21 ФЕВРАЛЯ 1989 ГОДА аудитория Гаутамы Будды, Пуна, ИНДИЯ
 
       Возлюбленный Ошо,
       Однажды на пути к Ма-цзы Танка Теннен встретил старика и мальчика, и он спросил у них, где они живут. Старик ответил: «Наверху небо; внизу земля!»
       Танка сказал: «А что если бы небо обрушилось, и земля развалилась на части?»
       Старик промолвил: «Ax! Ax!»
       Мальчик глубоко вздохнул, и Танка сказал: «Если бы не было отца, не родился бы ребенок».
       Старик и ребенок двинулись в горы, и больше их не видели.
       Как-то Танка Теннен улегся на мосту Теншин. Господин Тейко, который отвечал за мост, вышел и предупредил Танку, что ему лучше уйти, но Танка не встал.
       Тейко спросил, отчего тот не слушает его. Спустя несколько мгновений Танка промолвил:«Я — монах от Ничто».
       Тейко был поражен ответом Танки Теннена, и с той поры обеспечивал того одеждой и ежедневной пищей.
       После этого инцидента Танку Теннена почитал весь город.
 
      Друзья, Первый вопрос:
       В видении Томаса Мертона:
       «Дзен не есть систематизированное объяснение жизни, это не идеология, это не мировоззрение, это не теология откровения и спасения, это не мистика, это не путь аскетического совершенствования, это не мистицизм, как его понимают на Западе; фактически, он не укладывается ни в одну из наших категорий, Следовательно, все наши попытки повесить на него ярлык и этикетки — такие как пантеизм, квиетизм, иллюминизм, пелагианизм — должны быть совершенно неуместными.
       Но главная особенность дзен в том, что он отвергает все систематические изыскания, чтобы вернуться, насколько возможно, к чистой, не сформулированной и необъясненной почве прямого опыта. Прямого опыта чего? Самой жизни».
       Возлюбленный Мастер, Томас Мертон понял суть?
 
      История Томаса Мертона очень грустна. Возможно, он был одним из западных людей, подошедших к дзен очень близко. Он обладал чувствительностью поэта; другие подходят к дзен при помощи своего интеллекта, своего ума. Томас Мертон подходит к дзен при помощи своего сердца. Он чувствует его, но он не смог испытать прямого опыта, о котором говорит. Он мог бы стать первым мастером дзен на Западе, но ему помешала католическая церковь.
      Томас Мертон был траппистским монахом под началом Ватикана. Траппистские монахи это - сильнее всего истязающие себя аскеты в христианстве. Возможно, поэтому их и назвали траппистами (Trappists) —пойманными (trapped)навсегда.
      Томас Мертон писал замечательные стихи, и он снова и снова просил разрешения отправиться в Японию и пожить в монастыре дзен, чтобы получить прямой опыт дзен. Но в разрешении ему было отказано шесть раз; снова и снова ему отказывали.
      Если бы он действительно понимал дзен, то не побеспокоился бы даже о том, чтобы просить разрешения. Кто такой Ватикан? Кто такой папа? Мастер дзен, спрашивающий разрешения у непросветленных людей — такого не бывает. А он следовал приказаниям Ватикана и аббата своего монастыря.
      Он прочел о дзен все, что было доступно на английском языке. Наконец он получил возможность поехать, но он не понимал метода работы организованных религий. В Таиланде, в Бангкоке собиралась католическая конференция миссионеров, и он попросил разрешения посетить конференцию. В глубине своего сердца он собирался на эту конференцию в Бангкок просто потому, что оттуда он мог бы попасть в Японию, не спрашивая ни у кого разрешения.
      Но Папа, лидеры Ватикана и его аббат — все они были осведомлены о его постоянном стремлении, попасть в монастырь дзен.
      В последний день конференции в Бангкоке Томас Мертон говорил о дзен. К тому же, он упоминал, что очень хотел бы поехать в Японию из Бангкока. Той самой ночью его нашли мертвым. И никого не информируя, его тело немедленно бальзамировали, безо всякого вскрытия и без установления причины смерти. После того, как тело бальзамировано, вскрытие невозможно. Есть все основания подозревать, что его отравили, чтобы помешать ему поехать в монастырь дзен.
