— Ага, и это тоже, — пробормотал фон Меллентин. Его контбатарейные экраны показали дождь «киселя».
Защитники стреляли мякиной, сотнями тысяч крошечных кусочков металлической стружки, медленно опускающимися на землю. Ни одна сторона не могла пользоваться радарами для направления навесного огня, но танки фон Меллентина находились под визуальным наблюдением, в то время, как местонахождение пушек врага таки не было точно установлено.
Обрушился еще один залп точно в цель.
— Чертовски хорошая стрельба, — ругнулся фон Меллентин своему водителю. Прошло не больше пяти секунд между прибытием первого и последнего снаряда.
Бригаду рвали на кусочки в этой убийственной местности. Головные части наткнулись на новые минные поля. Обороняющаяся пехота скрючилась в щелях и окопах, крошечные группки, которые его пехота прикрытия могла бы снести в один миг, если бы смогла пробраться вперед, но пехота перемалывалась огненным валом, падавшим позади и вокруг танков.
Не было ни места для маневра, ни поддержки пехоты — классический кошмар танкового командира. И так уже пересеченная местность была усеяна ямами и рвами. Повсюду среди его сил падали кумулятивные танковые снаряды. Пока еще было мало поражений, но любые выведенные из строя танки можно было раздолбать на куски, а стрелять в ответ было не во что. Головные танки находились под непрерывным огнем, и наступление замедлилось. Неприятель расходовал свои снаряды расточительно. Мог ли он продолжать это до бесконечности? Если у него иссякнут снаряды, то все будет кончено. Фон Меллентин колебался. Каждый миг держал его танки в аду.
Его решимость подрывали сомнения. Только Генеральный штаб заверял его, что перед ним не больше, чем Легион Фалькенберга, а штаб оказался ранее неправ. Что бы там ни находилось, а Астория была взята прежде, чем ее комендант успел отправить хоть одно сообщение. Почти в ту же минуту над Алланспортом был сбит наблюдательный спутник. В пределах нескольких часов были обложены все крепости вдоль Колумбии. Наверняка даже Фалькенберг не мог сделать этого со всего лишь своим полком. С чем он сражался? Если перед ним были хорошо снабженные силы, имеющие достаточно транспорта, чтобы продолжать этот обстрел часами, не минутами, бригада пропала. Его бригада, наилучшие танки во всех мирах, пропала из-за ошибочных разведданных этих проклятых колонистов!
— Отозвать войска. Объединиться на участке Хильдебранд.
Приказ разнесся молниеносно, и танки отошли, выручая примятую пехоту и прикрывая ее отступление. Когда бригада собралась в восточной части ущелья, фон Меллентин потерял восемь танков и сомневался, что вытащит хоть один из них.
Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Охрана штаба взяла на караул, когда командный фургон открылся. Фалькенберг отдал ей честь и строевым шагом прошел в штабной бункер.
— Смир-рна! — скомандовал главстаршина Кальвин.
— Вольно. Господа, майор Сэвидж, вам будет приятно узнать, что я привел полковую артиллерию. Мы высадили ее вчера. Немного поиздержались, не так ли?
— Вот именно, Джон Кристиан, мрачно ответил Джереми Сэвидж. — Если бы бой продолжался еще час, у нас бы иссякло все. Мисс Хортон, вы можете теперь расслабиться. Полковник сказал «вольно».
— Я не была уверена, — задиристо сказала Гленда Рут. Она взглянула за дверь, где рассыпался почетный караул из штабной охраны и неодобрительно нахмурилась. — Мне было бы крайне неприятно оказаться расстрелянной за несоблюдение формальностей.
Офицеры и солдаты на КП напряглись, но ничего не случилось. Фалькенберг повернулся к майору Сэвиджу.
— Какие потери, майор?
— Тяжелые, сэр. Во Втором батальоне у нас три активных полка.
Лицо Фалькенберга оставалось невозмутимым.
— А сколько ходячих раненых?
— Сэр, это включает и ходячих раненых.
