Кодоминиум (№3) - Наемник

— Солдаты всегда находили, что легче ограбить тех, кто им платит, чем сражаться за него, — сказал Хамнер. — Ваше здоровье.

Он осушил свой стакан, затем подавил кашель. Напиток был крепкий и он не привык пить чистое виски. Он гадал, что произойдет, если он закажет что-нибудь другое: пиво или коктейль. Это как-то казалось неподходящим для данного собрания.

— Такого замечания я мог бы ожидать от Брэдфорда, — сказал Фалькенберг.

Хамнер кивнул. Брэдфорд всегда что-то подозревал. Иногда Джордж задумывался, а совершенно ли нормален Первый вицепрезидент, но это было глупо. И все же, когда давление возрастало Эрни Брэдфорд умел действовать людям на нервы своими подозрениями и он скорей бы предпочел, чтобы ничего не делалось, чем бросить контроль над чем бы то ни было.

— Как я, по-вашему организую этот переворот? — осведомился Фалькенберг. — У меня есть кучка верных мне солдат. Остальные — наемники или ваши местные. Вы много заплатили за то, чтобы привезти сюда меня и мой штаб. Вы хотите, чтобы мы сражались с невозможным неравенством в силах и несуществующим снаряжением. Если вы также настаиваете на своей собственной организации вооруженных сил, то я не могу принять на себя ответственность.

— Я этого не говорил.

Фалькенберг пожал плечами.

— Если Президент Будро так прикажет, а он прикажет по вашей рекомендации, я передам командование любому, кого он выберет.

"А он назовет Брэдфорда, — подумал Хамнер. — Я уж скорей доверюсь Фалькенбергу. Что там ни сделает Фалькенберг, это будет сделано по крайней мере профессионально. С Эрни же нет никакой уверенности в том, что он не выкинет чего-нибудь и, что он сможет достичь чего-нибудь, если не выкинет.

— Что вы хотите получить, полковник Фалькенберг?

Вопрос, казалось, удивил полковника.

— Деньги, конечно. Немного славы, наверное, хотя ныне этим словом не очень-то пользуются. Ответственный пост, соразмерный моим способностям. Я всегда был солдатом, ничего иного я не знаю.

— Я почему вы не остались в КД?

— Это есть в послужном списке, — холодно ответил Фалькенберг. — Наверняка вы знаете.

— Но я не знаю, — Хамнер был спокоен, но выпитого виски было достаточно, чтобы сделать его смелей, чем он намеревался, даже в этом лагере, окруженном солдатами Фалькенберга. — Я совсем не знаю то, что мне рассказывали не имеет никакого смысла. У вас не было причин жаловаться на продвижение, а у Адмирала Лермонтова — обвинять вас. Все выглядит так, словно вы сами себя уволили.

Фалькенберг кивнул.

— Вы почти правы. Проницательно с вашей стороны. — Губы солдата были туго сжаты, а серые глаза впились в Хамнера. — Полагаю, вы заслужили право на ответ, Гранд Сенатор Бронсон поклялся уничтожить меня по причинам, которые вам незачем знать. Если бы меня не уволили по тривиальному обвинению в техническом подчинении, я столкнулся бы с серией сфабрикованных обвинений. Таким путем я, по-крайней мере, ушел с чистым послужным списком. С чистым послужным списком и и большей горечью и злостью.

— И это все?

— Это все.

Это было праводоподобным. Так же, как и все другое, сказанное Фалькенбергом. И все же Хамнер был уверен, что Фалькенберг лжет. Нет, не прямо лжет, но и не говорит всего тоже. Хамнер чувствовал, что если бы он знал правильные вопросы, то он получил бы и правильные ответы, но вопросов не было.

«И, — подумал Хамнер, — я должен либо довериться этому человеку, либо избавиться от него, а раздражать его, сохраняя его на службе — самая глупейшая политика».

Вернулись волынщики и тамада посмотрел на Фалькенберга.

— Еще что-нибудь? — спросил Фалькенберг.

