Тучи рисуют узоры из скользкого мха на камнях. Этот изменчивый мир — всего лишь мелодия, насвистанная на рукоятке меча. Слава и фортуна полностью позабыли меня.
Тэцюань говорит о маленькой хижине, в которой жил Джошу. Он говорит: «Слишком многое происходит здесь, на удаленной горе, в соломенной хижине. Здесь происходит слишком многое, хотя совсем ничего не должно происходить, ибо это очень далеко от остального мира. Но, несмотря на это, здесь происходит немало событий. Соломенная хижина не должна быть шумным местом». Однако это шумное место для мастера дзэн, потому что все, что происходит вокруг — облака, цветы и деревья, — имеет у него одинаковый статус.
Соломенная хижина не должна быть шумным местом, но прилетают горные птицы. Человек может и не прийти, но горные птицы прилетают, чтобы укрыться от вечернего дождя в этом густом лесу. Тучи рисуют узоры из скользкого мха на камнях. Этот изменчивый мир — всего лишь мелодия, насвистанная на рукоятке меча. Слава и фортуна полностью позабыли меня.
Тэцюань жил вместе с Джошу. Мир мог забыть о них, забыть об их именах, об их славе, но все же несколько искателей истины нашли к ним дорогу, как бы глубоко в лесу ни прятался бы Джошу. Человек с пробужденной душой обладает гигантским магнетизмом. Когда испытываешь неожиданное побуждение пройтись по нехоженым тропам, тебя начинает тянуть к мастеру, и ты никогда не знаешь, куда приведет твой путь.
Вот как вы собрались здесь. У вас нет особой причины находиться здесь, но что-то вас удерживает. Какая-то удивительная страсть к поиску истины, к ощущению красоты, к познанию смысла жизни.
Маниша задала вопрос:
Дорогой Учитель,
неужели, когда нам больно, мы получаем только удары?
Маниша, мастер наносит удар для того, чтобы излечить, а не причинить боль. Ученик воспринимает этот удар с огромной благодарностью, а не с гневом. Удар, полученный без чувства благодарности, не может быть целительным. У человека множество всевозможных ран, поэтому их все нужно подставить солнцу, открытому небу. Невозможно избавиться от этих ран, если полностью не раскрыться. В миру мы поступаем следующим образом: прячем свои раны, чтобы никто не знал о них; мы прячем их так глубоко в подсознание, что даже сами забываем о них. Однако работать над сознанием, очистить его от всех ран крайне необходимо. Эти раны нужно вскрыть.
Ты спрашиваешь: «Получаем ли мы только удары, когда нам больно?» Нет, Маниша. Если почувствовал боль, значит, что-то упустил. Если боли нет, а есть только чувство благодарности и любви, то происходит излечение.
Вчера вечером я не чувствовала боли.
Ты старая грешница, Маниша. Ты многие годы провела с этим чудаком. Но ты не знаешь, что возле тебя сидела Зарин; твоя мигрень сразу перескочила на нее! Сегодня она сидит подальше от тебя.
У нее не было мигрени семь лет. Вчера у Зарин разыгрался приступ мигрени; я видел, как мигрень вцепилась в нее! Но я хранил молчание, ведь она здесь человек новый, и ей придется еще многое познать. Для нее это также будет большим откровением: здесь не просто собираются люди, здесь не какой-нибудь «Лайон-клаб» или «Ротари-клаб». Здесь проводится величайший эксперимент по трансформации сознания. Если не забывать об этом, то можно преодолеть все камни преткновения.
Надеюсь, Зарин победила свою мигрень. Она начала страдать от мигрени, потому что только недавно пришла сюда и еще не знает, что мастер бьет ученика только тогда, когда любит. Мастер бьет только тогда, когда видит, что ученик достоин этого.
Ты говоришь:
Я увидела истину в твоих словах, но не презирала себя, не перестала любить тебя. Упустила ли я что-нибудь?
