Гламур

Впереди были еще сутки в Сен-Тропезе, но я решил убить время другим способом — пляж слишком уж выбивал меня из колеи. Утро я провел в центре городка. Я медленно прохаживался по улицам, заглядывая в бутики и сувенирные лавки, магазины кожаных изделий и мастерские ремесленников. Я обошел всю гавань, с откровенной завистью разглядывая яхты, наблюдая за их шикарными владельцами и гостями, любуясь безукоризненной выправкой экипажей. После ленча я решил прогуляться по берегу моря. Покинув центр, я спустился по камням к самой воде и пошел вдоль бетонного волнолома.

Когда стенка кончилась, я спрыгнул на песок и побрел по пляжу. Солнце сюда почти не попадало. Из-за деревьев большая часть берега находилась в тени, поэтому, вероятно, и народу было меньше.

Я миновал вывеску с надписью: Plage Privee [7]. Картина сразу изменилась.

Этот пляж решительно отличался от всего, что я видел в Сен-Тропезе. Он был гораздо меньше других забит отдыхающими и оказался к тому же самым благопристойным. Публика наслаждалась солнцем, многие купались и загорали, но не было женщин с обнаженной грудью, не было мужчин в плавках на веревочках. В песке играли дети. На других пляжах играющих детей я почти не встречал, зато здесь я не увидел ресторанов и баров на открытом воздухе, торговцев журналами и фотографов. Не было также зонтиков от солнца и топчанов. Я медленно шагал вдоль берега, думая о том, как этим людям должны бросаться в глаза мои слишком короткие шорты из грубой ткани, моя тенниска с рекламой бурбона «Сазерн камфорт» и сандалии, но никто, похоже, не обращал на меня ни малейшего внимания. Мое же внимание привлекли группы пожилых людей, разбросанные по всему пляжу. Захватив с собой продукты для пикника, термосы, чайники, маленькие керосиновые примусы, они наслаждались морем и солнцем. Мужчины были в рубашках с закатанными рукавами и серых фланелевых брюках или мешковатых шортах цвета хаки. Они сидели в полосатых шезлонгах с трубками в зубах, некоторые читали английские газеты. Женщины были в легких летних платьях или в скромных закрытых купальниках. Некоторые, сидя, принимали солнечные ванны. Я спустился к самой кромке воды и остановился возле группы детей, которые плескались, резвились и гонялись друг за другом на мелководье. Чуть подальше подпрыгивали в волнах головы купальщиков в резиновых шапочках. Какой-то мужчина выплыл из глубины, поднялся на ноги и, неловко переступая по дну, направился к берегу. Он был одет в шорты и майку, глаза закрывала маска для подводного плавания. Проходя мимо меня, он снял маску и вытряхнул из нее воду. Брызги оставили следы на белом песке. Мужчина широко улыбнулся, пожелал мне доброго дня и двинулся дальше вверх по пляжу.

В двух-трех сотнях метров от берега стоял на якоре прогулочный лайнер.

Прямо у меня на глазах человек на водных лыжах вознесся над поверхностью моря и, держась за канат, заскользил по воде, следуя за буксировавшим его быстроходным катером. Я пошел дальше вдоль кромки берега, миновал границу частных владений и вышел к другому пляжу. Там из песка торчали длинные ряды навесов с соломенными крышами, повсюду — под тентами и прямо на солнцепеке — распростерлись почти голые тела любителей солнечных ванн. На этот раз я не стал задерживаться и сразу же направился вверх к ближайшему пляжному бару, где купил стакан непозволительно дорогого апельсинового сока со льдом. Утомленный долгой пешей прогулкой, я опустился прямо на песок, с наслаждением потягивая ледяной напиток.

