Их можно было бы назвать Дворцовой Стражей, Городской Стражей или Патрулем. Как бы их не называть, цель их в любом произведении фантастического эпоса всегда одинакова: она, проясняясь в Третьей Части (или после десяти минут фильма), состоит в том, чтобы ворваться в комнату, поодиночке атаковать героя и быть поверженными ниц. Никто даже не спрашивает их, хотят ли они этого.
      Этим прекрасным людям и посвящается эта книга.
      А также Майку Харрисону, Мэри Джентл, Нейлу Гейману и всем остальным, кто помогал и смеялся над идеей L-пространства; как плохо, что мы никогда не пользовались книгами Шредингера в бумажной обложке…

      Именно сюда собираются драконы.
      Они лежат…
      Отнюдь не мертвые, а спящие. Ничего не ждущие, ибо ожидание предполагает предвкушение. Возможно для этого подыщется слово…
      …забытые.
      И хотя пространство, занимаемое ими, не является обычным, тем не менее, они лежат вплотную друг к другу. Не было ни единого квадратного дюйма, не заполненного лапой, когтем, чешуей, кончиком хвоста, общий эффект всех этих хитросплетений тел и ваших взглядов в конечном счете был таков, что пространство между драконами было заполнено драконами.
      Их вид мог бы навести вас на мысль о банке с сардинами, впрочем, если вы могли вообразить сардин громадными и чешуйчатыми, гордыми и надменными.
      И где-то здесь вероятно таился ключ ко всему.
      Совсем в другом пространстве было раннее утро, утро в Анк-Морпорке, старейшем, величайшем и грязнейшем из городов. Мелкий дождь моросил, капая с серого неба, и перемежался с речным туманом, растекавшимся улицами города. Крысы всех мастей и родов разбегались по своим ночным маршрутам. Под покровом сырой ночи убийцы убийствовали, воры воровали, распутницы суетились. И все шло своим чередом.
      И пьяный капитан Бодряк из Ночного Дозора медленно брел по улице, валился в сточную канаву за Домом Дозора и лежал там до тех пор, пока над ним не возникали странные полыхающие буквы, гаснувшие и менявшие на глазах свой цвет…
      Город был достойным званием. Существом. Женщиной. Именно этим он и был. Женщиной. Ревущей, древней, исчислявшей свой возраст столетиями. Водившей вас за нос, позволявшей вам в себя влюбиться, а затем дававшей вам пинка. Разящий удар, по лицу. Разя рот. Язык. Миндалины. Зубы. Да-да, вот чем она была. Она была… существом, понимаете, сукой. Куклой. Курицей. Стервой. И потом вы ненавидели ее, и даже когда вам казалось, что вы овладели ею, вне себя, она открывала вам свое огромное громыхающее прогнившее сердце, беря перевес. Да-а. Вот так. Никогда не знаешь, на чем стоишь. Лежишь. Единственное в чем вы уверены, что не должны позволить ей уйти. Ибо, ибо она была вашей, все, чем вы владели, со всеми ее сточными канавами…
 
      Темнота окутывала мраком внушавшие трепет здания Невиданного Университета, первого колледжа волшебства. Единственным проблеском света был мерцавший огонек парафиновой свечи из луженого окна здания Магии Высокой Энергии, где острые умы исследовали глубинное строение вселенной, нравится ли вам это или нет.
      И, разумеется, горел свет в Библиотеке.
      Библиотека была крупнейшим собранием текстов по волшебству где-либо в мультивселенной. Тысячи томов оккультных знаний отягощали ее полки.
      Поговаривали даже, что после того, как огромные потоки волшебства серьезно исказят окружающий мир, Библиотека не будет подчиняться обычным законам пространства и времени. Поговаривали даже, что это будет длиться вечно. Поговаривали, что можно днями странствовать меж дальних книжных полок, и что где-то там есть затерянные племена исследователей, что странные создания таятся в забытых альковах и являются добычей для других существ, возможно еще более странных .
      Умные студенты в поисках наиболее далеко стоящих томов старались ставить метки мелом на полках, что позволяло им блуждать глубже в пыльной темноте, и наказывали своим друзьям искать их, если они не вернутся к ужину.
      А поскольку магия может только свободно извергаться, то книги из Библиотеки были чем-то большим, чем простой измельченной древесной массой или бумагой.
      Неукрощенная магия, потрескивая, стекала с их корешков, безобидно заземляясь в медных рельсах, прибитых к книжным полкам для этой цели. Слабые всполохи голубого огня летали над книжными футлярами, доносился шум, шепот бумаги, подобный доносящемуся от колонии скворцов, сидящих на насесте. В ночной тиши книги разговаривали друг с другом.
      Откуда-то доносился храп.
      Свет от полок был не столь силен, чтобы рассеять тьму, но при его слабом фиолетовом мерцании можно было различить старинный и изрядно побитый стол прямо под центральным куполом.
      Храп доносился откуда-то снизу, где потрепанное одеяло укрывало нечто, смахивающее на кучу пляжных сумок, но на самом деле являвшееся взрослым самцом орангутанга.
      Это был Библиотекарь.
      Немногие люди замечали то, что он был обезьяной. Перемена произошла во время несчастного случая с магией, вероятность всегда велика, когда много книг, обладающих энергией, хранятся вместе, и его рассматривали как легко отделавшегося. После всего произошедшего его облик не изменился и был прежним. И ему позволили продолжать свою работу, для которой он был слишком хорош, впрочем, «позволили» было на деле не самым удачным словом. Он обладал способностью скатывать свою верхнюю губу так, обнажая свои желтые зубы сильнее, чем любой другой обладатель рта в Университете. Совет даже рассмотрел это перед тем, как-то удостоверившись, что вопрос никогда в действительности не поднимался.
      Но доносящийся сейчас звук был совсем иным, чуждый звук скрипящей открывающейся двери. Шаги мягко рассыпались по полу и исчезали среди обступавших книжных полок. Книги возмущенно шелестели, а некоторые из самых больших фолиантов гремели цепями.
      Библиотекарь продолжал спать, убаюканный шелестом дождя.
      Крепко обнявшись с водостоком, в полумиле отсюда, капитан Бодряк из Ночного Дозора открыл рот и принялся петь.
 