      Убийство было аргументом так называемых религий. Это совершенно не религиозный подход. Если он хотел испытать опыт дзен, любой религиозный человек позволил бы ему. Именно так происходит в дзен. Мастер никогда не отказывает ученику, если тот заинтересован в каком-то другом монахе, в каком-то другом монастыре — может быть, принадлежащем к другой ветви — Сото или Ринзай... Разрешение дается благосклонно, и не только тем, кто стремится идти куда-то еще. Даже сам мастер, если он чувствует, что какой-то другой мастер будет более подходящим, какой-то другой путь, ведущий к прямому опыту, более подходит ученику, будет оправлять своих собственных учеников в другие монастыри. Это совершенно иной мир, мир дзен, лишенный соревнования, в котором не возникает вопроса об обращении.
      Убийство Томаса Мертона показывает скудость католицизма и христианства. Почему они так боялись? Страх был в том, что Томас Мертон уже восхвалял дзен, и несмотря на то, что он жил в монастыре, по-видимому, он колебался между дзен и христианством. Дать ему шанс поехать в Японию, и получить прямой опыт у мастера было бы опасным. Он мог бы увлечься дзен на всю свою жизнь. Эти так называемые религии до того ревнивы; у них нет никакого сострадания к индивидуальному росту, свободе.
      Убийство Томаса Мертона — это не только убийство Томаса Мертона, это должно заставить каждого христианина осознать, что христианство не есть религия. В глубине оно более заинтересовано в количестве. Количество обладает своей собственной политикой. Чем больше количество ваших последователей, тем больше у вас власти, чтобы господствовать. И они всегда боятся, что любой, кто оставит их церковь, явится соблазном.
      Но абсолютно несомненно, что Томас Мертон уже чувствовал в своем сердце огромную потребность в дзен. Христианство его больше не удовлетворяло. Всю свою жизнь он был монахом в монастыре, но мало-помалу, когда он познакомился с дзен, он смог увидеть, что христианство вовсе не было религией; вымысел, ложь, верование, но не прямой опыт. Сама идея дзен как не систематичного, индивидуального подхода к истине прямым путем — не через теологию, не через веру, не через философию, а посредством медитации — чрезвычайно привлекала его, но это пока еще не было опытом.
      Томас Мертон гораздо лучше Судзуки, Алана Уотса, Пола Репса, Роберта Бенойта и многих других, кто писал о дзен. Он подходит ближе всех, потому что он не говорит, исходя из головы, он говорит, исходя из сердца поэта.
      Однако сердце всего лишь посредине, между головой и сущностью. Пока вы не достигли сущности, вы не имеете опыта самого себя. Но он был восприимчивым человеком; ему удалось констатировать вещи, которых он не пережил.
      Его утверждение прекрасно, но оно ясно показывает, что он не переживал этого сам. Это его понимание — конечно, гораздо более глубокое, чем у любого другого западного знатока дзен. Если бы это действительно было прямым опытом для него, таким путем, как он говорил, он не заботился бы ни о чьем разрешении, он не заботился бы о христианстве. Он бы вышел из этой паствы — которая была просто рабством и ничем больше.
      Поскольку он так и не вышел из церкви, что показывает то, что он висел посредине — он все еще не был уверен. Он не испытал вкус истины. Он только слышал о ней, читал о ней и чувствовал, что, по-видимому, есть другой подход, всецело отличный от подхода христианства. Но христианство по-прежнему держало его мертвой хваткой. Он не смог быть бунтарем — и именно в этом он оказался несостоятельным, совершенно несостоятельным.
      Человек дзен в своей основе мятежен. Томас Мертон не был мятежным, он был очень покорной личностью. Покорность — это еще одно название для рабства, прекрасное название, которое не задевает вас, но это духовное рабство. То, что он, получив шестикратно отказ на свою просьбу, все же оставался в церкви ясно показывает, что духовно он был рабом. Хотя он и демонстрировал глубокую заинтересованность в дзен, эта заинтересованность была, самое большее, чуть глубже ума, но недостаточно глубока, чтобы достичь сущности. Он остался висящим посредине. Быть может теперь, в своей новой жизни, он окажется здесь или в Японии — самое вероятное, он здесь, среди вас — потому что таким было его последнее желание перед смертью.
