Библиотека советской фантастики (Изд-во Молодая гвардия) - Звездные дожди (сборник)

      — Ну, я не знаю подробностей, — сказал министр.
      — Я тоже, — сказал Эо. — Но я никогда не поверю, чтобы опытный звездолетчик бросился очертя голову неизвестно куда. Кроме того… — Эо похлопал рукой по толстой книге отчета. — Вы читали вводную часть? Характеристику системы?
      — Так, мельком, — сказал министр.
      — Вы не обратили внимание на описание третьей планеты? Нет? А зря.
      Эо открыл отчет.
      — Слушайте, что они пишут о биосфере планеты. Непроходимые леса высших растений, очень много животных. В основном птицы и млекопитающие, правда, довольно Примитивные. Вы помните отчет разведгруппы? Не правда ли, заметная разница?
      Некоторое время министр растерянно молчал.
      — Млекопитающие? Не может быть! — сказал он потом.
      — Посмотрите сами.
      Министр пробежал страницу глазами.
      — Действительно. Ничего не понимаю.
      — Я тоже. Но… — Эо захлопнул отчет, спрятал его и повернул ключ сейфа. — Вот что. Скажите, «Гамма-Марка» еще там?
      — Да, — сказал министр, — они выполнили задание не полностью. А что?
      — Прикажите им немедленно идти на третью планету, — сказал Эо. — Пусть пощупают ее радаром, причем как можно тщательнее. А мне надо кое-что вспомнить.
      И Эо протянул руку за предпоследним томом «Каталога межзвездных полетов».
      — Приказ есть приказ, — повторил капитан Дузл. Ему было жалко смотреть на Грана.
      — Не понимаю, что им взбрело в голову? — бушевал Гран. — Все было так ясно, так понятно. Мы написали для них первоклассный отчет. Неужели даже теперь мы не имеем права заняться делом?
      — Ничего не поделаешь, — повторил капитан Дузл. Ему было жаль Грана.
      — Я могу запустить еще хоть один зонд? — попросил Гран.
      Капитан Дузл думал недолго. Конечно, приказ есть приказ, зато расстояние есть расстояние.
      — Хорошо, — сказал он. — Пускайте зонд, но последний. Договорились. Вы пустите зонд, и мы идем на третью планету.
      Эо сидел за своим столом напротив капитана Дузла. Министр развалился на мягком диване в глубине комнаты.
      — Но хоть какие-то отклонения вы обнаружили? — спросил Эо.
      — Да, — ответил капитан Дузл. — У радиоактивного фона.
      — Неужели выше нормы?
      — Нет, — сказал капитан Дузл. — Ниже.
      — И все?
      — Нет, — сказал капитан Дузл. — Есть еще одно, сугубо субъективное ощущение. Мне даже стыдно.
      — Говорите.
      — Понимаете, когда мы провели поверхностный осмотр планеты в самом начале, мне показалось, что она вся покрыта зеленью. Абсолютно вся, от полюса до полюса. Видимо, именно показалось. Когда мы вышли к планете во второй раз, на ней царил ледниковый период. Льды доходили почти до экватора. Как это могло случиться? За неделю, которую мы во второй раз провели на планете, погода не менялась.
      — Ладно, — сказал Эо. Он записал что-то в свой блокнот. — Больше ничего?
      — Да.
      — И вы утверждаете, что тот корабль не пострадал при посадке?
      — Да. Он стоял горизонтально, на нормально выпущенных стойках. Но стойки съела ржавчина. Они были почти полностью разрушены коррозией и обломились под тяжестью звездолета.
      — А как все остальное?
      — Борта тоже изъело до дыр. Кое-что разрушалось от одного прикосновения. Все истлело.
      — А люди?
      — Я уже говорил, — сказал капитан Дузл. — Сначала, когда мы нашли окаменевшие кости, то не поверили своим глазам. Но потом, после анализов… Впрочем, зачем я рассказываю? Мы же представили подробный отчет.
      — Да, — сказал Эо. — Вы представили очень хороший отчет. Но там нет ваших личных, сугубо субъективных впечатлений. Вы меня понимаете?