      Одетый в черное незнакомец промчался по полночным улицам, ныряя от двери к двери, и добрался до жуткого и неприветливого портала. Ни одна дверь не выходила из портала, лишь касаясь можно было ее обнаружить. Все выглядело так, как будто архитектора вызвали и дали особые инструкции. Мы хотим что-нибудь таинственное из темного дуба, вот что было ему сказано. А потому установите безобразную горгону над аркой, дайте ей шлем, похожий на ногу гиганта и тем самым объясните всем и каждому, развеяв все сомнения, что эта дверь никогда не откликнется мелодичным «диньдон», если вы нажмете на звонок.
      Незнакомец поскребся условным кодом в дверь. Распахнулся маленький, запертый на засов, люк, из которого выглянул глаз, полный сомнения.
      – Неся знамение, сова ухает в ночи, – промолвил посетитель, пытаясь отжать дождевую воду из своей мантии.
      – Даже многие серые лорды печально приходят к безвластным людям, – вторил ему голос с другой стороны решетки.
      – Ура, ура племяннице старой девы, – парировал изрядно промокший незнакомец.
      – Для палача – все просители одного роста.
      – Воистину так, как роза без колючек.
      – Хорошая мать делает бобовый суп заблудшему мальчику, – сказал голос из-за двери.
      Наступила тишина, прерываемая лишь звуками дождя. Затем посетитель переспросил:
      – Что?
      – Хорошая мать делает бобовый суп заблудшему мальчику.
      Вновь наступила пауза, еще более долгая. Затем незнакомец спросил:
      – Вы уверены, что дурно построенная башня не дрожит усердно как бабочка?
      – Нет. Бобовый суп есть. Простите.
      Дождь продолжал шелестеть в воцарившейся тишине.
      – А как насчет кита в клетке? – спросил промокший посетитель, пытаясь втиснуться в ту маленькую щель, что предоставил ему грозный портал.
      – Насчет чего?
      – Он не должен ничего знать о могучих глубинах, как вы понимаете.
      – Ах, кит в клетке. Вам нужны Освещающие Братия Эбеновой Ночи. Через три двери далее.
      – Тогда кто же вы?
      – Мы – Освещенные и Древние Братия Тайны.
      – Думается, что нам доводилось встречаться на улице Патоки, – сказал после размышления промокший странник.
      – Ну да, разумеется. Сами знаете, каково это. Клуб резчиков по дереву арендует зал по вторникам. Отчего и происходит вся эта мешанина.
      – Ах, так? Что ж, в любом случае благодарю.
      – С превеликим удовольствием.
      Маленький люк захлопнулся.
      Незнакомец в мантии немного постоял, уставившись на дверь, а затем пошлепал далее по улице. Там был еще один портал. Впрочем, строитель не удосужился сильно изменить его внешний вид.
      Он постучал. Распахнулся маленький, запертый на засов, люк.
      – Да?
      – Послушайте, неся знамение, сова ухает в ночи, верно?
      – Даже многие серые лорды печально приходят к безвластным людям.
      – Ура, ура племяннице старой девы, не так ли?
      – Для палача, все просители одного роста.
      – Воистину так, как роза без колючек. Здесь писается как из ведра. Вы должны знать, не так ли?
      – Да, – ответил голос человека, без сомнения знавшего, но отнюдь не стоявшего снаружи.
      Посетитель вздохнул.
      – Кит в клетке не знает ничего о могучих глубинах, – сказал он. – Впрочем, если это сделает его чуточку счастливее.
      – Дурно построенная башня дрожит усердно как бабочка.
      Проситель ухватился за дверные засовы, подтянулся на них и прошептал:
      – А сейчас впустите, я весь промок.
      Вновь наступила тишина, еще более долгая.
      – Эти глубины… Вы говорили могучие или ночные?
      – Я сказал, могучие. Могучие глубины. Как вы понимаете, с учетом существующей глубины. Это я – Брат Пальцы.
      – А я услышал как ночные, – сказал с подозрением невидимый привратник.
      – Послушайте, вы хотите эту чертову книгу или нет? Я совсем не обязан этим заниматься. Я мог бы быть дома в постели.
      – Вы уверены, что это были могучие?
      – Послушайте, я знаю, насколько глубоки могут быть эти чертовы глубины, в самом деле, – настоятельно промолвил Брат Пальцы. – Я знавал, каковыми могучими они были в ту пору, когда вы были чахлым неофитом. Откроете вы наконец эту дверь?
      – Что ж… все в порядке.
      Послышался звук отодвигаемых засовов. Затем привратник сказал:
      – Не могли бы вы дать ей пинка? Дверь Знания, Сквозь Которую Непосвященный Не Может Пройти, зацепилась за что-то дурное в грязи.
      Брат Пальцы приналег плечом, с усилием распахнул дверь, одарил Брата Привратника недобрым взглядом и вбежал вовнутрь.
      Прочие братья ожидали его во Внутреннем Убежище, стыдливо столпившись с видом людей не привыкших обряжаться в зловещие черные мантии. Верховный Великий Магистр кивнул ему:
      – Брат Пальцы, не так ли?
      – Да, Верховный Великий Магистр.
      – У вас есть то, за чем вас посылали?
      Брат Пальцы вытащил из-под мантии сверток.
      – Когда я говорил, что все будет, – сказал он. – Без проблем.
      – Прекрасно выполнено, Брат Пальцы.
      – Благодарю вас, Верховный Великий Магистр.
      Верховный Великий Магистр постучал молоточком, призывая к вниманию. Стоявшие образовали некое подобие круга.
      – Я призываю Неповторимую и Верховную Ложу Освещающих Братьев к порядку, – воззвал он. – Скреплена ли печатью Дверь Знания от еретиков и неведающих?
      – Застряла накрепко, – сказал Брат Привратник. – Это все сырость. Я обязательно принесу на следующей неделе мой рубанок, так что скоро все будет…
      – Хорошо, хорошо, – пробрюзжал Верховный Великий Магистр. – Просто нужно сказать да. Правильно и истинно начертан тройной круг? Искусны ли все здесь, кто есть искусен? И все ли в порядке с неведающим, который не должен присутствовать здесь, ибо должен быть удален с этого места и его гамаши разрезаны, его внутренности развеяны на четырех ветрах, его жилет разодран крючьями на клочки, а его фиггин помещен на острие согласия… да, что такое?
      – Простите, вы сказали Освещающие Братья?
      Верховный Великий Магистр бросил взгляд на одинокую фигуру незнакомца с воздетыми руками.
      – Да, Освещающие Братья, стражи священного знания с тех пор как ни один человек не мог познать…
      – В прошлом феврале, – пришел на помощь Брат Привратник.
      Верховный Великий Магистр ощутил, что Брат Привратник так никогда в действительности и не приобрел нужной сноровки.
      – Простите. Простите. Простите, – произнес обеспокоенный незнакомец. – Боюсь, что я ошибся обществом. Должно быть сделал лишний поворот. Я должен идти, если вы позволите мне…
      – А его фиггин помещен на острие, – демонстративно повторил Верховный Великий Магистр, перебивая скрип мокрой двери, в то время как Брат Привратник пытался приоткрыть грозный портал. – Мы уже полностью закончили? Не случится ли так, что еще один неведающий не вступит на сей путь или что-либо еще подобное произойдет? – добавил он с горьким сарказмом. – Хорошо. Прекрасно. Чудесно. Полагаю, что не составит труда спросить, были ли укреплены Четыре Сторожевые Башни? Ах, чудесно. А Брючина Святости, побеспокоился кто-нибудь исповедоваться ей? Ах, вы это сделали. Надлежащим образом? Я проверю, как вы понимаете… ладно. А были ли окна скреплены Красными Нитями Мудрости в соответствии с древними предписаниями? Хорошо. А сейчас вероятно мы сможем продолжить.
      С чувством несколько обиженного человека, запустившего свои пальцы на верхнюю полку своей невестки и обнаружившего вопреки всем ожиданиям, что та девственно чиста, Великий Магистр продолжал.
      Что за дождь, подумал он про себя. Группа непосвященных из другого тайного общества могла прикоснуться к десятифутовому Скипетру Власти. Уловка, помогающая вывихнуть им пальцы даже при простом тайном рукопожатии.
      Но, в конце концов, непосвященные с возможностями. Позволь только другим обществам принимать обученных, уверенных, амбициозных, самоуверенных. Он принял совершенно недавно подобных нытиков, до отказа набитых злобой и желчью, знавших, что могли бы сделать больше, если только им дать шанс. Лишь дай его тем, у кого потоки яда и мстительности запрудят тонкие стены бездарности и вялой паранойи.
      И глупость, разумеется. Они все приносили клятву, подумал он, но никто из них, самый распоследний, даже не спросил, каков же этот фиггин.
      – Братия, – сказал он. – Сегодня вечером у нас есть для обсуждения много важных вопросов. Благое правление, нет, светлое будущее Анк-Морпорка лежит в наших руках.
      Они склонились к нему поближе. Верховный Великий Магистр почуял нарождавшееся старое острое ощущение власти. Они подпали под магию его слов. Это чувство стоило того, чтобы напялить эти глупые чертовы мантии.
      – Осознаем ли мы в полной мере, что город находится в рабстве у коррумпированных людишек, которые жиреют от незаконных барышей, в то время как более достойные люди отстранены и отданы в фактическое рабство?
      – Без сомнения осознаем! – подтвердил с горячностью Брат Привратник, после того как у них было время осознать сказанное. – Всего лишь на прошлой неделе в Гильдии Пекарей я пытался указать магистру Критчли, что…
      В царившей тьме глаза не могли встретиться друг с другом, ибо Верховный Великий Магистр удостоверился в том, что капюшоны Братьев укрывали их лица в мистическом мраке, но, тем не менее, он ухитрился заставить умолкнуть Брата Привратника своим непробиваемым негодующим молчанием.
      – Впрочем, это не совсем так, – продолжал Верховный Великий Магистр. – Давным-давно царил золотой век, когда те, кто был достоин порядка и уважения, были по праву вознаграждены. Век, когда Анк-Морпорк был не просто большим городом, а великим. Век рыцарства. Век, когда… да, Брат Сторожевая Башня?
      Громадный человек в капюшоне поднял руку.
      – Вы говорите о временах, когда у нас были короли?
      – Верно подмечено, Брат, – сказал Верховный Великий Магистр, немного раздраженный этим необычным проявлением интеллекта. – И…
      – Но все это происходило сотни лет назад, – сказал Брат Сторожевая Башня. – И разве не произошла тогда великая битва, или что-то подобное? А после у нас просто были правящие лорды, вроде нынешнего Патриция.
      – Да, весьма похвально, Брат Сторожевая Башня.
      – Но королей больше не было, именно об этом я и пытаюсь сказать, – услужливо сказал Брат Сторожевая Башня.
      – Как сказал Брат Сторожевая Башня, линия…
      – Когда вы говорили о рыцарстве, то дали мне ключ, – сказал Брат Сторожевая Башня.
      – Именно так, и…
      – Вы…
      – Однако, – резко сказал Верховный Великий Магистр, – возможно, линия королей Анка не прекратила функционирование, как воображалось до сих пор, а наследники линии существуют по сей день. Это подтвердили мои исследования древних манускриптов.
      Он остановился, ожидая реакции. Это, впрочем, не оказало ожидаемого им эффекта. Возможно, они не совладали со словами «прекратила функционирование», а может, мне стоило бы очертить линию «наследников».
      Брат Сторожевая Башня вновь поднял руку.
      – Да?
      – Вы говорили о том, что наследники трона обретаются где-то поблизости? – сказал Брат Сторожевая Башня.
      – Да, подобное не исключено.
      – Да-а. Что ж, понятно, они своего добьются, – сказал понимающе Брат Сторожевая Башня. – Все время это происходит. Да вы и сами об этом читали. Их называют скионами. Они продолжат таиться в течение веков, передавая тайный меч, родинку и тому подобное из поколения в поколение. А потом когда они потребуются старому королевству, то они возвращаются и вышвыривают любых узурпаторов, которым случилось оказаться поблизости. А потом наступает всеобщее ликование.
      Верховный Великий Магистр ощутил сухость во рту. Он не ожидал, что все пройдет так легко.
      – Да, все верно, – сказал некто, известный Верховному Великому Магистру под именем Брат Штукатур. – Но что с того? Только скажите скиону возвращаться, приблизиться к Патрицию, говоря «Я – король, вот кто. Вот моя родинка, как положено, а сейчас убирайся прочь». Ну и что дальше? Возможно, он не протянет и двух минут, вот что.
      – Вы не слушали, – возразил Брат Сторожевая Башня. – Вопрос в том, что скион должен прибыть, когда королевство в опасности, не так ли? Да это любому понятно, верно? Затем он вселяется во дворец, излечивает нескольких людей, объявляет о празднике, овладевает сокровищами, и дело в шляпе.
      – Разумеется, он обязан жениться на принцессе, – сказал Брат Привратник. – По той простой причине, что он – свинопас.
      Все посмотрели на него.
      – Кто сказал, что он – свинопас? – сказал Брат Сторожевая Башня. – Я никогда не говорил, что он был свинопасом. А что там со свинопасами?
      – Впрочем, он уловил смысл, – сказал Брат Штукатур. – Он, разумеется, свинопас или лесник, или нечто подобное, этот ваш скион. Вот то, что надо делать во славу его имени. Когнито. Они должны появляться, как вы понимаете, пребывая особами низкого происхождения.
      – Нет ничего особенного в этом низком происхождении, – сказал чрезвычайно маленький Брат, состоявший казалось всецело из детской черной мантии, источавшей зловоние. – У меня до черта много низкого происхождения. В моей семье, как нам думается, выпас свиней был шикарной работой.
      – Но в вашей семьей не было королевской крови, Брат Долбило, – сказал Брат Штукатур.
      – Но могла быть, – сказал надувшись Брат Долбило.
      – Верно, – сказал нехотя Брат Сторожевая Башня. – Достаточно благородно. Но в существенный момент, послушайте, ваши истинные короли срывают плащи и кричат «Вот!», и их королевская сущность просвечивает как на ладони.
      – Как именно? – сказал Брат Привратник.
      – Мощь обладания королевской кровью, – пробормотал Брат Долбило. – Но не иметь права заявить, что у тебя нет королевской крови…
      – Послушайте, но это же существует, верно? Вы просто осознаете, когда видите это.
      – Но перед тем, как они должны спасти королевство, – сказал Брат Штукатур.
      – Ах, да, – сказал серьезно Брат Сторожевая Башня. – В этом же и весь основной вопрос.
      – Тогда откуда?
      – И обладать гораздо большими правами, чем кто-либо иной, на то, чтобы иметь королевскую кровь…
      – Патриций? – спросил Брат Привратник.
      Брат Сторожевая Башня, неожиданный авторитет в области обретения королевской власти, покачал головой.
      – Не думаю, однако, что Патриций несет угрозу, – сказал он. – Он отнюдь не тиран в нынешние времена. Отнюдь не так плох, как некоторые бывшие у нас правители. Полагаю, что ныне он не притесняет.
      – Я постоянно испытываю притеснение, – сказал Брат Привратник. – Магистр Критчли, у которого я работаю, притесняет меня утром, днем и вечером, крича на меня и все такое. И женщина в овощном магазине, она постоянно меня притесняет.
      – Это верно, – сказал Брат Штукатур. – Мой лендлорд притесняет меня чем-то ужасно плохим. Колотит в дверь без перерыву и все талдычит о ренте, которую я якобы должен, все это сплошная ложь. И соседи притесняют меня ночь напролет. Я им говорю, что работаю день-деньской, человек должен иметь хоть немного времени, чтобы поучиться играть на тубе. Это же притеснение, вот что это такое. Если я не под пятой притеснителя, то я уж и не знаю, каков он.
      – А я так скажу, – сказал медленно Брат Сторожевая Башня. – Я считаю, что мой шурин постоянно меня притесняет, заведя себе эту новую лошадь и кабриолет, который он прикупил. У меня же нет ничего. Спрашиваю, где же справедливость? Держу пари, что король не позволит, чтобы продолжалось подобное притеснение, жены притесняют мужей за то, что у них нет нового дивана, как у нашего Родни, вот так.
      Верховный Великий Магистр слушал все это с легким чувством недоумения. Он догадывался, что существуют такие явления как лавины, но ему и в голову не приходило, что если он бросит снежок на вершину горы, то это может привести к поразительным результатам. В конце концов он сам с трудом сумел подбить их на это.
      – Держу пари, что у короля найдется что сказать о лендлордах, – сказал Брат Штукатур.
      – И он объявит вне закона людей с шикарными кабриолетами, – сказал Брат Сторожевая Башня. – Купленные возможно на украденные деньги, как я полагаю.
      – Думаю, – сказал Верховный Великий Магистр, ухватив немного суть происходящего, – что умный король объявит вне закона, как это уже бывало, шикарные кабриолеты за их незаслуженность.
      Последовала глубокомысленная пауза в разговоре, во время которой собравшиеся Братия мысленно делили вселенную на заслуженную и незаслуженную и ставили себя на соответствующую сторону.
      – Это было бы благородно, – медленно сказал Брат Сторожевая Башня. – Но, действительно, Брат Штукатур был прав. Я не смогу увидеть скиона, провозглашающего свое предназначение только потому, что Брат Привратник думает, что женщина в овощном магазине повелась с ним так, что он стал посмешищем. Не обижайтесь.
      – И чертов малый вес, – сказал Брат Привратник. – А она…
      – Да, да, да, – сказал Верховный Великий Магистр. – Поистине правильно мыслящее население Анк-Морпорка находится под пятой притеснителей. Однако, обычно король являет себя в более драматических обстоятельствах. Например, во время войны.
      Дела складывались хорошо. Без сомнения при всей их самоцентрирующейся глупости кто-то из них мог оказаться достаточно смышленым, чтобы сделать предложение.
      – Раньше бытовало старое пророчество или что-то подобное, – сказал Брат Штукатур. – Мой дедуля рассказывал мне. Его глаза остекленели от попытки драматического пересказа.
      – Да-а, король придет, неся Закон и Справедливость, не зная ничего кроме Правды, а также Защиту и Служение Людям своим Мечом. Не стоит всем смотреть на меня так, я ничего не приукрашиваю.
      – Ах, мы все знаем об этом. И о бездне всего, что будет, – сказал Брат Сторожевая Башня. – Полагаю, что все, что ему нужно делать, так это ехать верхом с Законом и Правдой подобно Четырем Всадникам Апокалипсиса? Всем привет, – проскрипел он. – Я – король, а это Правда вон там, которая напоит лошадь. Не очень практично, не так ли? Не-ет. Не стоит верить старым легендам.
      – А почему бы и нет? – сказал Брат Долбило раздраженным голосом.
      – Потому что они легендарные. Это просто так рассказывается, – сказал Брат Сторожевая Башня.
      – Спящие принцессы тоже хороши, – сказал Брат Штукатур. – Только король может их разбудить.
      – Не будьте сумасшедшим, – сказал строго Брат Сторожевая Башня. – У нас нет королей, а потому и не нужны принцессы. Само собой разумеется.
      – Разумеется, в старые времена это было легко, – сказал с радостью Брат Привратник.
      – Почему?
      – Ему просто нужно было убить дракона.
      Верховный Великий Магистр хлопнул в ладоши и вознес безмолвную молитву любому богу, которому посчастливилось ее выслушать. Он был прав в отношении этих людей. Раньше или позже их бестолковые маленькие умишки сообщат им, куда вам хочется, чтобы они направились.
      – Какая интересная мысль, – пустил он трель.
      – Не получится, – угрюмо сказал Брат Сторожевая Башня. – Сейчас нет больше огромных драконов.
      – Может, есть.
      Верховный Великий Магистр затрещал костяшками.
      – Снова за свое? – сказал Брат Сторожевая Башня.
      – Я сказал, что может быть.
      Раздался нервный смех, откуда-то из глубин капюшона Брата Сторожевая Башня.
      – Что он на самом деле существует? Громадная чешуя и крылья?
      – Да.
      – Дыхание как из домны?
      – Да.
      – Громадные когти на ногах?
      – Когти? Ах, да. Так много, сколько ты пожелаешь.
      – Что это значит, сколько я пожелаю?
      – Надеюсь, что это само собой понятно, Брат Сторожевая Башня. Если вы желаете драконов, то вы имеете возможность ими обладать. Вы можете привезти дракона сюда. Сейчас. В город.
      – Я?
      – Вы все. Я имею в виду нас, – сказал Верховный Великий Магистр.
      Брат Сторожевая Башня заколебался.
      – Ну, не знаю, может это не так прекрасно…
      – А он будет подчиняться любой твоей команде.
      Это их остановило. Это их сдернуло с места. Это свалилось в их хитрые маленькие умишки, как падает кусок мяса в псарню.
      – Можете повторить еще раз? – медленно сказал Брат Штукатур.
      – Вы сможете управлять им. Вы можете это сделать, как только пожелаете.
      – Что? Настоящего дракона?
      Глаза Верховного Великого Магистра вращались в орбитах, скрытые капюшоном.
      – Да, настоящего. Не маленького ручного болотного дракона. Подлинного.
      – Но я думал, что они, понимаете… мифы.
      Верховный Великий Магистр наклонился вперед.
      – Они были мифами и были реальными, – громко сказал он. – Как волна и как частица.
      – Вы меня запутали, – сказал Брат Штукатур.
      – Тогда я покажу. Пожалуйста, книгу, Брат Пальцы. Благодарю вас. Братия, я должен сообщить вам, что когда я проходил обучение у Тайных Мастеров…
      – Что именно, Верховный Великий Магистр? – сказал Брат Штукатур.
      – Почему вы не слушаете? Вы никогда не слушаете. Он сказал Тайные Мастера! – сказал Брат Сторожевая Башня. – Он рассказывал нам на прошлой неделе. Он собирается учить нас, не так ли, Верховный Великий Магистр, – подобострастно закончил он.
      – Ах, Тайные Мастера, – сказал Брат Штукатур. – Простите. Эти мистические капюшоны. Простите. Тайна. Я помню.
      Но когда я буду править городом, сказал сам себе Верховный Великий Магистр, я не потерплю никого из этих. Я сформирую новое тайное общество из остро мыслящих и разумных людей, хотя, впрочем, не столь разумных, разумеется, не столь разумных. Мы свергнем бесчувственного тирана и возвестим о новом веке просвещения, братства и гуманизма, а Анк-Морпорк станет новой Утопией, люди, подобные Брату Штукатуру, будут жариться на медленном огне, если мне дозволено высказать свое мнение о том, чего мне желается. И фиггин .
      – Когда я проходил, как уже упоминалось мною, обучение у Тайных Мастеров… – продолжал он.
      – Это произошло тогда, когда вас послали за рисовой бумагой, не так ли, – встрял в разговор Брат Сторожевая Башня. – Я всегда думал, что это был хороший кусочек. С тех пор я храню его на дне коробки с макаронами. На самом деле изумительно. Я могу сходить за ней в случае необходимости. Она демонстрирует, что значит быть в соответствующем тайном обществе для вас, не так ли.
      Когда он будет на сковороде, подумал Верховный Великий Магистр, Брат Штукатур будет не одинок.
      – Ваши шаги на дороге просвещения являются для всех нас образцом, Брат Сторожевая Башня, – сказал он. – Однако, если мне дозволено продолжить… среди многих тайн…
      – Из Сердца Существования, – сказал одобрительно Брат Сторожевая Башня.
      – Из Сердца, как говорит Брат Сторожевая Башня, Существования, которое было нынешним местонахождением благородных драконов. Вера в то, что они вымерли, совершенно лишена оснований. Они просто нашли новую эволюционную нишу. И они могут вызываться из нее. Эта книга… – он воздел ее над головой, – дает особые инструкции.
      – Это есть прямо в книге? – спросил Брат Штукатур.
      – Не в обычной книге. Этот всего лишь копия. Мне понадобились годы, чтобы отыскать ее след, – сказал Верховный Великий Магистр. – Все это находится в рукописи Тубала де Малахита, великого исследователя знания о драконах. Его настоящей рукописи. Он вызывал драконов всех размеров. И вы это сможете.
      Последовала еще одна длинная неловкая пауза.
      – Гм, – сказал Брат Привратник.
      – Звучит как-то, понимаете… для меня как волшебство, – сказал Брат Сторожевая Башня, нервным тоном человека, заметившего под каким из стаканчиков спрятана горошина, но о чем ему не хотелось бы говорить. – Полагаю, не желая спрашивать вашей верховной мудрости об этом, но… ну… поймите… волшебство…
      Его голос дрогнул.
      – Да-а, – сказал Брат Штукатур.
      – Это же, э-э, волшебники, понимаете, – сказал Брат Пальцы. – Вы, возможно, узнали об этом, столкнувшись с ними, когда с почтением собирали гербарии у них на горе, но волшебники будут рыскать вокруг, норовя свалиться на вас как тонна кирпичей, если поймают вас на том, что вы занимаетесь чем-то подобным.
      – Демаркация, так они это называют, – сказал Брат Штукатур. – Это вроде того, что я не хожу вокруг, разбрасывая как бы невзначай мистические заклинания причинности, а они не занимаются штукатурением.
      – Не вижу в этом проблемы, – сказал Верховный Великий Магистр. На самом деле он видел ее слишком ясно. Это было последнее препятствие. Помогите их крошечным умишкам преодолеть его, и он держит мир на ладони. Их до одурения неразумное корыстолюбие не позволяло ему заходить слишком далеко, без сомнения это же не давало ошибиться ему сейчас…
      Братия обеспокоено зашевелились. Затем Брат Долбило высказался.
      – Гм. Волшебники. Да что они знают о дневной работе?
      Верховный Великий Магистр глубоко вздохнул. Ах…
      Едва заметная обида, витавшая в воздухе, заметно сгустилась.
      – Ничего, и это факт, – сказал Брат Пальцы. – Болтаться вокруг и совать свой нос повсюду – слишком здорово для таких, как мы. Я частенько видел их, когда работал в Университете. Задницы в милю шириной, доложу я вам. Попробуйте поймать их, выполняющих честную и тяжелую работу?
      – Вы имеете в виду что-то вроде воровства? – сказал Брат Сторожевая Башня, всегда недолюбливавший Брата Пальцы.
      – Разумеется, скажут они вам, – продолжал Брат Пальцы, демонстративно игнорируя комментарий, – что им совершенно нет нужды болтаться вокруг, занимаясь волшебством, лишь потому что они знаются в этом, и не беспокоя вселенскую гармонию и неописуемое. Бездна глупости, по моему мнению.
      – Ну-у, – сказал Брат Штукатур. – Ей-богу, не знаю. Например, если вы сломаете ногу, я мог бы наложить вам на лодыжку мокрого гипса, при этом нужно возиться с деревяшками. И нога заживет не скоро, а им было бы достаточно сказать пару слов, и вас заштопали бы сразу же.
      – Да-а, те, кто так делает – это же волшебники, – задумчиво сказал Брат Сторожевая Башня. – Никогда не мог заставить их сказать мне правду. Возможно, они хорошо управляются со своим делом, но не желают знаться с большинством из нас. Вы только размахиваете руками и напеваете гимны, а все уже сказано и сделано.
      Братия задумались над сказанным. Все выглядело правдоподобным. Если бы они достигли чего-то хорошего, то вряд ли им захотелось, чтобы кто-либо еще пробился – конкуренция.
      Верховный Великий Магистр решил, что час настал.
      – Итак, вы согласны, братия? Вы были подготовлены, чтобы приступить к практике?
      – Ах, практиковаться, – облегченно сказал Брат Штукатур. – Я не думал практиковаться. Так долго, если нам не нужно это делать для настоящих…
      Верховный Великий Магистр стукнул книгой по столу.
      – Я имею в виду настоящие заклинания! Вернуть город назад к истинным границам! Вызвать дракона! – закричал он.
      Они отшатнулись и сделали шаг назад. Затем Брат Привратник сказал:
      – А затем, если мы вызовем этого дракона, настоящий король вернется подобным же образом?
      – Да! – сказал Верховный Великий Магистр.
      – Могу в это поверить, – сказал одобряюще Брат Сторожевая Башня. – Само собой разумеется. Из-за предназначения и разработок гномами судьбы.
      После минутного размышления все капюшоны кивнули. Лишь Брат Штукатур испытывал смутное недовольство.
      – Ну-у, – сказал он. – Надеюсь, что это не будет проистекать из руки?
      – Заверяю вас, Брат Штукатур, что вы сможете получить результат столько раз, сколько пожелаете, – сказал Верховный Великий Магистр.
      – Ну… ладно, – с неохотой согласился Брат. – Но только чуть-чуть. Не могли бы мы вызвать его, оставшись здесь еще ненадолго, чтобы сжечь все эти притесняющие овощные магазины?
      Ах…
      Он победил. Вновь будут драконы. И вновь будет король. Совсем не такой, как старые короли. Король, который будет делать то, что ему прикажут.
      – Это, – сказал Верховный Великий Магистр, – зависит от того, насколько вы будете мне помогать. Вначале нам понадобятся любые волшебные предметы, которые вы сможете принести…
      Это могло оказаться не очень удачной мыслью, чтобы позволить им увидать, что оставшаяся половина книги де Малахита была обуглившимся комком. Это ему было просто не под силу.
      Он мог бы сделать гораздо лучше. И никто, совершенно никто, не был в состоянии остановить его.
 
