Я читал на балконе — он и ко мне прицепился. Совсем сдурел? А как же маскировка? Тебя же тут со всех сторон видно!

Мне это, естественно, пришлось не по душе. Будучи послан во все известные места, Вася обиделся на такое упорное непонимание ситуации с моей стороны, и мы с ним маленько на эту тему подискутировали. На ехидное предложение прогнать из лоджии полковника (Иванов тоже там читал) Вася разумно заметил, что полковник никому не нужен и неизвестен, зато мы с ним теперь — наргеры. Народные герои то бишь.

Я перестал злиться и посмеялся. Вася сидел на полу, говорил шепотом, слегка приоткрыв балконную дверь и просунув в нее свою маленькую голову. В его блуждающем взгляде прослеживалась нешуточная озабоченность. Это было весьма забавно.

— Тебе надо к психиатру, — заботливо сказал я. — Нет, я, конечно, могу кое-что спрофилактировать в процессе, что называется, по ходу. Но не в твоем случае. Это уже клиника.

— А из лоджии все равно уйди, — мрачно буркнул Вася, отползая назад. — Спалишь ты нас...

Вскоре я действительно покинул лоджию. Но не потому что проникся настроением озабоченного боевого брата. Просто ближе к вечеру пошел дождь, а местами косой — в лоджию доставало. Весь день небо хмурилось, собирались густые тучи. Может, это погодное явление отчасти и усугубило скверное настроение нашего разведчика. И так все хмуро, а тут еще тучи и дождь...

Когда стало темнеть, Вася окончательно скурвился. Приволок из номера Лизы два одеяла и принялся занавешивать окна. Маскировочные работы шли неважно: я помогать отказался, пришпилить одеяла было нечем. Тогда разведчик посетил дежурную в фойе и после напряженных переговоров вытребовал коробку кнопок. Хотелось бы молоток с гвоздями, но этого не оказалось. Пришлось довольствоваться кнопками и боевым ножом.

Наглухо задраив окна, Вася немного успокоился и разрешил:

— Ну все, теперь можешь свет включать.

— Ну спасибо... И как же ты до этого жил? Ты вроде бы сюда гостью водил...

— А мы свет не включали, — пояснил Вася.

— И что — на ощупь общались?!

— Да телевизор же работал, — Вася пожал плечами. — Видно было...

Я все-таки попробовал провести импровизированный сеанс психотерапии. Спросил, что чувствует боевой брат, какие ощущения...

Боевой брат упорно бурчал, что за нами наверняка кто-то следит (не за всей командой, а конкретно за ним и мной), и вообще, после посещения журналистов нам следовало бы убраться в какой-нибудь другой пансионат. Это как в бою: лежишь, тебя не видно. Выстрелил — «засветился», надо тут же менять позицию. А мы так конкретно засветились, что дальше некуда.

Я вслух проанализировал все отдельно взятые девиации сегодняшнего дня, чтобы Вася мог положительно ответить по каждому пункту, и сам сделал выводы, в чем причина его странного поведения. В обычном варианте начинают с мелочей, чтобы медленно, но верно пробираться наверх, к самому важному. Но здесь особый случай, я прекрасно знал «клиента», так что риск получить «негатив» (и, как следствие, реакцию отторжения) на каком-либо пункте практически отсутствовал. Поэтому начал с самого важного.

— Добавку отняли?

— Да.

— Девчонка бросила?

— Да.

— Это вполне достаточный повод для плохого настроения. Так?

— Да.

— Есть сомнения по поводу правильности вчерашних действий? Может быть, следовало послушать дам и потихоньку убраться оттуда, пока не началось?

— Ну... Вообще — да. Не стоило оно того...

— Ты каждый день объедался до отвала и чувствовал себя хорошо. Верно?

Утверждение основано на факте наличия в Васиной сумке сгущенки и сухпая. Если уж он за время нашего отсутствия не использовал ни одной банки сгуща, значит был настолько сыт, что дальше некуда. А сейчас, во время беседы со мной, Вася как раз сосал сгущ из банки с двумя дырками.

