– Подожди, подожди, – сказал доктор Оливер Пейн в маленькой лаборатории с окнами на парк. – Либо я тебя не понял, либо ты говоришь какую-то бессмыслицу. Девочка из другого мира?
      – Так она сказала. Ну хорошо, это бессмыслица, но Оливер, выслушай, пожалуйста, – сказала доктор Мэри Малон. – Она знала про Тени. Она назвала их... назвала их Пылью, но это то же самое. Это наши теневые частицы. и гооврю тебе, когда она надела электроды и подключилась к Пещере, на экране было невероятное зрелище: картинки, символы... У неё ещё был инструмент, что-то вроде компаса, сделанного из золота, с кучей разных символов по ободу. И она сказала, что может читать его таким же способом, и она знала про состояние разума – она просто знала это.
      Было уже позднее утро. Мудрец Лайры, доктор Мэри Малон, от недостатка сна потирала затекшие глаза, а её коллега, только что вернувшийся из Женевы, хотел услышать больше, но был скептичен и недоверчив.
      – А самое главное, Оливер, она говорила с ними. Они разумны. И они могут отвечать. И помнишь твои черепа? Ну, она рассказала мне про какие-то черепа из музея Питт-Риверс. Она выяснила через свой компас, что они были гораздо старше, чем написано в музее, и что у них были Тени...
      – Подожди минутку. Ты не могла бы выразить это более чётко? Что именно она сказала? Она подтвердила то, что мы и так знаем, или сообщила что-то новое?
      – И то, и другое. Не знаю. Но предположим, что-то случилось тридцать-сорок тысяч лет тому назад. Разумеется, до этого тоже были теневые частицы – они существовали с момента Большого Взрыва – но не существовало способа усилить их воздействие на нашем уровне, антропном. На уровне человеческих существ. А затем что-то произошло, не могу вообразить, что именно, но это было связано с эволюцией. Оттого и твои черепа – помнишь? Никаких Теней до того, множество после? А черепа, которые девочка увидела в музее, которые она проверяла с этим компасом. Она рассказала мне то же самое. Что я пытаюсь сказать, так это то, что примерно в то время человеческий мозг стал идеальным усилителем для теневых частиц. Внезапно мы стали разумными.
      Доктор Пейн поднял пластиковую кружку и выпил остатки своего кофе.
      – А почему это случилось именно тогда? – спросил он. – Почему именно тридцать пять тысяч лет тому назад?
      – Откуда я знаю? Мы не палеонтологи. Я не знаю, Оливер. Я просто предполагаю. Согласись, что это, как минимум, возможно.
      – И этот полицейский. Что там с ним?
      Доктор Малон потёрла глаза. – Его зовут Вальтерс, – сказала она. – Он заявил, что он из Особого Отделения. Я думала, оно связано с политикой?
      – Терроризм, диверсии, разведка... всё такое. Продолжай. Чего он хотел? Зачем он сюда пришёл?
      – Из-за девочки. Он сказал, что разыскивает мальчика примерно такого же возраста, но не сказал, почему, и что этого мальчика видели в компании с девочкой, которая пришла сюда. Но он не только ради этого сюда пришёл, Оливер. Он знал про исследования. Он даже спросил...
      Зазвонил телефон. Она прервалась, а доктор Пейн ответил на звонок. Сказав пару фраз, он положил трубку и сказал: «У нас посетитель».
      – Кто?
      – Незнакомое имя. Сэр такой-то сякой-то. Слушай, Мэри, я ухожу, ты понимаешь?
      – Они предложили тебе работу.
      – Да. Я должен согласиться. Ты же понимаешь.
      – Что ж, значит, это конец всего этого.
      Он беспомощно развёл руки и сказал: – Честно говоря... Я не вижу смысла в том, о чём мы с тобой говорили. Дети из другого мира и чёртовы Тени... Это слишком безумно. Я не могу с этим связываться. У меня есть карьера, Мэри.
