Почему я все время думаю о Фалькенберге? И почему называю его по имени?

Ее преследовал и виденный о нем сон. В звездном свете она почти видела эти миниатюрные фигуры. В ее ушах звучали бесстрастные приказы Фалькенберга: «Этого убить. Этого отправить в шахты». «Он способен на это, – подумала Гленда. – Он…»

К миниатюрам присоединились большие фигуры в боевой броне. И неожиданно она поняла, что они реальны. В лощине под ней неподвижно стояли два человека.

Она коснулась сержанта Хруски и показала. Солдат внимательно вгляделся и кивнул. У них на глазах к первой паре разведчиков присоединились новые, и вскоре в складке холма метрах в двухстах от них собралось не менее пятидесяти солдат. Слишком далеко, чтобы эффективно использовать оружие взвода, и Хруска пополз по расщелине, шепотом приказывая лежать и молчать.

Группа продолжала расти. Она не видит их всех, но поскольку насчитала не меньше ста, перед ней не меньше роты.

Это страшные горцы?

Пришли незваные воспоминания о смерти отца, но она отогнала их.

Это всего лишь наемники, но они сражаются ради славы, и почему-то это вселяет ужас.

Спустя долгое время противник начал приближаться.

Солдаты двигались буквой V, острием нацеленной почти точно на позицию Гленды Руфь. И то, что девушка увидела, заставило ее ахнуть.

В четырехстах метрах левее двойной цепочкой перемещалась еще одна рота. Солдаты молча и быстро поднимались на холм, и передовые уже миновали ее позицию. Она лихорадочно повернулась направо – и увидела в километре еще одну роту. Прямо на нее перевернутой буквой М двигался целый батальон горцев, и та группа, что перед ней, служила соединительной линией наступающих колонн. Через несколько минут противник будет на оборонительных позициях ранчеро.

Она ждала, пока группа горцев не оказалась в десяти метрах от нее. И тогда выкрикнула приказ:

– Всем встать! Огонь!

Из обоих концов ее части расщелины заговорили автоматы наемников, к ним присоединились ружья ранчеро. Группу срезали всю до единого человека, и сержант Хруска приказал перенести огонь на главную колонну, а Гленда Руфь закричала в свой коммуникатор:

– Огневая позиция. Огонь по квадрату Дядя четыре.

Мгновение задержки показалось ей годами.

– Огонь по квадрату Дядя четыре. – Еще одна пауза. – Готово, – ответил бесстрастный голос. Ей показалось, что говорит сам Фалькенберг, но она была слишком занята, чтобы думать об этом.

– Докладываю, – сказала она. – По крайней мере один батальон легкой пехоты в атакующем строю поднимается на холм 905 вдоль хребтов Дядя и Зебра.

– Они сдвигаются влево. – Подняв голову, девушка увидела Хруску. Унтер-офицер указал на роту прямо перед ней. Небольшими группами та забирала влево. Солдаты прижимались к земле и видны были лишь на секунды.

– Переведите несколько человек в тот конец расщелины, – приказала Гленда. Слишком поздно менять направление огня. Все равно, если горцы поднимутся на вершину холма, ранчеро их не сдержать. Девушка затаила дыхание и ждала.

Послышался свист приближающихся снарядов, и ночь осветилась ярким пламенем разрывов. Осколочные снаряды падали на левом фланге наступающего противника.

– Продолжайте! – крикнула Гленда Руфь в коммуникатор. – По цели!

– Понятно. Готово.

Теперь она была уверена, что на том конце Фалькенберг. И по-кошачьи улыбнулась в темноте. «Что это полковник принял на себя обязанности телефониста? Беспокоится о ней?» Она едва не рассмеялась при этой мысли. «Разумеется, беспокоится: без нее ему не справиться с ее ранчеро».

Вершина холма взорвалась пламенем. К артиллерии присоединились мортиры и гранаты, громя левую колонну нападающих. Гленда Руфь оценила ситуацию на правом фланге. Колонна атакующих в пятистах метрах от нее не пострадала и продолжала подниматься к вершине хребта. Будет очень близко.

