— Да тут он, рядом... Сейчас как раз на территории, скажите, что передать. Если срочно — пошлем человечка, перезвонит через десять минут...

Двенадцатого, с утра, прибыли все, кроме Лизы. Про Лизу вы в курсе.

Иванов, пожав лапы нам с Серегой, вздохнул с видимым облегчением и пришел в отменное расположение духа. Оказывается, он со вчерашнего дня, что называется, «сидел на измене». Вчера вечером вышел на связь Петрушин, сообщил, что звонил командующий и очень хотел слышать полковника. На заявление о том, что полковник на территории, отреагировал болезненно (сам военный, знает, что к чему) и сказал, что если он ему не перезвонит через десять минут, все мы пойдем под трибунал.

Это он маленько перегнул. Трибунал у нас отменили бог весть как давно, теперь это мероприятие называется не так сурово: военный суд. Но все равно — неприятно. Зачем подо что-то идти, если можно и так обойтись?

Иванов, естественно, тут же был оповещен об опасности — вовремя Витя насчет второй трубы расстарался! И перезвонил буквально через семь минут.

Командующий ехидно спросил, большая ли в пансионате территория, и предупредил, что завтра к обеду у нас будут журналисты. Героям иметь бравый вид, всем остальным спрятаться в номерах — никаких намеков на контакты. С героями поработать, чтобы вели себя примерно и не сболтнули ничего лишнего. Сопровождающих журналистов военных предупредить насчет конфиденциальности. Вопросы?

Нет вопросов. Все сделаем в лучшем виде.

После этого Иванов немедленно связался с моей бригадой и потребовал, чтобы меня срочно разыскали и пригласили к телефону. Ему ответили, что это невозможно ввиду того, что я в данный момент нахожусь в командировке. А когда полковник потребовал мои домашние координаты, его вежливо послали. Не даем данных — и все тут. Закон о гарантиях личной безопасности участников читали? Да никого не волнует, кто вы такой. Может, вы враг, искусно маскирующийся под полковника Иванова!

В общем, полковник переживал. Сказал ведь — до исхода двенадцатого. Вот интересно получилось бы, если бы я прибыл не утром, а именно к исходу. Но я дисциплинированный военный, прибыл с запасом. И за это мне огромное спасибо.

— Сегодня после обеда, как только спровадим прессу, поедем в город, — принял решение Иванов. — И каждый купит себе сотовый телефон. Ну вас в задницу, с вашими отлучками... Деньги всем выдали, так что вы теперь богатые. А телефоны родственникам пригодятся.

Нам и в самом деле выдали «боевые» за два месяца, зарплату и командировочные. Получилось довольно неплохо, но я все свои деньги отдал семье, а себе оставил только на прожиточный минимум, о чем не преминул заявить полковнику.

— Да это не проблема, я тебе займу, — добродушно пробурчал Вася. — Мне тот сотовый до одного места — у меня все равно рация...

— Какая, на фиг, рация? — удивился Иванов. — Я же сказал — не брать ничего! И с кем, если не секрет, ты тут собрался связываться?

— У меня тоже рация, — скромно потупился Петрушин. — Мало ли как оно повернется...

— Так-так... — Иванов подозрительно уставился на наших боевых роботов. — Может, вы, помимо раций, еще кое-чего прихватили?

Петрушин с Васей виновато переглянулись и синхронно опустили головы. Я бы даже сказал — с тоскливой обреченностью опустили. Как те детишки, что приволокли домой красивую противотанковую мину (вся такая зелененькая, гладенькая, кругленькая и блестит) и не встретили должного понимания со стороны недалеких родителей.

— Ну, пошли, посмотрим, — Иванов не стал зря брызгать слюной, а сразу направился в наш с Васей номер.

— А покажите-ка нам, товарищ майор, что у вас тут в закромах...

Вася послушно выволок из-под кровати свою безразмерную сумку типа «мечта оккупанта» и, печально вздохнув, предъявил взорам товарищей «закрома».