      – А что с черепами, что ты тестировал? Что с Тенями вокруг костяной статуэтки?
      Он покачал головой и отвернулся. Прежде, чем он смог ответить, раздался стук в дверь, и он открыл её, почти с облегчением.
      Сэр Чарльз сказал: – Добрый день, доктор Пейн? Доктор Малон? Меня зовут Чарльз Латром. Удачно, что удалось застать вас без предварительного звонка.
      – Заходите, – сказала доктор Малон, усталая, но удивлённая. – По-моему, Оливер сказал сэр Чарльз? Чем мы можем вам помочь?
      – Скорее, чем я могу вам помочь, – ответил он. – Как я понимаю, вы ожидаете результатов обсуждения по финансированию.
      – Откуда вы знаете? – спросил доктор Пейн.
      – Я какое-то время назад служил обществу. Строго говоря, я занимался разработкой политики научных исследований. У меня всё ещё сохранились связи в этой области, и я узнал... могу я сесть?
      – О, пожалуйста, – сказала доктор Малон. Она вытянула стул, и он уселся на него с таким видом, как если бы он был председателем собрания.
      – Спасибо. Я узнал от друга... не буду называть его имени, Акт о Секретности ещё никто не отменял – услышал, что ваш запрос рассматривается, и то, что я услышал, настолько меня заинтриговало, что, я должен признаться, я попросил посмотреть некоторые ваши работы. Я знаю, что ко мне это не относится, но я до сих пор работаю чем-то вроде неофициального советника, так что я использовал этот предлог. И, должен признаться, то, что я увидел, весьма интересно.
      – Вы хотите сказать, что мы получим финансирование? – спросила доктор Малон, наклонившись вперёд, готовая поверить ему.
      – К сожалению, нет. Я должен быть честен. Они не собираются возобновлять грант.
      Плечи доктора Малон опустились. Доктор Пейн смотрел на пожилого посетителя с осторожным любопытством.
      – Зачем же вы тогда сюда пришли? – спросил он.
      – Ну, вы понимаете, они ещё не приняли официального решения. Шансов, разумеется, мало, и, более того, боюсь они не собираются финансировать подобного рода исследования в будущем. Однако, если бы кто-нибудь смог замолвить за вас словечко, они могли бы расмотреть это с другой точки зрения.
      – Адвокат? Вы это имеете в виду? Я не думала, что это работает подобным образом, – сказала доктор Малон, усаживаясь. – Я считала, что запрос рассматривается другими учёными, и так далее.
      – В принципе, конечно, да, – сказал сэр Чарльз. – Но также не мешает знать, как эти комитеты работают на практике. И знать, кто в них заседает. Что ж, вот я здесь. Я чрезвычайно заинтересован в вашей работе, я считаю, что она могла бы быть очень полезной, и что она определённо должна продолжаться. Так что, если позволите, я мог бы замолвить за вас пару слов.
      Доктор Малон чувствовала себя, как утопающий моряк, которому кинули спасательный круг. – Ну... разумеется, да! Господи боже мой, разумеется! И спасибо вам... я хочу сказать, вы действительно считаете, что это поможет? Я не хочу сказать, что... я не знаю, что я хочу сказать. Да, разумеется!
      – Что мы должны делать? – спросил доктор Пейн.
      Доктор Малон с удивлением посмотрела на него. Разве Оливер только что не сказал, что он собрался на работу в Женеву? Но он, похоже, понимал сэра Чарльза лучше, чем она, так как нечто общее было в их поведении. Оливер тоже уселся.
      – Я рад, что вы меня поняли, – сказал сэр Чарльз. – Вы совершенно правы. Я бы был особенно рад, если бы вы сконцентрировали свои усилия на некоторых направлениях. И, если вы согласитесь, я бы мог найти для вас дополнительные источники финансирования.
