Шлоссер пожал плечами:
– Деньги и для нас не проблема, если уж на то пошло.
– То есть как? – не понял Эдик. – Для всех проблема, а для вас – нет?
– Правильно, – кивнул Шлоссер. – Деньги – это что?
– Баксы! – быстро сказал Эдик. – Ну теперь еще евро…
– А вот и нет. Деньги – это золото.
– А золота у нас хоть попой ешь! – крикнул Антуан.
– Заткнись! – гаркнул Евстигнеев, и кот, оскорбленно подрагивая хвостом, спрыгнул на пол.
Эдик почувствовал, как ледяные мурашки побежали по спине, и нарочито равнодушным голосом произнес:
– Бросьте заливать. Откуда у вас золото? Клад, что ли нашли? – Он громко фыркнул и состроил презрительную мину.
– Клады – это по его части. – Шлоссер кивнул на Евстигнеева. – У меня чисто механический подход: надо золота – пожалуйста. Хоть тонну.
– Да откуда оно у вас?! – крикнул Эдик.
– От верблюда, – рассердился Шлоссер, – а ядерный синтез на что? Я вон вчера картошку поставил жариться на ускоритель, а вовремя не снял. В результате – три кило червонного золота.
– Врете, – прошептал Эдик, – так не бывает!
– А это что? – Шлоссер брякнул на стол перед Эдиком подгорелую миску и снял крышку. Эдик заглянул в нее и сомлел. В кастрюле тускло поблескивало мелко нарезанное золото.
– Кхе! – закашлялся браток. – Что-то душно у вас.– Он завертел головой, словно ища выход. Не из создавшегося положения, а самый настоящий, бытовой, с дверью и порогом. – Ну ладно, мне пора. Если передумаете насчет тарелки, то скажите, с ходу куплю.
Он неуклюже встал со стула и немедленно отдавил Антуану хвост.
– Караул! – завопил Антуан, – Раздевают! Ой! О-ой! Мяу! Больно-то как, бандит ушастый! Кот в башмаках!
Все это он выкрикнул на ходу, бросившись к двери. От удара котова лба дверь распахнулась.
Эдик от неожиданности тоже испугался. В одно мгновение все окружающее показалось ему таким страшным, таким нереальным, что установившееся было душевное равновесие исчезло без следа. Вспомнились слова домовых, сказанные про Шлоссера:
– Лихой человек! Страшнее черта!
«Да они же меня специально задерживают, заманивают, чтобы эксперимент поставить!» – мелькнуло в голове братка. Эдик оглянулся на Шлоссера. Тот стоял, ухмыляясь в свою пиратскую бородку.
Не говоря больше ни слова, Эдик ринулся вслед за котом в дверной проем. Ничего не понимая, Евстигнеев и Шлоссер выбежали следом. На дворе была кромешная темнота, только летающая тарелка светилась слабым фиолетовым светом. Шлоссер увидел, как Антуан оглянулся, заметил бегущего сзади Эдика и сиганул прямо в летающую тарелку, люк которой был легкомысленно открыт.
– Кинг-Конг! – успел крикнуть он, прежде чем исчез в недрах инопланетного транспорта.
В свою очередь Эдик, инстинктивно оглянувшись, увидел выбежавших следом Шлоссера и Евстигнеева и решил, что его хотят поймать.
– Ё-моё! – взвизгнул он и ринулся в летающую тарелку следом за котом.
– Куда? Назад! – крикнул Шлоссер. – Назад, кому сказал!
И в тот же момент тарелка ярко вспыхнула и взлетела, рассыпая вокруг беззвучные искры.
– Нельзя-а! – запоздало закричал Евстигнеев. – Вернитесь!
Но было уже поздно. Светясь, словно призрак, инопланетный аппарат двинулся в сторону леса.
– За ними! – скомандовал Шлоссер, подбегая к «Запорожцу», похожему на полупрозрачное облачко. – Мы их перехватим! Нельзя допустить, чтобы они вылетели в космос!
– Погоди! – неожиданно остановился Евстигнеев. – А кто управляет тарелкой?