— Нет.

— Благодарю вас, — полковник кивнул младшему офицеру. Тамада взмахом руки дал добро главному волынщику. Тот поднял свой жезл и затрещали барабаны. Заиграли волынщики сперва стоя на месте, а затем маршируя вокруг стола. Офицеры заорали и помещение наполнилось массовыми криками. Собрание пошло гулять снова.

Джордж поискал глазами кого-нибудь из рекомендованных им и обнаружил, что все офицеры-прогрессисты в комнате были его собственные. Не было ни одного из брэдфордского крыла партии. Имело ли это значение?

Он поднялся и встретился взглядом с лейтенантом-прогрессистом.

— Пускай Фаркхар проводит меня, полковник, — испросил Хамнер.

— Как пожелаете.

Шум преследовал его, пока он выходил из здания и шел по лагерной улице. С плаца и лагеря за ним доносились новые звуки. Костры ярко горели в ночи.

— Ладно, Джейми, что здесь происходит? — требовательно спросил Хамнер.

— Происходит, сэр? Насколько я знаю, ничего. Если вы имеете в виду собрание, то мы праздновали окончание солдатами тренировки. Завтра они начнут отрабатывать усложненную программу.

— Может я имел в виду и собрание, — произнес Хамнер. — Ты, кажется, весьма дружен с другими офицерами?

— Да, сэр. — Хамнер заметил энтузиазм в голосе Джейми Фаркхара. Мальчик был достаточно молод, чтобы заразиться представлении об избранности военных. И Джордж испытывал к нему жалость. — Они хорошие люди.

— Да, и я полагаю, что так. А где другие? Люди мистера Брэдфорда?

— У них возникли левые проблемы, задержавшие их допоздна вне лагеря, — ответил Фаркхар. — Мистер Брэдфорд приехал к обеду и попросил, чтобы их отправили куда-то на митинг. Он проводит с ними много времени.

— Не сомневаюсь, — сказал Хамнер. — Слушай, ты был среди Десантников, Джейми. Откуда эти солдаты, каких частей КД?

— Я по-настоящему не знаю, сэр. Полковник Фалькенберг запретил нам их расспрашивать. Он говорит, что солдаты начинают здесь с чистым послужным списком.

Хамнер заметил, что тон использованный Фаркхаром, когда тот упомянул Фалькенберга больше, чем уважение. Благоговейный ужас, наверное.

— Кто-нибудь из них служил раньше с полковником?

— Я думаю, что да, сэр. Они его не любят, клянут полковника совершенно открыто. Но они боятся этого его здоровенного главстаршину. Кальвин предлагал помахаться с любыми двумя солдатами в лагере и и правила выбирают они сами. Некоторые из новичков попробовали это, но из Десантников никто не стал. Ни один.

— И ты говоришь, что полковник не популярен среди солдат?

Фаркхар на минутку задумался.

— Я бы не сказал, что он п о п у л я р е н, нет сэр.

«И все же, — подумал Хамнер, — Борис говорил, что он был популярен среди солдат». Виски гудело в голове у Джорджа. — А кто популярен?

— Майор Сэвидж, сэр. Солдаты его любят. И капитан Фаст. Его Десантники особенно уважают. Он командует строевой подготовкой.

— Ладно. Слушай, может ли эта часть драться? Есть у нас шанс, после того, как КД уйдет?

Они стояли и наблюдали лагерную жизнь в свете костров. Солдаты крепко пили, орали, пели песни и гонялись друг за другом по лагерю. Перед одной из палаток шел кулачный бой и ни один офицер не двинулся, чтобы прекратить его.

— Вы такое позволяете? — потребовал ответа Хамнер.

— Мы стараемся не вмешиваться слишком много, — ответил Фаркхар. — Полковник говорит, что половина офицерского образования — это усвоение того, чего не надо видеть. В любом случае, сержанты прервали драку, видите?

— Но вы позволяете солдатам пить.

