– Да все так, только сходства маловато. Лоб низкий, а челюсть уж очень большая.

– А ты видел, как наш директор орехи грызет? – воспрянул духом Агафонов. – У него челюсть – во! Правда, тут я, может, и переборщил… Но зато какая экспрессия!

– Насчет экспрессии не спорю, – сказал Костя. – Ну мне пора!

– Не держу, – согласился Агафонов. – Главное, что ты увидел и одобрил. А то давай я и тебя увековечу, а? Конную статую хочешь? Будешь как Петр Первый!

– Потом, – сказал Костя, – сейчас мне некогда.

– Ну если что, заходи, – улыбнулся Агафонов. – Сам знаешь: кого-кого, а тебя я завсегда воплощу!

Костя тихонько прошел мимо хозяйки, у которой на лице была изображена зубная боль, и поспешил к реке.

Возле омута, на травяном бугре его поджидал кот Антуан. На шее у него болтался небольшой транзисторный приемник.

– Где-то мы пропадаем, – проворчал Антуан, – где-то мы шляемся, понимаешь, а его тут ждут! Я уже все лапы обтоптал – тебя выглядывал. Думал: может, утонул?

– И не думал, – сказал Костя, устраиваясь рядом. – А ты-то как здесь оказался? Ты же спал вроде?

– Какой тут сон, если под окном механический мужик бегает, – пожаловался кот, – только и бьет по ушам: бух-бух-бух! Топ-топ-топ! Хорош экземплярчик! – Кот сардонически усмехнулся. – Он там уже две гряды начисто стоптал. Лучше уж рыбку ловить. Здесь вон как тихо!

Он включил транзистор и разлегся, закинув лапу на лапу. Костя размотал лески, забросил удочки в воду.

– Ну давай, приманивай!

– Тьфу ты пропасть! – сплюнул с досады кот. – Только улегся! Нигде нет покоя. Ладно уж…

Он вскочил на задние лапы и забегал по берегу, сосредоточенно бормоча:

– Ловись, рыбка, большая и маленькая! Ловись, рыбка, большая и маленькая!

Вскоре от этого мельтешения у Кости зарябило в глазах.

– Хватит, – сказал он, – подманил. Теперь будем ждать.

– Чего ждать, если не клюет? – возмутился Антуан и завопил еще громче: – Ловись, рыбка! А ну ловись, едрена корень, не то печенку вырву, ловись, кому сказал, ну!

Костя хотел сказать, что таким способом вообще всю рыбу распугаешь, но тут, к его великому удивлению, поплавок дрогнул и ушел под воду. Причем ушел так стремительно, что стало ясно: клюнула не какая-нибудь плотва, а здоровенная рыбища. Костя схватил удилище и потянул его на себя. Вода в реке пошла бурунами. Было видно, что рыба не на шутку борется за свою жизнь. Но и Костя не думал упускать добычу. Он напряг все силы, рванул, леска оборвалась, и Костя полетел на траву.

А через минуту из-под воды показалась голова аквалангиста. Он свирепо погрозил кулаком и снова нырнул.

Костя сидел на траве, нелепо подвернув ноги, вытаращив глаза и сжимая удилище в руках. Зато Антуан исступленно бегал взад-вперед по берегу и истошно вопил:

– Какая рыба! Какая рыба сорвалась! Ну куда ты, хорошенькая моя? Ау, вернись, я все прощу! Кис-кис-кис! Тьфу, рыб-рыб-рыб… Ну что ты расселся, – повернулся он к Косте, – ныряй, она ждет!

– Кто – она? – обалдело переспросил Костя.

– Рыба, – застонал кот, – я таких еще не видел! Наверно, это сом!

– Уймись, – сказал Костя, поднимаясь на ноги, – у сома усы. Это аквалангист, а не рыба, только ума не приложу, что он здесь делает?

– А разве ак… вак… лангуст – не рыба? Или это что-то вроде морского рака? Я читал, что лангустов тоже едят!

– Аквалангист – это человек с аквалангом, – пояснил Костя. – Акваланг – это аппарат для подводного плавания. Иными словами, водолаз. Мы водолаза поймали на удочку, ясно?