Перечисляю по порядку, что было у Васи в сумке:

— десять банок сгущенки, четыре суточных сухпая в целлофане;

— разгрузочный жилет от «склона»;

— четыре «ИПП», оранжевая унифицированная аптечка, плюс пять шприц-тюбиков с промедолом;

— пистолет «ПСС»[11] в «оперативке» (плечевая кобура), к нему шесть пачек патронов СП-4;

— боевые ножи в ножнах — основной и запасной;

— семь фанат — две «Ф-1» на особицу, пять «РГД-5» в кармашках «разгрузки»;

— бинокль, штатная радиостанция «Кенвуд», к ней — пять запасных аккумуляторов;

— портативный радиочастотный сканер из Лизиного комплекта с тремя запасными батарейками.

Нехило затарился наш боевой брат.

— Ох...еть не встать, — тихонько пробормотал Иванов и со слабой надеждой повернулся к Петрушину. — А у тебя?

— Примерно то же самое, — честно признался Петрушин. — Только еще плюс по Лизиному имуществу: тепловизор и направленный микрофон с приемником.

— О боже... — Иванов схватился за голову и на несколько мгновений утратил дар речи.

Ну и ничего странного, мог бы уже привыкнуть за год совместной работы. Просто все тот же условный военный рефлекс.

За последние десять лет было немало случаев, когда наших вояк по месту проживания брала милиция за незаконное хранение оружия. Приехал парень с войны, попал в какую-то переделку, пошли обыскивать, а там — примерно то же самое, что у Васи в сумке. Ну и получи статью.

В свое время я работал по этой проблеме и могу компетентно сообщить: есть, конечно, немногочисленные случаи вывоза вооружения из зоны боевых действий с явной целью продажи. Но по большей части это делается без злого умысла, просто потому что военный человечек привык к оружию. Понимаете? Просто привык.

Деловой человек в большом городе привыкает к мобильному телефону и компьютеру, более того, в некоторых случаях он с ними буквально срастается. Трубка (а то и две, и более) и монитор как бы становятся полноценными частями его тела. Отбери у такого делового его трубы и компьютер, запрети покупать другие и вообще пользоваться беспроводной связью и оргтехникой — и посмотри, как он будет работать в новых условиях.

Точно так же человек, живущий долгие годы в режиме «война», привыкает к оружию. Взять, к примеру, меня: я в основном работаю головой, стреляю крайне редко... Но без привычной тяжести на плече и кобуры под мышкой чувствую себя неуютно. А что говорить о том контингенте, в который входят товарищи типа Васи и Петрушина? Который претворяет работу моей головы в жизнь и трудится, что называется, исключительно руками?

Для таких людей оружие — это тоже как бы часть тела, самый верный друг и помощник. Без него как без рук.

Кроме того, между деловым товарищем из города и Васей Крюковым есть едва различимая на первый взгляд, но весьма значительная при более глубоком рассмотрении разница.

Трубка и монитор для делового не являются жизненно важными органами. Это что-то типа третьей и четвертой руки. Хорошо, удобно, но не более того. Без трубки и монитора могут сорваться важные сделки, не состояться значимые встречи, но жить человек все же будет. Потому что есть люди, которые живут даже без обеих рук.

А оружие для Васи и ему подобных — будь то пистолет, граната или нож, как раз является тем самым жизненно важным органом. Потому что без оружия на войне человек Вася живет очень недолго. Буквально до первого боестолкновения...

Я почему сказал, что Иванов мог бы и привыкнуть: у нас уже был аналогичный случай. Как-то мы ездили всей бандой в Пятигорск, и тоже, как и сейчас, почти «по штату мирного времени». Вася с Петрушиным, несмотря на запрет, прихватили с собой едва ли не по полному комплекту экипировки. Иванов гневался, и не напрасно: в тот раз ничего не пригодилось, все сделали без единого выстрела. Так что мог бы и предвидеть подобное развитие событий...