      Раздался раскат грома…
      Поговаривают, что боги играют в игры с жизнями людей. Но в какие игры, и почему, и личности действующих пешек, и в какую игру сейчас, и каковы ее правила – кто знает?
      Раздался раскат грома…
      Он прогрохотал шесть раз.
      А сейчас ненадолго оторвемся от залитых дождем улиц Анк-Морпорка, промокнем насквозь в утренних туманах Диска, и остановим свое внимание на молодом человеке, направляющемся в город со всей открытостью, искренностью и невинностью цели, как айсберг, дрейфующий по основным судоходным путям.
      Юношу звали Морковка. И совсем не из-за его волос, которые его отец всегда коротко стриг из соображений Гигиены. А из-за его облика.
      Это был заостряющийся облик юноши, ведущего здоровый образ жизни, питающегося здоровой пищей и вдыхающего полной грудью прекрасный горный воздух. Когда он напрягал плечевые мышцы, то прочие мышцы были вынуждены уйти прочь с дороги первыми.
      Он был также опоясан мечом, преподнесенным ему при загадочных обстоятельствах. Весьма загадочных обстоятельствах. Поэтому на удивление было что-то неожиданное в этом мече. Он не был волшебным. У него не было имени. Когда вы им размахивали, то не испытывали ощущение силы, а просто зарабатывали на ладонях волдыри; вы могли поверить, что это был меч, которым пользовались столь часто, что он прекратил быть чем-либо кроме как мечом квинтэссенции, длинным металлическим бруском с очень острыми краями. И на его клинке не была начертана судьба, его судьба.
      На самом деле он был действительно уникальным.
 
      Раздался раскат грома…
      Городские водостоки тихо побулькивали, ночь угасала, иногда слабо протестуя.
      Когда вода подошла к лежавшей фигуре капитана Бодряка, то поток разделился, и вода потекла вокруг него двумя потоками. Бодряк открыл глаза. Это был миг полного покоя, пока память еще не нанесла ему удар лопатой.
      Для Дозора это был плохой день. С одной стороны состоялись похороны Герберта Гамашника. Бедный старина Гамашник. Он нарушил одно из основополагающих правил существования стражи. Это правило отнюдь не было тем, что люди, подобные Гамашнику, могли нарушать дважды. А потому его положили в промокшую землю, дождь барабанил по крышке гроба, и никто не явился оплакать его, кроме трех уцелевших членов Ночного Дозора, наиболее презираемой группы во всем городе. Бедный старина Гамашник.
      Бедный старина Бодряк, подумал Бодряк.
      Бедный старина Бодряк, он здесь в водостоке. И оттого он вздрогнул. Бедный старина Бодряк, вода крутится водоворотами под его нагрудником. Бедный старина Бодряк, наблюдающий, как в водостоке проплывают нечистоты. Вполне возможно, что бедный старина Гамашник имел бы сейчас более пристойный вид, подумал он.
      …Он ушел с похорон и надрался. Нет, не выпил, а совсем другое слово, оканчивающееся на «ца». Пропойца, вот подходящее слово. Ибо весь мир скукожился и был отвратителен, как в искажающем стекле, только попавший в фокус, как если бы вы смотрели на него сквозь дно бутылки.
      Но было еще что-то, дай бог вспомнить.
      Ах, да. Ночное время. Время дежурства. Хотя уже не для Гамашника. Нужно брать новобранца. Новобранец появляется невесть откуда, не так ли? Паренек из деревеньки. Пишущий письма. Пичужка из пьянчужек…
      Бодряк сдался и повалился на спину. Водосток продолжал бурлить.
      Над головой полыхающие буквы шипели и гасли под дождем.
 