— Да, было неплохо...

— Все вечера до этого ты был занят приятной физкультурой. Так?

— Да... — Вася подумал и тихонько вздохнул. — А потом еще курицу ели. Она каждый раз приносила жареную курочку...

— Свет включать не было необходимости. Как следствие, отпадала надобность в светомаскировке. Верно?

— Точно. На фига нам свет?

— Потом ты в течение полутора часов гулял по свежему воздуху. Приходил обратно, падал в кровать и мгновенно засыпал, уставший и довольный.

— Да. Ну и что?

— Ну и все. Налицо типичный синдром отмены. Теперь у тебя нет всего этого. Нет девчонки, нет добавки, нет уверенности в правильности вчерашних действий, но появилась масса свободного времени, которое ты не знаешь, как использовать... Вывод?

— Вывод?

— Да, Вася, вывод. Теперь тебе понятно, отчего ты весь вечер так себя ведешь?

Вася долго смотрел на меня отсутствующим взглядом, затем вздохнул и выдал окончательное заключение:

— Да все понятно, чего там... Короче так: если ночью не придут, завтра надо будет менять позиции. В смысле, драпать отсюда куда-нибудь. Надо будет с Ивановым поговорить...

— О господи... — вывод, сами понимаете, для меня был неожиданным и весьма огорчительным. — Видимо, старею. Совсем квалификацию потерял!

Проснулся я посреди ночи от того, что кто-то настойчиво теребил меня за плечо и жарко шептал на ухо:

— Подъем! Подъем, блин! Давай, одевайся, блин...

Я узнал Васин голос, протер глаза, но некоторое время не мог понять, что происходит и где я вообще нахожусь. Вокруг была кромешная мгла, чуть-чуть разбавленная каким-то странным, еле различимым зеленоватым свечением. За окнами монотонно шумел дождь, слышно было, как где-то совсем рядом капли гулко ударяют по листовому железу. Немного тянуло сыростью. Наверное, Васе стало душно, и он приоткрыл балконную дверь — как раз настолько, чтобы не уронить прикрепленные по всей площади стекла одеяла.

— Ты че разлегся? — в Васином шепоте бушевало возмущение. — Бегом давай — форма четыре!

— Вот же послал бог урода... — я перевернулся на другой бок и натянул одеяло на голову — вставать смертельно не хотелось, под такой дождик можно спать вечно...

— Подъем! — Вася-изверг содрал с меня одеяло и сказал кому-то: — Сказал?

— Сейчас подойдут, — так же шепотом ответил из мглы голос Петрушина.

Я сел на кровати, на ощупь нашел спортивный костюм и стал натягивать штаны. Чего это они тут устроили?

Теперь понятно было, откуда идет зеленоватое свечение. На полу, между нашими кроватями, лежал Лизин тепловизор и неброско отсвечивал компактным экраном. На экране были видны десятка три красных точек разной степени яркости. Присмотревшись, я заметил между ними разницу: у нижней грани экрана находились статичные точки, их было большинство, а у верхней грани виднелась всего одна. Вдоль левой грани медленно двигались пять точек, судя по вектору, они направлялись к той, что была отдельно.

Я натянул костюм и приоткрыл нижний обрез одеяла на окне — взглянуть, не светает ли.

— Поставь на место! — зашипел Вася. — Мы же, типа, спим!

— Не видно, — успокоил его Петрушин. — Отсвет слабый, второй этаж, панель лоджии прикрывает. Но вообще, лучше, конечно, не открывать. Ближе подойдут, могут заметить.

За окном — ни зги! А вечером, помнится, фонари горели... И кто подойдет-то?!

Вася что-то недовольно пробурчал и задвинул прибор под мою кровать. Я сплю возле окна, теперь уж точно с улицы никто не заметит, можно балконную дверь настежь открывать.