Нет, Маниша, к счастью, ты ничего не упустила.
Знаю, что ты вновь ударишь меня в нужный момент, и на этот раз я не буду сваливать все на мигрень.
Посмотри, куда исчезла твоя мигрень! Сейчас, когда каждый погружен в медитацию, Зарин должна забросить ее как можно дальше. Мигрень атакует того, кто заслуживает ее. И я обещаю тебе, Маниша, будет ли для тебя в этом необходимость или нет, я все равно дам тебе тумака. Хотя бы ради удовольствия!
Сегодня мы посвящаем время Зарин...
Покачиваясь, маленький Эрни заходит в бар и кричит смазливой барменше:
— Дай мне тройной виски со льдом!
— Эй, паренек, — ответила барменша, — да тебе на вид лет семь! Хочешь, чтобы я из-за тебя влипла в историю?
— Это потом, — отвечает Эрни — а сейчас мне хочется виски.
Итальянец по имени Альфонсо тащил большой тяжелый ящик посередине улицы и неожиданно остановился перед дверью дома. Он постучал в нее, и ему открыла женщина.
— Вы вдова Джоунз? — спросил Альфонсо.
— Меня зовут не Вдова Джоунз, — ответила женщина. — Меня зовут миссис Джоунз.
— Ну-ну, — вздохнул Альфонсо, — посмотрим, кто из нас прав; вот только открою этот ящик!
Престарелый отец Фангус с возрастом начал терять слух, поэтому он попросил прихожан не говорить ему о своих прегрешениях, а перечислять их на листе бумаги.
Его метод срабатывал отлично, пока однажды он не услышал, как кто-то стукнул в его исповедальную будку, громко отрыгнул и высморкался. Отец Фангус почувствовал из-за перегородки сильный запах виски — его старый друг Пэдди шумно рылся в своих карманах. Наконец Пэдди передал в окошко священника маленькую помятую бумажку.
Там было написано следующее признание: десять банок пива, одна упаковка из шести банок кока-колы, полдюжины яиц, три рулона туалетной бумаги, два презерватива и пачка тампонов.
Старик Фангус смотрел с минуту на бумажку, пожал плечами и молча вернул ее Пэдди.
Пэдди шокированно уставился на бумажку. «Господи! — воскликнул он. — Я, должно быть, оставил свои клятые грехи в супермаркете!»
Однажды принц Чарльз и принцесса Диана были приглашены в качестве гостей на Всеанглийскую сельскохозяйственную выставку.
Торжественно открыв выставку, королевская чета согласно этикету начала обход выставки, чтобы пообщаться с фермерами и осмотреть выставочные экспонаты. Вскоре Чарльзу это надоело, и он отправился в пивную палатку, а Диана подошла к быку, чтобы выразить свое восхищение: никогда еще она не видела быка с таким «прекрасным оборудованием!»
Принцесса была шокирована и восхищена размерами репродуктивного органа быка; она решила поговорить с его хозяином, фермером Каутитом.
— Какое у вас прекрасное животное, — сказала она.
— Да, ваше высочество, — ответил Каутит. — Этот бык чемпион; его дети тоже чемпионы.
— Неужели? — удивилась принцесса. — Расскажите мне об этом подробнее.
— Знаете, миледи, — продолжил фермер, — в прошлом году этот бык ухаживал за коровами триста раз!
— Серьезно? — удивилась Диана. — Поразительно! Я должна немедленно сообщить об этом своему мужу.
И она убежала к Чарльзу. Она нашла его в пивной палатке, распивающим пиво вместе с группой фермеров.
— Пошли со мной, Чарльз! — настойчиво позвала она его. — Я покажу тебе быка, который заставит тебя устыдиться! — Она потянула его к быку.
— Прошу вас, мой друг, — попросила Диана Каутита, указывая на достоинство быка. — Расскажите моему мужу то, что вы только что рассказали мне.
