– Она вбок отъезжает, – наконец разобрался Серый и вцепился ногтями в штакетину, – помогайте!

Пыхтя и сопя, братки навалились на дверцу. Внутри что-то натужно заскрипело, и калитка стала медленно отъезжать в сторону.

– Навались, навались, придерживай! – командовал шеф, суетясь рядом. – Так, хорошо! Еще, еще, ну!

Наконец дверца отворилась настолько, чтобы пропустить одного человека. Набравшись смелости, шеф сунул голову внутрь и огляделся.

– Порядок, пацаны! – сказал он, увидев совершенно пустой двор. Однако брошенное им слово братки поняли превратно.

– Чего? – переспросил Серый, автоматически разжимая руки.

В то же мгновение калитка с каким-то торжествующим скрипом сомкнулась на шее шефа. Эдик заверещал, будто его начали резать, задергался и вдруг как-то остекленел. Из раскрывшегося рта вытекла ниточка слюны.

– Кранты шефу! – ахнул Толян, не делая попытки освободить Эдика.

«И с тебя, гад, минус десять процентов», – отстраненно подумал Эдик, не в силах произнести ни звука. Зато Колян ухватился за створку и начал толкать ее, багровея от натуги.

«А Коляну – плюс, – подумал шеф с благодарностью. – Ну не десять… Хватит и пяти. За такое дело не жалко. Накину четыре процента, не меньше. Три точно. Даже один процент и то – крутые бабки!»

Наконец шефа вызволили и кое-как протиснулись следом. Серый и Толян повели остальных к спрятанным сокровищам.

– Тут они, – прошептал Серый, – мы их досками прикрыли.

– И трубу сверху положили, – напомнил Толян.

– Заткнитесь! – зло прохрипел Эдик. – Ищи давай!

Братки подошли к куче стройматериала и принялись обшаривать все вокруг в поисках сундуков.

– Чего это вы так много всего навалили? – злился шеф. – Никак не долезешь!

Братки нервно перекладывали с места на место доски, балки, швеллера, какие-то трубы, бетонные блоки, оконные рамы.

Серый и Толян давно уже поняли, что сундуков здесь нет, но признаться в этом сейчас было страшно. Особенно после того, как шеф уронил бетонный столбик и долго выл, скача на одной ноге.

В конце концов последняя доска была убрана, и Эдик непонимающе уставился на Серого с Толяном. Его правый заплывший глаз неожиданно широко раскрылся и глянул на братков с горьким упреком.

«Минус десять процентов», – разом подумали Серый и Толян.

– Может, в другом месте поискать? – робко предложил Толян, а Серый сложил длинную шею пополам и зажмурился.

Некоторое время Эдик глубоко дышал, бормоча про себя:

– Я спокоен! Я совершенно спокоен!

– Надо в доме пошуровать, – неожиданно высказал глубокую мысль Колян. – Вдруг пацанам показалось, что они золото спрятали?

– Ладно! – наконец выдохнул шеф. – Наше дело правое. Победа будет за нами! Старик наверняка дома. Это он все придумал. Лисипицин не зря предупреждал. – Наклонив рога, Эдик сделал шаг к двери. – Ну держись, механик! Теперь точно запорю!

Дверь оказалась заперта. Эдик вытащил из кармана фомку, но тут его внимание привлекла записка на двери.

– Серый, посвети! – скомандовал шеф.

Серый подошел, надулся, заискрил, и призрачный зеленый свет выхватил из мрака странную надпись: «Дерни за веревочку, дверь и откроется!»

– Отлично! – обрадовался Эдик, убирая фомку. – Тоже, видать, механизм!

Недолго думая он дернул за кончик уходящей куда-то в темноту бельевой веревки. Дверь распахнулась, и сверху на бандитов обрушился ушат ледяной воды. Вдобавок краем ушата Эдику пребольно стукнуло по макушке. На мгновение у шефа все спуталось в голове.

«Минус десять процентов! – подумал он, сцепив зубы, чтобы не завыть. – Минус пятнадцать процентов, минус двадцать…»

Некоторое время бандиты стояли неподвижно и напряженно фыркали, а через минуту дружно затряслись от холода. Шеф ощущал во всем организме какой-то зуд и странное пощипывание. Треуголка у него на голове размокла и превратилась в блин.