Скрипнула входная дверь, ожидаемая полоска света из коридора не появилась, в призрачном отсвете экрана тепловизора соткалось какое-то подобие двух новых теней.

— Чего так темно? — раздался хрипловатый со сна шепот Иванова.

— Судя по всему, трансформатор рубанули, — ответил Петрушин. — Вот, смотрите...

Некоторое время тени молча пялились на экран прибора — мне пришлось пересесть на Васину койку, не видно ни фига. Пять точек продолжали неспешное движение, остальные пребывали в покое. Я обратил внимание, что в левом нижнем углу экрана тоже есть отдельное от остальных пятнышко — именно пятнышко, а не точка, оно было больше и значительно ярче.

— Сектор охвата? — уточнил Иванов.

— Триста метров, — доложил из темноты Серега. — Думаю, это то самое. Наблюдатель, пять бойцов и транспорт. Только подъехали — горячий...

Пять точек пересекли верхнюю грань экрана и пропали.

— Хорошо — в обход идут, — продолжил Серега. — Если бы топали по прямой, уже здесь были бы. Ну и что будем делать?

— Да не факт, что нам вообще что-то надо делать, — Иванов сочно зевнул. — Может, это какие-нибудь казановы с прогулки топают — типа наших ловеласов...

— Впятером? — усомнился Петрушин. — Вдоль периметра? И наблюдателя выставили? Ну, полковник...

— Этот все время там сидел, — добавил Вася. — Я включил в два часа — там уже была точка.

В этот момент знакомо пискнул тон автоподстройки радиочастотного сканера, крохотный динамик хрипло булькнул и отчетливо выдал по-чеченски:

— ... дик ю.

— А ху бох?

— Обстановк дик ю. Мича ду шу?

— Вай хинц хабохур бу...

В номере на несколько секунд воцарилась гробовая тишина — все как будто даже дышать перестали.

Я лязгнул зубами от неожиданности и проснулся окончательно. Вот так ни фига себе — дождались! Откуда вы, родные?! Мы же вроде как в самом сердце России, тут кругом гарнизонов и милиции понапич-кано — немерено...

— Чего говорят? — деловито уточнил Вася.

— Все нормально, скоро будем, — ответил Серега. — Думаю, у нас есть не более пяти минут до начала активной фазы.

— Журналю... — Иванов сипло откашлялся. — Кхе-кхе... Журналисты. «Привязка»...

— А я что говорил? — злорадно прошептал Вася. — Ну и кто умный?

— Да, Вася, да, — торопливо пробормотал Иванов. — Предположим худший для нас вариант. Следили, вычислили, знают — где... Что делают?

— Оба входа заперты изнутри, — высказался Петрушин. — Стропа, кошка, лоджия. Огонь через окна, стекла осыпаются. Лезут в окна, добивают. Эвакуация. Проще пареной репы.

— Да, просто... Но шумно, — не одобрил Серега. — Стекла осыпаются. Даже если бесшумное оружие — могут быть крики. Время эвакуации значительно сокращается. Через полчаса будут искать по всей области.

— Хорошо, твой вариант?

— Лоджия первого этажа. Щупать все двери и окна, пока не обнаружат открытое.

Резонно. Лоджия сплошная, вдоль всего корпуса, между номерами перегородки по пояс — Петрушин перешагнет и не заметит...

— А если нет открытой двери или окна?

— Если у них есть хотя бы один ночной прибор, не проблема найти пустой номер. Их гораздо больше, чем занятых. На первом этаже вообще, по-моему, три-четыре заняты. Аккуратно взрезать стекло, войти внутрь. Коридор, лестница, второй этаж. Искомый номер. Все! Как минимум до утра никто не хватится. Можно неспешно уходить в полный рост и даже успеть покинуть область до общей тревоги.

— Искомый номер? — засомневался Иванов. — Если ориентировались только по балкону и другой информации не имеют... Попробуй-ка найди в темноте этот самый искомый! Дверь номера заперта. Опять шум получится. Вдруг «клиенты» чутко спят?

