Глава 10

Когда меня уже никто не мог видеть с территории фабрики, я бросился бежать, взяв курс вправо, и поднялся по пологому склону на гребень холма. Теперь меня от фабрики отделяли примерно ярдов триста, но ярдах в двухстах я увидел-таки тех двух типов, которые быстро двигались в моем направлении. Они не бежали — пока что не бежали, — но шли как люди, которые сильно спешат.

Я повернулся и еще поднажал. Добравшись до лачуги, я громко позвал Джима и влетел внутрь. Его там не было. Я снова крикнул и услышал его ответный крик:

— Я здесь, Шелл.

Его голос показался мне приглушенным, будто из подземелья. Я вышел на улицу, свернул за угол и увидел Джима. Он оттянул засыпанную землей доску в конце лачуги, а сам чуть ли не полз на четвереньках, проваливаясь в грязь. Его руки и брюки были испачканы нефтью и жиром.

Наконец он выполз и, торопясь, давясь словами, заговорил:

— После того как ты заикнулся об этом, Шелл, я заметил, что хижина действительно больше снаружи, нежели внутри. Что за дьявольщина? Оказалось, в том конце есть небольшая комната, изолированная, ни окон, ни дверей. Представляешь?

— К черту комнату...

— Такое впечатление, что они установили здесь огромных размеров бидон или перегонный аппарат. — Он осклабился. — А может, это спутник? Внизу под этой штуковиной тоже есть какие-то трубы, но они еще ни к чему не подсоединены...

— Джим, если ты не заткнешься, то следующим звуком могут оказаться выстрелы.

— Выстрелы? Черт, о чем ты говоришь? Теперь я мог видеть этих типов. Мне пришлось рвануть в полную силу, чтобы побыстрее добежать сюда, но они находились от нас всего в двух или трех сотнях ярдов. И бежали с приличной скоростью.

— Я только что выслушал кучу всякой ерунды о садоводстве и экологически чистом детском питании, — попытался объяснить я. — Может, это правда. А может, так задумано, чтобы я поверил, будто все это правда. Но те двое хлюстов...

У Джима отвисла челюсть.

— Садоводство и детское питание...

— Послушай меня, Джим. Того типа, что покушался на твою жизнь минувшей ночью, звали Микки М. В недалеком прошлом он работал на Луи Грека. Парень, что заправляет этой чертовой фабрикой по производству детского питания, — Луи Грек. Усек?

Он кивнул — кажется, начинал понимать. Я ткнул пальцем в сторону спешивших к нам головорезов.

— Может, эти ребята хотят угостить нас свежими огурцами. Это серьезный вопрос, но он остается открытым, поэтому быстро марш в лодку, а я тем временем задержу их.

— Я не оставлю тебя.

— Беги к лодке со всей доступной тебе скоростью, там они не смогут добраться до тебя. Вряд ли они попытаются предпринять что-то против меня. Похоже, у них добрые намерения.

Двое приближались к нам, но теперь медленнее. Они спотыкались, шли вяло, похоже, чувствовали себе паршиво. Выдохлись. Но находились уже слишком близко.

Я знал, что в лодке есть ракетница, ею подают разноцветные сигналы бедствия, и приказал Джиму отчалить от берега на виду у фабрики и через двадцать минут устроить небольшой загадочный фейерверк — пускать ракеты в том направлении, но так, чтобы не угодить в саму фабрику, просто пробудить живой интерес.

Джим обозвал меня сумасшедшим, но мигом развернулся и помчался к лодке.

В его распоряжении была почти минута, чтобы испариться до того, как те двое подойдут ко мне. Любопытства ради я даже успел заглянуть, что там за доской в конце хибары. Там было темно, но сквозь щели в тонких досках, образующих стены, струился вполне приличный свет, и я узрел какое-то бестолковое скопление труб и вентилей, поднимающихся на шесть или восемь футов над уровнем земли, но ни с чем не соединенных наверху. Эта штуковина походила на «леса», используемые в строительстве; а может, Джим прав, и это на самом деле перегонный аппарат, к примеру, для производства близняшек зомби.

— Сумасшедший, — мысленно поддакнул я Джиму, встал, пнул ногой болтающуюся доску, возвратив ее таким образом на место, и услышал скачущий галоп.

