Главный город Хедли располагался на длинном полуострове у устья канала, и две удобных гавани, одна океанская, другая морская, оправдывали название города – Рефьюдж, убежище. Название предполагало спокойствие, которым город больше не обладал.

Корабль выпустил крылья на всю длину и полетел над спокойной водой гавани. Коснулся поверхности и опустился на нее. По чистой голубой воде к нему устремились буксиры. Мокрые от пота моряки набросили швартовы, оттащили корабль к причалу и привязали его там.

Из шлюпки длинной цепочкой начали выходить морские пехотинцы СоВладения в мундирах гарнизонной службы. На сером бетонном пирсе они выстроились аккуратными ярко окрашенными рядами. Вслед за ними вышли два человека в гражданском.

Они замигали от непривычно яркого сине-белого солнца Хедли, такого далекого, что оно показалось бы крошечной точкой, если бы кому-нибудь из них хватило глупости посмотреть прямо на него. Но малый размер – лишь иллюзия, объясняемая большим расстоянием: Хедли получает от своей горячей звезды не меньше света, чем Земля от Солнца.

Оба штатских рослые и стоят прямо, как морские пехотинцы перед ними, так что, если бы не одежда, их можно было бы принять за часть высадившегося батальона. Тот, что пониже, несет две сумки – багаж обоих, и почтительно держится сзади; он старше по возрасту, но явно уступает по званию. Эти двое наблюдают за двумя молодыми людьми, неуверенно идущими по пирсу. Их синие мундиры без всяких наград резко контрастируют с красным и золотым толпящихся вокруг морских пехотинцев. Пехотинцы уже снова заходили в корабль, вынося мешки с оборудованием, оружие и все остальное, что полагается легкому батальону пехоты.

Более рослый из вновь прилетевших гражданских посмотрел на подходящих людей в мундирах.

– Полагаю, вы встречаете нас? – вежливо спросил он. Голос его перекрыл шум на причале и разнесся далеко, хотя человек не кричал. Акцент у него нейтральный, каким отличаются владеющие почти универсальным английским офицеры службы СоВладения нерусского происхождения; этот акцент почти так же определенно указывает на профессию, как командный тон и солдатская выправка.

Но встречающие еще сомневались. В последнее время здесь появлялось много бывших офицеров Космического Флота СоВладения. Бюджет СВ с каждым годом сокращается.

– Наверно, – сказал наконец один из них. – Вы Джон Кристиан Фалькенберг?

На самом деле его звали Джон Кристиан Фалькенберг III, и он подозревал, что дед стал бы настаивать на таком различии.

– Верно. Это главный старшина Кальвин.

– Рад познакомиться, сэр. Я лейтенант Баннерс, а это энсин Моурер. Мы из штата президента Будро. – Баннерс осмотрелся, как будто ожидал увидеть еще кого-то, но никого, кроме морских пехотинцев в форме, не увидел. Потом с легким удивлением взглянул на Фалькенберга и добавил:

– У нас есть для вас транспорт, но боюсь, вашим людям придется идти пешком. Это примерно одиннадцать миль.

– Миль. – Фалькенберг про себя улыбнулся. Действительно окраина. – Не вижу причин, почему бы здоровым наемникам не прошагать восемнадцать километров, лейтенант. – Он повернулся к темному входу в посадочную шлюпку и сказал кому-то внутри: – Капитан Фаст. Транспорта нет. Но вам покажут, куда идти. Пусть несут все оборудование.

– Нет, сэр, в этом нет необходимости, – возразил лейтенант, – мы можем… гм… предоставить вам гужевой транспорт для багажа. – И посмотрел на Фалькенберга так, словно ожидал, что тот рассмеется.

– Вряд ли это необычно для колониальной планеты, – ответил Фалькенберг. Лошадей и мулов можно перевозить в виде замороженных эмбрионов, и они не нуждаются в высокой технологии для воспроизводства; не нужна и индустриальная база, чтобы их прокормить.