Девушка позволила артиллерии бить по цели еще пять минут, а ее солдаты тем временем сдерживали роту прямо перед собой, потом снова вышла на связь. Правая колонна почти достигла вершины, и Гленда Руфь подумала, не слишком ли долго ждала.

– Огневая позиция. Огонь по квадрату Зебра девять.

– Зебра девять, – ответил лишенный эмоций голос. Короткая пауза, затем: – Готово.

Почти сразу огонь по левому флангу прекратился, а две минуты спустя разрывы появились в пятистах метрах справа.

– Нас обходят с фланга, мисс, – доложил сержант Хруска. Гленда была так занята корректировкой огня справа, что забыла от том, что двадцать ее человек ведут бой с более чем сотней противников. – Нам отходить? – спросил Хруска.

Она пыталась думать, но в шуме и смятении это было невозможно. Колонна атакующих продолжала продвигаться вперед, а ее группа единственная могла наблюдать картину нападения целиком. Имел значение каждый разрыв.

– Нет. Будем держаться здесь.

– Хорошо, мисс. – Сержант, казалось, наслаждался боем. Он отполз, продолжая руководить автоматным и ружейным огнем. «Сколько мы продержимся?» – подумала Гленда Руфь.

Она позволила артиллерии целых двадцать минут бить по правому флангу. К этому времени горцы почти окружили ее и готовы были напасть с тыла. Молясь про себя, она снова взяла радио.

– Огневая позиция. Огонь из всех орудий по квадрату Джек пять – но ради Бога не переходите дальше. Мы в квадрате Джек шесть.

– Огонь по квадрату Джек пять, – немедленно подтвердил голос. Последовала пауза. – Готово. – Более прекрасных слов она никогда не слышала.

Оставалось ждать. Горцы поднялись в атаку. Дикие звуки заполнили ночь. «БОЖЕ, ВОЛЫНКИ!» – подумала она. Но звуки волынок тут же заглушил грохот разрывов. Гленда Руфь бросилась на дно расщелины, успев заметить, что все остальные в ее группе сделали то же самое.

Мир взорвался оглушительным грохотом. Миллионы крошечных осколков на огромной скорости заполнили ночь смертью. Гленда Руфь осторожно приподняла небольшой перископ и огляделась.

Рота горцев исчезла. Снаряды рвались среди мертвецов, подбрасывая их, разрывая на части снова и снова. Гленда с трудом сглотнула и посмотрела по сторонам. Левая колонна перестроилась и снова пошла в атаку на вершину.

– Огонь по квадрату Дядя четыре, – негромко сказала девушка.

– Повторите.

– ОГОНЬ ДЯДЯ ЧЕТЫРЕ!

– Дядя четыре. Готово.

Как только разрывы впереди прекратились, ее люди поднялись со дна и снова начали стрелять, но звуки боя стали удаляться.

– У нас кончаются боеприпасы, мисс, – доложил Хруска. – Могу я взять ваш запасной магазин?

И Гленда неожиданно поняла, что не сделала ни одного выстрела.

Ночь продолжалась. Как только противник поднимался в новую атаку, его безжалостно срезала артиллерия. Однажды Гленда запросила заградительный огонь вокруг своей позиции – к этому времени у ее людей было по три патрона, а у автоматчиков патронов совсем не осталось. Ровный голос просто ответил:

– Готово.

За час до рассвета на холме ничто не двигалось.

XX

Над голыми холмами прохода пронеслись медные звуки военной трубы. Хребты к востоку от позиций Фалькенберга лежали мертвыми, листва с деревьев срезана осколками, почва покрыта воронками, частично похоронившими погибших. В проходе дул резкий холодный ветер, но он не мог развеять запахов пороха и смерти.

Вновь прозвучала труба. В бинокль Фалькенберг увидел троих офицеров-горцев с белым флагом. Им навстречу был отправлен энсин, и молодой офицер вернулся с майором горцев с повязкой на глазах.

– Майор Макрей, четвертый пехотный полк Завета, – представился офицер после того, как с него сняли повязку. Он заморгал от яркого света в бункере. – Вы, должно быть, полковник Фалькенберг?