      Как только конференция окончилась, и он отправился спать, тут же он был отравлен. Когда он умирал, размышляя о дзен, его последним желанием, очевидно, было поехать в Японию, быть с мастером. Он прожил под властью христианства всю свою жизнь; но это не принесло ему свершения, не сделало его просветленным. Это было лишь утешением.
      Только глупцов можно обмануть утешениями, ложью и выдумками. Человек столь сильной восприимчивости, какой обладал Томас Мертон, не мог быть одурачен. Но долгая постоянная покорность превратилась в духовное рабство. Он пытался выскользнуть из Бангкока — ведь там не было нужды спрашивать аббата монастыря, не было нужды спрашивать Папу. Он мог просто уехать из Бангкока.
      Но эти так называемые религии убийственны. Они, очевидно, были наготове. Он стал проявлять интерес к Японии и не возвратился в свой монастырь прямо из Бангкока, как только конференция закончилась... убийцы были тут как тут. И когда он заметил в своей последней речи на конференции, что чрезвычайно заинтересован в дзен и хотел бы съездить отсюда в Японию, это заявление стало его смертью.
      Так что это касается не только Аятоллы Хомейни. Здесь убивали и убивали, столетие за столетием, тех людей, которые хотели выйти из рабства, искать и исследовать истину по-своему; которые хотели избавиться от всех систем, которые хотели получить прямой опыт жизни.
      Слова Томаса Мертона прекрасны, но это пустые слова, потому что за ними нет поддержки опыта. Я прочту эти слова снова.
       «Дзен не есть систематическое объяснение жизни», —но так может очень легко сказать любой человек, читающий книги о дзен. Это не систематическое объяснение жизни; фактически, это вообще не объяснение. В этом разница. Он отрицает. « Дзен не есть систематизированное объяснение жизни».
       Яговорю вам, дзен это вообще не объяснение жизни или существования. Это опыт,не объяснение. Это не идеология.
      Так может сказать любой человек, читающий книги по дзен. Но это констатировало с такой определенностью столько людей, обладавших лишь интеллектуальным пониманием, что это не большой показатель наличия у Томаса Мертона какого-нибудь опыта. Дзен, безусловно, не идеология, не мировоззрение. Все это разные слова для выражения одного и того же: «систематическое объяснение, идеология, мировоззрение, теология откровения и спасения».Он попросту тавтологичен, он высказывает одну и ту же вещь снова и снова, разными словами.
       «Это не мистика» —здесь он ошибается. Это так, хотя этого и не заявлялось. Вот почему он подумал, что это не мистика. Эти незначительные вещи указывают, что он просто читал об этом — поскольку нигде не сказано, что это мистика. Поскольку ни один мастер не указывал когда-либо в словах, что это мистика, он думает, что это не мистика. Это так. Это величайшая мистика, величайшая тайна, величайшее чудо.
      Но высказывать это словами не было путем дзен. Он привлекает людей, отбирает их идеологии, их теологии, их религии. Он оставляет вас абсолютно свежими у самого центра вашего существа. Без высказывания чего-либо вы переживаете мистику, вы переживаете тайну существования и жизни. Но поскольку это опыт...
      В дзен даже не используют слово «опыт», они пользуются выражением «переживание опыта», потому что этот опыт не есть нечто мертвое и завершенное. Это речное течение, струящееся, живое, движущееся. Слово «опыт» указывает на то, что это становится завершенным. Нечто завершившееся становится мертвым, а дзен — это самая живая вещь в мире; потому и не может быть сказано, что это опыт. Мы должны изобрести слово «переживание опыта»; вместо «река» — «течение реки»... Это дает ясное представление о том, что река не статична, она движется. В пути, всегда в пути, вечно в движении, впадая в океан, восходя к облакам, выпадая на горы дождем и снова становясь рекой... двигаясь по поразительно живому кругу, никогда нигде не останавливаясь.
      В дзен не бывает полной остановки, а все наши слова — «опыт», «знание», «понимание»... дают иллюзию полной остановки. Нам надо заменить наши существительные глаголами — глаголы ближе к жизни. Мы пользуемся словом «жизнь», но нам следует использовать слово «проживание жизни» — это подходит ближе. От мгновения к мгновению — проживание жизни. «Жизнь» кажется чем-то мертвым; она уже завершила свой ход, подошла к концу, на кладбище.
