— Как и для меня, — сказала она тихо. — Я понимаю, что Найалл — досадная помеха. Но я не могу просто исчезнуть, даже не попытавшись объясниться.
— Тогда я поеду с тобой, — сказал я решительно, — и мы поговорим втроем.
— Нет-нет, это совершенно невозможно. Я такого не вынесу.
— Хорошо. Мы поедем в Сен-Рафаэль вместе, и я подожду там, пока вы объяснитесь. Потом мы первым же поездом уедем домой.
— Но он ожидает, что я останусь с ним по крайней мере на неделю. Может быть, на две.
— Неужели ты ни в чем не можешь ему отказать?
— Как бы я хотела! Я мечтаю об этом последние пять лет.
— Не пора ли наконец попытаться?
Жестом я подозвал метрдотеля, и в считанные секунды передо мной появился аккуратно сложенный счет на тарелочке. Сумма, выписанная на старинный манер, вместе с service compris [4] приближалась к трем тысячам франков. В порядке эксперимента я выложил на ту же тарелочку тридцать франков, которые были приняты без возражений.
— Merci,monsieur [5].
Когда мы уходили из ресторана, метрдотель и официанты снова выстроились в безукоризненный строй, улыбаясь и кланяясь нам.
— Bonne nuit, a bientot [6].
Мы торопливо шагали по улице. Сильный ветер и дождь заставили нас отложить всякие споры. Я был зол — на самого себя, на нее, на обстоятельства. Всего несколько часов назад я поздравлял себя с отсутствием собственнического отношения к женщинам, а теперь чувствовал, что все наоборот. Выход напрашивался сам собой: я должен отступиться и не мешать Сью встретиться с ее дружком. Мне остается только одно: как-нибудь случайно столкнуться с нею в Лондоне. Но она уже стала для меня особенной, и я остро чувствовал это. Она нравилась мне, делала меня счастливым. Близость с ней не только подтверждала это ощущение, но и обещала нечто большее.
Мы поднялись в номер, сняли мокрую одежду и высушили полотенцем волосы. В комнате было душно и жарко. Мы распахнули окно. Издалека доносились раскаты грома, снизу слышался шум машин.
Я постоял немного на балконе, снова промок, но так и не придумал, что делать дальше. Мне казалось, что я должен принять решение до утра. Из комнаты донесся голос Сью:
— Помоги мне.
Я вошел в комнату. Она стаскивала покрывало с одной из кроватей.
— Чего ты хочешь? — спросил я.
— Давай сдвинем кровати вместе. Нужно убрать столик.
Она стояла передо мной в лифчике и трусиках, с растрепанными волосами, разгоряченная, и выглядела невероятно сексуально. Спутанные волосы были еще влажными. Она была худенькой, почти без выпуклостей, кожа ее поблескивала в душном воздухе комнаты, легкое белье едва прикрывало тело. Я помог ей переставить столик и сдвинуть кровати, рывком расстелил простыни так, чтобы получилось подобие большого двуспального ложа, но только лишь мы довели дело до половины, как отдались друг другу. Этой ночью мы так и не успели обустроить наше ложе и уснули поперек кроватей в обнимку, не накрывшись даже простыней.
Утром я не принял никакого решения. Я чувствовал, что все равно потеряю ее, как бы там ни говорил. Позавтракав в уличном кафе прямо перед отелем, мы отправились осматривать город. О совместном путешествии на юг речи больше не было.
Центр Дижона — площадь Освобождения — булыжная площадь с герцогским дворцом, напротив которого полукругом стоят дома семнадцатого века. Хотя она значительно меньше площади в Нанси — более человеческих масштабов, — однако мы заметили, что и здесь не было ни людей, ни машин. Погода снова изменилась: ярко светило солнце, было жарко, о ночном ливне напоминали только большие лужи посреди мостовой. Во дворце располагался музей. Мы бродили по нему, восхищаясь величественными залами и покоями, полюбовались выставленными экспонатами, задержались перед мрачными надгробиями герцогов Бургундских, каменные изваяния которых между готическими арками казались неправдоподобно живыми.