– Да. Чем могу быть полезен, майор?

– Предлагаю заключить перемирие, чтобы похоронить погибших. На двадцать часов, полковник, если вы согласны.

– Нет. Четыре дня и ночи – 160 часов, майор, – ответил Фалькенберг.

– Сто шестьдесят часов, полковник? – Плотный горец подозрительно посмотрел на Фалькенберга. – Вам нужно время, чтобы укрепить оборону?

– Может быть. Но двадцати часов недостаточно для перевозки раненых. Я верну вам всех ваших – под честное слово, разумеется. Не секрет, что мне недостает медикаментов, да и собственные врачи о них лучше позаботятся.

На лице горца ничего не отразилось, но он задумался.

– Вы не скажете мне, сколько их? – Он еще немного помолчал и очень быстро заговорил: – Время, назначенное вами, я имею право принять, полковник. – Он протянул ребристый чемоданчик. – Мои полномочия и инструкции. Бой был кровавый, полковник. Сколько моих парней вы убили?

Фалькенберг и Гленда Руфь переглянулись. Между теми, кто побывал в бою, устанавливается связь; она может возникнуть и с противником. Офицер Завета стоял молча, не желая продолжать разговор, но в глазах его была мольба.

– Мы насчитали 409 тел, майор, – мягко сказала Гленда. – И… – она взглянула на Фалькенберга, тот кивнул, – …и подобрали 370 раненых.

Обычное соотношение в бою: четверо раненых на одного убитого; атака вывела из строя почти тысячу шестьсот солдат с Завета. В конце боя горцы теряли людей в попытках забрать своих мертвых и раненых.

– Меньше четырехсот человек, – печально сказал майор. Он вытянулся по стойке смирно. – Прикажите получше осмотреть поле боя, полковник. Там еще много моих парней. – Отдал честь и подождал, пока ему снова не завязали глаза. – Благодарю вас, полковник.

Когда офицера-наемника увели, Фалькенберг с печальной улыбкой взглянул на Гленду Руфь.

– Если бы я попытался подкупить его деньгами, он набросился бы на меня, но когда я предложил вернуть его людей… – Он печально покачал головой.

– Они на самом деле сдались? – спросила Гленда Руфь.

– Да. Перемирие с ними покончило. Их единственным шансом было попытаться прорваться до того, как мы подвезем боеприпасы и резервы, и они это знают.

– Но почему? Во время прошлой революции они наводили ужас, а теперь… почему?

– В этом слабость наемников, – объяснил Фалькенберг. – Плоды победы принадлежат не нам, а нашим нанимателям. Фридландцы не могут лишиться своих танков, а наемники с Завета – людей, им больше нечем будет торговать.

– Но ведь раньше они сражались!

– Конечно, в быстрой маневренной войне. Фронтальная атака, сочетающая все виды боевых действий, всегда приносит наибольшие потери. Они попытались пробиться через проход, но мы отбили эту попытку. Честь не задета. Теперь, если Конфедерация захочет все-таки захватить проход, ей придется вводить собственные регулярные войска. Не думаю, чтобы она стала так расходовать своих людей, да и на это требуется много времени. А мы тем временем отправимся в Алланспорт и попробуем справиться с кризисом.

– А что там случилось? – спросила она.

– Вот это пришло сегодня утром, зашифровано полковым шифром. – Он протянул тонкий листок.

ФАЛЬКЕНБЕРГУ ОТ СВОБОДЫ АБЗАЦ АРМИЯ ПАТРИОТОВ ГРАБИТ АЛЛАНСПОРТ ТОЧКА ГОРОЖАНЕ ТРЕБУЮТ СОЗДАНИЯ КОМИССИИ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ВОЗМОЖНОГО НАРУШЕНИЯ ЗАКОНОВ ВОЙНЫ ТОЧКА КРАЙНЕ НЕЖЕЛАТЕЛЬНО ИСПОЛНЕНИЕ ВАШЕГО ПРИКАЗА О ПРИСОЕДИНЕНИИ К ПОЛКУ ТОЧКА ДЕЙСТВИЯ АРМИИ ПАТРИОТОВ ПРОВОЦИРУЮТ МЯТЕЖИ СРЕДИ ГОРОЖАН И ШАХТЕРОВ ТОЧКА МОИ СИЛЫ БЕЗОПАСНОСТИ МОГУТ ПОТРЕБОВАТЬСЯ ДЛЯ УДЕРЖАНИЯ ГОРОДА ТОЧКА ЖДУ ВАШИХ ПРИКАЗАНИЙ ТОЧКА С УВАЖЕНИЕМ ВАШ АНТОН СВОБОДА АБЗАЦ КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ

Она прочла текст дважды.

