На службе у Кощея - Черти поневоле

В доме Маланьи царила тревожная тишина. Измученные бандиты приходили в себя и тут же уходили снова. Серый лежал на раскладушке, положив себе гирю на грудь и поглаживая ее, как котенка.

– Ах ты моя хорошая, – горестно приговаривал он. – Только ты меня и понимаешь!

Гиря умудренно молчала.

Колян и Толян лежали вытянувшись, словно по команде «смирно», и не шевелились. Бараньи рога Толяна в полумраке казались огромными ушами.

«Слухач! – подумал Серый с ненавистью. – Наверное, шпион. Гирей бы его!»

Однако приподняться уже не хватало сил.

Что касается шефа, то бабка заботливо укрыла его солдатским одеялом. Эдик был неузнаваем. Под воздействием пережитого редкие, коротенькие волосенки колосились у него на голове, разделившись по одному, и торчали теперь в разные стороны, отчего голова стала казаться в два раза больше.

Время от времени шеф отваливал нижнюю челюсть, да так, что заглянувшая к браткам Маланья невольно ахнула:

– Совсем проглотом стал! Теперь и не накормишь!

В этот момент шеф как-то особенно жалобно хрюкнул, скосил глаза на старуху и что-то неразборчиво забормотал.

– А-мня-мня! – послышалось Маланье, и она навострила уши.

– Хахахама дахавай! – пролепетал шеф.

«Ну вот и все, – подумала бабка. – Не успела подумать, а он уже жрать просит!»

– Рано еще! – буркнула она и вдруг оживилась: – Да тебя лечить надо! Погоди, болезный, я тебе сейчас лекарство дам.

Маланья прошла на кухню и вытащила из-под шкафа целлофановый пакет с таблетками. Вывалив содержимое на стол, она призадумалась.

– Надо чего покрепче, чтобы быстрее в чувство пришел, – решила бабка. Покопавшись, она отобрала, на ее взгляд, самое необходимое: две таблетки аспирина, анальгин, таблетки от кашля, от диареи, от давления и несколько штук добавила за красоту, по цвету – зеленую, желтую и розовую. Немного поколебавшись, взяла пурген.

Весь этот оздоровительный комплекс старуха растерла в ступке, высыпала в стакан, залила теплой водой и добавила стопку водки для крепости и ложку меда для сладости.

С льстивой улыбкой Маланья приблизилась к шефу и проворковала:

– Выпей, соколик, здоровеньким станешь!

– А? – испугался Эдик, глядя на стакан осоловелыми глазами.

– Ты пей, пей, не спрашивай, плохого не дам, – ласково сказала Маланья.

Серый мгновенно пришел в себя и перестал гладить гирю. Толян и Колян не шевельнулись, но оба раскрыли глаза.

Шеф взял стакан, приблизил его к правому, здоровому, глазу и, принюхавшись, осведомился:

– Аспирин?

– Ага! – коротко ответила Маланья, с трудом удерживаясь от того, чтобы не двинуть шефу по челюсти.

На лице Эдика разлилась идиотская улыбка. Он выдохнул воздух, одним глотком осушил стакан, но так и не вдохнул. Совершенно круглыми глазами он уставился на Маланью. И старуха не выдержала:

– Ты чего не дышишь-то? – испугалась она.

По щекам шефа градом покатились крупные слезы, он выронил стакан, судорожно вздохнул и повалился на кровать.

– Ну вот, теперь как новенький! – обрадовалась Маланья, глядя, как лицо шефа лиловеет на глазах. Одно ее беспокоило, что время от времени Эдик сгибался пополам, как червяк, и так же быстро разгибался.

«Подушку бы рогами не проткнул, – забеспокоилась бабка, – может, ему лучше полено под голову подложить? Стукнется раз-другой и затихнет!» – Однако подойти ближе чем на метр она не решилась. Побоялась рогов.

Между тем шеф сгибался и разгибался со всевозрастающей амплитудой и в какой-то момент начал расплываться, исчезать в быстрых колебаниях. В воздухе явственно запахло озоном.