— Куда подевались все люди? — спросила меня Сью.
Хотя она говорила тихо, ее голос зловещим эхом прокатился под сводами.
— Я тоже подумал об этом. Мне казалось, что в это время года во Франции толпы туристов.
Она взяла меня под руку и прижалась ко мне.
— Мне не нравится это место. Давай уйдем отсюда.
Почти целое утро мы бродили по многолюдным торговым улицам, пару раз отдохнули в кафе, затем спустились к реке и сели на берегу под деревьями. Вырваться из толпы и сбежать от нескончаемого шума автомобилей было истинным наслаждением.
Показав рукой поверх деревьев, Сью сказала:
— Солнце сейчас зайдет.
Одинокое облако, невероятно черное и густое, плыло по небу, приближаясь к солнцу. Оно было таким огромным, что солнце скрылось бы надолго. Необъяснимым было само появление этого облака — такого большого и темного, похожего на луковицу — на совершенно ясном небе. Пока тень проползала над нами, я искоса смотрел на это странное облако и думал о Найалле.
— Давай вернемся в отель, — сказала Сью.
— Я как раз собирался это предложить.
Мы вернулись в центр города. Войдя в номер, мы обнаружили, что горничная привела в порядок наши кровати. Они стояли так, как мы их поставили, но, когда мы разделись и стянули покрывала, выяснилось, что оба матраца застелены одной большой простыней.
4
Наше путешествие продолжалось. Мы двигались дальше на юг: добрались до Лиона, там пересели на другой поезд и прибыли в Гренобль — довольно большой современный город в горах. Мы нашли подходящий отель, сняли номер с двуспальной кроватью, забросили туда чемоданы и сразу же отправились бродить по городу. Было уже далеко за полдень.
Мы вели себя как вполне добросовестные туристы, послушно осматривая достопримечательности в каждом городе, куда приезжали. Благодаря этому вся поездка выглядела осмысленной, а пребывание вместе — оправданным. Кроме всего прочего, это охлаждало наш взаимный пыл, позволяло не обсуждать желанную для обоих связь до бесконечности.
— Поднимемся на гору? — предложил я.
Мы стояли на набережной Стефана Жэ, откуда начиналась канатная дорога в горы. С широкой площадки перед зданием вокзала можно было видеть канаты, круто поднимавшиеся от города к высокому скалистому гребню.
— Не выношу канатных дорог, — сказала Сью, вцепившись в мою руку. — Это опасно.
— Совсем нет, не волнуйся.
Мне очень хотелось взглянуть на город с вершины, и я сказал:
— Неужели тебе хочется весь день бродить по улицам?
Мы уже ознакомились со старой частью города. Современные районы были сплошь застроены бетонными многоэтажками, густо завалены мусором и, кроме того, продувались насквозь жутким ветром, который делает из таких кварталов аэродинамическую трубу. Путеводитель настойчиво рекомендовал посетить университет, но мы выяснили, что он находится почти за чертой города, где-то на восточной окраине, и не отважились ехать в такую даль.
В конце концов я затащил Сью на фуникулер. Это была современная канатная дорога: высоко в небесах над горным склоном скользил состав из четырех стеклянных шаров. Сью изображала, что очень напугана, и все время держалась за мою руку. Мы быстро удалялись от города, набирая высоту. Некоторое время я продолжал смотреть назад на Гренобль, широко раскинувшийся по долине. Потом мы перешли в другой конец вагончика, чтобы полюбоваться склоном горы, выраставшей под нашими ногами.