– Этим займется энсин Моурер, – сказал лейтенант Баннерс. Он снова помолчал и неуверенно посмотрел на Фалькенберга, как будто не решаясь что-то добавить. Наконец покачал головой. – Думаю, будет разумно, если вы прикажете вашим людям взять с собой личное оружие, сэр. На пути до казармы не должно возникнуть никаких неприятностей, но… в любом случае у десяти вооруженных людей не будет никаких проблем.

– Понятно. Может, мне пойти с моими людьми, лейтенант? Я не знал, что положение на Хедли такое скверное. – Говорил Фалькенберг спокойно и негромко, но внимательно смотрел на младших офицеров.

– Нет, сэр. На самом деле это не так… Но не стоит рисковать. – Он жестом отправил энсина Моурера к шлюпке и снова повернулся к Фалькенбергу. Из-под воды рядом с кораблем поднялось что-то большое и черное. Плеснуло и исчезло. Баннерс как будто этого не заметил, но пехотинцы возбужденно загомонили. – Я уверен, энсин и ваши офицеры проведут высадку, а с вами президент хотел бы встретиться немедленно, сэр.

– Несомненно. Хорошо, Баннерс, показывайте дорогу. Главный старшина Кальвин отправится со мной. – И он вслед за Баннерсом пошел по порту.

«Нет смысла притворяться, – подумал Фалькенберг. – Всякий, кто увидит десять вооруженных человек в сопровождении офицера из свиты президента, поймет, что это наемники, даже если они будут в штатском. Еще один пример недостоверной информации».

Фалькенбергу сообщили, что статус его самого и его людей будет оставаться тайной, но ничего из этого не выйдет. И он подумал: не затруднит ли это сохранение его собственных тайн?

Баннерс быстро провел их через шумные казармы морских пехотинцев СоВладения, мимо скучающих часовых, которые небрежно приветствовали офицера в мундире президентской гвардии. В крепости морской пехоты кипела деятельность, все открытое пространство было забито тюками и оружием – признаками того, что военные собираются менять расположение.

Когда они выходили из здания, Фалькенберг увидел пожилого офицера Флота.

– Минутку, Баннерс. – Он повернулся к капитану Флота СоВла­дения. – За мной прислали. Спасибо, Эд.

– Никаких проблем. Я доложу о вашем прибытии адмиралу. Он не хочет терять вас из виду. Неофициально, конечно. Удачи, Джон. Видит Бог, вы сейчас нам нужны. Отвратительная сделка.

– Такова жизнь.

– Да, но раньше Флот лучше заботился о своих людях. Я сомневаюсь, может ли кто-нибудь считать, что он в безопасности. Проклятый сенатор…

– Забудем об этом, – прервал его Фалькенберг. И оглянулся, чтобы убедиться, что лейтенант Баннерс не мог услышать. – Передайте привет вашим офицерам. У вас хороший корабль.

Капитан слегка улыбнулся.

– Спасибо. Услышать такое от вас – настоящий комплимент. – Он крепко пожал руку Джона. – Послушайте, мы улетаем через пару дней, не больше. Если хотите куда-нибудь улететь, я могу это организовать. Проклятый сенатор не узнает. Можем доставить вас куда угодно на территории СоВладения.

– Спасибо, но я, пожалуй, останусь.

– Тут может быть нелегко, – заметил капитан.

– А где в СоВладении сейчас легко? – спросил Фалькенберг. – Еще раз спасибо, Эд. – Он хотел козырнуть, но спохватился.

Баннерс и Калвин ждали его, и Фалькенберг повернулся к ним. Кальвин, как пустые, поднял три сумки с личными вещами и уверенным движением открыл дверь. Капитан СВ смотрел им вслед, пока они не вышли из здания, но Фалькенберг не оглянулся.

– Будь они прокляты, – сказал капитан. – Будь все они прокляты.

– Машина здесь. – Баннерс открыл заднюю дверь видавшей виды наземной машины, марку которой определить было невозможно. Машину собрали из частей десяти других, причем некоторые части явно извлекал неопытный механик. Баннерс сел на место водителя и включил двигатель. Двигатель дважды кашлянул, затем заработал, и в облаке черного дыма они тронулись в путь.