— Сэр, нет таких правил против выпивки. Только против непригодности для выполнения своего долга. А эти солдаты крепкие. Они выполняют приказы и они могут драться. Я думаю, мы будем действовать действительно хорошо.

Гордость. Они вложили кое-какую гордость в Джейми Фаркхара и может быть в некоторых из этих тюремных птах.

— Ладно, Джейми. Возвращайся на свое собрание. Я найду своего шофера.

Отъезжая, Джордж Хамнер чувствовал больше уверенности в будущем Хэдли, но он был по-прежнему убежден, что здесь что-то не так, но не имел ни малейшего понятия, что же именно.

Глава ДЕВЯТАЯ

Стадион был построен с расчетной вместимостью в сто тысяч человек. Сейчас там было набито как минимум столько, и такое же число людей кишело на прилегающих к нему рыночных площадях и улицах. Весь гарнизон Кодоминиума был в карауле для поддержания порядка, но в этом не было нужды.

Празднование было бурным, но никаких неприятностей сегодня не будет. Партия Свободы была не меньше Десантников озабочена тем, чтобы избежать инцидентов в этот день, величайший для Хэдли со времен открытия.

Кодоминиум передавал власть местному управлению и убирался восвояси. Ничто не должно было испортить это.

Хамнер и Фалькенберг следили с верхнего яруса стадиона. Ряд за рядом пластсистальные скамьи спускались каскадами, словно гигантская лестница, с их галерки до центрального поля внизу. Все места были заняты, так что стадион пестрел разными цветами.

Прямо напротив них стояли в президентской ложе президент Будро и Губернатор Флаэрти. Вокруг высоких чинов стояли по стойке «смирно» президентские гвардейцы в синих мундирах и Десантники Кодоминиума в ало-золотых.

Президентскую ложу разделяли вице-президент Брэдфорд, лидеры оппозиционной партии Свободы, деятели Прогрессивной, чиновники уходящего в отставку правительства Кодоминиума и все другие, кто смог выклянчить приглашение.

Джордж знал, что некоторые из них гадали, куда он делся.

Брэдфорд точно заметит отсутствие Хамнера. Он может даже, подумал Хамнер, подумать, что второй вице-президент поднимает оппозицию или бунт. В последнее время Брэдфорд обвинял Хамнера во всевозможной нелояльности к Прогрессивной партии, и недолго потребуется ждать, прежде чем он потребует, чтобы Будро дал ему отставку. К дьяволу этого коротышку!

Джордж терпеть не мог толп, и мысль о необходимости стоять там и слушать все эти речи, быть вежливым с партийными функционерами, которых он ненавидел, была уже сама по себе нестерпимой. Когда но предложил посмотреть с другого наблюдательного пункта, Фалькенберг быстро согласился. Солдат, кажется, тоже не слишком уважал формальные церемонии. «Гражданские церемонии, — поправил себя Хамнер. — Военные парады Фалькенберг, вроде бы, любил».

Ритуал был почти окончен. Оркестры Десантников КД промаршировали через поле, речи были произнесены, подарки доставлены и приняты. Сто тысяч человек прокричали «Ура!», и это был звук, внушающих ужас. Голая сила была пугающей. Хамнер взглянул на часы. Когда он это сделал, оркестр Десантников загрохотал в барабаны. Массовый барабанный бой прекращался смолканием одного барабана за другим, пока не остался один-единственный, который все продолжал и продолжал выбивать раскатистую дробь, пока, наконец, не замолк. Весь стадион ждал.

Раздалась одна труба, не больше. Ясный звук, заунывный, но победный, последняя честь знамени Кодоминиума над дворцом. Ноты повисли в воздухе Хэдли, словно нечто осязаемое, и ало-голубое знамя медленно, ровно спустилось с флагштока, и поднялось пылающее золотисто-зеленое знамя Хэдли.

По всему городу люди в мундирах отдавали честь этим флагам. Одному поднимавшемуся, другому сползающему. Голубые мундиры Хэдли отдавали честь с улыбками, красно-мундирные Десантники с безразличием. В этом году знамя Кодоминиума поднималось и падало на протяжении двухсот световых лет и на семидесяти планетах, какая разница от одной мелкой планеты?