      Не только свежий горный воздух дал Морковке его исполинское телосложение. Воспитание в золотом прииске, управляемом гномами, и работа по двадцать часов в день, когда он толкал вагонетки на поверхность, должна была в этом помочь.
      Он шагал сутулясь. Что значит быть воспитанным в золотом прииске, управляемом гномами, которые думают, что пять футов хорошая высота для потолка.
      Он всегда знал о своем отличии. Слишком много синяков и шишек для одного. А потому в один прекрасный день его отец подошел к нему, или, скорее, к его жилету, и сказал, что тот не был на самом деле, как, впрочем, он всегда верил, гномом.
      Это ужасно быть в возрасте неполных шестнадцати лет и оказаться совсем другого вида.
      – Мы не хотели говорить об этом раньше, сынок, – сказал его отец. – Понимаешь, мы думаем, что ты вырос из этого.
      – Вырос из чего? – спросил Морковка.
      – Повзрослел. А сейчас твоя мама думает, что настал час, мы оба так думаем, вернуться к твоему собственному народу. Полагаю, что не очень благородно заставлять тебя здесь ютиться, лишенного компании людей твоего роста.
      Его отец вертел расшатавшуюся заклепку на шлеме, верный признак, что он сильно обеспокоен.
      – Э, – добавил он.
      – Но вы – мой народ! – с отчаянием сказал Морковка.
      – Если можно так выразиться, да, – сказал его отец. – Но можно выразиться и по-другому, более точно и верно, нет. Понимаешь, все это генетические игры. Может это хорошая мысль уйти тебе отсюда и посмотреть остальной мир.
      – Что, навсегда?
      – Ах, нет! Нет. Конечно нет. Иди и посмотри все, что тебе будет угодно. Нет-нет, негоже парню твоего возраста торчать здесь… Неправильно. Ты сам знаешь, как я полагаю. Ты уже не ребенок. Ползать на коленках все время и все такое. Это неправильно.
      – Но каков же мой собственный народ? – сказал недоумевающий Морковка.
      Старый гном сделал глубокий вдох.
      – Ты – человек, – сказал он.
      – Что, как мистер Лаковый? – Мистер Лаковый приезжал в горы на телеге, запряженной волами, раз в неделю и менял товары на золото. – Один из этих Больших Людей?
      – У тебя рост шесть футов, парень. А у него только пять футов. – Гном опять покрутил расшатавшуюся заклепку. – Ты видишь, что это так.
      – Да, но… но может быть я просто высок для своего роста, – с отчаянием сказал Морковка. – Если бывают люди маленького роста, то почему бы не быть высоким гномам?
      Отец дружески похлопал его по коленке.
      – Тебе нужно взглянуть фактам в лицо, мальчик. Ты будешь на поверхности как дома. Это у тебя в крови. Да и крыша не такая низкая.
      – Ты не сможешь стукнуться о небо, – сказал он сам себе.
      – Постойте, – сказал Морковка, чье благородное чело наморщилась от попытки все просчитать. – Вы – гном, верно? И мама – гном. А потому и я должен быть гномом. Бесспорный жизненный факт.
      Гном вздохнул. Он тщил себя надеждой, что удастся подкрасться к этой теме незаметно, может даже в течение нескольких месяцев, попытаться рассказать ему об этом мягко, но времени для этого увы не осталось.
      – Сядь, мальчик, – сказал он.
      Морковка сел.
      – Дело в том, – горестно сказал он, когда честное лицо его крупного мальчика оказалось на уровне с его собственным, – что однажды мы нашли тебя в зарослях. Ковылявшего по обочине дороги… гм.
      Заскрипела расшатавшаяся заклепка. Король был повержен.
      – Дело в том, что там, на дороге, были эти… кареты. Полыхавшие в огне, как можно заметить. И мертвые люди. Гм, да. Совершенно мертвые люди. Погибшие от руки бандитов. Той зимой была очень плохая зима, и всякая нечисть бродила по горам… Потому мы и взяли тебя, ну и конечно, как я говорил, была плохая зима, и твоя мама привыкла к тебе, ну, а мы так никогда не удосужились обратиться к Лаковому провести расследование. Такова вкратце эта длинная история.
      Морковка воспринял все достаточно спокойно, в основном из-за того, что почти не понял всего этого. Кроме того, насколько ему было известно, быть найденным ковыляющим в зарослях являлось нормальным методом рождения детей. Гном не считался достаточно взрослым, чтобы заниматься техническим процессом, не объясняемым ему до тех пор, пока он не достиг половой зрелости .
      – Хорошо, папа, – сказал он и наклонился так, чтобы оказаться на одном уровне с ухом гнома. – Но ты знаешь, что я… ты знаешь Мяту Каменночмокающую? Она необыкновенно красивая, у нее такая мягкая борода, как, как самое мягкое на свете… мы достигли взаимопонимания, и…
      – Да, – холодно сказал гном. – Я знаю. Мы говорили с ее отцом.
      А также ее мама говорила с твоей, добавил он про себя, а потом она имела разговор со мной. Очень долгий.
      – Совсем не потому, что ты им не нравишься, ты – степенный парень и прекрасный работник, ты мог бы стать хорошим зятем. Четыре хороших зятя. В том-то и беда. А ей, так или иначе, только шестьдесят. Это не соответствует обычаям. Это неправильно.
      Он слышал о детях, воспитанных волками. Он удивился, что вожаку стаи удавались подобные хитрости. Возможно тому пришлось поставить приемыша где-то на поляне и сказать:
      – Послушай, сынок, ты должно быть удивляешься, почему ты не такой волосатый как все остальные…
      Он обсудил этот вопрос с Лаковым. Прекрасный рассудительный человек, этот Лаковый. Разумеется, он знал о существовании отца у ребенка. И дедушки, он даже пришел подумать над всем этим. Люди не кажутся столь долго живущими, возможно, все это из-за усилий столь сильно нагнетать кровь.
      – Появилась проблема, король . Достаточно серьезная, – сказал старый человек, когда они сидели, душа в душу, на лавочке у шахты N 2.
      – Он – хороший паренек, не беспокойся, – сказал король.
      – Чудесный характер. Честный. Не совсем отполирован, но стоит ему приказать что-либо сделать, то он не будет отдыхать, пока все не сделает. Послушный.
      – Ты мог бы отрубить ему ноги, – сказал Лаковый.
      – Да не ноги создают всю проблему, – мрачно буркнул король.
      – А-а. Ну, да. Хотя в том случае, если бы ты…
      – Нет.
      – Нет, – задумчиво согласился Лаковый. – Гм-м. Что ж, все, что вам остается сделать, так это отослать его ненадолго из дому. Позволить ему немного побыть с людьми. – Он откинулся на спинку. – Король, к нам попал утенок, – добавил он понимающим тоном.
      – Вряд ли я смогу ему такое сказать. Он отказывается поверить в то, что он человек.
      – Я имею в виду утенка, попавшего в гнездо к цыплятам. Хорошо известное явление на скотном дворе. Очутившись там, он не может чертовски хорошо клевать и не знает как плавать. – Король вежливо слушал. Гномы не очень сведущи в сельском хозяйстве. – Но вы отошлете его повидать бездну других утят, позволите ему промочить ноги, и он не захочет больше здесь обретаться среди бантамских петухов. И дело в шляпе.
      Лаковый откинулся на сиденье и выглядел весьма удовлетворенным самим собой.
      Если вы провели большую часть жизни под землей, то у вас развивается весьма буквальное мышление. Гномы не пользуются метафорами и тому подобным. Скалы тверды, темнота темна. Начни сообщение с подобных описаний – и у вас появятся серьезные затруднения, вот их девиз. Но после двухсот лет общения с людьми король старательно разработал, так сказать, набор мыслительных ухищрений, который вполне соответствовал процессу взаимопонимания с людьми.
      – Без сомнения, Бьорн Крепкорукий – мой дядя, – медленно сказал он.
      – Именно так.
      Последовала пауза, во время которой король подверг сказанное анализу.
      – Вы говорите, – сказал он, взвешивая каждое слово, – что мы должны отослать Морковку, чтобы он побыл утенком среди людей, потому что Бьорн Крепкорукий – мой дядя.
      – Он отличный парнишка. Масса открытий ждет большого крепкого парня вроде него, – сказал Лаковый.
      – Я слышал, что гномы уходят работать в Большом Городе, – неуверенно сказал король. – И что они посылают домой деньги своим семьям, что весьма похвально и пристойно.
      – Предоставьте ему работу в… в… – Лаковый искал вдохновения, – в Дозоре, или нечто подобное. Мой прадедушка служил в Дозоре, как вы знаете. Прекрасная работа для большого парня, как говаривал мой дедушка.
      – Что такое Дозор? – спросил король.
      – Ах, – сказал Лаковый с неопределенностью, присущей людям, семьи которых в течение последних трех поколений не удалялись от дому более чем на двадцать миль, – они принимаются уверять людей, что поддерживают законы и делают то, что им приказано.
      – Разумеется, они никого просто так не принимают, – сказал Лаковый, очищая глубины своей памяти.
      – Я тоже в этом уверен, тем более для такой важной цели. Я напишу их королю.
      – Не думаю, что у них есть король, – сказал Лаковый. – Просто какой-нибудь человек, который приказывает им, что надо делать.
      Король гномов принял новость прохладно. Насколько он мог судить, на девяносто семь процентов описание подходило под определение королевской власти.
      Морковка выслушал новость без излишних слез, так, как будто он получил инструкции о повторном открытии Шахты N4 или о вырубке леса для изготовления подпорок. Все гномы от рождения исполнительные, серьезные, буквально мыслящие, послушные и рассудительные люди, у которых даже минимальная ошибка ведет к тому, что после одного глотка, они кидаются на врага с криком «Аааарж!» и отрубают им ноги до колен. Морковка не видел причины чем-то отличаться от них. Он пойдет в город – чем бы тот ни был – и отыщет человека, который его родил.
      Лаковый сказал, что туда принимают только наилучших. Дозорный должен быть искусным бойцом и чистым в мыслях, словах и поступках. Из глубин своих родовых преданий Лаковый извлек рассказы о преследованиях по крышам при лунном свете, многочисленных сражениях со злодеями, которых его прадедушка, без сомнения, победил, невзирая на их неисчислимое множество.
      Морковка вынужден был признать, что это выглядит лучше работы в шахте.
      После некоторого размышления король написал правителю Анк-Морпорка, почтительно попросив, не могли бы принять Морковку в ряды избранных.
      В этой шахте письма писали редко. Работа прекратилась и весь клан расселся в почтительной тишине, в то время как его перо поскрипывало по пергаменту. Его тетю отослали к Лаковому с нижайшей просьбой, не найдется ли у того чуточку воска. Его сестру отослали вниз в деревню попросить миссис Чеснок, ведьму, не мешать колдовскими рекомендациями.
      Пролетел месяц, а за ним другой.
      И наконец пришел ответ. Он был изрядно запачкан, ибо почту в Бараньи Вершины вручали всякому, кто направлялся в нужном направлении, и был весьма коротким. Он гласил без всяких прикрас, что кандидатура Морковки принята, и что тот может немедленно приступить к исполнению своих обязанностей.
      – И только-то? – сказал он. – А я думал, что будут тесты и экзамены. Чтобы определить мою пригодность.
      – Ты – мой сын, – сказал король. – Пойми, я сообщил им об этом. Вполне резонно, что ты оказался пригодным. Возможно даже офицером.
      Он вытащил из-под сиденья сумку, поковырялся в ней и протянул Морковке длинный металлический брусок, скорее меч, чем пилу, но только и всего.
      – Это должно по праву принадлежать тебе, – сказал он. – Когда мы нашли… кареты, то там оставалась единственная вещь. Бандиты, сам понимаешь. Но между нами говоря… – Он подозвал Морковку поближе, – мы попросили ведьму взглянуть на него. На всякий случай, если он окажется волшебным. Но нет. Совершенно не волшебный меч, какие ей доводилось видеть, так она сказала. Понимаешь, мечи обычно обладают волшебством, как неким магнетизмом, как я полагаю. А впрочем, он прекрасно сбалансирован.
      И он протянул меч.
      Он еще порылся в сумке.
      – А вот еще. – И он вручил рубаху. – Она будет тебя защищать.
      Морковка тщательно ощупал рубаху. Она была соткана из шерсти овец Бараньих Вершин, которая обладала всем теплом и мягкостью свиной щетины. Это была одна их тех легендарных шерстяных негнущихся жилеток гномов, которым нужны петли.
      – От чего она будет меня защищать? – спросил он.
      – От холода и прочих невзгод, – сказал король. – Твоя мама говорит, чтобы ты должен ее одеть. И, э… это касается меня. Мистер Лаковый говорит, что ему хотелось бы, чтобы ты зашел перед тем как спускаться с гор. И у него есть для тебя кое-что.
      Его мать и отец махали вслед, пока он не скрылся с глаз. Мята этого не сделала. Странно. Казалось, она избегала его в последнее время.
      Он взял меч, закинув его за спину, бутерброды и чистое белье в пакете, и мир, много ли, мало ли, лежавший у его ног. В его кармане лежало знаменитое письмо от Патриция, человека, который управлял огромным прекрасным городом Анк-Морпорком.
      По крайней мере, его мать так отнеслась к письму. Вверху на нем был важно выглядящий герб, но подпись была «Люпин Закорючка, секретарь, почтовый сбор оплачен».
      Все же, если оно и не было на самом деле подписано Патрицием, то без сомнения было написано кем-то работавшим на него. Или в том же самом здании. Возможно, Патриций знал по крайней мере о существовании письма. В общих чертах. Не этого письма возможно, а по всей вероятности он знал о существовании писем в общем.
      Морковка безостановочно шагал по горным тропинкам, тревожа клубы шмелей. Спустя миг он вытащил из ножен меч и произвел экспериментальные удары по преступным пенькам и беззаконным зарослям жгучей крапивы.
      Лаковый сидел около своей хижины, нанизывая сушеные грибы на нитку.
      – Привет, Морковка, – сказал он, направляясь внутрь хижины. – Предвкушаешь встречу с городом?
      Морковка уделил сказанному должное внимание.
      – Нет, – сказал он.
      – Ты в раздумье?
      – Нет. Я просто иду, – честно сказал Морковка. – Я ни о чем особенном не думаю.
      – Твой отец дал тебе меч, не так ли? – сказал Лаковый, шаря на изрядно провонявшейся полке.
      – Да. И шерстяной жилет, чтобы защищать меня от морозов.
      – Ах. Как мне доводилось слышать, там внизу может быть очень сыро. Защита. Весьма важно. – Он повернулся и резко добавил. – Это принадлежало моему прадедушке.
      Это была странная полусфера, перевязанная ремнями.
      – Это что-то вроде перевязи? – сказал Морковка, вежливо осмотрев его.
      Лаковый объяснил ему, что это такое.
      – Это как у рыбы гульфик? – сказал озадаченный Морковка.
      – Нет. Это для сражений, – пробормотал Лаковый. – Ты должен носить его постоянно. Защищает твои жизненно важные органы.
      Морковка попытался примерить.
      – Оно немного маловато, мистер Лаковый.
      – Это потому, что не стоит одевать его через голову, понимаешь.
      Лаковый еще немного пояснил, к вящему изумлению и последующему ужасу Морковки.
      – Мой прадедушка часто повторял, – закончил Лаковый, – что только из-за этого я могу здесь присутствовать сегодня.
      – И что бы это могло означать?
      Лаковый несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот.
      – Не имею малейшего представления, – невнятно сказал он.
      Во всяком случае, позорящая штучка висела на самом верху сумки Морковки. Гномы не слишком увлекаются подобными вещами. Мрачное предостережение представляет собой как мимолетный взгляд в мир, столь чуждый как обратная сторона луны.
      От мистера Лакового он получил еще один подарок. Это была маленькая, но весьма толстая книга, переплетенная в кожу, которая за прошедшие годы стала как дерево.
      Она называлась: «Законы и Указы Городов Анка и Морпорка».
      – Она тоже принадлежала моему прадедушке, – сказал он. – Это то, что доложен знать Дозор. Ты должен знать все законы, – с достоинством сказал он, – чтобы быть хорошим офицером.
      Возможно, Лаковый должен был вспомнить, что за всю жизнь Морковки никто никогда не лгал ему или не давал ему инструкцию, которую тот не должен был понимать буквально. Морковка с благоговением взял книгу. Подобное никогда не случалось в его жизни, если он собирался быть офицером Дозора, то по меньшей мере хорошим.
      Это было путешествие длиной в пятьсот миль и на удивление прошедшее без приключений. Людям, чей рост составляет шесть футов и столь же широки в плечах, весьма часто выпадают путешествия без приключений. Люди отпрыгивают от них за скалы, а потом говорят нечто вроде:
      – Ах. Простите. Я думал, что вы некто другой.
      Большую часть путешествия он провел читая.
      И теперь перед ним раскинулся Анк-Морпорк.
      С небольшим разочарованием.
      Он ожидал увидеть высокие белые башни, вздымающиеся над городом, и флаги. Анк-Морпорк не вздымался. Он скорее крался, прижимаясь к земле, как будто боялся, что кто-то может его украсть. И не было флагов.
      На воротах был стражник. Он был одет в кольчугу и опирался на копье. Он должен был быть стражником.
      Морковка отдал ему честь и вручил письмо. Солдат недолго рассматривал его.
      – Гм? – в конце-концов сказал он.
      – Думается, что я должен повидать Люпина Закорючку секретаря ЧС, – сказал Морковка.
      – А для чего ЧС? – с подозрением сказал стражник.
      – Может это Чертовски Срочно? – сказал Морковка, который сам сомневался в этом.
      – Нет, я не знаю никакого Секретаря, – сказал стражник. – Тебе нужен капитан Бодряк из Ночного Дозора.
      – А где он располагается? – вежливо спросил Морковка.
      – В это время суток, полагаю, в «Кисти Винограда» на Легкой улице, – сказал стражник. Он осмотрел Морковку с ног до головы. – Вступаешь в Дозор, верно?
      – Надеюсь оказаться достойным, да, – сказал Морковка.
      Стражник дал ему понять, что у него весьма старомодный вид. Практически как из неолита.
      – Что ты натворил? – сказал он.
      – Простите? – сказал Морковка.
      – Ты, должно быть, что-то натворил, – сказал стражник.
      – Мой отец написал письмо, – быстро сказал Морковка. – Я вступаю добровольно.
      – Ну и ну, черт возьми! – сказал стражник.
 
