Президент закрыл лицо ладонями, затем отнял их.

— Вы знаете? Большое облегчение сдаться. Что будете делать вы, полковник Фалькенберг?

— Мы сумеем выкрутиться. В порту много лодок, если они нам понадобятся. Но вполне вероятно, что новое правительство будет нуждаться в тренированных солдатах.

— Совершенный наемник, — с презрением бросил Будро. Он вздохнул, затем обвел глазами кабинет, задерживаясь взглядом на знакомых предметах. — Это — облегчение. Я больше не должен решать дела, — он встал, и его плечи больше не были расправлены. — Я заберу семью. Вам лучше тоже уходить, Джордж.

— Я догоню, сэр. Не ждите нас. Как говорит полковник Фалькенберг, лодок много, он подождал, пока Будро не вышел, а затем повернулся к Фалькенбергу

— Ладно, а что теперь?

— А теперь мы сделаем то, что мы пришли сюда делать, — отчеканил Фалькенберг. Он подошел к столу президента и изучил телефоны, но отверг их ради карманного коммуникатора. Он поднес его к губам и довольно долго говорил.

— Что же вы все-таки делаете? — потребовал ответа Хамнер.

Вы еще не президент, — сказал Фалькенберг. — И не будете им, пока не присягнете. А этого не произойдет, пока я не закончу. И нет никого, чтобы принять вашу отставку тоже.

— Какого черта? — Хамнер внимательно посмотрел на Фалькенберга, но не мог прочитать выражение лица офицера. — У вас явно есть идея. Давайте выслушаем ее.

— Вы еще не президент, — повторил Фалькенберг. — Согласно объявленному Будро чрезвычайному положению я должен предпринять любые действия, какие сочту нужными, для восстановления порядка на Рефьюдже. Этот приказ остается в силе, пока его не отменит новый президент. А в данный момент нет никакого президента.

— Но Будро капитулировал! Партия Свободы изберет президента.

— По конституции Хэдли только Сенат и Ассамблея на совместной сессии могут изменить порядок наследования. Но они рассеяны по всему городу, а палата Собраний сожжена.

К двери подошел главстаршина Кальвин и несколько помощников Фалькенберга. Они стояли, выжидая.

— Я разыгрываю юриста с гауптвахты, — усмехнулся Фалькенберг. — Но президент будро не имеет права назначать нового президента. Со смертью Брэдфорда вы здесь главный, но не раньше, чем вы явитесь перед магистратом и дадите присягу.

— Это не имеет смысла, — запротестовал Хамнер. — В любом случае, сколько, по-вашему, вы можете здесь оставаться у руля?

— Сколько мне потребуется, — Фалькенберг повернулся к адьютанту. — Капрал, я хочу, чтобы мистер Хамнер оставался со мной, а вы с ним. Вы будете относиться к нему с уважением, но он никуда не пойдет и ни с кем не встретится без моего разрешения. Понятно?

— Сэр!

— А теперь что? — спросил Хамнер.

— А теперь вы будете ждать, — тихо произнес Фалькенберг. — Но не слишком долго…

Джордж Хамнер сидел в палате совещаний спиной к запятнанной и простроченной стене. Он старался забыть об этих пятнах, но не мог.

Фалькенберг сидел напротив него, а его помощники — на противоположном конце стола. Средства связи были разложены на одном из боковых столов, но не было никакой тактической карты; Фалькенберг не перенес сюда свой командный пункт. Время от времени прибывали офицеры с боевыми рапортами. Фалькенберг их едва слушал. Однако, когда один из помощников доложил, что вызывает доктор Уитлок, Фалькенберг немедленно взял наушники.

Джордж не мог расслышать, что говорит Уитлок, а фалькенбергова часть разговора состояла из односложных слов. Единственной, в чем Джордж был уверен, это то, что Фалькенберг был очень заинтересован в том, что делал его политический агент.

Полк пробил себе дорогу обратно ко Дворцу и находился теперь во внутреннем дворе. Входы во Дворец охранялись президентской Гвардией, и бои прекратились. Мятежники оставили гвардейцев в покое, и в городе Рефьюдже воцарилось тревожное перемирие.

— Они идут на стадион, сэр, — доложил капитан Фаст. — Это «ура!», что вы слышали, было, когда Баннерс передал им отставку президента.

— Понятно. Спасибо, капитан, — Фалькенберг знаком велел подать еще кофе. Он предложил чашку Джорджу, но тому не хотелось.