Хамнер бросил взгляд на Джона Фалькенберга. Полковник не смотрел на поднимающееся знамя Хэдли. Его застывшая честь была отдана флагу КД, и когда замерла последняя нота финального трубного салюта, Хамнеру показалось, что он заметил, как Фалькенберг вытер глаза.

Жест этот был столь поразительным, что Джордж поглядел снова, но видеть было больше нечего, и он решил, что ошибся.

— Вот так, значит, — отрывисто сказал Фалькенберг. Голос у него был напряженным. — Я полагаю, нам следует присоединиться к остальным. Нельзя заставлять Его Шефство ждать.

Хамнер кивнул. Президентская ложа была прямо связана с дворцом, и все чины прибудут на прием быстро, в то время, как им предстоит пересечь переполненный стадион. Люди уже устремлялись вниз, чтобы присоединиться к торжествующим толпам на траве в центре чаши.

— Давайте отправимся этой дорогой, — предложил Хамнер. Он провел Фалькенберга на самый верх стадиона в маленькую нишу, где он воспользовался ключом, чтобы открыть не очень-то заметную дверь. — Система туннелей доставит нас прямо во дворец через стадион и под ним, — объяснил он Фалькенбергу. — Не то, чтобы секрет, но мы не хотим, чтобы люди об этом знали, иначе они потребуют, чтобы мы открыли туннели для публики. Система создана в основном для ремонтных бригад.

Он запер за ними дверь и выразительно махнул рукой в сторону широкого внутреннего коридора.

— Это здание было в самом деле весьма хорошо спроектировано.

Тон неохотного восхищения не был для него естественным. Коль вещь была хорошо сделана, то она хороша и все тут… но в последнее время он обнаружил, что говорит так о проектах Кодоминиума. Он негодовал на администрацию КД и тех людей, что бросали работу по управлению после создания многочисленных проблем, которые никто не мог разрешить.

Они спустились вниз по лестнице, прошли через какие-то переходы, а затем еще через один набор запертых дверей. Сквозь них они вышли во внутренний двор дворца. Празднование было уже в разгаре, и ночь, вероятно, будет долгая.

Хамнер гадал про себя, что же их теперь ждет. Утром уйдет последняя шлюпка КД, и Кодоминиума не будет… Завтра Хэдли остается один на один со своими проблемами.

— Смир-рна! — прорезала гул голосов четкая команда Кальвина.

— Сидите, пожалуйста, господа, — Фалькенберг занял свое место во главе длинного стола в командном помещении того, что что было центральным штабом Десантников Кодоминиума.

За исключением мундиров и знамен было мало перемен по сравнению с тем, что уже называли «старыми временами».

Офицеры сидели на обычных местах для заседания штаба полка. На одной стене висели карты, а на другой господствовал выводной экран компьютера. Стюарды в белых куртках принесли кофе и незаметно удалились за двери, охраняемые вооруженными часовыми.

Фалькенберг смотрел на знакомую сцену и знал, что полицейские силы занимали казармы Десантников всего три дня, Десантники же были здесь двадцать лет.

На месте, зарезервированном для полкового офицера разведки, сидел, развалясь, штатский. Его френч был пестрого цвета, он был одет по нынешней земной моде: яркий галстук и мешковатые рукава. Вместо ремня был длинный кушак, скрывавший его карманный калькулятор. Высшие классы Хэдли только-только начинали носить такие наряды.

— Мы все знаем, почему мы здесь, — обратился Фалькенберг к собравшимся офицерам. — Те из вас, кто служил со мной раньше, знают, что я не часто провожу штабные совещания. Они, однако, общеприняты среди наемных частей. Главстаршина Кальвин будет представлять рядовой состав полка.