Я отступил на несколько шагов от здания как раз в тот момент, когда ребята в нерешительности остановились в ярде от меня. Бедняги пошатывались, испускали нечленораздельные звуки, тяжело дышали. Один из них, тощий как скелет, ткнул пальцем в сторону бегущего Джима и залопотал:

— Он... почему... Ох-х... — Ему понадобилось еще полминуты, чтобы продохнуть. — Куда он бежит? Что... за чем он гонится?

— А вы за чем гонитесь, ребята?

— Ну, ух... Мы... ух... ox... — Да, тяжело пришлось скелетине. Он продолжал:

— Босс. Луи, он сказал, чтобы мы попросили тебя и... — Он бросил взгляд в сторону Джима: едва различимая точка почти вскарабкалась на борт «Мэттью». — Тебя и твоего приятеля прийти в офис.

— Зачем?

— Зачем? Ну, он кое-что забыл. Я сказал крайне вежливо:

— Может, он хочет выяснить точно, кто со мной и сколько нас здесь, и послал вас удостовериться, что никто не осмелился отмахнуться от его сердечного приглашения?

— Это бред, — запротестовал костлявый.

— Возможно. Ладно, давайте пойдем и узнаем, чего хочет Луи.

Луи принял меня, сидя за своим столом. Когда мы втроем вошли в офис, он глянул на нас, потом мимо нас, будто ожидал увидеть еще кого-то. Некоторое время он продолжал смотреть, свирепо хмурясь, а потом натянул на лицо выражение любезной доброжелательности и сказал:

— А вот и ты.

— А вот и я, Луи.

Тощий объяснил ситуацию:

— С ним был другой парень, но он смотался к лодке.

— Он разговаривает по радиотелефону, — уточнил я. Луи продолжал сохранять застывшее и почти довольное выражение.

— Ах, это не важно. На самом деле я хотел встретиться с тобой, Скотт.

Наверное, посудачить о выращивании тюльпанов, о его хобби. Я приступил к делу:

— Твои ребята передали мне, что ты что-то забыл, Луи.

— Да... верно.

Похоже, такой поворот сбил его с толку. Он забыл, что он забыл. Я решил разрядить обстановку, помочь ему вспомнить, поскольку именно по этой причине я так миролюбиво согласился вернуться.

— Черт, Луи, — искренне возмутился я, — я думал, ты хотел извиниться за то, что взбесился, когда я задал тебе простой вопрос.

— Какой вопрос?

Он оживился; в его глазах появилась надежда.

— Когда я спросил, могу ли осмотреть фабрику. Хочешь верь, хочешь нет, но я ни разу не был на фабрике детского питания.

— Будь я проклят, если это не так, Скотт, — развеселился он. — Мне не следовало бы так сердиться на тебя, и я понял, что как раз поэтому ты так быстро испарился. Я с удовольствием покажу тебе фабрику. Да, сэр.

— У тебя золотое сердце, Луи.

— Я сейчас вернусь.

Он встал из-за стола и вышел в соседнюю комнату, увлекая за собой тех двоих. Вернулся уже без них, потрепался со мной немного — скорее всего для того, чтобы его ребята успели сделать то, что он им приказал. Например, убрать с глаз Энтони Сайни или спрятать автоматы. Я взглянул на часы. Оставалось чуть больше пяти минут до того, как Джим начнет действовать и вспыхнут сигнальные ракеты. Может, ничего и не случится, но я надеялся, что это немного ослабит их бдительность. Что мне тогда делать — если вообще понадобится что-то делать, — признаться, я понятия не имел.

Началась экскурсия по фабрике; Луи Греческий лично проводил ее, а бдительный скелет волочился сзади. Все здание, за исключением той части, где разместились офис Луи, кухня, производственные участки и склад, представляло собой, по сути, один огромный цех, где производились детские консервы. Я не рассчитывал увидеть здесь ничего особенного, помещение было напичкано замысловатым оборудованием и картонными коробками вместимостью по четыре дюжины маленьких баночек в каждой.

Пока Луи популярно объяснял, что «вон там, в больших чанах», овощи тушатся, перед тем как попасть в баночки, я приостановился и вытащил из коробки одну баночку. На ней с одной стороны был изображен здоровенький, розовый малыш, а с другой — торговая марка в виде скрещенных ложек на фоне белого треугольника. С трудом до меня дошло, что белый треугольник символизирует пеленку, и я повеселел. Подержав в руках банку с грушево-морковным пюре, я сунул ее обратно в коробку.