— Они грохнут дежурную, — прорезался Вася. — Сто пудов.

— Не факт, — возразил Серега. — Из нижнего коридора можно спокойно пройти на лестницу, не заходя в фойе. Лестница в пяти метрах от входа в фойе, дежурная сидит в глубине, за конторкой...

— Они ее грохнут, — убежденно заявил Вася. — Потому что у нее вторые комплекты ключей. И дощечка с фамилиями отдыхающих — кто в каком номере живет. Я вечером разговаривал, видел...

— Ты просто клад, Вася! — искренне похвалил Иванов.

— Да я в курсе. Если бы не я, вы бы вообще сейчас спали бы все. А Костя, между прочим...

— Погоди-ка...

В этот момент рядом с «точкой-наблюдателем» вновь появились пять ее пропавших было близнецов. Несколько секунд они топтались в куче, затем выровнялись в колонну по одному и медленно двинулись к общему массиву статичных точек.

«Духи» шли к нам. Теперь соображать надо было очень быстро...

— Что мы делаем? — вроде бы невозмутимо уточнил Иванов.

— А где Глебыч? — спросил Петрушин.

— Нет его, в карты играет. Что делаем?!

— Мы с Васей... Вася?

А Вася куда-то исчез! Смылся, гаденыш, в самый ответственный момент!

— На разведку пошел, — успокоил нас Петрушин. — Сейчас придет.

— Какая, на фиг, разведка! — в отчаянии прошептал Иванов. — Они сейчас вломятся...

— Не вломятся, — невозмутимо возразил Серега. — Они как минимум минут пять будут по лоджии лазить.

Пять активных точек приблизились к общему массиву, на несколько секунд остановились и сбились в кучу.

— Прибор не катит, — раздался от двери срывающийся Васин шепот — парень куда-то быстро бегал, запыхался. — В фойе керосинка, в коридоре световое пятно.

— Годится, — одобрил Петрушин. — Держи.

— А вы? — спросил Серега.

— Мы с ножами. Вася, отдай ствол Косте.

Вася, ни слова не возразив, передал мне кобуру с пистолетом и два запасных магазина.

— А мне? — раздался обиженный голос Иванова.

— Вам рация, — сказал Петрушин. — Извините, третьего ствола нет...

Точки выровнялись в одну линию и медленно поползли по воображаемой прямой вдоль корпуса.

— Мой сценарий, — одними губами сказал Серега. — Жека?

— Обувь все сняли, — скомандовал Петрушин.

Послышалась легкая возня — хлопцы снимали кроссовки. Я и так был босой, нечего снимать.

— Носки тоже. Там ковролин, скользить будет.

— Да сняли-сняли, — нетерпеливо буркнул Серега. — Не первый год замужем...

Через едва приоткрытую дверь балкона с нижней лоджии донесся какой-то глухой стук. Пять точек на экране замерли.

— Маршрут: коридор — лестница, нижний коридор, бытовая комната, — распорядился Петрушин. — Не топать! Пошли...

Мы выскользнули в коридор.

Темно, как у негра где! Я ориентировался по дыханию следовавшего впереди Сереги. От нашего номера до лестницы — всего метров десять, так что через пятнадцать секунд мы уже были в бытовой комнате первого этажа, где нормальные люди днем гладят одежду.

Пятно в коридоре, напротив входа в фойе, и в самом деле присутствовало, но было оно очень скромное. Когда мы проскочили через него, я с трудом различил силуэты товарищей. Я слабенько разбираюсь в разрешающих способностях ночной оптики, но Васе можно верить. Если сказал, что прибор тут «не катит», значит, так и есть.

Итак, мы сидели в бытовой комнате и выглядывали в коридор. Вход в фойе — в семи метрах, дальше — дверь на лестницу.

— Мы сядем под лестницей, — сообщил Петрушин. — Они из темноты, несколько секунд, по-любому — концентрация на световом пятне из фойе. Нам хватит. Вася, ты меня видишь?

— Вижу.