Послышались приглушенные смешки. Кальвин воевал вместе с Фалькенбергом восемнадцать стандартных лет. Предположительно у них бывали различия во мнениях, но их никто никогда не замечал. Мысль, будто ПГС будет противостоять полковнику от имени солдат, была забавной. С другой стороны, никакой полковник не мог позволить игнорировать взгляды своего сержантского кубрика.

Жесткие черты лица Фалькенберга слегка расслабились, словно он оценил собственную шутку. Его глаза прошли по лицам присутствующих. Все в комнате прежде были десантниками, и все, за редким исключением, служили с ним и раньше. Офицеры-прогрессисты были где-то на задании. И чтобы этого достичь, не вызывая подозрений, потребовалось осторожное планирование начальника строевой подготовки.

Фалькенберг повернулся к штатскому.

— Доктор Уитлок, вы пробыли на Хэдли шестьдесят семь дней. Это не очень долгий срок для изучения планеты, но это примерно все то время, что у нас есть. Вы пришли к каким-нибудь выводам?

— Да, — Уитлок говорил, сильно растягивая гласные и, по мнению большинства, не из-за природного акцента. — Немногим отличается от оценки флота, полковник. Не могу понять, зачем вы пошли на лишние расходы, связанные с доставкой меня сюда? Ваша разведка знает свое дело примерно так же хорошо, как и я свое.

Уитлок откинулся на спинку кресла и выглядел очень расслабленным и беззаботным посреди военной формальности других. В его манере держаться не было никакого презрения. У военных был один набор правил, у него — другой. Но он прекрасно срабатывался с военными.

— Значит, ваши выводы сходны с выводами Флота, — заключил Фалькенберг.

— В пределах анализа — да, сэр. Сомневаюсь, что любой компетентный человек мог прийти к иным выводам. Эта планета движется полным ходом к варварству при жизни одного поколения.

Со стороны офицерства не раздалось ни звука, но некоторые были поражены. Хорошая тренировка удержала их от явного проявления чувств. Уитлок достал сигарету из нарукавного кармана и внимательно изучил ее.

— Хотите услышать анализ, — спросил он.

— Суммарно, пожалуйста, — Фалькенберг снова оглядел лица собравшихся. Майор Сэвидж и капитан Фаст не были удивлены. Они знали это еще до прибытия на Хэдли. Некоторые из младших офицеров и командиров рот догадывались и раньше.

— Достаточно просто, — сказал Уитлок. — Нет никакой самообеспечивающейся технологии, для населения и вполовину меньше. Без импорта жизненный уровень обязательно упадет. В некоторых местах это могут перетерпеть, здесь — нет. Здесь, когда люди не смогут получить своих приборчиков, то вместо того, чтобы работать, они тут, в Рефьюдже, потребуют, чтобы правительство на этот счет что-нибудь предприняло. А оно не в таком положении, чтобы отказывать. Не достаточно сильное.

Так что им придется обратить вложенный капитал на производство товаров ширпотреба. Возникнет снижение технологической эффективности, а потом уменьшение количества товаров, ведущее к новым требованиям, то есть еще к одному циклу — такому же, как и предыдущие. Трудно сказать, что именно грядет после этого, но хорошего быть не может.

В скором времени у них не останется чего-нибудь стоящих технологических ресурсов. Картина не нова, полковник. Флот предвидел заранее, что это произойдет. Я удивлен, что вы не положились на их слово.

Фалькенберг кивнул.

— Я положился, но решил, что со столь важным делом мне лучше получить еще одно мнение. Вы, доктор Уитлок, встретились с лидерами партии Свободы. Есть какой-нибудь шанс, что они сохранят цивилизацию, если будут править?

Уитлок рассмеялся. Это был долгий, протяжный смех, непринужденный, но совершенно неуместный на военном совете.

— Примерно столько же шансов, что аллигатор выпустит хрюшку, полковник. Даже если исходить из того, что они знают, что делать, как они это смогут сделать? Предположим, на них снизойдет прозрение, и они попытаются изменить свою политику? Кто-нибудь создаст новую партию в русле нынешнего мышления партии Свободы?