«Не падать духом! – снова скомандовал сам себе Эдик. – Мы еще отомстим!»

Из коридора в дом вели две двери. Рядом с ближайшей висела полочка, на которой лежали румяные наливные яблоки и горстка аппетитных слив. Все это шеф автоматически сгреб себе в карман. Остальные шумно сглотнули слюну, но протестовать не решились.

– Мужи-ик! – приторно сладким голосом позвал Эдик. – Мы к тебе пришли. Выходи! Все равно найдем! Ты нас уже достал.

Сидящий на чердаке Шлоссер страшно удивился, что его назвали мужиком, и хотел было возмутиться, но Костя схватил его за рукав:

– Не время.

– Да смылся механик, – сказал Серый. – Отвечаю! Услышал, что мы пришли, и слинял огородами.

Эдик с презрением осмотрелся. Сразу было видно, что хозяин ничего не смыслит в евроремонте. И вообще, евростиль не для таких вахлаков, как этот механик. Даже удивительно, что у него сундуки с золотом лежат! Не умеет человек жить красиво.

Эдик умудренно усмехнулся. Сам он жить красиво умел. Какая у него дача! Вилла! Дворец!! Двойной туалет с джакузи и электромассажем. Эдик с наслаждением вспомнил про электромассаж. Даже несмотря на то, что его в первый раз долбануло электричеством так, что едва мозги не сварились, это было по-настоящему круто! А банька? О, банька… И девочки! И колбаса!

«Не думать о колбасе! – шепотом приказал себе Эдик. – Забыть о колбасе! Думать о чем-нибудь постороннем! Вот тут у механика люк на чердак ведет. Он не заперт. Это непорядок! Нужно запереть! И не думать о колбасе. Забыть о ней. Ее нет. Ее никогда не существовало! И люк надо запереть, чтобы не раздражал!»

– Серый! – сказал он, сцепив зубы. – Запри люк!

– Какой люк? Шеф, ты о чем? – всполошился Серый.

Эдик ткнул пальцем в потолок:

– Вот эту штуковину. На задвижку, видишь? И не задавай вопросов. Особенно о колбасе!

Поняв, что шеф заговаривается, Серый дотянулся до задвижки и запер люк, совершенно не понимая, зачем это надо.

– Молодец! – похвалил Эдик. – Теперь пошли в дом!

Они приоткрыли дверь, огляделись и зашли в комнату. На взгляд Эдика, здесь было слишком много мусора: какие-то дурацкие приборы, провода и всякая научная дребедень. У шефа зачесались руки смести все это к чертовой матери, но времени на такие занятия не было. Слишком долго они провозились во дворе, а сокровищ еще не нашли. Поэтому Эдик обошелся сущим пустяком: самолично отодрал несколько проводков, получил удар током, но уже не обратил на это внимания, только помахал в воздухе ладонью, отгоняя запах горелого мяса.

В следующей комнате проводов было меньше. Сундуки с сокровищами стояли возле стены, там, где Серый и Толян их увидели в первый раз. На одном из сундуков лежала пудовая гиря.

– Смотри-ка, придавили, чтобы никто не упер! – развеселился Толян. – Вот лохи!

– Они ж не рубят! – усмехнулся Серый. – Думают, что мы эту дуру не поднимем! Ха-ха! – Он схватил гирю, словно пушинку, снял ее с крышки сундука и поставил на пол. Минуту браток стоял, нагнувшись, а затем распрямился, по-прежнему сжимая гирю в руке.

– Ты чего замер? – обозлился шеф. – Поиграться захотелось? Ну так играйся! – Подскочив к сундукам, он раскрыл их и затрясся, как в лихорадке. – Екарный бабай! Едрена сила!

Сундуки были доверху набиты сокровищами.

– Серый! – в восторге крикнул шеф. – Беги в сарай к механику, посмотри тележку! Найдешь, тащи сюда, будем вывозить!

Серый растерянно посмотрел сначала на него, а потом на гирю, с которой все еще никак не мот расстаться.

