказал: «Не волнуйтесь, это не опасно».
      Итак, я убедил его. Он поместил меня под маску, и я начал повторять числа: один, два, три... И я наблюдал внутри, как мой голос становился все тише, тише и тише, и как он придвигался ухом поближе к моим губам, чтобы услыхать последнее число — это было девять. После этого я не мог говорить, тело было совершенно парализовано, мои губы не могли пошевелиться.
      Через десять минут он удалил маску и стал ждать. Как только я смог шевелить своими губами, он услышал: «Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один». И пока я считал в обратном порядке, мой голос становился все яснее и яснее. К тому времени, как я достиг единицы, я вернулся.
      Я сказал: «Это и есть Бардо. Когда ты умираешь, если ты можешь справиться сам, хорошо; в противном случае, позови меня. Тогда я дам тебе представление о том, куда идти, какую утробу найти, какие родители дадут тебе свободу, какую атмосферу искать, где ты скоро станешь разумным, и не будешь оставаться отсталым — идею о том, чтобы стать Гаутамой Буддой, идею о том, чтобы стать просветленным».
      Он был все еще жив, когда я покидал Джабалпур в 1970 году, поэтому я не знаю, что произошло с этим парнем. Он был стар, вероятно, он умер и родился где-то еще. И я не думаю, что он был способен создать программу для нового путешествия. Бардо — это программирование всего вашего путешествия.
      Томас Мертон, по-видимому, родился в Японии или в том месте, где он мог испытать опыт дзен безо всяких препятствий со стороны христианства, безо всякой покорности какому-либо Папе. Но в прошлой жизни, когда он был Томасом Мертоном, он много размышлял о дзен, что могло создать атмосферу Бардо. И поскольку это было его последним утверждением на конференции... и он, очевидно, планировал это в то время как был отравлен. Следующим утром он уезжал в Японию, он уже заказал билет в Японию — но он не сознавал того, что христианство не позволит вам выйти из своей тюрьмы так легко.
      Я против всех этих религий по той простой причине, что они всегда были преступны, убийственны. Они говорили о мире, любви, Боге; они говорили великие слова — но они не подразумевают этого. То, что они подразумевают, может быть обнаружено только в их поступках, не в их словах.
 
      Второй вопрос:
       Томас Мертон писал: «Дзен — самый мистический из всего духовного...»
      Видите противоречие? Как раз в первом утверждении он говорил — это не мистика, это не мистицизм, а теперь он говорит:
       «Дзен — самый мистический из всего духовного, он так наполнен дерзким парадоксом, что это первый действительный скандал для рационального духа Запада».
       Возлюбленный Мастер,
       Но, фактически, разве дзен не более рационален в своей иррациональности — признавая, что рациональность имеет пределы, а мы ищем неограниченного — чем христианство со своими чудесами, безукоризненной концепцией и воскресением?
 