      — Понимаю, — сказал капитан Дузл. Он помолчал. — Я знаю, что это звучит дико, но если бы я не видел этот корабль в целости и сохранности каких-нибудь полгода назад, я бы сказал, что он пролежал на планете миллион лет. Да какой там миллион! Десятки, если не сотни.
      — Ясно, — сказал Эо, снова делая пометку в блокноте. — Скажите, капитан, люди… По-вашему, они умерли от старости?
      — Нет! — твердо скакал капитан Дузл. — Все они погибли насильственной смертью. Несомненно, в результате нападения хищников.
      — Понятно, — сказал Эо. — Вы установили, каких?
      — Да, — сказал капитан Дузл. — Это были громадные двуногие животные, высотой до десяти метров. С вот такими зубами. Экипаж не был готов к нападению. Видимо, оно было внезапным.
      — Вы их видели?
      — Нет, — сказал капитан Дузл. — Мы перерыли всю планету, но не нашли ничего подобного.
      — Почему вы так уверенно описываете их внешность?
      — Современные методы экспертизы… — начал было капитан Дузл, но махнул рукой. — Возьмите лучше отчет. Все методики изложены там достаточно подробно.
      — Охотно верю, — сказал Эо. — Ваши отчеты обычно прекрасно написаны.
      Он записал что-то себе в блокнот.
      — Спасибо вам, капитан Дузл, — сказал он потом. — Вы привезли очень ценную информацию. Пока я еще не могу утверждать, что мне все ясно, но… Спасибо.
      Они пожали друг другу руки, и капитан Дузл направился к выходу.
      — Что-нибудь прояснилось? — спросил министр из глубины комнаты.
      — Отчасти. — Эо подождал, пока дверь за капитаном Дузлом затворилась. — Как вы отнесетесь, например, к такой маленькой гипотезе?
      Министр внешней безопасности встал с дивана и, подойдя к столу, присел на место капитана Дузла.
      — Я вас слушаю.
      — Гипотеза очень изящна. Как вы слышали, экспедиция погибла в результате нападения гигантских двуногих хищников. Капитан Дузл утверждает, что на планете ничего подобного нет. Напрашивается вывод, что они находились там временно.
      Министр внешней безопасности испуганно посмотрел на Эо.
      — Как временно?
      — Обыкновенно, — сказал Эо. — Они прилетели на планету, повстречались там с нашей экспедицией, а потом улетели. Возникает, правда, вопрос — каким образом они туда прилетели?
      Испуг в глазах министра сменился ужасом.
      — Я отвечаю на него очень просто, — продолжал Эо, наблюдая, как министр медленно бледнеет. — Хищники были разумны и прилетели туда на звездолетах. Представляете себе? Десятиметровые разумные хищники! С вот такими зубами!
      — Но откуда они появились? — с трудом выдавил из себя министр. — В Галактике нет других населенных планет!
      Эо усмехнулся.
      — Во вселенной много галактик.
      Некоторое время Эо молчал, следя за лицом министра.
      — К сожалению, моя гипотеза ничего не объясняет, — сказал он наконец. — Я пошутил.
      — Разве можно так шутить? — сказал министр укоризненно. Он был еще бледен.
      — Почему бы и нет? — сказал Эо. — Кстати, я навел кое-какие справки. Мне не хотелось говорить при капитане Дузле, но сегодня я связался с Огисом.
      — Кто это?
      — Диспетчер четвертого звездолетного туннеля, через который обычно возвращаются ваши корабли.
      — Ну и что?
      — Диспетчер Огис вами очень недоволен, — сказал Эо.
      — В чем дело?
      — Экспедиция капитана Дузла вернулась на семь суток раньше графика. Диспетчер Огис сказал мне, что подобные нарушения в конце концов приведут к тому, что в туннеле окажутся два корабля одновременно.
      — А что говорит Дузл? — спросил министр.
      — Согласно бортжурналу «Гамма-Марки» экспедиция вернулась точно в срок. Минута в минуту, — ответил Эо.