– Ты че, оглох?! – рявкнул Эдик. – Одна нога здесь, другая – там! И брось свою идиотскую гирю!

– Не могу, шеф, рука прилипла! – простонал Серый. – Они ее клеем намазали!..

– Каким клеем? – разозлился шеф. – В такой момент шутить вздумал! А в лоб не хочешь?

На глазах у Серого выступили слезы. Он поставил гирю на пол и попытался отодрать пальцы. Пальцы не отдирались. Увидев, что Серый и в самом деле влип в неприятности, Эдик испугался.

– Пацаны, помогите ему! – скомандовал он.

Толян и Колян бросились помогать Серому, но, сколько ни старались отодрать пальцы другана от гири, не могли.

– Мертво сидит! – заявил Толян, вытирая со лба пот.

– Железно схватилось! – подтвердил Колян.

Шеф думал недолго.

– Плевать, – сказал он, – дома разберемся. А сейчас взяли сундуки и потащили! Вы вон тот, большой, а мы с Серым этот, поменьше.

Серый попытался вытереть прилипшей гирей слезу, но не смог.

– Что делать, шеф? – едва не рыдая, простонал он.

– Что делать, что делать… Сундуки тащить, – рыкнул Эдик, но тут же смягчился. – Не боись! Придем домой, отпарим. Слово даю!

Серый слегка повеселел и схватился свободной рукой за ручку сундука.

Кряхтя и надрываясь, бандиты потащили сундуки на улицу. Толян метнулся в сарай и через минуту, к всеобщему восторгу, выкатил тележку. Занялись погрузкой.

А в это время Костя и Евстигнеев тщетно пытались открыть крышку люка. Шлоссер наблюдал за ними, пока ему не надоело.

– Зря стараетесь, – сказал он наконец, – у меня так: если заперто, уже не отопрешь. Будь спокоен!

– Голова! – саркастически произнес Евстигнеев. – Вот теперь думай, что делать. Бандиты уходят!

– Придумал! – сказал Шлоссер. – Гаврилу я отослал к Полумракову, так? Утром он придет и откроет!

– Утром он придет и примется с ходу отрабатывать приемы штыкового боя, – возразил Евстигнеев.

Костя подбежал к окну.

– Уходят! – крикнул он. – Сундуки в тележку погрузили!

– Вместе с гирей уходят? – невинно осведомился Шлоссер.

– Вместе! – нехотя ответил Костя. – У кого с собой есть мобильник?

Друзья переглянулись. Евстигнеев хлопнул себя по карману:

– Нет, не взял!

– Растяпы! – Костя стукнул кулаком по балке и тут же затряс рукой.

– Это помогает, – улыбнулся Шлоссер. – Особенно от злости. Вообще-то можно вылезти на крышу, но можно и шею сломать. Все зависит от акробатических способностей.

– Это он так шутит, – сказал Евстигнеев. – Можно спуститься через слуховое окно, но нужна веревка.

– Точно! – обрадовался Костя. – Здесь столько всякой рухляди. Неужели веревки не найдется?

Друзья принялись лихорадочно копаться в техническом старье. Перерыв все до основания, они не нашли ничего подходящего. Единственной вещью, которую удалось опознать, был детекторный приемник, к которому была присобачена какая-то труба.

– Будем ждать, – сказал спокойно Шлоссер и уселся на пустой ящик.

Между тем бандиты пролезли сквозь ворота и скрылись во мраке. Вскоре оттуда донеслись какие-то крики и звук подзатыльника. Затем все стихло.

– Подрались, что ли? – пробормотал Евстигнеев, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте.

– Наверняка, – сказал Костя, – деньги их вообще с ума сведут.

– Сейчас они сядут в машину, и только их и видели, – буркнул Евстигнеев.

Костя посмотрел на Евстигнеева и странно усмехнулся:

– Никуда они не денутся, – уверенно сказал он. – Леший своим зельем весь лес окропил. От-ворот-поворотное называется! Никто уехать не сможет…

В этот момент послышались быстрые шаги, крышка люка распахнулась, и в проеме показалась голова Лисипицина. Он посмотрел на друзей и сладко улыбнулся, растягивая рот от уха до уха.

