21. Возвращение

— Стой, Кос! — крикнул Густлик. — Иди сюда, эта нам подойдет!

К перекрестку приближалась огромная трофейная машина, тащившая за собой вагон с окошками по бокам, с весело дымящейся печной трубой. У водителя не было намерения останавливаться. Он дважды дал сигнал, начал сворачивать влево, но девушка-регулировщица не уступила ему дорогу. Тогда шофер высунулся из кабины и с высоты своего сиденья торжественно объявил:

— Мы из политотдела фронта!

— А мы с перекрестка дорог, — пошутила она в ответ. — Документы и путь следования!

Елень подвинулся ближе и заглянул через ее плечо.

— Ну как? — спросил он тихо. — Уж тут-то мы наверняка поместимся.

— Я не могу к ним никого сажать, — ответила она вполголоса. — Может быть, вы сами сумеете договориться.

Они обежали вагон сзади и постучали в закрытую дверь, но никто не ответил. Да, эту крепость нелегко было взять. Правда, можно было бы влезть и как-нибудь прицепиться на металлических ступеньках, но это не езда. Втроем они бы еще решились, но что делать с собакой?

Шарик внимательно осмотрел машину, покрутил носом — что-то его очень заинтересовало. Он присел перед дверью вагончика на задние лапы, заскулил и тявкнул. Изнутри ему ответило тоже тявканье. Шарик начал лаять, и собака в машине заволновалась еще сильнее.

Наконец дверь слегка приоткрылась, и они с удивлением увидели худую даму, одетую, как на бал, в серебряное платье. Все трое так и замерли, не в состоянии вымолвить ни одного слова. К ногам дамы прижался белый пудель, выставив любопытную мордочку. Увидев Шарика, он заскулил, завилял хвостом, явно обрадовался.

Овчарка, очевидно, поняла это как приглашение и одним прыжком оказалась внутри вагончика. Дама отскочила в сторону и, подняв руки вверх, закричала:

— На помощь! Заберите этого разбойника, он загрызет мою Крошку!

Повторять это танкистам два раза было не нужно. Они дружно бросились на помощь. Григорий подсадил Густлика, Густлик подал руку Григорию. Грузовик уже тронулся с места; Янек пробежал несколько шагов и с помощью друзей тоже вскочил в вагончик, придерживая деревянную кобуру висевшего на боку маузера.

Со спасением Крошки затруднений не было, потому что Шарик и не думал угрожать ей. Танкисты, чтобы не впускать холод внутрь, прикрыли за собой дверь, вежливо козырнули даме в серебряном платье и скромно сели у порога.

— А все-таки мы едем, — вполголоса пробормотал Елень.

— Вылезайте! — услышали они у себя над головой мощный бас. — Как не стыдно силой врываться в чужой дом!

Они встали и с уважением взглянули на высокого мужчину атлетического сложения, одетого в полосатую трикотажную рубашку, под которой вырисовывались подрагивающие бугры мышц.

— Плютоновый Елень докладывает о прибытии трех польских танкистов! — Густлик вежливо козырнул и склонил голову.

Григорий вытащил у Янека из-за пояса две оставшиеся там ветки вербы с сережками и с любезной улыбкой преподнес их хозяйке белой Крошки.

Расчет был верный. Женщина улыбнулась (какая женщина не улыбнется, принимая цветы?) и обратилась к своей любимице:

— Крошка, как можно? Это чужая собака.

Обрадованная Крошка танцевала вокруг Шарика то на четырех, то на двух лапах, тянула его за уши, приглашая поиграть, а он с довольно глупым выражением на морде водил за ней глазами.

Мужчина в трикотажной рубашке грозно нахмурил брови и хотел еще что-то сказать, но ему помешал сидевший под потолком на жестяном кольце попугай, который начал орать:

— На штуррм! На штуррм!

Из глубины вагончика, цепляясь за разные предметы, появилась обезьянка, одетая в красную куртку, и вскочила Еленю на плечо. Тот не успел даже раскрыть рот от удивления, как она схватила его шапку и убежала.