— Вот же оболтусы... — Иванов, мгновенно утративший хорошее расположение духа, с едкой горечью поинтересовался: — А где все остальное? Камера с насадками, диктофоны, комплект «жуков» и «маяков»?

Это он имел в виду обычный носимый Лизин комплект. Она на все операции выезжает с увесистой специальной сумкой, типа докторского саквояжа.

— У меня, — сообщил Серега елейным голосом и мотнул головой в сторону соседнего номера, где он расположился вместе с Петрушиным. — В сумке.

Иванов озадаченно крякнул и подарил аналитика красноречивым взором из серии «И ты, Брут?!!!». Типа — ну уж от тебя, брат, не ожидал я такой пакости!

Серега объяснил: никакого злоумышления, просто примерная бережливость. Лиза, полагая, что мы можем отсутствовать едва ли не месяц, не пожелала оставлять на братьев Подгузных дорогостоящее оборудование и все самое ценное взяла с собой. Оно же за ней числится, если что-то пропадет — до конца жизни не расплатится. А тут домой отпустили. В Питер с собой тащить побоялась, потому что одна и без охраны. Оставила все боевым братьям. Мы тут в куче, в стационаре, что называется, все надежно. Поэтому распределили все по сумкам, и каждый отвечает за какую-то малую часть. Хвалить надо за такую аккуратность, а не ругать!

— Ясно с вами, — Иванов с безнадежным видом махнул рукой. — Вы, вообще, о чем думали, когда тащили с собой всю эту хрень? Кого собирались пеленговать, отслеживать, слушать и взрывать? Белок и зайцев?!

— Да никто ничего такого не собирался... — пожал плечами Вася. — Просто спокойнее, когда оно под кроватью и в любой момент можно взять...

— А где ваши «ВАЛы». Вы их разобрали и спрятали в носки?

— Не, «ВАЛы» не брали, — успокоил Вася командира. — Так что можете не беспокоиться.

— Спасибо, утешил, — кивнул Иванов. — А могли бы, в принципе, взять — это уже не меняет дела. Потому что в удостоверениях у вас прописаны только «ВАЛы» и пистоли[12]. Ни гранат, ни боевых ножей там нет. И уж тем более там ни слова не сказано про шпионскую технику! Вы представляете, как мы будем выглядеть, если вдруг попадем в какую-нибудь передрягу и при вас обнаружат все это?

— А мы не будем попадать, — пообещал Петрушин. — Мы ж все равно тут безвылазно. Разве что на экскурсию, как Серега обещал...

— За телефонами, — напомнил Серега. — А кого-нибудь одного оставим на охране — жребий потянем...

— Да на хер тот жребий! — Вася пренебрежительно поморщился и достал из кармана метровый отрезок парашютной стропы (и у него, и у Петрушина в карманах всегда имеется парочка таких штуковин). — Разгибаем усики, вяжем к колечку, другой конец — к замку на сумке...

— Неплохо, — одобрил практичный Глебыч. — Все семь сдетонируют — будет фарш...

— Интересный вариант, — Серега хмыкнул. — А если к тебе в сумку Костя зачем-то полезет?

— Он не лазит по чужим сумкам, — Вася с ходу отверг такой интересный вариант.

Я чуть не покраснел от такого большого доверия. А бывает, знаете ли, заглядываю в Васины вещички. Нет, не потому что клептоман, просто Вася подчас хранит у себя интересные вещи. Например, с десяток толстых блокнотов, исписанных скабрезными стишатами. Занятно бывает почитать втихаря да похихикать.

— А если это будет какой-нибудь малолетний воришка? Например, из числа детей отдыхающих?

— Ну и п...ц тому воришке, — Вася пожал плечами. — В смысле, пардон, — хана тому воришке. Больше он уже никуда не полезет.