— Ну, — начал фермер, — я рассказал принцессе, что этот великолепный бык в прошлом году удостоил своим вниманием три сотни коров.
— А это, Чарльз, — вставила свое слово Диана, — практически каждый день!
— Очень интересно! — проворчал Чарльз. — Держу пари, что ему не приходилось иметь дело с одной и той же старой коровой!
Ниведано...
Ниведано...
Погрузись в тишину.
Закрой глаза.
Почувствуй, как замерло твое тело.
А теперь обрати свой взгляд внутрь себя с полным осознанием, направленным к центру... немедля, будто это самое последнее мгновение в твоей жизни.
Только с подобной безотлагательностью можно достичь центра жизни.
А центр жизни — это центр вечного, бессмертного, космического существования.
Глубже и глубже, ведь на границе между собой и океаническим сознанием ты повстречаешь самого будду. Качества будды тебе нужны как необходимая подготовка к тому, чтобы предпринять еще один шаг и прыгнуть в космическое Целое... не оставляя в синем небе никаких следов. Это величайшее блаженство — не быть. Тысячи цветов сыплются на тебя. Стань просто пустым сердцем, и наполнишься бесценными сокровищами. Чтобы было понятнее,
Ниведано...
Расслабься.
Просто оставайся наблюдателем, следи за своим телом и умом. Ты не являешься ни тем, ни другим. Ты только наблюдаешь.
Это наблюдение можно сравнить с буддой, с пробужденным.
Как здорово в центре: свежий ветер, новое благоухание, неведомое тебе ранее.
Все сознание наполняется звездами.
Вечер был прекрасен сам по себе. Но присутствие десяти тысяч будд, ведущих совместное наблюдение, сделало его просто очаровательным.
Я вижу, как твое сознание превратилось в озеро. Аудитория Будды — это просто озеро молчаливого наблюдения. В таких озерах цветут лотосы, ощущается истина, впервые познается любовь. Красота уже является не физическим явлением, а внутренней гармонией.
Перед тем, как Ниведано позовет тебя обратно, собери как можно больше цветов. Вот твоя истинная природа. Вот твое истинное лицо.
Не нужно идти в храм, чтобы искать будду. Твое наблюдение и есть будда.
Ниведано...
А сейчас возвращайся.
Но возвращайся, как это делают будды: с невозмутимым спокойствием, изумительной грациозностью, с песней в сердце, с танцем в каждой твоей клетке.
Посиди несколько минут, вспомни все ощущения: где ты был, золотую тропу, по которой ты шел туда и обратно.
По этой тропе тебе придется еще много раз уходить и возвращаться.
Только тогда ты однажды созреешь. Только тогда наступит время Окончательного взрыва.
Хорошо?
Да, любимый Учитель.
ПРОДОЛЖАЙ КОПАТЬ
Наш любимый Учитель,
Однажды Джошу сказал монахам: я добросовестно практиковал дзадзэн в Южной провинции на протяжении тридцати лет. Если хотите обрести просветление, вам придется познать сущность буддизма, совершая дзадзэн. Если в течение трех, пяти, двадцати или тридцати лет вам так и не удастся схватить суть, вы можете отрезать мою голову и сделать из нее ночной горшок для мочи.
Говорят, что Джошу также сказал:
Тысячи и тысячи людей ищут только Будду, но никто из них не является истинным человеком Дао. Перед суетой мира твоя внутренняя природа остается невозмутимой. Сейчас, когда вы увидели этого старого монаха, вы стали мастерами для самих себя. Зачем искать кого-то во внешнем мире?
Однажды монах спросил Джошу: «Какова традиция твоей семьи?» Джошу отреагировал: «У меня внутри ничего нет, и я ничего не ищу снаружи».