Луи обратил мое внимание на некоторые машины и объяснил, как подаются по транспортеру пустые банки, наполняются еще горячей смесью и надежно закатываются. Все выглядело очень впечатляюще. Я убедился, что здесь действительно осуществляется процесс консервирования, но почему-то ни одна машина не работала и кроме нас троих на всей территории завода не было ни души.

Я спросил:

— Цех пребывает в стадии бурной деятельности, да?

— Черт, не сейчас, — буркнул он. — Не в воскресенье. На выходные здесь остается только охрана, остальные отправляются в пятницу домой на корабле компании. — Он махнул рукой в сторону сотен складированных ящиков. — Был бы ты здесь в пятницу, когда мы заканчивали консервацию этой партии. Завтра мы отгружаем большую часть потребителям.

— Вы действительно отправляете их детишкам, Луи? Он посмотрел на меня в упор, на мгновение его глаза стали жесткими, и тут же он вернул им прежнее дружелюбное выражение.

— Он шутит. Всегда был шутником. — Он шагнул вперед и взял кипу бумаг. — Корабль с грузом отходит в Сан-Франциско завтра утром. Заказ от М.В. Вильсона для сети магазинов. Вот документы.

Он показал накладные. Луи — так казалось — искренне старался меня убедить. Действительно, по документам около сотни ящиков детского питания, включая десятки наименований различных видов овощей и фруктов, предполагалось отправить завтра М.В. Вильсону. А супермаркеты Вильсона были широко известны.

Значит, они поставляют детское питание. Ну и что? Для того и строилась фабрика. Очень может быть, что я оказался олухом. Двадцать минут истекло, сейчас, наверное, Джим начнет пулять сигнальными ракетами. Ну и что? Пока я не увидел ничего интересного для себя.

Оглядевшись, я заметил два стандартных ящика, но поодаль от остальных. Они стояли у стены под столом один на другом. Почему-то они вызвали у меня легкий интерес, я подошел и спросил:

— А в этих ящиках что, Луи? Бракованная продукция?

Всего лишь невинное любопытство. Но когда я шагнул к этим ящикам, кощей тут же дернулся, будто его ткнули острым шилом в задницу. Не успел я сделать второй шаг, как он загородил мне дорогу.

Ага, заволновались, интересно почему. Я изловчился и грубо наступил ему на ногу.

— Эй! — заверещал костлявый.

— Извини, — бросил я, неловко оступился и ухитрился наступить ему на вторую ногу. Скелет взвыл. Луи продолжал хладнокровно объяснять:

— Как ты правильно догадался, это бракованная продукция. Видно, произошел сбой в производстве, и некоторые банки сплющились. Мы уважаем потребителя и не можем такие отправлять.

— Естественно.

Прошло уже двадцать три минуты, и я решил, что ракеты Джима вообще не вызвали любопытства. Или старый пистолет вышел из строя. Но я ошибся. Какой-то парень влетел в цех с перекошенной физиономией и заорал:

— Босс! Босс!

Луи оглянулся и гаркнул:

— Не скули! Какая муха тебя укусила?

— Там что-то непонятное... Парень в лодке чем-то стреляет в нас.

Луи выругался и повернулся ко мне.

— Чего вы затеяли, Скотт?

— А что такое?

Он изверг тираду виртуозной брани и поспешно двинулся к двери. Потом остановился и повернулся к нам. Я с преувеличенным вниманием рассматривал бездействующие механизмы, поэтому не заметил, какие сигналы он выдал тощему, но краешком глаза усек, что кощей едва заметно кивнул. Луи быстро вышел, громко хлопнув дверью. Оставшись один на один с долговязым типом, я ухитрился еще раз — естественно, споткнувшись, — прыгнуть ему на ногу и при этом слегка толкнул.

— Послушай ты, паршивый ублюдок, — зарычал он и вцепился в мою правую руку.

Ах, ты вон как! Я замахнулся левой и стукнул. Хороший получился удар снизу по челюсти: он улетел далековато и приземлился на спину. Лежал тихо — нокаут, натурально, — а я тем временем действовал.

Схватив из ближайшего ящика банку протертого шпината, я помчался через зал к тем двум ящикам, что стояли под столом. Сбросив на пол верхний, я выхватил банку из середины нижнего. На этикетке значилось «Банановое пюре». Наверное, поэтому они оказались бракованными. В самом деле, какой извращенец станет лопать пюре из бананов? Я бросил шпинат на освободившееся место в ящике с банановым пюре, водрузил второй ящик на место и помчался к шпинату. Впихнуть банановое пюре вместо шпината — секундное дело. Все выглядело по-прежнему. Я порылся в кармане пиджака, достал шариковую ручку, приподнял ящик и нацарапал на дне большую букву "X". Порядок. В несколько прыжков очутившись возле лежащего на полу без сознания парня, я раскорячился над ним в позе боксера. Едва успел.