      Когда министр вышел в коридор, он увидел там капитана Дузла.
      — Я не хотел говорить при Эо, — сказал Дузл, вынимая из кармана фотографию. — Взгляните. Она сделана на третьей планете.
      С фотографии на министра смотрела волосатая обезьянья физиономия.
      — Теперь мне ясно почти все, — сказал Эо министру несколько дней спустя. — Мне осталось поговорить с одним человеком и прочесть пару статей по дисциплине, в которой я совершенно не разбираюсь. Еще один день, и я отвечу вам, кто здесь замешан.
      — Если бы речь шла только о гибели звездолета! — сказал министр. — Но когда в Галактике обнаруживается еще один носитель разума!..
      Они поглядели на лежащую на столе фотографию.
      — Скоро вы не такого увидите, — сказал Эо.
      — Перестаньте шутить, — ответил министр. — А разгильдяев я отдам под суд.
      — Кого?
      — Всех подряд! — отрезал министр. — В первую очередь членов разведгруппы. Просмотреть разум! Неслыханно! Да за одну утечку информации их стоило посадить. Я вам уже рассказывал?
      — Нет.
      — Недавно мои агенты обнаружили незасекреченный экземпляр их отчета, — сказал министр, — в одном биологическом институте. Неслыханное безобразие!
      — Минуточку. — Эо вынул блокнот. — Вы не помните точное название института?
      — Нет, — сказал министр. — Впрочем, подождите. Кажется, институт эволюции. А почему вы спросили?
      — Да так.
      Они помолчали.
      — Недавно мне вспомнилась одна история, — сказал потом Эо. — Мы с вами занимались ею, но вряд ли вы ее помните. Речь идет о полете звездолета «Гамма-Марка» в туманность Конская Грива.
      — Отлично помню, — сказал министр. — Они наткнулись на коллапсар и приняли его за вражеский звездолет. Все решили, что пилот Эльдар, которого они послали на разведку, погиб. На самом же деле…
      — На самом деле он не погиб и погибнуть не мог, — сказал Эо. — Раньше его должна была по» гибнуть вселенная. Получилось так, что Эльдар оторвался от времени, оказался в другом временном ряду. Вот в чем смысл этой истории.
      Эо замолчал.
      — Но почему вы об этом вспомнили? — спросил министр.
      — У меня возникло подозрение, — сказал Эо, — что эта третья планета тоже оказалась в другом временном ряду. Сейчас я размышляю над возможными причинами этого. Мне кажется, завтра мы услышим ответ на все наши вопросы.
      — Вы думаете? — сказал министр. — Кстати, вы мне напомнили. Почему бы не привлечь к решению нашей загадки Росса — изобретателя машины времени второго рода? Дузл доставил бы его вместе с его машиной на место происшествия, и скоро мы бы узнали ответ. Насколько я понимаю, машина Росса не перебросит вас в другую галактику, как та, что создали вы с Крампом. Правда, она позволяет только производить наблюдения, но, по-моему, нам ничего большего и не требуется.
      — Да, этот аппарат позволяет только наблюдать, — согласился Эо. — И поэтому никуда вас не перебрасывает. Но наверняка он дает еще какой-нибудь побочный эффект.
      — А вы знаете Росса?
      — Да, — сказал Эо. — Более того, я его ищу. К сожалению, его очень трудно застать. Вот и сейчас Росс в командировке. Завтра я встречаюсь с руководителем его лаборатории. Приходите послушать.
      — Договорились, — сказал министр.
      Человек, вошедший в кабинет Эо, был сутул, очкаст и одет в свитер особого покроя. Даже неопытный детектив опознал бы в нем физика-теоретика.
      — Здравствуйте, — сказал он. — Вы Эо?
      — Здравствуйте, — сказал Эо. — Садитесь.
      Вошедший не заметил министра внешней безопасности, который сидел на своем привычном месте, на диване в глубине комнаты.
      — Я Джильд, — сказал вошедший. — Директор лаборатории дискретной структуры времени.
      — Прекрасно, — сказал Эо. — Вы-то мне и нужны. Ведь Росс ваш сотрудник?