      Дзен - это, безусловно, мистика. Фактически, это единственная мистика. Но о ней не говорят, она сохраняется в тайне, чтобы вы не входили внутрь своего существа с определенной идеей. Вы идете абсолютно чистыми и свежими. Вы найдете тайну, необъятную тайну жизни, но абсолютный подход дзен — не давать вам никакой идеи о том, чтовам предстоит найти. Эта причина очень научна.
      Если у вас есть какая-нибудь идея о том, что вы должны найти — которую вам дают все религии... — ум обладает способностью создавать галлюцинацию из этой идеи. Тогда эта идея становится реальностью для вас. Христиане переживают опыт Христа, буддисты — опыт Будды, индуисты — опыт Кришны. К индуисту никогда не приходит Христос, к христианину никогда не приходит Мухаммед. Странно... Мухаммед приходит только к тем, кто верит в Мухаммеда.
      Время от времени было бы хорошо для этих людей войти в опыт кого-то другого. Фактически, было бы абсолютно правильно обращаться... Если Христос явится индуисту, индуист станет христианином; если Кришна явится христианину, христианин обратится к движению «Харе Кришна, Харе Рама». Но такого никогда не происходит! Этого не может произойти, потому что вы несете определенную идею, настолько навязчивую, что весь ваш ум начинает создавать грезы.
      Ум обладает способностью грезить, галлюцинировать, воображать. Если вы постоянно обдумываете одну-единственную идею, раньше или позже она делается такой фиксированной программой, что когда вы посмотрите в безмолвие, то внезапно обнаружите возникающего Христа. Так осуществляется ваша идея. Это порочный круг. Поскольку вы переживаете явление Христа, возникшего в вашем уме, ваша вера во Христа становится сильнее.
      Теперь это больше не просто вера, это также и ваше переживание. Поскольку она становится сильнее, у Христа есть больше возможностей приблизиться к вам. Каждый раз, когда Христос является вам, он будет более основательным, более живым, ближе. И с каждым его явлением вы получаете обратную связь для своей системы веры, она делается все более сильной и более фанатичной. Скоро вы будете почти что безумны. Вы начнете разговаривать с Христом — и не только вы будете говорить, но и он будет отвечать.
      Любой, кто наблюдает за вами, увидит, что вы делаете оба дела: вы задаете вопрос, и вы же отвечаете на вопрос. Любой, кто наблюдает за вами, будет способен увидеть, что вы просто ведете себя как сумасшедший. Вы не разговариваете ни с кем, кроме себя самого. Но вы уходите до того глубоко в галлюцинацию, с такой сильной и продолжительной обратной связью, что вы верите: тот, кто говорит, — это и есть Христос.
      В каждом сумасшедшем доме вы можете найти таких безумцев, которые сидят и говорят, хотя рядом никого нет. И самый странный феномен, на который способен ум, состоит в том, что когда человек задает вопрос, его голос будет одним; когда он отвечает на вопрос, его голос будет другим — гудящим, потусторонним. Всю эту игру он разыгрывает в одиночку; нет никого, чтобы ответить.
      В сумасшедшем доме один сумасшедший припал ухом к стене. Глаза его были опущены вниз, а ухо касалось стены. Заведующий много раз подходил к нему, но человек был совершенно неподвижен. Наконец, он не смог устоять перед искушением: «В чем дело?», — спросил он парня. Безумец произнес: «Тс-сссс!» Но заведующий сказал: «Что вы делаете?»
      Тот ответил: «Я пытаюсь услышать. Вы сами можете попробовать».
      Заведующий подошел к стене и прислушался, но слышать было нечего. Он сказал: «Я ничего не слышу».
      Безумец сказал: «И я тоже ничего не слышу, но кто знает? Я буду продолжать, пока не услышу».
      Если вы будете продолжать, пока не услышите, вы совершенно сойдете с ума. Религии доводили своих святых, своих монахов до безумия. Этот мир оказался в таком смятении не без причины: за это в полной мере ответственны религии.
      Томас Мертон говорит: «Это не путь аскетического совершенствования».Поскольку он следовал аскетическому пути совершенствования, он смог увидеть, что дзен это другое; он не дает дисциплины. Траппистский монах живет в такой суровой дисциплине, в это трудно поверить.