– Доброго здоровьица, Федор Семенович! Вы уж извините, но оказался, так сказать, случайным свидетелем. Да-с! – Тут Лисипицин сделал серьезную мину и трагическим голосом продолжил: – Когда я увидел, что от вас кто-то выбежал с сундуками, то сразу подумал, что это воры! Попытался, конечно, их остановить, и вот результат! – Он снял шляпу и продемонстрировал здоровенную шишку на макушке. – Гирей, понимаешь, прямо по голове! И что за молодежь пошла! А вы-то как? Живы?

– Живы! – сказал Шлоссер, быстро спрыгивая вниз. – Рудольф Адольфыч, ты молодец! Без тебя мы бы тут до утра куковали! Так что тебе по всему полагается награда. Поставлю перед директором вопрос о твоем досрочном освобождении.

– Рад стараться! – молодцевато гаркнул Лисипицин.

– Так держать! – сказал Евстигнеев, веселясь от всей души. – Значит, гирей, говоришь?

– Приласкал, сучий сын! – скривился Рудольф. – Наверное, специально украл, чтобы по дороге отбиваться!

– Это уже детали, – сказал Шлоссер. – Ну что? Пойдем брать с поличным наших домушников?

– Да как же мы без милиции? – испугался Лисипицин. – А может, у них ружье? Или даже эти, как их?..

– Пистолеты, – подсказал Костя.

– Во-во! Пистолеты. Без милиции никак нельзя. Да и незаконно это!

– Ты о законе не думай, – серьезно сказал Шлоссер. – Мы сами себе закон. Отныне будем действовать, как на Диком Западе. Тем более что представитель закона у нас есть! – Он кивнул на Костю, и тот послушно раскрыл бордовые корочки.

– Ах, ну да! Конечно! – Лисипицин снова расплылся в улыбке. – Только как мы их теперь найдем? Они небось приезжие? Сели на машину и тю-тю!

– Тю-тю! – передразнил его Костя. – Они у Маланьи дома!

– У Маланьи? – Лисипицин сделал круглые глаза. – Вот новость так новость! Тогда все ясно!

– Что именно? – строго спросил Шлоссер.

– Рыбак рыбака видит издалека, – сказал Рудольф. – Она сама бандитка. Людей помоями кормит!

– Это каких же людей? – прищурился Евстигнеев.

Лисипицин понял, что проговорился и принялся нести всякую чушь:

– А разных! Говорят, ловит на улице и насильно кормит! Проверяет, как на кошках. Если не отравится, то свинье дает.

– Интересно, откуда у вас такие сведения? – спросил Костя.

– Я улицу мету, многое замечаю, – пояснил Рудольф, – еще и не то могу порассказать. Экскаваторщик Агафонов, например, Люську-насос заставлял догола раздеваться, якобы скульптуру лепил, а на самом деле за ней голышом по саду бегал. А его жена им в это время магнитофон заводила! Это же разврат!

– Это не разврат, – сказал Евстигнеев, – это аморалка. Разврат, это когда…

– Хватит трепаться, – перебил его Шлоссер. – Пойдем к Маланье, пока она спать не легла!

Они бодро вышли за калитку, только Лисипицин плелся нехотя, мучимый самыми противоречивыми чувствами. Сначала ему очень хотелось получить свою долю. Но получил он вместо этого гирей по голове. Теперь ему хотелось отомстить. Однако с каждым шагом чувство мести притуплялось, а чувство жадности усиливалось. Теперь в его голове медленно зрел план, как бы выдать механика с друзьями браткам и получить свою долю в виде полновесного золота.

Дом Маланьи был погружен во тьму. Слабое зеленоватое свечение время от времени пробегало по окнам и гасло.

– Где они квартируют? – строго спросил Шлоссер.

– А… Э… Туточки! – проворковал Лисипицин и ткнул в окно, выходящее во двор.

– Затихарились, – прошептал Костя. – Придется стучать.

Он подошел поближе и легонько ударил пальцами в стекло.

– Кто там ломится? – послышался изнутри недовольный голос.– Небось опять этот козел Лисипицин? Серый, скажи ему – хрен тебе, а не проценты!