– Как кто? – остановился Шлоссер. – Конечно, этот…
– А мне кажется, нет, – покачал головой Евстигнеев, – он же ничего в этом не смыслит. Слушай, у тебя с ними связь есть?
– Откуда? – возразил Шлоссер. – Ты же знаешь, здесь сотовая не берет. К тому же в тарелке связь не простая, а межпланетная.
– Вот и отлично, – сказал Евстигнеев, – попробуй через…
– Понял! – крикнул Шлоссер. – Ты гений! Давай сюда мобилу! Или нет, я сам…
Шлоссер принялся шарить по карманам.
– Ага! Вот! Сейчас! – Он извлек из бокового кармана странный на вид мобильник, вытащил антенну и торопливо набрал номер.
– Алло!
– Авианосец «Энтерпрайз», сэр! – четко ответили в трубке.
– Срочно соедините меня с абонентом икс гэ эль ВДНХ! – громко произнес Шлоссер.
– Йес, сэр, – отозвалась трубка. А еще через несколько секунд донеслось: – Шорт побьери! Снова пожар! Екарный бабай! Опять эти русские!
Однако в трубке уже раздавался спокойный голос кота Антуана.
– Антуан у телефона!
– Кто за штурвалом? – закричал Шлоссер.
В трубке обиженно засопели, а затем все тот же нагловатый голос произнес:
– Конечно, я, а кто же еще?
– А этот, новый русский, что он делает?
– В отключке лежит, укачало малость с непривычки!
– Тогда слушай меня! – Шлоссер облегченно вздохнул. – Греби к берегу… То есть тьфу ты! Чаль назад… Опять не то! Совсем зарапортовался… Антуан!
– Да, ваша светлость! – ехидно ответил кот.
– Хочешь, чтобы тебе уши надрали?
– За что-о?! – возмущенно воскликнул Антуан. – Я тут, можно сказать, спасаюсь…
– Сейчас спасешься. Сейчас этот тип проснется и вышвырнет тебя за борт, а тарелку угонит, вкурил? То есть понял?
– Вкурил… – послышался хрипловатый голос Эдика. Очевидно, он пришел в себя, услышав знакомую речь. – Щас сбацаем, в натуре!
– Никаких натур! – испугался Шлоссер. – Антуан! Держи штурвал, не выпускай! И назад быстрее, пока не взорвались к чертовой матери!
– Ой! – произнесли оба голоса одновременно.
Послышались звуки короткой борьбы, какая-то возня, и связь оборвалась.
Шлоссер посмотрел на Евстигнеева:
– Я им специально так сказал, а то ведь этот дебил и в самом деле угонит машину! С него станется. Достаточно на физиономию взглянуть!
– Значит, нечего волноваться, – сказал Евстигнеев. – Сейчас появятся. А что там случилось на «Энтерпрайзе?»
Шлоссер хмыкнул:
– Сгорело все. У меня ведь сигнал идет по межзвездной связи, а там нагрузки о-го-го! Сперва на спутник, оттуда на Альдебаран, а потом снова сюда.
– Как только спутник выдерживает?
– А он и не выдерживает. За пять минут разговора выгорает начисто! Да нам-то какое дело? Спутник американский! У них денег много, еще запустят. Вот когда им пришлют счет за межзвездные переговоры, тогда попляшут!
– Значит, у них на авианосце пожар? – неприятно поразился Евстигнеев. – Но там же ядерное оружие!
– А и хрен с ними. Это им заместо учебной тревоги. Чтобы бдительность не теряли. И вообще, с каких пор ты жалеешь потенциального врага?
– Семеныч, ты все-таки прирожденный диверсант, – вздохнул Евстигнеев. – Взять хотя бы твои эксперименты по внедрению в мозги телевизионной антенны. С одной стороны, конечно, удобно, а с другой – это же садизм!
Шлоссер внимательно посмотрел на приятеля:
– Надо тобой, Евстигнеев, вплотную заняться. Давненько я тебя не тестировал. Что-то у тебя с мозгами. Может, левое полушарие временно обесточить?
– Я тебе обесточу, кустарь-одиночка! – испугался Евстигнеев. – Лучше глянь: вон, кажется, летят!