— Ладно, хватит глупости болтать, — подвел итог душещипательной беседы Иванов, имевший обыкновение быстро адаптироваться к свершившимся фактам и мыслить рационально. — Имеем факт: у нас незаконно хранится оружие, боеприпасы и специальная техника. Отправить все это обратно не имеем возможности. Еще факт: я тогда, в Пятигорске, утверждал, что ничего из этого нам не пригодится. И не пригодилось. Утверждаю и сейчас: не пригодится! Посему запрещаю брать с собой из номера хотя бы даже ножны. Это приказ. Вопросы?

Вопросов не было. Все ясно, не брать так не брать.

— Насчет охраны Серега сказал правильно, — Иванов постучал пальцем по тумбочке. — Сей же момент составить график, кто-то один должен постоянно находиться в номерах. Бдеть, не спать, охранять. Мы, между прочим, не в отпуске, а просто временно не у дел. Служба продолжается. Так что — не расслабляться.

— График так график, — Глебыч достал из кармана блокнот. — По порядку номеров?

— Да успеешь еще, времени навалом, — отчасти восстановивший душевное равновесие Иванов глянул на часы. — Расскажите лучше, как вы тут без нас развлекались. Кого-нибудь убили?

Нет, оказывается, никого не убили. Зачем вы так суровы с нами, господин полковник?

Все было пристойно и правильно. Глебыч в первый же вечер нашел компанию из местных: начальник пансионата, врач-терапевт и тутошний опер. После ужина садятся в резервном номере, пьют помаленьку водку и до трех-четырех ночи расписывают несколько «пулек».

Вася с Петрушиным в первый же вечер тоже нашли компанию, но в другом аспекте: на предмет здорового полового буйства. Познакомились с двумя поварихами, что работают в здешней столовой. После ужина — любовь, потом весь день много еды в столовой. До трех добавочных порций. Хорошо, правда? Помимо вечерних мероприятий, в течение дня активная физподготовка: спортзал, озеро, утром кросс пять кэмэ по периметру. В лес не углублялись, сами понимаете — чужая «зеленка», не хочется Глебыча напрягать для разминирования.

Да уж...

Кстати! Для нас с Серегой новости. Сегодня нам придется после ужина и ориентировочно до полуночи гулять на свежем воздухе. То есть до того момента, когда боевые братья закончат любезничать с поварихами и пойдут их провожать.

— Не понял... — удивился Иванов. — Вы что, с ними — до города пешком?

— Да они обе местные, из Рыбаков, — пояснил Петрушин. — Тут идти-то всего ничего.

— И незамужние? — недоверчиво прищурился Иванов.

— Да кто их знает, — пожал плечами Вася. — Мы как-то не интересовались...

— А напрасно, — осуждающе покачал головой полковник. — Деревенские мужья — это еще те товарищи. Этак и до скандала недалеко. Выловят вас как-нибудь, дюжиной, с оглоблями, да ввалят по первое число!

— Тоже неплохо, — одобрительно кивнул Петрушин. — Хоть разомнемся как следует...

— Ну, смотрите. Нам сейчас ни в какие истории попадать нельзя. Так что вы уж того... Осторожнее.

— Будем, — пообещал Петрушин. — Что вы, не знаете нас, что ли?

— Да в том-то и дело, что знаю, — Иванов сокрушенно вздохнул. — Ладно, посмотрим... А теперь давайте поговорим, как мы будем себя вести по приезде журналистов...

Около часу дня в пансионат подъехали трое вальяжных военных в чине полковников и приволокли с собой целый выводок «акул пера». Вся компания едва поместилась в двух микроавтобусах.

Пока журналисты расчехлялись на стоянке, Иванов потихоньку увлек в сторону полковников — хотел напомнить насчет конфиденциальности. О местопребывании не упоминать, ни в коем случае не допускать попадания в кадр характерных деталей, по которым можно догадаться, где была произведена съемка...

Военные оказались хамами. Ты кто такой, мужчина? Да так, полковник контрразведки Северо-Кавказского военного округа...

Ты отдыхающий?

Да, отдыхающий, но...

Вот и отдыхай себе на здоровье. А командовать будешь у себя в округе. Чего вообще лезешь?

