— Очень хорошо. Давайте его сюда.

МакФарлэйн подавил вздох. «Одного раза в день уже не хватает?» — подумал он. Полуденные ежедневные сеансы видеоконференции с Музеем Ллойда уже сделались для него сущим кошмаром. Ллойд всегда разговаривал с дикой скоростью, страстно желая знать положение судна с точностью до морской мили, допрашивая всех и каждого в пределах досягаемости, вырабатывая схемы и ставя под сомнения каждый план. МакФарлэйн дивился терпению Глинна.

В громкоговорителе, прикреплённом к переборке, послышался треск, и затем МакФарлэйн услышал голос Ллойда, оглушительный даже в огромном пространстве мостика.

— Сэм? Сэм, ты где?

— Это капитан Бриттон, господин Ллойд, — сказала Бриттон, жестом указывая остальным на микрофон. — В пределах видимости побережье Чили. До Пуэрто-Вильямса день пути.

— Потрясающе! — Пророкотал Ллойд.

К микрофону приблизился Глинн.

— Господин Ллойд, это Эли Глинн. Завтра мы проходим чилийскую таможню. Доктор МакФарлэйн, я и капитан отправимся в Пуэрто Вильямс, чтобы представить судовые бумаги.

— Это необходимо? — Спросил Ллойд. — Почему вы все должны там быть?

— Позвольте мне объяснить. Первая проблема состоит в том, что таможенники, вероятно, пожелают подняться на борт судна.

— Боже, — донёсся ответ Ллойда. — Это может раскрыть все наши карты.

— Потенциально. Именно поэтому наше первое усилие должно быть направлено на то, чтобы предотвратить визит. Чилийцы захотят встретить главных действующих лиц — капитана, главного горного инженера. Если мы направим туда младших по рангу, они почти наверняка будут настаивать на том, чтобы подняться на борт.

— А я-то на что? — Спросил МакФарлэйн. — В Чили я — персона нон-грата, вы помните? Я просто предпочёл бы не высовываться.

— Простите, но вы наш туз в рукаве, — ответил Глинн.

— Это ещё почему?

— Вы — единственный из нас, кто по-настоящему бывал в Чили. У вас больший опыт в ситуациях вроде этой. В том маловероятном случае, если всё обернётся неожиданным образом, нам понадобятся ваши инстинкты.

— Потрясающе. Не думаю, что мне платят достаточно для того, чтобы идти на такой риск.

— О, нет, вполне достаточно, — раздражительно произнёс бесплотный голос Ллойда. — Послушай, Эли, а что, если они всё равно захотят подняться на борт?

— На этот случай у нас готова приёмная.

— Приёмная? Последнее, что нам нужно — чтобы они задержались.

— Это помещение не слишком потворствует задержке. Если они в самом деле поднимутся на борт, их проведут к передней контрольной комнате промыва танкеров. Местечко не слишком комфортабельное. Мы поставили там несколько металлических стульев — в недостаточном количестве — и пластиковый стол. Обогрев выключен. Часть пола промыта химикатами, которые еле заметно пахнут фекалиями и рвотой.

Смех Ллойда, усиленный и металлический, прозвенел по всему мостику.

— Эли, Бог запрещает тебе когда-либо вести войну. А что, если они решат пройти на капитанский мостик?

— На этот случай у нас тоже имеется план. Поверьте, Палмер, когда мы поговорим с таможенниками в Пуэрто-Вильямсе, они едва ли захотят подняться на борт, и тем более пройти на мостик. — Он повернулся. — Доктор МакФарлэйн, с этого момента вы не говорите по-испански. Просто следуйте за мной, и всё. Позвольте мне и капитану Бриттон вести все переговоры.

Наступила минутная тишина.

— Ты сказал, что это ваша первая проблема, — наконец, заговорил Ллойд. — Есть и другие?

— Пока мы будем находиться в Пуэрто-Вильямсе, нам надо будет провернуть одно дело.

— Смею я поинтересоваться, какое именно?

— Я планирую воспользоваться услугами мужчины по имени Джон Паппап. Нам надо будет его отыскать и поднять на борт.