Действительно, со стороны леса медленно приближалась летающая тарелка. Правда, двигалась она как-то странно: рыскала из стороны в сторону, а временами крутилась на месте. Какое-то время даже катилась на ребре, как колесо, потом перевернулась через голову и. оказавшись над домом, принялась мотаться из стороны в сторону, как маятник. При этом амплитуда колебаний все уменьшалась, а частота их – увеличивалсь. Вскоре вместо четких контуров тарелки возникло размытое светящееся пятно.
Где-то в отдалении послышались восторженные крики, и надтреснутый бас произнес:
– Ну дает механик! Во виртуоз!
– Ввинтил небось пару стаканов, вот и закрутило, – откликнулся грудной женский голос.
– Люська-насос, – автоматически сказал Евстигнеев.
– Сам знаю, – нахмурился Шлоссер. – Болтает черт-те что! Надо ей оба полушария обесточить.
– А чем она думать будет? – возразил Евстигнеев.
– Не волнуйся, – сказал Шлоссер, – другими полушариями!
– Тогда понятно, – кивнул Евстигнеев, – это место у нее будь здоров!
– Вот именно. Когда она начинает мозгами шевелить, тогда и получается всякая чепуха. Но как этих дебилов на землю посадить?
– А чего тут думать? – удивился Евстигнеев. – Накинуть на тарелку сеть, да и притянуть.
– Нету у меня сети! – в сердцах крикнул Шлоссер. – Я тебе не рыболовецкая артель! – Семеныч в волнении забегал по двору. – Что делать, что делать?!
Евстигнеев ненадолго задумался и предложил вместо сети использовать свой гамак. Тот самый, который катапульта.
– Гамак у меня у самого есть, – рявкнул Шлоссер, – как я тебе… – Тут его взгляд упал на Гаврилу.
Инопланетянин вытянулся в стручок и доложил:
– Я есть Гаврила! Машина доставай, сахарок получай!
– Обкормлю! – пообещал Шлоссер.
Дрожа от вожделения, Гаврила ринулся в кладовку. Через минуту он вернулся.
– Расстилай! – крикнул Шлоссер.
– Это что, гамак? – удивился Евстигнеев, глядя на здоровенную мелкоячеистую сеть.
– А что же, по-твоему? – возмутился Шлоссер. – Не загружай мозги, лучше помогай! Взяться за концы!
– Есть взяться за концы! – ответил Гаврила.
– Накинуть гамак на тарелку!
– Есть! – посланная рукой инопланетянина сеть взвилась в воздух, и через секунду летающая тарелка забилась в ней, как пойманная рыбешка.
– При-тянуть! – скомандовал Семеныч, хватаясь за концы, но его усилий не потребовалось.
– Яволь! – сказал Гаврила, и пойманная тарелка, потрепыхавшись, опустилась на землю.
Шлоссер подбежал и рванул на себя дверцу. Из летающей тарелки вывалились сначала Эдик, а затем Антуан. Кот развалился на груди братка и дурным голосом тянул:
– Бе-эз тебе мене любимай мяу, земляу малау, как остроу!
Эдик лежал, вытаращив глаза и развалив челюсть в счастливой улыбке, не обращая внимания на то, что кончик кошачьего хвоста залез ему в рот.
– Тоже мне, Филипп Киркоров! – облегченно произнес Шлоссер. – Ну что? Затаскиваем обоих домой? Смотри, как укачало!
Ни Евстигнеев, ни Шлоссер не ожидали такой бурной реакции на эти слова. Услышав, что его хотят-таки затащить в дом главного механика, Эдик мгновенно пришел в себя, вскочил, еще раз наступил Антуану на хвост и с громким криком: «Не-эт!» – ринулся в сторону забора, который преодолел по всем правилам высококлассных легкоатлетов: выгнув спинку и подобрав ноги.
Приземлившись на той стороне прямо на руки многоопытной Люське-насос, он крепко поцеловал ее и бросился бежать.
– Это ка-ак понимать?! – прорычал свирепый мужской голос.– Это как понимать-мать-мать-мать…
– Невиноватая я, – томно отозвалась Люська. – Он сам пришел!
Дальше уже ничего не было слышно, кроме сплошных вздохов и восклицаний, перемежаемых сочными шлепками.