— Долго это еще будет продолжаться? — раздраженно спросил Джордж.

Они просидели еще час, Фалькенберг с наружным спокойствием, Хамнер — с растущим напряжением. Затем в комнату вошел доктор Уитлок.

Высокий штатский посмотрел на Фалькенберга и Хамнера, затем небрежно уселся в кресло президента.

— Не думаю, что у меня будет еще раз шанс посидеть в кресле власти, — ухмыльнулся он.

— Но что происходит? — не выдержал Хамнер.

Уитлок пожал плечами.

— Примерно то, что я и рассчитывал, полковник Фалькенберг. Толпа двинулась прямо на стадион. Никто теперь не хочет оставаться в стороне, когда они думают, что победили. Они отловили всех сенаторов, каких только смогли найти, и теперь готовятся избрать себе нового президента.

— Но эти выборы не будут иметь законной силы, — сказал Хамнер.

— Да, сэр. Но это их, кажется, ничуть не смущает. Они, я думаю, считают, что завоевали это право. А гвардейцы уже заявили, что они будут чтить выбор народа, — Уитлок иронически улыбнулся.

— Сколько там, в этой толпе, моих техников? — спросил Хамнер. — Они меня выслушают, я знаю это.

— Они там могут быть, — сказал Уитлок, — но не так много, как бывало. Большинство из них не смогло переварить поджогов и грабежей. Все же есть приличное число.

— Вы можете их убрать оттуда? — спросил Фалькенберг.

— Прямо сейчас этим и занимаюсь, — усмехнулся Уитлок. — Одна из причин, по которой я пришел сюда, — было получить в этом помощь мистера Хамнера. Мои люди толкаются кругом, говоря техникам, что они уже получили в президенты мистера Хамнера, так зачем им нужен еще кто -то? Это тоже срабатывает, но несколько слов от их вождя тоже могут помочь.

— Верно, — согласился Фалькенберг. — Ну, сэр?

— Я не знаю, что говорить, — запротестовал Джордж.

Фалькенберг подошел к контрольной панели в стене.

— Мистер вице-президент, я не могу отдавать вам приказы, но я бы предложил вам дать несколько обещаний. Скажите, что вы скоро примете командование на себя, и что дела пойдут по-другому. Потом прикажете им отправляться по домам, в противном случае они будут обвинены в мятеже. Или попросите отправляться по домам в качестве услуги для вас. Что по вашему выбору сработает.

Речь была не бог весть что, и в любом случае из-за рева толпы снаружи ее мало кто расслышал. Джордж пообещал амнистию всем, кто покинет стадион, и попытался воззвать к прогрессистам, захваченным мятежом. Когда он отложил микрофон, Фалькенберг казался довольным.

— Полчаса, доктор Уитлок? — спросил Фалькенберг.

— Около того, — согласился историк. — Все, кто уйдет, к этому времени будет уже далеко.

— Идемте, мистер президент, — предложил Фалькенберг.

— Куда? — спросил Хамнер.

— Увидеть конец этого. Вы хотите посмотреть или предпочтете присоединиться к своей семье? Вы можете идти куда угодно, кроме как к магистрату или кому-нибудь, кто может принять вашу отставку.

— Полковник, это смешно! Вы не можете заставить меня быть президентом, и я не понимаю, что происходит.

Улыбка Фалькенберга была мрачной.

— А я и не хочу, чтобы вы понимали. Пока. Вам и так будет достаточно трудно жить в мире с собой. Идемте.

Джордж Хамнер последовал за ним. В горле у него пересохло, а внутри было такое ощущение, будто кишки завязались в тугой узел.

Первый и второй батальоны собрались во дворе. Солдаты стояли в строю. Их боевой обмундирование из синтекожи было замызгано, покрыто грязью и дымом уличных боев. Из-под формы выпирали доспехи.

Солдаты стояли молча, и Хамнер подумал, что они могли быть высеченными из камня.

— Следуйте за мной, — приказал Фалькенберг. Он повел их ко входу на стадион. В дверях стоял лейтенант Баннерс.

— Стой! — скомандовал он.

— В самом деле, лейтенант? Вы станете драться с моими войсками? — и Фалькенберг указал на мрачные ряды позади него.

Лейтенант Баннерс глотнул. Хамнеру показалось, что гвардейский офицер выглядел очень молодым.

— Нет, сэр, — запротестовал Баннерс. — Но мы заложили двери. Чрезвычайное заседание Ассамблеи и Сената избирает там нового президента, и мы не разрешим вашим наемникам вмешиваться.

