Киллер - Чистильщик

– Ага, доподнимались, – саркастически усмехнулся Петрович, – дальше некуда! Еще полгода – и все в округе подомнет под себя. И фирму вашу слопает – нечего делать… Так что – как ни крути, устранять придется. И потом: можешь быть уверен, Эммануил, – ты в этом деле далеко не последняя фигура. И не надо воспринимать свое участие в происходящем как бездушное функционирование винтика в большом механизме.

– То есть? – не вполне уловил я смысл сказанного. – Вы хотите сказать, что все эти акции некоторым образом работают и в мою пользу?

– ПРОФСОЮЗ возлагает на тебя большие надежды, – проигнорировал мой вопрос Петрович, вставая и протягивая мне руку. – Даже большие, нежели ты себе можешь представить! Исполнителем ты будешь работать очень недолго – если все пойдет по задуманному плану. Только единственное условие – веди себя прилично. У тебя, знаешь ли, есть склонности к выпаданию из имиджа добропорядочного гражданина. Веди себя прилично, Эммануил, – и все получится… – Напутствовав меня таким образом, Петрович развернулся и неторопливо двинулся к выходу из сквера, сопровождаемый двумя шкафоподобными дядьками, которые на прощание посмотрели на меня – как мне показалось – несколько по-особенному…

Таким вот образом состоялось мое открытое знакомство с представителем Управления ПРОФСОЮЗА – самой могущественной теневой организации нашей страны. Как видите, ничего особенного – руки, ноги, голова; жабр и нимба вокруг черепа я у него не обнаружил, как ни приглядывался. Обычный немолодой дядечка средних кондиций, которого я при желании могу убить одним движением. Встретив такого на улице, вы даже предположить не сможете, что под командой этого типа находится целая армия профессионалов, которые в состоянии за одну ночь без особых потуг вырезать всю Госдуму с домочадцами, а если понадобится – то и две Госдумы кряду. Тем лучше. Значит, не так страшен черт, как его малюют. Значит, можно плодотворно трудиться во благо ПРОФСОЮЗА, как на обычной работе: когда приспичит, валять дурака, когда надо – мухлевать втихую, а то и вообще устроить тихий саботаж с недалеко идущими последствиями – коль скоро обстоятельства благоприятно сложатся…

…Солнце скрылось за линию горизонта, попугав на прощание лесных обитателей тревожным закатным заревом, и на пустоши опустилась ночь. Проводив взглядом последние сполохи кровавого зарева, я облегченно вздохнул и несколько приободрился. Ненавижу закат. Закат – это последние конвульсии умирающего дня. Склонные к сентиментальности индивиды (и ваш пок. ел. в их числе) во время заката зачастую впадают в психофизиологический ступор. Повышается давление, появляется состояние безотчетной тревоги, в голове всплывают сомнения в целесообразности своего существования в этом мире – особенно если тебе предстоит какое-нибудь скверное дельце… Человек вообще отвратно себя чувствует, присутствуя при чьей-нибудь безвременной кончине – ежели, конечно, он не извращенец. Котенок отдает концы – и то грустно. А тут, представьте, умирает день на половине земного шара! Чем не повод для меланхолии? Ненавижу закат…

Между тем мои поднадзорные ударно поднимали стаканы и неспешно болтали о всякой всячине. Вскоре ночная мгла загустела настолько, что, помимо светового пятна от костра и лениво маячивших в нем лиц охотников, я уже не мог рассмотреть совершенно ничего. Мгла постепенно поглотила и все лишние звуки: через некоторое время в лесу стало так тихо, что отдельные фразы, долетавшие от костра, я достаточно четко воспринимал и без узконаправленного микрофона, который, как обычно, торчал неподалеку, будучи укреплен на ветке штативом.