Теперь настала пора удивиться Антуану.

– А разве у нас такие водятся? – спросил он шепотом, присев, как от испуга.

– Значит, водятся, – пояснил Костя, – наверное, это дачники. Есть богатые люди, которые могут себе позволить такое развлечение. Они себя называют дайверами. Короче, это был дайвер!

– Он тоже рыбу ловит? – ужаснулся Антуан. – Ну тогда нам ничего не останется!

Костя задумался.

– А ведь ты прав, – сказал он, – наверняка у него есть гарпунное ружье. А подводная ловля в реках запрещена, это я точно знаю. По крайней мере, с аквалангом. Эх, поймать бы этого типа!

– Да как же ты его поймаешь, если он водолаз, да еще дайвер? – отмахнулся Антуан. – Небось лежит себе на дне и дразнится!

– Жалко, моторки нет, – сказал Костя, – проехаться бы по реке, посмотреть… Наверняка он не один. Поймать с поличным, составить протокол, чтобы неповадно было!

– А… м-ня-а… разве у тебя нет моторки? – спросил кот.

– Откуда? – сокрушенно сказал Костя.

– Вот и отлично! – оживился Антуан. – Может, еще половим?

– Половим, – сказал Костя и вынул из кармана запасную леску.

– Мне как, снова подманивать? – нехотя спросил Антуан.

– Не надо, – отмахнулся Костя.

– Это почему же не надо? – подозрительно осведомился Антуан. – Или я нехорош? Или рыбы жалко? Так ты так и скажи! Надоел, мол, глаза бы мои на тебя не смотрели. Скажи, скажи! Я не обижусь, я все пойму!

– Глупости, – сказал Костя, – ни о чем таком я и не думал. Приманивай, пожалуйста, разве мне жалко?

Антуан снова забегал по берегу.

– Ловись рыбка, – запричитал он, – лови-ись! Маленькая и большая! Особенно большая… Клю-клю-клю… Рыб-рыб-рыб!

Он бегал до тех пор, пока не охрип. Костя от этого концерта слегка обалдел, а потому и не среагировал вовремя на движение поплавка. А когда среагировал, леску уже тянуло на дно.

– Ну погоди! – Костя осторожно подсек и не спеша потянул на себя. И снова поверхность реки забурлила, и над водой показалась еще одна голова в маске.

Выплюнув загубник, аквалангист заорал благим матом:

– Ты че, баклан, окосел, что ли? Больно же! Ну я тебе сейчас дам!

Аквалангист отчаянно забарахтался, направляясь к берегу. Через минуту он уже стоял на песке, свирепо вращая глазами. Обрывок лески словно тоненький хвостик скорбно свисал с задницы водолаза.

– Ну сейчас ты у меня попляшешь!

– Это ты у меня попляшешь, – мрачно сказал Костя, извлекая из кармана служебное удостоверение и раскрывая его перед незнакомцем. Аквалангист остолбенел.

– А? – посмотрел он на Костю, словно увидел привидение. – Что? Хто?

– Вот сейчас и узнаешь, хто, – пообещал Костя, поднимая с травы папку. – Сейчас составим протокол…

– Екарный бабай! – прошептал аквалангист, резво разворачиваясь к воде.

– Стоять! – крикнул Костя, но не тут-то было.

Крупными лягушиными прыжками незнакомец бросился обратно и с грохотом обрушился в воду, так что на берег выплеснулась волна. Гнаться за ним было бессмысленно.

– Диверсант! – завопил Антуан, обхватив лапами голову.

– Обыкновенный браконьер, – возразил Костя, – хотя многие из них не лучше диверсантов. Правда, у него не было подводного ружья. Может быть, они ставят сети?

– Вот и поели рыбки! – вздохнул кот. – И зачем я их только приманивал?

От расстройства он включил радиоприемник и принялся ловить что-нибудь веселое. Однако вместо музыки из радиоприемника донесся невнятный шум, затем простудный кашель, и наконец чей-то голос довольно явственно произнес:

– Хана, шеф, нас застукали!