Состав замедлил ход, приближаясь к вершине. Вагончики остановились, и мы вышли наружу, миновали шумный машинный зал и оказались в объятиях леденящего ветра. Сью забралась рукой мне под куртку, обняла за талию и тесно прижалась ко мне. Находиться с женщиной, которая мне по-настоящему нравилась и которой я тоже хотел нравиться, было для меня совершенно новым, удивительным ощущением. Про себя я отрекся от своего прошлого опыта, твердо решив никогда больше не искать легких сексуальных побед. После стольких лет я встретил наконец человека, с которым хотел бы остаться на всю жизнь.
— Здесь можно выпить, — сказал я.
Кафе было построено на самом краю обрыва, со смотровой площадки открывался вид на долину. Мы вошли внутрь, радуясь возможности укрыться от ветра, и сели за столик. Официант принес коньяк.
Потом Сью отправилась в дамскую комнату, я же подошел к сувенирному киоску и купил пару почтовых открыток. Я собирался послать их кое-кому из друзей в Англию, но внезапно понял, что, встретив Сью, потерял едва ли не всякий интерес к своим прежним знакомым.
Она нашла меня у киоска.
— Ну вот, я согрелась, — сказала она. — Пойдем, взглянем на город.
Тесно обнявшись, мы вышли наружу, на растерзание ледяному ветру, и подошли к самому краю обзорной площадки. На долину были нацелены три оптические трубы: опустив монетку, можно было осмотреть местность. Мы стояли между ними, склонившись над бетонным парапетом, и смотрели вниз. Небо было ясным, воздух прозрачным. На горизонте виднелись горы, к которым прижималась южная окраина города. Слева вздымались снежные пики Французских Альп, резко выделяясь на фоне голубого неба.
— Смотри, — сказала Сью, указывая на группу красивых старинных зданий с башнями и шпилями, вытянувшихся вдоль реки, — наверное, это университет. Он ближе к городу, чем мы думали.
Тут же на площадке прямо возле парапета был установлен щит с планом города и обозначениями всех важнейших достопримечательностей, видимых отсюда. Мы попытались сориентироваться на местности.
— Город много меньше, чем я думал, — сказал я. — Когда мы ехали в поезде, казалось, что он растянулся на всю долину.
— А где же современные кварталы? — спросила Сью. — Ты был уверен, что мы сможем увидеть их отсюда.
— Где-то рядом с гостиницей.
Я взглянул на план, но нашу гостиницу там не обозначили. Кварталы высотных зданий располагались и рядом со станцией фуникулера. Я проследил взглядом канаты, тянувшиеся по склону горы вниз, но вокзальную площадь отсюда не было видно.
— Видимо, это какой-то обман зрения.
— А может быть, их проектировали так, чтобы они сливались в единый ансамбль со старинными зданиями?
— Не сказал бы, что они так уж хорошо сливаются, если смотреть вблизи.
Судя по карте, Монблан находился где-то на северо-востоке. Мы повернулись в указанном направлении, но ничего не смогли увидеть из-за густых облаков. Неподалеку от кафе мы заметили развалины древнего форта и, решив осмотреть его, подошли поближе, но оказалось, что вход платный, и мы передумали.
— Ну что, еще бренди, — спросил я, — или назад в отель?
— Сначала бренди.
Через полчаса мы снова вышли взглянуть на город. Внизу загорались уличные фонари, здания пестрели теплыми оранжевыми и желтыми огоньками. Некоторое время мы наблюдали, как опускается вечер, как глубокие тени гор ползут по низине, погружая долину во мрак, потом заняли места в вагончике и спустились вниз. На время город исчез из виду. Только преодолев часть спуска, мы увидели его снова. Поднимался туман, но, странное дело, теперь новые кварталы были прекрасно видны: голубовато-белые полоски ламп дневного света, освещавших гигантские башни из стекла и бетона. Удивительно, как мы не заметили все это с вершины горы? Я достал из кармана купленные наверху почтовые открытки. Одна изображала вид долины с обзорной площадки, и на снимке современные здания сразу бросались в глаза. Однако загадка не показалась мне достойной того, чтобы вернуться назад на площадку.
— Я изнемогаю от голода, — сказала мне Сью.
— Ты о еде?