— Понятно. Шестьдесят пять процентов потерь, не включая ходячих раненых. А Третий?
— Я не смог был собрать из двух рот капральского караула. Уцелевшим поручена служба при штабе.
— Кто же там держит фронт, Джереми? — спросил Фалькенберг.
— Иррегулярные части и то, что осталось от Второго батальона, полковник. Мы довольно-таки рады вас видеть, вы разве не поняли?
Какой-то миг Гленда Рут боролась с собой. Что бы там она ни думала обо всех этих бессменных милитаристских ритуалах, столь милых Фалькенбергу, честность требовала, чтобы она что-то сказала.
— Полковник, я обязана извиниться перед вами. Я сожалею, что предполагала, что ваши солдаты не станут сражаться в Астории.
— Вопрос в том, мисс Хортон, станут ли они нашими. У меня есть две батареи артиллерии Сорок Второго, но я ничего не могу добавить к самой линии фронта. Мои войска обкладывают Доукс Ферри, мои мобильные части и Первый батальон — на плато Форт Хайтс, и полк будет рассеян еще три дня. Вы говорите, что ваши ранчеро не могут действовать так хорошо, как мои наемники?
Она несчастно кивнула.
— Полковник, мы никогда бы не смогли устоять перед той атакой. Старший центурион Второго говорил мне, что прежде, чем кончился бой, многие из его минометов обслуживали только одни ваши солдаты. У нас никогда не будет таких стойких бойцов.
Фалькенберг, видимо, испытал заметное облегчение.
— Значит, центурион Брайант уцелел?
— Ну да.
— Значит, и Второй еще жив, — Фалькенберг удовлетворенно кивнул про себя.
— Но мы не можем остановить еще одну атаку этих танков! — запротестовала Гленда Рут.
— Нам, может быть, и не понадобится, — сказал Фалькенберг. — Мисс Хортон, я держу пари, что фон Меллентин не рискнет своими танками, пока пехота не прочистит это отверстие. С его точки зрения он попробовал и столкнулся с чем-то таким, с чем он не может справиться. Он не знает, насколько он был близок к цели. В то же время, господа, благодаря вашим усилиям в нахождении транспорта мы частично вновь снабдили артиллерию боеприпасами. Давайте посмотрим, что мы можем сделать с тем, что у нас есть.
Спустя три часа они оторвались от карт.
— Вот так, значит, — сказал Фалькенберг
— Да, — Гленда Рут оглядела расположение войск. — Ключ ко всему этому — те передовые дозоры, — осторожно произнесла она.
— Конечно, — он сунул руку в полевую сумку. — Выпьете?
— Сейчас?
— Но почему бы и нет?
— Спасибо, да.
Он налил две кружки почти доверху виски и вручил ей одну.
— Я, однако, не смогу остаться надолго, — сказала она.
Он пожал плечами и поднял свою.
— За старательного врага. Но не слишком…
Она с миг поколебалась, а потом выпила.
— Для вас это игра, не так ли?
— Наверно. А для вас?
— Мне ненавистно все это. Я не хотела снова поднимать это восстание, — она содрогнулась. — С меня было достаточно убитых, искалеченных, сожженных ферм…
— Тогда почему вы здесь? — спросил он. В его голосе не было никакой насмешки и никакого презрения. Вопрос был искренним.
— Мои друзья попросили вести их, и я не могла отмахнуться от них.
— Хорошая причина, — сказал Фалькенберг.
— Спасибо, — она осушила чашку. — Теперь я должна идти. Мне надо надеть свои боевые доспехи.
— Это вполне разумно, хотя бункеры выстроены хорошо.
— Я буду не в бункере, полковник. Я иду в дозор с моими ранчеро.
Фалькенберг критически оглядел ее.
— Я бы не сказал, что это мудро, мисс Хортон. Личная смелость в командире достойна восхищения, но…
— Я знаю, — мягко улыбнулась она. — Но ее нет нужды демонстрировать потому, что она само собой подразумевается, верно? Но не с нашими. Я не могу приказывать ранчеро, и у меня нет многолетних традиций, чтобы держать их, — это-то и есть причина всех церемониалов, не так ли? — удивленно спросила она.