Вскоре я заметил идущую по песку молодую женщину. В отличие от прочих женщин в моем поле зрения эта была одета, причем шикарно и со вкусом. На ней были дорогие облегающие джинсы, свободная белая блузка с длинными рукавами и широкополая шляпа от солнца. Когда она подошла ближе, я понял, что знаю ее: это была Даниель из «Герца». Она остановилась всего в нескольких метрах от меня. Я наблюдал за ней, пока она раздевалась. Она сняла джинсы и блузку и, оставшись в одних трусиках, спокойно пошла к морю. Выйдя из воды, она надела блузку на мокрое тело, но не стала сразу натягивать джинсы и опустилась на песок, чтобы обсохнуть.

Я подошел к ней поболтать, и вскоре мы договорились вечером встретиться и поужинать вместе.

Ровно в шесть я снова был в «Сенекье» в ожидании Сью. Если она появится, я тут же без малейших сожалений забуду о свидании с Даниель, размышлял я, но если ее не будет и теперь, уж этот-то вечер я не проведу в одиночестве. Никакой вины я не чувствовал, наоборот, мне хотелось бросить вызов. Мои чувства снова изменились: теперь, стоило мне подумать о Сью, мысль сразу же переключалась на Найалла, этого «что-то вроде писателя», умело державшего ее на крючке.

На обратном пути из кафе я зашел в бутик. Я уже заглядывал туда раньше и обратил внимание на большой выбор открыток с видами. Движимый мстительным чувством, я купил открытку — снимок довоенного Сен-Тропеза, сделанный задолго до того, как местечко превратилось в модный курорт: рыбаки чинят сети, растянутые на осыпающейся дамбе; в гавани только рыбацкие суденышки, требующие починки — одни больше, другие меньше; чуть дальше, на побережье, где сейчас бродят нескончаемые толпы туристов — как раз на месте модного кафе «Сенекье», — узкий двор и деревянный склад.

Едва переступив порог своей комнаты и даже не успев переодеться, я сел на кровать и написал на купленной открытке: «Жаль, что тебя здесь нет». И нарисовал вместо подписи печатную букву «X». Я поставил лондонский адрес Сью и несколькими минутами позже, отправляясь на свидание с Даниель, опустил открытку в почтовый ящик.

Даниель знала уютный ресторанчик под названием «Гротто Фреш» на тихой улочке, единственный, по ее словам, который работал круглый год и куда ходили местные. После ужина мы отправились к ней. Даниэль снимала квартиру вместе с тремя приятельницами. Ее спальня находилась рядом с общей гостиной, и, пока мы занимались любовью, я слышал за стеной хриплый вой какого-то телешоу.

Потом Даниель приготовила кофе с бренди, и мы сидели на ее кровати, прихлебывая теплое питье, но вскоре я попрощался и отправился в отель. Я не мог думать ни о ком, кроме Сью, и сожалел о случившемся.

Мы снова встретились с Даниель следующим утром, когда я забирал свой «рено». Она была в униформе компании «Герц», держалась официально, но дружелюбно и всем своим видом давала понять, что ни о чем не жалеет. Перед моим отъездом мы слегка коснулись щеками.

8

Из Сен-Тропеза я сразу направился в глубь страны, чтобы избежать плотного движения на прибрежных дорогах. Управление на первых порах давалось мне с трудом. Переключатель скоростей у «рено» оказался слишком тугим и к тому же находился с правой стороны, что было для меня совершенно непривычно. Езда по незнакомым дорогам с правосторонним движением требовала постоянного внимания, особенно в горах, где шоссе все время петляло. Миновав Ле-Люк, я выехал на главную магистраль — широкую скоростную дорогу с разделительной полосой — и продолжил путь на запад. Вести машину стало гораздо легче, и я позволил себе немного расслабиться.

После Экс-ан-Прованса я съехал с главной дороги и повернул на юг к Марселю. Еще до полудня я прибыл на место, снял номер в небольшом пансионе рядом с доками и всю вторую половину дня посвятил осмотру города. Задолго до шести вечера я отправился на рандеву со Сью, которое было назначено на вокзале Сен-Шарль. Я прождал ее, стоя на самом видном месте, до восьми часов, потом отправился поесть.