— И о ней тоже.
5
Мы прибыли в Ниццу в самый пик туристического сезона. Единственная гостиница, подходящая по деньгам, располагалась далеко от моря в лабиринте узких улочек почти на самой окраине северной части города. Здесь, в Ницце, страх потерять Сью вытеснил во мне остальные чувства. Сен-Рафаэль находится всего в нескольких километрах дальше по побережью, так что нам в лучшем случае оставался еще день или два.
Имя Найалла превратилось в табу. Он неизменно занимал наши мысли, но мы не упоминали о нем вслух. Однако само по себе это молчание было красноречивым. К этому времени мы уже знали все, что можем сказать друг другу, и выслушивать это заново не было никакого желания. Единственное, что мне теперь оставалось, — признать свое поражение и попытаться хоть как-то дать ей понять, что мы вот-вот потеряем. Она, казалось, чувствовала то же, что и я, и сама пыталась найти решение. Мы оба умели отбрасывать все неважное и полностью сосредоточились друг на друге.
Я влюбился в нее. Я осознал это еще в Дижоне, и теперь с каждой минутой, проведенной вместе, росло и само чувство, и моя уверенность в нем. Сью восхищала меня, я был пленен ею. И все же я оттягивал признание. Но вовсе не потому, что оставались сомнения, а лишь из опасения, что это только поднимет ставки в моем соперничестве с Найаллом. Без всякого на то основания я надеялся, что она передумает и не уйдет к нему.
Я по-прежнему не знал, что делать. В первую ночь в Ницце мы, как обычно, занимались любовью, и после, когда Сью уснула возле меня, я еще долго лежал в постели с зажженным светом и, делая вид, что читаю, размышлял о ней и Найалле.
Ни один из возможных путей не годился. Я понимал, что бессмысленно требовать от нее окончательного выбора. Сью проявляла непонятное упрямство в отношении Найалла, и с этим приходилось мириться. Я также отверг мысль изобразить себя страдающим любовником в расчете на ее сочувствие. По существу, все обстояло почти так, но я ни за что не стал бы прибегать к такому приему в борьбе за Сью. Я желал удержать ее иным способом, хотел завоевать ее прямо и открыто, без театральных уловок. Да и зачем? Она даже не скрывала, что прежняя связь ее тяготит.
Она решительно отвергла все мои предложения, например, помаячить на заднем плане, когда она встретится с ним, или досрочно вернуться в Англию. Оставались только чрезвычайные меры: столкновение с Найаллом; может быть, ссора с ней самой. Мелькала даже идиотская мысль — причинить самому себе какое-либо увечье. Впрочем, подобные варианты я даже не рассматривал всерьез.
Большую часть следующего дня мы провели в отеле, покидая номер каждые два-три часа, просто чтобы сменить обстановку: прогуляться, зайти куда-нибудь поесть или выпить. Хотя мы почти ничего в Ницце не видели, я уже начал ее ненавидеть. Единственной причиной тому было мое тяжкое душевное состояние. В моем сознании это место связалось с неминуемой катастрофой, и потому я проклинал его. Помимо прочего, меня раздражало бьющее в глаза благополучие: все эти шикарные яхты в гавани; бесчисленные «альфы», «БМВ» и «феррари», затыкавшие узкие улочки, дамы с гладкими после подтяжек лицами, эти солидные бизнесмены с брюшком. Не меньше выводило из себя и обратное: вульгарное и показное пренебрежение к богатству — английские дебютантки в ржавых «роверах-мини», изношенных кроссовках «найк», обрезанных джинсах, линялых майках, с татуировкой на полуголых ягодицах. Меня бесили женщины, принимавшие солнечные ванны топлесс, все эти пальмы и алоэ, плавная линия побережья, бесконечный пляж, темно-зеленые горы и картинно-голубое море, все эти казино и отели, виллы за неприступными заборами, небоскребы многоквартирных корпусов, любители виндсерфинга и водных лыж, моторные лодки и катамараны. Я завидовал каждому, кто радовался здесь жизни, потому что своей собственной радости должен был вот-вот лишиться.