Зачарованные зрелищем братки даже не услышали, как стукнула калитка и противный голос Лисипицина захныкал под окном:

– Отдайте мои тридцать процентов! Иначе я буду жаловаться! Где ваш шеф?

– Тута я! – крикнул Эдик, выпадая из прозрачности, мокрый от пота и с перекошенным лицом. – Иди на фиг, пока не убил!

– Ухожу, ухожу, – вежливо откликнулся Лисипицин. – Я просто напомнил!

– А ну пошел! – загомонили братки. Серый замахнулся гирей и вмазал Толяну. Тот ласточкой вылетел в окно и грохнулся прямо на Лисипицина.

– Убивают! – взвизгнул Рудольф и пустился наутек.

Толян, ни слова не говоря, залез в окно и снова улегся на кровать.

Утро было тихим, безоблачным и обещало прекрасный день. Однако братки пребывали в скверном расположении духа. Почему-то хотелось спать, и опять же неизвестно почему у всех четверых ныли рога.

– Подъем! – гаркнул наконец шеф, но вместо бодрого крика вышел какой-то дребезжащий петушиный пассаж.

Тем не менее команда зашевелилась, перестала вздыхать, и на Эдика уставились три пары мутных, словно подернутых болотной ряской, глаз.

– Рога болят, – пожаловался Колян, – спасу нет!

– Отставить! – прошептал Эдик. – У всех болят рога. Но надо быть в форме. Сегодня отчаливаем. Нужно соответствовать. Начнем с зарядки… Толян, не толпись в проходе, лежи смирно, потом разберешься с Серым, кому сказал?!

Толян вздохнул, обиженно покосился на Серого и повернулся к шефу. Не вставая, шеф поднял вверх желтые жилистые руки и развел их в стороны.

– Раз-два!

При этом он угодил Толяну в глаз, и тот залился долгим жалобным воем.

– За что? – причитал Толян. – Что я тебе сделал?

– Извини, – смутился шеф, – нечаянно вышло! Ты вон мне тоже вчера каблуком в глаз заехал, а я хоть бы хны!

– Нас бьют, а мы крепчаем! – поддержал разговор Колян.

– Точно! – подтвердил Серый и тут же раскашлялся, схватившись за грудь, на которой лежала гиря.

– Продолжим, – предложил шеф. – Упражнение следующее: пошевелили правой ногой… Достаточно! Пошевелили левой… Сильней. Еще сильней! Ох! Свело, не разогнуть! – Эдик заорал и забил руками по кровати.

– Иголкой надо кольнуть, – лениво посоветовал Толян.

– Рогом! – предложил Колян и, дотянувшись до шефа, боднул его в ногу.

– Спасибо, Колян. Ты настоящий друг! – прочувствованно сказал Эдик, потирая рога. – Да что ж они болят, проклятые? Будь другом, Колян, посмотри!

Польщенный вниманием шефа, Колян поднялся с кровати и наклонился над командиром. С минуту он рассматривал рога, а потом уставился на Эдика.

– Труба, шеф! – еле слышно прошептал он.

– Что? – испугался Эдик. – Что такое?

– Кариес! – трагическим голосом возвестил Колян. – Шеф, у тебя в обоих рогах дупла, как в зубах. Неужели и у нас то же самое?!

– Только без паники! – заволновался Эдик. – Гниют рога – это, может, даже хорошо. Сгниют на фиг, и выдирать не надо!

– Надо, шеф, надо! – застонали Серый и Толян. – Это же сколько терпеть?

– А может, действительно сходить к зубному врачу? – задумался Эдик. – Пусть выдирает. Только с заморозкой. Слушай мою команду! – сказал он. – Сейчас перекусим – и к зубному! А пока – водные процедуры.

Шеф вылез из-под одеяла и прошлепал на кухню, стараясь не налетать на предметы. На кухне гремела посудой Маланья. Но вместо веселого зычного голоса слышалось только ее тяжелое дыхание.

– В монастырь пойду, – сказала наконец старуха, – это мне наказание за грехи тяжкие. Вот уж и черти дома живут!

– Если черти живут, – весомо сказал шеф, – то ходи, не ходи – никакой монастырь не поможет!

– А все вы, ироды несчастные, – завопила вдруг бабка, – свалились на мою Голову!