— Они никого не избрали, — возразил Фалькенберг.

— Да, сэр. Но когда изберут, Гвардия будет находиться под его командованием.

— У меня есть приказ вице-президента Хамнера арестовать лидеров мятежа и имеющее силу объявление чрезвычайного положения, — настаивал Фалькенберг.

— Сожалею, сэр, — Баннерс, казалось, и впрямь сожалел. — Наш офицерский совет решил, что капитуляция президента Будро имеет законную силу. Мы намерены чтить ее.

— Понятно, — Фалькенберг отступил. Он жестом подозвал своих помощников, и Хамнер присоединился к группе. Никто не возразил.

— Не ожидал этого, — произнес Фалькенберг. — Потребуется неделя, чтобы пробиться через эти кордегардии.

Он с минуту подумал.

— Дайте-ка мне ваши ключи, — резко скомандовал он Хамнеру. Тот, сбитый с толку, достал их. — Туда,знаете, есть еще один путь туда. Майор Сэвидж! Возьмите роты Г и Х из второго батальона и перекройте выходы со стадиона! Окопайтесь и выставьте все оружие. Арестовывайте всякого, кто выйдет.

— Сэр!

— Окопайтесь, как следует, Джереми. Они могут выходить с боем. Но я не жду, что они будут хорошо организованы.

— Нам стрелять по вооруженным?

— Без предупреждения, майор, без предупреждения. Главстаршина, ведите остальные войска за мной. Майор, у вас будет двадцать минут.

Фалькенберг повел своих солдат ко входу в туннель и воспользовался ключами Хамнера, чтобы отпереть двери.

Фалькенберг его игнорировал. Он повел свои войска вниз по лестнице и дальше под полом.

Джордж Хамнер оставался поблизости от Фалькенберга. Он слышал, как длинная колонна вооруженных людей топала позади него. Они двинулись вверх по лестнице на другой стороне скорым шагом, пока Джордж не начал задыхаться. Солдаты, казалось, не замечали. Разница в гравитации, подумал Хамнер, и тренировка.

Они достигли верха и развернулись вдоль коридора. Фалькенберг расположил солдат у каждого выхода и вернулся к центральным дверям. Потом подождал. Напряжение росло.

— Но…

Фалькенберг покачал головой. Его взгляд требовал молчания. Он стоял, ожидая, пока текли секунды.

— ВПЕРЕД! — скомандовал Фалькенберг.

Двери разом распахнулись. Вооруженные солдаты быстро распространились по верху стадиона. Большая часть толпы находилась ниже, и немногие безоружные были сшиблены, когда пытались противостоять штурму. Взмах прикладов, а затем миг спокойствия. Фалькенберг взял громкоговоритель у сопровождающего его капрала.

— ВНИМАНИЕ. ВНИМАНИЕ. ВЫ НАХОДИТЕСЬ ПОД АРЕСТОМ В СИЛУ ОБЪЯВЛЕННОГО ПРЕЗИДЕНТОМ БУДРО ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО ПОЛОЖЕНИЯ. СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ, И ВАМ НЕ БУДЕТ ПРИЧИНЕНО НИКАКОГО ВРЕДА. ЕСЛИ ВЫ ОКАЖЕТЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ, ТО БУДЕТЕ УБИТЫ.

Мгновение было молчание, потом крики, когда толпа поняла, что сказал Фалькенберг. Некоторые засмеялись. Затем с поля и нижних сидений стадиона раздались выстрелы. Хамнер услышал глухой щелчок пули, просвистевший мимо его уха. Потом услышал треск винтовочного выстрела.

Один из лидеров на поле внизу держал громкоговоритель. Он крикнул другим:

— АТАКУЙТЕ ИХ! ИХ ТАМ НЕ БОЛЬШЕ ТЫСЯЧИ, НАС — ТРИДЦАТЬ ТЫСЯЧ. АТАКУЙТЕ, УБЕЙТЕ ИХ!

Раздались новые выстрелы. Некоторые из солдат Фалькенберга упали. Другие продолжали стоять, не двигаясь, ожидая приказа.

Фалькенберг снова поднял громкоговоритель:

— ПРИГОТОВИТЬСЯ К СТРЕЛЬБЕ ЗАЛПАМИ. ТОВСЬ. ЦЕЛЬСЯ. ЗАЛПОМ ОГОНЬ!

Семьсот винтовок грохнули, как одна.