– Боже мой, полковник… что там происходит?

– Не знаю, – мрачно ответил он. – Но собираюсь узнать. Поедете со мной в качестве представителя Совета патриотов?

– Конечно… но разве не нужно послать за Говардом Баннистером? Совет избрал его президентом.

– Если он нам понадобится, мы его вызовем. Главстаршина.

– Сэр!

– Положите вещи мисс Хортон в боевую машину вместе с моими. Я со взводом охраны штаба отправляюсь в Алланспорт.

– Сэр. Полковник, хотите, чтобы я отправился с вами?

– Хочу ли? Наверно, главный старшина. Захватите и свои вещи.

– Сэр.

– Они уже, конечно, там. Пошли.

Боевая машина отвезла их на небольшое летное поле, где ждал реактивный самолет. Один из сорока на планете, он был способен перевезти сто человек, но жег горючее, необходимое наземному транспорту с боеприпасами. А пока нефтяные месторождения в районе брода Доак не захвачены, такие траты горючего – непозволительная роскошь.

Самолет летел над занятыми патриотами территориями, держась в стороне от отдельных укреплений конфедератов: любой пехотинец может нести комплекс с самонаводящейся ракетой, а на грузовике можно расположить оборудование, которое помешает самолету отразить нападение. Пересекли долину Колумбии и повернули на юго-запад над лесами плато Высокого Брода, потом снова повернули на запад, подальше от залива Престона, где в крепости оставались ракеты Конфедерации.

– Вы сделали то же самое, – неожиданно сказала Гленда Руфь. – Когда мы осаждали залив Престона, вы предоставили нашим людям нести потери.

Фалькенберг кивнул.

– По двум причинам. Мне так же, как горцам, не хочется терять своих солдат – а без полка вы и тысячи часов не удержите территории патриотов. Мы вам нужны как боеспособная часть, а не груда трупов.

– Да.

Это верно, но в той атаке гибли ее друзья. Стоит ли того результат? Позволит ли Фалькенберг, чтобы результат того стоил?

На летном поле Алланспорта их встретил капитан Свобода.

– Рад видеть вас, сэр. В городе очень тяжело.

– Но что случилось, капитан?

Свобода критически посмотрел на Гленду Руфь, но Фалькенберг кивнул:

– Докладывайте.

– Да, сэр. Когда прибыл исполняющий обязанности губернатора, я, как было приказано, передал ему управление городом. В это время на полуострове царил мир, главным образом благодаря усилиям мэра Хастингса, который хотел избежать разрушений в городе. Хастингс считает, что Франклин пришлет с планеты большую армию, и говорит, что не видит смысла в том, чтобы лоялисты гибли, а город сгорел в огне сопротивления, потому что окончательного исхода это все равно не изменит.

– Бедный Роджер… Он всегда старался действовать разумно, и всегда без успеха, – сказала Гленда Руфь. – Но Франклин действительно пошлет войска.

– Возможно, – ответил Фалькенберг. – Но для мобилизации и подготовки транспорта требуется время. Продолжайте, капитан Свобода.

– Сэр. Губернатор подготовил список лиц, имущество которых подлежит конфискации. И, как будто этого недостаточно, объявил своим войскам, что половина стоимости любой найденной ими правительственной собственности Конфедерации отойдет к ним. Результаты вы увидите в городе, полковник. Начались грабежи и поджоги, и мои солдаты и местные пожарные не могли с ними справиться.

– Боже, – прошептала Гленда Руфь. – Но почему?

Свобода поджал губы.