— Ой, — простонал Густлик, — вот так зверинец, может быть, у них и слон есть?

— Будете вылезать? — настойчиво спросил атлет.

— Мы бы вылезли, пан директор, — ответил Григорий, — но теперь, без шапки, никак нельзя…

— Оставь их, Иван, пусть уж едут, — с улыбкой сказала дама.

— Мягкое у тебя сердце, Наташа. Если мы на каждом перекрестке будем брать пассажиров… — По тону мужчины можно было догадаться, что бурчит он уже только для приличия. — Куда вы едете?

— Под Кол обжег, — хором ответили танкисты.

— Мы тоже.

— Я очень извиняюсь за любопытство, — не выдержал Саакашвили, — но, если можно, мы бы очень хотели знать…

— Пожалуйста, это не военная тайна, — рассмеялся силач. — Просто фронтовой цирк. Ну, раз уж Наташа разрешила вам ехать, так не стойте у дверей. Располагайтесь как следует…

Они прошли коридорчиком внутрь вагончика, в помещение побольше, где было два окошка, по одному с каждой стороны. Дальше была еще одна дверь, ведущая за перегородку.

— Здесь салон, а там наша спальня. Все это великолепие мы оборудовали собственными руками в трофейной машине.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что Иван — гимнаст-атлет и жонглер, а Наташа выступает с дрессированным пуделем Крошкой и с обезьянкой, которую зовут Буки. Танкисты рассказали о себе, потом угостили новых знакомых чаем.

Часто бывает, что люди, вначале настроенные недоброжелательно друг к другу, обменяются несколькими словами и начинают чувствовать взаимную симпатию.

Елень предложил поединок, и теперь они с Иваном мерялись силой рук, кто чью руку положит. Хотя Густлик защищался долго, он все же проиграл, но Иван его успокоил, сказав, что держался он великолепно и если бы не госпиталь, то кто знает…

Оказалось, что Наташа вместе со своими зверями еще перед войной выступала в Тбилиси, и теперь они с Григорием предавались воспоминаниям о красотах Грузии. Саакашвили, конечно, забыл, что он сын трубочиста из под Сандомира.

Обезьянка Буки в шапке Еленя, которая поминутно падала у нее с головы, вначале немного косившаяся на танкистов, ела вареные картофелины, очищая их, как банан. Потом она обратила внимание на Янека, уселась на его плече, стала ему что-то рассказывать и наконец уснула, прикрытая полой его шинели.

Но несомненно, самая явная симпатия установилась у Крошки с Шариком, который уже не обращал внимания даже на приказы своего хозяина и только следил зачарованными глазами за белоснежной Крошкой да время от времени глубоко вздыхал.

Грузовик мчался по ровному шоссе, замедляя ход при въезде на мост и в многолюдных местечках. За окнами мелькали все новые дорожные указатели, и наконец Янек, выглянув, прочитал на одном из них надпись по-польски: «До Вежхова — 5 км». Сразу после этого они въехали в лес. Близился вечер, внутри вагончика стало темнее.

Вдруг раздался грохот, как будто совсем рядом разорвался снаряд. Накренившийся вагончик съехал на правую сторону, громко взвизгнули тормоза. Испуганная обезьянка запищала, обе собаки залаяли, а попугай закричал: «На штуррм! На штуррм!»

Все побежали к двери и выскочили на шоссе. Водитель уже стоял на дороге и, разводя руками, показывал на сплющенную покрышку:

— Должно быть, на осколок наехали.

Машина остановилась на обочине прямо перед поворотом, поднимавшимся на пригорок. По обеим сторонам дороги тянулся темнеющий вечерний лес. Немного впереди, над кюветом, расставив гусеницы по обеим его сторонам, чернел подбитый танк. Они подошли ближе, оглядели его. Елень показал на черную тень орла, образовавшуюся на месте сгоревшей краски. С другой стороны башни они нашли номер.