Я вынужден был убить в Марселе еще один день. Я побывал на Quai du Port [8], поглазел на трамваи и причалы, полюбовался напротив доков рядами трех— и четырехмачтовых судов, чуть не оглох от грохота паровых кранов. Ближе к вечеру я совершил водную экскурсию вдоль береговой линии. Кораблик прошел мимо мрачных строений форта Сен-Жан, потом мы направились в спокойный залив и обошли вокруг замка Иф. Когда я снова явился на вокзал, было еще слишком рано. Я бродил по вестибюлю, подходя к выходу на перрон всякий раз, когда прибывал очередной поезд с Ривьеры. Нескончаемые толпы пассажиров, толкаясь, проходили мимо меня. Я вглядывался в их лица, надеясь увидеть Сью. Время шло, но она не появлялась, и я начал беспокоиться. Может, я ее как-то пропустил? Хотя я был уверен, что просто не мог не узнать Сью — ее облик отпечатался в моей памяти, — сомнения все же не давали мне покоя. А вдруг она была в незнакомой одежде или изменила цвет волос и прическу?

Я подождал последнего поезда с Лазурного берега, потом вернулся в свой номер.

9

Я ехал дальше на запад, в Камарг, но по дороге сделал остановку в Мартиге. Этот городок был последним из тех, где мы договорились встречаться. Находится он всего в нескольких часах езды от Марселя. С первого взгляда стало ясно, что Мартиг — место не для одиноких: развлечений здесь не было никаких.

Мы условились увидеться на Кэ-Брескон — набережной когда-то судоходного канала, превратившегося теперь в тихую заводь. Дома стояли почти у самой воды. К узкому причалу было привязано множество небольших лодок и яликов. Редкие приезжие забредали сюда, на набережной не было ни ресторанов, ни магазинов, ни единого бара. По вечерам здесь собирались местные старики. Когда я прибыл, чтобы встать на часах, они уже высыпали из обветшалых домишек и расселись группами на старых ящиках и плетеных стульях. Все женщины были в черном, на мужчинах — видавшая виды одежда из нимской саржи. Они провожали меня удивленными взглядами, когда я медленно прогуливался по набережной. При моем приближении разговоры умолкали. Я дошел до устья канала. Передо мной расстилалась черная гладь пруда Берр, источавшего запах нечистот.

Был теплый вечер, темнело, окна крохотных домиков зажигались одно за другим. На городок опускалась ночь, а Сью так и не появилась. Я снова был один.

На следующий день я не знал, что делать дальше. Пока же я просто ехал в Камарг, стараясь ни о чем не думать. Уже в дороге у меня наконец созрел план. Я решил повернуть на север, добраться до Парижа, оставить там машину и первым же рейсом вернуться в Лондон. Я свернул на другую дорогу и вскоре оказался в небольшом городке под названием Эг-Морт.

Я обратил внимание на это странное название еще раньше, когда мы со Сью изучали карту побережья. Мы заглянули в путеводитель. Оказалось, что название происходит от искаженного латинского Aquae Mortuae — «мертвые воды». Городок представлял собой бывшую средневековую крепость с мощными укреплениями и остатками рвов, о которых напоминали мелководные лагуны, тянувшиеся в несколько рядов за пределами городских стен. Я оставил машину снаружи от крепостной стены и вышел прогуляться. Воздух был жарким и влажным. Следуя по дну высохшего рва, я обошел несколько валов и башен, но это занятие быстро мне наскучило. Я решил подняться на небольшой холм неподалеку и осмотреть окрестности. С высоты городок казался лишенным красок — монохромным, как старинная фотография, тонированная в сепии. Виной тому, вероятно, были вертикально падавшие лучи солнца, выбелившие все цвета. Я стоял и смотрел на крыши старых домов, на расположенные чуть поодаль, вне крепостной стены, фабричные корпуса с высокими трубами, из которых почему-то не шел дым. В лагунах отражалось небо.