Шлоссер многозначительно улыбнулся и посмотрел на Лисипицина.

– Честное слово, не знаю, о чем они говорят! – зашептал Рудольф. – Бред какой-то! Что за проценты? Почему козел? Провокация, чистая провокация!

– Сейчас выясним, – сказал Костя, – сейчас все узнаем!

Он откашлялся и громко произнес:

– Внимание! Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь без боя и выходите по одному!

Едва он произнес эти слова, как окно распахнулось и в нем появились две жуткие рогатые головы. Один был вылитый баран, а другой, трехрогий, с длинной извивающейся шеей. Оба светились интенсивным зеленым светом, а с кончиков рогов слетали яркие беззвучные искры. Вокруг них все было освещено страшным мертвенным сиянием. Это были настоящие исчадия ада, существа, способные привести в трепет всех лесных жителей вкупе, несмотря на их моральную закалку!

Трехрогий изогнул, словно адский лебедь, свою длинную шею и просипел:

– Не гони пургу, начальник. Все путем!

При виде страшилищ Костя невольно попятился и наступил на ногу Лисипицину. Рудольф заверещал как свинья, а из окна на них уставилась еще одна жуткая рожа.

– Хата полна чертей! – заорал Евстигнеев, подскакивая на месте.

– Е равно эм цэ квадрат! – глухо выругался Шлоссер и, с ходу набрав ошеломляющую скорость, ринулся наутек. Через секунду перед окном остался только Лисипицин.

Гнусные ухмыляющиеся рожи уставились на него.

– Ну что, братаны, тащим его к себе?

– Давай, хватай, а то жрать нечего!

– Иди, мы тебе твой процент отдадим!

Лисипицина охватил ужас, какого он не испытывал никогда в жизни. Рудольф знал, что перед ним Эдик и его подельщики, но… Горло внезапно сузилось, так что он не смог произнести ни одного звука, даже жалкого мышиного писка, зато ноги, помимо его воли, понесли Рудольфа огромными скачками куда-то по дороге, и он даже не сразу понял, что не успел развернуться и бежит спиной вперед!

Через мгновение Лисипицин обогнал Костю, Евстигнеева и Шлоссера. А еще через несколько секунд он влетел в кусты акации, где, мгновенно запутавшись в ветвях, замер и притворился сучком, как это делают хамелеоны.

А теперь настала пора вернуться на полчаса назад и узнать, что же произошло с Эдиком и его гвардией.

Полуживые, взмокшие от непосильного труда, братки наконец-то добрались до Маланьиного дома. В окнах было темно, и дверь оказалась заперта.

– Бабуля, это мы! – прохрипел Эдик, обессиленно усевшись на сундук.

Толкать перегруженную тележку оказалось нелегко, тем более что она все время норовила перевернуться. Труднее всего пришлось Серому. Он примостился рядышком, поставил гирю на колени и принялся с хрипом и хлюпом втягивать в себя бодрый ночной воздух. В глазах у него вращались разноцветные круги, ноги дрожали, шея, не в силах держать голову, ложилась на грудь.

– А говорят, своя ноша не тянет! – ворчал Колян, с опаской поглядывая на Толяна. Тот светился, как лампочка, и беспрестанно искрил.

– Бабуля! – жалобно повторил Эдик. – Открой!

Скоро они увидели мрачное Маланьино лицо, прижавшееся к стеклу. Нос у бабки казался сплющенным, как у боксера.

«Вон оно что! – очумело подумал Эдик. – Маланья спортом занималась! Крутая…»

Хозяйка с минуту подозрительно разглядывала своих жильцов и, наконец узрев сундуки, бросилась открывать дверь.

– Заноси, только тихо! – приказала она. – Свет специально не зажигаю, чтобы не увидел кто!

Команда Эдика, подвывая от чрезмерных усилий, втащила сокровища в комнату… Бабка тотчас появилась в дверном проеме.

– Ну давай, кажи! – коротко приказала она.

Внутри у Эдика все буквально скрутилось от злости, но сил сопротивляться настырной хозяйке не было. Страшно хотелось пить. Вдобавок болело все, что могло болеть: ушибленная бетонным столбиком нога, уши, руки. Неравномерно, но противно ныло туловище. Почему-то болели рога.