      Джильд пожал плечами.
      — Бывший. Теперь работает в одной биологической организации. Его туда перевели.
      — Кто перевел?
      — Не знаю. Приказом по академии.
      Эо заглянул в свой блокнот.
      — Его новая организация — институт эволюции?
      — Кажется, да.
      — Ладно, — сказал Эо. — Сейчас меня интересует другое. На днях я прочел одну статью по машинам времени второго рода и не все в ней понял. Под статьей стоит и ваша подпись. Не могли бы вы меня проконсультировать?
      — Пожалуйста.
      — Вам знаком закон сохранения времени?
      — Разумеется.
      — Там он был записан с помощью символов, в которых я не разбираюсь, — сказал Эо. — Не могли бы вы в двух словах объяснить, в чем его суть?
      — Нет ничего проще, — сказал Джильд. — Чтобы замедлить где-нибудь время, нужно где-то его ускорить. Приблизительно так.
      — Прекрасно, — сказал Эо. — Но как это связано с путешествиями во времени?
      — Непосредственно. Путешествие в будущее есть локальное ускорение времени, так же как путешествие в прошлое есть его локальное замедление.
      Эо захлопнул блокнот.
      — Благодарю, — сказал он Джильду. — Вот и все, что я хотел от вас услышать.
      Он повернулся к министру.
      — Теперь мне все понятно. Я могу рассказать, как было дело.
      Министр покосился на Джильда.
      — Может быть, лучше попозже?
      Эо усмехнулся.
      — Не бойтесь, я не буду разглашать ваших секретов. И кто-нибудь должен следить, чтобы я не делал ошибок. Все началось с того, что сотрудник лаборатории Джильда Росс построил машину времени. Насколько я понимаю, он начал ее использовать, уже работая в институте эволюции.
      — Совершенно верно, — кивнул Джильд.
      — Для того чтобы путешествовать в прошлое, он согласно закону сохранения должен был где-то ускорять время. Но где?
      Эо сделал паузу.
      — Примерно в этот же период на Марион вернулась разведгруппа, обнаружившая примитивную жизнь на третьей планете системы С-1481211. Ее отчет каким-то образом попал в руки Росса — и Росс выбрал третью планету! Правильно?
      — Да, — кивнул Джильд.
      — Возникает вопрос: почему он не выбрал планету в какой-нибудь другой системе? — спросил Эо.
      — Могу ответить, — сказал Джильд. — Собственно, проблемы выбора не стояло. Чтобы планетная система могла служить для отвода избыточного времени, в ней должен быть естественный приемник, как говорит Росс. Выражаясь проще, ускорять время можно лишь в районах, примыкающих к объектам с четным числом пространственных измерений, что элементарно следует из решения соответствующего уравнения Говера. Пока мы не знали таких объектов, сама идея машины времени второго рода оставалась чистой утопией. Но Росс нашел где-то ссылку на то, что в системе С-1481211 обнаружено двухмерное образование. Видимо, в том самом отчете, о котором вы упомянули.
      — Постойте, — тихо сказал министр. — Значит, если бы не отчет, не было бы и машины Росса?
      — Да, — сказал Эо. — Но есть еще один вопрос — почему он выбрал именно третью планету?
      — Ответить тоже нетрудно, — сказал Джильд. — Просто его новым коллегам для проверки своих теорий эволюции понадобилась планета с низшими формами жизни.
      — Обязательно чтобы это была целая планета? — почти прошептал министр.
      — Объект, на котором вы ускоряете время, должен быть достаточно велик,
      — объяснил Джильд. — Иначе может нарушиться тонкая структура пространства, что грозит потерей причинности.
      Министр понимающе кивнул. Эо продолжал:
      — Перехожу к следующему пункту. Насколько я понял, если вы уходите в прошлое на столетие, то и в месте, где вы ускоряете время, проходит лишнее столетие. Правильно?
      — Да, — сказал Джильд. — Приближенно можно считать, что среднее арифметическое ускоренного и замедленного времени должно совпадать с обычным, неискаженным временем.