Ход беседы не вызывал у меня особого интереса. Все, что необходимо, я уже давно подслушал и теперь лениво фиксировал содержание обычных охотницких баек про всякую небыть: трехпудовых косачей, лосей чуть меньше мамонта, карасей размером с Моби Дика и иную фантастическую живность, павшую в тутошних необъятных пустошах от руки старшего егеря Городовиковского заказника Вадима Жукова (который, кстати, приставлен сюда вовсе не за этим!). Сам егерь – хозяин застолья – уже изрядно нагрузился и клятвенно обещал своему гостю на завтрашней зорьке просто феноменальную добычу. И погода-де располагает, и ветер что надо, и вообще!

В гостях у Жукова сегодня Феликс. Он фанат охоты и потому придерживается всех суеверий, принятых в кругу настоящих мастеров-зверобоев. На похвальбу Жукова Феликс отвечает ритуальным поношением достоинств заказника. Дескать, и птица-то у вас тут – вороны да галки; и кабаны размером с собаку, а рыба вообще – только гуппи в аквариуме, что у егеря в усадьбе! Каждый истинный охотник страшно мнителен: спугнуть призрачную удачу и остаться без добычи очень легко. Артемида – баба взбалмошная и капризная – услышит хвастовство и накажет болтливого за самоуверенность – придется возвращаться домой несолоно хлебавши. Феликс машет рукой на Жукова и по всем позициям опровергает его россказни. Этот ритуал тоже является составной частью охоты – он отработан до мелочей и изменению не подлежит. Феликс – охотник божьей милостью, настоящий профи. Охота – его главная страсть, она для главы центральной группировки дороже, чем все развлечения мира, вместе взятые. Жуков хорошо принимает Феликса именно из-за этого, а не потому, что под началом у гостя две сотни отъявленных головорезов. А еще Жуков и Феликс – одноклассники. Они оба выросли на этих пустошах, совместно получали двойки в городовиковской средней школе № 1, а потом, когда Феликс еще пахал на Родину, частенько проводили время вместе, охотясь на разное зверье. Старшему егерю наплевать на персоны. Он запросто может любому «новому» – даже самому крутому и навороченному – показать заскорузлый кукиш в ответ на просьбу поохотиться в заказнике. Феликс – другое дело. Для Феликса сердце Жукова открыто всегда. Поэтому Феликс чувствует себя у костра очень уютно, поднимая со старшим егерем и его помощником стакан за стаканом и слушая охотницкие байки. Примерно так же, как я в гостях у толстого Бо. Феликс даже отказался от своих вышколенных телохранителей – они остались в егерской усадьбе. Доверяет Жукову, как брату. Какая идиллия!

Тьфу, черт… Я выключил микрофон и извлек из уха крохотный наушник. Хватит слушать – а то уже жаль Феликса. Жаль рушить этот уютный мирок. Петрович сказал, что этот хищник хочет сожрать нашу фирму. Что ж – очень может быть, Феликс на это способен. Он вообще очень способный, этот парниша.

Чтоб не дать жалости ослабить чувство уверенности в правильности осуществляемой акции, я быстренько прокрутил в уме достижения объекта наблюдения. Так, так… Да, тип еще тот. 18 лет работал в угрозыске, затем при смутно прослеживающихся обстоятельствах был уволен за какие-то нарушения и вдруг, ни с того ни с сего, стал бандитом. Да каким бандитом! Резво сколотил боевую группировку и в скором времени уже вовсю заправлял Октябрьским районом Новотопчинска – самым большим, прошу заметить, административным участком города. Заправлял очень жестко и зачастую утверждал свою власть ценой немалой крови. Сволочь, что и говорить! Мерзкий тип! Чуть позже, воспользовавшись поддержкой Дона – моего патрона, прибрал к рукам Центральный и Халтуринский районы, соседствовавшие с Октябрьским. Деяние сие свершилось отнюдь не безболезненно: в ходе борьбы за новые территории образовалось около четырех десятков трупов как простых «быков», так и авторитетов из верхнего слоя братвы. Кстати, Центральный район потребовался Феликсу лишь для имиджа: кроме властных структур и административных органов регионального управления, на территории центра ничего путного не располагается – разве что оперный театр. Феликс просто потешил свое тщеславие. Период становления новой группировки, которая в обиходе получила наименование центральной (ах, как звучит!), сохранился в памяти у новотопчинских правоохранительных органов как последний этап бандитских войн городского масштаба – самый жестокий и кровопролитный этап. В общем, сволочь он, сволочь – мне его ни капельки не жаль. Чего жалеть душегуба и кровопийцу…

Около двух часов ночи компашка у костра перестала подавать признаки жизни. Включив микрофон, я уловил мощный храп. Очень приятно, хлопцы! Я уж, грешным делом, начал опасаться, что вы до самой зари будете стаканами звенеть.