Внезапно меня поразила одна мысль. Вдруг я понял, что теперь, когда рядом со мной нет Сью, все стало безжизненным и сама Франция представляется мне каким-то застывшим, безмолвным, почти нереальным местом. Она проплывает мимо меня почти незаметно, пока я двигаюсь, и застывает в странной неподвижности всякий раз, когда я останавливаюсь и пытаюсь оглядеться вокруг. Возвращаясь мысленно к последним нескольким дням, я обнаружил, что Сью затмила для меня все, что она перебила все остальные впечатления: я помню только ее — ее смех и голос, ее тело, ее манеру заниматься любовью, а Франция осталась лишь мимолетным видением, едва заметным фоном. Сью отвлекала меня сначала своим присутствием, потом отсутствием. Пустынные площади Нанси, старомодный ресторан в Дижоне, вид Гренобля с высоты, скромно одетые люди на пляже в Сен-Тропезе, доки Марселя — все это казалось мне теперь застывшим, как моментальные снимки, — ускользнувшие мгновения, которые я прожил, не замечая, пока мысли мои блуждали неизвестно где. Вот и теперь городок Эг-Морт, замерший внизу под лучами палящего солнца, показался мне неким случайно выхваченным из памяти мгновенным снимком. Он всплыл невесть откуда, его неподвижность как будто отражала какую-то давно забытую мысль или образ, причем не имевший к Сью ровно никакого отношения. Франция не давала мне покоя. Я не уделил ей должного внимания, и она ускользнула от меня, осталась в памяти набором разрозненных картинок. Сколько всего в этой стране я уже упустил, сколько еще ожидало меня впереди?

Пока я стоял на холме, налетела туча мошкары и теперь с отвратительным жужжанием вилась вокруг моего лица. Я поспешил спуститься вниз и двинулся обратно по улицам старого города, желая скорее добраться до машины. Я довольно быстро нашел свой «рено» и открыл дверцу, чтобы немного проветрить салон, прежде чем сесть за руль.

— Ричард! Ричард!

Она бежала ко мне, лавируя между машинами, волосы ее разлетались, падая на лицо. Я мгновенно почувствовал, как нереальность происходящего рассеивается, призрачный городок исчезает и я думаю лишь о ней — о том, как же она похожа на себя, ничуть не изменившись. Я сжимал ее в объятиях, осязал ее гибкое стройное тело, наслаждаясь ощущением ее близости и ликуя от сознания, что она снова со мной.

10

И снова мы ехали на юго-запад, открыв окна потоку горячего воздуха и грохоту проносящихся мимо автомобилей.

— Как ты нашла меня? — спросил я, стараясь перекричать шум.

— Просто повезло. Я уже почти отчаялась.

— Но почему именно здесь, в этом городишке?

— Мы говорили о нем в Ницце, помнишь? И я подумала, что ты можешь сюда завернуть. Я приехала в Эг-Морт нынче утром и с тех пор все слонялась и ждала, сама не знаю чего.

Мы искали, где остановиться, чтобы спокойно побыть вместе. Перед этим она три с половиной дня провела в автобусах, переезжала с места на место, сначала пытаясь вписаться в мой маршрут, а потом угадать, куда я могу поехать дальше.

Мы остановились в Нарбонне в первой попавшейся гостинице. Сью сразу же плюхнулась в ванну. Я вошел к ней и присел на край ванны. На ноге у нее я заметил синяк, которого прежде не было.

— Не надо так глазеть.

Она погрузилась поглубже в воду, скрыв от меня низ живота, но для этого ей пришлось поднять колено, и синяк оказался полностью на виду.

— Я думал, что тебе будет приятно, — сказал я, нежно касаясь ее колена. Она отодвинула ногу.

— Ты же прекрасно знаешь: я терпеть не могу, когда меня разглядывают.