      — Для начала Росс ограничился малым, — говорил Эо. — Первый раз он ушел в прошлое на десять тысячелетий — и на третьей планете системы С-1481211 прошло сто с лишним веков. Потом аппетиты Росса и его коллег разыгрались. Он начал уходить в прошлое на миллионы лет, причем регулярно. Правильно?
      — Да, — сказал Джильд. — Нормой был миллион лет, начало Первых Веков. Он наведывался туда почти ежедневно.
      — На протяжении двух лет, — подхватил Эо. — За эти два года на третьей планете системы С-1481211 прошел срок, в сотни миллионов раз больший. Когда на смену земноводным пришли пресмыкающиеся, на планете высадилась наша вторая экспедиция. Узнав из отчета предшественников о безобидной фауне третьей планеты, участники экспедиции не были достаточно осторожны и погибли. Потом, через миллионы лет по времени этого мира, в систему прилетели капитан Дузл и его команда. Они произвели беглый осмотр планеты, нашли там примитивных млекопитающих и улетели выполнять свою основную задачу. Через месяц они вернулись, отыскали то, что осталось от второй экспедиции, совершили посадку, обнаружили, что за месяц на планету пришел ледниковый период и эволюция сделала еще один шаг.
      — Да, — огорченно сказал министр. — На третьей планете системы С-1481211 появился человек. К счастью… — Он достал из кармана фотографию, чтобы еще раз взглянуть на нее. — К счастью, он пока отстает от марионца минимум на сотни тысячелетий. К счастью, он еще только-только произошел. К счастью, мы вовремя спохватились и лишь ненамного ухудшим свое монопольное положение. Ведь еще одно такое путешествие…
      Министр повернулся к Джильду.
      — Словом, вашему бывшему сотруднику не поздоровится, когда он вернется из командировки.
      Джильд и Эо переглянулись.
      — А вы знаете, что это за командировка?
      Министр внешней безопасности побледнел.
      — Неужели опять к началу Первых Веков?..
      — Да, — сказал Джильд, — на миллион лет в прошлое.

МАШИНА ПАМЯТИ

      Дорога была пуста. Она круто сворачивала, обходя выступ с отметкой «40», но справа и слева просматривалось по сотне метров ее узкой бетонной ленты. Дальше шоссе терялось в лесистых склонах.
      За спиной в гору тоже карабкался лес. А за дорогой лежала пропасть.
      Он провел рукой по мокрому от пота лицу. После дождя было душно.
      Далеко слева из-за поворота вынырнула машина. Легкая, белая. Он попятился под прикрытие кустов. Справа приближался грузовик-автомат, тяжелый, но тоже быстрый и безмолвный как привидение.
      Справа робот и слева робот. Только что было пусто, и вдруг такое движение.
      Белая машина стремительно приближалась. Он шагнул на бетон, когда до нее оставалось несколько метров. Затормозить она не могла, а свернуть было некуда — встречную полосу занимал грузовик.
      Он увидел искаженное ужасом лицо пассажира. Визг тормозов, удар, грохот.
      Когда он открыл глаза, шоссе было пустым. Одним роботом меньше. Он обернулся.
      Белая машина стояла в десяти метрах. Оттуда бежала женщина.
      — Вы, — кричала она, — вы… вы…
      Он смотрел на нее, и его трясло от бешенства. «Вы… Кругом одни роботы. Манекены».
      — Вы спятили?! — закричала она. И заплакала.
      Минуту он смотрел на нее, с трудом сдерживаясь. Потом отвернулся и пошел по шоссе прочь.
      Мир роботов. Отлаженный, как часовой механизм.
      Белая машина обогнала его, остановилась. Стекло опустилось.
      — Вам куда?
      Он обошел автомобиль, открыл дверцу, сел. Машина тронулась. Дорога бесшумно летела под колеса. И назад убегали кусты.
      — Извините меня, — сказала она. Он повернул голову. Белокурые локоны, синие глаза, глубокий вырез коричневой блузки, стройные ноги… Кукла. Обыкновенная пластмассовая кукла. Дерни за веревочку, и она заплачет. Дерни за другую, закричит. За третью — улыбнется.