Собрав свои пожитки, я спустился с дерева и двинулся к костру, замирая на каждом шаге и напряженно прислушиваясь. Мою задачу в значительной степени облегчало то обстоятельство, что у костра не было собак. Все собаки в настоящий момент находились в десяти километрах отсюда, за Гашунскими озерами. Завтра, с первыми лучами солнца, оттуда начнет движение облава, возглавляемая старшим сыном Жукова – Сашкой. Облава подымет с лежек в камыше стадо диких свинтусов и будет неспешно гнать его до засеки, срубленной два дня назад в шестистах метрах отсюда. Когда стадо дойдет до засеки, младший Жуков заберется на дерево у прохода и займется селекцией, используя для этого многозарядную воздушку и здоровенный биц, которым можно сбить с ног человека. Свиней покрупнее Жуков пропустит через проход, и они помчатся по трем узким тропкам прямиком на засадников. Затем подоспевшие егеря с собачками завернут молодняк и маток и погонят обратно в камыш, чтобы с перепугу не откочевали куда не положено. Животину надо беречь – еще не раз предстоит охотиться на пустошах дорогим гостям.

Примерно таким вот образом все обстояло в прошлом году. В тот раз Феликс пригласил Дона на охоту, я, как обычно, увязался с ними и имел возможность понаблюдать за всеми этапами процедуры со стороны – в засаду меня не взяли по причине малозначительности ранга и недостаточной солидности возрастного плана…

Приблизившись к костру метров на десять, я лег и медленно пополз. Зачехленный карабин Феликса был прислонен к молодой сосенке в пяти шагах от кострища, рядом лежал рюкзак с охотницким припасом. Оттащив рюкзак от костра метров на десять, произвел все необходимые манипуляции, пользуясь фонарем, после чего вернул имущество Феликса на место.

Охотники спали. Какая непростительная беспечность! В летнее время по пустошам и окрестным лесам шастают самые разнообразные твари – в том числе и двуногие. Оглянуться не успеешь, как останешься без головенки! В этих местах частенько находят объеденные трупы, не поддающиеся идентификации. Я бы, например, не рискнул спать здесь без охраны, даже будь я хоть трижды старший егерь или самый авторитетный бандит Федерации. Сам по себе авторитет не может спасти от острых зубов и завидущих рук – практика так показывает. Так что спите, ребята, спите – авось чего и выспите.

…Убравшись прочь от костра, я выбрал крепкую сосну на опушке бора, на левом фланге от засеки, забрался на нее и приготовился к терпеливому длительному ожиданию.

В этот раз я попробовал разрешить заморочку с центральной братвой самостоятельно. Беспокоить Дона мне не улыбалось. В прошлый раз – после потасовки в «Тюльпане», закончившейся бегством на Оксанкином «СААБе», – я обо всем проинформировал Дона. Он быстренько все уладил, но это стоило мне долгой и нудной выволочки, длившейся около трех дней подряд. За это время шеф так заморочил мне мозги наставительными нравоучениями, что я уже на полном серьезе подумывал насчет застрелиться из табельного оружия (как референту-телохранителю, мне разрешено хранение и ношение боевого пистолета). Но, увы, пистолет мой хранился в сейфе у начальника службы безопасности фирмы и выдаче мне без разрешения шефа не подлежал. Были, знаете ли, для этого основания – по опыту прошлого. А еще после всего этого Феликс этак ненавязчиво намекнул мне, что я напрасно побеспокоил старика. Дескать, разобрались бы и сами – свои люди, сочтемся.