Шлоссер посмотрел на Антуана. Бедный кот сидел на земле и с грустью рассматривал оттоптанный хвост.
– Ладно, – сказал Евстигнеев, – на сегодня достаточно. Не пора ли спать?
– Пожалуй! – чуть подумав, согласился Шлоссер. – Суетливый выдался день!..
Эдик мчался, ориентируясь в запутанных переулках не только страхом, но и стойким запахом селедочных голов.
– «Динамо» бежит? – спросил его чей-то знакомый голос.
Эдик обернулся и увидел проклятущих домовых.
– Бежит! – выпалил он, ускоряя темп, но домовые не отставали.
– Ты не забыл?
– Не забыл! – крикнул. Эдик, с трудом шевеля языком.
– Сто тонн баксов! Сроку три дня! Иначе – проценты!
– Ух-ух! Пых-пых! Уф-уф! – только и мог сказать Эдик.
– Эх, поднажми! – крикнул Шмыга.
– Темп! Темп! – посоветовал Барыга, заходя справа. – Браток, ты не укладываешься в график!
Из последних сил, пыхтя как паровоз, Эдик взвинтил темп и через минуту свалился без чувств возле Маланьиной калитки.
Очнулся он от оглушительного петушиного крика. Солнце еще не взошло, но было светло. Эдик сидел, прислонившись спиной к поленнице.
– Ку-ка-ре-ку! – снова взревел над самым его ухом петух.
Что-то больно треснуло Эдика по ушам и тем самым окончательно привело в чувство. Эдик встал и, чувствуя на голове непривычную тяжесть, поежился. Он хотел было провести рукой по затылку, но передумал, потому что как раз в это время держался за колья забора.
– Это я-а! – пропищал он совсем тихим голосом, уже ни на что не надеясь. Тем не менее дверь открылась, и на пороге появилась Маланья. В руках у нее была бадья с помоями. Острый селедочный дух вошел в Эдика, отнимая последние остатки здравого смысла.
– А!.. Нашлялся? – удовлетворенно произнесла бабка. – Нечего сказать, хорош! И где тебя только носило? С чертями небось в обнимку катался? А петуха-то зачем себе на башку посадил?
– Что? – переспросил Эдик. – Какого петуха?
– Моего, какого ж еще?
– Так это… разве он у меня?..
Эдик осторожно поднес руку к голове, и его пальцы уткнулись в пушистые перья.
– Так вот отчего башке-то тяжело! – догадался он, – А я думал, от усталости!
– Сейчас сыму! – Бабка осторожно взяла обнаглевшую птицу и пересадила на поленницу. – Он завсегда тут сидит, сторожит, чтобы в случае чего… Ясно?
– Ясно, – кивнул Эдик и, вздохнув, добавил: – Я, пожалуй, пойду, а?
– Иди, иди! Пару часиков еще соснуть можно.
Эдик осторожно пробрался в комнату, разделся и улёгся на раскладушку. Последнее, что он увидел перед тем, как заснуть, – это домовой, сидящий у него в головах.
Солнечный зайчик скользнул по шторе, попытался отодвинуть ее в сторону и не смог. Тогда он переметнулся на подушку и стал подбираться к Костиному уху. На мгновение Косте показалось, что это Горыныч пытается сообщить ему что-то по секрету. Он вяло отмахнулся и открыл глаза. В сенях сдержанно звякнули ведра, кто-то тихонько замурлыкал себе под нос. Будильник показывал семь часов, и струганые половицы у порога дышали рассыпчатым теплом утреннего золота.
«Пора вставать, – подумал Костя с неохотой. – Сейчас я досчитаю до семи и – подъем!..»
Он сосчитал до трех и снова заснул, но через несколько минут в дверь просунулась лохматая голова лешего и, широко улыбнувшись, произнесла:
– Вставай, служивый! Я вот тут тебе колодезной водички спроворил, умыться там, чайку попить… А не хочешь вставать, так и лежи… Молодым, говорят, спать полезно.
Костя вскочил и заметался по комнате.
– Я сейчас, сейчас!
Наконец он натянул спортивные брюки и кеды, умылся и поставил чайник.