Маниша, перед тем, как начать анализировать сутры, что ты принесла, я должен объяснить, что такое «дзадзэн». Я уже объяснял тебе, что такое дзэн. Слово произошло от санскритского «дхьян». В своем революционном движении Будда никогда не пользовался санскритом. Санскрит был языком просвещенных людей, но никогда не был языком народных масс. Будда нарушил традицию и стал общаться на языке, понятном миллионам. Это был вызов образованности, учености; это был выпад против ученых мужей, против рабби и тех, кто поклоняется святым писаниям. Из-за этих книг они не видят реалий жизни.
Будда начал говорить на языке своей провинции Пали. На языке пали дхьян претерпел небольшие изменения. Слово стало звучать как джхан. Когда Бодхидхарма достиг Китая, слово джхан вновь изменилось под влиянием китайского языка и стало звучать как чань. Когда посланники Риндзая принесли то же самое послание из Китая в Японию, слово чань стало созвучным изначальному палийскому слову джхан. В Японии слово стало звучать как дзэн.
В английском языке эквивалента слову нет. Есть такие слова, как концентрация, созерцание... но все они от ума. Дхьян означает выход за пределы ума. Это не концентрация, это не созерцание: просто ум отставляется в сторону, чтобы иметь возможность взглянуть на мир и свои ощущения без умственных искажений.
Делал ли ты когда-нибудь маленькие эксперименты? Вот перед тобой цветок розы. Можешь ли ты посмотреть на розу без вмешательства восхищающегося ума: «Какая прелесть!» Можешь ли ты просто смотреть на розу и не допускать какого-то бы ни было вмешательства ума? В этот момент ты будешь пребывать в состоянии дхьян, или дзэн.
Вспоминаю одну историю. Удивительным образом так совпало, что двадцать пять веков тому назад в Греции жил Сократ, в Индии Гаутама Будда и Махавира, а в Китае Лао-цзы и Чжуан-цзы — все они выражали правду жизни, указывали путь к ней. Очень странным и неожиданным стал тот факт, что во всем мире оказалось лишь шесть полностью пробудившихся человек. Их слова могут звучать по-разному, ведь они говорили на разных языках, но все они указывали на одну и ту же луну. Это абсолютно точно.
Дхьян означает взгляд либо наружу, либо внутрь без всяких раздумий — просто взгляд вперед. Твои глаза становятся просто зеркалом. Зеркало никогда никому ничего не говорит. Оно никогда никого не судит: не кривится от уродцев и не восхищается красавцами.
Дхьян — это именно такое беспристрастное, зеркалоподобное состояние: ты смотришь, но не комментируешь. В этом случае видение становится целостным. В таком видении проявляется истина, Бог, красота.
По этой причине на Востоке нет эквивалента «философии». На Востоке эквивалентом философии стал даршан, но даршан относится к совершенно другому аспекту жизни. Философия означает любовь к мудрости. Это любовь к знанию. Даршан же означает совершенно противоположное: не любовь к мудрости, не любовь к знанию, а видение. Даршан означает видение. Дхьян — это метод, путь, а даршан, видение истины своими собственными глазами, составляет главную цель духовного поиска на Востоке.
Что такое дзадзэн? Дзэн — это только раз или два в день... рано утром, когда восходит солнце, когда поют птицы, когда молча сидишь на берегу океана, реки или озера. Это не то, чем занимаются постоянно. Это похоже на любой другой вид деятельности. Ты принимаешь душ; это вовсе не означает, что ты должен принимать его все двадцать четыре часа в сутки. А дзадзэн именно это и имеет в виду: постоянно принимать душ. Дзэн — это периодическое стремление познать истину. Дзадзэн — это круглосуточное, постоянное состояние за пределами ума, состояние осознанности и внимания. Это должны показать твои действия, это должно проявиться в твоих словах. Это должно проявиться даже в твоей походке: в грациозности, красоте, истине, авторитете.