Так вот, сразу после рандеву с Петровичем я позвонил Дону и попросил два дня отгула – в счет грядущего отпуска. Повод для отпрашивания имелся: внезапный приезд Милкиного братца, которому, мол, надо помочь с бытоустройством и вообще… Выслушав пятиминутный разнос, основной мыслью которого было мое безалаберное отношение к исполнению должностных обязанностей, я заполучил требуемое разрешение. И тут же отправился к Феликсу, чтобы отрегулировать вчерашний конфликт на вокзале, а заодно произвести рекогносцировку на предмет нового задания ПРОФСОЮЗА.

В отличие от большинства властей предержащих Новотопчинска, имевших в пригородной зоне симпатичные особняки, глава центральной группировки обитал в скромной семикомнатной квартире, на седьмом этаже одноподъездной шестнадцатиэтажки, расположившейся в закрытой части Центрального парка культуры и отдыха. Над Феликсом, под Феликсом, справа и слева от Феликса проживали приближенные из группировки – так было удобнее для организации взаимодействия и руководства (и, как мне кажется, для круговой обороны, коль скоро в таковой возникла бы необходимость!).

В подъезде шестнадцатиэтажки располагался круглосуточный милицейский пост, а вокруг «свечки» непрерывно перемещался парный патруль ОМОНа. Оба наряда несли здесь службу «по многочисленным просьбам граждан» (Феликс в свое время звякнул начальнику УВД!) – для пресечения правонарушений со стороны малолетних хулиганов. На самом же деле малолетними хулиганами, как и хулиганами в в озрасте, в радиусе двух километров от шестнадцатиэтажки даже и не пахло. Все горожане прекрасно знали, кто «ютится» в «свечке», и почтительно блюли дистанцию.

Наличие милицейских нарядов объяснялось несколько иначе. Проработав 18 лет в уголовном розыске, Феликс в совершенстве изучил нравы и обычаи преступного мира и прекрасно знал, на что способны желающие отомстить обидчику блатные старой формации. Глава центральной группировки боялся киллеров. В свое время по неопытности и простоте душевной он сильно обидел много товарищей, которых даже пальцем трогать не стоило. Товарищи эти теперь имели вполне резонные основания желать скорой кончины главы группировки. Казалось бы – пусть себе, мало ли чего могут некоторые желать! Но увы – данные товарищи принадлежали к той категории, у которой желания такого рода чреваты как просто шилом в печень и стрельбой по площадям, так и индивидуальными снайперскими заказами.

Выходец из правоохранительных органов, Феликс по инерции не доверял свою безопасность «быкам». Он больше полагался на добросовестность сотрудников милиции, усугубляемую солидной прибавкой к жалованью, которую ежемесячно отстегивал парням в форме казначей группировки.

На подступах к «свечке» меня остановил омоновский патруль – старший подозрительно поинтересовался, куда это я направляюсь. Я ответил. Старший тотчас же сообщил об этом по радиостанции и принялся поедать меня глазами, недружелюбно шмыгая носом. Через пару минут из радиостанции грубый голос рявкнул: «Мож-жна!», после чего я был допущен к подъезду.

В подъезде меня опять остановил милицейский сержант, который не поленился погладить мой прикид импортным металлообнаруживателем и отнял связку ключей с металлическим свистком, заявив, что сие я получу по возвращении – коль скоро таковое состоится.

Несколько обескураженный столь нерадушным приемом, я поднялся в лифте, оборудованном телекамерой, на седьмой этаж, где тут же угодил в цепкие лапы двух очень недружелюбных секьюрити, дежуривших на площадке, – эти хмыри ощупали чуть ли не каждый квадратный сантиметр моего мускулистого тела, даже не спросив, позволяю я им это или нет. И лишь после этого я поимел возможность наконец пожать крепкую руку главы центральной группировки Новотопчинска, который встретил меня, возлежа в банном халате в кресле перед телевизором.

– Ну и порядки тут у вас! – возмущенно попенял я Феликсу, плюхаясь в кресло. – Пока доберешься до тебя, всего обмацают пять раз. Хорошо, в задницу не залезли, сатрапы!