Ллойд простонал.

— Эли, я начинаю думать, что ты наслаждаешься, сбрасывая мне на голову сюрприз за сюрпризом. Кто такой этот Джон Паппап, и зачем он нам нужен?

— Он наполовину яган, наполовину англичанин.

— А кто такие «яган», чёрт побери?

— Индейцы яган изначально населяли острова мыса Горн. Их больше не осталось, есть лишь несколько метисов. Паппап стар, вероятно, ему под семьдесят. По существу, его люди вымерли у него на глазах. Он последний из тех, кто может хранить кое-какие индейские знания.

Громкоговоритель умолк на несколько секунд. Затем с треском вернулся к жизни.

— Эли, эта схема кажется мне недоработанной. Ты сказал, что планировал воспользоваться его услугами? А сам он об этом знает?

— Ещё нет.

— А что, если он скажет нет?

— Когда мы до него доберёмся, он будет не в состоянии сказать нет. Кроме того, вы не слышали о проверенной временем морской традиции «вербовки»?

Ллойд простонал.

— Значит, к нашему списку преступлений добавится ещё и похищение человека?

— Ставки высоки, — сказал Глинн. — Вы это знали, когда мы приступили к работе. Паппап вернётся домой богачом. С этой стороны не будет никаких проблем. Единственная сложность в том, чтобы его найти и доставить на борт.

— Ещё какие-нибудь сюрпризы?

— В таможне доктор МакФарлэйн и я покажем фальшивые паспорта. Это путь к наивысшей уверенности в успехе, хотя и связан с небольшим нарушением чилийских законов.

— Постойте, постойте, — сказал МакФарлэйн. — Поездка с фальшивым паспортом — нарушение и американского закона.

— Об этом никто не узнает. Я уладил, что записи о паспортах потеряются между Пуэрто-Вильямсом и Пунта-Аренасом. Конечно, у нас останутся наши настоящие паспорта, с настоящими визами, штампами прибытия и отправки. Или, по крайней мере, так будет казаться.

Он осмотрелся, как будто ожидая возражений. Их не последовало. Старший офицер стоял у руля, безучастно управляя судном. Капитан Бриттон смотрела на Глинна. Её глаза были широко распахнуты, но она хранила молчание.

— Хорошо, — сказал Ллойд. — Но я должен сказать тебе, Эли, что эта ваша схема заставляет меня нервничать. Я жду немедленного доклада, как только вы вернётесь из таможни.

Динамик внезапно умолк. Бриттон кивнула Виктору Ховеллу, который растворился в радиокомнате.

— Все, кто отправится в порт, должны себя осмотреть, — сказал Глинн. — Доктор МакФарлэйн может идти как есть, — Глинн одарил его освобождающим беглым осмотром. — Но капитану Бриттон следует держаться несколько менее официально.

— Вы сказали, у нас будут фальшивые паспорта, — сказал МакФарлэйн. — Полагаю, на них будут вымышленные имена?

— Правильно. Ваше имя будет доктор Сэм Видманштэттен.

— Остроумно.

После короткого молчания Бриттон спросила:

— А вы сами?

В первый раз, что МакФарлэйн мог упомнить, Глинн рассмеялся — низкий, тихий звук, который больше походил на дыхание.

— Зовите меня Ишмаэль, — сказал он.

На следующий день большой корабль «Рольвааг» остановился в Горее Роадс, широком проливе меж трёх островов, которые поднимаются из пучин Тихого океана. Негреющий солнечный свет окутывал сцену резким контрастом. МакФарлэйн стоял у поручня катера «Рольваага», небольшого дряхлого судёнышка, почти настолько же проржавевшего, как и его родитель, и пристально смотрел на танкер, по мере того, как расстояние до него медленно увеличивалось. С уровня моря корабль выглядел ещё внушительнее. Высоко над ним, в хвосте судна, он видел Рашель, завёрнутую в парку на три размера больше, чем нужно.

— Эй, босс! — Еле слышно крикнула она, махнув рукой. — Не возвращайся с триппером!