– Мы не свалились, – обиделся Эдик. – И мы заплатили тебе хорошие деньги. А ты нам даже жрать не даешь!

Старуха тут же насупилась:

– Всем давать без меры, так свинью кормить будет нечем. У меня на все одной картошки ведро уходит, а еще капустный лист!

– А мясо? Где мясо? – застонал Эдик. – Хотя бы по кусочку на брата!

– Врачи говорят, что мясо вредно, – набычилась старуха, – от него кровь портится.

– Это от твоей шамовки все портится, – пошутил шеф, судорожно облизываясь и косясь на чан, в котором булькало пахучее варево.

Старуха перехватила взгляд и ухмыльнулась:

– Что, вкусно пахнет?

– Нормально, – сказал шеф, прислушиваясь к бурчанию в желудке, – накладывай, нам сегодня некогда.

– А что так? – невинно поинтересовалась бабка.

– Дела! – отмахнулся шеф и тут же замер, пораженный внезапной мыслью. В комнату он не вошел, а влетел. – Пацаны, где сундуки?

– А мы их это, шеф, в пруде утопили! – сказал Колян, глупо ухмыляясь.

– Как – утопили? – взревел Эдик. – Да вы в своем уме?!

– Все нормально, шеф! – поддержал напарника Серый. – Мы рыжевье перетарили в мешки, присыпали картошкой и спрятали в погреб. На всякий случай.

– В погреб? – завизжал шеф. – В сарай?! Да вы идиоты! Вас убить мало! Взять и выбросить сокровища на улицу!

– Все путем! – стал уговаривать шефа Толян. – Погреб глубокий. Никто туда не залезет. Да у нее на люке свинья лежит, ее фиг подвинешь.

– Это верно? – Шеф поднял правую бровь и посмотрел на братков.

– Век Эллады не видать! – сказал Серый, щегольнув понравившейся фразой.

– В этот сарай и сунуться-то страшно, – добавил Толян, – у бабки не свинья, а зверь! Клыки – во! И весит пудов тридцать!

– Смотрите, – сказал шеф, смягчаясь, – головой отвечаете!

– Ясный пень, – закивали пацаны. – Все будет ништяк!

– Ну если ништяк, то ладно, – оттаял Эдик. – Чалить нам отсюда пора. – Он снова принюхался.

От бабкиной пищи шел такой дух, что листья вишни, заглядывающей в окно, скрутило, как от неведомой хвори, а петух, очумело прогуливающийся по двору, время от времени разевал клюв, словно ему не хватало воздуха.

Старуха посмотрела на петуха, на двух баранов, привязанных к столбу, и сказала, жалеючи:

– Ишь, томятся, сердешные! Тоже ведь аппетит нагуляли! Потерпите, сейчас всех накормлю.

Бандиты, каждый со своей миской, встали в очередь.

– Добавки не просить! – предупредила Маланья. – У меня скотины много, все жрать хотят.

Вскоре за столом раздалось дружное чавканье. Обгладывая селедочную голову, шеф зорко следил за тем, что происходит на улице. Он был уверен, что главный механик шума поднимать не будет. Конечно, ему досадно, что денежки утекли, но ведь и он поступил против закона. Сокровища полагалось немедленно сдать, иначе получалась утайка. Нет, ни ментов, ни механика шеф не ждал. Ну разве что попытаются воспрепятствовать их отъезду. Но не на тех напали! Если будет драка, то парни пустят в ход рога, а Серый – еще и гирю. Тут шеф снова задумался. От рогов следовало избавляться. Появляться в городе с таким украшением было немыслимо. Всех знакомых распугаешь! Оставался один выход – снова идти к Шлоссеру и требовать, чтобы избавил от рогов. Можно было пригрозить, припугнуть, наконец. Эдик вздохнул. Все так запуталось, что нормального выхода он не видел. Эх, была бы у него помповуха! Но ружье превратилось в бросовую палку. Правда, еще оставалась тротиловая шашка, но это уже смахивало на терроризм.

Наконец последняя селедочная голова была обглодана, и бандиты уставились в пустые миски голодными глазами.