– Да что ты! – лениво удивился Феликс. – Странно… Я вот хожу – никто не мацает… А насчет задницы… Хм! Интересная мысль. Интересная… Надо будет насчет этого ребятам сказать.

Кисло улыбнувшись шутке хозяина, я решительно перешел к делу:

– Тебе уже доложили?

– Ага, – Феликс взял с журнального столика медный колокольчик и пару раз звякнул. – Мне еще вчера доложили – сразу после того, как.

– А насчет чего тебе доложили? – настороженно поинтересовался я – докладчик мог извратить факты настолько, что происшествие на перроне было бы воспринято Феликсом как беспредельный наезд с моей стороны на ни в чем не повинных «быков».

– Доложили, доложили – не сомневайся, – успокоил меня Феликс. – Мои хотели разобраться че почем, а ты с каким-то левым «быком» их угондонил.

– Они с ходу начали меня окучивать! – начал горячо оправдываться я. – Даже как звать не спросили! Они… – Тут я осекся – сообразил, что упустил одну существенную деталь. – Слушай, они же меня не знают, – растерянно пробормотал я. – Откуда же они могли… а?

Следствие ведут знатоки, – мудро прикрыл глаза Феликс. – Нашли проводницу, допросили, забрали у нее билет того «быка» – оказалось, что Стае Васильев. Сопоставили факты – выяснилось, что это брат твоей… мкхм… гммм… ну, твоей женщины… Вот и всех делов, братишка.

В комнату вошла ного-грудая блондинка в суперкоротком халатике – притащила нам кофе. При виде девы у меня сладко защемило под ложечкой – Феликс понимает толк в женской плоти. Только при одном взгляде на такую можно получасовую эрекцию схлопотать. Дева кокетливо стрельнула в мою сторону глазками и удалилась, оставив в воздухе тонкий аромат свежевымытых волос.

– Жена? – хрипло поинтересовался я и смущенно прокашлялся, вспомнив, что жены у Феликса никогда не было.

– Ха! Жена… – Феликс лукаво улыбнулся, остро глянув на меня. – Наложница, братишка. Хочешь, подарю? Токо учти – балованная скотинка, управы нет. Только на одну ее парфюмерию целая бригада хлеборобов пашет. Потянешь?

– Да я как-нибудь так – пешком постою, – смущенно произнес я, устыдившись своей финансовой несостоятельности. – У меня вон есть подружка, сама себя обеспечивает. Так удобнее.

– Ага, знаем мы вашу подружку, – Феликс вдруг колюче прищурился. – Так себя обеспечивает, что на «СААБе» катается, который, между прочим, за сороковник потянет. И быстро же катается, красавица!

– Ты че, Феликс! – удивленно произнес я. – Замяли же дело! Да и давно было. Зачем старое вспоминать?

– Да нет, это я так, – Феликс лениво зевнул и успокаивающе махнул рукой – дескать, не боись, парень, лишнее не будем тебе писать. – Хорошо, что сам пришел, – разберемся. Там нюансик – Саню Бурого ты того… чересчур. Он руку сломал и сильное сотрясение получил. Остальные отделались ушибами средней тяжести. Короче – братва сильно тебя хочет. Говорят, за прошлое не поквитались, а тут еще получилось… Я сказал, чтобы тебя не трогали, но, знаешь… всякое бывает. Я же не услежу за всеми.

– Так, может быть, мне надо что-то предпринять? – живо поинтересовался я. – Может, надо съездить к этому Саше Бурому, поговорить…

– Без толку, – Феликс пренебрежительно махнул рукой. – У нас все бабки стоит. Без бабок – никаких разговоров. Ты вот что – найди пятнадцать штук баксов, а потом приходи – я тебя сведу с теми пацанами, которых ты на вокзале отоварил. Вот тогда у вас конкретный разговор получится. Сядете, бухнете, побратаетесь – и ходи потом без оглядки.

– Так где ж я возьму эти пятнадцать штук? – удивился я. – Это ж какие деньги!