Сью была для меня источником радости, но и страдания тоже. Если бы я сумел задвинуть Найалла на задворки сознания, если бы мог не загадывать дальше, чем на два-три часа, если бы я был способен не цепляться за эту бессмысленную надежду, что она передумает в последнюю минуту, я был бы счастлив, как любой влюбленный дурак.
Видимо, Сью тоже занималась самоистязанием, однажды я застал ее плакавшей в подушку. Мы занимались любовью при первой же возможности. Когда мы выходили в город, то постоянно касались друг друга, обнимались или хотя бы шли под руку, а зачастую просто сидели в баре или ресторане, держась за руки и бездумно глядя в пространство или на прохожих.
Мы решили задержаться в Ницце еще на ночь, хотя понимали, что наши мучения только продлятся. Как-то нам удалось договориться в гостинице. Мы решили, что утром вместе отправимся в Сен-Рафаэль и там расстанемся. Эта наша ночь была последней. Мы занимались любовью так, будто ничего не изменилось, но потом долго не могли успокоиться и молча сидели в постели. Жалюзи были подняты, и окна широко распахнуты навстречу ночи и звукам улицы, вокруг лампочки вились и жужжали мошки. Она первой нарушила молчание.
— Куда ты поедешь дальше? — спросила она.
— Еще не решил. Наверное, уеду домой первым же поездом.
— Но были ведь у тебя какие-то планы до нашей встречи? Ты не хочешь вернуться к ним?
— Я отправился в путешествие, решив положиться на случай. Этим случаем оказалась ты, так что возвращаться совершенно не к чему.
— Может представиться и новый случай.
— Ты правда этого хочешь? — спросил я удивленно.
— Конечно нет. Почему бы тебе не развлечься в подходящем месте, например в Сен-Тропезе?
— Одному? Совсем не вдохновляет. Я хочу быть с тобой.
Она замолчала, рассматривая скомканные простыни нашей последней постели. Тело у нее было молочно-белое, совершенно не тронутое загаром. Внезапно мое ревнивое воображение нарисовало встречу с ней в Лондоне: прошло несколько недель, и оказывается, что она загорела.
— Между нами все кончено? — сказал я.
— Это зависит от тебя.
— Ты ведешь себя так, будто мы не сможем больше встречаться. Это и правда конец?
— Отчего же? Мы увидимся в Лондоне. Мой адрес у тебя есть.
Она приподнялась и села возле меня на колени, натянув на себя мятую простыню и прикрыв обнаженные ноги. Когда она заговорила, руки дрожали.
— Я должна повидать Найалла. Я не собираюсь нарушать обещание. Но я не хочу причинять тебе боль и постараюсь разобраться с этим как можно скорее. Пожалуйста, продолжай свой отпуск, только скажи, куда ты поедешь. Если все сложится, я присоединюсь к тебе позднее.
— Что ты ему скажешь? Ты намерена сообщить ему о нас?
— Полагаю, это следует сделать.
— Тогда почему бы мне не подождать тебя в Сен-Рафаэле?
— Потому что… Я не могу просто сказать ему это. Нельзя же так вот просто войти и заявить прямо с порога: да, кстати, я встретила другого человека, так что — до свидания.
— Почему нельзя?
— Ты не знаешь Найалла. Он надеется, что я останусь с ним недели на две. Мне придется осторожно все выложить. Конечно, я скажу о тебе, но он отнесется к этому не лучшим образом. За шесть лет нашего с ним знакомства не было еще никого другого.
— Хорошо, сколько времени тебе потребуется?
— Дня два, может быть, три.