– Грабители часто так поступают, мисс Хортон. Нельзя разрешить войскам грабить город и – не ожидать таких результатов. Исход оказался предсказуемым, полковник. Многие горожане ушли в холмы, в особенности шахтеры. Они уже вернули себе несколько шахтерских поселков.

Капитан Свобода беспомощно пожал плечами.

– Железная дорога перерезана. Город пока в наших руках, но не могу сказать, надолго ли. Для контроля над одиннадцатью тысячами жителей вы оставили мне всего сто пятьдесят солдат, и я контролировал их с помощью заложников. Губернатор привел с собой еще девятьсот вооруженных человек, но этого недостаточно, чтобы править по его методу. Он запросил в заливе Престона еще солдат.

– Оттуда пришли «первые»? – спросила Гленда Руфь.

– Да, мисс. Большинство, во всяком случае.

– Тогда это объяснимо, хотя и непростительно, полковник, – сказала она. – В первую революцию многие ранчо у Высокого Брода были сожжены лоялистами. Вероятно, они считают, что платят лоялистам тем же.

Фалькенберг кивнул.

– Главстаршина!

– Сэр!

– Прикажите солдатам надеть броню и взять оружие. Капитан, мы собираемся нанести визит вашему исполняющему обязанности губернатора. Предупредите своих людей.

– Полковник! – возразила Гленда Руфь. – Вы… что вы собираетесь делать?

– Мисс Хортон, я оставил спокойный город, который теперь превратился в гнездо оппозиции. И я хотел бы знать почему. Пошли, Свобода.

Среди сгоревших улиц ратуша оставалась невредимой. Город пропах горелым деревом и смертью, как будто здесь разыгралось большое сражение. Фалькенберг сидел с непроницаемым лицом, а Гленда Руфь, не веря собственным глазам, смотрела на то, что стало с самым богатым городом за пределами столичной зоны.

– Я делал что мог, полковник, – оправдывался Свобода. Он все равно винил себя. – Мне следовало расстрелять патриотов и арестовать губернатора. С вами связи не было, а я не хотел без приказа брать на себя ответственность. Мне следовало это сделать, сэр?

Фалькенберг не ответил. Возможное нарушение контрактов с наемниками всегда создает щекотливую ситуацию. Наконец он сказал:

– Не могу винить вас в том, что вы не захотели ввязывать полк в войну с теми, кто нам платит.

Часовые из числа нерегулярных частей патриотов попытались задержать Фалькенберга, который сразу направился в кабинет губернатора. Но, увидев сорок солдат в боевой броне, тотчас отступили.

Губернатор, широкоплечий человек, бывший ранчеро, разбогатевший на спекуляции различными товарами, был опытным продавцом, умеющим по-приятельски взять за локоть или потрепать по спине, в нужном месте произнести нужные слова, но опыта военного командования у него не было. Когда Гленда представила Фалькенберга, губернатор нервно взглянул на главного старшину Кальвина и на мрачных охранников за дверями своего кабинета.

– Губернатор Джек Силана, – сказала девушка. – Губернатор принимал активное участие в первой революции, и без его финансовой помощи мы бы не смогли оплатить ваш прилет сюда, полковник.

– Понятно. – Полковник как будто бы не заметил протянутую губернатором руку. – Вы по-прежнему разрешаете грабежи, губернатор? – спросил он. – Я видел по дороге.

– Вашим наемникам заплачено из налогов, – возразил Силана. Он попытался улыбнуться. – Это разорило моих солдат. Почему бы любителям конфедератов не внести свой вклад в войну? Неприятности начались, когда городская девушка оскорбила моего солдата. Он ударил ее. Горожане вмешались, а солдату на помощь пришли его товарищи. Начались волнения; чтобы их подавить, пришлось вызывать гарнизон…

– И вы утратили контроль, – сказал Фалькенберг.

– Предатели получили по заслугам! Не думайте, что они не грабят города, когда побеждают, полковник. Эти люди видели, как горят их ранчо, и знают, что Алланспорт – гнездо предателей.