      И вновь была ночь около грозного портала.
      – Крутятся ли должным образом Колеса Мучений? – сказал Верховный Великий Магистр.
      Освещающие Братия сдвинулись потеснее вокруг круга.
      – Брат Сторожевая Башня? – сказал Верховный Великий Магистр.
      – Это не моя работа – крутить Колеса Мучений, – пробормотал Брат Сторожевая Башня. – Это же работа Брата Штукатура, крутить Колеса Мучений…
      – Нет, черт возьми, это совсем не так, моя работа смазывать маслом Оси Всемирного Лимона, – горячо ответил Брат Штукатур. – Вы же всегда говорите, что это моя работа…
      Верховный Великий Магистр вздохнул в глубине своего капюшона, ибо назревала очередная ссора. С подобной окалиной он собирался ковать Век Рационализма?
      – Вы можете заткнуться? – огрызнулся он. – Нам не нужны сегодня вечером Колеса Мучений. Остановите их, вы двое. А сейчас, Братия – все ли вы принесли предметы, как вас инструктировали?
      Раздалось всеобщее бормотание.
      – Поместите их в Круг Заклинаний, – сказал Верховный Великий Магистр.
      Это была жалкая коллекция. Принесите волшебные предметы, сказал он. Только Брат Пальцы принес что-то стоящее. Оно смахивало на деталь орнамента алтаря, лучше не спрашивать откуда она взялась. Верховный Великий Магистр сделал шаг вперед и ткнул носком один из предметов.
      – Что это? – сказал он.
      – Это амулет, – пробормотал Брат Долбило, – очень могущественный. Куплен у одного человека. С гарантией. Защищает от укусов крокодила.
      – Вы уверены, что сможете пожертвовать им? – сказал Верховный Великий Магистр.
      После этих слов последовало послушное хихиканье всех прочих Братьев.
      – Хуже некуда, братья, – сказал Великий Магистр, крутясь на месте. – Принесите волшебные предметы, сказал я. А не дешевые побрякушки и хлам! Бог мой, этот город ослабел на волшебство! – Он потянулся за следующим предметом. – А это что за предметы, бог ты мой?
      – Это камни, – невнятно сказал Брат Штукатур.
      – Я в состоянии это увидеть. Почему же они волшебные?
      Брат Штукатур начал трястись.
      – В них есть отверстия, Верховный Великий Магистр. Все знают, что камни с отверстиями в них волшебные.
      Верховный Великий Магистр вернулся на свое место в круге. Он резко рывком поднял руки.
      – Ладно, хорошо, – устало сказал он. – Как мы будем действовать, то так и будем действовать. Если мы получим дракона шести дюймов длиной, то все мы будем знать по какой причине. Не так ли, Брат Штукатур? Брат Штукатур? Простите. Не расслышал, что вы сказали. Брат Штукатур?
      – Я сказал да, Верховный Великий Магистр, – прошептал Брат Штукатур.
      – Отлично. Столь долго, что все вполне понятно.
      Верховный Великий Магистр повернулся и взял книгу.
      – А сейчас, – сказал он, – если мы все полностью готовы…
      – Гм. – Брат Сторожевая Башня смиренно поднял руку.
      – Готовы к чему, Верховный Великий Магистр? – сказал он.
      – К вызыванию, разумеется. Бог мой, я должен был догадаться…
      – Но вы не говорили нам, чем мы предполагаем заняться, Верховный Великий Магистр, – прохныкал Брат Сторожевая Башня.
      Великий Магистр заколебался. Это было истинной правдой, но он не собирался соглашаться с этим.
      – Ну разумеется, – сказал он. – Это очевидно. Вы должны сфокусировать вашу концентрацию. Упорно думайте о драконах, – толковал он. – Вы все.
      – И это все, верно? – сказал Брат Привратник.
      – Да.
      – И нам не нужно декламировать мистические руны или еще что-нибудь?
      Верховный Великий Магистр уставился на него. Брат Привратник старался выглядеть вызывающе перед лицом притеснения, как может выглядеть безымянная тень в черном капюшоне. Он вступал в тайное общество не для того, чтобы декламировать мистические руны. Он это предвидел.
      – Вы сможете, если захотите, – сказал Верховный Великий Магистр. – Сейчас я хочу, чтобы вы… Да, что там такое, Брат Долбило?
      Маленький Брат поднял руку.
      – Я не знаю никаких мистических рун, Великий Магистр. Не имею представления, чтобы можно было бы назвать скандированием…
      – Гм!
      Он открыл книгу.
      Он был скорее удивлен, обнаружив, после многих страниц и страниц благочестивого бессвязного бреда, что само по себе фактическое Вызывание состоит из короткого предложения. Не декламация, не краткий стих, а просто набор бессмысленных слогов. Де Малахит говорил, что они вызывают интерференционные узоры в волнах действительности, но старый сбрендивший дурак, возможно, все приукрасил, с чем он был согласен. А потом эти волшебники, у них всегда все выглядело таким трудным и недоступным. На самом деле нужна была только сила желания. А этим-то как раз и обладали Братия, возможно, даже в избытке. Тупоумная и разъедающая все и вся сила желания, да, возможно, слабовато со злобностью, но по-своему достаточно сильно…
      Они пытались ничего не выдумывать все это время. Может как-то незаметно…
      Вокруг него Братия декламировали слова, которые любой человек счел бы, в зависимости от своей просвещенности, в каком-то смысле мистическими. Общий эффект был вполне приличный, если только не прислушиваться к словам.
      Слова. Ах, да…
      Он взглянул на страницу и произнес их громко вслух.
      Ничего не произошло.
      Он моргнул.
      Когда он вновь открыл глаза, то обнаружил, что находится в темном переулке, живот горит огнем, а его самого переполняет злость.
 
      Эта ночь была наихудшей для Зеббо Спорщика, Вора Третьего Класса, и ему не становилось веселее от сознания, что она должна стать последней.
      Дождь держал людей по домам, а Зеббо уже превысил свою квоту. А потому он был не так осторожен, как обычно, или как мог бы быть.
      В ночное время осторожность на улицах Анк-Морпорка была абсолютной. Не бывает такого явления как средняя осторожность. Или вы весьма осторожны, или вы мертвы. Вы можете разгуливать вокруг и дышать, но вы все равно мертвы.
      Он услышал приглушенные звуки, доносящиеся из соседнего переулка, вытянул обтянутую кожей дубинку из рукава, подождал, пока жертва не завернула за угол, выскочил, сказал «Ах, че…» и умер.
      Это была самая необычная смерть. Никто более не умирал подобным образом сотни лет.
      Каменная стена, возвышавшаяся за ним, стала вишнево-красной от жара, постепенно гаснувшего в темноте.
      Он был первым, кто увидел анк-морпоркского дракона. Он испытал мало удобств узнав об этом, однако, лишь потому, что он был мертв.
      – …рт, – сказал он, а его лишенная тела сущность взглянула вниз на маленькую кучку древесного угля, которая, как он знал с достаточной уверенностью, была тем, откуда та вылетела. Это было странное ощущение, узреть свои бренные останки. Он ощутил, что это не столь ужасно, как он мог бы вообразить, если бы его об этом спросили еще десять минут назад. Ощущение того, что ты мертв, смягчалось тем, что именно ты сам смог узнать, что ты мертв.
      Противоположная сторона переулка была вновь пустой.
      – Это на самом деле странно, – сказал Спорщик.
      – ЧРЕЗВЫЧАЙНО НЕОБЫЧНО, БЕЗ СОМНЕНИЯ.
      – Ты видел это? Что это было? – Спорщик бросил взгляд на темный силуэт, вынырнувший из тени. – Черт, кто ты? – с подозрением спросил он.
      – УГАДАЙ, – сказал голос.
      Спорщик уставился на силуэт в капюшоне.
      – Боже! – сказа он. – Я думал, что ты избегаешь являться подобным мне личностям.
      – Я ЯВЛЯЮСЬ КАЖДОМУ.
      – Я имел в виду… в облике человека.
      – ИНОГДА. В ОСОБЫХ СЛУЧАЯХ.
      – Ну что ж, да, – сказал Спорщик, – и этот случай один из тех, верно! Полагаю, что он смахивал на дракона! Кто же это сделал? Вы не ожидали увидеть дракона за углом?
      – А СЕЙЧАС, ЕСЛИ БЫ ТЫ ПОТРУДИЛСЯ СДЕЛАТЬ ШАГ НА ЭТОМ ПУТИ… – сказал Смерть, возложив на плечо Спорщика костлявую руку,
      – Знаешь, предсказательница судьбы как-то сказала мне, что я умру в постели, окруженный скорбящими правнуками, – сказал Спорщик, следуя за силуэтом. – Что ты об этом думаешь, а?
      – ДУМАЮ, ЧТО ОНА ОШИБЛАСЬ.
      – Чертов дракон, – сказал Спорщик. – Да еще вдобавок огнедышащий. Я сильно страдал?
      – НЕТ. ЭТО ПРОИЗОШЛО ПРАКТИЧЕСКИ МГНОВЕННО.
      – Это хорошо. Мне не хотелось бы думать, что я сильно страдал. – Спорщик оглянулся. – Что там еще такое происходит? – сказал он.
      Позади них дождь смывал маленькую кучку черной золы, не оставляя и следа.
 
      Верховный Великий Магистр открыл глаза. Он лежал на спине. Брат Долбило готовился дать ему поцелуй жизни. Простой мысли было достаточно, чтобы вырвать кого угодно за пределы сознания.
      Он сел, пытаясь подавить чувство, что он весит несколько тонн и накрыт с головой весами.
      – Мы сделали, – прошептал он. – Дракон! Он явился! Я почувствовал!
      Братия обменялись взглядами.
      – Мы никогда не видели ничего подобного, – сказал Брат Штукатур.
      – Я мог бы кое-что увидеть, – сказал верноподданно Брат Сторожевая Башня.
      – Нет, не здесь, – прикрикнул Верховный Великий Магистр. – Вы изо всех сил желали, чтобы он материализовался здесь, не так ли? А он явился там снаружи, в городе. Лишь на несколько секунд…
      Он указал пальцем.
      – Смотрите!
      Братия с чувством вины повернулись вокруг, в любой миг ожидая горячего пламени возмездия.
      В центре круга волшебные предметы рассыпались в пыль. Даже амулет Брата Долбило, как и ожидалось, развалился на кусочки.
      – Высосано досуха, – прошептал Брат Пальцы. – Черт меня побери!
      – Этот амулет стоил мне три доллара, – пробормотал Брат Долбило.
      – Но это доказывает, что действует, – сказал Верховный Великий Магистр. – Вы что не понимаете, дураки? Действует! Мы можем вызывать драконов!
      – Может быть слишком разорительно для волшебных предметов, – с сомнением сказал Брат Пальцы. – Три доллара, как есть. Не хлам какой-нибудь…
      – Сила, – сказал Верховный Великий Магистр, – не приходит без затрат.
      – Истинная правда, – кивнул Брат Сторожевая Башня. – Не дешево. Истинная правда. – Он снова посмотрел на маленькую кучку исчерпавшего себя волшебства. – Боже, – сказал он. – Мы же сделали это, на самом деле сделали! Мы только пришли и чертовски хорошо сказали волшебное заклинание, верно?
      – Понимаете? – сказал Брат Пальцы. – Вы меня заманили тем, что здесь ничего не было.
      – Вы все действовали исключительно прекрасно, – ободряюще сказал Верховный Великий Магистр.
      – …Должно быть стоит шесть долларов, но он сказал, что вырвет себе глотку и продаст ее мне за три доллара…
      – Да-а, – сказал Брат Сторожевая Башня. – Мы уловили самую сущность этого. И ничуть не пострадали. Мы сделали настоящее волшебство! Не могу не заметить, Брат Штукатур, что мы могли бы вызвать зубастых фей прямо из их лесов.
      Остальные Братия согласно кивнули. Настоящее волшебство. Ничего не скажешь. Любой может запросто увидеть.
      – Хотя постойте, – сказал Брат Штукатур. – Куда же этот дракон подевался? Не пойму, мы его на самом деле вызвали или нет?
      – Охота вам задавать такие глупые вопросы, – сказал с сомнением Брат Сторожевая Башня.
      Верховный Великий Магистр смахнул пыль со своей мистической мантии.
      – Мы вызвали его, – сказал он, – и он явился. Но только до тех пор, пока действовало волшебство. Затем он вернулся. Если мы хотим, чтобы он оставался дольше, то нам необходимо больше волшебства. Понимаете? Вот чем нам надо заняться.
      – …Три доллара, из-за спешки я не увижу их больше…
      – Заткнитесь!
 
       Дражайший Отец,– писал Морковка. – Вот я и в Анк-Морпорке. Здесь совсем не так, как дома. Думаю, что здесь все сильно изменилось с тех пор, как прадедушка Лакового был здесь. Не думаю, что люди здесь отличают Правильное от Ложного.
       Я нашел капитана Бодряка в обычной пивнушке. Я помнил о том, что вы говорили, что хороший гном не должен ходить в подобные места, но поскольку он не выходил, то я зашел. Он лежал головой на столе. Когда я обратился к нему, то он сказал, дерни еще один, малыш, и зазвонят колокола. Думаю, что ему было плохо из-за выпивки. Он приказал мне найти место где остановиться и сдать вечером рапорт сержанту Двоеточие в Доме Дозора. Он сказал, что всякий вступающий в стражу нуждается в проверке головы.
       Мистер Лаковый об этом не упоминал. Возможно, это делается из соображений Гигиены.
       Я отправился на прогулку. Здесь много людей. Я нашел место, его называют Тени. Затем я увидел нескольких человек, пытающихся ограбить юную Леди. Я противопостоял им. Они не знали, как правильно сражаться, и один из них попытался ударить меня в Жизненно Важные Органы, но я был одет в Защитное Устройство, как меня инструктировали, а потому он сам ушибся. Затем Леди подошла ко мне и спросила, был ли я интересен в постели. Я сказал да. Она сообщила мне, где она живет, бордель, так это называется. Им управляет миссис Пальма. Леди, чей кошелек это был, ее зовут Тростинка, сказала, вы бы только видели его, их было трое, это было восхитительно. Миссис Пальма сказала, за счет заведения. Она сказала, какое большое защитное устройство. То я и поднялся по лестнице и лег спать, хотя это и очень шумное место. Тростинка подняла меня раз или два, чтобы спросить, ты не хочешь ничего, но у них не было яблок. Так что я упал на Ноги, как они здесь говорят, но я не пойму, как это возможно, потому что если ты упал, то ты упал со своих Ног, это же здравый смысл.
       Здесь, несомненно, много работы. Когда я пошел повидать сержанта Двоеточие, то увидел место, которое называется Гильдия Воров! Я спросил миссис Пальму, а она сказала, разумеется. Она сказала, что руководители Воров в Городе встречаются здесь. Я отправился в Дом Дозора и встретился с сержантом Двоеточие, очень толстым человеком, а когда я рассказал ему о Гильдии Воров, то он сказал, Не Будьте Идиотом. Я не думаю, что он это всерьез. Он говорит, не беспокойся из-за Гильдии Воров, все, что тебе нужно делать, прохаживаться по Улицам Ночью, выкрикивая Двенадцать Часов или Все в Порядке. Я сказал, а что если не все в порядке, а он сказал, черт, да ты просто найди другую улицу.
       Это не Руководство.
       Я получил кольчугу. Она ржавая и плохо сделана.
       Они платят деньги за службу в страже. Это 20 долларов в месяц. Когда я получу их, то отошлю вам.
       Я надеюсь, что с вами все в порядке и шахта N5 опять открыта. Сегодня в полдень я пойду и посмотрю на Гильдию Воров. Это просто безобразие. Если я что-нибудь с ней сделаю, то это будет Перо на моей Шляпе. Я уже наловчился, как они здесь говорят. Ваш любящий сын, Морковка.
       P.S. Пожалуйста передайте Мяте, что я ее изо всех сил люблю. Мне на самом деле ее не хватает.
 