Шеф поднял на Маланью затуманенные глаза и махнул рукой.

– Сама смотри!

Сказав это, он дотянулся до стола, где стоял стакан с мутной жидкостью и разом выплеснул его себе в глотку. По комнате, как невидимый торнадо, пронесся удушающий запах носков.

– О, йес! – обреченно прошептал шеф и рухнул на раскладушку.

В это время как раз и постучал Костя. Он только не учел одного момента: братков уже ничем нельзя было напугать. Даже не глядя в окно, Серый прошептал:

– Это лесник с механиком!

– Ясный пень! – отозвались братки и выглянули наружу.

Увидев братков, так сказать, в непосредственной близости, ни Костя, ни Шлоссер, ни Евстигнеев не выдержали. Древний иррациональный страх перед призрачными чудовищами оказался сильнее доводов рассудка. Друзья постыдно бежали, а братки закрыли окно и принялись приводить шефа в чувство. Тем временем Маланья распахнула сундуки и погрузила лопатообразные ладони в золотую разносортицу.

– Молодцы! Ай да молодцы! Я думала, вы так, чмо болотное, а вы – орлы! Будет теперь чем за квартиру заплатить! А вы боялись!

– Этим заплатить за квартиру? – до глубины души удивился Серый и чуть было не пошел в отключку.

– Она так шутит! – холодея от страха, сказал Толян. – Мы, конечно, откинемся, в чем вопрос. Тут на всю жизнь хватит!

– Видать, у тебя жизнь короткая, – ядовито заметила Маланья. – Мне вот, например, было бы мало!

– Где оскорбленному есть сердцу уголок? – не приходя в сознание, прошептал Эдик. – Волыну мне, волыну!

– Не надо, шеф! – испугался Колян. – Мы и так разберемся, нам мокруха не в масть.

– Верно, – сурово произнесла бабка. – Вы еще молодые, вам жить да жить. В общем, утро вечера мудренее. Утром и разберемся.

Она вытащила из кармана сложенный вчетверо кошель и принялась набивать его золотыми монетами, брошками, самоцветными камнями, геммами и прочей драгоценной дребеденью. Братки смотрели на старуху во все глаза, не произнося ни звука. Шеф тоже лежал молча, делая правой рукой какие-то непонятные пассы.

Бабка не спеша наполняла котомку, а та все не наполнялась, словно была безразмерная. Но в этот момент Эдик сделал какой-то особенно энергичный жест и еле слышно прошептал:

– Хватит!

Изо рта шефа удушающе пахнуло носками. Бабка закашлялась, стянула кошель бечевкой и вздохнула:

– Вот и ладно. Будет детушкам на конфетушки! Душно у вас что-то.

– Это все он, проклятый! – возмутился Толян, ткнув пальцем в Серого. – Его самого надо заставить свои носки жрать!

– Точно, – поддержал его Колян. – Удушил всех на фиг!

Он приподнялся и шагнул к Серому. Злость на обнаглевшую бабку перекинулась теперь на подельника. Толян тоже вскочил:

– Затравил шефа, змей!

– Не подходи! – взвизгнул Серый. – Зашибу! – Он взмахнул рукой, к которой намертво приклеилась гиря, и угодил шефу по ребрам.

– Убил! – взвыли братки. – Ну гад!

– Отставить! – вмешалась Маланья. – Вот так завсегда: едва раздобудут золотишко и уже готовы глотки друг другу перервать. Тихо, кому сказала! Ваше золото спрятать надо, пока не отняли. Не ровен час, приедут менты из района, вот тогда и запоете! А командира вашего я обижать не позволю! Совсем ухайдакали парня, в гроб краше кладут.

– Может, он и в самом деле того?.. – прошептал Толян.

– Ты думай, чего говоришь! – возмутилась Маланья. – Не видишь разве, пузыри изо рта лезут? Значит, жив еще! Ничего, до утра оклемается! А вам вот что нужно сделать: все это золото в мешки переложить да перепрятать. А уж утром-то и забрать. И так перепрятать, чтобы ни одна ищейка не догадалась! А сундуки лучше бросить в пруд. Они тяжелые, сразу утонут.