      Вo-первых, дело в том, что Томас Мертон был не очень сознательным существом; он не знал ничего о медитации. Без знания медитации вы не можете быть более сознательны, чем обычные люди; каждый имеет тонкий слой сознания. Потому он сейчас же забывает, что он отрицал то, что дзен мистика, и тут же переходит к следующему: «Дзен самый мистический из всего духовного».Фактически, он просто мистичен; у него нет ничего общего с духовностью. Он далеко за пределами так называемой духовности — потому что чем же другим может быть ваш дух, как не вашей личностью? Поэтому вся духовность сосредоточена на самореализации.
      Дзен это вообще не духовное явление, потому что он движется за пределы духа и за пределы личности. Он уходит в ничто. Это растворение в голубом небе.
      Например, джайнизм это великая духовность. Он останавливается на реализации личности. Как только вы реализовали вашу индивидуальность, он останавливается. Вы становитесь замерзшим айсбергом, вы не таете. Гаутама Будда идет дальше, чем Махавира. Айсберг должен растаять, и когда айсберг тает, васнет больше.
      Это даже не духовность. Безусловно, это делает его более мистическим, но не более мистической духовностью. Основной подход Гаутамы Будды в том, что вас нет, и вы должны заглянуть в это ничто. Это ничто является началом вашей универсальной синхронности с самим сердцем существования. Этому растворению в океане жизни никогда не учил никто другой, кроме Гаутамы Будды. А после Гаутамы Будды мастера дзен взяли на себя эту задачу.
      Это не духовность, поскольку там нет личности. Это чрезвычайно таинственно, потому что вам предлагается растворить самого себя — что будет выглядеть для ума труднейшей вещью, но это не так. Если вы вне ума, нет ничего легче.
      Выражение Шекспира, «Быть или не быть...» Все религии за первое: быть. Лишь только дзен, поднимаясь высоко в голубое небо, провозглашает это явление, это великое таинство — небыть. Бытьэто просто расширение вашего эго. Ваша самость (self)есть просто отшлифованное эго и ничего больше. О вашей самости можно сказать, что это ваше духовное эго — благочестивое эго, очень рафинированное, очень тонкое, однако это не что иное, как эго.
      Ваша личность дается обществом, ваша индивидуальность дается самим вашим рождением. Но перед рождением вы не были индивидуальны, вы были едины с утробой матери. Вы никогда не думали о том, чтобы отделиться — вы не были отдельны. Вас питала материнская кровь, материнский кислород; вы были частью материнского тела. Вы были соединены пуповиной с материнским телом, и оно было самим источником вашей жизни. Мать давала вам жизнь; вы не имели никакой индивидуальности.
      Поэтому когда вы достигаете окончательной вселенской утробы, снова вы не будете иметь никакой индивидуальности. Личность должна быть отброшена очень быстро. Эго лишь одежда, даваемая обществом, чтобы прикрывать вас, сохранять ваше неведение относительно своей индивидуальности, которая более естественна. Поэтому все цивилизованные культуры против наготы. Эго не просто социальный вопрос; они не хотят, чтобы вы узнали свою индивидуальность, они хотят, чтобы вы думали о себе как о личности. Ваша одежда, ваш язык, ваше образование, ваша мораль, ваша религия, ваше хождение в церковь, ваша молитва... все это составляет вашу личность. Все это одежды, которыми общество продолжает прикрывать вас, и вы совершенно забываете о своей индивидуальности.
      Первое, что должен сделать дзен — это отобрать все эти одежды. Второе, что он должен сделать — это отобрать даже индивидуальность и оставить вас во вселенской утробе, совершенно единым с существованием. Это не духовность, это чистая жизнь, чистое существование. Но не говорите о духовности, или самореализации, или спасении — все это оковы эго.
      Томас Мертон осознавал факт того, что дзен «настолько наполнен дерзким, парадоксом...»Эти парадоксы появляются лишь у тех, кто старается понять дзен по книгам. Дзен — это прямая передача лампы. Без мастера очень редко случается так, что кто-то становится просветленным. С мастером вы уже движетесь внутри энергетического поля. Вы есть ни что иное, как энергия, конденсированная энергия, а мастер гармоничен с существованием. Если вы попадаете в созвучие с мастером, косвенно вы достигаете созвучия с существованием, как только мастер увидит, что вы добились созвучия с ним, он просто отступает с дороги.
      Вот почему Будда сказал очень странную вещь: «Если вы встретите меня на своем пути, немедленно отрубите мне голову». Он говорит о том, что мастер в определенной точке должен сойти с дороги. Если он не уходит, долг ученика оттолкнуть его и идти прямо в космос. Но никакой достойный мастер не будет становиться препятствием.
      Учителя могут стать препятствиями — и учителя Томаса Мертона были препятствиями. Его аббат мешал ему, Папа мешал ему, все эти старшие монахи в монастыре мешали ему. Они говорили: «Что за нужда? У тебя есть Христос, у тебя есть христианство, у тебя есть величайшая религия мира. Зачем ты хочешь ехать в Японию, и особенно к людям дзен, которые составляют всего лишь небольшой ручей?»
      Если вы читаете по книгам, вы найдете их полными противоречий, но если вы учитесь у мастера, он растворит противоречия. Это то, чем я занимаюсь беспрерывно. Вы приносите сутры, которые почти не имеют объяснения, самые парадоксальные, самые странные, почти абсурдные.