      Лорд Ветинари, Патриций Анк-Морпорка, прикрыл глаза рукой.
      – Что он сделал?
      – Меня провели по улицам, – сказал Урдо ван Подиум, нынешний Президент Гильдии Воров, Взломщиков и Смежных Ремесел. – При свете дня! С руками, связанными вместе!
      Он сделал несколько шагов в направлении Патриция, размахивая пальцем.
      – Вы хорошо знаете, что мы придерживаемся Бюджета, – сказал он. – Быть униженным до такой степени! Как обычного преступника! Должны быть принесены извинения, – сказал он, – или вам придется хлопнуть в ладоши еще раз. Мы будем до этого доведены, невзирая на наши гражданские обязанности, – добавил он.
      Этот палец. Палец был ошибкой. Патриций бросил холодный взгляд на палец. Ван Подиум проследил за его взглядом и быстро опустил перст. Патриций не был тем человеком, на которого можно было махать пальцем, если только вы хотели покончить с этим, умея сосчитать только до девяти.
      – И вы утверждаете, что это был один человек? – сказал лорд Ветинари.
      – Да! Это… – Ван Подиум заколебался.
      Все выглядело по меньшей мере странно, когда он принялся рассказывать об этом.
      – Но там же были сотни ваших людей, – сказал с прохладцей Патриций. – Толстых как, простите за выражение, как воры.
      Ван Подиум несколько раз открыл и закрыл рот. Честный ответ гласил бы: да, и если кое-кто пробирался боком и крался по коридорам, то тем хуже для них. Именно этим путем он прошел, как если бы был владельцем, что всех сбило с толку. Это – и тот факт, что он колотил людей и приказывал им Встать на Путь Исправления.
      Патриций кивнул.
      – Я буду действовать в этом деле моментально, – сказал он.
      Это были хорошие слова. Это всегда заставляло людей задуматься. Они никогда не были полностью уверены в том, что же он имеет в виду, будет ли он действовать сейчас, или он будет действовать кратко.
      Ван Подиум сделал шаг назад.
      – Полноценное извинение, заметьте. Это та позиция, которую я поддерживаю.
      – Благодарю вас. Не хочу вас задерживать, – сказал Патриций, вновь придавая языку свое собственное индивидуальное вращение.
      – Хорошо. Отлично. Благодарю вас. Очень хорошо, – сказал Вор.
      – Тем не менее, у вас так много работы, – продолжил лорд Ветинари.
      – Ну, в таком случае…
      Вор заколебался. Последнее замечание Патриция содержало намек. Вы замечаете, что ожидаете, когда он хлопнет в ладоши.
      – Э-э, – сказал он, надеясь на подсказку.
      – И вам приходится управляться со столь многими делами, не так ли?
      Паника охватила Вора, сделав ватными руки и ноги. Неожиданное чувство вины заполонило его разум. И отнюдь не из-за совершенного им, а поневоле возникавшего вопроса, как об этом узнал Патриций. У этого человека были глаза везде, но ни одни глаза так не пугали его, как эти ледяные голубые глаза, взирающие поверх носа.
      – Я, э, не совсем следую… – начал он.
      – Любопытный выбор целей. – Патриций взял лист бумаги. – Например хрустальный шар, принадлежавший предсказательнице судьбы на Прозрачной улице. Небольшое украшение со стены Офлийского храма Бога-Крокодила. И тому подобное. Побрякушки.
      – Боюсь, что действительно не понимаю, – сказал Глава Воров.
      Патриций склонился к нему.
      – Ни одного нелицензированного воровства, верно? – сказал он .
      – Я непосредственно займусь этим! – прокричал Глава Воров. – Невзирая ни на что!
      Патриций наградил его сладкой улыбкой.
      – Уверен, что так и получится, – сказал он. – Благодарю, что нашли время повидаться со мной. Не колеблясь отправляйтесь по своим делам.
      Вор откланялся. Так всегда оборачивалось с Патрицием, с горечью размышлял он. Вы приходили к нему с совершенно обоснованной жалобой. Следующее, что вы понимаете, вы пятитесь, кланяясь и забыв обо все, расшаркиваясь на ходу, испытывая облегчение, что вам удалось так легко удалиться. Но ведь нужно было вручить жалобу Патрицию, скрепя сердце признал он. Если бы вы не сделали этого, то Патриций послал бы людей взять ее и доставить ему.
      Когда он уходил, лорд Ветинари позвонил в бронзовый колокольчик, призывавший секретаря. Имя его, в соответствии с подписью, было Люпин Обычный. Он появился, готовый записывать.
      Что можно было бы сказать о Люпине Обычном? Он был аккуратен. Он всегда создавал впечатление полной законченности. Даже его волосы были всегда так тщательно приглажены и смазаны маслом, что выглядели как нарисованные.
      – Дозор, кажется, натолкнулся на определенные трудности с Гильдией Воров, – сказал Патриций. – Ван Подиум был здесь, утверждая, что один из Дозорных арестовал его.
      – За что, сэр?
      – По-видимому за существование как Вора.
      – Один из Дозорных? – сказал секретарь.
      – Полагаю, что так. Это просто переходит все границы, не так ли?
      Патриций улыбнулся.
      Было всегда трудно проникнуться идиосинкратическим чувством юмора Патриция, но воспоминание о покрасневшем, кипящем от негодования Главе Воров вновь и вновь всплывало у него в памяти.
      Одним из самых величайших вкладов Патриция в дело надежного управления Анк-Морпорком была, в самом начале его правления, легализация древней Гильдии Воров. Преступление всегда с нами, пояснял он, а потому, если вы собираетесь не расставаться с преступлением, то пусть по крайней мере это будет организованное преступление.
      А потому Гильдию обнадежили выйти из тени и построить большой Дом Гильдии, занять свое место на гражданских банкетах, учредить свой учебный колледж с дневными курсами, а также дипломами Города и Гильдии и все такое прочее. Взамен этого, чтобы дать отдышаться Дозору, они согласились поддерживать уровень преступности на определенном годовом уровне. Таким способом, каждый мог строить наперед свои планы, говорил лорд Ветинари, и часть неопределенности была сведена на нет в хаосе, чем и является жизнь.
      А затем, немного времени погодя, Патриций вновь вызвал руководителей Гильдии Воров и сказал, ах, да, при случае, кое-что еще. Что же именно? Ах, да…
      Я знаю, кто вы, сказал он. Я знаю, где вы живете. Я знаю, на каких лошадях вы ездите. Я знаю, где ваша жена делает прическу. Я знаю, где ваши любимые дети, и сколько им сейчас лет, не тратят время даром, я знаю, где они играют. А потому давайте не забывать о том, о чем мы договорились, если не возражаете? И он улыбнулся.
      И они поневоле присоединились к его улыбке.
      И на самом деле он вывернулся весьма удовлетворительно, с какой точки зрения не посмотреть. Это дало руководителям Гильдии Воров слишком мало времени для того, чтобы отрастить брюшко, обзавестись гербами и проводить встречи в соответствующем здании, а не в дымных притонах, к которым никто не испытывал особой любви. Сложная система расписок и ордеров привела к тому, что каждый имел право на внимание со стороны Гильдии, впрочем, никто не слишком много, и это было весьма приемлемо – по крайней мере для тех граждан, которые были в достаточной мере богаты, чтобы позволить себе достаточно приемлемые премии Гильдии, взимаемые за бесперебойную жизнь. Для этого существовало странное иностранное слово: натуральная канализация. Никто в точности не знал, что же оно значит, но Анк-Морпорк сделал его собственным.
      Дозору это не нравилось, но сущей правдой было то, что Воры были значительно приемлемее во время управляемого преступления, чем даже Дозор. Кроме того, Дозор должен был работать в два раза напряженнее, чтобы немного снизить уровень преступности, в то время как всей Гильдии достаточно было работать чуть меньше.
      А потому город процветал, в то время как Дозор уменьшался, как бесполезный аппендикс, до горстки безработных, которых никто по здравом размышлении не мог воспринимать серьезно.
      Самым последним, чего мог бы кто-либо от них пожелать, было бы то, чтобы они сунули нос в борьбу с преступлениями. Но видеть Главу Воров в затруднительном положении было бы гораздо хуже, как ощущал Патриций.
 
      Капитан Бодряк нерешительно постучал в дверь, ибо каждый удар отзывался эхом у него в голове.
      – Входите.
      Бодряк снял шлем, сунул его подмышку и открыл дверь. Скрип открывавшейся двери тупой пилой отозвался у него во лбу.
      Он всегда чувствовал себя неспокойно в присутствии Люпина Обычного. Впрочем, он чувствовал себя неспокойно и в присутствии лорда Ветинари – но здесь была существенная разница, беспокойство проистекало от воспитанности. И, разумеется, обычный страх. Поскольку он знал Люпина еще в детские годы в Тенях. Еще тогда, будучи мальчиком, тот подавал надежды. Он никогда не был предводителем шайки. Ни малейшего желания. И не обладая должной силой и выносливостью для этого. А помимо того, в чем смысл быть предводителем шайки? У каждого предводителя шайки были лейтенанты, рвущиеся на повышение. Быть предводителем шайки – это отнюдь не работа с долгими перспективами. Но в каждой шайке есть розовощекий малец, которому разрешили остаться, потому что он единственный, кого посещают умные мысли, обычно о том, что делать со старушками или незамкнутыми лавочками; таково было естественное положение Обычного в порядке явлений.
      Бодряк был одним из тех середнячков, людей, говорящих фальцетом «да». Он помнил Обычного тощим мальчишкой, вечно плетущегося позади в сползающих штанах какой-то странной припрыжкой, которую он выдумал, чтобы не отставать от больших мальчиков, и вечно появлявшегося с новыми мыслями как остановить их от праздных нападок, что было обычным развлечением, если ничего более интересного не находилось под рукой. Это было превосходной подготовкой к тяготам взрослой жизни, и Обычный стал в этом не последним.
      Да, оба они начинали в сточной канаве. Но Обычный прокладывал себе дорогу так, как если бы он должен быть первым, кого стоит принять, Бодряк прокладывал себе дорогу просто вперед. Каждый раз, когда казалось он должен был попасть куда угодно, он высказывал свое мнение или говорил не то. Обычно и то, и другое.
      Было еще кое-что, делавшее для него пребывание рядом с Обычным неуютным. Это было четкое тиканье часового механизма честолюбия.
      Бодряк никогда не страдал избытком честолюбия. Подобные чувства испытывали другие.
      – А, Бодряк.
      – Сэр, – сказал Бодряк.
      Он не пытался отдать честь в случае, если выходил из строя. Он полагал, что должен иметь время съесть обед.
      Обычный порылся в бумагах на столе.
      – Странные дела затеваются, Бодряк. Боюсь, что на вас серьезная жалоба, – сказал он.
      Обычный не одел очки. Если бы он одел очки, то ему пришлось бы смотреть на Бодряка поверх них.
      – Сэр?
      – Один из ваших людей из Ночного Дозора. Кажется, он арестовал Главу Гильдии Воров.
      Бодряк немного заколебался и с трудом попытался сосредоточиться. Он не был готов к подобному.
      – Простите, сэр, – сказал он. – Кажется, вы что-то упустили.
      – Я сказал, Бодряк, что один из ваших людей арестовал Главу Гильдии Воров.
      – Один из моих людей?
      – Да.
      Разбегавшиеся нервные клетки мозга Бодряка с трудом попытались сгруппироваться.
      – Член Дозора? – сказал он.
      Обычный невесело улыбнулся.
      – Связал его и оставил перед Дворцом. Боюсь, что вони будет предостаточно. Да, там была записка… э… вот она… «Этот человек обвиняется в Заговоре с целью совершения Преступления, согласно Раздела 14 (iii) Общего Акта об Уголовных Преступлениях, 1678, мною, Морковкой Чугунолитейным».
      Бодряк покосился на него.
      – Четырнадцать и-и-и?
      – Как видите, – сказал Обычный.
      – И что это значит?
      – Не имею малейшего понятия, – сухо сказал Обычный. – А как насчет имени… Морковка?
      – Но мы не занимаемся подобными вещами! – сказал Бодряк. – Мы не должны совершать обходы, чтобы арестовать Гильдию Воров. Полагаю, что на это уйдет целый день!
      – По-видимому этот Морковка думает иначе.
      Капитан покачал головой и поморщился.
      – Морковка?
      Колокольчик не звякнет. Малоубедительность сказанного была понятна даже для Обычного, который моментально сбавил тон.
      – Он был совершенно… – Секретарь заколебался. – Морковка, Морковка, – сказал он. – Мне уже доводилось слышать это имя. Кажется где-то записано. – Он побледнел. – Новобранец, вот оно как! Помнится, что вы мне показывали его?
      Бодряк уставился на него.
      – А не было ли там некоего письма от, не припоминаю точно, некоего гнома…?
      – О служении обществу и поддержании порядка на улицах, верно. Присягал, что его сын окажется пригодным для Дозора. – Секретарь рылся в своих папках.
      – Что он сделал? – сказал Бодряк.
      – Ничего. Только это. Ничего исключительного.
      Брови у Бодряка выгнулись дугой, как будто его мысли пытались воссоздать образ, перевернувший их новыми соображениями.
      – Новобранец? – сказал он.
      – Да.
      – Он не должен был вступать?
      – Он хотел вступить. А вы еще сказали, что это, должно быть, шутка, а я сказал, что мы могли бы попробовать и принять кое-кого из этнических меньшинств в Дозор. Помните?
      Бодряк попытался. Это было нелегко. Он не был уверен, что он не напился до бесчувствия, что, впрочем, делало бессмысленным пытаться вспомнить то, что невозможно было забыть еще сильнее. В конце он просто надрался, чтобы забыть о выпивке.
      Попытка выловить из хаотических воспоминаний, которым он даже не пытался придать достойный вид, не привела ни к чему, что могло послужить путеводной нитью.
      – Помню ли я? – беспомощно сказал он.
      Обычный сложил руки на столе и наклонился вперед.
      – А сейчас послушайте, капитан, – сказал он. – Лорд требует объяснений. Я не имею ни малейшего желания докладывать ему, что капитан из Ночного дозора совершенно не представляет, что творится среди людей, точнее выражаясь, ему подчиненных. Подобные явления всегда ведут только к неприятностям, задаются вопросы, и тому подобное. Мы не желаем этого, не так ли. Не так ли?
      – Да, сэр, – пробормотал Бодряк.
      Смутное воспоминание о ком-то, разговаривавшем с ним в «Грозди Винограда», толчком отозвалось у него в памяти, вызвав запоздалое чувство вины. Сомнительно, что он мог быть гномом? Во всяком случае вряд ли, если только его размеры не были радикально изменены.
      – Разумеется, не желаем, – сказал Обычный. – Не будем ворошить прошлое. И тому подобное. А потому я подумаю, что сказать ему, а вы, капитан, отыщите способ узнать, что творится, и положите этому конец. Преподайте этому гному маленький урок о том, что такое быть стражником, хорошо?
      – Ха-ха, – сказал Бодряк.
      – Простите? – сказал Обычный.
      – Да-да. Подумал, что вы отпустили этническую шутку, сэр.
      – Послушайте, Бодряк. Я бываю весьма понятлив. В определенных обстоятельствах. Сейчас, я желаю, чтобы вы убрались отсюда и во всем разобрались. Вы понимаете?
      Бодряк отдал честь. Глубокое уныние, постоянно таившееся и готовое воспользоваться преимуществом его трезвости, охватило его, пытаясь высказаться.
      – Вы правы, господин секретарь, – сказал он. – Я присмотрю за тем, чтобы он выучил, что арестовывать воров – это противозаконно.
      Он подумал, что не стоило говорить это. Если бы он не говорил подобные вещи, то был бы сейчас на более выгодной должности, Капитаном Дворцовой Стражи, большим человеком. Дать ему Дозор было со стороны Патриция небольшой шуткой. Но Обычный всегда читал новые документы, лежавшие на его столе. Если бы он заметил сарказм, то не показал этого.
      – Прекрасно, – сказал он.
 
       Дражайшая Мамочка!– писал Морковка. – Это был прекрасный день, когда я вошел в Гильдию Воров, арестовал главного Злодея и притащил его во Дворец Патриция. Надеюсь, что с ним больше не будет неприятностей. А миссис Пальма сказала, что я могу оставаться на чердаке, потому что всегда полезно иметь мужчину под рукой. А все потому, что ночью тут были мужчины, страждущие выпить, и подняли скандал у девушек в комнате, а я должен был поговорить с ними, а они затеяли драку, и один из них попытался ударить меня коленом, но я был в Защитном Устройстве и миссис Пальма сказала, что он сломал свою коленную чашечку, но мне не нужно платить за новую.
       Я не понимаю некоторых обязанностей Дозора. У меня есть напарник, его зовут Валет. Он говорит, что я слишком увлекаюсь. Он говорит, что мне надо многому научиться. Я думаю, что это правда, потому что я добрался только до 326-й страницы «Законов и Указов Городов Анка и Морпорка». Любящий всех, ваш сын, Морковка.
       P.S. Моя любовь Мяте.
 