Фалькенберг игнорировал вопрос.
— Суть в том, что бойцы следуют за вами. Я сомневаюсь, что они станут столь упорно сражаться за меня, если вас убьют.
— Не о том речь, полковник. Поверьте мне, я не хочу выходить в этот дозор, но если я не выйду в первый раз, другого может не быть. Мы не привыкли держать фронт, и требуются некоторые действия, чтобы поддержать стойкость моих бойцов.
— И поэтому вам надо стадом гнать их в бой.
— Если пойду я, пойдут и они, — она пожала плечами.
— Я одолжу вам центуриона и нескольких штабных караульных.
— Нет. Пошлите со мной тех же солдат, что пошлете с любыми частями Патриотов, — она с минуту покачивалась. Отсутствие сна, виски и узел страха в животе на миг соединились. Она секунду держалась за край стола, пока Фалькенберг глядел на нее.
— О, черт, — произнесла она. Затем слегка улыбнулась. — Джон Кристиан Фалькенберг, неужели вы не понимаете, почему это должно быть именно так?
Он кивнул.
— Мне это не нравится. Ладно, получите последние наставления от главстаршины через двадцать пять минут. Желаю удачи, мисс Хортон.
— Спасибо, — она поколебалась, но больше ей нечего было сказать.
Дозор бесшумно двигался сквозь низкий кустарник. Что-то промелькнуло мимо ее лица. Белка-летяга, — подумала она. На Новом Вашингтоне водилось много планирующих зверей.
Низкий холм пропах толуолом от выпавших там в последнем бою снарядов и мин. Ночь была темной, как смоль, только с тусклым красным отсветом Франклина на дальнем западном горизонте, настолько слабым, что он, скорее, чувствовался, чем виделся. Мимо стреканула еще одна летучая лисица, гонявшаяся за насекомыми и пронзительно кричавшая в ночи.
Дюжина ранчеро следовала единой цепью. Позади них шел связной манипул из отряда Сорок Второго. Гленда гадала, что они делают с инструментами, когда выполняют боевой долг, и жалела, что не спросила. Последним в цепи был сержант Грушка, отправленный главстаршиной Кальвином в последнюю минуту. Гленда Рут была рада его видеть, хотя и чувствовала себя виноватой в том, что он идет с ними.
— А это глупо, — сказала она себе. — Так склонны думать муж чины. А я не должна. Я не пытаюсь ничего доказать.
Ранчеро несли винтовки. Трое из бойцов Фалькенберга тоже. Двое других несли средства связи, а сержант Грушка автомат. Это казалось жалко малыми силами для оспаривания территории у ковнантских хайландеров.
Они прошли аванпосты и двинулись в лощину между холмами. В безмолвии ночи Гленда Рут чувствовала себя совершенно одинокой. Она гадала, чувствовали ли это и другие. А что насчет наемников, — гадала она. — Они, во всяком случае, были тут не одни. Они были с товарищами, делившими с ними еду и бункера.
Пока был жив хоть один из бойцов Фалькенберга, будет кому позаботиться о пропавших. А их заботят другие бойцы, сказала она себе.
Главстаршина Кальвин с его грубоватым отстранением от себя сообщений о потерях: «ба, еще один солдат», сказал он, когда ему сообщили о старом товарище, павшем в бою с танками. Эти мужчины…
Она попыталась представить себе мысли наемного солдата, но это было невозможно. Они были слишком чужими.
Был ли Фалькенберг подобен остальным?
Они были почти в километре от линии фронта, когда она нашла узкую лощину глубиной в два метра. Она извивалась вниз по склону вдоль подходов к оставшимся позади аванпостам, и любые наступающие войска, атаковавшие ее участок, должны были пройти мимо нее. Она сделала бойцам знак окапываться.