– Понятно. – Фалькенберг повернулся к начальнику своей военной полиции. – Капитан, вы официально передали власть губернатору Силане перед тем, как это все произошло?

– Да, сэр. Как было приказано.

– Тогда это не забота полка. Наши солдаты участвовали?

Свобода с несчастным видом кивнул.

– Мне пришлось арестовать семь рядовых и сержанта Мэги, сэр. Еще шестерых мы уже подвергли суду.

– Какие обвинения выдвинуты против Мэги? – Фалькенберг сам когда-то представил Мэги к повышению. У него злобный характер, но он хороший солдат.

– Грабеж. Пьянство на посту. Воровство. И предосудительное поведение.

– А остальные?

– Три изнасилования, четыре случая воровства и одно убийство, сэр. Они ждут суда. Прошу также провести расследование моей деятельности в качестве командира.

– Согласен. Главстаршина.

– Сэр!

– Возьмите под свое командование заключенных и созовите суд. Какие офицеры могут принять участие в следствии?

– Капитану Гринвуду врач предписал исполнение только легких обязанностей, сэр.

– Отлично. Пусть проведет формальное следствие по поводу распоряжений капитана Свободы в городе.

– Сэр.

– Что будет с этими людьми? – спросила Гленда Руфь.

– Насильники и убийца, если их признают виновными, будут повешены. Для остальных – выполнение самых тяжелых обязанностей.

– Вы повесите собственных людей? – спросила Гленда Руфь с явным недоверием.

– Не могу допустить разложения в полку! – резко ответил Фалькенберг. – В любом случае Конфедерация выразит протест против нарушения законов войны.

Губернатор Силана рассмеялся.

– Во время последней революции мы постоянно протестовали, но никто нас не услышал. Думаю, мы можем рискнуть.

– Возможно. Полагаю, вы ничего не собираетесь предпринять.

– Я прикажу прекратить грабежи.

– А раньше вы этого не делали?

– Ну, да, полковник… но, думаю, люди теперь насытили свою ярость.

– Если предыдущие приказы их не остановили, этот тоже не остановит. Вы должны быть готовы наказать нарушителей. Вы готовы?

– Будь я проклят, если повешу хоть одного своего солдата, чтобы защитить предателей!

– Понятно. Губернатор, как вы предполагаете успокоить город?

– Я послал за подкреплениями…

– Да. Благодарю вас. Прошу нас простить, губернатор, у нас с мисс Хортон есть дела. – И он вывел Гленду Руфь из кабинета. – Главстаршина, приведите мэра Хастингса и полковника Ардуэя в кабинет капитана Свободы.

– Полковника Ардуэя расстреляли, – сказал Свобода. – Мэр в городской тюрьме.

– В тюрьме? – переспросил Фалькенберг.

– Да, сэр. Я держал заложников в гостинице, но губернатор Силана…

– Понятно. Исполняйте, главстаршина.

– Сэр!

– Что вам еще нужно, проклятые сволочи? – спрашивал десять минут спустя Хастингс. Мэр страшно исхудал, на лице многодневная щетина, лицо и руки свидетельствовали о многих днях без обычных санитарных удобств.

– Всему свое время, господин мэр. Были проблемы, главный старшина?

Кальвин улыбнулся.

– Не очень, сэр. Офицер не хотел проблем с нашими солдатами… Полковник, все заложники засунуты в камеры.

– Что вы сделали с моими женой и детьми? – лихорадочно спрашивал Роджер Хастингс. – Я уже несколько дней ничего о них не знаю.

Фалькенберг вопросительно посмотрел на Свободу, но тот только отрицательно покачал головой.

– Отыщите семью мэра, главный старшина. Приведите ее сюда. Мистер Хастингс, полагаю, вы считаете, что все это моих рук дело?

– Если бы вы не захватили город…

– Это была законная военная операция. У вас есть обвинения против моих войск?

– Откуда мне знать. – Хастингс испытал приступ слабости. Уже несколько дней его почти не кормили, и его мучила тревога о семье. Ухватившись за край стола, он впервые заметил Гленду Руфь. – И ты тоже?