      Все мое усилие в том, чтобы устранить эту абсурдность, это парадокс и сделать веши чистыми и ясными для вас, чтобы вы могли, по меньшей мере, понимать дзен не как парадоксальную систему, противоречащую себе, иррациональную, но как систему абсолютно созвучную с существованием. Безусловно, она не следует логике Аристотеля, от которой зависит все христианство.
      Запад находит в Аристотеле отца всего своего логического ума. Аристотель и вправду гений в том, что касается ума, но он понятия не имеет о том, что за пределами ума. В точности, как и Томас Мертон, стремящийся поехать в Японию, чтобы получить прямой опыт. Аристотель был учителем Александра Великого. И когда Александр завоевывал Индию, он спросил своего учителя, Аристотеля: «Хотелось бы тебе, чтобы я подарил тебе нечто особенное? Я могу доставить из Индии все, что ты пожелаешь».
      И Аристотель попросил Александра привезти ему саньясина. Он сказал: «Я слышал очень многое о саньясинах и их просветлении. Если сможешь, доставь просветленного саньясина, это будет настоящим даром для меня. И во-вторых, я слышал много о Ведах индуистов, их писаниях. Если ты сможешь, доставить комплект из четырех Вед и просветленного саньясина, это будет величайшим даром для меня».
      Это показывает, что он не понимает, что такое просветление, он не понимает, что такое саньяса. Он просит противоречивых вещей. Саньясин, просветленное существо, против всех писаний — а он просит также и индуистские писания. Он не знает, что это две несовместимые вещи. Но несомненно одно — то, что он не имеет опыта внутреннего мира, в противном случае он не попросил бы привезти саньясина. Он не понимает, что есть этот феномен просветления.
      Ваш величайший логик абсолютно не осведомлен о своем собственном бытии, — не говоря уже о великом бытии существования, — и он по-прежнему старается вычислить это при помощи ума. Отсюда его просьба доставить четыре Веды, чтобы, читая Веды, он мог понять просветление. Веды не нужны для просветления. Вам не понять просветления путем чтения каких-либо писаний. Все, чего вы добьетесь, будет заблуждением.
      Томас Мертон говорит: «он так наполнен дерзким парадоксом», —это не дерзкий парадокс — «что это первый настоящий скандал, для рационального духа Запада».Рациональный дух? Он использует слово «дух» вместо слова «ум». Рациональный умкажется уместным; о «рациональном духе» никто никогда не слышал. Либо вы обладаете рациональностью, либо вы обладаете духом. Оба они не могут существовать вместе.
      Если вы отбросили свою рациональность, остается только дух, остается «я». Такова последняя преграда. Когда последняя преграда также отброшена, вас нет больше, есть лишь существование, есть лишь жизнь — это и есть дзен.
       Вы спрашиваете:Возлюбленный Мастер, но разве дзен фактически не более рационален в своей иррациональности?..
      Нет. Дзен ни рационален, ни иррационален, поскольку обе эти категории относятся к уму. Дзен попросту за пределами любой двойственности. Рациональное и иррациональное — это просто еще одна двойственность, как день и ночь, рождение и смерть, тьма и свет. Дзен попросту за пределами любых двойственных концепций.
      Если вы за пределами ума, у вас не может быть никакой двойственности, ни малейшего следа двойственности. Вы ни рациональны, ни иррациональны; вы просто здесь и сейчас, безо всякого ярлыка. Все ярлыки собраны умом. Вы больше не мужчина или женщина; вы никогда не рождались, вы никогда не умирали. Все это было той же самой материей, из которой созданы грезы.
      Вы говорите так: признавая, что рациональность имеет пределы, а мы стремимся к неограниченному...Нет, мы ни к чему нее стремимся. Неограниченное тоже становится для ума, просто противоположностью ограниченному — снова двойственность. Мы не за что-нибудь, мы просто расслабляемся внутри самих себя. Гнаться за чем-нибудь это всегда значит двигаться вовне. Гнаться за чем-нибудь означает гнаться за чем-нибудь снаружи вас. Мы ни за чем не гонимся; мы отбрасываем все эти гонки — за тем или за этим, за деньгами, за властью, за престижем, за самореализацией, за Богом. Все эти вещи отброшены. Мы попросту расслабляемся и покоимся в самом своем источнике.
       Вы также спрашиваете:...Разве дзен не более рационален — а мы стремимся к неограниченному — чем христианство со своими чудесами, безукоризненной концепцией и воскресением?
      Христианство живет за счет всевозможной лжи. Все религии живут ложью, но ложь христианства наиболее очевидна.
      Другие религии усердно старались скрывать свою нерациональность, и порой вы бываете не в состоянии обнаружить, где же нерациональное. Например, джайнизм не имеет Бога, поэтому величайшая ложь уничтожена, и с ней многие другие веши. Нет вопроса сотворения и нет вопроса последнего судного дня; нет вопроса пророков, приходящих от бога, нет вопроса мессий, посланников Бора, нет вопроса Иисуса Христа, единственного единородного сына Божьего. Когда нет Бога, все эти вещи исчезают автоматически. Джайнизм оказывается более основательно укорененным.
      Махавира не творит чудес, не дает глаз слепому, не дает здоровья больным, не возвращает умершего к жизни. Там нет чудес, которые могут вызвать сомнение в вашем уме: «Как эти вещи возможны? Это же абсолютно ненаучно». Поэтому Махавира стоит на более твердой почве, и будет очень трудно найти, где же он скрывает свою иррациональность.
      Большинство последователей Махавиры никогда не думали, что может быть что-нибудь иррациональное в Махавире. Он кажется очень рациональным, гораздо более рациональным, чем Аристотель. Логика Аристотеля — это просто два шага: да/нет, день/ночь, позитивное/негативное. Всего две полярности брались в расчет. Но как же насчет середины? Бывает много позиций между двумя крайностями — по крайней мере, там есть середина. А когда есть середина, снова есть еще одна середина — с одной стороны и с другой. По мере того, как вы продолжаете создавать середины...