Я вышел из ванной, сбросил одежду и лег на кровать. Я слышал, как Сью плескалась, потом спускала воду. Долго было тихо, потом она громко высморкалась в бумажный платок. Наконец она появилась в дверях, одетая в трусики и тенниску. Она едва взглянула в мою сторону и принялась бродить по комнате, зачем-то высунулась в окно и осмотрела двор, потом долго возилась со своей одеждой. В конце концов она все-таки подошла к кровати и села куда-то на дальний край, в самых ногах, так что я не мог дотянуться до нее, не приняв для этого сидячее положение.

— Откуда этот синяк? — спросил я. Она согнула ногу, чтобы посмотреть.

— Так, случайно. Обо что-то споткнулась и упала. Есть еще один.

Она повернулась ко мне боком и задрала тенниску, показав второй темный синяк почти под мышкой.

— Уже не болят, — сказала она.

— Работа Найалла, нет?

— Ничего подобного. Случайность. Найалл не имеет к синякам никакого отношения.

Мне так хотелось снова обнять ее, но между нами уже установилось отчуждение. Так скоро… Пробыв в номере полчаса, мы оделись и отправились в город поесть. Я едва замечал окружающее. Я чувствовал, что устал от путешествия, от мельтешения городов. Кроме того, Сью снова завладела моим вниманием. Ее присутствие занимало меня настолько, что я просто не видел ничего вокруг. Мы пообедали в открытом кафе на пыльной улице, и тут она наконец соизволила сообщить, что с нею произошло на самом деле.

Друзья Найалла остановились неподалеку от Сен-Рафаэля, в одном из тех сельских домиков, что летом обычно сдаются внаем. Когда она добралась до места, выяснилось, что Найалла нет дома, и ей пришлось ждать его до позднего вечера. Наконец он явился, но не один: с ним были еще четверо — мужчина и три девушки. Он не пожелал сообщить, где они были и чем занимались, и, судя по всему, не слишком обрадовался ее появлению. В доме теперь, включая Сью, оказалось девять человек. Лишних кроватей не было, поэтому она волей-неволей была вынуждена разделить с ним постель. Найалл весь вечер был не в духе, раздражался и вспыхивал по пустякам, а утром снова куда-то исчез, прихватив с собой Джой, одну из тех трех девиц. Сью решила тут же уехать и присоединиться ко мне. Она довольно далеко ушла от дома по направлению к Сен-Рафаэлю, когда появился Найалл с компанией. Произошло объяснение. Сью рассказала обо мне, и он набросился на нее с кулаками. Приятели оттащили его. Она снова собралась уходить, но тут настроение Найалла резко изменилось. Сначала он впал в меланхолию и всячески пытался ее удержать, но когда она решительно заявила, что на этот раз все кончено, он сразу же напустил на себя вид полного безразличия.

— Ну, и я, по обыкновению, приняла его слова за чистую монету, — сказала она. — Он твердил, будто все ему теперь без разницы, и я вдруг поняла, что не могу уйти от него просто так.

— Нет, у меня в голове не укладывается, — сказал я, чувствуя, что она снова морочит мне голову. — Почему ты сразу не…

— Хорошо, пусть не сразу. Я уехала всего через два дня.

— Ладно, теперь с этим покончено? — спросил я, остывая.

— Надеюсь. Но я не верю ему. Прежде он никогда так себя не вел.

— Ты хочешь сказать, что он мог поехать следом?

Она явно напряглась, стала суетливо вертеть в руках вилку и ложку.

— Я думаю, он спит сейчас с Джой, вот и не сумел решить сразу, кого предпочесть — ее или меня.

— Может, просто забудем о нем?

— Что ж, забудем.