– Какая хана? – тут же отозвался другой голос.

Антуан хотел было крутануть колесико настройки, но Костя отнял у него приемник и прибавил звук.

– Тут какой-то козел из леснадзора ошивается! Всю задницу мне растаранил и Коляну тоже!

– Ты чего мелешь, как это растаранил?

– Ну так… рыболовным крючком!

– А вы что?

– А чего? Еле крючки выдрали!

– Дебилы! – сердито сказал голос. – Возвращайтесь назад, погуляли – и будет. Все, связь окончена.

В ту же минуту эфир замолчал, и, сколько Костя ни вращал настройку, ничего, кроме музыки, не было слышно.

– Это что же получается? – пробормотал Костя, – Значит, целая банда орудует? Надо идти к директору. Пусть дает моторную лодку. И Яге с Горынычем сказать. Возьмем бандитов, никуда они не денутся!

– Ура! – закричал Антуан. – Вперед! – И, повесив на шею транзисторный приемник, припустил вслед за Костей.

Стояла ясная полуденная тишина. Серебристые паутинки растворялись в воздухе, и от этого он становился еще чище и прозрачнее. Просвеченная солнцем листва словно замерла на мгновение, готовая в следующую минуту встрепенуться и зашелестеть, но мгновение все не кончалось, и ни единого звука не раздавалось вокруг. Только огромная удивленная стрекоза зависла в нерешительности над двумя колокольчиками, не зная, на который из них опуститься.

Яга Степанидовна уселась на пенек в тени старого огромного дуба, раскрыла очередной том Жорж Санд и, шевеля губами, погрузилась в чтение.

– Вы мерзавец! – прочитала она. – Вы опорочили славное имя герцогов Анжуйских!

И тут на поляну упала чья-то огромная угловатая тень.

– Ахти! Кого это несет? – прошептала бабка и тихонько спряталась за дерево. От обладателя такой тени хорошего ждать не приходилось.

Действительно, через минуту из-за кустов появился здоровенный детина в коротких шортах и рубашке, расписанной попугаями. У него была бритая голова, заплывшее дрябловатым жирком лицо и маленькие воробьиные глазки, подозрительно поблескивающие из-под набрякших век. Это был Эдик собственной персоной. В руке он держал помповое ружье.

Эдик огляделся и вытер пот со лба.

– Класс! – пробормотал он. – Вот где пикничок надо было забацать!

И тут он заметил берлогу, где предавался послеобеденному отдыху медведь Потапыч. Надо сказать, что Эдик представлял себе лес как некую декорацию для приятного времяпрепровождения и представления не имел, что здесь могут быть какие-то норы, берлоги и прочие лесные сюрпризы. Ему вдруг пришло в голову, что он наткнулся на клад.

– Вот это дыра, в натуре! – восторженно прошептал он, становясь на колени и заглядывая внутрь.

Яга услышала, как медведь вздохнул и насторожился, но детине было не до того.

– Алмазы! – ахнул он, увидев горящие в темноте глаза Потапыча. – Клад, в натуре! – И, засунув руку в густую пахучую темь, вцепился медведю в глаз.

Могучий рев и отчаянный вопль разом потрясли лес. Заснувшие было птахи бросились врассыпную кто куда. Только любительница скандалов – сорока – спряталась за ветвями, чтобы посмотреть, что будет дальше.

Яга Степанидовна, замаскировавшись наспех сорванной веткой, подобралась на всякий случай поближе.

Детина приплясывал на месте, тряся укушенной рукой и с ужасом глядя на берлогу. На жирном указательном пальце здоровяка появились характерные следы неправильного прикуса.

– Змея! – истерически бормотал детина, разглядывая палец и судорожно подсчитывая минуты оставшейся жизни. В его памяти промелькнули кадры из фильма про Индиану Джонса и про змей, охраняющих сокровище.

«Спасаться, спасаться! В медпункт!» – мелькнуло в его голове. Эдик подхватил ружье, но не успел сделать и шага, как из берлоги показалась сначала изумленная мохнатая башка, а следом за ней, охая и причитая, вывалился и весь медведь.