— Годится. Идешь сзади, слева, в двух метрах. Шум был где-то в середине корпуса, значит, пойдут мимо нас. Пропускаем мимо, к фойе, пятого толкаю к тебе, четвертого режу. Ты валишь пятого и сразу отходишь на клетку. Я режу третьего и — на клетку.

Ныряем обратно под лестницу. Больше просто не успеваем...

— Мы с Костей берем двух первых, — подхватил сообразительный Серега.

— Не берете, а валите, — мягко поправил Петрушин. — Возню услышите — считаете ровно до семи. Потом огонь по силуэтам.

— А если вы не...

— Мы успеем. Нам надо пять секунд. Две — запас. Семь, запомнили?

— Да все ясно, идите уже!

— Делаете по три выстрела и тотчас же ныряете обратно в бытовку, — торопливо закончил Петрушин. — Вряд ли вы их кончите сразу. Кто выжил — откроет по вам огонь. Точнее по коридору, но вас уже не будет. Мы его возьмем. В любом случае: три выстрела — спрятались, больше не стрелять! Иначе по нам попадете.

Где-то в середине коридора послышались едва различимые звуки. Кто-то осторожно возился с замком.

— Потрудимся же, братие, — одними губами провозгласил Петрушин, и они с Васей двумя неслышными тенями метнулись к лестничной клетке.

В коридоре вновь воцарилась тишина. Видимо, те, за дверью, прислушивались. Затем возня с замком возобновилась...

Я стоял, прижавшись спиной к дверному косяку, сжимал в руке ребристую рукоять пистолета и под странно ровное дыхание Сереги лихорадочно взвешивал наши шансы. Полковник, оказавшийся временно не у дел, отошел в глубь бытовки, чтобы не мешать нам.

Голова — это, конечно, хорошо... Но гораздо лучше, когда в такой ситуации рядом с тобой «руки» — Вася и Петрушин. Это просто спасение. У меня имеется некоторый опыт стрельбы в темноте, могу поделиться. Скажем так: шансы попасть по силуэту, внезапно возникшему в этом скромненьком световом пятне, присутствуют. Пятно-то всего в семи метрах... Но шансы сразу убить двоих или просто даже «выключить» на время — минимальные. Во-первых, мы не знаем, как они будут идти, поэтому мало проку от разбора целей...

— Ты правого, я левого, — словно прочитав мои мысли, прошептал Серега.

— А если в колонну по одному?

— Ну, это на тот случай, если не по одному...

Во-вторых, сейчас гораздо приятнее было бы держать в руках «АКМС», или, на худой конец, родной «ПМ», тупая пуля которого обладает неслабой кинетикой и довольно мощным останавливающим действием. А у нас всего-навсего — «ПСС». Единственная радость, что стреляет почти бесшумно. В человека можно всадить с десяток путь от патрона «СП-4», если не попадешь в голову и не заденешь жизненно важные органы — будет некоторое время бежать, ползти, стрелять и так далее. А если у этого человека в руках тот самый «АКМС», которого нет у тебя, почти все преимущества внезапного выстрела из темноты автоматически аннулируются.

Ножом в темноте, конечно, вернее. Нащупал врага, ткнул куда надо или полоснул по горлу — и вопрос решен. Это в том случае, если умеешь обращаться с ножом. Вася и Петрушин владеют этим искусством в совершенстве...

В глубине коридора скрипнула дверь.

Тишина...

Через несколько секунд послышались негромкие шаги — несколько обутых пар ног мягко топали по ковролину, неотвратимо приближаясь к нам.

Я вытянул вперед руку с пистолетом и нервно сглотнул. Голова перестала работать рационально, в ней вовсю что-то стукало, грудь распирала горячая волна, непрошено прущаяся откуда-то из живота...

— Возня, — шепнул мне на ухо Серега, уловивший мое преждевременное движение. — Счет.

Да-да, конечно... Хреновый из меня спецназовец! Чуть было не обгадил все дело...

