…В 8.20 — ежеутреннее явление. Торопливые шаги но коридору, входная дверь — настежь, в отдел врывается мгновенно зажигающее сердце любого мужчины создание: все оттенки ароматов Франции, кричаще синие глазища, натуральная блонди, восхитительного совершенства плоть, упакованная в тряпицы от лучших европейских кутюрье. Танцующей походкой — к двери начальника отдела.

— Привет, Аль, — озабоченный кивок, ловко извлечемный из сумочки ключ быстро поворачивается в замке, дежурная улыбка. — Кофе будешь?

— Привет. Пожалуй… — дверь скрипнула и стремительно захлопнулась — «явление» уже в кабинете, — …буду.

Это Катя. Двадцать пять лет, первая красавица филиала, умница, замначальника планового отдела. Сидят они вместе, но совместной похоти не предаются, хотя наверняка начальник Катю желает. Ее все мужики в радиусе прямой видимости желают — порода такая. Но Катя не разбрасывается. Ее бойфренд — заведующий филиалом. Поэтому она в двадцать пять уже замначальника отдела, а многие способные особи филиала, которым за сорок или около того, до сих пор протирают штаны на должностях рядовых сотрудников.

Альберт по уши влюблен в Катю, но тщательно это скрывает. Он прекрасно понимает — Катя ему пока что не по… — не по плечу, не по зубам, да и не по карману. В отличие от заведующего филиалом, он не может подарить даме сердца новенький «Шевроле» и чуть ли ни ежевечерне ужинать ее в «Праге». Но, как говорится, неисповедимы пути господни…

Через несколько минут из кабинета доносится аромат «Мокко» — у начальника отдела стоит турецкая паровая кофейня. В 8.30 они уже пьют кофе. Есть такая группа — «Чай вдвоем». А у Альберта с Катей — кофе вдвоем. Ни к чему не обязывающая пятнадцатиминутная процедура, полная для Альберта волнительного томления, а для Кати — претензий и надежд на улучшение собственной организованности и возможности контролировать свою судьбу.

Насчет являться на работу пораньше Катю надоумил Альберт. На третий день после переезда она по какой-то важной причине пришла раньше, обнаружила в офисе утренне бодрого Альберта и страшно удивилась. Зачем ты здесь в такое время? А я всегда — вот так. А почему? А вот… И рассказал.

Катю такой подход чрезвычайно заинтересовал. Она по биоритмической предрасположенности — «сова», и, как и у всех служащих «сов», утро прекрасной дамы — самая скверная пора дня. Катя старается не опаздывать на работу и вообще никоим образом не показывать коллегам, что она как-то пользуется своим положением зазнобы заведующего: она в свое время проштудировала Карнеги, собирается расти дальше и знает о том, что, как бы высоко ты ни стоял, не стоит портить отношений даже с офисной уборщицей. Желая бороться с рутиной и руководить собой, девушка во что бы то ни стало решила приходить на работу пораньше — как Альберт — и таким образом получать от жизни дополнительную радость. Получилось с первого раза: масса новых впечатлений, наметилась какая-то там незримая трещина в закоснелой конвергенции мышления, словно взглянула на мир с другой позиции. Пока, правда, не удалось преодолеть устоявшуюся привычку — утреннюю спешку.

Кофе вдвоем… Катя смотрит в окно, наслаждаясь лицезрением спешащей на работу людской массы, рассеянно улыбается, вполуха слушает витийствующего Альберта и кивает. Альберт давно и всерьез увлекается психологией, сам изучает все подряд и полтора года прилежно посещает клуб «Синтон», где совместно с другими продвинутыми товарищами и товарками тренируется жить «весело и вкусно» (это их руководитель так выражается), преодолевать все тяготы и лишения этой суровой жизни и влиять на судьбу, на себя, на окружающих. Несмотря на младой возраст, психологически подкованный Альберт очень много знает, наделен недюжинными аналитическими способностями и может кое-чему научить. А еще он рационалист до мозга костей — в этом плане у него пунктик. Жизнь делится на две части: все, что рационально, — это полезно и хорошо, а что не рационально — вредно и плохо. Зона комфорта и рациональность — вот две главные составляющие бытия, которые наш молодой повеса ставит во главу угла, обчитавшись до одури разнообразной литературой по прикладной психологии, закалившись в клубных психотренингах и составив на этой основе свою нерушимую жизненную позицию. Альберт всегда старается занять наиболее комфортабельное место, будь то автобус, пароход, стол в офисе, ниша в жизни и так далее. В течение этих нескольких утр он занят тремя полезными делами сразу. Он преподает Кате свою концепцию о зоне комфорта, тем самым эвентуально вовлекая ее в некоторую психологическую зависимость от себя — на будущее пригодится; жадно впитывает впечатления от Катиного присутствия — трепетно ловит ноздрями приправленный хорошим парфюмом сладкий аромат такого близкого женского тела, сканирует визуально прелестный облик сокофейницы, прочно обустраивая его в кладовых своего воображения, наслаждается томным волнением в чреслах и тренируется общаться с прекрасными дамами — в повседневной жизни такая возможность представляется достаточно редко…