– Ну зачем вы беспокоитесь? – бормотал он, посматривая на полные ведра. – Неудобно, честное слово! Я бы сам принес.
– А мне все равно делать было нечего, – развел руками Леший и по-ленински, с прищуром, улыбнулся. Эта многоцелевая улыбка была Косте уже знакома, и он понял, что старик пришел с просьбой.
– Ну вот я и решил, – продолжил Леша, – чем дурью маяться, взять да нужное дело сделать. А к тебе, Костянтин, по большой нужде пришел.
– Чего? – удивился Костя. – А-а-а… Нет проблем! Ты же знаешь, туалет во дворе.
– Не о той нужде я печалюсь, о какой ты подумал! – обиделся Леший. – Той у меня уж лет сто не было… А есть нужда превеликая и просьба всепокорнейшая! Я ведь, старый дурень, лабораторный халат свой в пяти местах прожег! – с этими словами он развернул невесть откуда взявшийся уборщицкий халат.
Был тот халат затрепанным и уже не синим, а серым, и посередине зияла огромная прожженная дыра, окруженная целым созвездием дыр поменьше.
– Сидел, понимаешь, варил зелье, да и задремал. А тут головешка возьми и стрельни! Как сам-то не сгорел? Спасибо Лешачихе, вовремя в котел макнула!
– Так там же кипяток был! – ужаснулся Костя. – Зелье к тому же!
– Да, подварило малость, – кивнул Леший, – ну да я ведь привычный. Меня при Ваське Шуйском два часа в масле варили, так то побольнее было!
– А как же тебя отпустили? – заинтересовался Костя.
– Да я сам утек, – весело улыбнулся Леша и заговорщицки подмигнул. – Палачи-то, пока меня варили, притомились да задремали. Ну я и ушел. А теперь вот сам стал задремывать. Да… – Тут Алексей погрустнел и вздохнул. – Так я чего? Может, у тебя того?..
– Что – того? – не понял Костя.
– Того-сего! – пояснил Леши. – Может, говорю, завалялся халатишко какой? А то ведь Лешачиха меня облает и заест, сам знаешь!
Костя почесал в затылке:
– Да… Дела! А лес не спалишь со своими кострами?
– Так у меня ж костер-то непростой, а заговоренный, – пояснил Леший. – Шаг вправо, шаг влево – и само все гаснет. Ну так нету, значит?
– Найдем, – пообещал Костя и полез в темнушку – темную кладовую.
Через секунду Леший услышал звонкое «Бамм!», и показался Костя, потиравший ладонью лоб.
– Прошу прощения, мой благородный друг! – послышался бочковой голос Рыцаря Замшелого Образа. – Сэр Костя! Надеюсь, ты не сильно стукнулся о мои доспехи?
– Пустяки! – пробормотал Костя, с любопытством разглядывая искры, которые все еще продолжали сыпаться у него из глаз. – А почему ты не на посту?
– А я все время на посту! – соврал рыцарь. – Всего лишь на минутку забежал погреться. Утром сильный был мороз, до животиков промерз!
Костя внимательно посмотрел на сэра Жору и покачал головой.
– Тебе поменьше надо общаться с Горынычем, – сказал он и снова заглянул в темнушку. – Так я и думал! – Костя пролистал толстенный «Плейбой» и бросил его на полку. – Сэр Жора!
– Я весь внимание! – вытянулся рыцарь.
– Два наряда вне очереди!
– Есть два наряда! А… где их получить?
Костя вздохнул:
– Это значит, что ты два дня чистишь свои латы, да так, чтобы как зеркало блестели! И еще – подметешь пол и нарубишь дрова!
Выпроводив рыцаря на улицу, он извлек из своего запаса два новых халата и протянул их Лешему, поинтересовавшись:
– А что за зелье ты варил? Небось приворотное?
– Пройденный этап! – оживился старик. – Этим пускай молодухи балуются, а у меня зелье нынче особое, от-ворот-поворотное!
– Это чтобы гостей незваных с порога прогонять? – засмеялся Костя.
Леша поскреб затылок:
– А хошь бы и так! Нынче вон времена лихие, иной гость хуже разбойника! Или вот, к примеру, таракан. Ни за что от соседа к тебе не прибежит, если ты этим зельем покропишь. Страх невозможный в ем просыпается!