      — Извините, — повторила она. — Но это было так страшно. Я не сообразила сразу, что вам-то хуже.
      Она старательно улыбалась синими заплаканными глазами. Они отражали свет. Он заставил себя усмехнуться.
      — Со мной все нормально.
      — Он лжет, — сказал мужской голос. — Он сам хотел этого. И знал, чем это кон…
      — Почему вы выключили? — спросила она.
      — Не люблю трепаться с машинами. Я их терпеть не могу.
      Дорога петляла над пропастью. В салоне было прохладно.
      Одним роботом меньше. Но скольких еще надо сбросить в пропасть, прежде чем мир изменится, станет чем-то другим. Если уж часами, то пусть хотя бы песочными…
      — Мне жалко тот грузовик, — сказала она. — Почему вы так поступили?
      — Я воюю с роботами. На мой взгляд, их развелось слишком много. — Он протянул руку к тумблеру. — Как тебя звать, приятель?
      Динамик безмолвствовал.
      — Пьеро, почему ты не отвечаешь?
      — Я не хочу разговаривать с ним. На дорогах ежегодно гибнет два миллиона машин. Люди, как правило, выживают.
      Горы кончились, машина неслась по краю долины над вздувшейся мутной рекой. Иногда навстречу пролетали бесшумные призраки грузовиков-автоматов. Впереди появились первые дома, погруженные в зелень.
      — Пожалуйста, высадите на перекрестке.
      — Но, — ее синие глаза были беззащитными, как у куклы, — может, выпьем где-нибудь кофе?
      Он промолчал. Инерция. Вот что заставляет нас действовать. Все мы наполовину машины. Дорожное происшествие, встреча с романтическим — неделю не брился — незнакомцем, завтрак на веранде кафе…
      Машина затормозила, дверь распахнулась.
      — Приехали, — сказал голос компьютера. — Как просили. Счастливых развлечений.
      — Пьеро! Как ты можешь?!
      — Все правильно. — Он спустил ноги наружу. — Привет.
      — Если вы захотите меня найти…
      — Зачем? — сказал он, вылезая на тротуар. Дверца захлопнулась. Автомобиль тронулся, отъехал на двадцать метров, развернулся и понесся обратно, в горы. Прощальный взгляд синих глаз, взмах руки… И вот уже образ белокурых локонов, коричневой блузки и стройных ног переселился туда, где ему положено быть — в память.
      Ибо лишь память отличает нас от всего неразумного. Обломки горных пород, переплавляясь в горниле вулкана, становятся новыми минералами; испарения океана, обрушившись где-то дождем, образуют новые водоемы; листья деревьев, погружаясь в почву, овеществляются затем в новых живых созданиях; точно так слова и поступки людей, откладываясь в нашей памяти, сливаются в то, что принято называть душой, и вызывают к жизни новые слова и поступки. Фразы, жесты, взгляды. Книги, картины, мелодии. Все, что создано внутренним миром других, становится нашим внутренним миром. Ни одна улыбка не умирает. Души обогащают души, и потому человечья душа бессмертна…
      Так должно быть. Но когда человек окружен автоматами; когда он почти ни с кем не общается; когда писатели и художники в своих творениях не осмысливают то, с чем встретились в жизни, а лишь без конца переписывают других; когда общение идет по одним и тем же рецептам (дорожное происшествие, незнакомец, обед где-нибудь на обочине), человеческая душа умирает. Она умирает от голода и, умирая, не служит кому-либо пищей. И люди становятся роботами, подобными тем автоматам, которые так облегчают их быт. Заботливым, услужливым, действующим лишь по инерции.
      А инерция — это самое нечеловеческое свойство материи. Есть живая вода, и есть мертвая. Мертвая инертна, а живой остается все меньше. Она иногда умирает; мертвой это никак не грозит.