Миновали еще один док, где из посадочного корабля с крыльями величиной с целую шлюпку морской пехоты выгружался бесконечный поток гражданских пассажиров. Плакали дети, а мужчины и женщины в длинных очередях неуверенно осматривались; их торопили стражники в таких же мундирах, как у Баннерса. Кислый запах немытого человеческого тела смешивался с чистым соленым океанским воздухом. Баннерс с неодобрительной миной поднял окна.

– Так всегда, – ни к кому в частности не обращаясь, заметил Кальвин. – На тюремных кораблях СоВладения вода строго нормирована, и потом нужны недели, чтобы отмыться.

– Вы бывали на таких кораблях? – спросил Баннерс.

– Нет, сэр, – ответил Кальвин. – Но в боевых кораблях морской пехоты не лучше. И не хотел бы я провести шесть месяцев в корабле, набитом десятью-пятнадцатью тысячами гражданских.

– Мы все еще можем увидеть внутренности такого корабля, – сказал Фалькенберг. – И радоваться такой возможности. Расскажите мне о здешней ситуации, Баннерс.

– Не знаю, с чего начать, сэр, – ответил лейтенант. – Я… что вы знаете о Хедли?

– Предположим, ничего, – сказал Фалькенберг.

«Можно заодно узнать, как оценивают ситуацию офицеры президентской гвардии», – подумал он. Во внутреннем кармане кителя у него лежал отчет службы разведки Флота, но из таких отчетов всегда ускользают важные частности; знать, как настроена президентская гвардия, может оказаться необходимо для его планов.

– Да, сэр. Ну, начнем с того, что мы здесь далеко от ближайших корабельных маршрутов – но, наверно, это вы знаете. Единственной причиной присутствия здесь купцов и торговли были шахты. Торий, богатейшие известные залежи – пока они не начали иссякать.

Первые несколько лет это было все, чем мы располагали. Шахты в горах, в восьмидесяти милях в той стороне. – Он указал на тонкую голубую линию на горизонте.

– Должно быть, очень высокие горы, – заметил Фалькенберг. – Каков диаметр Хедли? Около восьмидесяти процентов земного? Что-то в этом роде. Горизонт здесь должен быть очень близко.

– Да, сэр. Горы высокие. Хедли – маленькая планета, но у нас здесь все самое большое и лучшее. – В голосе молодого офицера звучала гордость.

– Сумки кажутся очень тяжелыми для такой маленькой планеты, – заметил Кальвин.

– У Хедли большая плотность, – ответил Баннерс. – Тяготение примерно девяносто процентов стандартного. Итак, шахты там, и при них – собственный космопорт в районе озера. Рефьюдж – так называется этот город – был основан компанией «Американ экспресс». Компания привезла первых колонистов, много.

– Добровольцев? – спросил Фалькенберг.

– Да. Все были добровольцами. Обычные неудачники. Наверно, типичный пример – мой отец, инженер, который не справлялся с конкуренцией и устал от указаний Бюро Технологии, что можно изучать, а что нельзя. Это была первая волна, и эти колонисты заняли лучшие земли. Они основали город и запустили экономику. За двадцать лет выплатили все авансы компании «Американ экспресс». – Баннерс этим явно гордился, и Фалькенберг понял, что работа была тяжелая.

– Это было около пятидесяти лет назад? – спросил он.

– Да.

Теперь они ехали по заполненным людьми улицам с деревянными домами по обеим сторонам. Каменных зданий было немного. Повсюду пансионы, меблированные комнаты, бары, матросские бордели – все обычные для припортового района заведения. Других машин на дорогах не было. Весь транспорт – лошади и быки, запряженные в повозки. Много велосипедистов и пешеходов.