Вот почему дзадзэн — это растягивание дзэн на все сутки. Благодаря дзадзэн появились монастыри. Если живешь жизнью обычного человека, то не сможешь уделить время созерцанию, нахождению в состоянии дзэн все двадцать четыре часа. У тебя есть много разных хлопот. Высока вероятность того, что, занимаясь другими делами, ты позабудешь о главном. Вот почему появились монастыри. В обществе решили, что те, кто стремятся погрузиться в свой внутренний мир, проводят такой великий эксперимент на пользу всего человечества, ведь если только один человек станет буддой, то вместе с ним все человечество немного поднимется на более высокий уровень сознания.
Это может выглядеть неочевидным. Это совсем как Ганг... большая река, настолько большая, что в месте впадения ее в океан имя Ганг уже изменяется на Ганга-сагар, «океан Ганга». Река становится огромной, как океан. Впадая в океан, Ганг немного поднимает его уровень. Океан настолько велик, что даже сотни и тысячи рек никогда не вызывают наводнение, и все же даже одна капля повышает его уровень. По крайней мере, это можно понять: одна капля просто теряется в океане, а океан стал немного больше, на одну каплю больше.
В те дни люди, несомненно, обладали большей интуицией, большим пониманием того, что реальная эволюция человека заключается не в новых машинах и технологиях; реальная эволюция должна произойти в эволюции человеческого сознания. Сознание человека должно стать вершиной, Эверестом, пиком, возвышающимся над облаками. Если это удастся хотя бы одному из нас, то этот успех станет успехом всех людей — прошлого, настоящего и будущего. Это будет четким подтверждением тому, что люди не прилагают никаких усилий, в противном случае мы все уже давно были бы буддами. Те, кто старались, стали буддами. Это наша изначальная природа.
Общество поддерживало монахов, поддерживало монастыри. Существовали тысячи монастырей, в которых тысячи монахов ничего не делали. Они получили одобрение от общества: «Мы занимаемся производством. Мы обеспечим вас питанием и одеждой. Ваша задача только одна: достичь высочайших вершин сознания. Ваш успех не станет только вашим. Если тысячи людей станут буддами, то все человечество без особых усилий сможет подняться на более высокий уровень развития сознания».
Это было великое озарение. И общество взяло на себя заботу о тысячах монахов, тысячах монастырей; оно удовлетворяло все их нужды. В наше время то общество исчезло, ибо сегодня исчезло понятие будды. А ведь это просто нонсенс. Даже острова не являются островами. Углубись немного дальше, и ты обнаружишь, что острова соединены с материком.
Мы все соединены друг с другом, нужно лишь погрузиться чуть глубже. Наши корни переплелись, у нас один источник жизни.
В те времена данное решение оказалось большим прозрением, в частности в Тибете: каждая семья должна была отдать одного ребенка в монастырь, где он занимался бы только одним — дзадзэн. Его не должна была отвлекать никакая другая работа.
Сегодня подобной возможности уже нет. Вот почему я разработал несколько методов, позволяющих вам оставаться в мире, не нужно удаляться в монастырь, никто о вас там не позаботится. Можно оставаться в обществе и овладеть невидимым огнем, который постепенно станет таким же неотъемлемым компонентом жизни, как дыхание. И не нужно будет постоянно помнить о нем.
Маниша принесла сутру:
Однажды Джошу сказал монахам: я добросовестно практиковал дзадзэн в южной провинции на протяжении тридцати лет.
Он имеет в виду те тридцать лет, что провел у Нансена. Он говорит: «Я добросовестно практиковал дзадзэн на протяжении тридцати лет, не задумываясь о том, когда наступит просветление». Достигну я просветления или нет? Правда ли это или вымысел? Реальное ли это состояние или фантазии мечтателей? Действительно, как можно придерживаться одного и того же распорядка дня на протяжении тридцати лет: гулять, сидеть, спать?