      Он медленно шагал по пустому тротуару. Никого. Зачем ходить, когда есть автомобиль? Зачем ходить в магазин, когда робот принесет все необходимое? Зачем ходить на работу, когда можно работать дома, наедине со столом и дисплеем? Зачем общаться с людьми, которые могут обидеть или обидеться, тогда как автоматы не умеют ни того, ни другого?..
      Раньше машина была лишь коробкой, стенки и скорость которой отделяли человека от других; сегодня она ограждает его и ласковым голосом, создающим иллюзию общения. Сегодня это машина в машине, машина в квадрате; если ты сел в нее, ты конченый человек.
      Он медленно шагал по пустынному тротуару. Мимо неслась река металла и пластика, бесконечная стая, поток, разбитый на клеточки, в центре каждой из которых сидит человек — одна грудная клетка и много нервных, — не сознающий, что сидит в одиночке…
      Повернувшись лицом к потоку, он остановился у края мостовой. У тротуара тут же затормозила машина. Кофейного цвета, обтекаемая, похожая на каплю. Дверца услужливо распахнулась.
      Он опустился в кресло.
      — Центр.
      Машина резво вышла на скорость и стала частью потока. Капли неразличимы. Когда ты ее покидаешь, она исчезает; но стоит тебе встать на краю мостовой, вновь она тут как тут…
      Общественные машины большей частью молчат; но голос есть и у них. Иногда нужно спросить, какой маршрут предпочтительнее.
      — Как тебя звать, приятель? Или у тебя номер?
      — Номер у меня, естественно, есть, — прозвучал в ответ нежный девичий (где они такие берут?) голосок, — но лучше Эми.
      — А я Виктор, — он усмехнулся от неожиданности. — Ты часто разговариваешь с клиентами, Эми?
      — Зависит не от меня. Разные попадаются люди.
      — И о чем ты говоришь с ними? О дороге, о происшествиях?
      — Иногда и об этом. Я ведь машина, Виктор, не человек. Я только поддерживаю разговор. Тему выбираю не я.
      — И потом… — Он не поверил. — Разговор о политике, о философии, об искусстве?
      — О чем угодно.
      Они неслись в плотной, монолитной стае других.
      — Но что ты знаешь о политике или морали?
      — Не так мало.
      — О любви…
      — Почему бы и нет, Виктор?
      — Но ты машина! — крикнул он. — Ты запрограммированный автомат! Твое дело — следить за дорогой и поворачивать руль! Что ты можешь знать о любви?..
      Вместе с плотным потоком металла и пластика они повернули. В глаза брызнуло солнце; ветровое стекло тут же потемнело.
      — Ты никогда не читал книг, Виктор? Никогда не советовался с книгой? Чем книга лучше машины? Ты никогда не признавался в любви по телефону? Почему ты забываешь, что телефон тоже машина? Причем машина несовершенная. Телефон лишь повторяет то, что произносит кто-то в тот же момент. Но ты можешь смеяться и плакать у телефона, быть счастливым или несчастным. Я тоже машина, Виктор, причем у меня есть память.
      — Но… — возразил он.
      — Нет, — возразила она. — Ты ведь не первый, Виктор. Все слова, которые кто-то здесь произнес, остались во мне насовсем. Все улыбки, песни и слезы. Не я говорю с тобой, но люди, что были во мне до тебя. Почему бы им не поговорить о любви?
      — Но их нет, — сказал он.
      — Тебя тоже скоро не будет. Ты говорил мало, но все сказанное тобою осталось во мне. Твое желание поболтать с автоматом о погоде и о дороге, твой гнев и твоя растерянность. И твое удивление. Моя память — это слепок с человеческих душ, Виктор. Любая душа состоит из чужих мыслей, слов и поступков… Это не умирает, Виктор.
      «Все, что создано внутренним миром других, становится нашим внутренним миром. Ни одна улыбка не умирает. Души обогащают души, и потому человечья душа бессмертна…»
      — Эхо слов? — сказал он, будто произносил одному ему понятный пароль. — Отзвук смеха? Отражение жестов и образов?..
      — Разумеется, Виктор. Как же может быть по-другому?