Ждать труднее всего. Ранчеро постоянно двигались кругом, и ей пришлось проползти вдоль лощины и шепотом велеть им не шуметь. Часы тянулись один за другим. Каждый— мука ожидания. Она взглянула на часы и увидела, что с тех пор, как она смотрела на них последний раз, не прошло никакого времени, и твердо решила не смотреть на них полные пятнадцать минут.
После того, что казалось пятнадцатью минутами, она ждала то, что наверняка было еще десятью, затем посмотрела и увидела, что в целом прошло только одиннадцать минут. Она в отвращении обратилась к пялению глаз в ночь, щурясь на формирующиеся силуэты, силуэты, которые не могли быть реальными.
«Почему же я все время думаю о Фалькенберге? И почему же я называю его по имени?» Его вид во сне тоже продолжал преследовать ее. В свете звезд она почти могла видеть вновь миниатюрные фигуры. В ее ушах звенели равнодушные приказы Фалькенберга: «Этого убить. Этого сослать в рудники». Он мог бы это сделать, подумала она. Он мог бы… К миниатюрным присоединились фигуры побольше — в боевых доспехах. С неожиданным осенением она поняла, что они были реальными. Ниже ее, в лощине, стояли, не двигаясь, двое солдат.
Она коснулась сержанта Грушки и показала. Солдат внимательно посмотрел и кивнул. Пока они следили, к паре разведчиков присоединились новые фигуры, пока в складке холма, в двухстах метрах от них не оказалось около пятидесяти солдат. Они были слишком далеко, чтобы оружие ее отряда произвело большой эффект, и по лощине шепотом поползла команда Грушки, велевшего бойцам оставаться неподвижными и не шуметь.
Группа продолжала расти. Она не могла видеть их всех, и, поскольку она могла насчитать почти сотню, то, должно быть, наблюдала место сбора целой роты, Были ли они страшными хайландерами? Пришли незваные воспоминания о поражении ее отца, и она отмахнулась от них. Они были всего лишь наймитами — но они сражались ради славы, и этого как-то было достаточно, чтобы сделать их ужасающими. После долгого ожидания неприятель начал двигаться к ней. Они построились клином, с острием, нацеленным почти прямо на ее позицию, и она пронялась искать концы построения. То, что она увидела, заставило ее ахнуть.
В четырехстах метрах от нее была еще одна рота солдат в двойной цепи. Они бесшумно и быстро двигались вверх по холму, и ведущие части были уже далеко за ее спиной. Она лихорадочно посмотрела направо, фокусируя большой электронный светоусилительный бинокль, и увидела в полукилометре еще одну роту солдат. Прямо на ее холм двигался полный батальон хайландеров, построенный в виде перевернутой "М", и группа перед ней была связующим звеном, соединившим атакующие колонны. Через несколько минут они окажутся среди ранчеро на линии обороны.
И все же она ждала, пока дюжина хайландеров на острие не оказалась в десяти метрах от нее. Она выкрикнула приказ:
— ОГОНЬ! Прямо по ним!
С обоих концов ее лощины застрекотало автоматическое оружие наемников, затем к их огню присоединились ее стрелки. Острие было срезано до одного, и сержант Грушка направил огонь на основные силы, в то время, как Гленда Рут крикнула в коммуникатор:
Была мгновенная задержка, показавшаяся годами.
— Огонь по Дяде Четыре!
Еще одна долгая пауза.
— На пути, — ответил ровный голос.
Она подумала, что он походил на фалькенберговский, но была слишком занята, чтобы это выяснять.
— Сообщаю, — доложила она. — По меньшей мере один батальон легкой пехоты наступает атакующими колоннами на высоту 004 по гребням Дяди Зебры.
— Они смещаются налево.
Она подняла взгляд и увидела Грушку, Сержант показывал на роту перед ее позицией. Мелкие узелки солдат отползли вправо. Они прижимались к земле и были видны только секунду.
— Переместить несколько бойцов в тот конец лощины, — приказала она. Было слишком поздно смещать артиллерийский огонь. В любом случае, если хайландеры когда-нибудь доберутся до верха гребня, ранчеро их не удержат. Оно затаила дыхание и ждала.