— Не помните чей? — спросил Кос.

Они не помнили. Григорий обошел вокруг танка и, вернувшись, заявил:

— Ясно одно: это не наш «Рыжий», потому что у нашего теперь заплата на лобовой броне. Помните, что писал Василий?

Они вернулись к вагончику, где возился шофер, напрасно пытаясь приладить слишком короткий домкрат.

— Попробуем? — обратился Иван к Еленю.

— Можно попробовать.

Густлик принес шинель, накинул ее на плечи, чтобы не так давило, потом они оба подлезли под машину, уперлись ногами в землю и приподняли борт.

Теперь дело пошло быстрее. Янек и Григорий подкатили запасное колесо, быстро сменили его. Водитель начал затягивать гайки огромным ключом, а Саакашвили помогал ему.

Они уже заканчивали, когда Шарик, резвившийся вместе с Крошкой на опушке леса, вдруг остановился, коротко пролаял и чуткой рысью овчарки побежал вперед.

— Что такое?

— Кого-то учуял, — ответил Кос и быстро бросился следом за собакой.

Они видели, как он добежал до поворота, перепрыгнул через кювет и, прячась за кустами, выглянул из-за пригорка. Потом присел и, одной рукой отстегивая кобуру маузера, другой замахал им.

— У вас есть оружие? — спросил Иван.

— Нет, мы прямо из госпиталя.

— У нас найдется.

Наташа быстро вскочила в вагончик, подала им один автомат и следом за мужчинами, на ходу снимая свой автомат с предохранителя, побежала к пригорку. У нее не было времени переодеться. Из-под солдатской шинели был виден подол серебряного платья, мешавшего ей бежать.

Добежав до того места, где присел на коленях Янек, они увидели на противоположном покатом склоне человек пятнадцать гитлеровцев, перебегавших из леса на другую сторону дороги. Командовал ими офицер с ручным пулеметом.

— Кто умеет по-немецки? — шепотом спросил Иван.

Елень кивнул головой и закричал:

— Хальт! Хенде хох!

Офицер вздрогнул, крикнул что-то и с полуоборота, не целясь, дал длинную очередь туда, откуда донесся голос.

Янек, прикрепив кобуру к маузеру, поймал на мушку офицера, не спеша нажал на спуск, и гитлеровец упал на дно кювета, нырнув головой в воду.

Остальные фашисты залегли, прижались к земле, но огня не открывали. Некоторое время стояла тишина, затем Иван своим мощным басом начал отдавать приказания, как будто он командовал ротой.

— Первый взвод — цепью влево от шоссе, третий — вправо, выдвинуть пулеметы.

Из кювета встал солдат с поднятыми над головой руками и высоким, до смехотворности серьезным голосом крикнул:

— Гитлер капут!

Наташа подняла автомат и дала короткую очередь вверх. И как будто по команде слева и справа начали выходить на шоссе гитлеровцы, они бросали оружие на мокрый асфальт и сами строились в две шеренги. Шарик и Крошка сновали по кустам и лаем подгоняли медливших.

Собралось около двадцати пленных, и через две минуты по шоссе двинулась странная колонна: впереди шли взятые в плен, их стерегли бежавшие по обеим сторонам собаки; за ними медленно ехала огромная машина, на ступеньках которой стояли Саакашвили и Елень; Янек сидел в кабине водителя, а ручной пулемет, взятый у убитого офицера, был установлен на капоте.

Ребята чувствовали себя не очень уютно, ведь в лесу они могли наткнуться на другие, менее покладистые группы гитлеровцев, но вскоре благополучно добрались до городка и передали пленных коменданту.

Некоторое время они ждали Ивана, который выполнял формальности и от их имени писал рапорт. Атлет вернулся и принес две бумаги с распиской за сданных немцев. Одна была выдана «личному составу фронтового цирка», а другая — «польским танкистам».