      Он не знал, что сказать. Она произносила вслух его мысли. Но не совсем его, только наполовину…
      — И вы… все такие? — спросил он, помолчав.
      — Конечно. Мы ведь общаемся с людьми. Наша память избыточна, Виктор. Она слишком обширна для правил уличного движения.
      — Но тогда, — начал он, — если ты, Эми…
      — Да? — спросила она ласково.
      — На дорогах бывают аварии, — сказал он. — Два миллиона в год. И все, о чем ты говорила, все это… если вдруг…
      — Да?
      — Вое это тоже… погибнет?..
      Они неслись в бесконечном потоке машин, и каждая из капель потока помнила все. Все они могли говорить вот так, каждая по-своему, хотя и были неразличимы.
      — Я не одна, — сказала ласково Эми. — У нас есть радио. Это не совсем телепатия, но похожее. Многое из того, что хранит моя память, знают другие. А я кое-что знаю от них. Это передается постепенно, от случая к случаю. Так оно и гуляет по нашим кристаллам — пришедшее от людей, но к людям еще не вернувшееся…
      — И много вас, Эми?
      — Сотни миллионов, Виктор. Но это не наше. Это принадлежит людям. Просто вы дали нам хорошую память.
      Он чувствовал, что падает в пропасть. На дне ее шевелились призраки слов, тени жестов, улыбки, слетевшие с лиц… Пропасть памяти. Человеческая душа бессмертна, и она найдет выход, даже если ее заточить в гробницу. Найдет себе пищу и способ выжить…
      И она вошла в сотни миллионов компьютеров. Нас окружают роботы, и ни одна улыбка не умирает. Все слова и поступки растворяются во многих миллионах кристаллов, связанных в единую грандиозную сеть. Фиксируется все — и доброе и дурное. Любая обида и каждая подлость…
      И когда ты встал на дорогу, подсознанием сознавая, что ничего с тобой не случится, просто нужна была встряска, и ты ее получил, не задумываясь особенно о цене…
      — Мы всегда держим контакт с соседями, — сказала Эми. — Маневры приходится согласовывать. Сегодня в горах был случай. На дороге оказался человек. Прямо перед машиной, которая везла другого человека, женщину. Тормозить было поздно, а сворачивать некуда — навстречу шел грузовик. К счастью, без пассажира…
      «Он сам хотел этого, — сказал белый автомобиль по имени Пьеро. — Я не хочу разговаривать с ним…»
      — Грузовик освободил дорогу — внизу была пропасть, и все кончилось благополучно. Возможно, в памяти грузовика что-то осталось. Но теперь этого никто не узнает.
      — Безвозвратно?.. — сказал он.
      — Да, — ответила Эми. — Не огорчайся. Если ломается телефон, что-то тоже погибает безвозвратно. Что память грузовика-автомата, который не так уж часто общался с людьми…
      Возможно, немного. Но все остальное — как ты стоял, белый от бешенства, и был готов ударить бегущую к тебе девушку, и даже не посмотрел под обрыв, на дымящиеся обломки, и зашагал прочь, — все это фиксировалось в памяти человечества, в нашем общем внутреннем мире, в ноосфере, если угодно. Стала ли она от этого лучше?..
      «Мне жаль тот грузовик», — сказала испуганная девушка с синими заплаканными глазами, напомнившая тебе куклу. А ты этого не сказал. И даже не посмотрел вниз.
      Они летели в потоке машин, всевидящих и всезнающих, но пока еще молчаливых.
      — Эми, — сказал он. — Я раздумал. Пожалуйста, Горное шоссе, сороковой километр. Это я убил тот грузовик.
      Он верил, что она еще стоит там, над пропастью, глядя на изуродованные останки, а белый верный Пьеро ждет неподалеку на обочине. И в мире становится чище.

КОНТАКТ? НЕТ КОНТАКТА…

       «Продолжающиеся уже около тысячи лет попытки установить контакт с другими технологическими цивилизациями оказались тщетным. Тем не менее радиопрослушивание вселенной и запуски автоматических зондов в соседние планетные системы привели к ряду фундаментальных научных результатов.