      Посмотрите, между этими пятью пальцами — один промежуток, второй промежуток, третий промежуток, четвертый промежуток — вот и есть девять точек. Но это не исчерпывающе. Если вы помещаете точку между двумя пальцами, по обе стороны от середины снова образуется два интервала. Этот процесс деления и деления на все меньшие части бесконечен.
      Махавира делит свою логику на семь частей. Он оказывается более рациональным, чем Аристотель, поскольку у Аристотеля есть только две альтернативы — очень бедная логика. Поэтому когда вы изучаете Махавиру, вы будете поражены его тонкостью и не сможете найти изъянов.
      Они есть. Религия не может жить без лазеек — но это гораздо выше христианства. Лазейки христианства очевидны каждому. Только совершенно слепые могут быть христианами, те, кто не может смотреть даже прямо перед собой.
      Безукоризненная концепция, девственное рождение... как может разумная личность продолжать верить в девственное рождение? Сотворение мира — и никто не спрашивает, чем Бог занимался перед этим. Был ли он совершенно праздным... вечно? Просто жил со Святым Духом?
      Очень странный Бог... И внезапно, совершенно без причины, шесть тысяч лет тому назад он создал весь мир за шесть дней. Неужели вы думаете, что кто-нибудь может создать всю эту вселенную за шесть дней? А если он был таким созидательным, тогда почему оставался совершенно бессильным целую вечность?
      А если есть начало существованию, должен быть и конец. Все очень ясно. Чудеса Иисуса Христа — хождение по воде, воскрешение умершего — очевидно ясны, но не научны. Воскресение... и сразу же после воскресения он бодро встал и пошел, без всякого транспорта, даже без коня?..
      Мухаммед, по крайней мере, имел коня для езды. Он как раз остановился отдохнуть посреди дороги в Иерусалиме. Иерусалим казался заоблачным, святым городом. Утомленный после долгого путешествия, он отдыхал на скале, а затем совершил еще один скачок — но, по крайней мере, у него был конь! Иисус не имел даже коня, однако пошел тут же... как воздушный шар, и без всякого газа! А после достижения рая он, очевидно, сбросил веревку своей матери и вытащил ее к себе в рай!
      И люди продолжают верить в такие чудеса! А если вы удалите все эти вещи, христианству будет нечего предложить. Поэтому они продолжают настаивать, что это реальные, фактические происшествия. Но приходит время, когда они не могут больше настаивать.
      Джайнизм гораздо выше, но я скажу вам, где его лазейки. Его лазейки очень хорошо скрыты. Он не верит в сотворение. Тогда возникает вопрос: мировое население продолжает расти, так откуда же приходят все эти люди? Ни на одной планете, ни на одной звезде нет признаков жизни, так откуда же продолжают приходить все эти люди?
      Во время Махавиры в Индии жило лишь два миллиона человек. Сейчас в одной Индии лишь девятьсот миллионов человек. Откуда они пришли? — не говоря уже о комарах, потому что они тоже имеют душу, согласно Махавире. И постельные клопы, и тараканы, и крысы — только посмотрите на мир — все они имеют душу! Откуда же они приходят?
      И Махавира имел свою лазейку; он сфабриковал идею, что есть место, называемое нигод —где-то далеко, как и Бог — и этот нигод представляет собой нечто вроде холодильника, в котором находятся вечно замороженные души, бесконечное число душ. Этот холодильник не может быть маленьким. Какими бы замороженными ни были эти души, они займут какое-то пространство, поэтому холодильник должен быть достаточно большим, чтобы вместить многие миллионы и триллионы душ. И эти души приходят одна за другой. Почему одна за другой?
      Этот Нигод — абсолютно вымышленное место, придуманное лишь, для того чтобы ответить на вопрос: «откуда же приходят души... их число постоянно растет». Если мир не сотворен, если сохраняется одно и то же число людей, нет и вопроса. Но каждый день число людей растет; каждый миг, каждую секунду появляются тысячи людей. И это только люди... как же все остальные животные, насекомые?.. Они тоже имеют душу. Согласно Махавире, каждое живое существо имеет душу, даже дерево.
      Поэтому, в конце концов, он должен был изобрести ложь — что есть некое далекое место, где души пребывают в спячке. Верхний слой освобождается, затем освобождается еще один слой. Но кто проделывает всю эту работу? Кто содержит эту лавку? И почему какие-то люди приходят первыми, а какие-то все еще в холодильнике? У Махавиры нет объяснений этому.
      В каждой религии — не имеет значения, что это за религия — вы обнаружите, если вы исследуете ее достаточно глубоко, сколь бы изощренной она ни была, там будет лазейка. Все религии зависят ото лжи.
      Дзен не религия, потому ему не нужно быть зависимым ото лжи. Это чистый поиск. В этом поиске он обходится безо всякого предрассудка или верования. Он даже не говорит, что вы что-нибудь найдете. Никогда не знаешь:
      вы просто идете и видите сами, есть ли что-то внутри или нет. Несмотря на то, что любой, кто вошел глубоко вовнутрь, всегда находил, все же дзен продолжает быть единственным подходом без всякой лжи. Прекрасно зная, что в вас скрыт будда, он не предлагает вам верить в это. Ищите самого себя.
      Дзен дает вам такую тотальную свободу, потому что он не навязывает никакого верования. Поэтому вы не можете обнаружить никакой лазейки в дзен. В этом его красота, в этом его величие.
 