Тут полковник сообразил, что неправильно представился — по привычке, не успел освоиться в новой ипостаси. Когда осваиваться, если по новому месту службы ни разу не был, все с командой, при деле...

Он тут же поправился: извините, ошибся маленько — я полковник, но на генеральской должности, и теперь уже из контрразведки МВО (Московского округа).

Военные гнусно посмеялись над нашим командиром. Ты, говорят, разберись сначала, кто ты такой на самом деле, а потом представляйся. И вообще, вали отсюда, у нас мероприятие, мешаешь...

Вот такая, блин, халатность. Разжирели они тут, на вольных хлебах. Попробовал бы у нас в группировке какой-нибудь незнакомый полковник представиться подобным образом! Моментом уронили бы лицом в грязь и оттащили в контрразведку. А там, в теплой перспективе паяльной лампы, его за пару минут привели бы в чувство...

Впрочем, я лично при этом нехорошем разговоре не присутствовал, это полковник потом нам все рассказал.

Мы с Васей в этот момент вовсю играли в настольный теннис. Типа пинг-понг. В спортивных костюмах, застегнутые «молниями» под самое горло. Не знаю, в каком состоянии пребывал Васин торс — с утра я видел его в футболке, на руках никаких следов не осталось...

А у меня все тело до сих пор было в кровоподтеках. Домашним пришлось врать, что сорвался с кручи, когда лез за горными фиалками (интересно, есть такие цветы и где?). Хотел, типа того, любимой жене неожиданный подарок сделать. Но маленько не долез. В следующий раз — обязательно!

Дочь похвалила — папа у нас рыцарь! После стольких лет супружества не очерствел душой, сохранил свежесть чувства и все такое прочее.

Сын посмотрел как на последнего идиота. Практичный товарищ. Деньги привез — и молодец, давно пора компьютер «апгрейдить». А на фига цветы?

Это тоже характерная особенность военной семьи. Папа все время в командировке, цветов дома не бывает. С одной стороны — хорошо, значит, маме никто из посторонних мужчин цветы не дарит. С другой стороны, привыкнет, потом будут проблемы с девушками, которые в большинстве своем почему-то любят флору.

Жена сказала, что такие подарки она в гробу видела, и тут же расплакалась. Видимо, не поверила. Она у меня тоже вроде как психолог, вранье чует за версту...

Так вот, мы с Васей непринужденно резались в настольный теннис в фойе, Иванов злобно следил за прибывшей компанией издали, а остальные должны были по сценарию спрятаться в номерах. Чтобы, как и приказали, не было никаких намеков на некие «левые» контакты.

Линию поведения мы обсудили, Иванов придирчиво осмотрел нас: взгляды ясные и бессмысленные, как и положено военным на заслуженном отдыхе.

Лица чистые. Спасибо ребятам Казбека, обработали по всем правилам пиарского искусства...

— Пошло движение, — раздался голос Петрушина откуда-то из недр спортивной куртки, висевшей на Васе бесформенным мешком.

Я невольно вздрогнул и выронил ракетку.

Вася невозмутимо вытащил из внутреннего кармана куртки рацию.

— Понял. Подлетное время?

— Две минуты.

— Понял, до связи.

— Отключаюсь...

— В кустах сидит? — я поднял ракетку и сгладил ехидством свою секундную растерянность.

— Зачем в кустах? — Вася ехидства не понял. — Наш этаж, конец коридора, где веши гладят.

— И что там?

— Окно, маленькая комнатка, горшки с фикусами, отличный обзор. Хорошее снайперское гнездо.

— А почему не на крыше?

— А зачем... — тут Вася внимательно посмотрел на меня и надулся. — Да сам ты такой!

— Да, непросто вам, военным, в мирной жизни...

Рацию выключил?

— Выключил... И ни хера она не мирная. Вон, каждый день пачками валят, прямо в центре города. Ты бы видел, что у них тут творится — куда там нашим сводкам...