– Господи, вот проблема! – Феликс пренебрежительно скривился. – Ну, займи у кого – потом вернешь. В принципе – можешь не искать и вообще ничего не делать. Я же сказал, что скандал замяли – пацаны знают. Но ты пойми правильно – ты уже второй раз на халяву проехал. В тот раз тебе с рук сошло и в этот – тоже крутанулся. Пацаны на тебя жлобу заточили. Ты, кстати, по графику работаешь: в тот раз с Октябрьской бригадой сцепился, в этот раз – с вокзальной, – Феликс насмешливо покачал головой. – Теперь тебе осталось еще две бригады зацепить – и как раз со всей группировкой будешь в состоянии кровной мести. С чем тебя и поздравляю.

– Ей-богу, не хотел! – сокрушенно покаялся я. – Так все по-дурацки вышло – что в прошлый раз, что в этот… Но, хочу заметить, оба раза твои ребята вели себя по меньшей мере м-м-м… нетактично. Любой нормальный мужик возмутился бы!

– Любого нормального пацана утоптали бы на три счета, – живо отпарировал Феликс. – А такие шустрые, как ты, попадаются крайне редко – прецедент, что называется. И потом – как бы мои себя ни вели, они практически всегда правы. Потому что находятся на своей земле – чувствуют себя хозяевами. А бойскаутов я из них делать не собираюсь. На хер они тогда такие добренькие нужны?

Феликс нахмурился и начал напряженно отбивать пальцами дробь по крышке журнального столика. Я почувствовал себя несколько неуютно. Хозяин явно дал понять, что всячески не одобряет моего поведения и терпит меня лишь за принадлежность к ближнему кругу жизнедеятельности Дона. Чтобы как-то отвлечь его от мрачных размышлений, я решил переключить внимание Феликса на более приятные для него вещи.

– Ну ладно. Значит, пятнадцать штук баксов я где-нибудь найду – тогда еще разок подъеду, – доброжелательно произнес я. – Лады?

– Ага, – согласился Феликс. – В любое время. Только сначала позвони – а то, может, я буду занят.

– Ну, обязательно, – пообещал я, а сам подумал: «Если у меня получится сработать в обычном режиме – без отклонений, – ты, парниша, действительно очень скоро будешь сильно занят – земными делами тебе заниматься не придется!» – Карабин у тебя классный, – кивнул я на висевший на коврике 7,62-миллиметровый «лось» с богато инкрустированным ложем и позолоченной насечкой на стволе. – Вот это машинка! Посмотреть не дашь?

– Ну! Об чем речь, братишка! – Феликс чуть не выпрыгнул из кресла и, резво подскочив к карабину, снял его с ковра. – Это точно – такого ружьеца даже у губернатора нет! – гордо произнес Феликс, вручая мне ружье. – Сам Митрофаныч смастырил – ты что! – увлеченно затараторил хозяин, как только карабин оказался в моих руках. – Штучная сборка, примерка по моим параметрам… – И в таком духе – что-то около пятнадцати минут.

Я терпеливо слушал россказни босса центральной группировки и благодарил бога за то, что патологическое пристрастие Феликса к охоте с возрастом неудержимо росло и крепло, приобретая форму своеобразного психического заболевания. Феликс бредил охотой. Думаю, если бы вдруг возникла дилемма: поселиться навечно в тайге, где-нибудь в егерской избушке, и утратить теперешний статус главаря группировки или остаться при своем, но навеки забыть дорогу в лес, Феликс без раздумья выбрал бы первое. Для него охота – это что-то невообразимое. Ну и соответственно относящиеся к этой охоте аксессуары. Вот потому-то он так увлеченно объясняет мне, насколько исключителен его карабин – равных нет! Хотя, если бы главбандит Новотопчинска чуть-чуть поднапряг свою память, он наверняка вспомнил бы, что подобную лекцию я уже имел счастье слушать в прошлом году, когда мы совместно ездили на охоту в заказник.

– Слышь, а патроны к нему тоже какие-то особые? – поинтересовался я, дождавшись, когда поток красноречия хозяина иссяк. – Или в «Охотнике» берешь, обычные?