Я поднялся с постели и налил нам обоим немного вина из бутылки, купленной еще днем. Ситуация была совершенно курьезной, и всякий раз, когда мы пытались обсуждать наши проблемы, дело кончалось тем, что я злился и срывался. Я не мог понять, на каком таком коротком поводке Найалл удерживает ее при себе, какую власть он над ней имеет, и, пытаясь освободить, рисковал вместо этого потерять ее навсегда. Все, чего я хотел…
Голова моя шла кругом от бессильной злобы. Я залпом выпил стакан вина, наполнил его снова и сел возле Сью, протянув ей другой. Она отставила его в сторону, даже не пригубив.
— Когда ты встретишься с Найаллом, ты станешь с ним спать?
— Я сплю с ним вот уже шесть лет.
— Я спросил не об этом.
— Не твое дело.
Как ни больно было это слышать, но в ее словах была правда. Я откровенно разглядывал ее обнаженное тело, пытаясь вообразить ее с другим мужчиной, с этим Найаллом: как он прикасается к ней, возбуждает ее. Самая мысль об этом показалась мне отвратительной. Эта женщина стала моим сокровищем. Она лежала, зарывшись щекой в подушку, волосы скрывали ее лицо. Мне захотелось прикоснуться к ней. Я положил ладонь на ее запястье. Она откликнулась мгновенно, сжав мою руку.
— Не думала, что это будет так трудно, — сказала она.
— Давай поступим так, как ты предлагаешь, — сказал я. — Я оставлю тебя завтра в Сен-Рафаэле, а сам отправлюсь дальше вдоль побережья. Если мы не пересечемся в течение недели, я вернусь в Англию один.
— Это не займет неделю, — сказала она. — Три дня или даже меньше.
— Как у тебя с деньгами?
— А что с деньгами?
— Ты же на мели. Как ты будешь без денег?
— Мне они не нужны.
— Ты хочешь сказать, что сможешь одолжить у Найалла?
— Если потребуется.
— Ты готова одолжить у него и не хочешь взять у меня?! Неужели ты не понимаешь, что это дает ему дополнительную власть?
Она покачала головой. Я добавил:
— Впрочем, помнится, ты говорила, что у него никогда нет денег.
— Я говорила, что у него никогда нет работы. А в наличности он недостатка не испытывает.
— И где же он достает деньги? Ворует?
— Пожалуйста, Ричард, оставь это. Для Найалла деньги ничего не значат. Я смогу получить все, что мне нужно.
Это неожиданное заявление заставило меня увидеть их связь в новом свете. Она ехала к нему с намерением оставить навсегда и не сомневалась, что после всего этого он одолжит ей денег. Нет, за три дня она явно ничего не решит. Что бы Сью ни говорила, они с этим Найаллом были странной парой.
Я натянул брюки и тенниску и, оставив ее лежать в постели, выскочил из номера, со стуком захлопнув дверь. Спустившись бегом по ступенькам на четыре пролета, я очутился на тротуаре. Ночь была теплой. Я направился в бар на углу, но он оказался закрыт. Повернув за угол, я двинулся дальше по улице. Это был запущенный, плохо освещенный район: старые дома, в трещинах и с облупившейся штукатуркой, жались один к другому, светились редкие окна. Впереди, за перекрестком, я увидел оживленную магистраль, по которой сплошным потоком неслись машины. Дойдя до нее, я остановился. Я понял, что был не прав, что после трех-четырех дней знакомства не имею ровно никаких оснований распоряжаться ее жизнью, что я, пусть по-своему, так же пытаюсь управлять ею, как и Найалл. До сих пор меня это не смущало, я подозревал Сью в худшем, полагая, что ей свойственно вести себя с мужчинами подобным образом: завлекать их, руководствуясь одной ей ведомыми причинами, возможно, даже не понимая толком, зачем ей это надо. Я пытался сообразить, во что вляпался. Ничего подобного я не искал. Всего неделю назад я понятия не имел о ее существовании, теперь же она завладела мною целиком. Никогда прежде я не испытывал столь сильного желания обладать женщиной. Я был влюблен в нее по уши.