Лодка качнулась на резком повороте и направилась к пустынному ландшафту Isla Navarino. То была самая южная населённая земля на планете. В отличие от гористого побережья, мимо которого они проплыли днём раньше, восточные склоны Наварино были низкими и однообразными: замёрзшее, покрытое снегом болото, спускающееся к широким отлогим берегам, покрытым галькой, о которые разбивались волны Тихого океана. Нигде ни единого признака присутствия человека. Пуэрто-Вильямс лежал в двадцати милях дальше по проливу Бигль, в безопасных водах. МакФарлэйна охватила дрожь, и он плотнее завернулся в парку. Проводить время на Isla Desolacion — удалённом даже по стандартам этого богом забытого места — одно. Но ошиваться возле чилийского порта заставляло его нервничать. В тысяче миль к северу отсюда до сих пор жило достаточно людей, которые помнили его в лицо — и были бы счастливы познакомить его с дулом винтовки. Был шанс, пусть и небольшой, что один из них сейчас находится здесь.

В это время Глинн присоединился к нему и встал сбоку, у поручней. Он был одет в заляпанную стёганную куртку, в несколько слоёв грязных шерстяных рубашек, и в оранжевую кепку. Одной рукой он вцепился в потрёпанный портфель. Его лицу, в обычных обстоятельствах придирчиво чисто выбритому, было позволено обрасти щетиной. Изо рта свисала кривая сигарета, и МакФарлэйн видел, что тот и в самом деле её курил, вдыхая и выдыхая со всеми признаками удовольствия.

— Не верю своим глазам, — сказал МакФарлэйн.

— Я Эли Ишмаэль, главный горный инженер.

— Хорошо, господин Горный Инженер, если бы я не знал вас лучше, я бы сказал, что вам это и впрямь нравится.

Глинн вытащил сигарету изо рта, секунду осматривал её, а затем швырнул в холодное море.

— Удовольствие и успех не исключают друг друга.

МакФарлэйн жестом указал на потрёпанную одежду.

— Откуда вы всё это взяли, а? Выглядите так, будто работали кочегаром.

— Пока мы готовили судно, к нам прилетела парочка костюмеров из Голливуда, — ответил Глинн. — Этими обносками заполнено несколько рундуков, достаточно для любой непредвиденной ситуации.

— Остаётся надеяться, что к ним не придётся прибегать. Так что же нам предстоит сегодня?

— Всё очень просто. Наша задача — появиться в таможенном офисе, ответить на все вопросы касательно разрешения на работы, предъявить таможенную закладную и найти Джона Паппапа. Наше оборудование — на грани фантастики, и мы приехали сюда добывать железную руду. Компания балансирует на грани банкротства, это наш последний шанс. Если кто-нибудь знает английский и примется вас допрашивать, агрессивно настаивайте на том, что мы оборудованы по первому классу. Но, вообще, говорите как можно меньше. И если что-нибудь в таможне обернётся неудачно, реагируйте самым естественным образом.

— Естественным? — МакФарлэйн покачал головой. — Мой естественный порыв — бежать отсюда ко всем чертям. — Он сделал паузу. — А что по поводу капитана? Вы думаете, она пойдёт на эту авантюру?

— Как вы могли отметить, она не совсем обычный капитан.

Катер сменил курс, и тщательно расстроенные дизельные двигатели бешено работали внизу. С тяжёлым стуком отворилась дверь в кабину, и к ним приблизилась Бриттон, одетая в старые джинсы, морской бушлат и потрёпанную кепку с золотыми капитанскими полосками. На шее качался бинокль. Впервые МакФарлэйн увидел её не в строгой морской форме, и перемена была одновременно и освежающей, и притягательной.

— Можно сделать вам комплимент по поводу внешнего вида? — Спросил Глинн.

МакФарлэйн удивлённо глянул на него; ещё ни разу он не слышал, чтобы Глинн раньше кого-нибудь хвалил. Капитан в ответ улыбнулась Глинну.

— Нет, нельзя. У меня к нему отвращение.

Когда лодка обогнула северную оконечность острова Наварино, на расстоянии показался тёмный силуэт. МакФарлэйн сумел рассмотреть, что это громадный железный корабль.