— Пригодится, когда вернетесь в свою бригаду. Пусть знают, что вы в дороге времени зря не теряли.

Было уже темно, когда они въехали на сожженные улицы Колобжега. Город был взят недавно, и в воздухе еще стоял густой запах гари. На маленькой площади они тепло распрощались, обменялись адресами. Крошка жалобно выла в глубине вагончика, Шарик лаял, и его пришлось крепко держать, чтобы не вырвался, когда грузовик поехал в сторону порта.

Елень спрашивал у встречных солдат, как отыскать комендатуру. Один из них вызвался проводить.

— Тяжело здесь было?

— Тяжело. Десять дней мы бились за эти улицы, за каждый дом, а им помогали корабли с моря.

— А танки тоже здесь были?

— А как же, даже тяжелые.

— А средние?

— Тридцатьчетверок не было. Я не видел.

В комендатуре города они узнали, что солдат, который показывал им дорогу, был прав. Дежурный офицер посмотрел документы и кивнул головой.

— Отдохните, ребята. Можете у нас переночевать, а то дорога вам предстоит дальняя. Танковая бригада пошла на Гданьск.

— На Гданьск? — воскликнул Янек.

— Конечно. Бригада ведь носит имя героев Вестерплятте, поэтому-то и пошла туда.

— Спасибо. Будем догонять.

— Как хотите, только не знаю, поймаете ли вы ночью машину.

Они козырнули и исчезли за дверью.

— Янек, твое желание исполнилось, — в один голос сказали Густлик и Григорий.

— Двинем прямо на шоссе, чтобы побыстрей.

Они побежали пустыми улицами в сторону восточного предместья, но вскоре услышали за спиной шум мотора. Задержались посреди проезжей части дороги, готовые остановить машину любой ценой. Однако приближающийся грузовик и не пытался их объехать, а сбавил скорость и потушил фары. Они с радостью узнали знакомый вагончик и застучали в дверь.

— Кто там? — услышали они грозный бас Ивана.

— Свои! — крикнули танкисты в ответ.

Крошка, почуяв присутствие Шарика, начала радостно лаять.

— Куда?

— В Гданьск.

— Влезайте быстрее. Как хорошо получается, нам ведь тоже в Гданьск. Вся танковая армия пошла в ту сторону. Видно, нам так уж суждено — путешествовать в одной компании.

Благодаря тому что машину вели по очереди (Григорий сменял уставшего шофера), ехали днем и ночью. Но ехать быстро все же не удавалось, потому что, чем ближе к фронту, тем чаще на шоссе встречались воронки от бомб, снарядов и мин, чаще приходилось делать объезды, ждать у мостов, пока рассосется пробка. Миновав Кошалин и Слупск, они медленно двигались в транспортных колоннах, которые везли боеприпасы, горючее и продовольствие.

Люди привыкли друг к другу. Вместе вели хозяйство, вместе ругались в комендатурах, требуя продуктов получше. Танкисты произносили речи о значении циркового искусства, о необходимости поддерживать спортивную форму, а Иван доверительно шептал заведующим складами, что ему стыдно кормить солдат союзной армии какой-то там кашей. Все шло хорошо, но танкистов злила каждая длительная остановка. Им очень хотелось добраться наконец до своих, их беспокоило, успеют ли они явиться туда вовремя, не приедут ли, когда все уже будет кончено. Задержками в пути был доволен, пожалуй, только Шарик, который ни на минуту не отходил от Крошки.

На третий день после того как под Познанью они приступом взяли вагончик, утром миновали Лемборк. Низко над шоссе появился «фокке-вульф», но огня не открывал. Он удирал, бросаясь из стороны в сторону, а за ним гнался остроносый «як». Некоторое время друзья прислушивались к затихающему шуму моторов; грузовик выехал на пригорок, и в это время они первый раз услышали близкий гул орудий.

— Ребята, часа через два увидим Василия, — сказал Янек. — Мы успели.

— Боялся, что тебе ничего не достанется? — со смехом спросил Иван.

