Кодоминиум - Принц наёмников

Некоторые из колонистов в Сантьяго протестовали против реставрации Бурбонов в Испании. Другим не нравилось то, что Хуан XXVI восстанавливает христианский мир. Были также просто недовольные своей судьбой, несчастьем в любви, надоедливыми женами или огромными карточными долгами. Карлисты заняли самый маленький и бедный из континентов Терстоуна, но действовали на нем очень осмотрительно.

В течение тридцати лет в Сантьяго прибывали только добровольные эмигранты, представляющие испанскую католическую культуру. Карлисты тщательно отбирали поселенцев, а хорошей земли хватало на всех. Королевство святого Иакова не обладало современной технологией, и в нем не было очень богатых, но не было и бедных.

Со временем Бюро контроля населения наделило Терстоун статусом планеты-реципиента, и Бюро Переселения начало перемещать сюда людей. Все три правительства Терстоуна протестовали, но, в отличие от Ксанаду или Дуная, у Терстоуна никогда не было военного флота; один-единственный фрегат СоВладения убедил эти правительства, что у них нет выбора.

Корабли БП перевезли на Терстоун два миллиона недобровольных колонистов. Осужденные, мошенники, преступники, революционеры, мятежники, члены уличных банд, люди не с тем цветом глаз и те, кому просто не повезло, – всех их заталкивали в антисанитарные транспортные корабли и увозили с Земли. Правительство Терстоуна располагало друзьями в Бюро Переселения и средствами для оплаты их услуг. Поэтому основную массу новых иммигрантов получил Сантьяго.

Карлисты старались. Они предоставляли транспорт для переезда на новые земли тем, кто этого хотел, и тем – а таких было большинство, – кто не хотел. Основатели Сантьяго хотели уйти от промышленности и поэтому почти ничего не строили; и вот неожиданно к ним хлынули городские жители с совсем иной культурой, которые не думали о земле и не любили ее.

Меньше чем за десять лет их столица из небольшого сонного городка превратилась в огромное пространство трущоб. Большую часть трущоб карлисты сносили. Но тут же по другую сторону города возникали новые. Маленькие поселки разрастались в большие города.

Когда в этих новых городах возникла промышленность, первопоселенцы взбунтовались. Они бежали от промышленности и не хотели с ней мириться. Король был смещен, и место отца занял малолетний принц. Кортесы взяли правление в свои руки и порабощали всех, кто отказывался подчиняться им.

Это называлось не рабством, а «выплатой долга на общественных работах»; но долг этот считался наследственным и передавался от одного человека к другому. Долги можно было продавать и покупать, и все должны были их отрабатывать.

Спустя поколение половина населения оказалась в долгу. Еще спустя поколение число рабов превзошло количество свободных. И наконец рабы восстали, и Сантьяго превратилось в cause cйlиbre.^[4]

По настоянию других правительств Терстоуна и корпораций, которые вывозили из Сантьяго сельхозпродукцию, Большой Сенат СоВладения и США поддерживали карлистов, но не очень решительно. Сенаторы от Советского Союза поддерживали республиканцев, но тоже не слишком рьяно. Флоту СВ было приказано ввести карантин в зоне военных действий.

Но у Флота не было кораблей для выполнения этой задачи. Самолетам и космическим кораблям было приказано не приближаться к Сантьяго, запретили также ввоз тяжелого оружия. А в остальном Сантьяго предоставили самому себе.

Гуманитарной Лиге легко было посылать туда добровольцев, если они не привозили с собой оружие. Но поскольку добровольцы не были обучены, Лига подыскивала опытных офицеров, чтобы руководить ими.

Разумеется, Лига отвергала наемников.

XIII

Питер Оуэнсфорд в приятной прохладе вечера Сантьяго сидел у резного стола, который мог быть сделан из дуба, но на самом деле не был таковым. Капитан Эйс Бартон принес графин с темным красным вином и подсел к нему.

– Я думал, меня направят в технические войска, – сказал Питер.