После еды мы отправились на прогулку по городу, но на самом деле занимали нас вовсе не достопримечательности, и вскоре мы вернулись в отель. Оказавшись в номере, мы широко открыли окна, впустив в комнату вечернее тепло, и задернули занавески. Я забрался в ванну и просто лежал в воде, тупо уставившись в потолок и теряясь в догадках, что предпринять. Все шло не так. Я не был даже уверен, следует ли ложиться с ней в постель. Дверь ванной была открыта. Лежа в ванне, я не мог видеть Сью, но прекрасно слышал, как она ходит по комнате. Мне показалось, что я слышу какие-то слова. Я спросил, что ей нужно, но она не ответила. Потом я услышал, как она заперла на задвижку входную дверь. Она даже не зашла взглянуть на меня. Мы с ней вели себя как двое очень близких людей, начисто лишенных сексуального влечения: мы могли снимать один номер на двоих, раздеваться на глазах друг у друга, даже спать в одной постели, однако незримое присутствие Найалла держало нас на расстоянии.

Я досуха вытерся и вошел в спальню. Сью сидела в постели и листала номер «Пари-Матч», никакой одежды на ней не было. Когда я забрался под простыню рядом с ней, она отложила журнал в сторону.

— Я выключу свет? — спросил я.

— Ты кое-что сказал мне в Ницце. Это было всерьез?

— Смотря что ты имеешь в виду.

— Ты сказал, что любишь меня. Это правда?

— Тогда я любил тебя так, как никого прежде.

— А как теперь?

— Сейчас не лучшее время для вопросов.

— Зато самое лучшее для ответов. Ты любишь меня?

— Конечно люблю. Потому все это для меня так и важно!

Она вытянулась на постели, ногой отбросила простыню и прижалась ко мне.

— Не выключай свет, — сказала она. — Терпеть не могу заниматься любовью в темноте.

11

Кольюр был крошечным рыбацким селением. Деревушка прижалась к небольшому заливу на самом юге западного побережья Франции — старинный форт и собранные в кучу каменные домишки, окруженные скалистыми холмами, которые в ярком солнечном свете казались зеленовато-коричневыми. Не успели мы приехать, как меня снова охватило все то же необъяснимое ощущение застывшего времени. Казалось, будто жизнь вокруг нас замерла в странной неподвижности: мы можем наблюдать деревушку извне, проходить сквозь нее, но узнать ее по-настоящему нам не дано. Нечто подобное я уже испытал однажды. Я вспомнил городок Эг-Морт, тоже показавшийся каким-то нереальным, будто мертвым, и внезапную мысль о том, что в присутствии Сью я а отвлекаюсь от всего, теряю способность правильно видеть.

Но теперь, когда Сью находилась рядом и когда я наконец по-настоящему был с ней, я чувствовал, что способен совладать со своей рассеянностью и убедить самого себя, что и эта женщина, и это местечко — просто разные стороны моего восприятия действительности. Они даже могли сходиться вместе, если я позволял. Во всяком случае, у меня впервые появилось чувство раскрепощения и счастливого удовлетворения. Мы больше не спорили и не выясняли отношения.

Большую часть дня Кольюр выглядел пустынным, жалюзи на окнах были закрыты от жары. В одиночестве мы бродили по узким булыжным мостовым, взбирались на вершины холмов и наблюдали за лодками. По вечерам местные жители выносили на улицу стулья и усаживались в тени за стаканчиком вина, наблюдая, как рыбаки загружают в грузовики дневной улов, присыпая его колотым льдом. В Кольюре не оказалось ни гостиницы, ни другого наемного жилья, хотя путеводитель утверждал обратное. Нам удалось снять маленькую комнатушку над баром. Для жителей деревушки мы были les anglais [9]. Других приезжих, судя по всему, в поселке не было.

Кроме одного. Мы заметили его на второй день, когда поднялись на холм у восточной окраины деревушки. Узкая тропинка вилась по спирали, и когда мы вновь оказались на западном склоне, откуда начали подъем, нашему взору предстали как на ладони и гавань, и весь поселок. Отсюда, с высоты холма, стены домов и скаты крыш, освещенные утренним солнцем, казались в перспективе несколько укороченными и смещенными в вертикальной плоскости, при этом возникало странное впечатление, будто домишки громоздятся один на другой, образуя несимметричный геометрический узор.