Небо над Рефьюджем чистое. Ни следа смога или промышленных отходов. В гавани тягачи работали на электричестве, были и парусные корабли, рыбачьи весельные лодки, даже парусная шхуна, прекрасная на фоне чистой голубой воды. Шхуна, оставляя шлейф белой пены, выходила в океан. Трехмачтовый корабль с полной парусной оснасткой вошел в гавань, и грузчики вручную принялись разгружать тяжелые тюки. Похожие на хлопок.

Они миновали фургон, полный дынь. Ярко одетая молодая пара весело помахала им, мужчина щелкнул хлыстом, подгоняя пару лошадей, тащивших фургон. Фалькенберг, разглядывая эту примитивную сцену, сказал:

– Не похоже, что вы здесь уже пятьдесят лет.

– Вы правы. – Баннерс с горечью взглянул на него. Потом свернул, чтобы не столкнуться с группой неряшливых подростков, сидевших прямо посреди улицы. Ему пришлось свернуть еще раз, чтобы избежать столкновения с баррикадой из камней, которую загораживали собой подростки. Машину резко тряхнуло. Баннерс включил двигатели на полную мощность, чтобы перевалить через самое низкое место в баррикаде. Со скрипом машина преодолела препятствие, и Баннерс увеличил скорость.

Фалькенберг вынул руку из-под полы кителя.

Позади Кальвин разглядывал ручной пулемет, появившийся из большой сумки, которую главный старшина нес с собой. Когда Баннерс ничего не сказал об этом инциденте, Фалькенберг нахмурился и, прислушиваясь, откинулся на сиденье. В отчете разведки говорилось о беззаконии, но то, что он увидел, было ничуть не лучше, чем острова Благотворительности на Земле.

– Нет, у нас не очень развитая промышленность, – продолжал Баннерс. – Вначале в ней не было никакой необходимости. Шахты делали всех богатыми, поэтому все, в чем мы нуждались, мы ввозили. Фермеры втридорога продавали шахтерам свежие продукты. Рефьюдж был городом, обслуживающим промышленность. Люди, которые здесь работали, вскоре получали возможность покупать животных для ферм и расселялись по равнинам и лесам.

Фалькенберг кивнул:

– Многим из них не нужны были города.

– Совершенно верно. Им не нужна была промышленность, они и сюда прилетели, чтобы избавиться от нее. – Баннерс некоторое время молчал. – Потом какой-то проклятый бюрократ СоВладения прочел экологические отчеты о Хедли. Бюро контроля населения в Вашингтоне решило, что это прекрасное место для насильственной колонизации. Ведь корабли все равно приходят сюда за торием, так что вместо предметов роскоши и механизмов им приказали везти осужденных. Сотни тысяч, полковник Фалькенберг. За последние десять лет здесь ежегодно высаживается больше пятидесяти тысяч.

– И вы не можете прокормить их всех, – негромко сказал Фалькенберг.

– Да, сэр. – Лицо Баннерса напряглось. Казалось, он сдерживает слезы. – Видит Бог, мы пытались. Каждый эрг наших генераторов уходит на изготовление протоуглеводов, чтобы прокормить их. Но они не похожи на первых колонистов! Они ничего не знают и ничего не хотят делать! О, не совсем так, конечно. Некоторые из них работают. Некоторые заняты на перевозке. Но других гораздо больше.

– А почему вы не скажете им: работайте или умирайте с голоду? – прямо спросил Кальвин. Фалькенберг бросил на него холодный взгляд, старшина слегка кивнул и откинулся на сиденье.

– Потому что СВ нам не разрешает! – крикнул Баннерс. – Черт возьми, мы ведь не самостоятельное правительство. Бюро Переселения указывает нам, что делать. Оно здесь всем заправляет…

– Мы это знаем, – мягко сказал Фалькенберг. – Мы видели результаты влияния Гуманитарной Лиги на Бюро Переселения. Мой главный старшина ни о чем не спрашивал, он выражал свое мнение. Тем не менее я удивлен. Мне казалось, ваши фермы способны содержать большое городское население.