— Боже, — сказал он. — Вы только посмотрите на его размеры. Мы должны обойти его стороной, иначе волна нас потопит.

Бриттон подняла свой бинокль. После долгого молчания она снова его опустила, на этот раз медленнее.

— Не думаю, — ответила она. — Корабль никуда не торопится.

Несмотря на то, что нос судна был направлен прямо на них, приближение к нему заняло целую вечность. Двойные мачты, костлявые и похожие на пауков, слегка склонились в сторону. Затем МакФарлэйн догадался, что судно потерпело крушение и сидело на рифе прямо в сердце пролива.

Глинн взял бинокль, предложенный Бриттон.

— Это Capitan Praxos, — сказал он. — Сухогруз, судя по внешнему виду. Должно быть, его вынесло на мель.

— Трудно поверить, что судно таких размеров могло потерпеть крушение в этих безопасных водах, — сказал МакФарлэйн.

— Воды безопасны во время северо-восточных ветров, вроде того, что дует сегодня, — ответила Бриттон холодным голосом. — Когда ветры сменяются западными, пролив превращается в аэродинамическую трубу. Возможно, у корабля в тот момент были неприятности с двигателями.

Приближаясь к корпусу судна, они хранили молчание. Несмотря на яркий чистый свет утреннего солнца, корабль непонятным образом оставался вне фокуса, как будто был окружён собственной мантией тумана. Всё судно, от киля до клотика, покрывал налёт ржавчины и разрушения. Его железные вышки были сломаны, одна свисала с борта и застряла среди тяжёлых цепей, остальные беспорядочно лежали на палубе. Ни одна птица не осмелилась устроить гнездо на его ржавой надстройке. Даже волны, казалось, избегали скабрезных бортов. Корабль был призрачным, сюрреалистичным: усопший часовой, посылающий молчаливое предостережение всем, кто проплывает мимо.

— Кто-то должен рассказать об этом в Торговой палате Пуэрто-Вильямса, — сказал МакФарлэйн.

Шутка была встречена без малейшей улыбки. Казалось, на людей повеяло холодом.

Лоцман прибавил ходу, как будто желая поскорее оставить обломки кораблекрушения позади, и катер свернул в пролив Бигль. Здесь острые, как нож, кромки гор поднимались из-под воды, тёмные и непривлекательные, в их складках поблёскивали снежные поля и ледники. По лодке ударил порыв ветра, и МакФарлэйн закутался в парку ещё плотнее.

— Справа Аргентина, — сказал Глинн. — Слева — Чили.

— А я иду внутрь, — сказала Бриттон, направляясь к рулевой рубке.

Час спустя перед носом лодки, с левой стороны, в сером свете предстал Пуэрто-Вильямс: группа ветхих деревянных лачуг, с жёлтыми и красными крышами, гнездилась во впадине меж холмов. За ним вздымался ряд гиперборейских гор, белых и резких, словно зубы. У подножия городка стоял ряд полуразрушенных пирсов. Деревянные буксиры и одномачтовые гафовые шлюпки с просмолёнными корпусами были пришвартованы в гавани. Неподалёку МакФарлэйн углядел «Barrio de los Indios»: кривой ряд обшитых досками домов и сырых хижин, из самодельных труб поднимаются струйки дыма. За ними находилась и сама военно-морская база, заброшенный ряд зданий из помятого металла. Рядом были пришвартованы нечто вроде двух вспомогательных судов и одного старого эсминца.

Казалось, в несколько минут яркое утреннее небо потемнело. Когда катер остановился у одного из деревянных пирсов, их окутал запах гниющий рыбы, ясно различимый сквозь вонь от сточных вод и водорослей. Из ближайших лачуг появились несколько человек и неуклюжей походкой подошли по сходням ближе. Крича и жестикулируя, они пытались заманить катер пришвартоваться в любом из полудюжины мест, и каждый держал в руках канат или указывал на крюйсы. Лодка проскользнула в док и громкий спор возник между двумя ближайшими мужчинами, который затих лишь когда Глинн раздал сигареты.