Правый глаз Потапыча был красный и слезился.

– Медведь! – взвизгнул детина.

– Бандит! – ахнул Потапыч и сделал шаг назад. Под его тяжелой лапой хрустнула ветка, и медведь, словно куль муки, повалился в траву.

Эдик судорожно дергал затвор ружья. На его лбу выступили капельки пота, а руки выполняли команду с точностью до наоборот.

Яга Степанидовна поняла, что пора действовать. И хотя ружье в руке шефа тряслось и прыгало как живое, оно тем не менее могло выстрелить. Бабка отбросила ветку в сторону и предстала перед шефом во всей своей красе.

– Ва-ва-ва-вах! – загадочно произнес Эдик, глядя на Ягу и переставая трястись.

А Яга уже подняла правую руку вверх. Рука была сухая и тонкая, как картофельная плеть, и заканчивалась острыми тонкими коготками.

– Чикатилло накатилло! – завывая, произнесла Яга. – Накатилло укатилло!

В следующее мгновение поляна подернулась морозным туманом, земля вздрогнула, и где-то невдалеке, словно невидимый зверь, зашевелился гром.

Яга подняла вторую руку, и туман, свиваясь кольцами, окружил Эдика непроницаемой молочной пеленой.

– Чуфырь! – довольным голосом произнесла Яга, и туман, мгновенно съежившись, уполз в лопухи.

Снова засияло солнце. Эдик все так же стоял на поляне, только вместо новенького помпового ружья у него в руках оказалась толстая суковатая палка, из которой он напрасно старался выстрелить.

– Пу, пу, пу! – стрелял он то в Потапыча, то в Ягу Степанидовну. Старуха смотрела на него с жалостью.

– Может, хватит пукать, – сказала она, одергивая ситцевый фартук, – а то, неровен час, штаны испоганишь.

– Абзац! – прошептал детина, начиная шевелить ногами и переходя на бег на месте. – Мамочки! – Последнее слово он произнес странным, пищащим басом и неожиданно быстро ринулся через лес, оставляя за собой неширокую просеку.

– Чертям лесным тебя отдать бы! – пробормотала Яга, мстительно глядя вслед Эдику.

– Отдай, матушка еще не поздно! – Возле Яги словно из-под земли выросло несколько чертей. Их длинные хвосты от напряжения подергивались и нервно били по траве.

– Страсть как кушать хочется! Давненько такого не едали!

– Не видали! – поправил говоривших один из чертей, тот, что покрупнее. – Нам бы его на пе…

– На перевоспитание! – хором закончили черти.

– Знаю я ваше перевоспитание, – нахмурилась Яга. – Куда участкового дели, схарчили небось? А он ведь только за грибочками пошел прогуляться!

Черти потупились, а один из них принялся стыдливо ковыряться в зубах.

– Да мы его и не видели! – наконец произнес самый маленький.

– Больно он нам нужен, костлявый такой! – отозвался самый длинный.

– Ша! – сказал главный. – Кончай базар! А ты уж, матушка, в следующий раз нас понапрасну не вызывай, конфуз может выйти.

Из полуоткрытой двери приемной директора доносился тихий настойчивый храп. От этого храпа воздух в приемной сгустился и сделался похожим на теплый, сладковатый кисель.

– Может, окно открыть? – предложил Костя, поглядывая на огромную двойную раму. Ее не открывали, наверное, со дня строительства самого здания. Между двумя стеклами скопилось изрядное количество засохших мух, валяющихся просто так или запутавшихся в паутине. Колченогий тщедушный паучишка от нечего делать раскачивался на пыльной серой паутинке. Ему было скучно.

Костя тоже скучал, несмотря на то что Евстигнеев с вечным пылом излагал свою новую гипотезу возникновения Вселенной. Эту гипотезу Евстигнеев выудил из журнала и, слегка подправив, выдавал теперь за свою.

Костя протянул руку к окну, но так и не открыл.

– Толку-то, – остановил его Евстигнеев, – открывай, не открывай, все равно будет душно. Ветра-то нет.