– Конечно, сэр. – Баннерс долго ехал в мрачном молчании. – Но здесь нет транспорта. Люди здесь, а самые плодородные земли в пятистах милях в глубине континента. Пригодная к использованию земля есть и ближе, но она не расчищена. Наши поселенцы хотели уйти подальше от Рефьюджа и Бюро Переселения. У нас есть железная дорога, но банды разбойников постоянно подрывают ее. Мы не можем рассчитывать на продукцию Хедли, чтобы сохранить жизнь жителям Рефьюджа. На Хедли миллион человек, и половина их сосредоточена в этом неуправляемом городе.

Они приближались к огромному чашеобразному сооружению, соединенному с квадратной каменной крепостью. Фалькенберг внимательно разглядывал здания, потом спросил:

– Что это?

– Наш стадион, – ответил Баннерс. Теперь в его голосе не звучала гордость. – Его построил для нас СВ. Мы предпочли бы новую электростанцию, но получили стадион на сто тысяч зрителей.

– И конечно, он построен строительной компанией «Джи-эл-эс», – сказал Фалькенберг.

– Да… но откуда вы знаете?

– Мне кажется, я уже видел такое. – На самом деле не видел, но догадаться было легко: «Джи-эл-эс» принадлежит холдингу, которым в свою очередь владеет семья Бронсонов. Легко догадаться, почему помощь, посланная Большим Сенатом, всегда оканчивается выгодным для «Джи-эл-эс» контрактом.

– У нас очень хорошие спортивные команды и рысаки, – с горечью говорил Баннерс. – Соседнее здание – это дворец президента. Его архитектура весьма функциональна.

Дворец появился перед ними, приземистый и массивный; он скорее походил на крепость, чем на столичное здание.

По мере приближения ко дворцу город становился все населенней. Здесь преобладали дома из камня и пористого бетона, а не из дерева. Но редко выше трех этажей, и поэтому Рефьюдж далеко растянулся вдоль берега. За комплексом стадиона и дворца людей стало гораздо больше. Баннерс внимательно вел машину по широким улицам, но, казалось, нервничал меньше, чем в районе порта.

Рефьюдж – город контрастов. Здесь улицы прямые и широкие, и явно существует хорошая система канализации, но все первые этажи заняты магазинами, а тротуары загромождены киосками и лотками. Мимо киосков и магазинов движутся толпы пешеходов.

Однако ни транспорта, ни подвижных пешеходных транспортеров по-прежнему не было. Часто встречались поилки и коновязи, наряду с фонарными столбами и водонапорными башнями. Немногие приметы существования технологии резко контрастировали с общей примитивной атмосферой города.

На перекрестке они увидели отряд людей в форме. Фалькенберг внимательно разглядывал их, потом посмотрел на Баннерса.

– Ваши солдаты?

– Нет, сэр. Это мундир людей Гленна Фостера. Официально они считаются резервом президентской гвардии, но на самом деле это домашнее войско. – Баннерс горько рассмеялся. – Звучит, как цитата из какой-нибудь исторической книги, верно? Мы почти вернулись к феодализму, полковник Фалькенберг. Любой богатый человек содержит телохранителей. Людям приходится это делать. Преступные группы так сильны, что полиция и не пытается задержать того, кто находится под их охраной, да и судья ни за что не вынесет приговор задержанным.

– И эти частные телохранители, вероятно, сами становятся бандами.

Баннерс пристально посмотрел на него.

– Да, сэр. Вы видели такое раньше?

– Да. Приходилось. – Баннерс не мог разгадать выражение лица Фалькенберга.

VI

Под приветственные клики солдат в синих мундирах они въехали в президентский дворец. Фалькенберг отметил начищенное оружие и хорошую выправку президентских гвардейцев. «Здесь дежурят хорошо подготовленные люди, но отряд невелик, – подумал Фалькенберг. – Так ли они хороши в бою, как в карауле?» Это все были местные граждане, преданные Хедли; они совсем не похожи на морских пехотинцев СоВладения, к которым он привык.

Его провели через множество помещений каменной крепости. В каждой комнате – некоторые из них представляли собой караульные помещения – были тяжелые металлические двери. Фалькенберг не замечал никаких признаков деятельности правительства, пока не прошли через внешние постройки дворца и не оказались в открытом дворе. Оттуда путь лежал во внутреннее здание.