– А у меня есть кое-что на десерт! – загадочно сказал шеф, извлекая украденные у Шлоссера муляжи: два яблока и три сливы. Себе он выбрал яблоки, румяные и прозрачные, а сливы отдал братве. Пацаны взяли по сливе, и с хрустом сомкнули челюсти. После нескольких минут удивленного жевания они извлекли сливы обратно и дружно направились к умывальнику, выплевывать раскрошившиеся зубы.

– Не спевые, фто ли? – пробормотал Серый. – Не фуются!

– Слабаки! – отмахнулся Эдик и вонзил зубы в пластиковое яблоко.

С нечеловеческим усилием откусив кусок, шеф принялся жевать, не сводя с яблока изумленных глаз. И чем больше он откусывал, тем круглее становились его глаза. Наконец, когда яблоко было съедено, он потрогал пальцами зубы, ставшие разом как у старой пилы, и пробормотал:

– А зерна-то где? Плохое яблоко! Ни сладости в нем, ни сока, одна преснятина!

Эдик взял в руки второе яблоко, понюхал его и расплылся в сладчайшей улыбке.

– Держи, хозяйка, – сказал он, осторожно раскрывая рот чтобы не порезать язык об осколки собственных зубов. – Угощаю!

Маланья взяла яблоко и недоверчиво уставилась на шефа:

– Чего это ты расщедрился?

– А я такой, – ухмыльнулся Эдик, стараясь не раскрывать рта, – я добрый!

– Знаю я таких добрых, – проворчала старуха, – яблоко-то небось червивое или кислое, потому и дал. А чего это оно такое легкое?

– Это от сладости! – проворковал шеф и вернулся к столу.

Братки замерли в радостном ожидании.

– Ладно, – сказала бабка, – мне сейчас некогда. Я его потом съем, – и положила муляж на полку.

Толян глупо захихикал и развел руками.

– Ни фыфа не выфло!

– Молчи, баран, – разозлился шеф. – Не то зубы выбью!

– Опофдал, феф, – осклабился Колян, – жубов больфе нету!

– Верно, – нехотя согласился Эдик, – мы понесли значительный урон. Но у нас теперь есть деньги, вставим новые, хоть алмазные. Верно я говорю?

– Вевно, – закивали головами братки.

– Но сначала надо сходить к главному механику, – сказал шеф, – пусть обратно рога убирает. Это он нахимичил, больше некому!

– А может, не он? – засомневался Серый. – Может, та ведьма на помеле, что шею мне вытянула?

– Какая разница! – возмутился Эдик. – Все они одна шайка, и механик у них за главного. Да все об этом говорят. И Лисипицин тоже!

– На цугундер его! – вскипел Толян. – Хоть бы рога были нормальные, без дупла! Садист, а не механик!

– Короче, будем действовать, – сказал шеф и встал из-за стола. Стараясь не шуметь, он заглянул на кухню.

Маланья стояла у окна, держа в руках яблоко, и внимательно разглядывала его на свет. Из яблока торчали два зуба, длинных, желтых и кривых, как ятаганы.

Шеф на цыпочках вернулся обратно:

– Пацаны, тикаем! Маланья без зубов осталась!

И тут же раздался угрожающий тигриный рык. Бандиты, отпихивая друг дружку, ринулись в окно, но застряли, выскочил только шеф. Он упал, воткнувшись рогами в землю, и мычал, пытаясь освободиться.

А в комнату уже ворвалась Маланья. С торжествующим видом она втащила бандитов обратно в дом. Шеф спрятался за поленницу, выставив наружу только стоящую дыбом шевелюру и рога. В щелочку между поленьями ему хорошо было видно все происходящее в комнате. Маланья отшвырнула Толика и Серого к стене, уперла руки в бока и многообещающе уставилась на них. На Коляна, стоящего в стороне, она не обратила внимания. А напрасно.

– Ты че? – возмутился Колян и замахнулся на бабку. – Ща по соске нарежу!

Реакция Маланьи оказалась отменной. Кулак Коляна просвистел мимо, а сам бандит оказался в душных объятиях старухи.

– Где мои зубы? – строго спросила Маланья и напрягла бицепсы.