Вася каждый день теперь смотрит новости — времени навалом, некуда девать. И читает газеты. Утром покупает, интересуется новостями на пару с Петрушиным.

— ...Он идет, из машины, а оно уже в подъезде, со стволом. Он — туда, а оно — нэ-нэ ему! И пи...дец.

Ну, пардон, блин, — в смысле, хана. А какие люди? Всякие начальники и директора. «Мерседесы». Охрана рядом. А еще, наоборот, — он в машину, а она — ба-бах! И пи...дец. В смысле — хана. Короче, полный беспредел. И никакого боевого охранения на дальних подступах, никаких тебе дозоров... А если бы, допустим, в другом доме круглосуточный наблюдатель, да с оптикой, а у самого ствол в рукаве... Или, прежде чем садиться в «мерс» — Глебыч пусть проверит...

Тут в фойе ввалились с улицы «акулы пера», и грустное Васино повествование было прервано.

Все сразу стали снимать нас на камеры и назадавали кучу вопросов.

Как давно вы тут?

Давно. Первого сентября заехали.

Тут же откуда-то возник начальник пансионата — кругленький крепыш, торжественно подтвердил: да, первого заехали, ведут себя хорошо, не привлекались, не злоупотребляют... Видимо, получил указание сверху. Система работает.

Вы в курсе?..

Да, в курсе — по телевизору рассказывали. Очень удивились! Откуда что берется?

А вы видели?..

Нет, не видели. По центральным каналам только рассказывали, а запись трансляции отчего-то не показывали (так оно и было на самом деле). А чеченские передачи у нас тут телевизор почему-то не ловит. Гы-гы...

А что насчет первого сентября?

В смысле?

Да у Чернокозовского сизо! Там вроде бы видели людей, похожих на вас, и даже сняли...

Нет, тут им точно ничего не светит. У нас там только Петрушин хорошо нарисовался, остальные получились смазанно, мельком — это мы смотрели.

Мало ли похожих на нас военных? Ничего не знаем, не были, не принимали.

А какие соображения? Почему так все получилось? Отчего вокруг ваших невзрачных персон такие активные ритуальные пляски?

Ну, мало ли как оно могло получиться...

Тут я с глубоко задумчивым видом поскреб затылок и выложил заготовленную Ивановым комбинацию. Вроде бы мы на годовщину Хасавюртовского договора крепко гуляли с местными в Гудермесе — аккурат перед отправкой в отпуск. Администрация пригласила. Там было несколько видеокамер, много снимали, мы тоже неоднократно в кадр попадали. Правда, вряд ли хорошие кадры получились — сами понимаете, как оно бывает в процессе длительного застолья. Вот вы сейчас нас снимаете — и опять же, неизвестно, чем все это потом закончится...

С точки зрения любого нормального военного, это была натуральная дичь. Хасавюртовский договор, который мы промеж себя называем не иначе как «день Большого Предательства», — страшный позор для России. Ручаюсь, что никому из администрации и в голову не может прийти приглашать русских военных на празднование такой годовщины. Это все равно что пригласить немецких ветеранов СС к нам на 9 Мая! Приходите, гости дорогие, водочки попьем, Хатынь и Бухенвальд вспомним...

Тем не менее «акул пера» такая версия вполне удовлетворила. Все-таки умница у нас Иванов, разбирается в ситуации... Пошушукались они промеж себя: ага, это многое объясняет...

В общем, уехали они вполне довольные.

Мы обсудили встречу, посмотрели — Серега из-за угла на камеру снимал. Вроде все нормально. Лишнего ничего не сказали, вели себя примерно. Вот и ладно.

Пошли обедать, организовали нештатные смотрины поварихам — боевым подругам наших боевых роботов. Ничего поварихи, аппетитные. Ядреные такие пейзанки, от тридцати до сорока, румяные, пышные, экологически чистые. Петрушину в самый раз, под стать габаритам. Прекрасная вечерняя тренировка. А Вася, наверное, прыгает вокруг своей Дульцинеи по номеру и восторженно вопит: «Неужели это все мое?!!!»