Ты всецело отдаешь себя достижению одной цели: стать более сознающим, стать наблюдательным, быть наблюдателем, несмотря ни на что. Это выполнимо лишь тогда, когда входишь в контакт с мастером; мы не принимаем во внимание исключения. Мастер является наглядным примером того, что мечту можно воплотить в жизнь. Это не фантазии, это реальность, просто нам не попалась нужная методика.
Джошу мог придерживаться жесткого распорядка дня лишь потому, что он встретил Нансена. Само присутствие мастера наполняла его чувством огромной радости. «Это реально! Если это удалось Нансену, значит, удастся и мне!»
Нансен спросил его: «У тебя есть мастер?», но он не дал точный ответ на этот вопрос. Он сказал: «Да». Он сказал: «Мой мастер передо мной», указывая на Нансена, который медитировал лежа. Он назвал его Татхагатой.
Татхагата — самое восторженное имя, которым называли Гаутаму Будду. Чисто из уважения ученики не использовали имя Гаутама Будда, они пользовались словом «Татхагата». Это слово многозначительно. Оно произошло от татхаты, что означает быть здесь и сейчас: татхагата — это тот, кто всегда остается здесь и сейчас, кого не относит ни в прошлое, ни в будущее. Такой человек никуда не уходит и ниоткуда не возвращается; он просто остается здесь. Время летит, облака пролетают мимо, но ничто не в состоянии отвлечь его. Он пребывает здесь, от вечности к вечности. Этим самым уважительным именем последователи Будды обращались к своему мастеру.
Джошу сказал Нансену: «Татхагата, у меня есть мастер». И в этот момент что-то произошло, была полная тишина. Ничего не говорилось, и нечего было слушать, и все же что-то произошло, что-то передалось от одного к другому. В дзэн это называется «трансмиссией лампы». Нансен никогда не приглашал Джошу стать его учеником, и Джошу тоже не просил принять его в ученики. Посвящение в ученики произошло без всяких официальных церемоний, незаметно. Как только Джошу назвал его Татхагатой... этот момент решил все. «Я уже с мастером».
Нансен принял его в ученики без всяких слов. Он просто пригласил старшего монаха и сказал ему: «Обрати на него особое внимание. Он созреет очень скоро. Если он смог распознать во мне татхагату, он прошел уже половину пути. Пройдет совсем немного времени, и он признает татхагату в самом себе. У него сильная интуиция, он движется в нужном направлении... это вопрос ближайшего времени».
Это «ближайшее время» растянулось на целых тридцать лет. Сегодня подобная терпеливость была бы невозможной. Сегодня все стремятся быстро удовлетворять свои потребности, и чем быстрее, тем лучше. Из-за этой нездоровой психологии все, что появляется в результате медленного и молчаливого ожидания, стало просто недосягаемым. В перечне того, что быстро не достигается, и сознание. Тридцать лет просидеть в дзадзэн... Джошу обрел просветление. Нансен сказал следующее: «Ему потребуется совсем немного времени». Для Нансена тридцать лет — совсем маленький эпизод по сравнению с вечностью бытия для обоих. Что такое тридцать лет? Ничто! Это трудно назвать даже отрезком времени.
Джошу сказал ученикам:
Если хотите обрести просветление, то вам придется познать сущность буддизма, совершая дзадзэн.
Сущность буддизма не в святых писаниях, не в словах Будды. Ее просто нужно познать, ведь это познание влечет за собой далеко идущие последствия. Все, о чем говорит будда, очень близко к истине, но даже близость к истине не является ею. Даже близость является неким расстоянием от истины. Вот почему тебе не удастся познать сущность буддизма по книгам. Это мнение распространено среди простых людей: почитай Будду, стань ученым, исследователем буддизма, и ты познаешь его сущность.
Однажды на буддийской конференции в Бодхгайе я случайно встретился с Бхадантом Анандом Каусаляяном. Он вытащил меня из толпы и спросил: «То, о чем вы говорите, звучит для меня вполне убедительно, но... простите, что перебиваю, мне нравится все, что вы говорите, но еще ни разу, ни в одном святом писании я не находил истории о которых вы вспоминаете. Вы же знаете, я ведь руковожу индийским обществом Будды».