– Говорите на китайском? – Питер удивленно посмотрел на него. Бартон усмехнулся. – Республиканцы наняли техников на Ксанаду. Из-за карантина у нас мало высокотехнологического оборудования. Для того немногого, что мы имеем, хватает китайцев.

– Значит, я в пехоте.

Бартон пожал плечами.

– Вы воюете, Пит. Точно так же, как и я. Вам дадут роту. Тех, кого вы привезли с собой, и, может, еще сотню рекрутов. Все ваши. И Строманда в качестве политкомиссара.

Питер поморщился.

– А от него какой прок?

Бартон неторопливо огляделся.

– Осторожней. – Он продолжал улыбаться, но говорил серьезно. – У высшего командования политкомиссары гораздо популярней нас. Не забывайте об этом.

– Судя по тому, что я видел, высшее командование не очень компетентно…

– Боже, – сказал Бартон. – Послушайте, Пит, за такие разговоры вас могут расстрелять. Вы ведь знаете, это не отряд наемников, подчиняющийся кодексу. Это патриотическая война, и вам лучше не забывать об этом.

Питер смотрел на утоптанный глиняный пол. Он уже целую неделю по вечерам сидит за этим столиком и начинает понимать цинизм Бартона.

– У моих людей недостаточно защитной брони. Она есть только у меня. Вы говорите, мне дадут еще людей?

– Завтра прибывает новая группа. С ними нет офицеров. Конечно, их отдадут вам. Кому же еще? Войска нужно готовить.

– Готовить! – фыркнул Питер. – У нас достаточно немурлона, чтобы делать броню, но во всей роте только я умею это делать. У нас нет оружия, нет оптики. Нет связи…

– Да, положение все больше усложняется. – Бартон налил еще стакан вина. – А чего вы ожидали от бестехнологического общества, подвергнутого карантину СВ?

Питер откинулся на спинку жесткого деревянного стула.

– Да, знаю. Но… я не могу подготовить людей даже с тем, что у нас есть. Стоит мне собрать людей, как появляется Строманд и начинает произносить речь.

Бартон улыбнулся.

– Командир Интернациональной бригады Гермак считает, что у американских солдат низок боевой дух. Очевидно, речи произносятся, чтобы ее повысить.

– Их боевой дух низок, потому что они не знают, как воевать.

– Еще одно решение проблемы боевого духа по Гермаку – расстрел дезертиров, – негромко сказал Бартон. – Мое дело предупредить, парень.

– Единственное, что усвоили мои люди за эту неделю, это как петь и в каких домах с красным фонарем безопасней появляться.

– Больше, чем некоторые. Выпейте еще.

– Спасибо. – Питер уныло кивнул. – Неплохое вино.

– Верно. Вино хорошее, но недостаточно, чтобы его экспортировать, – сказал Бартон. – И вся проклятая страна такова. Хороша, но недостаточно.

На следующий день Питер Оуэнсфорд получил сто семь новых добровольцев, только что с Земли. Неделю спустя он снова застал Эйса Бартона за его любимым столиком в бистро.

Когда Питер сел, Бартон налил ему вина.

– Похоже, вам нужно выпить. Мне казалось, вам приказали по вечерам готовить солдат.

Питер выпил.

– Все по-прежнему, Эйс. Речи. Все больше речей. Я ушел. Совершенно очевидно, что мне там нечего делать.

– Рискованно, – сказал Бартон. Они посидели молча. Бартон выглядел задумчиво. Наконец он заговорил: – Вы считаете, что не нужны, Пит?

– Судя по тому, как они себя ведут. Но ведь в роте я единственный человек с военной подготовкой.

– Ну и что? Республика не нуждается в ваших войсках. Не в том смысле, в каком вы думаете. Главная цель добровольцев – обеспечить пребывание у власти правильной партии.

Питер напряженно молчал. Он пообещал себе, что воздержится от необдуманных действий, что бы ни говорил Бартон.