      Сутра:
       Возлюбленный Ошо,
       Однажды на пути к Ма-цзы Танка Теннен встретил старика и мальчика, и он спросил у них, где они живут. Старик ответил: «Наверху небо; внизу земля!»
 
      Человек дзен, безусловно. Он не отвечает на вопрос:
       Где ты живешь? Он попросту говорит: Наверху небо; внизу земля!
 
      Можно ли жить где-нибудь еще? Везде наверху небо, а внизу земля. Поэтому, где бы вы ни жили, вы живете между этими двумя вещами: небом и землей. Какой смысл вешать ярлыки: «я живу здесь» или «я живу там»? Жизнь существует на земле, под небом.
      Старик, несомненно, обладает пониманием — но Танка Теннен не может признать это так легко.
 
       Танка сказал: «А что если бы небо обрушилось, и земля развалилась на части?»
       Старик просто вымолвил: «Ах! Ах!»
 
      Небо рушится, и земля разваливается на части — что сказать, кроме последнего «ах» ? Но он оказался действительно человеком дзен — он не стал спорить о сути. Он не стал спрашивать: «Как может небо рухнуть? Как может земля развалиться на части?»
      Нет, дзен это не спор. Дзен это отклик — спонтанный. Он не ссорится, он просто констатирует. Он принимает то, что говорит Танка; «Возможно, кто знает, небо однажды рухнет, земля развалится на части...»
      Старик восклицает: «Ax.! Ax! —если так случится, вот мой последний ответ».
 
       Мальчик глубоко вздохнул, и Танка сказал: «Если бы не было отца, не родился бы ребенок».
       Старик и ребенок двинулись в горы, и больше их не видели.
 