Дверь с треском распахнулась, в цех ввалился Луи Грек и заорал во всю мощь глотки:

— Черт, что ты задумал. Скотт?

Я пританцовывал вокруг лежащего без памяти парня, издавая при этом воинственные выкрики. Грек остановился, посмотрел вниз на скелета, потом на меня. У него было такое выражение, как в первый раз, когда я увидел его в дверях офиса.

Гнев немного угас, он обвел глазами комнату. Его взгляд чересчур долго задержался на двух коробках у стены, но, может, мне это показалось.

— Что здесь произошло? — От его рева у нежных ушей приключилась бы грыжа.

— Этот слюнтяй распустил язык и набросился на меня, поэтому пришлось слегка приложиться к нему, Луи. Он схватил меня, представляешь?

Грек не обронил ни слова, брызгая холодной водой на лицо парня, пока тот не пришел в себя. Он сел, его взгляд еще блуждал, а Луи нагнулся и спросил:

— Скотт здесь утверждает, что ты разорался и схватил его. Отвечай просто и четко — это правда?

— Ну, он начал наступать...

— Заткнись. Я хочу услышать одно: произошло ли на самом деле то, что он говорит, или Скотт врет?

— Ну да... произошло. Я обозвал паршивого ублюдка паршивым ублюдком. И, наверное, схватил его, только он...

— Понял. Заткнись. — Луи стало противно. Он выпрямился, прошел немного вперед, глядя по сторонам, потом обратился ко мне:

— Что это за сигналы?

— Сигналы?

Он пробурчал любимое слово из своего обширного словарного запаса, чмокнул губами и сказал:

— О, черт, какого дьявола ты не уберешься отсюда на все четыре стороны?

— О'кей, Луи. Признаться, мне здесь не очень-то интересно.

Однако он тянул разговор, пока не вошел один из рабочих, тот, что совсем недавно заглядывал в цех. Мне показалось, Луи почувствовал облегчение. Только я собрался было уходить, как верзила встал за моей спиной и начал шарить у меня под мышками, далее вниз, как ищут оружие.

Я резко повернулся и с размаху стукнул ребром ладони по его бицепсу. Только я вознамерился врезать ему еще раз, как Луи остановил меня:

— Перестань, Скотт. Успокойся, черт возьми.

Я вопросительно глянул на него.

Он продолжал — уже каким-то слащавым голосом:

— Ты ведь не возражаешь, если тебя слегка потрясут? Таков порядок.

— Нужно предупреждать.

Луи кивнул парню: продолжай, мол. Тот, морщась, поглаживал руку. Я предупредил:

— Одну минуту, Луи. Ты должен знать, что обычно у меня при себе револьвер, поэтому веди себя спокойно.

Я вытащил свой кольт и позволил парню наспех проверить себя, при этом держал на прицеле Луи. Спрятав револьвер в кобуру, я повернулся к Луи:

— Черт, а что ты искал? Морковку в кармане?

— Таковы правила союза. — Его глаза исторгали такой холод, что вполне могли заморозить ему нос. Я почувствовал: ему хотелось задержать меня. Может, я ошибался, но так подсказывала интуиция.

Очутившись на улице, я увидел в двух сотнях ярдов от берега «Мэттью». Я побрел в его сторону, сигналя рукой, давая Джиму понять, чтобы возвращался к пристани. На противоположный конец острова. Подальше от садовника Луи Грека. За мной не было слежки. Джим причалил к берегу, я вскочил на палубу, и мы пустились на всех парах в обратное плавание.

Глава 11

Убедившись, что мы ушли от острова на безопасное расстояние и нас никто не преследует, я рассказал Джиму большую часть из того, что там произошло. Под приятным океанским ветерком я обмозговал все, что видел и слышал за последние пару часов, подумал о том, что видел в Лагуна-Парадиз.

Я понимал, что, если закончить строительство на острове и продать все с потрохами, общая выручка от продажи составит не менее шестидесяти миллионов долларов, из них львиная доля придется на прибыль. Я также знал, что есть деловые люди, связанные с Лагуна-Парадиз и вложившие в ее развитие свой капитал, и часть прибыли, естественно, будет поделена между ними; однако основные инвестиции и риск пали на плечи Джима, а значит, основной навар достанется ему.