– Не могу в это поверить, – сказал он наконец. – Добровольцы собрались отовсюду. Они прилетели не для того, чтобы помочь какой-то политической партии; они хотят освободить людей.

Бартон ничего не ответил. Красная зубочистка плясала у него во рту, а на угловатом лице появилась хитрая улыбка.

– Послушайте, да вы сами в это не верите, – сказал Питер.

– Возможно. Пит, вы когда-нибудь думали, сколько денег они собирают в Штатах? Денег тех, кто чувствует себя виноватым в том, что сам не идет в добровольцы?

– Нет. Здесь никаких денег нет. Вы это сами видите.

– Здесь денег нет, но они уходят к техникам, – сказал Бартон. – Это по крайней мере имеет смысл. Ксанаду просто так не посылает своих парней, а без них какой толк от таких земляных червей, как мы?

Питер откинулся на спинку стула.

– Значит, у нас хорошая техническая поддержка…

– Почти такая же хорошая, как у донов, а значит, обе группы получают одно и то же. Стоит одной группе усилиться, и война окончена, верно? Но никто не может обойти карантин СВ, поэтому доны и республиканцы убивают друг друга ружьями, ножами и гранатами. Да и гранат не очень много.

– У нас даже ружей нет.

– Ну, вы их получите. А пока успокойтесь. Вы доложили, что ваши люди не готовы к боям. Вы просили оружие и больше немурлона. Вы жаловались на Строманда. Вы все это проделали. А теперь замолчите, иначе вас расстреляют как пораженца. Это приказ, Пит.

– Да, сэр.

Грузовики пришли в Таразону неделю спустя. Они привезли из Нью-Абердина, самого большого города Терстоуна, ящики в форме гробов, полные ружей и штыков. Ружья были покрыты смазкой, и не было никакого растворителя, чтобы ее снять. В основном это были копии автоматической модели «Ремингтона» 2045 года, но были и ружья производства «Круппа» и «Шкоды». Большинство солдат не знало, какие патроны подходят к их ружьям.

– Неплохое оружие. – Бартон вертел в руках одно из ружей. – У нас было и похуже.

– Но я получил не очень большую подготовку в ружейном деле, – сказал Питер.

Бартон пожал плечами:

– Нет ни энергетических установок, ни кораблей поддержки. Очень мало минометов и ракет. Никакого сложного вооружения. Нет базы для использования чего-нибудь, кроме порохового оружия, Питер. Забудьте все остальное, чему вас учили, и помните только это.

– Да, сэр.

Послышались свистки, и кто-то со стороны грузовиков закричал:

– Хватайте оборудование и садитесь в машины!

– Что? – Оуэнсфорд повернулся к Бартону. – Садиться в машины – зачем?

Бартон пожал плечами:

– Пожалуй, мне лучше вернуться к себе. Может, решили перебросить весь батальон, пока у нас есть грузовики.

Он угадал. Те, у кого была броня, надевали ее; все были в боевой синтекоже. У большинства были шлемы, уродливые модели в виде полушария с жесткой прокладкой поверх самых уязвимых мест. Некоторые уже потеряли шлемы и садились в машины без них.

Конвой миновал равнину и углубился в более зеленую сельскую местность. После захода солнца под холодным безоблачным небом быстро становилось холодно. Водители торопились и вели машины, не зажигая фар. Питер сидел в первом грузовике, в самом конце кузова, поджав колени к подбородку. Зубы его стучали в ритме, усвоенном много лет назад. Все молчали.

На рассвете они высадились в новой долине. Вокруг были примятые хлеба.

– Хорошая земля, – сказал рядовой Ланстер. Он подобрал ком и размял его в пальцах. – Очень хорошая.

Почему-то от этого Питеру полегчало. Он построил своих людей, убедился, что каждый умеет заряжать свое оружие, и заставил их стрелять в полуобвалившуюся стену. Он нарочно использовал большую цель, чтобы труднее было промахнуться. Подъехали еще грузовики и привезли тяжелые генераторы и противотанковые лазеры. Когда люди Оуэнсфорда попытались приблизиться к тяжелому вооружению, артиллеристы их прогнали. Казалось, они знают свое дело, и это обнадеживало.