      – Стойте, стойте, – сказала доктор Малон. – Подождите минуточку. Направление исследований – наша компетенция. Я готова обсуждать результаты, но не направление. Вы же понимаете...
      Сэр Чарльз с огорчением развёл руками и встал на ноги. Оливер Пейн взволнованно вскочил.
      – Нет, подождите, сэр Чарльз, – сказал он. – Я уверен, доктор Малон вас выслушает. Мэри, ради бога, хотя бы выслушай, от этого ещё никто не умер. Ты ведь ещё ничего не слышала.
      – Я думала, ты собрался в Женеву? – сказала она.
      – Женева? – сказал сэр Чарльз. – Отличное место. Большие перспективы. И большие деньги. Мне бы не хотелось вас задерживать.
      – Нет, нет, ещё ничего не решено, – торопливо сказал доктор Пейн. – Ещё многое нужно обсуждать – всё ещё очень неясно. Сэр Чарльз, пожалуйста, садитесь. Не хотите ли чашечку кофе?
      – С удовольствием, – ответил сэр Чарльз, и уселся с видом довольного кота.
      Впервые за всё время доктор Малон посмотрела на него внимательно. Она увидела человека лет шестидесяти-семидесяти, преуспевающего, уверенного, отлично одетого, привыкшего ко всему самому лучшему, привыкшего общаться с влиятельными людьми и шептать во влиятельные уши. Оливер был прав: он чего-то хотел. И пока они не удовлетворят его, они не получат его поддержки.
      Она скрестила руки.
      Доктор Пейн протянул ему кружку, приговаривая: «Прошу прощения, кофе простой...»
      – Ничего страшного. Так мне продолжать?
      – Да, пожалуйста, – сказал доктор Пейн.
      – Что ж, как я понимаю, вы совершили некие удивительные открытия в области человеческого сознания. Да, я знаю, вы ничего не публиковали, да и результаты эти на первый взгляд имеют мало общего с предметом ваших исследований. Тем не менее, слухи просачиваются. И я в этом заинтересован. Например, мне было бы очень приятно, если бы вы сконцентрировали усилия на управлении сознанием. Далее, игпотеза множественности миров – Эверетт, 1957 или около того – я считаю, что вы на пути к открытию, которое может весьма продвинуть эту гипотезу. И это направление исследований могло бы получить финансирование от оборонных ведомств, а как вы знаете, это финансирование весьма щедрое, даже в наши дни, и уж само собой не требует этих утомительных запросов на гранты.
      – Не просите меня раскрывать свои источники, – продолжил он, подняв руку, когда доктор Малон наклонилась вперёд и попыталась что-то сказать. – Я упомянул Акт о Секретности – не лучший образец законотворчества, но пренебрегать им не следует. Я действительно рассчитываю на прогресс и области множественности миров. И, в-третьих, есть ещё одна проблема, связанная с человеком. Ребёнком.
      Он сделал паузу, и отхлебнул кофе. Доктор Малон не могла сказать ни слова. Она побледнела, хотя она не могла этого знать, но она определённо знала, что готова потерять сознание.
      – По разнообразным причинам, – продолжил сэр Чарльз, – я поддерживаю контакты с разведслужбами. Они заинтересованы в ребёнке, девочке, владеющей необычным прибором – античным научным инструментом, определённо украденным, который должен оказаться в более надёжных руках. Кроме того, есть мальчик, приблизительно того же возраста, двенадцать или около того, который разыскивается в связи с убийством. Спорный вопрос, способен ли ребёнок в таком возрасте на убийство, но он определённо кого-то убил. И его видели вместе с девочкой.