Моя скоропалительная злоба улетучилась. Сейчас я проклинал себя. Она тоже вляпалась, думал я, и тут же выяснилось, что я давлю на нее, требую, чтобы она немедленно изменила всю свою жизнь. Я настаивал, вынуждал ее сделать окончательный выбор, принять однозначное решение, и она оказалась в безвыходной ситуации. Она знала Найалла гораздо лучше, чем меня, я же не знал его вовсе. Я был на грани отчаяния, еще чуть-чуть — и я потеряю ее навсегда.
Я поспешил обратно в отель, будучи уверен, что все уже разрушил. Бегом поднявшись по лестнице, я стремительно ворвался в номер, ожидая, что не застану ее. Но она не исчезла: лежала в постели в прежней позе, повернувшись спиной к двери. Ее худенькое тело прикрывала только тонкая простыня.
Когда я вошел, она не шелохнулась.
— Ты спишь? — спросил я.
Она повернулась и посмотрела на меня. Ее лицо было мокрым от слез, глаза покраснели.
— Где ты был?
Я стянул с себя одежду и забрался к ней в постель. Мы обнялись и принялись целоваться, нежно сжимая друг друга в объятиях. Она снова плакала и всхлипывала у меня на груди. Я гладил ее волосы, касался губами век и только теперь наконец произнес те слова, которые так долго носил в себе, не решаясь сказать вслух. Слишком, слишком поздно — но ясно отдавая себе отчет в том, что говорю. В ответ она невнятно пробормотала сквозь слезы:
— Да-да. И я люблю тебя тоже. Мне казалось, ты это понял.
6
Утро мы провели в молчании, но я был, в общем, доволен. Перед сном мы составили подробный план и обо всем договорились. Теперь Сью знала мой маршрут на ближайшие дни, было точно намечено место и время встречи на каждый день.
В центре Ниццы мы сели в автобус и поехали вдоль побережья в западном направлении. Сью держала меня за руку и прижималась ко мне. Автобус шел через Антиб, Жуан-ле-Пен и Канны. Пассажиры входили и выходили на каждой стоянке. После Канн за окнами замелькали лучшие пейзажи, виденные мной во Франции: поросшие лесом горы, живописные долины, круто спускавшиеся к воде, и, конечно же, изумительные виды самого моря, один другого краше. Кипарисы и оливковые деревья росли возле самой дороги, дикие цветы покрывали сплошным ковром каждый необработанный клочок земли. Через открытые люки в автобус проникали дивные ароматы цветущих растений. Правда, время от времени к ним примешивался, все перебивая, густой запах бензина и солярки. Побережье было густо населено. Мы проезжали мимо бесчисленных строений — частных домов и многоквартирных корпусов. Иные располагались высоко на склонах, другие — на самом берегу среди деревьев. Порою они изрядно портили пейзаж, но не больше, чем сама дорога.
Мы увидели дорожный знак и поняли, что до Сен-Рафаэля осталось четыре километра. Тогда мы прижались друг к другу, крепко обнялись и поцеловались. Мне хотелось продлить прощание и одновременно побыстрее с ним покончить. В любом случае все слова были сказаны.
Однако Сью все-таки нашла что сказать напоследок. Когда автобус остановился в центре Сен-Рафаэля, на небольшой площади с видом на крохотную гавань, она склонилась к моему уху и тихонько шепнула:
— Есть хорошая новость.
— Какая же?
— Нынче утром у меня начались месячные.
Она сжала мне руку и, поцеловав в щеку, двинулась по центральному проходу вместе с другими пассажирами. На маленькой площади толпилось множество отдыхающих. Я смотрел на них, сидя у окна, и думал, нет ли среди них Найалла. Сью подошла к моему окну и смотрела на меня снизу вверх, улыбаясь. Мне захотелось, чтобы автобус поскорее тронулся. Наконец мы поехали.