Все разговаривали негромко, и когда кто-нибудь повышал голос, это производило впечатление крика. Строманд попытался заставить солдат петь, но они не стали.

– Долго еще? – спросил сержант Роуч.

– Думаю, нет, – ответил Питер, но сам ничего точно не знал и отправился на поиски грузовика с продовольствием. Хотел убедиться, что вечером у его людей будет хорошая еда.

Ночью пришел приказ сменить лагерь. Проводник шепотом попросил Питера идти за ним, и они двинулись по незнакомой местности. Где-то там ждали доны с их армией мобилизованных, наемников и семейных отрядов. Питер и его люди прошли метров пятьдесят, дошли до старого дерева, и тут кто-то обратился к ним шепотом.

– Все будет хорошо, – послышался из темноты голос Строманда. – Все враги политически незрелы. Пастухи разбегутся, мобилизованные крестьяне побросают оружие. У них нет причин сохранять верность.

– Почему же тогда война идет уже три года? – прошептал кто-то за Питером.

Питер подождал, пока дерево не осталось далеко позади.

– Это было не очень умно, Роуч. Строманд может приказать расстрелять вас за пораженчество.

– Пусть только попробует, лейтенант. Эй, парни, подберите ноги. Или хотите упасть в это ущелье?

– Тише, – настойчиво прошептал проводник. Они в темноте спустились по склону, потом снова поднялись, прошли мимо окопавшихся на склоне солдат. Все молчали.

Питер обнаружил, что идет вдоль остатков железной дороги. Большая часть шпал исчезла, рельсы тоже утащили. Наконец проводник остановился.

– Окопайтесь здесь, – прошептал он. – Да здравствует свобода.

– Но пасаран! – ответил Строманд.

– Пожалуйста, тише, – сказал проводник. – Мы в пределах слышимости противника.

– Ага, – ответил Строманд. Проводник повернул назад, и политкомиссар собрался идти за ним.

– Куда вы? – громким шепотом спросил капрал Грант.

– Доложить майору Харрису, – ответил Строманд. – Командир батальона должен знать, где мы.

– И мы тоже, – сказал кто-то.

– Кто это сказал? – спросил Строманд. Ответом было только сочное фырканье.

– Этот ублюдок не имеет права, – сказал кто-то рядом с Питером.

– Кто здесь?

– Ротвассер, сэр. – Ротвассер был связным роты. Эта должность давала ему право на звание монитора, но у него не было манипулы. Поэтому он передавал жалобы солдат Оуэнсфорду.

– Политкомиссар здесь нужен мне меньше всего, – шепотом ответил Питер. – А вы нужны мне здесь, а не в батальоне. Начинайте окапываться.

На склоне было холодно, но работа помогала согреться. Медленно наступил рассвет, не принеся с собой тепла. Питер достал свой усиливающий яркость бинокль и осторожно посмотрел вперед. Бинокль – подарок его матери и единственный хороший оптический прибор во всей роте.

Местность изрезана небольшими, с крутыми склонами, хребтами и долинами. Лежавший рядом с Питером Аллан Роуч негромко присвистнул.

– Если займем хребет перед нами, за ним еще один точно такой же. И еще один. Так никто войну не выиграет…

Оуэнсфорд молча кивнул. Внизу в долине росли деревья; апельсиновые и фиговые, ввезенные с Земли, перемежались с местными фруктовыми, как будто какой-то великан рассыпал семена по земле. Среди деревьев виднелись обгорелые развалины крестьянского дома.

Зззз! Что-то, что могло бы быть осой, но не было ею, гневно прожужжало над головой Питера. С противоположного склона долины послышался треск и снова гневное жужжание. Над землей поднялась пыль.

– Ложись! – приказал Питер.