      – Итак, доктор Малон, возможно, что вы встретитесь с одинм из этих детей. И возможно, что вы вполне предрасположены к тому, чтобы известить об этом полицию. Но вы бы оказали мне большую услугу, сообщив мне об этом в приватном порядке. Я могу позаботиться о том, чтобы с этим случаем разобрались соответствующие власти, без какого-бы то ни было излишнего шума. Я знаю, что к вам вчера заходил инспектор Вальтерс, и я знаю, что девочка тоже тут появилась. Видите ли, я знаю, о чём говорю. Например, я узнаю, если вы повстречаете её снова, и, если вы не сообщите мне, я тоже об этом узнаю. Было бы мудро с вашей стороны как следует об этом подумать, и вспомнить, что именно она сказала и сделала, пока была тут. Это вопрос национальной безопасности. Вы меня понимаете.
      – Что ж, на этом я закончу. Вот моя визитка, чтобы вы могли меня найти. Я бы не задерживался долго: заседание финансового комитета состоится завтра, как вы, должно быть, знаете. Но по этому номеру вы найдёте меня в любое время.
      Он дал карточку Оливеру Пейну, и, взглянув на Мэри Малон, сидевшую со скрещенными руками, положил вторую на стол. Доктор Пейн открыл ему дверь. Сэр Чарльз надел свою шляпу, улыбнулся им обоим, и вышел.
      Плотно закрыв дверь, доктор Пейн сказал: – Мэри, ты что, с ума сошла? Зачем так себя вести?
      – Прошу прощения? Ты что, купился на то, что наговорил этот старый подонок?
      – Нельзя отвергать такие предложения! Ты хочешь, чтобы проект выжил, или нет?
      – Это было не предложение, – горячо ответила она. – Это был ультиматум. Делай то, что он скажет, или закрывайся. И Оливер, ради бога, все эти слабо замаскированные намёки и угрозы про национальную безопсность – ты что, не видишь, к чему всё ведёт?
      – Думаю, я вижу это лучше тебя. Если ты откажешься, они не закроют нас. Они просто найдут кого-то другого, кто будет вести проект. Если они действительно так заинтересованы, то проект продолжится в любом случае. Но на их условиях.
      – Но их условия будут... я хочу сказать, оборона, господи боже. Они хотят найти новые способы убивать людей. И ты слышал, что он сказал про сознание: он хочет управлять им. Оливер, я в это влезать не намерена.
      – Всё равно они этим будут заниматься, а ты потеряешь работу. Если же ты останешься, то сможешь повлиять на результаты. И ты всё ещё будешь работать! Ты всё ещё будешь в деле!
      – А тебе какая разница? – сказала она. – Я думала, с Женевой уже все устроено?
      Он запустил руку в волосы и сказал: – Не то, чтобы всё устроено. Ничего не подписано. И, кроме того, это надо рассмотреть с иной стороны, и мне было бы жаль уезжать теперь, когда мы, похоже, на что-то наткнулись.
      – Что ты говоришь?
      – Я ничего не говорю...
      – Ты намекаешь. На что это мы наткнулись?
      – Ну... – Он прошёл по лаборатории, разводя руками, пожимая плечами, покачивая головой. – Ну, если ты ему не позвонишь, то позвоню я, – наконец, сказал он.
      Она помолчала. Затем она сказала, – О, я понимаю.
      – Мэри, я должен думать о...
      – Разумеется, должен.
      – Это не то, чтобы...
      – Нет, нет.
      – Ты не понимаешь...
      – Понимаю. Всё очень просто. Ты обещаешь делать всё, что он скажет, ты получаешь финансирование, я ухожу, ты становишься директором. Нетрудно понять. У тебя будет большой бюджет. Куча новых блестящих машинок. Полдюжины докторов наук под началом. Класс. Этим ты и займёшься, Оливер. Вперёд! Но без меня. Я ухожу. Это дурно пахнет.
      – Ты не можешь...
      Но её взгляд заставил его замолчать. Она сняла белый халат и повесила его на дверь, засунула несколько бумаг в сумку, и вышла, не говоря ни слова. Как только она вышла, он взял визитку сэра Чарльза и поднял трубку.