      Я рассказывал вам историю...
      Один человек поступал в один из самых известных траппистских монастырей, и аббат сказал ему: «Вам известно наше правило? Семь лет вы не должны произносить ни единого слова. Только через семь лет вы можете сказать о том, чего вы хотите, в чем вы нуждаетесь, о чем желаете узнать — лишь короткая беседа. Потом семь лет снова вы должны молчать».
      Человек решил следовать дисциплине, поэтому он согласился, и ему показали его келью. Он вошел в келью и увидел, что стекло было разбито. Семь лет он страдал от холода, страдал от дождя — так как дождь попадал прямо в помещение — и он не мог сказать ни единого слова, он должен был ждать семь лет.
      Он ждал, а через семь лет он пришел к аббату и сказал: «Мое окно разбито».
      Аббат сказал: «Довольно. Возвращайся. Семь лет больше ни слова. Окно будет отремонтировано».
      Окно починили, но за семь лет матрац совершенно прогнил, потому что туда постоянно попадал дождь и даже снег. Вдруг он увидел, что не упомянул о матрасе. «Боже мой! Теперь снова семь лет...» А матрац собрал всевозможных тараканов, пауков... окно было разбито, и он стал хорошим убежищем для тараканов.
      Через семь лет беспрерывного страдания от тараканов... он снова пошел к аббату и сказал: «Вы починили окно, но матрац совершенно прогнил».
      Аббат сказал: «Возвращайся в свою келью, новый матрац пришлют». А люди, которые принесли новый матрац, вытащили старый и почистили келью, но новый матрац оказался больше, чем келья. Они кое-как втиснули его, а так как они втискивали его, стекло на окне разбилось. Теперь снова начинается та же самая история...
      Четырнадцать лет прошло — опять он вернулся к нулю. В первый день, когда он вошел, была эта ситуация. Он снова должен был ждать семь лег. Снова дождь — а он стареет, болеет, его постоянно лихорадит — но он не может говорить.
      Спустя семь лет, когда он вошел к аббату, аббат велел ему заткнуться, прежде чем тот заговорил. «За двадцать один год я ничего от тебя не слышал, кроме жалоб, жалоб, жалоб! Убирайся из монастыря!»
      Потратив бесполезно двадцать один год в траппистском монастыре, бедняга был выброшен — больной, старый, истощенный. Двадцать один год беспрерывной пытки!
      Томас Мертон жил в траппистском монастыре. Само собой, он смог увидеть то, что дзен не дает вам никакой дисциплины, это не аскеза, и он смог увидеть, что он делает с собой, и что другие трапписты делают с собой. Это сущий мазохизм — самоистязание во имя аскетического образа жизни. Это не образ жизни, это образ смерти! Это медленное самоубийство, медленное отравление.
      А его утверждение раскроет любой человек, который обладает прямым опытом дзен. Он говорит: «Этоне путь аскетического совершенствования».Смысл таков, что это путь совершенствования без аскетизма. Это вообще не путь совершенствования.
      Дзен — это эволюция, бесконечная эволюция. Совершенствование — это дорожный тупик, дальше не пройти. В дзен всегда доступно бесконечное и вечное. Вам не исчерпать его. Фактически, когда вы продолжаете путь, то путь не исчерпывается, мало-помалу вы начинаете рассеиваться и исчезать. Вдруг вы обнаруживаете однажды, что вас нет больше, есть только существование.
      Это вообще не совершенствование, это не спасение. Это растворение, это исчезновение, это таяние, подобное таянию льда в океане.
       Томас Мертон продолжает:«Это не мистицизм, как его понимают на Западе».
      На Западе это понимается как мистицизм; это не значит, что это не мистицизм. Безусловно, это не мистицизм, который возникает в уме как философская точка зрения. Это чистый мистицизм, не порожденный умом, но возникший из самых истоков вашей жизни. Он расцветает мистическими цветами, испускающими таинственные, абсолютно неведомые ароматы в существование. Это мистицизм — но это не «изм». Это не философия, это не вероучение или культ. Снова и снова вы должны отступать в направлении прямого опыта.