Колян пискнул и забился, пытаясь освободиться. Тут ему на помощь пришел Серый. Он не придумал ничего лучшего, как пустить в ход гирю. Но гиря – снаряд тяжелый. Для того чтобы размахнуться, Серому пришлось крутнуться на месте, как это делают метатели ядра. От такого упражнения в голове у него все закружилось, Серый пошел юзом, и бабке оставалось только сделать ему подножку и наладить пинка в хвостовую часть. Набравший головокружительную скорость Серый не успел даже крякнуть и вместе с гирей по закону инерции вылетел в окно.

Эдик едва успел пригнуться, как над ним пронеслось вытянутое тело Серого и исчезло в раскрытой двери хлева. Послышался сочный шлепок, отчаянно завизжала свинья Авдотья, и все стихло.

– Батюшки! Свинью убил! – ахнула Маланья и сиганула прямо в окно. Не разбирая дороги, старуха, как бывалый десантник, сделала кувырок в воздухе, перемахнула через поленницу, наступила на некстати подвернувшегося шефа и ринулась в сарай. – Авдотья! – крикнула она полным отчаяния голосом и принялась лупить обмякшую свинью по небритым щекам, приводя ее в чувство.

Свинья раскрыла маленькие красные глазки и жалобно хрюкнула. На боку у нее красовалось большое красное пятно – след от соприкосновения гири с дубленой свиной шкурой.

– Обидели тебя, малышка, ударили! – горячо зашептала старуха. – Гадкие мальчишки чуть тебя не убили! Ну погоди, я им сейчас покажу!

Она поискала глазами Серого, но не нашла. Озадаченно посмотрев по сторонам, бабка потыкала вилами кучу сена и даже заглянула в свиную кормушку. Серый исчез.

– Смылся, гад! – сказала старуха удивленно. – Когда только успел? Ну ничего. Еще заявится!

Пробормотав что-то еще, Маланья направилась обратно в дом. А бандит в это время трясся от страха на шатком курином насесте в самом темном углу. Когда старуха ушла, Серый свалился вниз и, прихрамывая, выскочил наружу.

– Шеф! – прошептал он. – Бежим к реке!

– Не бежим, а идем, – возразил Эдик, фигура которого странно скособочилась.

Тем временем Колян и Толян тоже выбрались наружу. Прихрамывая и вздыхая, команда направилась на берег реки, чтобы там, в безопасной тишине, обсудить план дальнейших действий.

Некоторое время они сидели молча. Наконец Эдик вздохнул и произнес:

– Хватит, пацаны. Погуляли. Пора отсюда ноги уносить. Нужно вытащить башли из сарая и придумать что-нибудь насчет рогов.

– А может, их блендамедом натереть? – предложил Толян. – Он, говорят, от кариеса помогает.

– Лучше колгейт! – возразил Серый. – Натрем рога, и все пройдет.

Эдик скрипнул зубами и охнул, расцарапав себе язык.

– Че вы гоните? На кой нам рога укреплять?

– Тогда пошли к механику, – подал голос Колян, – ты сам сказал, что он все исправит… – Помятый в тесных бабкиных объятиях, он не договорил и сухо раскашлялся.

Эдик смутился.

– Понятное дело, что исправит, – сказал он, отводя глаза, – но мы его вроде как накололи, а теперь пойдем на поклон. В лом это!

– А че делать, че делать? – застонал Серый. – У меня вон четвертый рог вылазит! Куда мне теперь? – Он схватился за голову и зашатался, как пьяный.

Братки растерянно осмотрели голову своего приятеля.

– Точняк! – удивился Толян. – Слушай, может, у тебя их штук двести вылезет? Вроде как вместо волос?

– Что-о?! – Серый не выдержал и громко, с паскудными детскими интонациями, разрыдался.

– Ты это… того! – смутился Эдик. – Ты, Серый, успокойся. Не бери в голову. Может, в баньке отпарим, а?

– Я хочу к механику! – стонал Серый. – Я устал! Я больше не могу! У меня гиря тяжелая…

– В натуре! – поддержал Серого Колян. – Припугнем этого мужика! Заявимся к нему все вместе и скажем: «Если рога не удалишь, то мы тебя за ноги и об пол».