– Штиль, – кивнул Полумраков, доставая платок и утирая лицо. – Интересно, долго он еще проспит? – Савелий имел в виду директора и его привычку предаваться послеобеденному сну.

– Он не спит, а медитирует! – поправил его Евстигнеев. – Разницу чувствуешь?

– Какая разница, кто смешит, кто дразнится, – проворчал Полумраков, и, словно в ответ на это, директор оглушительно рявкнул, и хрустальные подвески на люстре жалобно зазвенели.

– Небось, Лисипицин приснился, – пробормотал Евстигнеев.

– Не дай бог! – испугался Полумраков. – Мне тут вчера…

Договорить он не успел. За дверью надсадно скрипнула скамья, послышался сладкий, с волчьим прискуливанием, зевок, и в дверь просунулось помятое лицо Захара Игнатьевича.

– А, это вы, – буркнул он несколько разочарованно. – Ну заходите, заходите, только ничего не просите. – Последние слова директор произнес, изображая тихую зубную боль.

Захар Игнатьевич уселся в кресло и положил на стол красные пудовые кулаки. Одним кулаком он придавил папку с делами, и Косте на мгновение показалось, что папка жалобно пискнула.

Евстигнеев с Полумраковым переглянулись. Они тоже услышали писк. Захар Игнатьевич озадаченно посмотрел на кулак, потом на папку, приподнял ее и стряхнул на пол расплющенную мышь.

– Слушаю, – смущенно сказал он, убирая папку в стол.

– Мы к вам по поводу пришельца, – начал Евстигнеев. – Вы его знаете.

– Тот, бомжеватый, который у Шлоссера?

– Нет-нет, – Евстигнеев отрицательно покачал головой, – вы же помните, у нас в гостях был.

– А, это тот, костистый… – Захар Игнатьевич кивнул головой.

– Крян, – напомнил Полумраков, которому надоело находиться в роли статиста.

– Армянин? – Захар Игнатьевич поднял кустистые брови. – Вы же говорили – пришелец!

– Совершенно верно, – подтвердил Костя, – просто у него имя такое. По звучанию совпадает с армянским.

– А может, они того? – насторожился директор. – Может, кавказцы уже космос захватили и оттуда теперь до нас добираются?

– Ну что вы! – широко улыбнулся Евстигнеев. – Как можно?

– Очень даже можно! – возразил Захар Игнатьевич. – Кавказцы – они такие. Давеча тоже вот приезжал один. У населения огурцы скупать. И ведь скупил по дешевке, а вы говорите – космос!

– Ну наш-то натуральный пришелец, – спокойно оказал Евстигнеев. – У него даже документы есть. Удостоверение космической личности.

При слове «документы» Захар Игнатьевич облегченно вздохнул и расслабился. Документы он любил и верил им безгранично. Благодаря этой любви он ни разу за все время своей работы не вошел в конфликт с вышестоящим начальством. Такое законопослушное поведение сначала всех удивляло, а потом Захар Игнатьевич получил кличку – «директор в законе». Об этой кличке он знал, и она ему нравилась.

– Ну так что ваш пришелец, – осведомился он, – небось запчасти просит? Так у меня вон два комбайна стоят, комплектующих нет.

– Что вы, что вы! – замахал руками Евстигнеев. – У него другое. Ему тут невесту нашли. Жениться хочет. Чтобы все по закону!

У представительного Полумракова глаза на мгновение вспыхнули каким-то рыжим разбойничьим блеском и тут же погасли.

– Это способствует сближению цивилизаций, – многозначительно добавил он.

У Захара Игнатьевича на мгновение отвисла челюсть, но он быстро пришел в себя и вернул ее на место.

– А как же…

– Все по закону! – подчеркнул Евстигнеев. – Мало того: Крян хочет вступить в коллектив. Правда, он больше склоняется к фермерству.

– Вот еще! – вскипел директор. – Ни дня в хозяйстве не проработал, а хочет фермером стать? Пусть сначала потянет лямку. Он механик?

– Механик, механик! – закивал головой Евстигнеев.

– Вот пусть и займется ремонтом. А землю мы ему выделим, пусть не переживает… На ком жениться-то решил?