– Это не моя вина, Роджер. – Он едва не стал ее свекром. Она задумалась о том, где сейчас молодой лейтенант Харли Хастингс. Давно разорвав помолвку, в основном из-за политических разногласий, они, тем не менее, оставались добрыми друзьями. – Извини.

– Это твоя вина, твоя и твоих проклятых мятежников. О, конечно, тебе не нравится, когда сжигают города и убивают граждан, но это все равно происходит… и это вы начали войну. И теперь ты не можешь снять с себя ответственность.

Фалькенберг вмешался:

– Господин мэр, тем не менее у нас есть взаимные интересы. Этот полуостров производит мало продовольствия, и ваши люди не выживут без его поставок. Мне говорят, что почти тысяча ваших жителей погибла в мятежах и почти столько же ушло в холмы. Могут ваши плавильни и литейные работать с тем, что осталось?

– И после всего этого вы думаете… я ничего не стану для вас делать, Фалькенберг!

– Я не просил вас делать, спросил только: возможно ли это?

– А какая разница?

– Сомневаюсь, чтобы вы хотели увидеть, как умирают с голоду остальные ваши жители, господин мэр. Капитан, отведите мэра в ваши помещения и помогите ему привести себя в порядок. К тому времени как вы закончите, главный старшина уже будет знать, что с вашей семьей. – Фалькенберг кивком отпустил мэра и повернулся к Гленде Руфь. – Ну, мисс Хортон? Вы достаточно видели?

– Не понимаю.

– Прошу вас отстранить Силану от должности и вернуть управление городом моему полку. Вы согласны?

«Боже», – подумала она.

– У меня нет на это полномочий.

– У вас больше влияния в армии патриотов, чем у любого другого. Совету это может не понравиться, но от вас он это примет. Тем временем я пошлю за саперами, чтобы они восстановили город и пустили в ход фабрики.

Все происходит так быстро. Даже Джошуа Хортон не умел действовать, как этот человек.

– Полковник, а что вас интересует в Алланспорте?

– Это единственный промышленный район, который мы контролируем. Больше поставок вооружения извне не будет. Мы завладели всем западнее гор Темблора. Долина Мэтсона поднимается в поддержку восставшим, и скоро мы эту поддержку получим. Мы можем пройти вдоль Мэтсона до Ванкувера и взять его – а что потом?

– Как что – захватить столицу! Революция победит!

– Нет. Именно такую ошибку вы допустили в прошлый раз. Неужели вы думаете, что ваши фермеры, даже при поддержке 42-го, могут идти по ровной, изобилующей дорогами местности и выигрывать бои? В этих условиях у нас нет ни единого шанса.

– Но… – Он прав. Она всегда это знала. Когда они победили фридландцев в проходе, у нее возродилась надежда, но столичная равнина – не проход Хильера. – Значит, снова война на истощение.

Фалькенберг кивнул.

– Мы владеем всеми сельскохозяйственными угодьями. Очень скоро конфедераты начнут ощущать недостаток продовольствия. А мы тем временем будем грызть их с краев. Франклину придется отступить – что толку в колониях, которые стоят денег. Они могут попытаться высадить армию со своей планеты, но врасплох нас не застанут, да и армия не может быть очень велика. Со временем мы их измотаем.

Она печально кивнула. Все-таки война будет долгой, и ей придется в ней участвовать, собирать свежие войска, как только ранчеро начнут расходиться по домам: их трудно будет удержать, когда они поймут, что им предстоит.

– Но как мы заплатим вашим людям за участие в долгой войне?

– Вы можете обойтись без нас.

– Вы знаете, что не можем. И всегда это знали. Чего вы хотите?

– Сейчас я хочу, чтобы вы отстранили Силану. Немедленно.

– А почему такая спешка? Как вы сказали, война будет долгой.

– Она окажется еще более долгой, если город будет продолжать гореть. – Он едва не сказал ей больше, но спохватился и подавил искушение. (Это всего-навсего девушка, а он знавал многих девушек с тех пор, как много лет назад его покинула Грейс. Боевые узы ни при чем: среди этих девушек попадались и такие, которые были хорошими офицерами, он многих знал. Так откуда это искушение?) – Простите, – грубовато сказал он. – Я должен настаивать. Как вы сказали, вам без нас не обойтись.