      Несколько часов спустя, ближе к полуночи, доктор Малон припарковала машину около здания института и вошла в боковую дверь. Но, как только она собралась подняться по ступенькам, из коридора вышел мужчина, напугав её так сильно, что она чуть не уронила кейс. Мужчина был в форме.
      – Куда вы направляетесь? – спросил он.
      Он стоял на пути, рослый, с глазами, едва заметными под козырьком фуражки.
      – Я иду в свою лабораторию. Я здесь работаю. Кто вы такой? – спросила она, немного злая, немного напуганная.
      – Служба безопасности. У вас есть документы?
      – Какая служба? Я вышла из здания в три часа дня, и здесь был только вахтёр на дежурстве. Это я должна спрашивать у вас документы. Кто вас назначил? И почему?
      – Вот моё удостоверение, – сказал мужчина, показав ей карточку слишком быстро, чтобы она успела её прочитать. А где ваше?
      Она заметила у него на поясе мобильный телефон в чехле. Или это было оружие? Нет, у неё определённо началась паранойя. И он не ответил на её вопросы. Но если она будет настаивать, он станет подозрительным, а самым главным для неё сейчас было добраться до лаборатории. Успокой его, как собаку, подумала она. Она порылась в сумке и нашла бумажник.
      – Это пойдёт? – спросила она, протянув ему карточку, которая открывала барьер на стоянке.
      Он быстро глянул на неё.
      – Что вы здесь делаете в такое время? – спросил он.
      – У меня проводится эксперимент. Мне надо регулярно проверять компьютер.
      Он, казалось, пытался найти повод не пустить её, или, может, просто проверял пределы своей власти. Наконец, он кивнул и отошёл в сторону. Она прошла мимо, улыбнувшись ему, но его лицо осталось бесстрастным.
      Когда она дошла до лаборатории, она всё ещё дрожала. «Служба безопасности» в этом здании всегда ограничивалась пожилым вахтёром и замком на двери, и она знала, в чём причина перемен. Но это означало, что у неё очень мало времени: ей придётся сделать всё правильно с первого раза, потому что, как только они поймут, что она делает, она сюда попасть уже не сможет.
      Она заперла за собой дверь и опустила жалюзи. Включив детектор, она достала из кармана дискету и вставила её в компьютер, управлявший Пещерой. Через минуту она уже редактировала цифры на экране, руководствуясь наполовину логикой, наполовину интуицией, и наполовину – программой, которую она составляла дома весь вечер. Сложность её задачи была сравнима с попыткой собрать целое из трёх половинок.
      Наконец, она смахнула с глаз волосы и нацепила электроды на голову, размяла пальцы и принялась печатать. От волнения, казалось, она смотрит на себя со стороны.
      Привет. Я не знаю,
      что я делаю. Может,
      я сошла с ума.
      Слова сгруппировались в левой части экрана, что было первым сюрпризом. Она не использовала форматирование слов – вообще-то, она работала в обход большей части операционной системы – так что, что бы там ни группировало слова, это была не она. Мэри почувствовала, как волосы на её затылке шевелятся, и внезапно ощутила всё здание вокруг себя: тёмные коридоры, отдыхающие приборы, разнообразные автоматические эксперименты, компьютеры, наблюдающие за тестами и записывающие результаты, кондиционеры, проверяющие воздух, и регулирующие влажность и температуру, всевозможные провода, трубы и кабели, что были нервами и артериями здания, живого, чувствующего... почти разумного, вообще-то.
      Она попробовала заново.
      Я пытаюсь сделать со
      словами то, что я
      раньше делала с
      состоянием разума, но
      Прежде, чем она успела закончить предложение, курсор перескочил в правую чать экрана и напечатал:
 