– На Матильде, – тихо отозвался Полумраков.

– Так она ж старуха! – удивился Захар Игнатьевич. – Проку от нее…

– Ему как раз такие нравятся, – сказал Евстигнеев. – А что? Баба румяная, дородная, у него на родине и таких нет! А то, что старуха, так это – пустяк. Как выйдет замуж, так враз помолодеет.

– А сам-то он чего не пришел, – с добродушной ворчливостью в голосе спросил директор, – стесняется, что ли?

– Он бы пришел, – сказал Костя, – но тут такое дело…

– Простое дело, – перебил его Евстигнеев. – Крян служит в Галактической полиции и сейчас на задании. Они там кого-то ловят. Операция перехват называется.

– Тогда я ничего не понимаю, – нахмурился Захар Игнатьевич. – Если он служит, то как же он собирается работать у нас?

– Он уходит в отпуск! – хором сказали Евстигнеев и Полумраков.

– Ну и…

– А отпуск у них по нашему времени – пятьдесят лет, – добавил Костя.

В кабинете воцарилась изумленная тишина. Директор побагровел, крякнул, но, глянув на спокойные лица друзей, вздохнул и кивнул головой.

– Они что там, все долгожители?

– Не особенно, – отмахнулся Евстигнеев. – Тыщи полторы живут, а там засыхают понемногу.

– Как это – засыхают? – заинтересовался Захар Игнатьевич.

– На корню, – веско сказал Полумраков.

Директор откинулся на спинку стула.

– С вами с ума сойдешь, – сказал он, жалостливо глядя на Костю. – Ну где это видано: пришельцы, драконы, черти какие-то… Как тут разберешься? Вы бы навели у себя порядок. Я так понимаю, у этих товарищей даже паспортов нет? Не по закону! Пусть товарищ Яга придет и оформится, как положено. И это… Другие тоже пусть приходят. Мы их проведем как актив. Кстати, этот ваш Крян, часом, не алкоголик? Может, он прогуливать начнет, если мы ему трудовую оформим? У нас так бывает: пока не работает – золото, а не человек, а как только трудоустроился, так и запил.

– Пьет только чай, – сказал Евстигнеев, – вприкуску.

– Все. Договорились! – Директор положил ладонь па стол, давая понять, что аудиенция окончена, но Костя его опередил:

– Захар Игнатьевич, у меня к вам вопрос.

– Ну? – с неудовольствием повернулся к нему директор.

– Мне нужна лодка с мотором, – сказал Костя, – на один день. Я сегодня на реке видел двух аквалангистов. Есть подозрение, что они ведут запрещенную охоту!

Он хотел поподробнее рассказать о сегодняшней рыбалке, но не успел. В дверь, рыча и неразборчиво ругаясь, ввалился детина в шортах и рубашке, разрисованной попугаями. В руке он держал суковатую дубинку.

– Где директор?! – закричал Эдик. – Директор где? – Неуклюжим движением он смахнул на пол квартальную отчетность.

– Вы бы, гражданин, положили свою палочку и объяснили спокойно, в чем дело, – сказал Евстигнеев, – а то так и до греха недалеко.

– А ты заткнись! – прошипел Эдик. – Развелось вас, начальников! – Он попытался отпихнуть Евстигнеева в сторону, но Евстигнеев, не говоря ни слова, схватил детину за шиворот, отнял палку и, повернувшись к Косте, спросил:

– Ну что с ним делать? Ведет себя, понимаешь, как мальчишка, хоть в угол ставь!

– Правильно, – поддержал Полумраков, – вот пусть и постоит в углу, и подумает!

Без видимых усилий Евстигнеев отвел детину в сторону и, как тот ни брыкался, поставил его в угол.

– Будешь дальше хулиганить, ремнем выпорю, – пообещал он.

Полушутя-полусерьезно Евстигнеев дотронулся до своего широкого ковбойского ремня, и Эдик, что-то неразборчиво пробормотав, уткнулся носом в стенку. Сначала он нетерпеливо дрыгал ногой, потом покорно принялся ковырять штукатурку, а через минуту капризным голосом сообщил:

– Я больше не буду!