Гленда Руфь выросла среди политиков и уже четыре года руководила революцией. Она понимала, что недолгие колебания Фалькенберга говорят о чем-то очень важном и что она никогда не узнает его истинных мыслей.

«Что скрывается под этой маской? Каков человек, столь стремительно принимающий массу решений? Фалькенберг владеет любой ситуацией, в какой оказывается, и такому человеку нужно нечто большее, чем просто деньги». – Ее все еще преследовал образ Фалькенберга, сидящего за своим столом и решающего судьбу ее людей.

И, однако, тут что-то большее. Военный командир, завоевавший восхищение и преданность не только необразованных рядовых – но и таких людей, как Джереми Севедж. Она никогда такого не встречала.

– Хорошо, я это сделаю. – Она улыбнулась, прошла по комнате и встала рядом с ним. – Не знаю почему, но сделаю. У вас есть друзья, Джон Кристиан Фалькенберг?

Вопрос удивил его. Машинально он ответил:

– У командира не может быть друзей, мисс Хортон.

Она снова улыбнулась.

– Теперь один друг у вас есть. У меня есть одно условие. Отныне вы будете называть меня Гленда Руфь. Согласны?

На лице солдата появилась странная улыбка. Но в его выражении было не только веселье.

– Вы знаете, ничего не получится.

– Что не получится?

– То, к чему вы клоните. Как и у меня, у вас есть ответственность командира. Командир одинок, и вам это не нравится. Истинная причина отсутствия у командира друзей в том, что это избавляет его от боли: ему не приходится посылать друзей на смерть. Если вы до сих пор этого не поняли, поймите сейчас, потому что когда-нибудь вам придется предать либо друзей, либо свой долг командира, и такого выбора стоит избежать.

Что я делаю? Пытаюсь защитить революцию, лучше узнавая его, – или он прав, у меня нет друзей, и он единственный мужчина, который мог бы …

Она заставила себя оборвать мысль и на мгновение положила свою руку на руку Фалькенберга.

– Идемте к губернатору Силане, Джон Кристиан. И позвольте маленькой девочке самой тревожиться из-за своих чувств. Она знает, что делает.

Он стоял рядом с ней. Они были совсем близко, и на мгновение ей показалось, что он хочет поцеловать ее.

– Нет, не знаете.

Ей хотелось получить ответ, но Фалькенберг уже выходил из комнаты, и ей пришлось его догонять.

XXI

– А я говорю, что изменники и сторонники конфедератов получили то, чего заслуживали! – кричал Джек Силана. Среди делегатов слышался одобрительный гул, а с балконов для зрителей по окружности спортивного зала доносились приветственные выкрики. – Я уважаю Гленду Руфь, но она не старина Джошуа, – продолжал Силана. – Она не имела права смещать меня с поста губернатора без согласия президента Баннистера. Я требую, чтобы Совет отменил ее решение. – Под аплодисменты Силана сел.

Гленда Руфь осталась на месте. Она внимательно разглядывала тридцать человек за столом-подковой, пытаясь определить, сколько голосов получит. «Не большинство, это точно, но, может быть, дюжину. Нужно убедить покинуть фракцию Баннистера-Силаны всего трех-четырех человек, но что потом? Блок, который она возглавляет, не более прочен, чем коалиция Баннистера. Так кто же будет управлять Свободным государством?»

Позади стола Совета на полу спортзала сидело множество людей. Это свидетели, но их расположение в фокусе внимания Совета выглядело так, словно Фалькенберг и его внушительные офицеры находятся на скамье подсудимых. Мэр Хастингс сидел рядом с Фалькенбергом, и иллюзия подкреплялась еще сохранившимися у него следами сурового обращения. Некоторые из его друзей выглядели не лучше.

За свидетелями переговаривались зрители, словно на баскетбольном матче, а не на заседании правительства, которое владеет тремя четвертями территории Нового Вашингтона. Спортивный зал не самое подходящее место для такого заседания, но большего зала в крепости Астория не нашлось.