      ЗАДАЙ ВОПРОС.
      Это произошло почти мгновенно.
      Она почувствовала себя, как если бы ступила в пространство, которого не существовало. Она чуть не потеряла сознание от шока. На то, чтобы успокоиться, у неё ушло несколько секунд. Когда она продолжила, ответы выскакивали на экран даже раньше, чем она успевала закончить.
      Вы тени?
 
      ДА.
 
      И вы то же самое, что и Пыль Лайры?
 
      ДА.
 
      И то же самое, что и тёмное вещество?
 
      ДА.
 
      Тёмное вещество разумно?
 
      ОЧЕВИДНО.
 
      То, что я сказала утром Оливеру, моя идея про эволюцию, она
 
      ВЕРНА. НО ТЫ ДОЛЖНА
      ЗАДАТЬ БОЛЬШЕ ВОПРОСОВ.
 
      Она остановилась, глубоко вздохнула, отодвинула кресло, рзмяла пальцы. Она чувствовала, как бешено бьётся её сердце. Всё, что сейчас происходило, было невозможным. Всё её образование, все её привычки, все её инстинкты учёного кричали: Это неправильно! Этого не происходит! Ты спишь! Но, тем не менее, они были на экране: её вопросы, и ответы какого-то иного разума.
      Она собралась и снова начала печатать, и снова ответы появлялись без какой-либо задержки.
 
      Разум, который отвечает на эти вопросы, не человеческий, так?
 
      НЕТ. НО ЛЮДИ ВСЕГДА ЗНАЛИ О НАС.
 
      О нас? Вас больше одного?
 
      БЕССЧЁТНЫЕ МИЛЛИАРДЫ.
 
      Но кто вы?
 
      АНГЕЛЫ.
 
      Голова Мэри гудела. Она воспитывалась, как католичка. Более того: как выяснила Лайра, она однажды была монашкой. Из её веры уже ничего не осталось, но она знала про ангелов. Блаженный Августин сказал: «Ангелы они по виду, но не по сути. Если ищешь имя их сути – это дух; если ищешь имя их виду – это ангел; то, что они есть – дух; то, что они делают – ангел».
      Дрожащая, она напечатала:
 
      И Теневая материя – это то, что мы называем духом?
 
      ТО, ЧТО МЫ ЕСТЬ – ДУХ. ТО, ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ – МАТЕРИЯ. МАТЕРИЯ И ДУХ СУТЬ ОДНО.
 
      Она поёжилась. Они читали её мысли. И вы вмешивались в человеческую эволюцию?
 
      ДА.
 
      Почему?
 
      РАДИ МЕСТИ.
 
      Мести за что... о! Восставшие ангелы! И война в небесах, Сатана и Эдемский Сад, но это же неправда, так? А что вы...
 
      ИЩИ ДЕВОЧКУ И МАЛЬЧИКА. НЕ ТРАТЬ ВРЕМЕНИ.
 
      Но зачем?
 
      ТЫ ДОЛЖНА СЫГРАТЬ ЗМЕЯ.
 
      Она убрала руки с клавиатуры и протёрла глаза. Когда она снова посмотрела на экран, слова всё ещё были там.
 
      Где
 
      ОТПРАВЛЯЙСЯ НА ДОРОГУ ПОД НАЗВАНИЕМ САНДЕРЛЕНД АВЕНЮ И НАЙДИ ПАЛАТКУ. ОБМАНИ ОХРАННИКА И ЗАЙДИ. ЗАХВАТИ ПРИПАСЫ ДЛЯ ДОЛГОГО ПУТИ. ТЫ БУДЕШЬ ЗАЩИЩЕНА. ПРИЗРАКИ НЕ ТРОНУТ ТЕБЯ.
 
      Но я
 
      ПРЕЖДЕ, ЧЕМ УЙДЁШЬ, УНИЧТОЖЬ ЭТО ОБОРУДОВАНИЕ
 
      Я не понимаю. Почему я? И что за долгий путь? И
 
      ТЫ ГОТОВИЛАСЬ К ЭТОМУ ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ. ТВОЯ РАБОТА ЗДЕСЬ ЗАВЕРШЕНА. ПОСЛЕДНЕЕ, ЧТО ТЫ ДОЛЖНА СДЕЛАТЬ В ЭТОМ МИРЕ, ЭТО НЕ ДАТЬ ВРАГУ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЕЁ РЕЗУЛЬТАТАМИ. УНИЧТОЖЬ ОБОРУДОВАНИЕ. СДЕЛАЙ ЭТО СЕЙЧАС И НЕМЕДЛЕННО УХОДИ.
 