       Он говорит:«Фактически, он не укладывается ни в одну из наших категорий».
      Все его утверждения прекрасны, но кое-что упускается. Это недостающее звено вы обнаружите лишь, если у вас есть опыт. Тогда вы можете сравнить. В противном случае Томас Мертон будет выглядеть абсолютно правым, человеком дзен, Он не человек дзен. Он хотел им быть, но если бы он был человеком дзен, не было бы нужды ехать в Японию. Я никогда не был в Японии.
      Фактически, в японских монастырях дзен читались мои книги, их предписывали в университетах дзен — но я никогда не был в Японии. Мне это и не нужно. Сам Будда никогда не отправлялся в Японию, Махакашьяпа не родился в Японии.
      Его желание поехать в Японию показывает, что он видел ясно одно: что христианство не работает. И он искал какой-то новый подход, который бы работал. Его утверждение: - «фактически, он не укладывается не в одну из наших категорий» —истинно. Но это не только нашикатегории — он не укладывается ни в какой вид категорий. Он за пределами категорий. Ни христианские категории, ни индуистские, ни мусульманские, ни джайнские — он не укладывается ни в какую категорию. Он так оригинален, что вы не можете подогнать его ни под какие категории. Оригинальное всегда индивидуально; это не категория.
      Как вы думаете, подхожу ли я под какую-нибудь категорию? Все категории против меня! И причина этого в том, что я не подхожу под них. У меня нет желания подходить кому-нибудь. Мне достаточно самого себя. Мне не нужна никакая религия, мне не нужна никакая философия, мне не нужна никакая категория.
      Другими словами: я сам по себе есть категория. Дзен не будет подходить, ни под какие категории, потому что он сам по себе есть категория. И это настолько бунтарская категория, настолько бессистемная категория, что в дзен полевые цветы принимаются как равные розам и лотосам. Не имеет значения, лотос ли это, или роза, или просто дикий цветок, единственное, что имеет значение — это цветение. Все они расцвели в своем потенциале. Вот в чем все они равны. Их краски различны, их красота различна, их ароматы различны — а у некоторых, возможно, вообще нет никакого аромата.
      Поэтому они не подходят к одной категории, но что касается цветения, все они расцвели, распустились во всей тотальности. Все то, что было скрыто, стало действительностью. То, что было мечтой побега, расцвело в реальности.
      Дзен это цветение вашего потенциала. У всех разный потенциал, поэтому, когда вы расцветаете как человек дзен, вы обладаете уникальной индивидуальностью. Вы не подходите ни под какую категорию — и не только под христианские категории. Вот что подразумевает Томас Мертон: «Фактически, он не укладывается ни в одну из наших категорий».
      Но я должен сказать вам, он вообще не укладывается ни в одну категорию — вашу, нашу или чью-нибудь еще. Он за пределами ума. Все категории принадлежат уму. Это единственный бунт против ума: выход за его пределы. Это единственное восстание против личности: вхождение в не-я, в анатту.Это окончательная свобода от всех видов зависимости: тюрем и категорий, «измов» и идеологий, мировоззрений и философий. Это абсолютная свобода от всего того, что ум может создать и что ум может понять. Это также свобода от сердца.
      Сердце может понять нечто глубже, чем ум, но дзен гораздо глубже, чем сердце. Сердце может быть лишь гостем на одну ночь. Когда вы движетесь в направлении своего существа, ваше сердце, ваше искусство, ваша музыка, ваш танец, ваша поэзия, ваша живопись, ваша скульптура могут быть лишь остановкой на одну ночь. Но вы должны идти глубже. Вы должны добраться до самых корней своей жизни, откуда вы получаете питание каждый миг, до той точки, где вы соединены с существованием, где вы больше не отдельны.
      «Следовательно, все наши попытки», — говорит Томас Мертон, —«повесить на него ярлыки и этикетки — такие как пантеизм, квиетизм, иллюминизм, пелагианизм — должны быть совершенно неуместными».
       Это самое наивное понимание, для которого не требуется никакого прямого опыта. Он подходит к сути. Он говорит: «Ноглавная особенность дзен в том, что он отвергает все систематические изыскания чтобы, вернуться, насколько возможно, к чистой не сформулированной и необъясненной почве прямого опыта. Прямого опыта чего?Самой жизни».