Я спросил Джима:

— Поскольку Аарон мертв, ты стал наследником его доли в Лагуна-Парадиз, ведь так? И после смерти брата Бри-Айленд переходит к тебе?

— Видимо, да. До рокового выстрела я не задумывался над этим, Шелл. Но ты прав, все переходит ко мне.

— Следующий вопрос, не возражаешь? Если бы Микки М, прошлой ночью выстрелил поточнее... Убил бы тебя наповал. Что тогда?

— Не совсем понимаю тебя.

— Кто в таком случае имел бы право распоряжаться твоей долей в Лагуна-Парадиз? Твоими деньгами, имуществом? Кто стал бы наследником?

— Никто.

— Раскинь мозгами, Джим. Когда кто-то умирает...

— Перестань шутить, Шелл. Мы с Аароном были единственными детьми, мама умерла за два года до смерти отца, мы не женаты и у нас нет родственников.

— Совсем никого?

— Ни души. Когда человек умирает и у него нет законных наследников, имущество становится выморочным — вся собственность и недвижимость переходит государству. Естественно, казна наживается на этом в любом случае: присваивает все целиком или, по крайней мере, взимает налог. — Он пожал плечами. — Кстати, это очень жирный кусок.

— Ладно, предположим, кому-то известно ваше положение и он надеется нажиться на Лагуна-Парадиз в случае, если она будет выставлена на продажу с аукциона...

— Шелл, в том виде, как она существует сейчас, Лагуна гроша ломаного не стоит. В настоящий момент все целиком и полностью принадлежит банкам и финансовым компаниям.

— О'кей. Тогда вернемся к острову. Я уже рассказывал тебе, что Микки М, работал на Луи Грека, а Луи управляет фабрикой. Они действительно варят там детское питание, закатывают в банки и отправляют по морю в различные адреса. Я в этом убежден. Но подумай хорошенько: этот Луи — отъявленный мошенник; совсем недавно освободился и теперь заведует фабрикой, производящей — я не шучу — детское питание «Па Па».

— Производящей что?

— Точно такой была и моя реакция. Попомни мое слово — что-то здесь не так. Луи грозила «вышка» за наркобизнес. И вдруг он заявляет, что исправился, умопомрачительно счастлив, выращивая шпинат и всякую лабуду. Может быть; но представим, что он врет, темнит и, значит, каким был, таким и остался. Представим себе, что вместо крыжовника он закатывает в банки Г. Что скажешь?

— Г.? Ты хочешь сказать — героин? — Джим уставился на меня сине-зелеными глазами с выражением крайнего изумления. — Шелл?..

— Очень даже может быть.

— В банках из-под детского питания?

— А почему нет? Послушай, самой трудной — и к тому же опасной — задачей в наркобизнесе является доставка наркотиков из зоны крупного поставщика — Красного Китая, Мексики и так далее — в точку сбыта, туда, где товар выставляется на продажу и потребляется. Например, в США. Жулики международного масштаба проводят бессонные ночи, ломая себе голову в поисках лучших, более безопасных и надежных методов перевозки и доставки товара. Для них это важнейшая задача, точнее — жизненная необходимость. Наркокурьеры прячут их в лифчиках плоскогрудых девиц, в двойном дне чемоданов, гробов, запихивают пакетики в задницу. Существует черт знает сколько способов, и все они действуют только какое-то время, а потом — засветка, прокол.

Джим провел рукой по своим черным волосам и неуверенно возразил:

— В общем-то это известно.

— Конечно. Послушай, я говорю сейчас о крупных группировках. Если попадается какой-нибудь мелкий делец в Лос-Анджелесе, он теряет всего ничего — самое большее пол-унции героина, или что-то около того. Но когда изымается солидная партия, килограмм, два, а то и больше, — это уже убийство. Образно выражаясь — убийство. И если такая солидная партия проходит без осложнений, тогда это убийство в буквальном смысле слова. Ее потеря — убытки в миллионы долларов для процветающих дельцов. Но предположим, что наркотики благополучно доставляются в надежное место — скажем, на отдаленный остров, — и маленькие пакетики, содержащие унцию героина, запечатываются в банки, к примеру, во время производства определенной партии протертого крыжовника...

Джим нахмурился.