Шаги приближались. В световом пятне вдруг разом, как по мановению волшебного жезла, возникли два силуэта, следующие один за другим с разносом в полкорпуса.

— Хек!

Позади фигур, в темноте, что-то булькнуло. Короткая возня, глухой стук падающего тела, фигуры в световом пятне застыли, как-то странно замедленно начали разворачиваться. Или это я все воспринимал замедленно — время вдруг резиново растянулось, поплыло, как тогда, при уколе...

— ...Семь, — почти в голос выдохнул Серега и тотчас же открыл огонь.

Я выпустил по пляшущим в пятне фигурам пуль пять, хотя сказали — три, и сам вряд ли бы догадался своевременно покинуть опасную зону. Серегина рука вцепилась в мою куртку и резко вдернула меня в бытовку.

— Тр-р-р... — застенчиво прострекотало что-то из темноты. — Тр-р-р-р-р-р...

В стену коридора, в косяк, у которого я только что стоял, сочно чпокали пули.

— Бульк!

Стрельба прекратилась.

— Готово, — буднично буркнул из коридора Петрушин. — Выползайте...

Вы не поверите — но в номерах на нашу баталию никто не отреагировал. Пансионат продолжал мирно спать.

Вася с Петрушиным, забрав у нас пистолеты, выскользнули на улицу. Мы остались работать на месте происшествия. Потратили пару минут, чтобы успокоить желавшую немедленно впасть в истерику дежурную, взяли у нее керосинку, осмотрели поле битвы...

Да, кровищи тут было — как на скотном дворе в день массового забоя. Наши боевые роботы, боясь ошибиться в темноте, всем перерезали горло. Очень неэстетично, знаете ли...

Все наши гости были вооружены «каштанами» с глушаками, и — как и предполагал Серега — был у них один «ворон». «Ворон» — прибор ночного видения.

Иванов попробовал звонить из фойе — телефон не работал, видимо, ловкие ребята перерезали линию. Пришлось ему звонить Вите — чтобы первыми на место происшествия приехали кто надо, а не местные опера, у которых могла возникнуть масса дурных вопросов.

Через несколько минут прибыли Петрушин с Васей и приволокли тщедушного нохчу, без оружия, в гражданской одежде. Петрушин коротко доложил: наблюдателя живьем взять не удалось — матерый. Там и лежит. И тоже с «каштаном». А вот этот сидел за рулем «Ниссана Патрола», что припаркован едва ли не у самых ворот пансионата. Обнаглели!

Опять заперли входную дверь, дежурную предупредили, чтобы не вылезала из фойе — скоро приедут органы. И не надо звать местного опера, что где-то там при свечах режется в карты с Глебычем! Это дело государственной безопасности, оперу тут ничего не светит. Дежурная была в шоке и, по-моему, даже и не думала никуда выходить. На улицу — страшно, темень кругом, в коридор — вообще ужас кромешный...

Взяли пленного, потащили к нам в номер. При зеленоватом адском свечении тепловизора неспешно и задушевно побеседовали. В режиме "Б", как водится. Торопиться некуда, пока Витя подымет кого надо, пока приедут из Москвы — как минимум, час пройдет.

Да, для тех, кто не в курсе. У нас в армии нет такого понятия, как «допрос третьей степени» — это прерогатива компетентных органов. С пленным вообще никто не беседует просто так: раз ты не погиб в бою и пойман на поле битвы, из тебя обязательно вытянут всю известную тебе информацию любыми доступными способами. Плоскогубцами, раскаленным шомполом, боевым ножом — в любом случае это будет очень и очень больно. И о таком режиме, разумеется, не сказано ни в одном официальном документе.

Просто взята заглавная буква ключевого слова: «Больно». Вот вам и весь режим "Б". А когда допрашивает Петрушин (напомню, сокращенная боевая кличка — Гесс, полная — Гестапо), есть все основания возвести режим в квадрат и обозначить его как «ББ». Или «ОБ» — это уж как пожелаете...