Ха! – Феликс чуть не поперхнулся. – Ну ты скажешь тоже. Где ж обычные! Мне на заказ Андрей Сухов делает. Берет обычные, пулю вынимает, че-то там с порохом мудрует, потом пулю пилит по-своему, пулю обратно ставит, обжимает… Ну, как обычно, короче. Так с этих патронов я могу медведя одним выстрелом опрокинуть! Вот, было дело, в позапрошлом году ездил по первоснегу на шатуна… – И Феликс вновь пустился в странствия по своему славному боевому пути. Я терпеливо слушал, мысленно делая заметки. Андрей Сухов – знаменитый на всю область ружейный мастер, обслуживал всех властей предержащих, желающих получить профессиональный охотничий припас. Сухова я знал лично – он проживал неподалеку от моего дома, чуть ли не сосед.

Потратив на меня без малого час, Феликс спохватился:

– Да, кстати, братишка, твой шеф там как? В смысле – завтра-послезавтра?

– В смысле – занят или где? – уточнил я, отметив, что несколько лет общения с братвой оказали мощное влияние на лексикон бывшего розыскника.

– Ну да, в смысле – занят, – подтвердил Феликс. – Я тута собираюсь завтра прошвырнуться в заказник – на кабанье. Приглашаю. Так что – передай, если хочет, пусть звякнет.

– Не-а, это вряд ли, – сожалеюще развел я руками, – ты же знаешь, после смерти Ник-Ника у Дона работы невпроворот. Он теперь даже по выходным занят – а уж в пятницу из офиса бульдозером не вытащишь!

– Ну – наше дело предложить, ваше – отказаться, – философски заметил Феликс. Было заметно, что сожалений из-за отсутствия Дона на предстоящей охоте он не испытывает. Ему на охоте вообще никто не нужен, кроме старшего егеря – Жукова.

– Мне надо идти, – изобразил я озабоченность, заметив, что блуждающий взгляд Феликса вновь остановился на карабине и начал принимать осмысленное выражение, чреватое еще одним полуторачасовым рассказом о славных охотницких делах. – Спасибо, что принял, – я, наверно, у тебя столько времени отнял…

Да ну, ты че, братишка! – добродушно воскликнул Феликс, вставая и протягивая мне руку. – Всегда рад, всегда. Мы таких, как ты, любим. Только смотри там – поаккуратней с моими. А то как-нибудь пристрелят под горячую руку – вот будет заморочка!

– Да я уж постараюсь, – кисло улыбнулся я, направляясь к двери. – Уже и так нарисовался – дальше некуда…

Солнце медленно выглянуло из-за горизонта, окрасив пустоши в мягкий рассветный пурпур. Где-то вдалеке – там, где располагались Гашунские озера, – послышался едва уловимый собачий лай. Я потянулся, тревожно всматриваясь в темноту подлеска, где едва заметно мерцали тлеющие головни костра. Шумнуть, что ли? Троица накануне изрядно приняла на грудь – пока окончательно не рассветет, будут спать как убитые, этак недолго и охоту проворонить!

Лай повторился – теперь уже ближе. Я приложил руки ко рту и два раза ухнул филином – как в свое время учил Бо, натаскивая меня подавать сигналы во время операций.

Троица у костра зашевелилась. Первым вскочил Вадим Жуков – осмотрелся, хрипло каркнул: «Подъем!!!» Минут через десять охотники разобрались по своим направлениям, изготовились для стрельбы стоя и замерли, настороженно всматриваясь в направлении засеки, откуда очень скоро на них побегут свиньи. Я тоже застыл, прильнув к биноклю, – Феликс встал в неудобном для наблюдения месте. От меня его заслоняли раскидистые кусты. Место, конечно, прекрасное – Жуков мастер своего дела. Кабан, гонимый собаками, не сможет обежать охотника – неминуемо застрянет в густых кустах. Путь у него один – сломя голову лететь по тропке навстречу своей гибели. Жаль только, я со своего наблюдательного пункта могу рассмотреть лишь верх фетровой шляпы Феликса – остальное скрывается в зарослях. Попереживав по этому поводу, я успокоил себя: собственно, Феликса мне видеть необязательно – достаточно того, что я могу просматривать практически все пространство от засеки до засады.