— Слушай — ты чего тут прозябаешь? — рассеянно спрашивает Катя, продолжая глазеть в окно и с милой непосредственностью подтягивая колготки. — С твоим умом, способностями, с твоим… положением?

«Я хочу тебя. Катя. Я возьму тебя прямо сейчас на столе начальника отдела! — вот так хочется сказать Альберту. Да, гордо расправить плечи, мужественно сказать это, взять девушку на руки и, ворвавшись в кабинет начальника стремительным шагом, опрокинуть ее на стол. Там такой стол удобный, монументальный, как скала, наверняка не будет шататься и скрипеть. Ага, опрокинуть на стол, впиться страстным поцелуем во влажные мягкие губы и, с треском разорвав колготки совместно с трусиками, слиться с прелестницей в единую биоэнергетическую сущность. На трусики и колготки денег хватит — не проблема. Катя должна стыдливо прикрыть глаза рукой — в первый раз все же! — и томно стонать от переполняющей ее страсти. Пусть, если хочет, бормочет какие-нибудь глупости, типа: „Любимый мой! Как я ждала этого! Какой ты сильный и неутомимый! Чресла твои — вместилища огня! Стан твой — кедр, блин, ливанский…“

А если ненароком припрется начальник отдела, надо будет подмигнуть ему и этак простецки, по-джеймсбондовски, посоветовать: «Погуляй, Игорек — мы тут немножко заняты…»

— Да мне вообще-то тут нравится… — покраснев до корней волос и отирая влажные ладошки о брюки, мямлит Альберт. — Тут хорошо, в принципе…

И все-таки тащить Катю в кабинет — проблематично. И дело не в том, что Альберт панически боится красавиц и никогда не посмеет даже ручку погладить прекрасной даме, не то что — тащить куда-то. Тут вот такой рациональный аспект: девица-краса выше Альберта сантиметров на пять, весит больше, устойчиво посещает школу айкидо и при случае сама может кого угодно тащить, бросать, кидать и так далее — у нее даже бицепс в два раза больше. Альберт в свои двадцать три выглядит застенчивым юношей-десятиклассником: тонкий как тростиночка, стройный, очкарик, на подбородке пух, физкультуру презирает как пережиток пещерного века. Томно стонать и декламировать любовные лозунги девушка не станет — Альбёрт как знаток психологии, тонко чувствует, что за мужика она его не считает. А за что считает? Да за этакое нечто в штанишках: умненькое, продвинутое донельзя, доверительно-ласковое — больше похожее на подружку, нежели на самца. Кате же нравятся самцы — это определенно. Такие, как заведующий филиалом: косая сажень в плечах, гренадер, забияка, преуспевающий деляга, бабник — зрачки в форме фаллоса, глянет на женщину — как в трусики залезет! Альберт никогда таким не будет, его удел — зона комфорта и рационализм.

— И чем же тут хорошо? — уточняет Катя, глянув на часы — минут через пять идиллия кончится, начнут прибывать нервозные шумные «совы» — десять дам разного возраста — и в комплекте к ним этакий филин лохматый — Леха, хронически утренне неприветливый. Кто-то непременно явится позже начальника отдела, вот потеха-то будет!

— Ну… Уютно тут. Работа легкая, платят прилично. Квартира теперь совсем рядом…

— И неужели не хочется чего-то большего? — Катя встает, забирает чашки и, направляясь в кабинет, резюмирует с каким-то презрительным сожалением:

— Я бы на твоем месте все бросила к чертовой матери, рванула бы в этот… в Белогорск ваш и перевернула бы там все вверх дном…

Оставшись один, Альберт потерянно улыбается и неодобрительно качает головой. Катя — хищница. Большой чувственный рот, блестящие искрометные глаза, развитое прекрасное тело… Амазонка. Неудержимо торопится жить и в этой жизни непрерывно расти над собой. Заведующий тоже хищник — явно выраженный, этакий саблезубый тигр. Леха-гад также принадлежит к данной категории, только он — хищник мелкотравчатый, этакий шакал офисный. Все они вечно бегут, хотят чего-то урвать и постоянно пребывают вне зоны комфорта, сидючи в которой драться за место под солнцем как-то неловко и неспособно.