– Слушаю вас! – рявкнул Захар Игнатьевич, и Эдик медленно отклеился от стены, опасливо поглядывая на друзей. – Какие у вас претензии, молодой человек? – Директор встал из-за стола и теперь нависал над детиной, требовательно и строго дыша ему в лицо.

Эдик вдохнул запах добротного калиновского борща, и глаза у него подернулись белесой куриной пеленой.

– Этого… Того… – начал он, оглядываясь в поисках палки.

– Конкретней, конкретней! – одернул его Евстигнеев.

– Что случилось-то?

– Вот! – жалобно заявил парень, поднимая вверх укушенный палец, – Медведь укусил! Ни с того ни с сего! Я шел, а он как тяпнет! Наверно, бешеный! А потом какая-то бабка напала, – перешел он на шепот. – Где такие только водятся? Лапы – во! Зубы, – тут Эдик помотал головой в поисках сравнения и не нашел, – во! – заключил он. – Ружье украли. Импортное. Или верните ружье, или пусть заплатят компенсацию. Я этого дела так не оставлю! – Последнюю фразу он произнес, гордо вскинув голову.

– Простите, – вмешался Костя, – а с какой стати вы разгуливаете с ружьем по лесу? Вы охотник? Билет с собой? Лицензия? На кого собирались охотиться?

– Да… Дело пахнет керосином, – произнес Евстигнеев в сторону, но Эдик услышал, и его лицо побагровело.

– Постойте, постойте! – продолжил Костя, видя, что Эдик собирается что-то сказать. – Что вы сделали с медведем? В наших лесах осталось две медвежьи семьи, и охота на них карается в уголовном порядке. Значит, так: сейчас составим протокол, а пока я сообщу в райотдел милиции.

– Нет! Нет у меня ружья! – испугался Эдик. – Я просто так сказал, пошутил! Обидно стало, что у вас медведи кусаются.

– Ну вот! – развел руками Костя. – Что же это получается? То – есть, то – нет. Так было у вас ружье или не было? А если не было, то все равно назовите калибр и марку.

– Ладно, – махнул рукой Захар Игнатьевич, – что мучить парня? Может, действительно у него травма, вот и болтает не разбери что. Ты, Евстигнеев, отведи человека в медпункт, пусть Надя посмотрит!

Сказав это, директор улыбнулся Эдику такой широкой улыбкой, что тому невольно вспомнился вылезший из берлоги Потапыч.

Через минуту Евстигнеев и Эдик шли по главной улице, потом свернули направо, потом налево и оказались в тихом зеленом уголке.

– Авторский переулок, – прочел Эдик и непонимающе уставился на Евстигнеева.

– Тут разные писатели жили, – лениво пояснил Евстигнеев, – много их было, вот и назвали.

– А какие писатели? – невольно полюбопытствовал Эдик, оглядывая курчавую, всю сплошь в акациях улочку.

– Ну Лев Толстой, – сказал Евстигнеев, осторожно обходя лежащего в пыли петуха. – Пушкин, Лермонтов…

– А Достоевский? – съязвил Эдик, демонстрируя начитанность.

– У Достоевского характер был вредный, – сварливо заметил Евстигнеев, – он жил на другой улице и с Толстым не здоровался. Принципиально. Ну вот мы и пришли. – Он показал на выкрашенный белой краской дом. На доме висело две таблички. На одной, с красным крестом, было написано «МЕДПУНКТ», а на другой, поменьше – «Дом-музей В. А. Жуковского».

– Ерунда какая-то получается, – возмутился Эдик. – У вас что, все писатели жили?

– Все! – невозмутимо ответил Евстигнеев.

– Не верю! – заупрямился парень.

– Значит, вы – атеист, – спокойно констатировал Евстигнеев. – Здешние жители, например, все верят… Да вы проходите, проходите! – И он подтолкнул Эдика к двери.

Внутри было тихо, бело и пахло йодом. Девушка в очках сидела за столом и что-то быстро писала в толстую конторскую книгу.