– Точно! – обрадовался Толян. – Именно за ноги и об пол!

Эдик задумался.

– Вообще-то это идея, – сказал он, – только надо по-умному. Короче, так… – Тут лицо Эдика приняло хитрющее выражение, что в сочетании с рогами и распухшей мордой сделало шефа похожим на киношного монстра. Братки невольно подались назад.

– Короче, так, – повторил шеф и скабрезно подмигнул. – Сейчас мешки с рыжевьем перетаскиваем в машину, ставим ее где-нибудь невдалеке от дома механика и идем к нему. Он сейчас на работе, и дома у него никого нет.

– А робот? – напомнил Серый. – Он, говорят, палкой дерется.

Эдик терпеливо вздохнул и принялся объяснять, словно туповатому ученику:

– Робота мы вчера заделали. В пыль. В труху! Забыл, что ли? Короче, забираемся к механику и ждем. А когда он заявится, мы его накроем! Никуда он не денется, все сделает, как миленький.

На самом деле в голове Эдика зрели совсем, совсем другие планы…

– Шеф, ты – гений! – обрадовались братки. – Так и сделаем!

Стараясь не шуметь, они подкрались к дому Маланьи. В открытое окно было слышно, как бабка тяжело ходит по комнатам, как жалобно скрипят половицы.

– Слон натуральный! – прошептал Колян, сидя на корточках.

Внезапно старуха остановилась. Братки облились холодным потом.

– Кхе-кхе! – неожиданно густо прокашлялась Маланья. – Кхе!

– Рвем когти! – запаниковал Серый, но Эдик схватил его за рукав.

И тут бабка запела. Мотив был страшноватый, слов почти не разобрать, братки поняли только разудалый припев:

Эх, тачанка-ростовчанка,

Д наша гордость и краса!

И-эх! Могучая тачанка,

Все четыре колеса!

– Это она про нашу тачку поет! – испугался Серый. – Себе ее заныкала! Такую крутую тачку!

– Я ей заныкаю! – взвился Эдик. – А ху-ху не хо-хо? Бабуля! – позвал он из кустов. – Это мы пришли!

В окне появилось бабкино лицо. Оно было исполнено мрачной решимости.

– Ага, голубчики, нарисовались! – сказала Маланья с какой-то нехорошей радостью, – Обидели сироту-старушку, а теперь извиняться пришли?

– Бабуля, это же шутка, – примирительно улыбнулся Эдик, – тебе ведь все равно зубы надо было выдирать. Вот и выдрала! Зато без боли, как у лучшего дантиста. А мы тебе новые вставим, золотые. Будешь у нас как царица!

Услышав грубую лесть, Маланья на секунду замерла, затем махнула рукой:

– Ладно, уж. Чего там, я на вас зла не держу! Такая уж, видно, планида! А вы чего, обедать пришли? Так ведь рано еще, чай, только завтракали.

– Не, бабуля, мы отчаливаем, – сказал Эдик и подмигнул браткам: вот, мол, как хорошо получается. – Пора нам. Засиделись.

– Ну и отлично, – сказала Маланья, – отчаливайте.

– А это… – Эдик заговорщицки подмигнул бабке. – Нам бы забрать из сарая…

– Что забрать-то? – не поняла Маланья.

– Ну это самое! Да не притворяйся, ты же в курсе.

– Ах, картошечку! – улыбнулась Маланья и тоже заговорщицки подмигнула.

– Ага, – осклабился шеф, – мои парни ее вчера в погреб спрятали.

– Хорошо, – сказала Маланья. – Сейчас я свинью стащу с люка, а вы машину подгоните поближе, да пошевеливайтесь, люди-то, чай, все видят. Секут! Не хочу, чтобы обо мне слухи пошли.

– Йес! Бабуля, – обрадовался Эдик, – сейчас все в натуре забацаем!

Он бросился во двор, и через минуту братки услышали звук работающего мотора. Толян, Колян и Серый побежали в сарай. Маланья вошла следом. Оттащив в сторону спящую Авдотью, она скомандовала:

– В темпе, парни, бегом!

В это время Эдик подогнал машину прямо к двери, и братки в одну минуту забросили мешки в багажное отделение.