– Здорово, – сказал Костя. – Так ты можешь на этом деле разбогатеть!
– Куды там! – отмахнулся Леший и тут же шепотом добавил: – На компьютер бы скопить! Уж больно мне в ходилки-трещалки играть нравится! Или Плей-Стейшн там…
Костя сполоснул сковородку и налил в нее масла.
– Как насчет яичницы? – предложил он.
– Благодарствуйте, – заторопился Леший. – Я с утра еловых шишек пожевамши. Мне барская пища не впрок!
Он постоял еще минуту, словно раздумывая, сказать или нет, и наконец решился:
– Говорят, у Алениного омута какие-то чудеса происходят. Сам-то я там не был, а вот Степанидовна наведывалась и вся не в себе.
– У Алениного омута? – удивился Костя. – Так я ж вчера там был, ничего особенного не заметил.
– То вчера, а то сегодня, – многозначительно заметил Леша. – У нас, милок, время безразмерное. А чудеса тоже разные бывают, у меня вон недавно валенки сперли. Только отвернулся, а их и нет! Вот это чудеса так чудеса! А ты говоришь – вчера. Тут каждую секунду учудить могут.
Он потоптался еще немного, неуклюже попрощался и сгинул, словно его и не было. Только воздух с тихим хлопком сошелся на том месте, откуда телепортировался Леший.
И только Костя едва не пролил чай. Все-таки в желании быть оригинальным Леша явно перебарщивал.
Костя подцепил на вилку кусок яичницы, как дверь скрипнула, и на кухню бесцеремонно вошла Яга.
– А я иду и думаю: может, ты еще спишь? А ты не спишь, оказывается! А я и не спешу, думаю, что спишь. А подхожу ближе, нет, вижу, не спишь! – Она втянула воздух длинным крючковатым носом, и жесткие волосинки на его кончике задвигались сами собой.
– Никак Лексей был?
– Был, – сказал Костя, – я ему новый халат дал. Старый он прожег, от-ворот-поворотное зелье варил.
– Знаю, – кивнула Яга, – все чудит! Хочет этим зельем весь лес окропить, чтобы, значит, никто войти не мог.
– Ну это же безобразие! – возмутился Костя.
– Вот и я про то. Где, говорю, демократия? Замшелый крепостник этот Леша. Сидит в своем болоте, оккупант, и никого пущать не хочет! Ну да я о другом. Бежать надоть – тут у нас такое творится! – Яга закатила белесые глаза. – Так что собирайся. Сам все увидишь.
Костя кое-как проглотил завтрак и выскочил из избы вслед за Степанидовной.
– Садись-ка на меня верхом, – скомандовала она. – Глядишь, все быстрее будет, я хоть и старая, да не всякий конь за мной угонится!
– Ну что вы, – отшатнулся Костя, – тут же недалеко. Я бегом, вместо зарядки.
– Это хорошо, – похвалила старуха, – я вот тоже люблю пробежаться поутру. Вот пробежалась сегодни и увидела!
Бабка припустила вперед, Костя за ней. И хотя он бежал довольно быстро, а бабка вроде бы семенила нога за ногу, тем не менее она несколько раз останавливалась, чтобы подождать молодого лесника.
Минут через пятнадцать Костя взбежал на холм, и лес расступился, открывая излучину реки и пойму на другом берегу. Справа темнела тихая заводь – Аленин омут.
По слухам, в незапамятные времена именно здесь сидела сестрица Аленушка и напряженно размышляла, как выручить братца Иванушку, который был активно глуп, жаден до развлечений и задал своей сестренке трудноразрешимую задачу.
У заезжего купца из далекой солнечной страны он занял кучу денег и все спустил на леденцы и пряники, купленные все у того же купца. Деньги не вернул, и парню включили счетчик. Спасибо, Соловей-разбойник помог. Подкрался и свистнул у купца над самым ухом. Представитель солнечной страны в одночасье двинулся умом, раздал все леденцы, пряники съел сам, а оставшееся до отъезда время провел бегая по лесу от куста к кусту. Общественных туалетов тогда еще не было.