      Оба оказались очень необычными людьми — старик, безусловно, и даже мальчик. Когда старик воскликнул: «Ах! Ах!»,мальчик глубоко вздохнул. Если это случится, последний вздох, последнее чувство жизни, последний танец... Еще один вдох немногого требует.
      И когда Танка сказал: «Если бы не было отца, не родился бы ребенок»,они не произнесли ничего. Они просто исчезли в горах, и больше их не видели.
      Это и есть то, что я называю свободой от самого себя, Манифестом дзен. Это исчезновение в горах, это исчезновение в океане, это исчезновение в небе. Основой является исчезновение личности. Тогда вас больше не увидят снова. Этот старик и маленький мальчик — они оба оказались точными.
 
       Как-то Танка Теннен улегся на мосту Теншин. Господин Тейко, который отвечал за мост, вышел и предупредил Танку, что ему лучше уйти, но Танка не вставал.
 
      Никто не может приказывать человеку дзен. Вы можете убить его, но не можете приказывать ему. Вы можете убить его, но вы не можете командовать им.
      Человек дзен не беспокоится о смерти, потому что он знает свое бессмертие. Для него безразлично, кто вы: властитель, губернатор или император, это не имеет значения. Вы просто созданы из пяти элементов: земли, воды, огня, воздуха, неба. Вы созданы из пяти элементов, как и любой нищий — «Не беспокой меня».
      Поэтому Танка даже не отвечал, а продолжал лежать на мосту, на котором не разрешалось лежать,
      Правитель сказал ему, что лучше ему уйти, но Танка Теннен не вставал и не отвечал.
 
       Тейко спросил, отчего тот не слушает его. Спустя несколько мгновений Танка промолвил:
       «Я монах от Ничто».
 
      «Кому слушать? Я искал достаточно, я не нашел никого, кто мог бы слушать, я обнаружил только ничто. Я — человек ничто; не тревожь меня. Внутри меня нет никого, чтобы слушать тебя или следовать твоим приказаниям. Я смотрел достаточно, искал достаточно, в каждом углу и закоулке. Это чистое ничто. Меня нигде не найти, так с кем же ты говоришь?
      И что означают слова: «Отчего ты не слушаешь меня?» Нет ни меня, ни тебя. Никто не говорил, никто не слушал. Я монах от ничто».
      Он говорит «Я человек дзен».
      Господин Тейко был поражен. Это был очень странный человек. Но то было не философское утверждение;
      Теннен сиял. Поскольку он нашел, его больше нет; лишь существование выражает себя. Его больше нет, поэтому существование завладело им. Его покой, его безмолвие, его величие, его грация исходят от существования, потому что он позволил. Обнаружив, что внутри нет никого, он раскрыл все двери. Свежее дуновение и солнечные лучи... а порой в окна заглядывает луна. Дом совершенно свободен от всякого эго, от всякой личности.
      Однако человек такого ничто обладает потрясающим присутствием. У него нет личного, у него нет персональности, у  него нет личности, но он излучает свет, он излучает радость, он излучает вокруг себя танец неуловимых энергий.
 
       Господин Тейко был поражен ответом Танки Теннена и с той поры обеспечивал того одеждой и ежедневной пищей — и не просил его передвинуться с моста.
 