— Да. Я из Гданьска, жил там до войны. Отец мой погиб на Вестерплятте.

Он первый раз сказал вслух о смерти отца. До этого времени, как бы по молчаливой договоренности, ни Григорий, ни Густлик не говорили о том, в чем были уверены.

Шоссе пошло под уклон, начался лес. Танкисты, высунувшись в окошко, смотрели вперед, как будто за ближайшим поворотом должны были увидеть Гданьск.

Они миновали опрятный, чистый городок Вейхерово. Дома остались позади. И в тот момент, когда с левой стороны, из-за железнодорожного пути, показался перекресток с шоссе, бегущим с севера, Янек вдруг отскочил от окна и забарабанил по кабине водителя. Он стучал кулаком, потом начал бить прикладом.

— Осторожнее, прошибешь, — пробормотал Иван. — Он и так уже тормозит.

— Простите, но там стоит «Рыжий».

— Кто?

— Наш танк, «Рыжий».

Все трое бросились к двери и выпрыгнули на ходу. У Еленя подвернулась раненая нога, он резко припал на нее, но тут же вскочил и, прихрамывая, побежал за друзьями.

В поле, не больше чем метрах в пятнадцати от дороги, стоял их танк. Трудно сказать, по каким признакам Янек узнал его издали, но теперь, когда они подбежали к нему, сомнений не было; та же цифра на башне, тот же рисунок орла с немного размазанным правым крылом и те же царапины на стали, которые они знали так хорошо, как шрамы на собственном теле. И наконец, эта толстая прямоугольная заплата на лобовой броне, которую они изучающе ощупывали пальцами.

Они не понимали, почему никого нет в машине, хотя на первый взгляд она не казалась поврежденной. Григорий дотронулся до броневой плиты над двигателем и сказал:

— Холодный, давно не работал.

Они огляделись вокруг и только теперь заметили, что на шоссе кроме машины, на которой они приехали, стоит еще грузовик, а около него — несколько солдат в зеленых накидках и фуражках. Те тоже пристально смотрели в их сторону, но тут вперед выскочил маленький, коренастый Вихура, тот самый, с которым они проделали первый путь в бригаду в Сельцы… «Король казахстанских дорог» посмотрел из-под ладони и крикнул:

— Боже мой, хлопцы, посмотрите! Это же Кос, Елень и этот их грузин! Весь экипаж!

Он одним прыжком перемахнул через кювет и побежал к ним, а за ним — остальные солдаты. Они подбежали к танку по размокшей, вспаханной земле, обнимали прибывших, похлопывали по спине. С обеих сторон сыпались вопросы, на которые никто не успевал отвечать, восклицания, которых в общем шуме никто не мог разобрать.

От циркового вагона, резвясь, бежали обе собаки, а за ними не спеша шли Иван и Наташа.

Вихура громко сказал:

— Хлопцы, оставьте это старье. Вы получите новую машину. Сейчас пришли машины с восьмидесятипятимиллиметровыми пушками. Соображаете? Мощь! Прямо с завода. Такие танки, что пальчики оближешь.

— А как же наш «Рыжий»? Что с ним? — спросил Саакашвили.

— А вы что, не видели его? С той стороны, на борту, у него дыра с кулак. Прямое попадание в двигатель, починить уже нельзя.

— Семенов поехал за новым двигателем? — спросил Янек.

— Мы здесь подождем, — сказал Елень. — Как Василий привезет, мы поставим и еще покажем, на что способен наш «Рыжий».

Вихура заколебался, внезапно побледнел, потом сдвинул назад шапку и сказал:

— Постойте! Нас как раз прислали сюда с машиной, чтобы забрать рацию, прицелы, боеприпасы, приборы и вообще все, что еще может пригодиться, а танк генерал приказал оставить.

— Но… — вмешался Янек.

Вихура продолжал быстро:

— Наши уже с позавчерашнего дня в Гдыне. Одна рота автоматчиков и взвод танков пошли на Гданьск. Только Оксыве немцы еще крепко обороняют, но конец уже близок.