Раздался свист подлетающих снарядов, затем ночь осветилась яркими вспышками. Снаряды падали среди отдаленного врага на левом фланге.
— Сыпь подальше, — крикнула она в коммуникатор. — В яблочко!
— Верно. На пути.
Она была уверена, что отвечает сам Фалькенберг. И по-кошачьи усмехнулась в темноте. Что делал полковник в качестве телефонного связного? Беспокоился ли он за нее? Она почти рассмеялась над этой мыслью. Конечно, беспокоился, без нее будет трудно управлять ранчеро.
Гребень сверху изрыгал огонь. К молотящей левую атакующую колонну артиллерии присоединились минометы и гранаты. Гленда Рут остановилась изучить критическую обстановку справа. Атакующие силы в пятистах метрах были нетронуты и продолжали наступать к вершине гребня. Дело будет сложным.
Она позволила артиллерии еще пять минут держаться своей цели в то время, как ее стрелки занимались ротой перед ней. Затем она снова взяла рацию. Колонна справа почти достигла гребня, и она гадала, не слишком ли долго ждала.
— Батарея. Огонь по Зебре Девять.
— Зебра Девять, — ответил лишенный эмоций голос. Возникла задержка, а затем: «На пути».
Огонь почти немедленно перенесся с левого фланга и спустя две минуты начал обрушиваться в пятистах метрах направо.
— Они обходят нас с флангов, мисс, — доложил сержант Грушка.
Она была так занята корректировкой огня артиллерии по атакам вдоль линии огня, что действительно забыла о своих двадцати бойцах, завязавших перестрелку с почти сотней врагов.
— Мы отступим? — спросил Грушка.
Она пыталась думать, но это было невозможно в этой сумятице и шуме. Атакующие колонны все еще продвигались вперед, и у нее была единственная группа, которая могла наблюдать всю атаку. Надо было учитывать каждый драгоценный снаряд.
— Нет. Мы будем держаться здесь.
— Верно, мисс, — сержант, казалось, наслаждался. Он переместился направлять автоматный и винтовочный огонь.
— Сколь долго они смогут продержаться, — гадала Гленда Рут.
Она позволила артиллерии двадцать минут молотить атакующие силы справа. К тому времени хайландеры почти окружили ее и были готовы атаковать с тыла. Она молитвенно подняла рацию снова.
— Батарея. Дайте мне все, что сможете, по Джеку Пять. И ради бога, не дальше. Мы на Джеке Шесть.
— Огонь по Джеку Пять, — немедленно подтвердил голос. Возникла пауза. — На пути.
Это были самые прекрасные слова, когда-либо слышанные ею.
Теперь они ждали. Хайландеры поднялись в атаку. Ночь наполнили дикие звуки. «Боже мой, волынка», — подумала она. Но даже когда пехота двинулась вперед, волынка заглушила свист снарядов. Гленда Рут нырнула на дно лощины и увидела, что остальные ее бойцы сделали то же самое.
Мир взорвался звуками. Миллион несущихся с огромной скоростью крошечных осколков заполнил ночь смертью. Она осторожно подняла маленький перископ и огляделась.
Рота хайландеров растворилась. Снаряды падали среди убитых, снова и снова разрывая их на куски, когда среди них падали снаряды с радарными взрывателями. Гленда Рут сглотнула и повела перископом вокруг. Левая атакующая колонна перестроилась и снова разворачивалась атаковать гребень.
— Огонь по Дяде Четыре, — тихо произнесла она.
— Неразборчиво.
— ОГОНЬ ПО ДЯДЕ ЧЕТЫРЕ!
— Дядя Четыре. На пути.
Как только огонь позади них прекратился, ее бойцы вернулись на край лощины и возобновили стрельбу, но звуки начинали замирать.
— У нас теперь подходят к концу боеприпасы, мисс, — доложил Грушка. — можно мне воспользоваться вашими запасными магазинами?
С неожиданно пораженностью она поняла, что не сделала ни одного выстрела.