– Садитесь, – кивнула она головой, – я сейчас. – Наконец она закрыла свой гроссбух и холодно улыбнулась: – Что у вас?

– Да вот, – сказал Евстигнеев, решивший помочь незнакомцу, – парня укусил дикий зверь.

– Дикий? – вытаращила глаза девушка. – Какой зверь?

– Медведь, – промычал детина.

– Так… Ясно. Он на вас напал сам?

– Сам. – Эдик отвел глаза в сторону.

– А вам не бросились в глаза э… Ну, скажем, странности в поведении зверя?

– Еще как бросились! – пожаловался Эдик. – Он разговаривал!

– Ну что ж, – вздохнула девушка, – все ясно. Зверь бешеный. Придется делать прививку.

Не глядя, она достала с полки медицинскую карточку и принялась ее заполнять.

– Имя? – спросила медсестра, нацелившись авторучкой в чистую графу.

– Эдик! – представился парень. – Можно Эдуард.

Медсестра зарделась, но тут же взяла себя в руки и остекленевшим голосом поправилась:

– ФИО!

– Что? – не понял парень и приложил ладонь к уху.

– ФИО! – повторила девушка еще более стеклянным голосом. Казалось, он вот-вот разлетится на мелкие сверкающие осколки. – Фамилия, имя, отчество.

– Эдуард Васильевич Скоробогатов, – с расстановкой произнес Эдик. – У меня даже права где-то есть… – Он захлопал себя по карманам.

– Не нужно, – остановила его девушка. – Профессия?

– Новый русский! – осклабился Эдик, невольно расправляя плечи и набирая полную грудь воздуха.

«Ишь как надулся, вот-вот взлетит», – подумал Евстигнеев и придвинулся поближе, чтобы в случае чего успеть схватить нового русского за штаны. Но тут Эдик шумно выдохнул воздух и добавил:

– Место работы – «Флибустьербанк».

Девушка старательно записала анкетные данные и в упор посмотрела на Эдика. Теперь она смотрела на него как на вещь, как на сломанный механизм, который нужно отладить. Эдик такого взгляда не выдержал и, отвернувшись, нервно застучал ногой.

– Раздевайтесь, – сказала медсестра, равнодушно доставая стетоскоп. – Да нет… Только до пояса. Прилягте. Вот так. Теперь дышите!

Она прижала стетоскоп к розовой, младенческой груди Эдика и задумалась.

– Не дышите. Еще раз не дышите! Теперь дышите часто. Еще чаще! Вы что, быстрее не можете? Вот так…

Багровый Эдик работал, как поршневой насос.

– Теперь не дышите!

Эдик почувствовал, что поплыл. Ему вдруг стало хорошо и спокойно; в ушах стоял нежный мелодический звон, словно сотни серебряных колокольчиков вздрогнули вдруг.

– Что это вы такой слабый? – донеслось до него словно сквозь вату. – Вон побелели аж!

«Побелеешь тут», – с обидой подумал Эдик, пытаясь зацепиться за реальность.

– Все ясно, – четко сказала медсестра, – вчера вы приняли триста граммов «Жириновской» под малосольный огурец!

– Точно! – изумился Эдик. – А как вы догадались? Неужели видно?

– Работа такая, – рассеянно сказала медсестра и куда-то вышла.

Евстигнеев услышал, как она гремит банками и что-то бормочет себе под нос.

Наконец девушка вернулась, неся в руке литровую банку с темно-зеленой жидкостью. Жидкость тяжело колыхалась, и время от времени в ней вспыхивали ярко-желтые прожилки.

– Выпейте, – сказала медсестра строго, – перед уколами надо дезактивировать организм.

Эдик взял банку и обреченно посмотрел внутрь. Понюхав, он высунул язык и осторожно лизнул содержимое. Глаза его тут же разбежались в разные стороны, как испуганные тараканы.

– Горько! – пожаловался он.

– Естественно, – пожала плечами медсестра.

– А если я не выпью?

– Тогда не получите прививки. Да вы не бойтесь, у нас главврач это средство каждый день пьет. Как домой идти, так и пьет.