Альберт всех этих хищников никогда не понимал.

Леха, как и Катя, частенько задает ему вопросы такого рода и искренне негодует: ну какого черта ты, чадо домашнее, штаны здесь протираешь, когда у тебя такие перспективы?! Альберт всегда пожимает плечами и вежливо улыбается. А куда, спрашивается, эти перспективы убегут и какие метаморфозы с ними произойдут, если Альберт перестанет «протирать штаны» и начнет производить какие-то тело движения? Что бы ни случилось, все предопределено заранее, нет смысла вмешиваться в ход событий.

В данном расхождении мнений, по всей видимости, повинны не только антропоморфные различия типажей, но и социальное положение. Леха-программист — инженер в седьмом поколении, все его предки искони тратили свой интеллект на неповоротливый механизм отечественной науки и жили более чем со скромным достатком. Катя-краса, как это говаривали ранее, — «лимита» из Воронежа, дочь школьной учительницы и военного. Девиз ее негласный: «Телом и умом!», тут все понятно. Зав. филиалом — физручий сын, отец и мать — учителя физкультуры. Спасибо здоровым предкам, вылепили красавца-гренадера! Грудью, усами и еще кое-чем проложил себе дорогу к красному диплому (поговаривают, регулярно имел то ли супругу ректора, то ли самого ректора), затем ловко втерся куда надо, женился на сорокалетней дочурке президента «Отечественного кредита» и с похвальным рвением удочерил двух ее взрослых девчат от первого и второго браков…

Альберт — сын банкира. Причем сын единственный — наследник, можно сказать. Наследовать есть что: папа его являлся президентом крупного банковского холдинга «Бе-логорпромбанк», занимающего далеко не последнее место в федеральной табели о рангах. Почему «являлся»? Для тех, кто не читал первые две книги о приключениях Пса и его команды, поясняю: укокошили папу нехорошие люди. Да-да, все тот же крутой дядька из столицы, самого дорогого человека которого загрызли Алисины собакены. Ничего, впрочем, в положении Альберта от этого не изменилось: дежурно поплакал на похоронах, поволновался немного и вернулся в прежнее русло. Президентом по праву наследования стала мать, а от ее имени холдингом ворочает теперь управляющий — Войтов Иван Иванович.

Так вот, в силу социального положения Альберту в жизни все досталось легко и просто, без каких-либо потуг с его стороны. Финансово-экономический институт — красный диплом, наш парень очень любил учиться и безо всякого протектората со стороны папиных друзей был круглым отличником. Двухкомнатная квартира в хорошем районе столицы, скромное ежемесячное содержание — штука баксов, чтобы ребенок не забаловал да не скурвился ненароком, а приучался к скромности. Приходящая страхолюдная домработница под шестьдесят: три раза в неделю — стирка, уборка, приготовление пищи. Мама домработницу сама подбирала, через агентство — такое важное дело сынуле доверить нельзя. Вдруг наймет игривую молодицу с попой и ногами? По окончании института по конкурсу — и опять же безо всякого протектората — угодил в северо-западный филиал «Отечественного кредита». Фирма перспективная, работает с Калининградом, Питером, горячими финскими парнями. Зарплата: триста баксов в месяц — на карманные расходы. Некоторые, кстати, тот же Леха-гад, например, умудряются на такую зарплату содержать семью.

«…И неужели не хочется чего-то большего?» — спросила Катя. А вот представьте себе — не хочется! Помимо зоны комфорта Альберт исповедует старый принцип, позаимствованный у кого-то из древних: «Хорошо прожил жизнь тот, кто хорошо спрятался…» Наш повеса спрятался вполне недурственно, манией величия никогда не страдал и наверх карабкаться совсем не желает — там дует, мало точек опоры, ты со всех сторон виден, и если уж сорвешься — так шмякнешься, что костей не соберешь.