Троица выбралась на скользкий док и глянула на мрачный посёлок. Отдельные хлопья снега запорошили плечи парки МакФарлэйна.

— Где таможенный офис? — По-испански спросил Глинн одного из мужчин.

— Я вас отведу, — одновременно ответили трое.

Начали подходить и женщины, толпясь вокруг них с пластиковыми вёдрами, заполненными морскими ежами, моллюсками и congrio colorado, отталкивая друг друга и пихая вонючих ракообразных прямо им в лицо.

— Морской ёж, — на неправильном английском произнесла одна из женщин. У неё было лицо семидесятилетней старухи, а во рту сохранился один-единственный, необыкновенно белый зуб. — Очень хороший для мужчины. Делает твёрдым. Muy fuerte.

Твёрдой поднятой рукой она сделала живописный жест, показывая результаты, а мужчины громко расхохотались.

— No gracias senora, — ответил Глинн, продираясь скозь толпу следом за самоназначенными проводниками.

Мужчины поднялись по пирсу и направились вдоль берега в направлении военно-морской базы. Здесь, рядом с ещё одним пирсом, лишь чуточку менее ветхим, они остановились у низкого здания, обитого досками. Из единственного окна в темнеющем воздухе протянулся луч света, и ароматный дым горящих дров поднимался из оловянной трубы у дальней стены. Рядом с дверью висел выцветший чилийский флаг.

Глинн раздал проводникам чаевые и толкнул дверь. За ним проследовала Бриттон. МакФарлэйн шёл последним. Он глубоко вдохнул вонючий холодный воздух, повторяя себе, что едва ли его здесь кто-нибудь опознает по старым делам Атакамы.

Внутри всё было так, как он и ожидал: покрытый рубцами стол, пузатая печь, офицер с тёмными глазами. Необходимость по доброй воле зайти в чилийский правительственный офис — даже в такой удалённый и провинциальный, как этот — заставляла его нервничать. Он бросил непроизвольный взгляд на ветхие листы разыскиваемых преступников, свисающих со стены на ржавых металлических прищепках. «Остынь», — сказал он себе.

У таможенника были бережно прилизанные назад волосы и безупречная униформа. Он улыбнулся вошедшим, обнажая золотые зубы.

— Пожалуйста, — сказал он по-испански. — Садитесь.

У него был мягкий, женственный голос. Мужчина прямо-таки излучал ауру благосостояния, которая казалась вопиюще неуместной на этом заброшенном аванпосте.

Из задней комнаты таможенного офиса голоса, которые громко о чём-то спорили, внезапно стали тише. МакФарлэйн подождал, пока усядутся Глинн и Бриттон, затем последовал их примеру, осторожно опускаясь в обшарпанное деревянное кресло. Пузатая печка потрескивала, испуская восхитительный жар.

— Por favor, — произнёс таможенник, подталкивая к ним кедровую коробку, наполненную сигаретами без фильтра.

Все отказались, кроме Глинна, который взял две. Он запихнул одну из них себе в рот, а вторую опустил в карман.

— Mas tarde, — сказал он с ухмылкой.

Мужчина склонился над столом и золотой зажигалкой дал Глинну прикурить. Тот глубоко вдохнул дым, затем наклонился, чтобы сплюнуть с языка налипшую щепотку табака. МакФарлэйн перевёл взгляд с него на Бриттон.

— Добро пожаловать в Чили, — сказал таможенник по-английски, нежно поиграв зажигалкой, прежде чем опустить её в карман пиджака. Затем снова переключился на испанский. — Конечно, вы с американского грузового судна «Рольвааг»?

— Да, — ответила Бриттон, тоже по-испански. С кажущейся небрежностью она вытащила из потрёпанного кожаного портфеля несколько бумаг и кипу паспортов.

— Ищете железо? — С улыбкой спросил мужчина.

Глинн кивнул.

— И вы думаете, вы найдёте железо на Isla Desolacion?

МакФарлэйну показалось, что его улыбка несёт на себе оттенок цинизма. Или подозрения?