Яга Степанидовна поджала губы.
– Только смотри, тихо! А то спугнем.
Костя, у которого воображение сразу же нарисовало вчерашнюю банду, развлекающуюся на лоне природы, полез было за удостоверением, но Яга замахала на него руками:
– Не надоть!
– Почему не надоть? – шепотом переспросил Костя, невольно переходя на бабкин язык.
– Увидишь! – таинственно пообещала Степанидовна.
И действительно, через минуту Костя увидел… Но сначала услышал.
Это были отдельные голоса, восклицания, быстрая и потому невнятная речь – похоже, что на берегу резвилась веселая компания.
Степанидовна присела и ткнула коготком в сторону ближайших кустов. Костя поправил несуществующий китель, пригладил волосы и вышел на поляну. Он немедленно бы спрятался обратно, если б не обязывало положение, ибо его глазам предстало в высшей степени странное и пугающее зрелище.
В ложбине возле берега крутились, скакали друг через друга и развлекались самым подростковым образом штук двадцать созданий, по виду как две капли воды похожих на гоголевских чертей, только помельче.
– Страсти какие! – услышал он голос над самым ухом и оглянулся. Яга Степанидовна напряженно всматривалась в шумную компанию, словно пыталась отыскать старых знакомцев.
– Может, это бывшие лаборанты? – пробормотал Костя, невольно поеживаясь. – Только уж больно их много!
– Какие к бесу лаборанты, – опять прошептала Яга, – небось Лисипицин начудил!
Тем временем создания заметили их и моментально угомонились, уставившись на подошедших отчаянными кошачьими глазами.
Наконец от толпы отделился один, самый важный и толстый, и неторопливой походкой подошел к Косте. Остальные, изредка пощипывая друг друга за бока и повизгивая, замерли.
– С кем имею честь? – осведомилось создание гортанным голосом, в котором безошибочно угадывался иностранный акцент.
– Я-то лесник, – сказал Костя, внезапно осмелев, – и еще исполняю обязанности рыбохотнадзора, а вот вы кто?
– О, – произнесло существо, отступая на шаг, – тысяча извинений! Гром и молния! Доннерветтер! Прошу достопочтенного лорда-хранителя не сердиться, мы ещё так многого здесь не знаем! Мы бедные эмигранты и только вчера покинули берега Туманного Альбиона и долго плакали, прощаясь навсегда с родными краями! Лишь благодаря милости нашего господина мы смогли попасть в ваш благословенный край, ибо жизнь на старом месте стала невыносимой! Вы не представляете: каждые полчаса над нами пролетали огромные железные птицы, которые свили гнездо неподалеку от нас… Мы почти оглохли от страшного шума! В старой доброй Англии уже не осталось мест, подобных вашим. И когда наш господин и поручитель пригласил нас сюда, мы со слезами и страхом оставили старый кров и пустились в неизвестность!
– А кто этот ваш господин? – подозрительно осведомился Костя.
Существо испуганно оглянулось:
– Можно ли произнести его имя здесь? Ведь для непосвященных оно звучит столь страшно, что многие теряют разум при первых звуках его имени!
– Ничего, – сухо сказал Костя, – нам это не грозит. Говорите!
– Значит ли это… – полюбопытствовало существо, но Костя его перебил:
– Это ничего не значит. Говорите!
– Кощей Бессмертный! – с пафосом произнес незнакомец и в ужасе закрыл глаза.
– Так я и думала, что старый болван все это учудил! – воскликнула Яга. – Надо же, чаво удумал! Это же… Это же вся экология треснет!
– Экология? – удивилось существо. – Напротив!
– Демография, – поправилась Яга, – оговорилась я.
– Ничего, ничего, – сказал Костя, – сейчас разберемся.
Существо низко поклонилось и показало рукой в сторону своего племени:
– Прошу! Я познакомлю вас с моим народом.
Костя кивнул и зашагал следом.
– Лорд-хранитель волшебного леса! – торжественно провозгласил старший, подходя к толпе.
Странные создания мигом расступились, но, очевидно, не так проворно, как следовало бы. Поэтому старший отвесил несколько быстрых затрещин и что-то рявкнул на гэльском наречии. Все угомонились и вежливо уселись на траву.