За годы жизни в столице Альберт создал для себя уютный рациональный мирок, с которым расставаться не желал. Основное увлечение — Интернет, книги, психология. Мальчишка со всех сторон обеспечен, привык получать от жизни все что пожелает, а желания его им же самим рационально дозированы, можно сказать — вполне посредственны и необременительны. Объем должностных обязанностей освоил в первые два месяца, рационально произвел распределение усилий и теперь справляется за полдня. Вторые полдня балуется с Интернетом. При этом, помимо приятных эмоций, получает острые ощущения, которые, как трактует современная психология, совершенно необходимы любому индивиду для полноты жизни. В чем острота? Извольте: в любой момент может выйти начальник отдела, застать сотрудника за праздным времяпрепровождением и устроить ему веселую жизнь. Или заметит кто-то из отдельских дам и «стуканет» начальнику. Приходится маскироваться и прибегать к различным ухищрениям. Сейчас это не в пример удобнее, нежели в старом офисе — благодаря стратегическому расположению рабочего стола. Единственный, кто знает о шалостях Альберта, — Леха-гад. От него не скроешься, он исполняет должность системного администратора, регистрирует каждую минуту пребывания в сети и составляет отчеты. Но в данном пункте у них с Альбертом долгосрочный договор о ненападении. Леха втихаря подхалтуривает: штампует за деньги для студентов курсовые и рефераты. Он наносит фирме ущерб гораздо больший, нежели просто злоупотребляющий сетевым временем Альберт, поскольку крадет качественную офисную бумагу, фирменные скоросшиватели, скрепки и беспощадно эксплуатирует принтерные картриджи. Единственный, кто знает об этом, — Альберт, у них в старом офисе столы рядом стояли. Недаром Леха так желал получить место на нейтральной территории у окна — уж тут бы он развернулся! Но как говорится — каждому свое.

Когда два года назад погиб отец, Альберт впервые в жизни испытал серьезные переживания. Нет, не сыновняя скорбь была тому причиной — к родителям наш парень относился весьма прохладно и, рано отлученный от семьи, видел в них лишь источник дохода. Рационально мыслящий Альберт, сидя в самолете, направлявшемся в Белогорск, всесторонне проанализировал ситуацию, и его охватила легкая оторопь. Это что же теперь: придется все бросить и возглавить холдинг?! Господи, вот напасть-то! Будучи прекрасным аналитиком и хорошим студентом (он тогда как раз закончил четвертый курс), Альберт отчетливо представлял себе, что это такое — управлять банковским объединением в условиях современного российского рынка. Это сколько же неудобств и нервотрепки! Придется перейти на заочное, переехать в родной и нелюбимый Белогорск — провинцию, по сути, распрощаться с прежней, размеренной и такой комфортной, жизнью и встать в один ряд с глубоко презираемыми хищниками, чтобы, клацая зубами направо и налево, изо всех сил бороться за сохранение и процветание обустроенного папашей предприятия. Не бороться нельзя — загрызут мгновенно. Вот это влип!

В действительности все получилось несколько иначе. Никто и не подумал взваливать на хрупкие плечи студента бремя тяжкой ответственности за судьбу холдинга.

— Все будет как прежде — не сомневайся, — отечески успокоил Войтов, возложив тяжеленную ручищу на затылок изготовившегося к бою преемника. — Учись, расти, не думай ни о чем. Не дадим предприятию засохнуть…

— Учись, расти, мужай, — продублировала управляющего скорбящая мать, за три дня выплакавшая глаза и постаревшая внешне лет на десять. — Когда понадобишься — позову. И вот что… Ты там в столице — посмотри, послушай… Может, чего узнаешь об этих нелюдях, которые отца убили. Если что — никаких денег не пожалеем…

И совершенно ничего не изменилось в жизни Альберта. Уехал, как ни в чем не бывало, в столицу, вздохнул спокойно и засуществовал, как прежде. Даже где-то порадовался втуне, сквозь напускную сыновнюю боль: мать еще молода, крепка, привлекательна; Войтов — хват, хищник, каких по искать, и к вдове хозяина явно неравнодушен. Все у них должно получиться как надо: по крайней мере в ближайшее десятилетие можно не терзать себя тяжкими думами о грядущих переменах. О странной просьбе матери Альберт забыл через два дня. Что за прихоть? Отца убили в Белогорске, какая в Москве может быть информация об обстоятельствах этого дела? И потом — для этого, в конце концов, существуют правоохранительные органы…

…С 12.00 до 12.40 — ленч. «Совушки» отдельские прихорашиваются и во главе с начальником отдела прутся всем гамузом на первый этаж, в кафе. Леха-гад никуда не идет в целях экономии и по непроизводственным соображениям:достает из сумки бутерброды с дешевой вареной колбасой, принимается задумчиво жевать и стремительно скидывает на принтер ранее набранные курсовые. Можно было бы, конечно, сделать это на «копирке» — так гораздо быстрее, но там стоит счетчик, который регистрирует каждый лист. Поэтому удобнее — в отделе. Надо успеть за ленч все отпечатать, в другое время могут возникнуть ненужные вопросы.

Альберт тоже не идет — затаив дыхание, выжидает, напряженно прислушиваясь к звукам в коридоре. Вернее — к отсутствию таковых, сейчас весь филиал на ленче, в офисе практически пусто.