— Конечно, — быстро ответил Глинн, заглушив влажный кашель. — У нас самое современное горнорудное оборудование и прекрасный грузовой корабль. Это в высшей степени профессиональная операция.

Выражение лёгкого изумления на лице таможенника показало, что он уже получил информацию о большой ржавой посудине, вставшей на якорь за пределами пролива. Он пододвинул бумаги к себе и небрежно просмотрел их.

— Процедура их рассмотрения займёт некоторое время, — сказал он. — Вероятно, нам придётся навестить ваше судно. Где капитан?

— Я — капитан «Рольваага», — сказала Бриттон.

При этих словах брови таможенника приподнялись. С задней комнаты таможенного офиса послышалось шарканье ног, и в дверь вошли ещё два чиновника. Подойдя к печке, они уселись на скамью сбоку от неё.

— Вы — капитан, — сказал чиновник.

— Si.

Таможенник хрюкнул, глянул в бумаги, небрежно их пролистал и ещё раз глянул на неё.

— А вы, сеньор? — Спросил он, переведя взгляд на МакФарлэйна.

За него ответил Глинн.

— Это доктор Видманштэттен, наш главный учёный. Он не говорит по-испански. А я — главный инженер, Эли Ишмаэль.

МакФарлэйн почувствовал, как на нём удержался взгляд чиновника.

— Видманштэттен, — медленно повторил тот, как будто пробуя имя на вкус.

Остальные два офицера тоже повернулись, чтобы на него посмотреть.

У МакФарлэйна стало сухо во рту. Его лицо не появлялось в чилийских газетах в течение по меньшей мере пяти лет. И в то время он носил бороду. «Беспокоиться не о чем», — повторил он себе. На висках появился пот.

Чилийцы с любопытством смотрели на него, будто почувствовав его волнение своего рода профессиональным шестым чувством.

— Не говорите по-испански? — Спросил его таможенник.

Глаза чиновника сузились, продолжая осматривать МакФарлэйна.

Наступила тишина. Затем, непроизвольно, МакФарлэйн выдал первое, что пришло ему в голову:

— Quiero una puta.

Чилийские официальные лица дружно рассмеялись.

— Достаточно хорошо говорит, — сказал мужчина, сидящий за столом.

МакФарлэйн откинулся в кресле и облизал губы, стараясь дышать медленно.

Глинн закашлял снова, зашёлся в ужасающем, мучительном кашле.

— Прошу прощения, — сказал он, вытаскивая из кармана очень грязный платок, вытирая подбородок и с жестокой дрожью размазывая жёлтую мокроту. Проделав эти действия, Глинн запихнул платок обратно в карман.

Таможенник бросил взгляд на платок, затем потёр друг о дружку свои нежные руки.

— Надеюсь, вы ничего не подхватили в нашем сыром климате.

— Ничего страшного, — сказал Глинн. МакФарлэйн глядел на него с растущей тревогой. У того были влажные и красные глаза; он выглядел больным.

Бриттон деликатно кашлянула в ладонь.

— Простуда, — сказала она. — Подхватили на корабле.

— Обычная простуда? — Спросил таможенник, и его брови в тревоге выгнулись.

— Ну…, — сказала Бриттон и запнулась. — Наш судовой госпиталь переполнен…

— Ничего серьёзного, — перебил её Глинн, его голос был писклявый от слизи. — Может быть, лёгкий приступ гриппа. Знаете, как бывает на кораблях, когда все вместе сидят в тесных каютах…

Он испустил смешок, который перешёл в ещё один приступ кашля.

— Кстати говоря, мы были бы счастливы принять вас на борту нашего корабля сегодня или завтра, когда вам удобно.

— Может быть, в этом не будет необходимости, — сказал таможенник. — При условии, что эти бумаги в порядке.

Он пролистал бумаги.

— Где таможенная закладная?

Могучим усилием прочистив глотку, Глинн склонился над столом и вытащил из пиджака толстую, запечатанную стопку бумаг. Приняв их кончиками пальцев, таможенник просмотрел верхний лист, затем перелистнул его тыльной стороной ладони. Он опустил бумаги на потёртую крышку стола.