— ОГОНЬ! — кто-то пронзительно закричал, долгий протяжный крик, мольба без слов.

— ОГОНЬ!

Это был словно один выстрел, очень громкий, длящийся намного дольше, чем следовало винтовочному, но было невозможно расслышать индивидуальное оружие.

Линия людей, карабкавшихся к ним вверх по сидениям, заколебалась и сломалась. Люди кричали, некоторые толкались назад, ныряли под сиденья, пытались оказаться где угодно, лишь бы не под непоколебимыми дулами винтовок.

— ОГОНЬ!

Снизу раздались крики:

— Во имя бога…

— Сорок второй, в наступление. ПРимкнуть штыки! ВПЕРЕД МАРШ! ОГОНЬ! БЕГЛО ОГОНЬ!

Теперь был постоянный треск орудия. Одетые в кожу ряды двинулись вперед и вниз, через сиденья стадиона, непреклонно стекая к давке внизу, на поле.

— Главстаршина!

— Сэр!

— Снайперам и экспертам выйти из строя и занять позиции. Они будут отстреливать всех вооруженных.

— Сэр.

Кальвин заговорил в свой коммуникатор. В каждом секторе солдаты вышли из строя и заняли позиции за сидениями. Они принялись стрелять прицельно и быстро. Всякий внизу, поднимавший оружие, погибал. Полк наступал.

Хамнеру стало дурно. Вопли раненых были слышны повсюду. «Боже, сделай так, чтобы это прекратилось, сделай так, чтобы это прекратилось,» — молил он.

— ГРАНАТОМЕТЧИКАМ ПРИГОТОВИТЬСЯ! — грянул из громкоговорителя голос Фалькенберга. — ЗАЛП!

Из наступающего строя вылетела сотня гранат. Они упали в мечущуюся внизу толпу. ПРиглушенные взрывы были перекрыты воплями ужаса.

— ЗАЛПОМ ОГОНЬ!

Полк наступал, пока не вошел в контакт с толпой. Возникла короткая борьба. Винтовки стреляли, а штыки блестели красным. Строй остановился, но только на миг. Затем он двинулся дальше, оставляя за собой страшный след.

Мужчины и женщины забили выходы со стадиона. Другие лихорадочно пытались выбраться, карабкаясь через павших, отбрасывая с пути женщин, чтобы протолкнуться дальше, топча в свалке друг друга. Снаружи донесся треск винтовочного огня. Те, что в воротах, отшатнулись, чтобы быть раздавленными другими, пытавшимися выбраться.

— Вы даже не позволяете им убраться! — крикнул Хамнер Фалькенбергу.

— Не вооруженным. — И не для того, чтобы сбежать, — лицо полковника было твердым и холодным, глаза сузились в щелки. Он равнодушно смотрел на бойню, безо всякого выражения глядя на всю эту сцену.

— Вы собираетесь убить их всех?

— Всех, кто окажет сопротивление.

— Но они не заслуживают этого! — Джордж Хамнер почувствовал, что его голос ломается. — Они не заслуживают!

— Никто не заслуживает, Джордж. ГЛАВСТАРШИНА!

— Сэр!

— Половина снайперов теперь может сосредоточиться на лидерах.

— Сэр! — Кальвин быстро заговорил в командное радио. Снайперы сосредоточили огонь на президентской ложе напротив них. Центурионы бегали вдоль ряда укрывшихся солдат, указывая им цели. Снайперы поддерживали постоянный огонь. Кожаные ряды людей в доспехах непреклонно наступали. Они почти достигли нижнего яруса сидений. Стрельба поутихла, но окрашенные алым штыки блестели под полуденным солнцем.

Еще одно подразделение вышло из строя и отправилось охранять крошечное число пленных в конце стадиона. Остальной строй двигался дальше, наступая через сделавшиеся скользкими от крови сиденья.

Когда полк достиг уровня земли, его продвижение замедлилось. Противодействия было мало, но одна лишь масса народу задерживала солдат. Было несколько очагов активного сопротивления, и летучие отряды бросились туда укрепить строй. Снова полетели гранаты. Фалькенберг спокойно наблюдал за боем и изредка говорил что-нибудь в свой коммуникатор. Внизу погибали новые люди.

Рота солдат построилась и взбежала по лестнице на противоположную стену стадиона. Они рассеялись по верхнему ярусу. Затем их винтовки прицелились и затрещали еще в одной страшной серии залпов.