Я слышал о нем, я читал его книги. Я ответил ему: «Очень рад познакомиться с вами. Мне очень нравятся ваши книги, но вынужден сказать, что вы не знаете сущности буддизма. В противном случае вы поняли бы мои рассказы. Не имеет значения, были они в реальности или нет».
«Что вы имеете в виду?» — не понял он.
«Что бы я ни сказал, — продолжал я, — должно было случиться, даже если этого в действительности и не случалось. Вот это я и имею в виду. Даже Гаутама Будда не сможет отрицать это. Этого могло и не быть в реальности, я принимаю это, да, это факт. Но меня не очень интересуют факты. Истина для меня — нечто большее, чем реальный факт. Это то, что передает сущность».
Он ответил: «Странный вы человек. Мне не приходилось встречаться с подобной идеей».
Он жил в Нагпуре. Изредка мне приходилось бывать в Нагпуре; мы встречались с ним, и он говорил: «Я прочитал эту историю в вашей книге. Мне она нравится, но дело в том, что ничего подобного в жизни Будды не было».
Я парировал: «Я не несу за это ответственности. Ну не случилось, что поделаешь? Но вполне могло случиться! Вы известный ученый, вы можете добавить эту историю в какую-нибудь книгу о Будде».
«О чем вы говорите! К святому писанию ничего нельзя добавить!»
«Любое писание, к которому ничего нельзя добавить, — мертво».
Когда я приехал в Америку, на паспортном контроле мне начали задавать вопросы... не коммунист ли я, не анархист ли. Я ответил: «Послушайте, я живой человек». Служащий не понял меня: «Что вы имеете в виду?»
— Сегодня я могу не быть анархистом, а завтра стать им. Очень глупо задавать подобные вопросы... живому человеку! Вы, должно быть, пускаете в страну только мертвых, которые уже никогда не изменятся. Вы не должны пускать в Америку живых людей. Я постоянно меняюсь, появляются новые листья, расцветут новые цветы. Кто знает, что будет завтра? Анархизм, коммунизм...
— Странный вы человек, — ответил он, — я задаю простой вопрос, я не философ.
— Я тоже не философ, но обратите внимание, что ваш вопрос может относиться только к мертвому человеку, и никак не к живому. Я могу ответить вам, кто я в эту самую минуту, но никто не знает, кем я буду через мгновение. Я даже сам не знаю. Тогда не называйте меня противоречивым. Я коммунист, я анархист и даже больше. Кто там у вас еще?
Гаутама Будда, двадцать пять веков назад... я многое могу добавить к его учению. Эти двадцать пять столетий прошли не напрасно. Сознание перешло на новый уровень, познало новые небеса, улетело как никогда далеко. По причине этой глупости — что ничего нельзя добавить — все святые писания стали мертвыми.
Я задал вопрос Ананду Каусаляяну: «Если бы сам Гаутама Будда жил на протяжении этих двадцати пяти веков, думаете, он говорил бы одно и то же?»
Он ответил: «Вы просто сумасшедший, но в ваших словах есть рациональное зерно. Действительно, если бы Будда жил двадцать пять веков, он, несомненно, многое бы добавил».
Я сказал: «Тогда я беру на себя ответственность добавить кое-что и от себя. Я беру на себя смелость, ибо ощутил привкус того же сознания. Вам этот вкус неведом, поэтому вы и переживаете. Вам известны только мертвые писания, погибшие двадцать пять веков назад. Я — живое писание».
Для того чтобы осознать сущность буддизма, нужно осознать то, что осознал сам Будда, нужно так глубоко проникнуть в себя, как это сделал Будда. Как раз этим мы здесь и занимаемся, при этом, не являясь ни буддистами, ни приверженцами какой-нибудь мертвой традиции или мертвой ортодоксальной религии. В этом нет необходимости. Каждый из нас несет в себе будду — зачем нам искать что-то во внешнем мире?