Эдик потянулся было вскрыть один из мешков, чтобы проверить содержимое, но увидел вдалеке скорбную фигуру Лисипицина и передумал. Да и бабка, заметив его движение, показала шефу кулак:

– Выедешь из села, смотри сколько хочешь!

– Нормалек! – легко согласился Эдик. – Открывай ворота.

Серый распахнул створки, и братки кинулись к внедорожнику, чтобы забраться внутрь. Но джип неожиданно рванул вперед, причем с такой скоростью, что едва не вписался в поленницу. Лихо развернувшись, он замер, и в раскрытое окно высунулась голова шефа.

– Перегруз, пацаны, – сказал он. – Короче, пилите к механику, а я потом подгребу. Вы с ним перебазарьте по-свойски, перетрите, а я потом подъеду. И это… Не переживайте! Вам ведь главное – от рогов избавиться! – Дико захохотав, Эдик убрал голову и дал по газам. Через мгновение джип мигнул зажженными поворотниками и скрылся с глаз.

– Не понял юмора! – сказал Серый, глядя на Толяна.

– Да все путем, – неуверенно отозвался тот. – Он же сказал, что у него перегруз. Потом приедет.

– Точняк, – совсем грустно согласился Колян.

Бабка молча наблюдала за ними, на ее лице было написано самое настоящее злорадство.

– Что, соколики, – не выдержала она, – обманул вас рогатый? Смылся?

– Ничего не смылся, – разозлился Серый, – раз обещал вернуться, значит, вернется!

– Ну-ну! – Старуха широко зевнула и направилась на кухню. – Жрать захотите – чур не опаздывать.

Братки испуганно переглянулись.

– Че делать, пацаны? – запаниковал Серый. – Может, он и вправду того… Типа слинял?

– Может, и слинял, – неожиданно согласился Толян, – все равно надо к механику идти. Придется. И шеф туда заявится, чтобы рога отчекрыжить. Короче, разберемся!

– Не заявится туда шеф, – покачал головой Колян, – с такими бабками он и так хорошо устроится. Подумаешь, рога! В каком-то смысле это даже здорово. Будет в авторитете. Нет, шеф смылся – это точняк!

Неожиданно сзади скрипнула дверца, и братки увидели стоящую на пороге Маланью.

– Подите-ка сюда! – поманила она их.

Парни нехотя подошли.

– Жрать небось хотите?

– Хотим, бабушка! – захныкали братки.

– Ну тогда идите, чего уж там!

Братки влетели в комнату, шумно уселись за стол и оторопели. На столе стояло блюдо с курицей, ровно разделенной на три части. Три миски, полные благоухающей куриной лапши, стояли тут же.

– Это что? – оторопело спросил Серый, поудобнее устраивая гирю.

– Курица, – неожиданно улыбнулась бабка. – Вы что, забыли, что курицу сперли? А я-то помню! И вообще. Обманул вас ваш командир. Всю картошку себе заграбастал! – Она не выдержала и захихикала.

– Не картошку, – скорбно поправил ее Толян, – а золото!

– Да уж какое там золото, – хмыкнула Маланья. – Коли говорю: картошку, стало быть, так и есть.

Парни непонимающе уставились на нее.

– Эх вы, головы дубовые! – вздохнула бабка. – Неужто я этого дела не предвидела? Поставила ему кормовую картошку, а он ее всю и прибрал! Золотишко-то не во всякие руки дается! – И она захохотала неожиданно густым басом.

Братки молча смотрели на нее, тяжело врубаясь в происходящее. Маланья посерьезнела:

– Вам бы не бандитствовать да себя гробить, а вкалывать как следует! Глядишь, и не натерпелись бы, и деньгу заработали! Нам сезонные рабочие и зимой и летом нужны. Ну да теперь поздно об том говорить. Что до вашего шефа, то бог шельму метит. А золото вы сдайте-ка в бухгалтерию, пока совсем не пропали. Да ведь и награда за это положена, и немаленькая. – Она вздохнула и посмотрела на них. – А впрочем, сами думайте, только не прогадайте смотрите! На вас вон и так смотреть страшно, а что дальше будет…

– Что? – разом задрожали братки.