Здесь множество людей развивало бурную деятельность. По коридорам бегали чиновники, за столами в кабинетах сидели девушки в платьях из кисеи, которые на Земле уже несколько лет как вышли из моды. Большинство укладывало содержимое столов в ящики, а другие люди уносили эти ящики в коридор. Некоторые кабинеты пустовали, столы покрывал тонкий слой пыли, а под них были затолканы пластиковые коробки для перевозки документов.

Перед кабинетом президента были две приемные. Президент Будро оказался высоким худым человеком с тонкими рыжими усами и быстрыми жестами. Когда их привели в чрезмерно разукрашенный кабинет, президент поднял голову от стопки бумаг, но взгляд его не сразу сосредоточился на посетителях. На лице его было выражение тревоги и сосредоточенности.

– Полковник Джон Кристиан Фалькенберг, сэр, – сказал лейтенант Баннерс. – И главный старшина Кальвин.

Будро не встал.

– Рад видеть вас, Фалькенберг. – Выражение его лица говорило совсем о другом: на посетителей он смотрел с легким отвращением. Знаком он попросил Баннерса выйти. Когда дверь закрылась, президент спросил: – Сколько людей вы привели с собой?

– Десять, господин президент. Сколько можно было взять на борт, не вызывая подозрений. Нам и так повезло. Большой Сенат прислал специального инспектора, чтобы проверять на посадке, не нарушаются ли антинаемнические законы. Если бы мы не подкупили портового чиновника и тот не отвлек бы инспектора, мы бы вообще сюда не попали. Мы с Кальвином угодили бы на Танит в качестве недобровольных колонистов.

– Понятно. – Судя по выражению лица президента, тот не удивился. Джон подумал, что Будро был бы доволен, если бы инспектор их застукал. Президент нервно побарабанил пальцами по столу. – Возможно, этого хватит. Я знаю, что корабль, на котором вы прилетели, привез морских пехотинцев, согласившихся поселиться на Хедли. Они могут стать ядром отличной полиции. Хорошие солдаты?

– Это демобилизованный батальон, – ответил Фалькенберг. – Солдаты, которые больше не нужны СВ. Возможно, набранные на гауптвахтах двадцати планет. Нам повезет, если среди них найдется хоть один хороший солдат.

На лице Будро появилось прежнее угнетенное выражение. Надежда на глазах покидала его.

– Но у вас ведь есть собственные войска, – сказал Фалькенберг.

Будро поднял стопку листков.

– Все здесь. Я как раз проглядывал, когда вы вошли. – Он протянул Фалькенбергу отчет. – Тут мало хорошего, полковник. Я никогда не считал, что существует военное решение проблем Хедли, и эти документы подтверждают мои опасения. Если у вас всего десять человек плюс батальон морских пехотинцев, которых превратили в вынужденных переселенцев, о военном решении не стоит и думать.

Будро снова сел. Его руки бесцельно перебирали многочисленные бумаги на столе.

– На вашем месте, Фалькенберг, я вернулся бы на военный корабль и забыл бы о Хедли.

– Что же вам мешает сделать это?

– Хедли мой дом! Никакая мразь не выгонит меня с плантации, которую собственными руками создал мой дед. Меня не заставят бежать. – Будро так сжал руки, что костяшки побелели, но когда снова заговорил, голос его звучал спокойно. – Вас здесь ничто не держит. Меня держит.

Фалькенберг взял отчет со стола и просмотрел его, прежде чем передать Кальвину.

– Мы проделали долгий путь, господин президент. Можете объяснить нам, в чем проблема, прежде чем мы улетим.

Будро мрачно кивнул. Рыжие усы дернулись, и он провел по ним рукой.

– Все достаточно просто. Формальная причина того, что вы здесь, причина, которую мы указали колониальной администрации как повод для приглашения наемников, это разбойничьи шайки в горах. Никто не знает, сколько их там, но они достаточно сильны, чтобы грабить фермы. К тому же они, когда хотят, перекрывают сообщение между Рефьюджем и сельскохозяйственными районами.