– Чего они хотят, убить нас? – выкрикнул Роуч. Все рассмеялись. – Сэр, почему они не пользуются инфракрасными поисковыми системами? Мы ведь здесь на холоде…

Питер пожал плечами.

– Может, у них нет поисковых систем. У нас ведь нет.

Солдаты начали углублять свои ячейки, выбрасывая землю вперед. Работая, они смеялись. Очень плохая тактика, и Питера тревожила возможность использования артиллерии, но ничего не случилось. Противник находился примерно в четырехстах метрах впереди, на противоположном склоне долины, вытянувшейся вдоль хребта, точно такого же, как тот, что удерживал Питер. Спустившись в долину, пехота сама по себе не может взять ни тот, ни другой хребет. Обе стороны в безопасности, пока не появится более тяжелое вооружение.

На их позицию был нацелен один крупнокалиберный пулемет. Он стрелял по всему движущемуся. Был также лазер с несколькими зеркалами, которые можно было быстро перемещать. Сам по себе лазер не представлял угрозы. Зеркала тоже: монархисты никогда не стреляли дважды с одной и той же позиции.

Солдаты стреляли по пулемету и зеркалам, пока Питер не приказал им прекратить, чтобы зря не тратить боеприпасы. Но просто лежать и не отвечать огнем – пагубно для морального духа.

– Клянусь, я могу засечь этот проклятый пулемет, – сказал Питеру капрал Бассингер. – У меня лучшее в роте зрение.

Питер припомнил данные Бассингера. Две бывших жены, и у каждой признанный ребенок. Много лет прослужил страховым агентом в Бруклине, потом записался добровольцем.

– Вы не сможете увидеть эту штуку.

– Смогу, лейтенант. Дайте ваш бинокль, я его точно засеку.

– Хорошо. Будьте осторожны. Они стреляют по всему, что увидят.

– Я осторожен.

– Дай и нам посмотреть, приятель! – крикнул кто-то. Три человека сгрудились в траншее за Бассингером.

– Дай посмотреть!

– Не будь свиньей, нам тоже охота взглянуть!

– Товарищ, дай посмотреть…

– Убирайтесь отсюда, – крикнул Бассингер. – Вы слышали лейтенанта? Опасно высовываться за бруствер.

– А как же ты?

– Я наблюдатель. К тому же я осторожен. – Он прополз вперед и заглянул в просвет, который проделал в земле перед собой. – Видите, так безопасно. Мне кажется, я вижу…

Бассингера отбросило в траншею. Его осыпало осколками стекла, и к тому времени как все услышали хлопок выстрела, выбившего ему глаз, капрал уже не дышал.

В этот день два человека отстрелили себе пальцы на ноге, и их пришлось эвакуировать.

На холме они пробыли неделю. Каждую ночь теряли по несколько человек вследствие мелких ранений, которые, вероятно, причинял не враг. Потом Строманд вызвал взвод военной полиции и приказал расстрелять двоих солдат с ранениями в ногу.

Ранения прекратились, солдаты мрачно лежали в траншеях, пока роту не сменили.

Они провели два дня в маленьком прифронтовом городке, затем офицеров созвали на инструктаж. Офицер, проводивший совещание, говорил с сильным акцентом, но акцент был немецкий, а не испанский. На совещании присутствовали американцы, и инструктаж проводился по-английски.

– Мы начинаем всеобщее наступление. Все добровольцы-интер­националисты выступят одновременно. Используем тактику проникновения.

– Что это значит? – спросил капитан Бартон.

Штабной офицер как будто обиделся.

– Прорвавшись за передовую, идете туда, где расположена техника, и все уничтожаете. Когда это сделано, война окончена.

– А где эта техника?

– Вам скажут, когда вы прорвете передовую.

Остальная часть инструктажа имела для Питера не больше смысла. После того как их отпустили, он пошел с Бартоном.

– Видели свой участок передовой? – спросил Бартон.

– Относительно, – ответил Питер. – У вас есть приличная карта?