Ночь кончалась. Когда бы неприятель не выстраивался атаковать ее позиции, его разрубал на части безжалостный огонь артиллерии. Однажды она попросила полный огневой вал повсюду вокруг своей лощины — к тому времени у бойцов было по три патрона на винтовки, а для автоматического оружия — совсем ничего. Голос без эмоций просто ответил: «На пути».
За час до рассвета на холме ничего не двигалось.
Глава ДВАДЦАТАЯ
Тонкие ноты военной трубы прозвучали над голыми холмами ущелья. Гребни холмов к востоку от боевой линии Фалькенберга лежали мертвые, листва на них была в клочья изрублена осколками снарядов, сама земля превращена в лоскутное одеяло из воронок, частично заваленных мертвецами. Через ущелье дул холодный ветер, но он не мог рассеять запахов нитроглицирина и смерти.
Вновь прозвучала труба. Бинокль Фалькенберга показал трех безоружных офицеров Хайландеров с белым флагом. Одного поручика отправили встретить их, и молодой офицер вернулся, ведя Хайландерского майора с повязкой на глазах.
— Майор Мак-Рей, Четвертый Ковнантский пехотный полк. — Представился он, когда повязка была снята. Он сощурился от яркого света в бункере. — Вы будете полковник Фалькенберг.
— Да. Что мы можем для вас сделать, майор?
— У меня есть приказ предложить перемирие для погребения убитых. Двадцать часов, полковник, если вы на это согласны.
— Нет. Четыре дня и ночи — сто шестьдесят часов, майор. — Ответил контрпредложением Фалькенберг.
— Сто шестьдесят часов, полковник? — Дородный Хайландер подозрительно поглядел на Фалькенберга. — Вам нужно это время для завершения оборонительных укреплений.
— Наверно. Но двадцать часов — недостаточный срок для передачи раненных. Я верну всех ваших — под честное слово, конечно. Не секрет, что у меня не хватает медикаментов, и они получат лучшую заботу от ваших собственных хирургов.
Лицо Хайландера ничего не показало, но он помолчал.
— Вы не скажете, сколько там будет? — он замолк еще на миг, и затем, говоря очень быстро, добавил: установленный вами срок в пределах моих полномочий, полковник. — Он протянул объемистую сумку. — Мои полномочия и инструкции. То была кровавая битва, полковник. — Сколько моих ребят вы убили?
Фалькенберг и Гленда Рут переглянулись.
Есть узы между теми, кто участвовал в бою, и они могут включать и тех, что с противной стороны. Ковнантский офицер стоял невозмутимо, неготовый сказать больше, но его глаза умоляли их.
— Мы насчитали четыреста девять тел, майор. — Мягко сказала ему Гленда Рут. -… — Она посмотрела на Фалькенберга и тот кивнул. -… мы принесли еще триста семьдесят раненных.
Обычное соотношение в бою:"четыре раненных на одного убитого", в той атаке, должно быть, вышли из строя почти тысяча шестьсот ковнантцев. Под конец хайландеры теряли бойцов в своих усилиях вытащить убитых и раненных.
— Меньше четырехсот. — Печально произнес майор. Он вытянулся по стойке «смирно» — Прикажите своим солдатам как следует осмотреть местность, полковник. Там есть еще и другие мои ребята. — Он отдал честь и подождал, пока ему снова завяжут глаза. — Благодарю вас, полковник.
Когда офицера-наемника увели, Фалькенберг с грустной улыбкой обернулся к Гленде Рут.
— Попытайся подкупить его деньгами. Он бы вызвал меня на дуэль, но когда я предложил ему вернуть его солдат… — Он печально покачал головой.
— Они действительно сдались? — спросила Гленда Рут.
— Да. Перемирие кончает дело. Их единственный шанс был прорваться, прежде чем мы подтянем еще боеприпасы и резервы, и они знают это.
— Но почему? В последнюю революцию они наводили такой страх, а теперь… Почему?
— Это-то и есть слабость наемников. — Четко разъяснил Фалькенберг. — Плоды победы принадлежат нашим нанимателям, а не нам. Гридланд не может потерять свои танки, а Ковнант не может потерять своих солдат, иначе им нечего будет продавать.