– Да. – Фалькенберг продолжал стоять перед столом, потому что не получал приглашения сесть. Но если это его задевало, он ничем себя не выдавал. – У разбойников-партизан нет никаких шансов без политической базы.

Будро кивнул.

– Однако я уверен, что вице-президент Брэдфорд объяснил вам: подлинная проблема не в них. – Голос у президента сильный, но в нем слышатся ворчливые обиженные нотки, как будто Будро привык, что с его мнением постоянно не соглашаются, и ожидал того же от Фалькенберга. – На самом деле мы могли бы ужиться с разбойниками, но они пользуются политической поддержкой партии Свободы. Моя Прогрессивная партия больше партии Свободы, но ее члены рассеяны по всей планете. А ПС сосредоточена здесь, в Рефьюдже, у нее бог знает сколько избирателей и примерно сорок тысяч последователей, которых в любой момент можно собрать для мятежа.

– У вас часто бывают мятежи? – спросил Джон.

– Слишком часто. Их невозможно контролировать. У меня в президентской гвардии триста человек, но все они, как молодой Баннерс, прошли подготовку в частях СВ. От них мало толка при подавлении мятежа, и они верны не мне, а своей работе. К тому же и в самой гвардии есть люди ПС.

– Так что когда речь идет о контроле за партией Свободы, на президентскую гвардию можно не рассчитывать, – заметил Джон.

– Да. – Будро невесело улыбнулся. – Есть еще силы моей полиции. Ими командовали офицеры СВ, но сейчас их отзывают. Весь мой административный штат набран и обучен Бюро Переселения, и самые компетентные работники отозваны на Землю.

– Вижу, это создает проблему.

– Проблему? Да вообще невозможно работать, – сказал Будро. – У меня нет никого, кто помог бы управлять, но пост за мной, и слишком многие хотят его получить. Я мог бы собрать полторы тысячи партизан из членов Прогрессивной партии и еще пятнадцать тысяч сторонников партии, которые в крайнем случае могли бы прийти на помощь, но они не обучены. Как им противостоять сорока тысячам ПС?

– Вы серьезно считаете, что партия Свободы поднимет восстание?

– Как только СВ покинет планету. Не сомневайтесь. Они требуют созыва нового конституционного совещания сразу после отъезда губернатора СВ. Если мы не разрешим созыв этого совещания, они восстанут. Ведь что неразумного в таком совещании после ухода колониальной администрации?

– Понятно.

– Но если мы допустим это совещание, они будут тянуть время до тех пор, пока в зале не останутся только их люди. Моя партия состоит из работающих избирателей. Они не могут день за днем сидеть на совещании. А члены ПС будут сидеть, пока не лишат должностей всех прогрессистов. И тогда они уничтожат планету. Я не вижу, что при таких обстоятельствах может сделать военный, однако вице-президент Брэдфорт настоял на том, чтобы мы вас наняли.

– Возможно, мы что-нибудь придумаем, – спокойно ответил Фалькенберг. – У меня нет большого опыта в администрировании, но Хедли не уникальна. Вероятно, прогрессисты – в основном старые поселенцы?

– И да и нет. Прогрессивная партия хочет индустриализировать Хедли, а некоторые из наших фермеров против. Но мы хотим проводить индустриализацию медленно. Мы закроем большинство шахт и будем добывать столько тория, сколько нужно продать, чтобы купить основное промышленное оборудование. А остальные запасы я хочу сохранить для наших атомных электростанций, потому что позже они нам понадобятся.

Мы хотим развивать сельское хозяйство и транспорт и сократить рацион граждан так, чтобы направить энергию атомных электростанций в новую промышленность. Я хочу закрыть производство товаров народного потребления и не открывать заново, пока мы не сможем себе этого позволить. – Будро возвысил голос, глаза сверкали; сейчас легко было понять причину его популярности. Он верил в свое дело.