– Повторюсь, – сказал старший, – у вас благословенные места! А какой вкусный валежник! Мы давно так сытно и сладко не ели! Однако позвольте представиться: мистер Дриблинг, старейшина сего многострадального народа!
– Очень приятно, мистер Дриблинг, – сказал Костя, пожимая твердую мохнатую лапку. – Константин. А это – Яга Степанидовна, наш лучший общественник!
Мистер Дриблинг церемонно поклонился:
– Нам удивительно приятно такое знакомство! Мы, бедные гоблины, теперь всегда будем считать вас своими главными друзьями и наставниками! Скажу честно, мы хотели просить приюта у горных гномов, ибо соседство с человеком для нас слишком обременительно. Но гномам и самим приходится последнее время несладко. Рядом с их обиталищем проложили подземную дорогу, и теперь у них все время дрожат стены и потолок, угрожая в конце концов рухнуть!
Кстати, Кощей намекал на некоего супостата, который грозит сему дивному краю. Твердо обещаю: ни один гоблин не пожалеет сил, чтобы примерно наказать злодея!
А сейчас я хотел бы попросить прощения у достопочтенного лорда-хранителя и его помощника, но нам пора репетировать. Ибо мы не мыслим своего существования без чарующих звуков музыки.
Мистер Дриблинг ещё раз поклонился и повернулся к толпе. Тролли быстро выстроились в две шеренги, откуда-то извлекли волынку, балалайку, бубен и гармонь. Старейшина взмахнул руками, тролли на мгновение замерли и через секунду со свистом и уханьем ударили по струнам. Самый шустрый тролль выскочил на середину и, сделав несколько прыжков, запел: «Калинка, калинка, калинка моя! В саду ягода малинка, малинка моя!..»
– Э-эх! Калинка! – рявкнул хор, и с деревьев посыпалась птичья мелюзга.
– Ну видишь, чего творится?! – ткнула Костю в бок Яга. – Пошли отседа, пока не оглохли!
Они уже поднимались в гору, когда вслед им грянуло: «Ехал на ярмарку ухарь-купец!» Костя вздрогнул и прибавил шагу.
Всю дорогу они молчали, почесывая в затылках и не зная, то ли сердиться, то ли смеяться.
– Да! – наконец произнес Костя, присаживаясь на ступеньку своей сторожки. – Хороши эмигранты! Такого я еще не встречал.
– Ты не встречал! – вскинулась Яга. – А я-то? Я-то вся обалделая! – Она села рядом.
– Одно хорошо, – сказал Костя, – они валежником питаются. Глядишь, лес подчистят.
Шеф спал так плохо, как еще никогда в своей жизни. И дело было не в раскладушке, хотя этот предмет только с большой натяжкой мог носить столь заслуженное и уважаемое имя. Скорее уж это была развалюшка. Ветхая, с растянутыми пружинами, она провисла сразу, и Эдику в поясницу больно уперлась алюминиевая перекладина. Через пять минут ему стало казаться, будто его пытаются переломить пополам. Вдобавок в головах уселся давешний мужик-маломерок и уставился на Эдика голодными глазами.
– Тебе чего? – прохрипел шеф, с трудом борясь со сном.
– Ты спи, – жутковато улыбнулся мужичок, – а я тебя посторожу, не то мало ли…
Эдик хотел сказать, что никуда сбегать не собирается, но тут сон навалился на него, как огромный, душный медведь, и шеф, тихо пискнув, заснул.
Всю ночь ему снились кошмары, содержание которых было столь же бессмысленным, сколь и тревожным. Вдобавок кто-то уселся ему на грудь, и стало так тяжко и скверно, что Эдик едва не заплакал чистыми детскими слезами. Увы, чистые слезы он выплакал еще в трехлетнем возрасте. С тех пор, сколько шеф себя помнил, плакали другие, чаще всего те, кто жил рядом. Раньше это доставляло Эдику угрюмую затхлую радость. Теперь же он хотел проснуться, но вместо этого провалился в еще более глубокий и глупый сон. Пробудился Эдик оттого, что кто-то крепко шлепнул его по лбу.