– Нам спать охота! – тут же захныкал Толян.

– А в тюрягу не хо-хо? – ехидно осведомилась Маланья. – Пока шеф в отключке, слушайтесь меня! Сейчас я мешки принесу прочные, из-под картошки.

Братки посмотрели друг на друга и тяжело вздохнули. Бабка принесла мешки, включила ночник, и парни принялись за работу. Покряхтывая и постанывая, они перекладывали золото в мешки, засыпали сверху картошкой для конспирации, завязывали и оттаскивали в угол. Шеф во время этой операции лежал неподвижно, и с его лица не сходила странная гримаса – полуоскал-полуулыбка. Словно он одобрял действия братков, но как-то уж больно ехидно.

– Чего это он скалится? – не выдержал Серый.

– Сон приятный снится, – предположил Толян.

Неожиданно Эдик сморщился и паскудно дребезжащим голосом захныкал:

– Мне-мне-мне-мне-мне…

– И туды его в печенку! – прошептал Колян. – Чего он говорит?

– Чего-чего! – Серый презрительно скривился, но тут же сладко улыбнулся, повернувшись к Эдику. – И тебя, шеф, не забудем!

– Умляут! – Произнеся непонятное кошачье слово и вздрогнув, словно его ударили током, Эдик захрапел.

– Отпустило! – прошептала, криво ухмыляясь, бабка. – Ну и ладненько! А теперь потащили мешки в сарай. Там у меня свинья, Авдотья. Так вот, аккурат под ней – погребец. Туда и спрячем. А Авдотью на место подвинем. Под ней ни в жизнь не найдут!

Возле дома Евстигнеева друзья остановились перевести дыхание.

– В кого они превратились? – не удержался Костя, хотя и понимал, что на этот риторический вопрос никто не ответит. Но он ошибся.

– Стадо чертей! – сказал Евстигнеев. – Вот кого Маланья воспитала! Макаренко! Ушинский! Гений воспитания!

– Она тут ни при чем, – проворчал Костя, – это Яга на них заклятие наложила. И Леший тоже.

– Не верю! – сказал Евстигнеев. – Тут что-то еще. О! Они же в реакторе побывали… Правда, не все. Нет, Маланья наверняка к ним руку приложила. Чувствуется размах, стиль! Да если б наша Степанидовна увидала этих красавцев, она бы с ума сошла!

Один Шлоссер молчал. Однако было видно, что он не просто так молчит, а в голове его созревает новая гипотеза. Не говоря ни слова, механик вытащил из кармана гаечный ключ, повертел его в руках, просветлел лицом и успокоился. Успокоившись, он усмехнулся, извлек из другого кармана калькулятор и принялся что-то подсчитывать. Минут пять Шлоссер занимался этим делом, наконец убрал калькулятор и повернулся к друзьям.

– Я тут посчитал… Этим дуракам повезло, что они влезли в реактор, когда тот был на холостом ходу. Мощность небольшая, кривизна гиперполя минимальная. К тому же они выпили противоядие. Так что скоро у них все нормализуется!

– Стало быть, светиться перестанут? – уточнил Евстигнеев. – А как скоро? День-два?

Шлоссер покачал головой:

– Ты даешь нереальные сроки. Все пройдет само собой лет через пятьсот. Гарантирую. Конечно, можно их загнать в поглотитель. Тогда все как рукой снимет. Правда, вместе с волосами.

– И с головой, – ехидно добавил Евстигнеев.

– Это смотря какая голова, – серьезно возразил Шлоссер. – У них, как я посмотрю, головы на редкость крепкие. Чугун!

– Но-но! – сказал Евстигнеев. – Не хватало еще чужими жизнями рисковать!

– Согласен, – кивнул Шлоссер, – головы можно смазать защитным кремом. В этом случае гарантируется полная безопасность.

– Защитный крем – это вазелин! – хихикнул Евстигнеев.

– Верно, – удивился Шлоссер, – а ты откуда знаешь?

– Да уж знаю, – усмехнулся Евстигнеев.

– Откуда, откуда?