Ну да ничего. Мал золотник, да дорог. И впечатлений куча — как раз на новый военный роман про похождения Сурового Крюка...

Следующие два дня — тринадцатое и четырнадцатое сентября — прошли лениво и благостно, без каких-либо катаклизмов. Тринадцатого после завтрака поехали в город: беспорядочный шопинг и плановая покупка телефонов. Иванов вообще-то вчера планировал, но как-то руки не дошли. После обеда с добавками уже лень было. А с утра — в самый раз.

Прокатились, развеялись, приобрели телефоны в пределах двухсот у.е. Мимоходом, как водится, накупили всякой дряни. Потом осмыслили, оказывается, без всего этого можно запросто обойтись. Это нормальное явление: в плане шопинга на «большой земле» все военные, живущие в командировках, — жуткие чайники.

Полдня Вася отчасти доставал всех нас и конкретно просвещенного по этой части Серегу: настраивал звонки, забивал наши номера в память, ставил «любимые номера», АОН, голосовой набор и все остальные доступные услуги сервиса, которые нужны ему были, как голой заднице встопорщенный еж. Потом обзванивал всех по нескольку раз — типа, проверка связи. Затем начал звонить по всем номерам своих приятелей и знакомых, что были в записной книжке, но шибко в этом не преуспел — деньги быстро кончились. Спасибо, что в пансионате отсутствуют услуги по пополнению счета, надо в город ехать.

Освоились мы быстро, но бездумно тратить время на отдых были не расположены, потому как не привыкли сидеть сложа руки. Иванов позвонил Вите: что слышно, какие новости? Витя новостями не располагал, был по-прежнему благодушен и посоветовал наплевать на все и отдыхать. Вы, типа, в отпуске? Вот и пользуйтесь. Расслабьтесь на полную катушку.

Иванов не постеснялся, позвонил командующему. Доложил о встрече с журналистами: все нормально, без осложнений. Только снимали все подряд, запросто могли запечатлеть какую-нибудь приметную «привязку». Командующий похвалил, сказал, что он уже давно в курсе, и посоветовал примерно то же, что и Витя, но в приказной форме: сидеть на месте, за ворота — ни ногой, отдыхать! На «привязку» просто не обратил внимания, а на вопрос о сроке пребывания ответить не смог или не захотел. Все по-прежнему, до «особого распоряжения»...

Посовещались с Ивановым, решили так: еще пару дней для очистки совести посидим, потом опять всех «местных» — по домам, а товарищи Петрушин, Вася и Глебыч останутся «на хозяйстве». Товарищи не возражали, похоже, им тут не на шутку понравилось.

На всякий случай в столовую и по территории пансионата ходили парами, чтобы никто не заподозрил в нас компанию. В кучу собирались только в номере у полковника с Глебычем да когда в город на шопинг выезжали. И это вовсе не потому, что мы страдаем шпиономанией. Просто полковник выдвинул идею — после отъезда журналистов, — что журналистам ничего не мешает «зарядить» по нашу душу какого-нибудь агента из своих кругов. Посадить наблюдателя на недельку, посмотреть, с кем дружат, как себя ведут. Люди мы «интересные», вдруг как-нибудь себя проявим в неформальной обстановке? А путевку сюда достать — раз плюнуть. Через каких-нибудь знакомых ментов или военных, тех же самых хамоватых полковников.

Поэтому и соблюдали некое подобие конспирации.

Утром четырнадцатого я обнаружил, что у Васи свежеизодрана щека, а левое ухо слегка припухло. Или не слегка... Когда пришел, не знаю, спать ложился, его не было, проснулся — на месте. Это же ночной ниндзя, входит бесшумно, когда хочет и куда хочет.

— Оглобля?

— Да ну, какая оглобля... — Вася был странно мрачен и не расположен к шуткам. — Так, обычный штакетник...