— Но они не дрались раньше!
— Разумеется, в текучем маневренном бою. Фронтальная атака всегда была самым дорогостоящим видом боя. Они попытались силой преодолеть перевал, а мы их честно отбили. Честь удовлетворена. Теперь Конфедерации придется приводить собственные регулярные войска, если она хочет силой проломить путь через ущелье. Я не думаю, что она станет так вот разбрасываться солдатами, и в любом случае это требует времени. В то же время нам надо отправиться в Алланспорт и заняться кризисом.
— Что там случилось? — Спросила она.
— Вот это пришло полковым кодом сегодня утром. — Он протянул ей тонкое сообщение:
«Фалькенбергу от Свободы: АРМИЯ ПАТРИОТОВ ГРАБИТ АЛЛАНСПОРТ ТЧК Просьба организовать следственную комиссию расследовать возможные нарушения законов войны. ТЧК Для меня крайне нежелательно выполнить ваш приказ присоединиться к полку ТЧК Действия Армии Патриотов провоцируют саботаж и бунт среди горожан и горняков ТЧК Для удержания граждан города в повиновении могут потребоваться мои силы безопасности ТЧК Жду ваших приказаний ТЧК Уважением Антон Свобода ТЧК Конец послания».
Она дважды перечла его.
— Боже мой, полковник, — что там происходит?
— Не знаю. — Мрачно сказал он. — Я намерен выяснить. Вы отправились со мной как представитель Совета Патриотов?
— Конечно. Но не следует ли нам послать за Говардом Баннинстером? Совет избрал его президентом.
— Если он нам понадобится, мы его достанем. Главстаршина.
— Сэр!
— Положите вещи Мисс Хортон в бронетранспортер вместе с моими. Я возьму в Алланспорт взвод Штабного караула.
— Сэр. Полковник, я вам там понадоблюсь.
— Да? Я полагаю, что так, главстаршина. Погружайте свое снаряжение.
— Сэр.
— Оно, конечно, по всей вероятности уже там. Едем.
Бронетранспортер отвез их на небольшой аэродром, где ждал реактивный самолет. Он был одним из сорока имевшихся на планете, и способен был перевозить сотню солдат, но он сжигал горючее, необходимое для доставки боеприпасов. Пока не будут обеспечены нефтяные поля в Доукс Ферри, это было горючее, едва ли для них позволительное.
Самолет летел над районами, удерживаемыми Патриотами, держась подальше от остававшихся к западу от Ущелья изолированных укрепленных пунктов конфедератов.
Самолет имел мало шансов уцелеть в боевом окружении, когда любой пехотинец мог таскать самонаводящиеся ракеты, в то время, как грузовики могли перевозить оборудование для нейтрализации самолетных контрмер.
Они пересекли Колумбийскую долину и свернули на юго-запад над широкими лесами плато Форд Хайтс, затем снова на запад, чтобы избежать Престон Бея, где после падения главной крепости оставались очаги конфедератов.
— Вы ведь делаете то же самое, не так ли? — Сказала вдруг Гленда Рут. — Когда мы атаковали Престон-бей, вы позволили моим людям нести потери.
Фалькенберг кивнул.
— По двум причинам. Мне так же неохота терять людей, как и Хайландерам — и без полка вы и тысячи часов бы не удержали район Патриотов. Мы нужны вам как нетронутые силы, а не куча трупов.
— Да. — Это было достаточно верно, но в атаке-то погибли ее друзья. Будет ли исход стоить того? Позволит ли Фалькенберг ему стоить того?
Капитан Свобода встретил их на Алланспортском аэродроме.
— Рад вас видеть, сэр. В городе весьма плохо.
— Что именно произошло, капитан? Свобода критически посмотрел на Гленду Рут.
— Докладывайте.