7
Оставшись один, я начал постепенно приходить в себя. Добравшись до Сен-Тропеза, я сразу нашел, жилье и отправился осматривать город. Местечко мне понравилось. Необъяснимым образом здесь меня радовало и привлекало именно то, что недавно так раздражало в Ницце. Такие же люди наводняли город, то же бьющее в глаза благополучие, тот же дух роскоши и гедонизма во всем. Здесь явственно ощущался запах денег. Однако в отличие от Ниццы местечко было небольшим, с домами в традиционном местном стиле. Приезжая публика тоже отличалась несколько большим разнообразием и демократичностью. Целыми днями по улицам сновали толпы молодежи, обосновавшейся, судя по всему, в палаточных лагерях за чертой города, нередко попадались люди с рюкзаками, многие, видимо, спали прямо на пляжах. В общем, вполне можно было поверить, что с окончанием сезона этот городок снова обретает собственные неповторимые черты, возвращается к покою и безвестности, которыми наслаждался, пока его в пятидесятых годах не облюбовали кинозвезды и прожигатели жизни.
Теперь, когда со мной не было Сью, задача, перед которой она меня поставила, уже не требовала скорейшего решения, столь непрерывных раздумий. Хотя я по-прежнему испытывал любовь и нежность к этой женщине, сейчас, оставшись один, я довольно быстро восстановил былую уверенность в себе. Я вспомнил, что до встречи с ней намеревался провести свой отпуск в одиночестве. Я мечтал порвать на время со всем, что меня окружало в Лондоне: ни работы, ни подружек, ни телефонных звонков.
Как бы ни была сильна моя ревность к Найаллу, она тоже угасла значительно быстрее, чем казалось еще накануне. Я постарался по возможности выбросить из головы все, что было связано со Сью, с моим любовным приключением, и стал строить планы приятного времяпрепровождения на ближайшие Дни для себя одного.
Первое, что я сделал по приезде в Сен-Тропез, это позвонил в местный офис прокатного агентства «Герц». Я хотел взять машину для продолжения путешествия. Хотя я собирался ехать не раньше чем через три дня, оказалось, что побеспокоиться об аренде заранее было правильно, потому что у них оставался всего один свободный автомобиль. Я подписал необходимые бумаги и внес залог. Служащая агентства — Даниель, судя по значку на блузке, — несмотря на ощутимый французский акцент, свободно говорила на американском английском. Она сообщила, что два года проработала в новоорлеанском отделении «Герца».
Со Сью мы договорились, что каждый день в шесть вечера я буду ждать ее в «Сенекье» — большом открытом кафе с видом на внутреннюю гавань. В первый вечер я просто прошел мимо в назначенное время. Ее не было, но я и не ожидал, что она появится так скоро.
Большую часть следующего дня я был на пляже: читал, дремал, время от времени шел в море поплавать. Я почти не думал о Сью, но вечером снова отправился в «Сенекье». Она не появилась.
Третий день я снова провел на пляже, но на сей раз, наученный собственной беззаботностью, подготовился лучше, чем накануне. Обильно намазанный солнцезащитным кремом, я сидел под взятым напрокат зонтом и, стараясь не делать резких движений головой, ногами и руками, почти весь день просто наблюдал за отдыхающими.
Сью возбудила во мне плотское желание, но сейчас ее не было рядом, и некому было это желание утолить. И вот я сидел в окружении обнаженной женской плоти: всюду, куда ни глянь, лежали почти голые красотки, подставляя солнцу ничем не прикрытые груди и ягодицы. Днем раньше я едва обратил на них внимание, но теперь я снова тосковал о Сью, воображая себе ее с Найаллом. Что греха таить, меня привлекали блестящие загорелые тела всех этих сексапильных француженок, немок, англичанок, швейцарок — и каждое прикрыто лишь узенькой полоской бикини. Ни одна из них не могла заменить Сью, но каждая была живым напоминанием об утрате.
Этим вечером я снова ждал Сью в «Сенекье». Я жаждал ее появления, желал ее больше, чем когда-либо, но и на этот раз ушел ни с чем.