Что-то насторожило Янека в этом торопливом рассказе, в выражении лица Вихуры и стоящих за ним солдат.

— Василий уехал за двигателем? — повторил он свой вопрос.

Стало тихо. Минуту все молчали, потом Вихура резким движением снял с себя фуражку, сделал полшага вперед и, глядя себе под ноги, заговорил:

— Я думал, что вы знаете… Когда мы подошли к Вейхерово, нас в лесу встретили партизаны. У них были такие небольшие листки бумаги, а на них было обозначено, где у немцев какие огневые точки, где мины. Командир этих партизан говорил с генералом, а потом поехал с нашими танкистами, показывал дорогу. Мы взяли город сразу с двух сторон без всяких потерь. И только когда наши танки вышли сюда, за город, на фланге из засады ударили самоходные орудия. — Он остановился на мгновение, перевел дух и закончил: — Ну и попало в ваш танк, из двигателя повалил огонь. Поручник Семенов выскочил с огнетушителем на броню, сбил пламя, но его скосила очередь. Он лежит там, — показал Вихура рукой.

Они увидели посреди поля холмик, небольшую груду камней, два высоко торчащих сухих стебля чертополоха. Рядом стоял березовый столбик, увенчанный звездой, на нем висел шлем танкиста. Под столбиком, темнее борозд вспаханного поля, горбилась свежая рыхлая земля.

Трое танкистов молча направились к могиле. Никто не пошел за ними.

— Это их командир, — объяснил Вихура Ивану и Наташе.

— Ясно, — ответил атлет. — Попрощайтесь с ребятами за нас. Мы должны ехать дальше.

Они медленно пошли к машине, взобрались на ступеньки и скрылись в открытых дверях. За ними вскочила Крошка, а за ней — Шарик. Грузовик начал медленно двигаться. Шарик выглянул, тявкнул и соскочил на асфальт. Белая Крошка, которую держали за ошейник, рвалась из рук Наташи, скулила, пытаясь выскочить. Вагончик двигался все быстрей. Овчарка бросилась за ним, как будто хотела его догнать, но потом повернула и, не глядя в сторону отъезжающих, с опущенной головой подошла к своему экипажу. Был теперь Шарик не пятым, а четвертым.

Не понимая, что случилось, Шарик лизнул руку своего хозяина.

— Нет Василия, Шарик, — сказал Кос.

Они продолжали неподвижно стоять, глядя на небольшой могильный холмик.

Янек посмотрел на небо.

Оно было по-весеннему голубое, только одно неподвижное кучевое облако остановилось прямо над ними, и края его поблескивали на солнце, как каска часового.

22. Новый четвертый

Общими усилиями отвинтили и сняли броневую плиту, прикрывающую двигатель. Он выглядел хуже, чем казалось, когда смотрели на небольшое входное отверстие от снаряда. Внутри была каша: обломки разбитого корпуса, раскрошенные поршни, выщербленные зубчатые колеса передач, разорванные жилы проводов.

Вихура еще раз попытался уговорить танкистов, чтобы оставили танк в покое, расписывал, насколько лучше новые танки, но их трудно было в этом убедить и они не дали ничего снять с «Рыжего». Саакашвили и Елень остались на месте караулить, а Янек Кос и Шарик на грузовике отправились в штаб.

На место приехали быстро, потому что штаб командования, проводя подготовку к наступлению на Оксыве, переместился из Гдыни в Румию.

В воздухе безраздельно господствовала советская авиация. Вдали, в стороне моря, был виден широкий круг штурмовиков, атакующих гитлеровские укрепления. На дороге, которую патрулировали «яки», люди и техника двигались, не соблюдая маскировки. Тракторы тянули тяжелые орудия, буксовали студебеккеры, нагруженные снарядами. Завывая моторами, тащились по грязи мотоциклы связистов, телефонисты тянули провода.