– Да что у меня, носа нет? – рассердился Евстигнеев. – Сколько раз от тебя вазелином воняло? И кожа на башке постоянно блестит!

– Ах, ну да, – смутился Шлоссер, – было дело. Это когда я на себе хотел поставить эксперимент. Насытить тело энергией. Чтобы есть не надо было.

– Это как же? – ахнул Евстигнеев. – И, главное, зачем?

– В целях экономии времени и денег, – сказал Шлоссер. – И вообще. Принципиально. Пора человечеству научиться обходиться без пищи. Чтобы нажал кнопку – и сыт лет на сто. Ну пусть не на сто…

– На всю оставшуюся жизнь, – вздохнул Евстигнеев. – Ты, Семеныч, когда-нибудь доэкспериментируешься. Вот что. Пока мы не можем обходиться без пищи, пойдем-ка выпьем чайку!

От этого предложения не отказался никто.

Евстигнеев отпер дверь. На кухне горел свет. Чайник уже пыхтел на газу, а рядом на табуретке стоял на задних лапах Антуан, подвязав полотенце не хуже иной кухарки, и готовил яичницу.

– Мм-няу! – воскликнул он. – Наконец-то! На троих?

– Кто же пьет ночью? – пошутил Шлоссер.

– Какая испорченность нравов! – покачал башкой кот. – Зачем понимать превратно? Я, мм-няу, имел в виду яичницу!

– Тогда на всех, – сказал Костя.

– Заметано! – бодро ответил Антуан. – Считая, мм-няу, конечно, меня. Вы ведь не собираетесь сбросить разумное существо с парохода современности?

– Тебя?! – воскликнул Евстигнеев. – Ни за что! Ты нам дорог, как вечный укор совести, как грехи далекой юности!

– Это юмор? – спросил Антуан, замерев над сковородкой.

– Самокритика, – улыбнулся Евстигнеев.

– Тогда я готовлю?

– Валяй, – махнул рукой Евстигнеев и, увидев, что чайник вскипел, бросился заваривать чай.

Действие «Громовержца» сказалось незамедлительно. Разум у друзей прочистился необыкновенно. Правда, яичница снова его слегка затуманила, но основную мысль все высказали единодушно:

– Без Яги не обойтись!

Они имели в виду не только Степанидовну, но и Горыныча с Кощеем и, конечно, Лешего.

– Народное ополчение поможет, – твердо обещал Костя.

– Давно ли лесная… хм, нечисть… стала народным ополчением? – Шлоссер вопросительно поднял бровь.

– Семеныч! – с упреком сказал Евстигнеев. – Нечисть – это жильцы Маланьи!

– Верно, – смутился механик. – Это я оговорился, не прав. И вообще, дело зашло слишком далеко. Хулиганство, грабеж со взломом, избиение Лисипицина. Что с бандитами делать?

– Выгнать их с треском, – сказал Евстигнеев, – у нас своих чертей хватает, нам новые не нужны.

– Новые и вдобавок злые, – напомнил Шлоссер.

– Выгнать их не удастся, – напомнил Костя, – отворот-поворотное зелье не пустит. Придется своими силами укрощать. Слушайте! А может, товарищеский суд, а?

– Верно! – обрадовались друзья. – Соберем общественность, призовем преступников к ответу. Правда, Маланья их не выдаст.

– Тогда и Маланью призовем, – сказал Костя, – как укрывателя.

– Соучастника! – добавил Антуан сквозь дрему и, сладко вытянув лапы, захрапел снова.

– А ты вообще должен был за ними следить, – сказал Костя, устранился, понимаете ли, от важного дела.

– Я следил, – возразил Антуан.

– И много наследил? – улыбнулся Евстигнеев.

– Скукотища! Они только спят да ругаются.

– Н-да, – вздохнул Шлоссер, – та еще компания.

– Народное ополчение я беру на себя, – сказал Костя, – соберу всех.

– А я поставлю вопрос перед директором, – пообещал Шлоссер, – чтобы все было по закону.

– А я пройдусь по поселку, – сказал Евстигнеев, – соберу всех, кто от братков пострадал. Проведем настоящий процесс! Не хуже международного трибунала.