— Мне очень жаль, — произнёс он, печально покачав головой. — Но это неправильная форма.

МакФарлэйн увидел, как два других таможенника обменялись друг с другом понимающими взглядами.

— Неправильная? — Спросил Глинн.

В комнате внезапно произошла перемена; возникла атмосфера напряжённого ожидания.

— Вам надо будет привезти правильную форму из Пунта-Аренаса, — сказал таможенник. — После чего я заверю её печатью. До тех пор, паспорта останутся у меня — на хранении.

— Но это правильная форма, — сказала Бриттон, и её голос стал резким.

— Давайте об этом позабочусь я, — по-английски сказал ей Глинн. — Полагаю, они хотят немного денег.

Бриттон вспыхнула.

— Что? Они хотят получить взятку?

Глинн сделал успокаивающий жест рукой.

— Запросто.

МакФарлэйн посмотрел на этих двоих, раздумывая, наигранная ли эта сцена или реальная.

Глинн снова повернулся к таможеннику, на лице которого застыла фальшивая улыбка.

— Может быть, — по-испански сказал Глинн, — мы могли бы купить правильную закладную у вас?

— Это возможно, — сказал чиновник. — Но они дорогие.

Громко шмыгнув носом, Глинн поднял свой портфель и выложил его на стол. Несмотря на грязный, обшарпанный его вид, таможенники бросали на портфель взгляды еле сдерживаемого вожделения и предвкушения. Глинн отщёлкнул застёжки и поднял крышку, делая вид, что скрывает содержимое от чилийцев. Внутри лежали ещё бумаги и дюжина пачек американских двадцатидолларовых купюр, стянутых резинками. Глинн вытащил половину пачек и выложил их на стол.

— Этого достаточно? — Спросил он.

Таможенник улыбнулся и поудобнее устроился в кресле, сложив пальцы домиком.

— Боюсь, что нет, сеньор. Закладные на выработку недр дорогие.

Он старательно отводил глаза от открытого портфеля.

— Тогда сколько?

Таможенник сделал вид, что быстро подсчитывает в уме.

— Ещё столько же, и будет достаточно.

Наступила тишина. Затем, не говоря ни слова, Глинн засунул руки в портфель, вытащил оставшиеся пачки и положил их на стол.

МакФарлэйну показалось, что напряжённая атмосфера внезапно исчезла бесследно. Таможенник за столом собрал деньги. Бриттон выглядела обеспокоенной, но смирившейся. Оба таможенника, сидящие на скамейке рядом с печкой, широко улыбались. Единственным исключением был новоприбывший; привлекающая внимание фигура, проскользнувшая в комнату из задней комнаты в какой-то момент во время переговоров, и сейчас стоящая в дверях. То был высокий мужчина с коричневым лицом, настолько резким, как будто его вырезали ножом, с проницательными чёрными глазами, толстыми бровями и заострёнными ушами, что придавали ему сильную, почти мефистофелевскую, ауру. На нём сидела чистая, хотя и выцветшая униформа чилийских военно-морских сил с золотым шитьём на плечах. МакФарлэйн отметил, что, в то время как его левая рука свисала по шву с военной жёсткостью, правую он держал горизонтально поперёк живота. Атрофированная рука невольно сгибалась в коричневую запятую. Мужчина посмотрел на таможенников, на Глинна, на деньги, лежащие на столе, и его губы сложились в слабую презрительную улыбку.

Стопки денег теперь разделились на четыре части.

— А квитанция? — Спросила Бриттон.

— К сожалению, мы их не выписываем…, — ответил таможенник.

Он развёл руками и широко улыбнулся.

Быстро отодвинувшись назад, он опустил одну часть денег в ящик стола, затем отдал ещё две мужчинам на скамье. «На хранение», — пояснил он Глинну. Под конец, таможенник поднял оставшуюся пачку и предложил её мужчине в униформе. Тот, внимательно осматривая МакФарлэйна, положил здоровую руку поперёк больной, но не сделал ни малейшего движения к деньгам. Таможенник подержал их несколько секунд, а затем быстро заговорил с ним вполголоса.