      Танка Теннен жил всю свою жизнь на том мосту. В конце концов, господину Тейко пришлось построить для него хижину, потому что шел дождь, было лишком много солнца, а он так и лежал обнаженным. Ему пришлось обеспечивать его одеждой, готовить для него пищу. Наконец он отбросил мысль о том, чтобы владеть мостом и выстроил хижину посреди моста. Этот человек оказал такое влияние на Тейко, что благодаря нему, весь город, в котором он был правителем, начал почитать Танку.
      Он стал известен как очень странный человек, но человек истины, искренности, необъятного блаженства. Самая высокая милость изливалась на всякого, кто был восприимчивым. Таков смысл почитания. Оно не должно быть формальным, в противном случае вы будете не в состоянии понять человека дзен.
      Ваше почитание должно быть настоящим. Это означает, вы должны быть восприимчивы ко всему тому, что он предлагает — не просит чего-нибудь, но просто предлагает. Вы должны предоставить ему свое внутреннее существо, свое внутреннее пространство, наполниться его светом, наполниться его танцем и песней. Таково настоящее почитание.
      И не только в столице... скоро Танку узнали по всей Японии. Он был очень естественным, вот почему Ма-цзы дал ему имя Теннен. Фактически, он и не давал ему имени, но Танка сидел на статуе Манжушри, который был известен как одно из самых естественных существ в истории будд.
      Увидев Танку сидящим на статуе Манжушри, монахи не могли поверить своим глазам: «Что он за монах? Он непочтителен к одному из великих будд». Они попросили своего мастера, Ма-цзы, пойти и посмотреть: «Какой-то незнакомец уселся верхом на статую Манжушри».
      Ма-цзы подошел, увидал Танку и сказал: «Мой сын — Теннен. Мой сын очень естественный».
      Он восседал там с такой естественной грацией. Танка сразу же слез со статуи и сказал: «Это имя моего посвящения. Теперь меня будут звать Танка Теннен». Так по-детски, так естественно.
      У него не было поучений... Люди обычно подходили к нему, садились вокруг него. Иногда он смеялся, иногда плакал. И люди спрашивали: «В чем дело? Иногда ты радуешься, иногда — плачешь». А он всегда давал один и тот же ответ. «Я плачу о вас, я радуюсь самому себе».
      И он был прав, абсолютно прав.
      Известны ли вам мои слезы? Я никогда не плачу перед вами, мне приходится плакать под одеялом. Я наслаждаюсь вашим смехом, но я знаю, что он все еще не естественен. Он вызван шуткой.
      Я бы очень хотел, чтобы вы смеялись без всякой причины, просто ради чистого смеха. Зачем вам нужна какая-то причина? Зачем вам нужен какой-нибудь предлог? Смех есть просто выражение вашего здоровья, вашего ничто. Смех приходит прямо из самих истоков существования.
      Все существование наполнено смехом, но вы не слышите его. На разные лады оно смеется, на разные лады оно танцует, на разные лады оно поет песни экстаза.
      Но я чувствую в точности то же, что и Танка Теннен:
      печаль из-за вас, поскольку вы еще не превратились в ничто! Его слезы были плачем о других, его смех исходил от его ничто.
      И не усматривайте никакого противоречия — тут нет противоречия. Слезы о других, потому что они способны стать буддами и откладывают это. Смех о самом себе — «Как странно! В этом мире безумия я стал буддой. Можно ли найти величайшую шутку?»
      В этом сумасшедшем доме, называемом земля, кто-то становится Гаутамой Буддой, кто-то становится Танкой Тенненом или Ма-цзы... разве это не полный абсурд? Этому нет причины.
      Вот он и смеется над странностью, мистичностью существования, — что к некоторым приходит расцвет, а к некоторым только горечь и страдание.
      Поэтому его слезы были настоящими — исходящими из сострадания. И его смех был тоже настоящим — от сущей радости, видя, что он прибыл, в то время, как остальные, так и ходят кругами.
      В южной Африке есть особая гусеница. Она очень похожа на человека, ее поведение очень человеческое. Она всегда следует за лидером. Вы обнаружите тысячи гусениц в ряд, каждая из которых следует за предыдущей.
      Один ученый исследовал это странное поведение: следование за лидером. У него был круглый стеклянный стол с приподнятыми краями, наподобие тарелки, на который он поместил лидера. И он продолжал подкладывать новых гусениц до тех пор, пока круг не был завершен. Они начали двигаться по кругу — поскольку теперь идти было некуда. И не было способа остановиться, так как впереди двигалась другая гусеница — и так продолжалось, пока все они не умерли от полного истощения. Но они не останавливались до последнего вздоха. Они все продолжали и продолжали, и, в конце концов, умерли все, одна за другой. Старшие умерли первыми, потом старшими стали те, кто помоложе — и они умерли, потом старшими стали дети — и они тоже умерли.
      Через семь дней весь стол был заполнен мертвыми гусеницами. И ученый, который работал с ними, сказал, что это очень по-человечески — вот так и ведут себя человеческие существа.
      Кто-то следует Иисусу Христу — не зная, кто такой этот парень. В здравом ли он уме? Задумывались ли вы об этом? Все его поведение выглядит эксцентричным, его заявления — фанатичными. Только безумец может делать такие заявления — но миллионы и миллионы людей следовали ему на протяжении столетий. Двадцать столетий минуло; сколько миллионов человек умерло, следуя ему? Они не знают, куда он идет, кто он. Это и есть путь верующих.