– Нет. Старые снимки с орбитального спутника СВ и несколько набросков. Не лучше, чем у вас.

– То, что я видел, совсем не радует, – сказал Питер. – Сначала оливковая роща, потом лощина, в которую я не могу заглянуть. Может, там что-то скрывается?

– Вам лучше выслать патрули и выяснить это.

– Разрешение на патрулирование местности нужно получить у командира батальона, – послышался сзади строгий голос.

– Вам стоит отвыкнуть от привычки незаметно подбираться к людям, Строманд, – сказал Бартон. – Кто-нибудь вас не узнает. – Он посмотрел на Питера. – Да, лучше спросите.

Майор Харрис сказал Питеру, что командование бригады запретило патрулирование. Необходима внезапность, а патрули могут предупредить противника о нападении.

Возвращаясь в расположение своей роты, Питер вспомнил, что Харрис до того, как отправился добровольцем в Сантьяго, был юристом и работал на партию Освобождения.

Выступать нужно было на следующее утро. Ночь была долгая. Солдаты чистили оружие и разговаривали шепотом. Некоторые чертили в грязи блиндажей бессмысленные диаграммы. В середине ночи к роте присоединились сорок новых добровольцев. Они были вооружены только ружьями и всего два дня назад покинули портовый город. Большинство было родом с Черчилля, а поскольку они говорили по-английски, а сюда направлялись грузовики, прислали и их.

На рассвете майор Харрис созвал офицеров.

– Техники с Ксанаду сумели приобрести несколько ракет, – сказал он. – Они выпустят их в донов перед нашим выступлением. Оуэнсфорд, вы выступаете последним. Приказываю расстреливать каждого, кто не ушел перед вами.

– Это моя работа, – возразил Строманд.

– Я хочу, чтобы вы вели людей, – ответил Харрис. – Бомбардировка начнется в 8:15. Часы у всех перенастроены?

– Нет, сэр, – сказал Питер. – У меня только часы, которые отсчитывают земное время…

– Черт возьми, – произнес Харрис. – Ну, хорошо, час Терстоуна равен 1, 08 земного часа. Вам придется рассчитывать, исходя из этого… – Он выглядел растерянным.

– Никаких проблем, – заверил Питер.

– Хорошо, возвращайтесь на свои места.

Час «зеро» миновал без всяких сигналов. Прошел еще час. Затем бригада республиканцев на севере открыла огонь, и несколько человек покинули укрытия и начали спускаться на дно долины.

Множество вспышек и блеск зеркал расцветили занятый противником хребет, прежде чем послышались выстрелы. Войска республиканцев скосило; немногие уцелевшие торопились назад в убежища.

– Огневая поддержка! – кричал Харрис. Аппарат связи Оуэнсфорда, как и прочая связная аппаратура, издавал нечленораздельные звуки, но приказ передали по линии. Его рота открыла огонь по монархистам, те отвечали.

Через несколько минут стало ясно, что враг господствует в долине. Из-за позиций противника поднялось несколько ракет и ударило по расположению республиканцев. В небе показались вспышки: это техники с Ксанаду обнаружили вражеские ракетные установки и ответили контрогнем. Постепенно стрельба прекратилась из-за отсутствия целей.

В 11:00 по часам Питера линию фронта осветила серия взрывов. На противника обрушился новый ракетный залп, и республиканцы на севере начали наступление.

– Подготовиться к выступлению! – крикнул Питер. Он ждал приказа.

Последовала почти минута тишины. Больше на врага не падали ракеты. Затем линии противника снова осветились вспышками, и республиканцы начали падать или торопливо отступать к своим позициям.

Коммуникатор издал сигнал тревоги, и Питер поднес его к уху. Как ни поразительно, но он услышал членораздельную речь. Кто-то из штаба разговаривал с майором Харрисом.

– Республиканцы уже продвинулись на полкилометра. Их уничтожают, потому что вы еще не выслали им в подкрепление своих драгоценных американцев.