      Это было не просто одиночество, это был способ жить шиворот-навыворот. Именно так и не иначе, подумал Бодряк.
      Ночной Дозор просыпался, когда остальные люди отправлялись спать, и отправлялись спать, когда рассвет вползал на улицы города. Проводя все время на темных, мокрых улицах, в мире теней. Ночной Дозор притягивал к себе тип людей, которые по той или иной причине были склонны к подобному образу жизни.
      Он дошел до Дома Дозора. Это был древний и на удивление большой дом, вклинившийся между дубильней и портным, шившего подозрительные кожаные вещи. Когда-то он должно быть был весьма представительным, но сейчас выглядел необитаемым и посещался только совами и крысами. Над дверью висел девиз на древнем языке, который почти сгнил от времени, грязи и лишайника, и можно было только разобрать:
      FABRICATI DIEM, PVNC
      Он переводился – согласно сержанта Двоеточие, который служил в иностранных частях и считал себя знатоком в языках – как «Служить и Защищать».
      Да. Когда-то быть стражником что-то да значило.
      Сержант Двоеточие, подумал он, спотыкаясь в затхлой темноте. Вот человек, которому нравилась темнота. Сержант Двоеточие был обязан тридцатью годами счастливого супружества тому, что миссис Двоеточие работала весь день напролет, а сержант Двоеточие работал всю ночь. Они поддерживали связь с помощью записок. Он оставлял ей готовым чай перед тем как вечером покинуть дом, а она оставляла по утрам в печи прекрасный горячий завтрак. У них было трое взрослых детей, родившихся, как предполагал Бодряк, в результате чрезвычайно убедительной переписки.
      А капрал Валет… да-да, вряд ли кто-либо еще имел неопределенные причины для пожелания, чтобы его не видел никто из посторонних людей. Не стоило над этим слишком сильно задумываться. Единственная причина, по которой вы не могли заявить, что Валет близок к царству диких животных, была та, что царство диких животных пробудилось и умчалось прочь.
      Ну и конечно там присутствовал он, собственной персоной. Тощее, небритое сборище дурных привычек, замаринованное в алкоголе. Таковым был Ночной Дозор. Или только трое его представителей. Когда-то их было дюжины, сотни. А сейчас – только трое.
      Мир попал в фокус.
      Жизнь – это просто химикалии. Капля здесь, капля там, и все изменилось. Простая капля ферментных соков, и вы внезапно собираетесь прожить еще несколько часов на этом свете.
      Давным-давно, когда этот район был представительным, один владелец соседней таверны, питавший некоторые надежды, заплатил волшебнику огромную сумму денег за светящуюся надпись, каждая буква другого цвета. Сейчас она работала со сбоями и временами в сырую погоду происходили короткие замыкания. В этот момент буква F горела ярко-розовым цветом и беспорядочно помигивала.
      Бодряк вырос, привыкнув к ней. Она казалась частью жизни.
      Он полюбовался переливающейся игрой света на покоробившейся штукатурке, а затем поднял ногу и с силой ударил по полу, дважды.
      Через несколько минут отдаленное сопение показало, что сержант Двоеточие подымается по ступенькам.
      Бодряк молча считал. Двоеточие всегда делал передышку на шесть секунд после пролета, чтобы немного отдышаться.
      На седьмой секунде дверь открылась. Выглянувшее из-за двери лицо напоминало полную луну.
      Сержанта Двоеточие можно было бы описать как человека, который если занялся военной карьерой, то автоматически должен тяготеть к посту сержанта. Невозможно было даже представить его в чине капрала. Или, по той же причине, капитаном. Если бы он не сделал военную карьеру, то искал себе другое занятие, нечто вроде мясника; любая работа, для которой большая красная рожа и способность потеть даже в морозную погоду, была на самом деле частью требуемых условий.
      Он отдал честь и с большим усилием положил на стол Бодряка грязный лист бумаги и разгладил его.
      – Добрый вечер, капитан, – сказал он. – Рапорты о вчерашних происшествиях, и это. Да, вы должны четыре пенса в Чайный Клуб.
      – Что там с гномом, сержант? – спросил Бодряк.
      Брови Двоеточия взлетели от недоумения.
      – Какой гном?
      – Тот самый, который только что вступил в Дозор. По имени… – Бодряк заколебался. – Морковка, или как-то так.
      – Он? – У Двоеточия отвисла челюсть. – Он – гном? Я всегда говорил, что не стоит доверять этим маленьким букашкам. Он хорошо меня надурил, капитан, маленькая тварь должно быть приврала о своем росте! – Двоеточие всегда глядел свысока, особенно когда дело шло о людях меньшего роста.
      – Ты знаешь, что сегодня утром он арестовал Президента Гильдии Воров?
      – За что?
      – Кажется за то, что он является президентом Гильдии Воров.
      Сержант недоумевал.
      – Какое в этом преступление?
      – Я подумал, что мне стоило бы перекинуться словцом с этим Морковкой, – сказал Бодряк.
      – Вы не видели его, сэр? – сказал Двоеточие. – Он говорил, что давал вам рапорт, сэр.
      – Я, должно быть, был слишком занят в это время. Как по мне, так даже слишком, – сказал Бодряк.
      – Да, сэр, – вежливо сказал Двоеточие. У Бодряка было достаточно самоуважения, чтобы оставить попытки смотреть в сторону и сдвинуть залежи бумаг у себя на столе.
      – Мы должны как можно быстрее убрать его с улиц, – пробормотал он. – Следующее, что он сотворит, – это обвинит главу Гильдии Убийц за чертовски хорошее убийство людей! Где он?
      – Я отослал его с капралом Валетом, капитан. Я приказал, чтобы он показал ему входы и выходы.
      – Вы послали необученного новобранца с Валетом? – устало сказал Бодряк.
      Двоеточие заикаясь сказал:
      – Ну, сэр, опытный человек, как мне думается, капрал Валет мог бы многому его научить.
      – Будем надеяться, что он будет медленно усваивать, – сказал Бодряк, втискивая на голову поржавевший шлем. – Продолжайте.
      Когда они вышли из Дома дозора, то у стены таверны стояла лестница. Неуклюжий человек, затаив дыхание, сражался с горевшей надписью.
      – Это E плохо работает, – сказал Бодряк.
      – Что?
      – E. И T шипит, когда идет дождь. С тех пор, как ее закрепили.
      – Закрепили? Ах, да. Обеспечили крепость. Это как раз то, что я умею хорошо делать. Обеспечивать.
      Дозорные двинулись дальше, шлепая пот лужам. Брат Сторожевая Башня медленно покачал головой, и вновь его вниманием овладела собственная отвертка.
 