      Прекрасное утверждение, но пустое — пластиковый цветок без аромата и без жизни внутри. В противном случае, зачем он хотел отправиться в Японию? Если бы у него уже был этот прямой опыт, о котором он говорит, то не было нужды ездить в Японию, и не было нужды оставаться в траппистском монастыре. Он был бы человеком свободы.
      Но он так и не смог обрести такую свободу. Он стремился к ней, он желал ее — а желаете чего-то вы лишь потому, что не имеете этого. Если что-то у вас есть, вы этого не желаете.
      И вы спросили: Возлюбленный Мастер, Томас Мертон понял суть?
      Тогда еще нет — но, возможно, в этой жизни. После того, как он был убит христианами...
      Познавшим прямой опыт хорошо известно, что ваша последняя мысль перед смертью будет и вашей первой мыслью, когда вы родитесь и начнете расти. Как только у вас начнет появляться разум, неожиданно появится и ваша последняя мысль из прошлой жизни. Она таилась внутри вас.
      Это совсем как последняя мысль, когда вы ложитесь спать. Понаблюдайте, что такое последняя мысль... или, может быть, лучше создать последнюю мысль, так вы яснее осознаете ее. Например, просто думайте о нуле. Продолжайте наблюдать ноль, визуализируйте его, сохраняя внутри мысль: ноль, ноль, ноль, ноль... и придет сон. Когда приходит сон, по-прежнему продолжается далекое эхо: ноль, ноль, ноль... Когда сон углубляется, вы забываете о слове «ноль».
      Потом, запомните, рано утром, когда вы чувствуете пробуждение — не открывайте глаза, подождите немного. Через мгновение первая мысль утром будет, «ноль». Это даст вам понятие о том, что, несмотря на то, что вы забыли о нуле, всю ночь, восемь часов, он непрерывно был с вами как подводное течение. В противном случае, как вы обнаружили именно эту мысль утром как первую мысль?
      То же самое и в случае смерти, поскольку смерть есть не что иное, как более глубокий сон. Последняя мысль, последнее желание обязательно будет вашей первой мыслью, вашим первым желанием, как только вы созреете, для того чтобы иметь мысли. Она немедленно придет к вам на ум.
      На Тибете существует особая церемония для умирающих, называемая «Бардо». Человек умирает, а мастера Бардо описывают определенные переживания, которые должны с вами произойти: что вы будете рождены в определенной, особенной утробе, что вы будете рождены как разумное существо, что вашей первой мыслью будет — как найти истину, как стать буддой... Они продолжают повторять...
      Человек умирает, он уходит все глубже и глубже в сон, а они продолжают повторять, пока не почувствуют, что человек умер. Они дают ему последнюю мысль. Возможно, он не имел бы этой последней мысли сам, так как его последней мыслью могут быть деньги, его последней мыслью может быть секс, его последней мыслью может быть все, чего он желал и не смог добиться: власть, престиж, респектабельность.
      Никогда не известно, какой, будет последняя мысль. Она будет тем, чего вы не смогли материализовать в своей жизни и в чем разочаровались. Это будет вскипать, всплывать у вас в голове и преследовать вас в новой жизни. Это будет определяющим фактором в вашей новой фазе, в вашем новом путешествии.
      Тибетские просветленные обнаружили, что лучше не зависеть от человека. Лучше создать аромат, атмосферу, в которой он забывает о деньгах и сексе, власти и престиже, славе и имени, и они продолжают повторение Бардо таким мелодичным голосом, что невозможно этого не услышать.
      Я знал одного известного доктора в Джабалпуре, доктора Бхарата, бенгальского доктора, самого известного в той части страны. Он был президентом Ротари-клуба; вот так я и узнал его — потому что он предложил мне выступить перед Ротари-клубом.
      Он прибыл к моему дому, усадил меня к себе в машину, послушал меня первый раз в Ротари-клубе и очень глубоко заинтересовался мною. Обычно он приезжал навестить меня время от времени. Он читал книги, которые я предлагал ему, потому что хотел прочесть что-то о дзен, о тибетском мистицизме, о суфизме, о хасидизме — о том, что я ему говорил.
      Таким образом он узнал о Бардо. Он спросил: «Что такое Бардо?»