В этом и заключается задача дзадзэн: найти путь среди кучи хлама, накопленного на протяжении столетий. За четыре миллиона лет на Земле, ты пребывал здесь в различных телах, в различных формах, в различных биологических видах. Ты так много собрал мусора вокруг своего маленького будды, что теперь тебе придется копать как можно глубже. Ты должен решительно копать.
Однажды Джалаледдин Руми великий суфийский мистик, привел своих учеников к одному полю, где на протяжении многих месяцев один фермер пытался выкопать колодец. Ученикам не очень хотелось идти туда: в чем смысл? Все, что мастер хотел сказать, он мог бы сказать и здесь. Однако Джалаледдин настаивал на своем: «Пойдемте со мной. Без этого вы не сможете понять то, о чем я говорю».
Оказалось, что фермер проделывал следующее: начав копать в одном месте, он отходил в сторону на пять-десять шагов и начинал копать вновь. Не найдя воду, он начинал копать в новом месте. Фермер уже выкопал восемь ям и рыл девятую. Он испортил все поле.
Руми сказал своим ученикам: «Не будьте похожими на этого идиота. Если бы он направил всю свою энергию на копание одного колодца, то давно уже нашел бы воду, как бы глубоко она ни находилась. Он бесполезно растратил свою энергию».
То же самое делают и остальные. Ты начинаешь, продвигаешься вперед немного, останавливаешься, потом вновь начинаешь движение через определенное время или даже спустя несколько лет. Ты начинаешь движение немного с другого конца.
Эти шараханья опасны. Свои усилия нужно концентрировать, и начав однажды с мастером, которому ты доверяешь, в котором ты видишь воплощение будды, уже нельзя возвращаться обратно. Продолжай копать, даже если на это уйдет целых тридцать лет.
Как раз об этом говорит Джошу:
Если в течение трех, пяти, двадцати или тридцати лет вам так и не удастся схватить суть, вы можете отрезать мою голову и сделать из нее ночной горшок для мочи.
Я даю на отсечение свою голову, что, если ты будешь продолжать... никогда не знаешь наверняка. Три года, пять лет, двадцать лет, тридцать лет: никогда не знаешь, сколько хлама ты насобирал. Иногда это происходит в одно мгновение. Иногда на это уходят годы. Все зависит от толщины слоя пыли, прошлых воспоминаний, будущих ожиданий; все зависит также и от того, насколько у тебя хватит смелости покончить со всем одним махом.
Продолжай беспрерывно копать. Вода, без сомнений, находится повсюду; будда в каждом живом существе. Только человек наделен счастливой возможностью понять это. Некоторые животные тоже близки к этому...
Ученые полагают, что теория эволюции — это идея Чарльза Дарвина. В рамках западной науки так оно и есть, но они не знают о восточной теории эволюции. Здесь совсем другой подход: более существенный, более значимый. Дело не в том, что обезьяна просто превращается в человека. Это очень трудно. Можно заставлять ее, массировать ее, вытягивать ее, отрезать ей хвост, повязать галстук, но обезьяна останется обезьяной. Не думаю, что однажды некая обезьяна приняла решение стать человеком, спрыгнула с дерева, стала на две ноги и стала превращаться в человека. Если бы это было так, то другие обезьяны тоже стали бы людьми. Но они ими не становятся, они по-прежнему сидят на деревьях.
Эволюция по-восточному не означает, что обезьяна становится человеком, но сознание обезьяны может перерасти в человеческое. Эволюционирует не тело; это внутреннее сознание переходит на более высокие формы, стремится достичь более высоких вершин. До сих пор человек остается высочайшей вершиной, к которой бессознательно стремились животные. Человеку просто повезло, что он сознательно может заниматься тем, что не дано животным.