Вдруг все было кончено. Не стало никакого сопротивления, оказались только кричащие толпы. Люди бросали оружие и бежали, подняв руки. Раздался последний залп, а потом на стадион пало смертельное молчание.

Но не тишина, сообразил Хамнер. Винтовки смолкли, люди больше не выкрикивали приказов, но шум был. Были вопли раненых, были мольбы о помощи, стоны, мучительный кашель, которому не было конца, когда кто— то пытался прочистить пробитые легкие.

Фалькенберг мрачно кивнул.

— Теперь вы можете найти магистрата, господин президент. Теперь.

— Я… О, боже мой! — Хамнер стоял наверху стадиона. Он стискивал колонну, чтобы удержаться на ногах. Сцена внизу казалась нереальной. Там было слишком много крови, реки крови, кровь, водопадом стекающая по лестницам, кровь, льющаяся в лестничные колодцы, чтобы впитываться в травянистое поле внизу.

— Все кончено, — мягко произнес Фалькенберг. — Для всех нас. Полк отбудет, как только вы надлежащим образом примете командование. У вас не должно возникнуть трудностей с электростанциями. Ваши техники будут теперь доверять вам, раз Брэдфорд исчез. А без своих лидеров горожане не станут сопротивляться.

Вы можете отправить в глубинку столько, сколько вам понадобится. Рассейте их среди лояльных людей, где они не причинят вам никакого вреда. Та ваша амнистия — это только предложение, но я бы его возобновил.

Хамнер обратил помутившийся взгляд на Фалькенберга.

— Да, сегодня было слишком много бойни. Кто вы, Фалькенберг?

— Наемный солдат, мистер президент. Ничего более.

— Но на кого же тогда вы работаете?

— Этого вопроса мне никто прежде не задавал. На Гранд Адмирала Лермонтова.

— На Лермонтова? Но ведь вас же выбросили из Кодоминиума! Вы хотите сказать, что вас нанял Адмирал? В качестве солдата удачи?

— Более-менее, — холодно кивнул Фалькенберг. — Флот малость тошнит от того, что его используют, чтобы поганить людям жизнь, и не дают людям шанс оставить дела в рабочем порядке.

— А теперь вы уходите?

— Да, мы не могли бы остаться здесь, Джордж. Никому не забыть сегодняшнего дня. Ты не смог бы сохранить нас тут и построить работоспособное правительство. Я возьму Первый и Второй и то, что осталось от Четвертого батальона. Есть еще работа для нас.

— А других?

— Третий останется тут помогать вам, — ответил Фалькенберг. — Мы свели в Третий всех женатых местных, солидных людей. И послали его к электростанциям. Они не были вовлечены в бои, — он обвел взглядом стадион, потом снова посмотрел на Хамнера. — Обвини во всем нас, Джордж. Ты не стоял у руля. Ты можешь сказать, что это Брэдфорд приказал устроить эту резню, а потом убил себя в раскаянии. Люди захотят этому поверить. Им захочется думать, что кто-то был наказан за это, — он махнул рукой на поле внизу. Где-то там рыдал ребенок.

— Это надо было сделать, — настаивал Фалькенберг. — Ведь никакого выхода не было, вы ничего не могли сделать, чтобы сохранить цивилизацию… По оценке доктора Уитлока треть населения вымерла бы, когда наступил коллапс. Разведка Флота поднимала еще выше. Теперь у вас есть шанс.

Фалькенберг говорил торопливо, и Джордж гадал, кого же он пытался убедить.

— Вывезете их, — говорил Фалькенберг, — вывезете их, пока они еще ошеломлены. В этом вам не понадобится много помощи. Они не будут сопротивляться. И мы наладим для вас железные дороги. Используйте их и отправьте людей на фермы. Без подготовки им будет тяжеловато, но до зимы еще далеко.

— Я знаю, что делать, — перебил Хамнер. Он прислонился к колонне и, казалось, набирал новую силу от этой мысли. — Да, я знаю, что делать сейчас. Я все время знал, что надо было сделать. Теперь мы можем этого добиться. Мы не будем благодарить вас за это. Но вы спасли весь этот мир, Джон.

Фалькенберг мрачно посмотрел на него, а затем показал на тела внизу.

— Не говорите этого, черт вас возьми! — закричал он. Его голос перешел почти в визг. — Я ничего не спас. Все, что может сделать солдат, — это выиграть время. Я не спас Хэдли. Это должны сделать вы; помоги вам бог, если вы этого не сумеете!