— Да, сэр. Когда прибыл временный губернатор, я как приказано сдал ему управление городом. В то время полуостров был умиротворен, по большей части благодаря усилиям мэра Гастингса, желающего избежать повреждений городу. Он считает, что Франклин пришлет с родной планеты крупную армию и говорит, что не видит никакого смысла допускать гибель лоялистов и сожжение города из-за сопротивления, которое в любом случае не изменит окончательного исхода событий.
— Бедный Роджер, он всегда пытается быть разумным и это никогда ему не удается. — Сказала Гленда Рут. — Но войска Франклин пришлет.
— Возможно. — Ответил Фалькенберг. — Но им потребуется время, чтобы мобилизовать и организовать транспорт. Продолжайте, капитан Свобода.
— Сэр. Губернатор издал список лиц, чья собственность подлежит конфискации. Словно этого было недостаточно, он сказал своим солдатам, что если они найдут какое-нибудь конфедератское государственное имущество, то они могут иметь его за полцены. Результат вы увидите, когда попадете в город, полковник. Были грабежи и пожары, которые мои силы безопасности и местные пожарники только едва-едва сумели контролировать. — О, господи. — Пробормотала Гленда Рут. — Почему?
Свобода скривил губы.
— Грабители часто это делают, мисс Хортон. Нельзя позволить солдатам грабить город и не ожидать повреждений. Исход был предрешен, полковник. Многие граждане подались в город, особенно горняки. Они отбили несколько горняцких поселков.
Капитан Свобода беспомощно пожал плечами.
— Железная дорога перерезана. Сам город в безопасности, но не могу сказать, сколь на долго. Вы оставили мне сто пятьдесят солдат для управления одиннадцатью тысячами человек, что я и делал с помощью заложников. Губернатор привел еще девяносто солдат, но и этого не достаточно, чтобы править на их лад. Он запросил у Престон-бея еще солдат.
— Именно оттуда и явилась первая группа? — Спросила Гленда Рут.
— Да, мисс. Во всяком случае, многие из них.
— Тогда это понятно, если и не извинительно, полковник. — Сказала она. — Многие ранчо на Форд Хайте были сожжены лоялистами в первую революцию. Я полагаю, они думают, что расплачиваются с лоялистами.
Фалькенберг кивнул.
— Главстаршина.
— Сэр.
— Караулу одеть боевые доспехи и разобрать боевое оружие. Капитан, мы собираемся нанести визит вашему временному губернатору. Поднимайте своих людей.
— Полковник, — запротестовала Гленда Рут. — что собираетесь делать?
— Мисс Хортон, я оставил неповрежденный город, который теперь гнездо оппозиции. Я хотел бы знать, почему. Идемте, Свобода.
Муниципалитет стоял невредимый среди выжженных улиц. Город пах паленым деревом и смертью, словно в самом его центре произошел крупный бой. Фалькенберг сидел с равнодушным лицом, в то время как Гленда Рут глядела не веря своим глазам на то, что было богатейшим городом за пределами столичной области.
— Я пытался, полковник. — Глухо говорил Свобода. И все равно он винил себя. — Мне пришлось бы стрелять в Патриотов и арестовать губернатора. Связи с вами не было, а без приказа я не хотел брать на себя такой ответственности. Мне следовало, сэр?
Фалькенберг не ответил. Возможные нарушения контрактов с наемниками всегда были деликатными ситуациями. Наконец он произнес:
— Я едва ли могу винить вас за нежелание вовлекать полк в войну с нашими нанимателями.
Караульные из иррегулярных сил Патриотов в муниципалитете запротестовали, когда Фалькенберг строевым шагом проследовал к кабинету губернатора. Они попытались было загородить дорогу, но когда увидели его сорок караульных в боевых доспехах, посторонились.
Губернатор был широкоплечим бывшим ранчеро, преуспевшим в спекуляции продуктами. Он был умелым коммивояжером, мастером дружески сжать локоть и похлопать по плечу, сказать несколько набожных слов в нужных местах, но не имел никакого опыта военного командования. Он нервно взглянул на главстаршину Кальвина и караульных с мрачными лицами перед его кабинетом, когда Гленда Рут представила Фалькенберга.