— Nada, — громко ответил мужчина в форме.

Потом он шагнул вперёд и встал лицом к группе, и его глаза светились ненавистью.

— Вы, американцы, думаете, что можете купить всё, — сказал он на чистом, правильном английском. — Но это не так. Я не такой, как эти коррумпированные таможенники. Можете оставить свои деньги при себе.

Таможенник резко заговорил, помахивая перед ним банкнотами.

— Ты возьмёшь их, идиот.

Раздался щелчок, когда Глинн осторожно захлопнул портфель.

— Нет, — сказал мужчина в форме, перейдя на испанский. — Это фарс, и вы все об этом знаете. Нас попросту грабят.

Он плюнул на печь. В мёртвой тишине, что за этим последовала, МакФарлэйн отчётливо услышал хлопок и шипение, когда плевок ударил по горячему железу.

— Грабят? — Спросил таможенник. — И как же?

— Вы думаете, американцы приплыли бы сюда за железом? — Сказал тот. — Тогда вы — идиоты. Им нужно что-то другое.

— Скажите же, мудрый команданте, что им здесь нужно.

— На Isla Desolacion нет железной руды. Они могут приехать сюда лишь из-за одного. Из-за золота.

После секундного молчания таможенник рассмеялся — низким горловым, безрадостным смехом. Он повернулся к Глинну.

— Золото? — Сказал он, несколько более резко, чем раньше. — Вы приехали за этим? Чтобы выкрасть из Чили золото?

МакФарлэйн бросил взгляд на Глинна. К своему великому смятению, он увидел виноватый вид и неприкрытый страх, крупными буквами начертанные на лице Глинна; их было достаточно для того, чтобы вызвать подозрение даже в самом тупом чиновнике.

— Мы здесь для того, чтобы вести разработку железной руды, — сказал Глинн, слишком неубедительно.

— Должен вам сказать, что закладная на выработку золота намного дороже, — сказал таможенник.

— Но мы ищем железную руду.

— Ну, ну, — сказал таможенник. — Давайте будем друг с другом честными, чтобы не создавать ненужных осложнений. Эта ваша история с железом…

Он понимающе улыбнулся.

Наступило долгое, выжидающее молчание. Затем Глинн зашёлся в очередном кашле.

— В этих обстоятельствах, возможно, придётся отчислять проценты от добытого. И, конечно, при этом все бумаги будут обработаны очень быстро.

Таможенник ждал.

Снова Глинн распахнул портфель. Он вытащил бумаги и положил их в карман. Затем он принялся прощупывать руками дно уже пустого портфеля, будто в поисках чего-то. Раздался приглушённый щелчок, и фальшивое дно раскрылось. Возник жёлтый свет, отражающийся от удивлённого лица таможенника.

— Madre de dios, — прошептал тот.

— Это для вас — и ваших сотрудников — сейчас, — сказал Глинн. — После выгрузки, когда мы пройдём досмотр — если всё пройдёт как надо — вы получите в два раза больше. Конечно, если лживые слухи о золотых копях на Isla Desolacion дойдут до Пунта-Аренаса, или если у нас появятся нежданные гости, мы не сможем завершить разработку. И тогда вы ничего больше не получите.

Он неожиданно чихнул, забрызгав слюной крышку портфеля.

Таможенник торопливо его захлопнул.

— Да, да. Мы обо всём позаботимся.

Чилийский команданте яростно сказал:

— Вы только посмотрите на себя! Вы похожи на кобелей, сопящих вокруг суки в течке.

Два таможенника поднялись со скамейки и приблизились к нему, быстро бормоча и жестами указывая на портфель. Но команданте дал волю своему гневу:

— Мне стыдно находиться с вами в одной комнате. Вы продали бы родную мать.

Таможенник повернулся на своём сиденье и пристально посмотрел на него.

— Я думаю, вам лучше вернуться на корабль, команданте Валленар, — ледяным тоном проговорил он.

Мужчина в форме по очереди испепелил взором каждого, кто был в комнате. Затем, прямой и молчаливый, он обогнул стол и вышел за дверь, которая хлопнула на ветру.