– Мы хотим создать самодостаточную экономику и уйти из-под власти СоВладения, чтобы впоследствии присоединиться к человечеству на равных! – Будро спохватился и нахмурился. – Простите. Я не собирался произносить речь. Садитесь, пожалуйста.

– Спасибо. – Фалькенберг сел в тяжелое кожаное кресло и осмотрел кабинет. Мебель богатая (привезти всю обстановку кабинета с Земли стоило целое состояние), но в то же время безвкусная – скорее кричащая, чем элегантная. Вполне в духе колониальной администрации, и Фалькенберг задумался, какому сенатору принадлежит фирма, поставляющая офисную мебель. – А чего хочет оппозиция?

– Полагаю, вам действительно нужно знать все. – Будро нахмурился, и его усы нервно дернулись. Он с видимым усилием попытался расслабиться, и Джон подумал, что когда-то президент должен был производить сильное впечатление. – Девиз Партии свободы: «Служить людям». Для них служить означает немедленно поставлять много товаров народного потребления. Они хотят взять от шахт все. Как вы понимаете, шахтеры их поддерживают. ПС разграбит планету, чтобы покупать товары на других планетах, и плевать, чем за это придется платить. Гиперинфляция будет только одной из проблем, которые они создадут.

– Честолюбивые планы.

– Да. Они даже хотят создать экономику, основанную на двигателях внутреннего сгорания. Бог знает как: у нас нет соответствующей технологии, но есть нефть. Все пришлось бы покупать на других планетах. У нас нет тяжелой промышленности для производства таких двигателей, даже если бы это выдержала экосфера, но для ПС это не имеет значения. Эта партия всем обещает машины. Немедленная модернизация. Больше пищи, автоматические фабрики, развлечения… короче, рай и немедленно.

– Они серьезно этого хотят, или это только лозунги?

– Думаю, большинство пээсовцев в это верит, – ответил Будро. – Поверить трудно, но мне кажется, они верят.

– А как они объясняют, где возьмут деньги?

– Отберут у богатых. Как будто здесь для этого достаточно богатых. Даже полная конфискация всего имущества всех граждан не обеспечит оплаты обещанного. Эти люди не представляют себе реальной ситуации, а их лидеры во всем, что случается, винят Прогрессивную партию, администрацию СоВладения – кого угодно, но никогда не признаются, что обещают невозможное. Некоторые из лидеров партии знают истинное положение, но никогда в этом не сознаются.

– Я думаю, их программа пользуется поддержкой.

– Конечно, – вскипел Будро. – И каждый корабль Бюро Переселения привозит новые тысячи людей, готовых голосовать за политику ПС.

Будро встал из-за стола и прошел к шкафу у противоположной стены. Достал оттуда бутылку бренди и три стакана, разлил и протянул Фалькенбергу и Кальвину. Потом, не обращая внимания на сержанта, подождал, чтобы Фалькенберг взял свой стакан.

– Ваше здоровье. – Будро одним глотком осушил свой стакан. – Некоторые из самых старинных семейств Хедли присоединились к проклятой партии Свободы. Их не устраивают налоги, которые я предлагаю! ПС отнимет у них все, но они ее все равно поддерживают, надеясь договориться. Кажется, вас это не удивляет.

– Нет, сэр. Это старо, как сама история, а военные знают историю.

Будро удивленно посмотрел на него.

– Правда?

– Умный солдат хочет знать причины войн. А также как эти войны прекратить. Ведь, в конце концов, война – нормальное состояние дел, не так ли? Мир – это идеал. Вывод о его существовании мы делаем на основании того, что между войнами бывают короткие промежутки. – И прежде чем Будро смог ответить, Фалькенберг сказал: – Неважно. Полагаю, вы ожидаете вооруженного сопротивления сразу после ухода СВ.

– Я надеюсь предотвратить его. Брэдфорд считает, что вы можете что-нибудь сделать, а я обладаю даром убеждения. – Президент вздохнул. – Но, кажется, это безнадежно. Они не хотят идти на компромисс. Думают, что одержат полную победу.