Полковник, вы НИКОГДА не убедите весь их народ, что есть вещи, которые правительство просто НЕ СМОЖЕТ сделать. Они не захотят этому верить, и всегда найдутся ловкие ораторы, готовые сказать, что все это — заговор. А вот если бы Прогрессивная партия, у которой уже есть правильные идеи, сумела бы установить сильное правительство, они имели бы шанс удержать на плаву что-то немного дольше.

— Вы думаете, они смогут, — спросил майор Сэвидж.

— Нет, они могут повеселиться, пытаясь, — ответил Уитлок. — Проблема в этой независимой глубинке. Для того, что они должны сделать, не хватает поддержки ни в городе, ни в деревне. В конечном итоге все должно измениться, но революция, что даст этой стране понастоящему мощное правительство, будет сплошной кровавой свалкой, могу вас заверить. И притом надолго растянувшейся.

— Неужели у них нет никакой надежды? — спросивший был младшим офицером, недавно произведенным в ротмистры.

Уитлок вздохнул.

— Куда ни глянь, везде увидишь проблемы. Город, к примеру, уязвим для любой диверсии, что остановит заводы по производству пищи. И плавильные генераторы тоже не вечны. Они крепко гоняют их, не останавливая на достаточный срок для ремонта. Хэдли живет на свой капитал, а не на доход, и весьма скоро не останется никакого капитала, чтобы на него жить.

— И в этом ваш вывод? — сказал Фалькенберг. — Похоже, тут не самое подходящее место для нашего ухода на покой.

— Разумеется, — согласился Уитлок. Он с хрустом потянулся, — как ни прикинь, этой планете не видать самообеспечения без большого кровопролития.

— А не могут ли они попросить помощи у «Америкэн Экспресс»? — спросил тот же ротмистр.

— Попросить-то они могут, но получить — нет, — усмехнулся Уитлок. — Сынок, эта планета была нейтрализована по соглашению, еще когда Губернатор КД поднялся на борт корабля. И теперь русские не собираются позволять американской компании, вроде «Америкэн Экспресс», забрать ее обратно в сферу американского влияния, точно так же, как США не позволит комми явиться сюда и открыть лавочку. Гранд Сенат прикажет наложить карантин на эту систему, только так, — историк щелкнул пальцами. — И в этом-то и весь смысл Кодоминиума.

— Меня беспокоит одно, — сказал капитан Фаст. — Вы исходили из того, что КД просто-напросто позволит Хэдли вернуться к варварству. Разве Бюрпер и Министерство колоний не возвратятся обратно, если положение станет отчаянным?

— Нет.

— Вы, кажется, в этом убеждены, — заметил майор Сэвидж.

— Убежден, — ответил доктор Уитлок. — В этом году снова урезали бюджеты. У них не хватит ресурсов, чтобы взять планету вроде Хэдли. У Бюрпера хватает своих забот.

— Но… — ротмистр, задававший вопросы, похоже, забеспокоился. — Полковник, что же могло случиться с Бюро Перемещений?

— Как говорит доктор Уитлок, никаких бюджетов, — ответил Фалькенберг. — Вообще-то, господа, мне нет необходимости говорить вам об этом. Вы видели, что Гранд Сенат сделал с Флотом. Потому-то вы и деморализованы… А люди Каслова будут иметь несколько лишних кресел в Президиуме в следующем году, точно так же, как банда Гармона победила на некоторых мелких выборах в Штатах. Обе эти компании хотят отменить КД, и у них хватает влияния, чтобы до костей урезать всем ассигнования.

— Но ведь бюро контроля над населенностью должно отправлять людей из солнечной системы, — запротестовал ротмистр.

— Да, — лицо Фалькенберга стало мрачным, наверное, он вспомнил свой опыт знакомства с методами демографического контроля. — Но ближе к Земле, невзирая на проблемы, которые это может вызвать у колонистов. Отдаленные ненадежные предприятия типа Хэдли закрываются. Эта планета не единственная, которую КД бросает в этом году, — в его голосе звучала нотка тяжелой иронии. — Извините, предоставляет независимость.