– Вздор! – Голос Харриса в маленьком аппарате звучал монотонно. – Республиканцы отступили к своим окопам. Атака не удалась.

– Неправда. Вы должны показать, что значит высокий боевой дух. Все ваши люди добровольцы. Многие республиканцы мобилизованы. Покажите им пример.

– Да говорю вам, атака отбита.

– Майор Харрис, если через пять минут ваши люди не пойдут в наступление, я пошлю военную полицию арестовать вас как изменника.

Аппарат перешел на неразличимые скрипы и писки, а по рядам передали приказ:

– В атаку.

Питер переходил от ячейки к ячейке.

– Выходим и вперед. Джарвис, если вы отсюда не выберетесь, я вас застрелю. Вы трое, вперед. – Он видел, что Аллан Роуч делает то же самое.

Когда они добрались до конца линии, Роуч улыбнулся Питеру.

– Остались только мы, верно?

– Теперь наша очередь.

Они поползли вперед, за край углубления, которое их защищало, и десятью метрами ниже увидели майора Харриса. Тот лежал неподвижно.

– Теперь батальоном командует капитан Бартон, – сказал Питер.

– Интересно, знает ли он об этом? Я пойду слева и буду подгонять их, сэр.

– Хорошо. – Как никогда остро ощущая свое одиночество, Питер прошел через оливковую рощу, отыскивая солдат и заставляя их идти вперед. Противник почти не стрелял. Они прошли пятьдесят метров, сто и достигли спуска в следующую впадину. Это был старый виноградник. Остатки лоз торчали из земли, как руки старухи.

Когда они углубились в эту лощину, доны открыли огонь.

Четверо новичков из Черчилля находились прямо перед Питером. Когда залп пришелся по ним, они залегли правильным строем. Питер пополз вперед, чтобы похвалить их за хорошо усвоенные упражнения из учебника. Все четверо были мертвы.

Он на тридцать метров углубился в лощину. Впереди висела сеть красных полосок, переплетенных в воздухе в метре над поверхностью. Он видел такое в Пойнте: сеть перекрестного огня, направляемого лазерными лучами. Теоретически техники с Ксанаду могут засечь зеркала или даже сами энергетические установки, но сеть висит неподвижно.

Некоторые из его людей не знали, что это такое, и устремились вперед. Спустя несколько мгновений у края сети возникла стена из мертвых тел. Никто не прорвался. Снайперы принялись добивать тех, кто еще двигался. Питер лежал и гадал, удалось ли продвинуться другим ротам. Большинство его людей попытались найти убежище за телами погибших товарищей. Один за другим солдаты умирали на открытом месте, под ярким солнцем в мертвом винограднике.

Позже пошел дождь; вначале всего несколько капель, потом еще, и наконец гроза сделала все невидимым. Те, кто мог ползти, вернулись в окопы. Приказа отступать не было.

Питер собирал небольшие группы и отправлял их обратно – за ранеными. Трудно было посылать людей в лощину, даже под прикрытием грозы, и ему пришлось самому пойти с ними, иначе они исчезли бы в грязи и мраке. Наконец, находить раненых больше не удавалось.

Траншея превратилась в картину ада, написанную грязью и кровью. Люди падали в окопы и лежали там, где упали, слишком усталые или испуганные, чтобы двигаться. Некоторые раненые так и умерли здесь, в грязи, другие падали на них сверху, покрывая мертвые тела и погружая их в грязь, потому что ни у кого не было сил двигаться. В течение нескольких часов Питер был в батальоне единственным офицером. Рота была его, и солдаты называли его «капитаном».

В полдень в траншеях появился Строманд. Он принес какой-то тюк.

Как ни невероятно, Аллан Роуч был невредим. Борец огромного роста преградил Строманду дорогу.

– В чем дело? – спросил Строманд.

Роуч не шелохнулся.

– Пока мы атаковали, вы печатали листовки?

– Я исполнял приказ, – сказал Строманд. Он нервно попятился от рослого сержанта. Его рука легла на рукоять пистолета.