— Ты чего, Аль? — рассеянно интересуется Леха, с аппетитом пережевывая невкусный бутерброд и складывая выскакивающие из принтерного зева листки в папку. — Поль Брэгг?

— Не понял? — нервозно вскидывает плечиком Альберт.

— Голодаешь, что ли?

— А.. Нет, сейчас закончу, тоже пойду, — спохватывается Альберт — правильно Леха заметил, наш молодой повеса отсутствием аппетита не страдает и обычно в первых рядах шпарит в направлении кафе. А тут третий день подряд задерживается.

— Что-то тебя третий день на работу пробивает! — не отстает Леха. — Заболел? Ты это прекращай. Так и надорваться недолго.

— Все, закончил, — Альберт, услышав в коридоре женские голоса, сворачивает программу, прихватывает с собой папку и спешит на выход. — Что-то в последнее время не клеится…

Дверь номер «два» — второе справа помещение, как заходишь в офис. В отношении данного помещения у начальства имеются какие-то планы, но в настоящий момент оно пустует и обозвано народом сообразно временному своему предназначению: «копирка». Тут, видите ли, скоростной копир стоит. Ксерокс, принтер, сканер в одном агрегате. В помещении номер два также имеется небольшой закуток, который завхоз планирует оборудовать под кладовку. Там уже поставили стеллаж, на полках которого пока что валяются пачки с бумагой.

На цыпочках прокравшись в кладовку, Альберт запирает дверь своим ключом и кладет на стеллаж загодя приготовленную салфетку.

Ключ. Проявив невиданную для него изворотливость, Альберт позавчера выкрал во время ленча у завхоза ключи (они просто висели на стене в операторской, изворотливость состояла в двухминутном потении от страха: минута — кража, минута — возвращение ключей на место), подобрал быстренько нужный, сделал слепок и после работы посетил районную барахолку, где обратился к слесарю. Слесарь выточил дубликат из своей заготовки и взял за это всего тридцать рублей, посеяв в душе Альберта страшные сомнения.

— А ведь этак каждый может! Позаимствовал ключи у кого-нибудь, выточил дубль — и заходи! Надо будет свои ключи бережнее хранить…

В кладовке нет освещения, но это обстоятельство Альберта не смущает. Под потолком высвечивается лепестками ромашки решеточка вентиляционного отверстия, через которое слышны приглушенные голоса — за стеной туалет, точно такая же решетка располагается с противоположной стороны. Достав из папки небольшой плоский футляр, Альберт на ощупь извлекает прибор и быстро приспосабливает его для функционирования. Прибор состоит из полутораметрового волоконного световода, на разных концах которого приспособлены окуляр и объектив, а также крохотного электронно-оптического преобразователя. Объектив — не просто стеклышко, он обеспечивает четырехкратное увеличение. Прибор Альберт приобрел позавчера на «Горбушке», в парке, не торгуясь отдал за него сто баксов, опробовал на скорую руку и быстренько убрался с места преступления. Потренировавшись дома, убедился, что шпионская штучка функционирует хорошо, рационально обдумал все и слегка взгрустнул. За такую цену вполне можно было купить приличный бинокль — не то что какой-то кусок стекловолокна с двумя пластмассовыми линзами и коробочкой с парой микросхем. Однако делать было нечего — обстоятельства требовали некоторых затрат…

Аккуратно продев объектив сквозь решетку, Альберт щелкнул тумблером преобразователя, приник к окуляру и принялся стравливать световод вглубь, добиваясь более удобного ракурса. Потрудившись с десяток секунд, наш доморощенный соглядатай задушевно ойкнул, плотно прижал окуляр к глазу и принялся лихорадочно расстегивать ширинку…

Черт подери — и чем это, спрашивается, собирается заняться наш светлый и чистый отличник?! Как же так: после столь лестной характеристики, в одном ряду с психологией, книгами, успеваемостью повышенной, рационализмом хваленым… и такое?

А не спешите негодовать, неласковые вы мои, — давайте, пока наш парень там в темноте вожделенно похрипывает, вкратце обратимся к обстоятельствам, бросившим его в объятия рукоблудия, дарованного миру неким ветхозаветным пастухом.

Скажем сразу и без обиняков — отношения Альберта с женщинами не сложились. Несмотря на хилое телосложение и сравнительно слабое здоровье, младой повеса, как и большинство юных особей его пола, обладает выраженной гиперсексуальностью. Эту самую пресловутую гипер он, будучи существом высокоорганизованным, неоднократно пытался реализовать в разумных формах, в результате чего трижды потерпел фиаско.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.