Неподалеку от тропинки сидел художник. Это был маленький человек с круглой головой и сутулой фигурой, неопределенного возраста, но, видимо, еще не старый. На вид ему было лет сорок — пятьдесят. Перед ним стоял мольберт с натянутым на него небольшим холстом. Проходя мимо, мы кивнули ему, но он сделал вид, что не заметил. Я почувствовал, как рука Сью внезапно выскользнула из моей. Она остановилась, пристально посмотрела на художника, потом на меня, затем снова на него. Мы двинулись дальше, но она еще несколько раз оглядывалась, словно пыталась разглядеть рисунок на холсте. Когда мы удалились за пределы слышимости, она заговорила:

— Этот человек очень похож на Пикассо!

— Мне тоже так показалось. Но Пикассо вроде нет в живых.

— Разумеется, это не Пикассо. Но все равно, ощущение жутковатое. Он выглядит точь-в-точь как Пикассо.

— Ты видела, что он рисует?

— Нет, не смогла разглядеть. Но это немыслимо!

Она была ошеломлена встречей.

— Возможно, родственник. Или просто очень похож.

— Ну да.

Мы продолжали прогулку, и я завел разговор о том, как некоторые люди подделывают свою внешность под знаменитостей, которыми восхищаются, но Сью это все равно ни в чем не убедило. Наконец я сказал:

— Давай вернемся той же дорогой и взглянем на него еще раз.

— Хорошо. Я был почти уверен, что к этому времени художник успеет исчезнуть, но он по-прежнему сидел на том же месте, у поворота дороги, ссутулившись на своем раскладном табурете, и рисовал уверенными стремительными мазками.

— Невероятно, — прошептала Сью. — Это может быть только его родственник! Были у Пикассо сыновья?

— Не имею представления.

Теперь мы шли по той стороне дороги, где сидел художник, и могли рассмотреть холст. Когда мы приблизились, Сью крикнула:

— Hold, senorl [10]

Не оборачиваясь, он поднял вверх свободную руку и крикнул в ответ:

— Hold!

Мы прошли за его спиной. Хотя картина не была закончена, но углы крыш уже были ясно обозначены и общая композиция сформирована. Пока мы спускались с холма к деревушке, Сью приплясывала на ходу, не в силах сдержать восторга.

— В одной из моих книг есть этот эскиз! — сказала она. — Оригинал, если не ошибаюсь, хранится в галерее Тейт!

Мы пробыли в Кольюре еще четыре дня и ежедневно где-нибудь видели этого художника, кладущего все те же уверенные мазки.

Перед отъездом мы спросили хозяйку бара, над которым жили, известно ли ей, кто он такой.

— Non, — сказала она с мрачным презрением. — Ilest espagnol [11].

—  Мы думали, он — знаменитость.

— Pah! II est tres pauvre. Un espagnol celebre! [12]

Собственная шутка так ей понравилась, что она залилась безудержным смехом.

12

Сначала мы планировали закончить наш отпуск в Кольюре, но потом решили заодно посмотреть и Пиренеи, а в Англию вернуться самолетом. Итак, мы направились в Биарриц. Путешествие на машине по горам заняло два дня. Поездка прошла без происшествий и оставила самое приятное впечатление. В Биаррице администратор отеля заказал нам билеты на самолет до Лондона, но подходящий рейс был только через сутки. В автомобиле мы больше не нуждались, и на следующее утро я вернул его в местное отделение «Герца».

Сью ждала меня в отеле. Едва увидев ее, я понял, что с ней что-то неладно. Она снова отводила глаза, как в худшие наши минуты, и меня внезапно охватил знакомый страх. Я сразу догадался, что перемена как-то связана с Найаллом.

Но как же это могло случиться? Найалл за сотни километров от нас, он и знать не знает, где мы находимся.

Я предложил ей прогуляться на пляж, и она согласилась, но шли мы порознь, не держась за руки, как обычно. Мы вышли на дорожку, зигзагами спускавшуюся вниз, к Grande Plage [13]. Тут Сью остановилась.