– То и будет! – сурово сказала Маланья и вышла из комнаты.

– Нечего ее слушать, – сказал Толян, молниеносно расправляясь со своей порцией. – Фуфло гонит бабка!

– Сам ты фуфло! – неожиданно сказал Серый. – У тебя и рога бараньи. А мне, например, надоело. Устал я. От рогов, от гири, и вообще. Хочется нормально пожить.

– Это точно, – кивнул Колян, – если башли у нас, тогда все меняется. С деньгами можно свое дело открыть. Легальное! Только как их в город перевезти?

– То-то и оно, – сказал Серый, – нам, рогатым, и машину никто не даст! Бабка верно говорит: скинуть рыжевье в бухгалтерию и получить деньги. Глядишь, и с механиком договоримся.

– Ну-ну, – усмехнулся Толян, – давайте!

– И дадим! – поддержал Серого Колян. – Скинем золото и возьмем свою долю.

– Пацаны, у вас крыша съехала, точняк! – сказал Толян. – Слышал бы вас шеф…

– Твой шеф – змей! – не выдержал Серый, изгибая длинную шею и нависая над Толяном. – Он нас наколол! Это он нас сюда заманил! Говорил, что здесь лохи живут, а здесь все – крутые. Это он нас подставил!

– А сам смылся, – добавил Колян.

– С картошкой, – ехидно уточнила Маланья, заглянув в комнату.

– Короче, надо идти к механику и поговорить с ним по-человечески, – решил Серый, – а то я весь рогами изошел. Куда мне такому деньги?

– Значит, вы твердо решили? – спросил Толян.

– Тверже не бывает!

– Тогда я вам скажу так: механик заставит вас золотишко-то вернуть! Ясно?

Серый задумался, попытался почесать затылок, наткнулся на рог и махнул рукой:

– Я ему сам свою долю верну, лишь бы снова человеком сделал. Не хочу светиться ночами, как телевизор! Рогов не хочу!

– И я тоже, – кивнул Колян. – Лишь бы избавиться от этой дряни. – Тут он покачал рогами. – Приведу себя в порядок и поеду в деревню. К тетке. Устроюсь на работу и буду жить, как все люди. Мне теперь ничего не страшно! А там Нинка, она меня до сих пор ждет!

Толян задумался, потом махнул рукой:

– А, ладно. Я тоже с вами. Только как мы эти мешки обратно потащим? Они же тяжелюшие!

– А про тележку-то забыли? – спросила Маланья, снова заглядывая в комнату.

Через час жители Калиновки стали свидетелями странного зрелища. Трое измученных парней в дурацких шапках на головах толкали по улице тележку, на которой лежали картофельные мешки.

– Заключенные сбежали, – шепнула Жульетта своей соседке. – Видишь, и жратву с собой прихватили!

Мнения разделились. Кто-то предположил, что в село забрели путешественники, пешком добирающиеся из Владивостока. Более скептически настроенные уверяли, что это очередная научная экспедиция. А кто-то высказал совсем уж крамольную мысль, что перед ними эмигранты из стран Балтии.

– Вот до чего нашего брата в Прибалтике доводят! – ахнула какая-то сердобольная бабка.

– Вы это прекратите, – сказал скульптор Агафонов, выходя за калитку. – Зачем раздувать межнациональную вражду?

– А никто и не раздувает, – возразила Жульетта. – Ты сам посмотри, страхота-то какая!

– Глупые вы люди, – усмехнулся Агафонов. – Это же художественная самодеятельность. У них наверняка репетиция!

Не обращая на все эти разговоры внимания, братки добрались до шлоссеровского дома и постучали в калитку.

– Кого еще несет? – проворчал говорящий запор, но калитка тем не менее распахнулась, и на пороге возник улыбающийся Гаврила.

– Гаврила дверь открывай, сахарок дай, дай! – пробормотал он и тут же затих.

Лицо Гаврилы исказилось гримасой непонимания. Какое-то время он с жалостью смотрел на парней, а затем вытащил из кармана три кусочка сахара:

– Гаврила добрый! Гаврила дверь открывай, сахарком угощай!