— Да, они могут открыто переправлять героин в любую точку Соединенных Штатов. А может, всего мира.

— И кто заподозрит наличие наркотиков в — как ты сказал, оно называется?

— "Па Па"?

— Да, веселенькое название.

— Ты серьезно считаешь, что этим занимаются на острове?

— Если бы я знал! Принимая во внимание весь очаровательный персонал «Хэнди-фуд», я бы допустил, что они даже выращивают свое собственное сырье, если бы заметил на полях какую-нибудь похожую на мак ерунду. Пока это только смутные подозрения, но, может быть, завтра удастся что-нибудь еще выяснить. Там у них была пара ящиков с каким-то месивом, но либо я дурак, либо в них действительно содержится нечто большее, чем просто вызывающая газы смесь, — судя по нервной реакции тех типов. Так или иначе, но я ухитрился пометить банку в ящиках, что будут отгружены завтра. — Я осклабился. — Но не исключено, что они и впрямь изготавливают вкусные продукты для детского питания и реализуют их в магазинах здоровой пищи. Если я ошибся, что ж, посыплю голову пеплом.

— А если не ошибся... Ты думаешь, Аарон мог быть замешан в подобном дерьме? — Он помолчал. — Нет, если бы он имел к этому отношение, он бы хоть что-то сказал мне.

— Ладно, можешь быть уверен вот в чем: если «Хэнди-фуд» только ширма для наркобизнеса, то парни, имеющие дело с такой головной болью и расходами, готовы отправить на тот свет сколько угодно человек, прежде чем допустят, что их бизнес разоблачат.

— Возможно, Шелл. Но это никоим образом не связано с Аароном. Или с его смертью. Или... представь себе, что Аарон, предположим, был каким-то боком причастен, тогда зачем они пытались убить меня прошлой ночью? Я ведь ни сном ни духом не слышал ни о дурацком детском питании, ни тем более о наркотиках. Какой же им прок от моей смерти?

Я покачал головой — не знаю. Мы снова вошли в полосу смога, и от близости берега неприятные мысли улетучились.

Высадив Джима в Лагуне, я разыскал телефон и позвонил в управление полиции Лос-Анджелеса. К счастью, застал капитана Фини, начальника отдела по борьбе с наркотиками, описал ему расположение Бри-Айленда, поделился своими подозрениями и рассказал о подмене банок бананового пюре. Его люди проверят и проследят, действительно ли партия продукции «Хэнди-фуд инкорпорейшн» направляется в сеть магазинов М.В. Вильсона, и если это так, то «эксперт» должен будет найти и взять на анализ помеченную мной коробку, когда груз прибудет в Сан-Педро. Все будет представлено в лучшем виде, как дело, не имеющее никакого отношения к полиции, дабы избежать лишних волнений в случае, если я прав, и не вызвать недоумения и скандала, если я ошибся. До тех пор пока не будет получен результат, мы все должны тихо сидеть и не высовываться.

От Фини я узнал, что в конце 1957 года Греческий попал в тюрьму за контрабанду наркотиков и освободился в начале 1959 года. Он сидел не долго. Ведь в Калифорнии применяются довольно мягкие меры к убийцам, распространяющим «белую смерть» — особенно после того, как Верховный суд США аннулировал закон штата Калифорния, провозгласив, что наркоманов не должны сажать в тюрьму за наркотическую зависимость. Так не пойдет, Калифорния не должна этого делать, красноречиво убеждал судья; это рассматривалось бы как «жестокое и чрезмерное наказание». Странная логика. Наркоманы ширяются и нередко сами распространяют наркотики, занимаются воровством, разбоем, проституцией, сводничеством и даже убивают ради «лекарства» — значит, они больные люди и требуют к себе гуманного и заботливого отношения.

Я предполагаю, что следующим шагом будет закон, гласящий, что насильники, убийцы, взломщики скорее больны, нежели виновны в преступлениях, и вместо того, чтобы сажать за решетку, их следует отправлять для поправки здоровья на ферму «Саннибрук». С такими разливами сверхгуманизма мы можем дойти до того, что законопослушному гражданину будет трудно уберечься от растущей армии «больных» подонков.

Мне показался заслуживающим внимания тот факт, что Греческий находился в Сан-Квентине в 1959 году и в то же время там пребывал Аарон Парадиз.

Я спросил у Фини, возможно ли организовать экспертизу тела Аарона на выявление у него наркотической зависимости; он пообещал, и я повесил трубку.