Шум облавы приближался. Раскатистый лай егерских собак и щелканье бичей вскоре были слышны так, словно вся эта массовка находилась в ста метрах отсюда. Я зябко поежился и попросил удачи у своего киллерского бога. Эта акция проводилась практически без подготовки, поскольку не использовать внезапно образовавшиеся благоприятные обстоятельства с моей стороны было бы преступной халатностью. Поэтому шансы были равновероятны – как на благоприятный исход (для меня), так и на неудачу.

Оглушительный лай собак приблизился к засеке. На некоторое время там возникла заминка: собаки вдруг начали истошно визжать, хрипло подвывая, как в предсмертных конвульсиях, а удары бичей слились в единые артиллерийские залпы.

Затем – на секунду – собачий лай оборвался, и одновременно прекратилось щелканье бичей. Стали слышны истошные взвизги подсвинков и утробные крики свиноматок, не желавших лезть в обход засеки и упрямо бьющихся в завал.

Плетенная из ивовых прутьев фашина рухнула на землю. Из прохода вырвался здоровенный секач и стремительно рванул по крайней правой тропке, получив в левый бок мощный удар бичом от засевшего на дереве Сашки Жукова. Жуков-младший сделал выбор в пользу охотничьего престижа. На правой тропке, неподалеку от засеки, в кустиках, стоял дорогой гость – Феликс. Жуков талантливо вычленил секача из общей кучи и мастерски направил его навстречу неминуемой гибели. В том, что Феликс завалит кабана первой пулей, сомнений быть не могло – этот охотничий маньяк из своего чудесного карабина бил на звук с завязанными глазами, по пьяному делу рисуясь перед приятелями.

От напряжения я вспотел и чуть не упал с дерева, пытаясь нащупать наиболее выгодный ракурс для наблюдения. Секунды неотвратимо приближали главу центральной группировки к мучительной смерти. Позавчера я посетил Андрея Сухова – на правах соседа, – предварительно запасшись двумя литровыми бутылками «Кремлевской», а чтобы визит не выглядел странным, попросил дать мне консультацию по поводу различных модификаций ружей. Дескать, я хочу стать членом Союза охотников и приобрести себе самое крутое ружьецо в округе. Сухов все бросил и начал подробно меня инструктировать – попутно мы славно попивали водочку, и вскоре клиент дошел до определенного состояния, которое характеризуется желанием похваляться своим мастерством. Именно в этот момент я ненавязчиво направил разговор на патроны для Феликса и тривиально спер один экземпляр для образца. Посидев для приличия еще с полчаса, я отправился домой, где попросил Стаса слетать в «Охотник» и приобрести три пачки патронов для карабина. И я, конечно, не Сухов, но ночи мне хватило, чтобы переоборудовать содержимое всех трех пачек по подобию образца. Особого труда это не составило: Сухов просто-напросто досыпал в гильзу какой-то хитрый порошок, предварительно удалив четверть обычного порохового заряда (в этом я имел возможность убедиться, разобрав образец). Затем мастер спиливал конец пули и делал на нем глубокий крестообразный надрез, после чего вставлял пулю обратно и обжимал юбку патронной гильзы вокруг пули. Вот, собственно, и все.

Я все сделал, как Сухов, за исключением одной малю-ю-юсенькой детали. Из всех патронов я высыпал треть порохового заряда, а досыпать туда ничего не стал. Вспомнив данные по баллистике, которые настойчиво вкладывали в мою голову многомудрые преподаватели Школы ПРОФСОЮЗА, я пришел к выводу, что остаточной части порохового заряда хватит, чтобы вырвать пулю из канала ствола и даже вогнать ее в шкуру зверя. А сегодня ночью я поменял патроны, забрав из рюкзака Феликса его фирменные и подложив свои дрянные…