— Чувствую, что сегодня пляж мне будет не в радость, — сказала она. — Но ты иди, если хочешь.

— Без тебя? Нет, не хочу. Мы можем провести время как-нибудь иначе.

— Лучше я похожу по магазинам одна.

— В чем дело, Сью? Что-то случилось?

Она отрицательно покачала головой.

— Просто хочется немного побыть одной. Час или два. Я не могу тебе объяснить.

— Можешь, конечно. Просто не хочешь.

— Бога ради, только без этих обвинений. Пожалуйста, Ричард.

— Ладно, делай, как знаешь. — Я раздраженно махнул рукой в сторону пляжа. — Пойду, лягу на песок и буду ждать, пока тебе снова захочется меня видеть.

Она уже уходила, но, услышав мои слова, остановилась.

— Мне нужно немного подумать, вот и все. — Она вернулась и чмокнула меня в щеку. — Ты тут ни при чем, честное слово.

— Какое облегчение!

Но она уже шла прочь и никак не отреагировала. Это разозлило меня еще больше, и я начал стремительно спускаться вниз по каменистой тропе.

Пляж был полупустым. Я выбрал место, расстелил полотенце, снял джинсы и рубашку, опустился на свою подстилку и предался раздумьям. Сью по-прежнему занимала мои мысли, но сейчас, оставшись один, я мог наконец внимательно присмотреться ко всему окружающему. Пляж выглядел… застывшим.

Я сел прямо и огляделся, четко сознавая, что время вокруг меня опять будто остановилось. Этот пляж отличался от всех, что я видел на Средиземноморском побережье: не было полуголых купальщиц, солнечное тепло приятно умерялось бризом. Море казалось мускулистым: длинные пенистые буруны мерно накатывали на берег, создавая ровный умиротворяющий рокот, хорошо знакомый мне по британским пляжам. Меня окружал подвижный и звучный мир, расходившийся с моими ощущениями: я снова чувствовал себя в замкнутом пространстве, где все остановилось и застыло.

Разглядывая людей на пляже, я заметил, что многие пользуются кабинками для переодевания — маленькими будками, похожими на крохотные арабские юрты, которые стояли тремя параллельными рядами, один позади другого. Движения купальщиков, выходящих из кабинок, были почти робкими: они торопливо преодолевали полосу песка и заходили в воду, навстречу прибою, сутулясь и выставляя вперед руки. Когда к ним подкатывал первый вал, они подпрыгивали, поворачиваясь к нему спиной, и с пронзительным криком бросались в холодную воду Атлантики. Большинство пловцов были мужчинами, некоторые женщины тоже купались, но все — в бесформенных закрытых купальниках и резиновых шапочках.

Я лег на спину, подставив тело солнцу. На душе по-прежнему было тревожно. Со стороны моря доносились громкие крики резвящихся отпускников. Я начал думать о поведении Сью. Каким образом Найалл ухитряется вступать с ней в контакт? Откуда, черт бы его побрал, он знает, где ее искать? Может быть, она сама связывается с ним? Я ощущал себя раздраженным и уязвленным. Мне хотелось, чтобы Сью поведала мне больше о Найалле, чтобы у нас появился хоть какой-то шанс разрешить эту явно неразрешимую проблему.

Я разволновался и снова сел. Небо над головой было глубоким и безупречно синим, солнце стояло прямо над крышей казино и нещадно палило. Я сощурился и посмотрел прямо на раскаленный диск. Рядом с ним плыло облако, одно-единственное на всем небосклоне. Такие облака можно видеть в Англии летом после полудня, когда испарения поднимаются вверх от разогретых полей и лесов. Неподвластное океанскому бризу, оно неподвижно застыло совсем рядом с солнцем. Это облако снова заставило меня думать о Найалле. Такое уже случилось со мною однажды, когда я смотрел на другое облако, сидя на берегу реки в Дижоне. И сейчас, в точности как тогда, я был поглощен мыслями о Найалле.