      Мэри Малон отодвинула кресло, и встала. Её руки дрожали. Она прижала пальцы к вискам и заметила, что электроды всё ещё на ней. Она механически сорвала их. Она могла бы усомниться в том, что она делала, и в тех словах, что всё ещё виднелись на экране, но в последние полчаса она перешла за грань сомнений и веры. Что-то случилось с ней, и она не ощущала собственного тела.
      Она выключила детектор и усилитель. Затем она обошла коды безопасности и начисто отформатировала жёсткий диск компьютера, а затем она вынула интерфейс между детектором и усилителем, собранный на отдельной плате, положила плату на стул и разбила её каблуком туфли, за неимением под рукой других тяжёлых предметов. Затем она вырвала провода, соединявшие электромагнитный щит и детектор, нашла схему соединений в ящике сейфа и сожгла его. Она ничего не могла поделать с тем, что Оливер Пейн знал программу, но всё специальное оборудование было уничтожено.
      Она переложила часть бумаг из сейфа в свой кейс, и, напоследок, сняла с двери плакат с гексаграммами И-Цзин и засунула его в карман. Затем она выключила свет и вышла.
      Охранник стоял у подножия лестницы, разговаривая с кем-то по своему телефону. Он отложил его, когда она спустилась и бесшумно проводил её к боковому выходу, глядя через стеклянную дверь, как она уезжает.
      Полтора часа спустя она припарковала машину недалеко от Сандерленд Авеню. Ей пришлось искать улицу на карте Оксфорда, так как она не была знакома с этой частью города. До этого момента она двигалась вперёд исключительно на возбуждении, но когда она вышла из машины в тёмную, прохладную и тихую ночь, она почувствовала сомнение. Может быть, она спала? Может быть, это чья-то своеобразная шутка?
      Что ж, об этом было поздно беспокоиться. У неё не было пути назад. Она подняла рюкзак, с которым часто проводила отпуск в Шотландии или в Альпах, и подумала, что, по крайней мере, она знала, как выживать на природе. Если дело обернётся плохо, она всегда может убежать, спрятаться в холмах...
      Безумие.
      Но она закинула рюкзак на плечи, оставила машину, свернула на Бэнбури, и прошла двести-триста метров вверх по улице, туда, где Сандерленд Авеню соединялась с кольцевой. Она чувствовала себя большей идиоткой, чем когда-либо в жизни.
      Но, когда она повернула за угол и увидела эти странные, словно с детских рисунков, деревья, она поняла, что по крайней мере что-то в этом было правдой. Под деревьями, на траве, на дальней стороне дороги стояла маленькая палатка из красно-белого нейлона, вроде тех, что электрики устанавливают при работе во время дождя, а рядом был припаркован неброский белый фургон-транзит с затемнёнными окнами.
      Лучше не думать. Она направилась прямо к палатке. Когда она почти дошла, задняя дверь фургона открылась и вышел полицейский. Без своего шлема он выглядел очень молодым, и свет фонарей под зелёной листвой ярко освещал его лицо.
      – Могу ли я поинтересоваться, куда вы идёте, мэм? – сказал он.
      – В эту палатку.
      – Боюсь, вы не можете, мэм. У меня приказ никого к ней не подпускать.
      – Отлично, – сказала она. – Слава богу, что кто-то догадался поставить здесь охрану. Но я из департамента физических наук – сэр Чарльз Латром попросил нас провести предварительный осмотр и отчитаться, прежде, чем начнётся настоящее расследование. Важно, чтобы это произошло сейчас, пока тут не слишком много людей. Думаю, вы понимаете, почему.
      – Ну, да, – сказал он. – Но у вас есть какое-нибудь удостоверение?
      – Разумеется, – сказала она, и опустила рюкзак на землю, чтобы достать бумажник. Среди бумаг, которые она забрала из лаборатории, была истекшая библиотечная карточка Оливера Пейна. Пятнадцать минут работы на кухонном столе и фотография из её старого паспорта произвели на свет нечто, что, как она надеялась, сойдет за настоящее. Полисмен взял ламинированную карточку и внимательно на неё посмотрел.