— Так значит, они не могут полагаться на помощь Кодоминиума, — заключил капитан Фаст.

— Да, если Хэдли хочет добиться подъема, то это ей придется сделать самой по себе.

— Что, как говорит доктор Уитлок, невозможно, — заметил майор Сэвидж. — Похоже, Джон, мы попали в капкан, не так ли?

— Я сказал, что это маловероятно, а не невозможно, — напомнил доктор Уитлок. — Однако, потребуется правительство посильнее, чем любое, которое достанется Хэдли. И несколько умных людей, делающих правильные ходы. Ими может быть какая-нибудь удача, вроде избирательной чумы. Вот она дело сделает. Чума, которая перебьет нужных людей. Но если она уничтожит слишком много народу, оставшихся не хватит, чтобы использовать преимущества технологии, так что я полагаю, это тоже не ответ.

Фалькенберг мрачно кивнул.

— Благодарю вас, доктор Уитлок. Теперь, господа, я хочу, чтобы командиры батальонов и штабные офицеры прочитали рапорт Уитлока. В то же время у нас есть еще один вопрос. Майор Севидж скоро будет докладывать кабинету Прогрессивной партии, и я хочу, чтобы вы обратили на это внимание. После того, как он представит свой доклад, мы проведем критическое обсуждение. Майор?

Сэвидж встал и подошел к дисплею.

— Господа, — он воспользовался пультом управления, чтобы вывести на экран схемы организаций. — Полк состоит приблизительно из двух тысяч солдат и офицеров. Их них — пятьсот — бывшие Десантники и еще пятьсот — активисты прогрессивной партии, организованных под началом офицеров, назначенных вице-президентом Брэдфордом. Другая тысяча — обычные рекруты. Некоторые из них годятся в наемники, а некоторые — местные молодчики, захотевшие поиграть в солдатики, годятся лишь в национальную гвардию. Все рекруты прошли основную тренировку, сравнимую с основной тренировкой Десантников КД, правда, без обучения полетам и прыжкам. Они показали себя несколько лучше, чем мы могли ожидать от сравнимого числа рекрутовДесантников на службе КД.

— Этим утром мистер Брэдфорд приказал полковнику удалить из четвертого батальона последних из наших офицеров и младкомов. И уже с полуночи четвертый батальон будет под контролем офицеров, назначенных вице-президентом Брэдфордом. Он не проинформировал нас о причинах этого приказа.

Фалькенберг кивнул.

— По вашей оценке, майор, войска готовы к выполнению боевого долга?

Фалькенберг, праздно слушая, попивал кофе. Выступление было отрепетировано, и он знал, что ответит Сэвидж. Солдаты были обучены, но они еще не представляли боевой части. Фалькенберг ждал, пока Сэвидж не кончил свой доклад.

— Рекомендации?

— Рекомендуется интегрировать второй батальон с первым, сэр. Нормальная практика — формировать каждый манипул одним рекрутом, тремя рядовыми и монитором во главе. При равном числе новичков и ветеранов у нас будет более высокая пропорция рекрутов, но это даст нам два батальона солдат под командованием наших ветеранов МКС с рядовыми Десантниками для закваски. Таким образом, мы порываем с временной тренировочной организацией и устанавливаем полк с новой постоянной структурой, первый и второй батальоны — для выполнения боевого долга; третий, составленный из местных, — с бывшими офицерами -Десантниками — для резерва; а четвертый не будет под нашим командованием.

— Ваши причины для такой организации? — спросил Фалькенберг.

— Повышение боевого духа, сэр. Новые солдаты чувствуют, что против них существует дискриминация. Они находятся под более жесткой дисциплиной, чем бывшие Десантники, и возмущаются этим. Отправка их в один манипул с Десантниками это прекратит.

— Давайте посмотрим новую структуру.