– Роуч, – спокойно сказал Питер. – Пожалуйста, помогите мне перенести раненых.

Роуч стоял в нерешительности. Наконец повернулся к Питеру.

– Да, сэр.

На рассвете у Питера удерживали позицию восемьдесят боеспособных солдат. Доны овладели бы ею без труда, но они вели себя подозрительно тихо. Питер переходил от ячейки к ячейке, стараясь сосчитать людей. Двести раненых отправлены в тыл. Он насчитал сто тринадцать мертвых. Значит, не хватало еще девяноста четырех. Погибли, дезертировали, утонули в грязи – он не знал.

Никакого общего наступления не было. Командир добровольцев посчитал, что и без него предоставилась великолепная возможность продемонстрировать, на что способен высокий боевой дух. И продемонстрировал – без сомнения.

Командование республиканцев было в ярости. Война зашла в тупик, а это означало, что превосходящие силы донов медленно перемалывают республиканцев.

В отчаянии они попытались направить большую группу на юг. Предыдущее наступление было спланировано в мельчайших подробностях, новое целиком полагалось на внезапность. Остатки части Питера получили подкрепление из других частей и свежих добровольцев и были брошены против врага.

Целью служил сельскохозяйственный центр Сарагоса, небольшой городок, расположенный среди оливковых рощ и виноградников. Колонна Питера через рощи прошла на окраину города.

Внезапность подействовала, и схватка была короткой. Залп, стремительное наступление, и враг отступил. Связь поддерживали с трудом, но, похоже, группа Питера продвинулась дальше других. Они были острием копья свободы на юге.

Они шли между ликующих толп. Армия Питера выглядела пугалами, но женщины поднимали детей повыше, показывая им освободителей. Это искупило все. Тупость генералов, жара, грязь, холод, вши – были забыты благодаря этой победе.

Следом двигались другие войска, а команда Питера разбила лагерь на окраине городка. Завтра армия двинется дальше; если сделать войну подвижной, перейти на тактику коротких схваток и стремительных перемещений, ее еще можно выиграть. «Конечно, – думал Питер, – жители Сантьяго ждут их. Население их поддержит. Сколько тогда продержатся доны?»

Незадолго до темноты они услышали в городе выстрелы.

Питер повел взвод бегом по пыльным улицам, мимо стен с пулевыми пробоинами, на городскую площадь. Там была военная полиция.

– Никогда не видел таких нарядных солдат, – сказал Аллан Роуч.

Питер кивнул.

– Капитан, как вы думаете, откуда у них такие начищенные сапоги? И новые ружья? Кажется, для войск обмундирования никогда не хватает, но полиция всегда получает больше чем нужно…

Над телами сидел старик. Он держал на коленях голову юноши, и кровь проступала у него между пальцами. Старик пустыми глазами посмотрел на Питера.

– Зачем вы здесь? – спросил он. – Разве нет более богатых планет, чтобы вы их захватывали?

Питер не отвечая отвернулся. Не знал, что ответить.

– Капитан!

Питер проснулся, услышав настойчивый шепот Аллана Роуча.

– Капитан, внизу у ручья какое-то движение. Это не доны. Человек пять, и с ними мистер Строманд. Думаю, это офицеры из штаба.

Питер сел. С той самой катастрофической атаки в трех километрах к северу он не видел Строманда. Этот человек и пяти минут не прожил бы среди бывших товарищей.

– Кто еще знает?

– Альберт, больше никто. Он меня позвал.

– Пойдем узнаем, что им нужно. Тише, Аллан.

Они молча шли в жаркой ночи.

Что делают штабные офицеры в расположении роты, в авангарде наступающих сил республиканцев? И почему не сообщили мне?

Они шли за небольшой группой вдоль русла почти пересохшего ручья почти до самой городской стены. Когда те остановились, подобрались поближе и стали слушать.

– Приблизительно здесь, – послышалась книжная речь Строманда. – Подходящее место.