На завтраке я обратил внимание, что Петрушин выглядит вполне сносно, хотя тоже слегка мрачноват. Одна повариха присутствовала, но имела красные глаза и внушительный бланш под левым оком. И у Васи — левое ухо. Что это, детская болезнь левизны?

Вторая повариха отсутствовала вовсе. Но самое страшное — Вася с Петрушиным в этот раз остались совсем без добавки! Петрушин попробовал было общаться с присутствующей поварихой, но тут же был с позором изгнан из кухни. О боже, что это?!

Иванов, не страдающий отсутствием наблюдательности, тоже кое-что заметил. После завтрака пригласил всех к себе в номер и вкрадчиво поинтересовался:

— Ничего не хотите сказать?

Петрушин шумно вздохнул и лаконично доложил все как есть. После мероприятия следовали по установленному маршруту. У конечного пункта напоролись на засаду. Отразили нападение, но, ввиду наличия явно превосходящих сил противника, вынуждены были отступить. Отходили организованно, петляли, на территорию базового лагеря проникли уже без всяких «хвостов».

Результат: потерь в живой силе не имеем, но любовь кончилась, и теперь придется питаться на общих основаниях, потому что добавки больше не будет.

Почему же так сурово?!

Да так... не оправдали чаяния боевых подруг. Подруги обвиняют добрых молодцев в некорректном поведении. Оказывается, Вася засек засаду издали, Курили они там, вот что. Подруги попросили молодцев потихоньку удирать, пока не поздно. Видимо, следовало послушаться. Они же местные, лучше разбираются в тутошних нравах и обычаях. Да и Вася сам сельский, мог бы и сообразить что к чему...

Но не послушались добры молодцы. Вообразили себя этакими гусарами, не захотели бросать дам на произвол судьбы. Типа, гордые рыцари и все такое прочее. Нагло влезли в сектор визуального контроля противника и вступили в неравный бой. Подругам почему-то досталось больше, и теперь они затаили смертельную обиду.

Вот такая грустная история.

— Последствия не наступят? — озабоченно уточнил Иванов.

— Да какие там последствия... — Петрушин печально вздохнул. — Их там было больше дюжины, все здоровые, как быки... Короче, все живы.

— Ну, теперь я буду спокоен, — злорадно заявил Иванов. — Теперь вам не надо никуда ходить, будете вечером по номерам сидеть.

— Да херня все это, — успокоил пострадавших молодцев многоопытный Глебыч. — Женское сердце отходчиво. Как синяки у них сойдут — денька через три-четыре, идите «наводить мосты». Куда они, на фиг, денутся...

До обеда Вася с Петрушиным потели в спортзале, потом героически бороздили воды реликтового озера. Мы с Серегой резались в настольный теннис в фойе. Иванов читал, Глебыч заслуженно спал после напряженного ночного преферанса.

На обеде ситуация повторилась. Откуда-то возникла вторая повариха, но общаться с нашими добрыми молодцами никто не пожелал, и, как следствие, добавки опять не было. Грустно, девушки...

Во второй половине дня и вечером морально удрученный Петрушин держался с достоинством, а Вася начал капризничать. Вел он себя как то хулиганистое дите, у которого за ряд дисциплинарных проступков отняли любимую игрушку да вдобавок, на неопределенное время, лишили сладкого.

Чудилось Васе, что за нами кто-то наблюдает... Это самый верный признак: когда Вася капризничает, он первым делом начинает нагнетать обстановку. Типа: «Чего вы такие благодушные? Ничего не замечаете? Чует сердце — быть беде!» И постоянно, как заезженная пластинка, повторял невесть откуда выдранное умное изречение:

— Если вам кажется, что все идет хорошо, значит вы чего-то не знаете...

Ходил хмурый, в окна потихоньку выглядывал. Зачем-то нарисовал схему нашего крыла с ближайшими подступами. Бормотал что-то насчет некорректной съемки журналистов и «привязки». Дернул черт полковника за язык! Надо было следить за словами, когда командующему докладывал.