Сэвидж поманипулировал с выключателем ввода, и по экрану поплыли схемы. Административная структура была стандартной, основанная частично на десантных войсках КД, а в основном на национальных армиях с Черчилля. Важно было не это, в глаза это не бросалось, но структура требовала, чтобы все ключевые посты занимали наемники Фалькенберга.

Лучшие из рекомендованных Прогрессистов были либо в третьем, либо в четвертом батальоне, и на планете не было никого из местных с должным опытом командования войсками, так что имелось оправдание. Для Фалькенберга все выглядело хорошо, и не было никакой причины, чтобы поставить план под вопрос. Брэдфорд будет столь доволен своим новым контролем над четвертым батальоном, что не посмотрит на остальное, во всяком случае, пока. А у других не хватит военных знаний, чтобы возразить.

«Да, — подумал Фалькенберг, — это должно сработать».

Он подождал, пока Сэвидж не закончил, и поблагодарил его, затем обратился к другим.

— Господа, если у вас есть критические замечания, давайте, выслушаем их сейчас. Я хочу иметь твердый фронт, когда мы будем завтра на заседании кабинета, и я хочу, чтобы каждый из вас был готов ответить на любой вопрос. Мне незачем говорить вам, как важно, чтобы они купили это.

Все кивнули.

— И еще одно, — добавил Фалькенберг. — Главстаршина.

— Сэр?

— Как только Кабинет купит этот новый план организации, я хочу, чтобы в полку была нормальная дисциплина.

— Сэр!

— Вбей им это покрепче, Первый солдат. Скажи Сорок Второму, что спектакль окончен. Отныне с рекрутами и стариками будут обращаться одинаково,и первый, кто причинит мне неприятности, пожалеет, что родился на свет.

— Сэр! — Кальвин счастливо улыбнулся. Последние месяцы были для всех напряженными. Теперь полковник, слава богу, снова забирал вожжи в свои руки. Солдаты несколько потеряли сноровку, но он снова сложит ее обратно в них. Настало время сбросить маски, и Кальвин был этому рад.

Глава ДЕСЯТАЯ

Звук кричащих в унисон пятидесяти тысяч человек может быть ужасающим. Он возбуждает страх на инстинктивном уровне, вызывает панику более древнюю, чем страх перед ядерным оружием и всеми достижениями военной технологии. Это неприкрытая голая сила из котла звука.

Все во дворце прислушивались к скандирующей толпе. Члены правительства были внешне спокойны, но передвигались по коридорам тихо и говорили на пониженных тонах — или беспричинно кричали. Дворец был наполнен безымянным страхом.

Заседание Кабинета началось на рассвете и шло все утро. Оно все тянулось и тянулось, ничего не решая. Как раз перед полуднем вицепрезидент Брэдфорд встал со своего места за совещательным столом, твердо сжав губы от ярости. Он ткнул дрожащим пальцем в сторону Джорджа Хамнера.

— Это ваша вина! Теперь техники присоединились к требованию принять новую конституцию, а их контролируете вы. Я всегда говорил, что вы предатель Прогрессивной партии!

— Пожалуйста, господа, — настаивал президент Будро. В его голосе звучала безграничная слабость. — Перестаньте, что это за выражения!

— Предатель? — переспросил Хамнер. — Если бы ваши проклятые чиновники обращали немного внимания на моих техников, этого бы не случилось. За три месяца вы сумели превратить техников из самых стойких сторонников партии в мятежников, несмотря на все, что я мог сделать.

— Нам нужно сильное правительство, — заявил Брэдфорд. Голос его был пронзительным, и легкая полуулыбка вернулась на место.

Джордж Хамнер сделал огромное усилие, пытаясь сдержать свой гнев.

— Вы не получите его таким способом. Вы гоняли моих техников, как скот, заставляли их работать сверхурочно без дополнительной платы и поставили к ним своих проклятых солдат, когда они запротестовали. Одному человеку стоило жизни то, что ваши жандармы взбеленились на него.

— Сопротивление полиции, — отмахнулся Брэдфорд. — Мы не можем этого допускать.