      Людей, подобных капралу Валету, можно отыскать в любых вооруженных силах.
      Его возраст было трудно определить. Но по цинизму и общей мировой усталости, служившим некоей датировкой личности, как по углеродному анализу, ему было около семи тысяч лет.
      – Чертовски удобный этот маршрут, – сказал он, в то время как они шли по темной улице торгового квартала. Он потрогал дверную ручку. Она оказалась запертой. – Ты ко мне пристал, – добавил он, – и я вижу, что ты в порядке. А сейчас ты попробуй ручки на противоположной стороне улицы.
      – А-а. Понимаю, капрал Валет. Мы должны смотреть, чтобы никто не оставлял незакрытыми свои магазины, – сказал Морковка.
      – Ты быстро ухватываешь, сынок.
      – Я надеюсь, что смогу задержать злодея во время преступления, – рьяно сказал Морковка.
      – А-а, да-а, – неопределенно сказал Валет.
      – Но если мы найдем незакрытую дверь, то нам нужно вызвать владельца, – продолжал Морковка. – А один из нас должен будет остаться, чтобы охранять вещи, верно?
      – Да? – загорелся Валет. – Я этим займусь, – сказал он.
      – Не беспокойся об этом. А потом ты сможешь пойти и отыскать жертву. Я имел в виду, владельца.
      Он потрогал еще одну дверную ручку. Она поддалась под его напором.
      – Там, на горах, – сказал Морковка, – если вора поймали, то его вешают на…
      Он замолк, громыхая от нечего делать ручкой.
      Валет застыл.
      – На что? – спросил Валет с внушающим ужас любопытством.
      – Не могу сейчас вспомнить, – сказал Морковка. – Моя мать всегда говорила, что в любом случае это даже слишком хорошо для них. Воровство – это Плохо.
      – Поймал! – сказал он.
      Валет подпрыгнул.
      – Что поймал? – крикнул он.
      – Я вспомнил, где мы их вешали, – сказал Морковка.
      – Ну, – еле-еле вымолвил Валет. – И где же?
      – Мы вешали их у ратуши, – сказал Морковка. – Иногда на несколько дней. Присягаюсь, что они не смогут больше так делать. Так же верно, что ваш дядя – Бьорн Крепкорукий.
      Валет прислонил к стене свою пику, которую использовал, чтобы исследовать тайники своего уха. Один или два вопроса, решил он, необходимо срочно выяснить.
      – Почему ты должен был вступить в стражу, парень? – спросил он.
      – Каждый настойчиво пытается у меня это выспросить, – сказал Морковка. – Я не должен был вступать. Я хотел. Это сделает из меня Человека.
      Валет никогда не глядел никому прямо в глаза. В изумлении он уставился в правое ухо Морковки.
      – Ты хочешь сказать, что тебе не нужно было ни отчего скрываться? – сказал он.
      – Зачем бы мне захотелось скрываться от чего-то?
      Валет еще немного побарахтался.
      – А-а. Всегда есть что-то. Возможно… возможно тебя в чем-то неправильно обвинили. Например, возможно, – он ухмыльнулся, – в магазине обнаружилась загадочная недостача некоторых вещей и тебя несправедливо обвинили. Или в твоей сумке нашли некоторые вещи, а ты ни слухом, ни духом не ведал, откуда они взялись. Подобное случается часто. Ты можешь рассказать старине Валету. Или, – сказал он, толкая локтем Морковку, – возможно, там было еще что-то, а? Шерше ля фам, а? Довел девчонку до беды?
      – Я… – начал Морковка, но затем вспомнил, да-да, что всегда нужно говорить правду, даже таким странным людям, как Валет, который, казалось, не знал, что это такое. А правда была такова, что благодаря ему Мята всегда попадала в беду, хотя как именно и почему – всегда оставалось загадкой. Но каждый раз, когда он расставался с ней после свидания в пещере Каменночмокающих, он мог слышать, как ее отец и мать зовут ее. Они всегда были вежливы с ним, но, как видно, свидеться с ним было достаточным, чтобы она попала в беду.
      – Да, – сказал он.
      – Ага. Частый случай, – с умным видом сказал Валет.
      – Все время, – сказал Морковка. – На самом деле почти каждую ночь.
      – Бог мой, – сказал пораженный Валет. Он бросил взгляд на Защитное Устройство. – Это потому они заставляют тебя одевать эту штуку?
      – Что ты имеешь в виду?
      – Ну, не беспокойся из-за этого, – сказал Валет. – У каждого есть свой маленький секрет. Или большой секрет, как может оказаться. Даже капитан. Он с нами только потому, что был Унижен Женщиной. Это так говорит сержант. Унижен.
      – Господи! – сказал Морковка.
      Это выглядело просто мучительно.
      – Но я присягаюсь, что это потому, что он высказывает свое мнение. Как я слышал, слишком часто высказывал его Патрицию. Сказал, что Гильдия Воров – это ничего кроме как кучка воров, и ничего больше. Вот почему он с нами. Не знаю, так ли это на самом деле. – Он посмотрел на тротуар, теряясь в догадках, а затем сказал: – А где ты остановился, парень?
      – У леди, по имени Пальма… – начал Морковка.
      Валет подавился дымом, попавшим не в то горло.
      – В Тенях, – просипел он. – Ты остановился там?
      – Да.
      – Каждую ночь?
      – Ну, на самом деле каждый день. Да.
      – И ты пришел сюда, питая надежду стать Человеком?
      – Да!
      – Не думаю, что мне понравилось бы жить там, откуда ты явился, – сказал Валет.
      – Послушай, – сказал Морковка, совершенно потеряно. – Я пришел, потому что мистер Лаковый сказал, что это наилучшая работа в мире – поддерживать закон и порядок. Разве это не так?
      – Ну, э… – сказал Валет. – Что до этого… я полагаю, что поддержание Закона… когда-то, да, до того как у нас появились Гильдии и весь этот мусор… закон, такая штука, не может на самом деле, как я полагаю, существовать в эти дни, все что угодно… не знаю, нет-нет. Конечно ты можешь позвонить в свой звонок и держать голову опущенной долу.
      Валет вздохнул. Затем он хрюкнул, ухватился за висящие на ремне песочные часы и уставился на быстро сыплющиеся песчинки. Возвратив часы на прежнее место, он снял кожаный чехол с языка колокольчика и встряхнул его один или два раза, не очень громко.
      – Двенадцать часов, – пробормотал он. – Все в порядке.
      – И ведь так, верно? – сказал Морковка, в то время как слабое эхо стихало вдали.
      – Более или менее. Более или менее, – сказал Валет, делая быструю затяжку окурком сигареты.
      – Только это? И никаких погонь по крышам при лунном свете? И раскачивания на люстрах? Ничего подобного? – сказал Морковка.
      – Не стоит так думать, – горячо сказал Валет. – Я никогда не делал ничего подобного. Никто даже не сказал мне об этом. – Он сделал еще одну затяжку. – Человек может до смерти простудиться, гоняясь по крышам. Я обещаю, что буду беспрерывно звонить в колокольчик, если все это не касается и тебя тоже.
      – Можно мне попробовать? – сказал Морковка.
      Валет чувствовал себя неуверенно. Это было единственной причиной, по которой он совершил ошибку, вручив без слов Морковке колокольчик.
      Несколько секунд Морковка изучал колокольчик. А затем он энергично встряхнул им над головой.
      – Двенадцать часов, – заревел он. – И все в порядке-е!
      Эхо раскатилось вдоль и поперек по улицам и наконец превозмогла ужасная, плотная тишина. Многочисленные псы подняли лай где-то в ночи. Ребенок залился плачем.
      – Ш-ш-ш, – прошипел Валет.
      – Но ведь все в порядке, не так ли? – сказал Морковка.
      – Порядок будет, если ты прекратишь звонить в этот чертов колокольчик! Дай его сюда!
      – Я не понимаю! – сказал Морковка. – Посмотри, у меня есть книга, которую мне дал мистер Лаковый… – Он полез за Законами и Указами.
      Валет посмотрел на книгу и пожал плечами. – Никогда не слышал об них, – сказал он. – А сейчас прекрати шум. Ты же не хочешь идти, подымая на ходу такой гвалт? Ты можешь привлечь внимание всех и вся. Пошли отсюда.
      Он схватил Морковку за руку и поспешно вытолкал его на улицу.
      – Кого это всех и вся? – запротестовал Морковка, которого безостановочно подталкивали вперед и вперед.
      – Плохих людей, – пробормотал Валет.
      – Но мы же Дозор!
      – Чертовски верно! А мы не хотим идти, сталкиваясь с подобными людьми. Помни, что случилось с Гамашником!
      – Я не помню, что случилось с Гамашником! – сказал Морковка, совершенно сбитый с толку. – Кто такой Гамашник?
      – Служил перед тобой, – выдавил Валет, немного сбавляя тон. – Бедняга. Такое могло случиться с любым из нас. Он поднял глаза и уперся взглядом в Морковку. – А сейчас прекрати, слышишь! Это действует мне на нервы. Идиотские погони при лунном свете, упаси боже!
      Он побрел по улице. Обычным способом передвижения Валета было хождение боком, а комбинация продвижения ползком и хождения боком создавала странный эффект, как будто хромает краб.
      – Но, – сказал Морковка, – в этой книге говорится…
      – Я не хочу знать ни о чем ни из какой книги, – прорычал Валет.
      Морковка выглядел совершенно убитым.
      – Но есть Закон… – начал он.
      Чуть ли не до смерти его рассуждения прервал топор, вылетевший из низкого дверного проема и ударившийся в противоположную стену. Затем последовали звуки ломающегося дерева и разбивающегося стекла.
      – Эй, Валет! – настоятельно позвал Морковка. – Тут идет сражение!
      Валет заглянул в дверной проем.
      – Разумеется, идет, – сказал он. – Это же бар гномов. Самый худшая разновидность обитателей. Держись подальше отсюда, малыш. Этим маленьким букашкам нравится подставить тебе ножку, а затем надавать по заднице. Пойдем с Валетом и он…
      Он схватил Морковку за руку, твердую как ствол дерева. Это было все равно, что взять на буксир дом.
      Морковка побледнел.
      – Гномы пьют? И дерутся? – сказал он.
      – Будь уверен! – сказал Валет. – Все время. И они пользуются такими языковыми перлами, каких я никогда не говорил даже моей дорогой мамочке. Не стоит связываться с ними, это гадюшник – не ходи туда!
      Никто не знал, почему гномы, ведущие дома, в горах, тихую, размеренную жизнь, забывали обо всем этом, когда попадали в большой город. Что-то находило даже на шахтера с железорудного рудника и заставляло его все время носить кольчугу, таскать топор, менять имя на нечто вроде Вырвиглотку Брыкальщик и напиваться до ожесточенного забвения.
      Возможно, это происходило потому, что они жили тихой, размеренной жизнью дома, в горах. Да и, помимо того, первое, что желал юный гном сделать, вырвавшись в большой город после семидесяти лет работы в шахте у отца, хорошенько промочить горло и врезать кому-нибудь изо всех сил.
      Драка была одной из тех излюбленных драк гномов с участием сотен дерущихся и еще сотни полторы вовлеченных в нее. Выкрики, проклятья и звяканье топоров о железные шлемы мешались со звуками, долетавшими от камина, где сидели подвыпившие гномы и – еще один обычай гномов – пели песню о золоте.
      Валет врезался в спину Морковке, который с ужасом наблюдал за происходящим.
      – Послушай, здесь каждую ночь творятся подобные вещи, – сказал Валет. – Не вмешивайся, так говорит сержант. Это их собственные этнические развлечения. Не попадай в переделку с этими народными развлечениями.
      – Но, – заикаясь сказал Морковка, – это мой народ. Отродье. Какой позор так себя вести. Что должны об этом подумать?
      – Мы думаем, что они маленькие подлецы, – сказал Валет. – А сейчас, пошли отсюда!
      Но Морковка врезался в массу дерущихся. Он приложил ко рту руки и что-то прокричал на непонятном Валету языке. Ни один язык на самом деле, включая его родной, не мог соответствовать этому описанию, правда, в этом случае это был язык гномов.
      – Гр'дузк! Гр'дузк! ааК'зт эзем ке бур'к тзе тзим?
      Драка прекратилась. Сотни бородатых лиц уставились на сутулую фигуру Морковки, их досада мешалась с удивлением.
      Помятая кружка ударилась о его нагрудник. Морковка нагнулся и без видимых усилий поднял извивающуюся фигуру.
      – Дж'ук, йдтруз-т'руд-эзтуза, худр'зд дезек дрез'хук, хузу-крук'т б'идуз г'ке'к ме'ек б'тдуз т'бе'тк кце'друтк ке'хкт'д. ааДб'тхук?
      Никто из гномов никогда не слышал так много слов на Древнем Языке из уст человека шести футов ростом. Они были потрясены.
      Морковка опустил обиженного гнома на пол. У того в глазах стояли слезы.
      – Вы – гномы! – сказал он. – Гномы не должны поступать таким образом! Посмотрите на себя, все. Вам не стыдно?
      Сотня челюстей, способных перегрызть кость, с грохотом разверзлась и оставалась распахнутой.
      – Я имею в виду, посмотрите на себя! – Морковка покачал головой. – Можете вы вообразить, как ваша длиннобородая старая матушка, копошащаяся в своей маленькой пещерке, удивится тому, чем занимается ее сынок вечером, можете вы вообразить, что она подумает, если бы смогла вас сейчас увидеть? Ваши собственные дорогие матушки, которые первыми показали вам, как пользоваться киркой…
      Валет, стоявший в дверях, потрясенный и восхищенный, был свидетелем нараставшего хора хлюпающих носов и сдавленных рыданий, по мере того как Морковка продолжал свою речь.
      – …Возможно, она думает, как я полагаю, что тот занимается спокойной игрой, вроде домино, или еще чем-нибудь…
      Сидевший рядом гном, одетый в шлем, инкрустированный шестидюймовыми шипами, начал плакать, роняя слезы в пиво.
      – И я могу поспорить, что прошло очень много времени, с тех пор как вы написали ей письмо, а вы обещали писать каждую неделю…
      Валет рассеянно вытащил грязный носовой платок и передал его гному, прислонившемуся к стене и зашедшемуся от горя в слезах.
      – Но сейчас, – сказал Морковка, – я не хочу быть строгим ни с кем из присутствующих, но с нынешнего дня я буду приходить сюда каждый вечер и ожидаю увидеть соответствующие стандарты поведения гномов. Я знаю, каково это, когда вы вдали от дома, но не может быть никакого извинения подобному поведению. – Он коснулся рукой своего шлема. – Г'хрук, т'ук .
      Он наградил всех ослепительной улыбкой и полувышел, полувылез на корточках из бара. Как только они оказались на улице, Валет похлопал его по плечу.
      – Никогда больше не проделывай со мной подобных штучек! – вскипел он. – Хватит с меня всех этих неприятностей с Законом!
      – Но это очень важно, – сказал серьезно Морковка, шагая вслед за Валетом, который втиснулся бочком на узкую улицу.
      – Так же важно, как и остаться целым, – сказал Валет. – Бары гномов! Если у тебя маловато здравого смысла, парень, ты будешь туда приходить. Заткнись.
      Морковка уставился на дом, мимо которого они проходили. Он стоял чуть позади, виднеясь сквозь уличную грязь. Изнутри доносились шум голосов и звон стаканов. Над дверью висела обшарпанная вывеска. На ней был изображен барабан.
      – Таверна, не так ли? – задумчиво сказал Морковка. – Открыта в этот час?
      – Не пойму, почему бы и нет, – сказал Валет, открывая дверь. – Чертовски полезная мысль. «Штопаный Барабан».
      – И еще пьют? – Морковка поспешно листал книгу.
      – Надеюсь, что так оно и есть, – сказал Валет. Он кивнул троллю, который работал в «Барабане» шлепалой . – Добрый вечер, Осколок. Показываю новичку входы и выходы.
      Тролль хрюкнул и помахал покрытой коркой рукой.
      Внутреннее убранство «Штопаного Барабана» было столь же легендарно, как у самой знаменитой, лишенной репутации таверны в Мире Диска, и такой достопримечательностью города, что новый владелец проводил дни, восстанавливая слой первозданной патины из грязи, копоти и каких-то неопределенных субстанций на стенах и завез тонну наполовину сгнившего тростника для пола. Посетители представляли собой обычное сборище героев, сорвиголов, наемников, головорезов и злодеев, и только пристальный анализ мог определить, кто есть кто. Густые клубы дыма висели в воздухе, возможно, чтобы избежать прикосновения к стенам.
      Разговор частично стих при появлении двух стражников, а затем опять зазвучал с прежней силой. Пара закадычных друзей помахали Валету рукой.
      Он заметил, что Морковка был чем-то занят.
      – Что ты делаешь? – сказал он. – И совсем ничего не рассказываешь о мамочках, верно?
      – Я делаю заметки, – сурово ответил Валет. – У меня для этого есть блокнот.
      – Это же квитанция, – сказал Валет. – Тебе понравится это место. Я прихожу сюда каждый вечер на ужин.
      – Как написать «правонарушение»? – сказал Морковка, переворачивая страницу.
      – Не знаю, – сказал Валет, проталкиваясь сквозь толпу. Редкий порыв щедрости посетил его душу. – Что ты хочешь выпить?
      – Не думаю, что это будет уместно, – сказал Морковка. – Так или иначе, Крепкие Напитки – это Насмешка.
      Он ощутил на спине чей-то пристальный взгляд, повернулся и уперся взглядом в большое, невыразительное и смиренное лицо орангутанга.
      Тот сидел у стойки бара с пинтой пива и миской с арахисом перед ним. Он дружески наклонил стакан в направлении Морковки, а затем с шумом выпил содержимое, сотворив для этого из нижней губы некое подобие воронки, по которой как по каналу пенясь всосалась жидкость.
      Морковка толкнул Валета локтем.
      – Это же обезьяна… – начал он.
      – Не говори так! – настоятельно сказал Валет. – Не произноси такого слова! Это – Библиотекарь. Работает в Университете. Всегда сюда заглядывает по вечерам выпить на посошок.
      – И люди не возражают?
      – Почему им нужно возражать? Он всегда совершает обход, как все остальные.
      Морковка повернулся и еще раз посмотрел на обезьяну. Бесчисленные вопросы требовали ответа, вроде такого: где он держит свои деньги? Библиотекарь перехватил его взгляд и, ошибочно поняв его, протянул ему миску с арахисом.
      Морковка выпрямился во весь свой внушительный рост и сверился с блокнотом. День, проведенный за чтением Законов и Указов, был достойно проведенным днем.
      – Кто владелец, собственник, арендатор или лендлорд этих помещений? – обратился он к Валету.
      – Твое здоровье, – сказал маленький стражник. – Лендлорд? Ну, я полагаю, что сегодня за главного Чарли. Зачем он тебе?
      Он указал на большого, кряжистого человека, чье лицо покрывала сеть шрамов; их владелец проводил время, нанося на стаканы, более или менее ровно, слой грязи с помощью влажной тряпки, и заговорщически подмигнул Морковке.
      – Чарли, это Морковка, – сказал Валет. – Он остановился у Розы Пальмы.
      – Что, каждую ночь? – сказал Чарли.
      Морковка прочистил глотку.
      – Если вы во главе, – он заговорил нараспев, – тогда моя обязанность заключается в том, чтобы сообщить вам, что вы находитесь под арестом.
      – Под чем, дружище? – сказал Чарли, продолжая полировать стакан.
      – Под арестом, – сказал Морковка, – с целью предъявления обвинений по пунктам 1) (i) что 18-го Грюна в помещении, именуемом Штопаный Барабан, на Филигранной улице, вы a) подавали или b) побуждали подавать алкогольные напитки после 12 (двенадцати) часов ночи, вопреки положениям Акта об Открытии Общественных Пивных Заведений от 1678, и 1) (ii) что 18-го Грюна в помещении, именуемом «Штопаный Барабан», на Филигранной улице, вы подавали или побуждали подавать алкогольные напитки в емкостях, которые размерами и объемом отличаются от предписанных в вышеуказанном акте, и 2) (i) что 18-го Грюна в помещении, именуемом «Штопаный Барабан», на Филигранной улице, вы разрешали посетителям приносить с собой обнаженное оружие длиной более 7 (семи) дюймов, вопреки Разделу Третьему указанного Акта, и 2) (ii) что 18-го Грюна в помещении, именуемом «Штопаный Барабан», на Филигранной улице, вы подавали алкогольные напитки в помещениях, которые, по-видимому, не имеют лицензии на продажу и/или потребление указанных напитков, вопреки Разделу Третьему вышеуказанного Акта.
      Стояла мертвая тишина, пока Морковка перевернул страницу и продолжил читать.
      – Также моей обязанностью является оповестить вас о том, что моим намерением является дать свидетельства перед Правосудием при рассмотрении обвинений согласно Акта об Общественных Собраниях (Азартные Игры), 1567, Актов о Лицензированных Помещениях (Гигиена), 1433, 1456, 1463, 1465, э-э, с 1470 по 1690, а также… – он бросил взгляд на Библиотекаря, который почувствовал приближающуюся опасность и поспешно пытался допить свое пиво, – Акта о Домашних и Одомашненных Животных (Уход и Защита), 1673.
      Последовавшая тишина содержала в себе то редкое качество бездыханного предвкушения, когда собравшаяся компания выжидает, чтобы увидеть, что же сейчас произойдет.
      Чарли аккуратно поставил стакан, разводы грязи на котором были натерты до ослепительного блеска, и поднял взгляд на Морковку.
      Валет попытался притвориться, что он совершенно один и не имеет абсолютно никакого отношения к кому-либо, стоящему рядом с ним и по совершенной случайности одетым в такую же форму.
      – Что он имеет в виду под Правосудием? – обратился он к Валету. – Здесь нет никакого Правосудия.
      Валет недоуменно пожал плечами.
      – Он что новенький? – сказал Чарли.
      – Займись лучше собой, – сказал Морковка.
      – Пойми, да в этом нет ничего лично против тебя, – сказал Чарли Валету. – Это же просто так говорят. У нас здесь был волшебник, так он вторую ночь об этом рассказывает. Какая-то искривляющая образовательная штука, ты не знаешь? – Он попытался припомнить. – Учебная кривая. Вот оно что. Это – учебная кривая. Осколок, подтащи сюда на минутку свою каменную задницу.
      Как было заведено в «Штопаном Барабане», где-то в это время кто-то швырнул стакан. И на самом деле так это и началось.
 
      Капитан Бодряк бежал по Короткой улице – самой длинной в городе, наглядно демонстрировавшей знаменитое морпоркское утонченное чувство юмора – в сопровождении сержанта Двоеточие, спотыкающегося и протестующего на бегу.
      Валет находился снаружи «Барабана», переминаясь с одной на другую ногу. В минуты опасности он находил способ привести себя в движение с места на место без видимых усилий и не вмешиваясь ни во что, так или иначе набрасывавшее на него позор.
      – Там дерутся! – заикаясь прокричал он, хватая капитана за руку.
      – Только с тобой? – спросил капитан.
      – Нет, с каждым! – заорал Валет, переминаясь с ноги на ногу.
      – Ах.
      Сознание подсказывало: вас трое. Он одет в ту же форму. Он – один из твоих людей. Вспомни беднягу Гамашника.
      Другая часть его разума, ненавидимая, презренная часть, которая тем не менее позволяла ему выжить в Страже все эти пролетевшие десять лет, подсказывала: это невежливо в это соваться. Мы подождем здесь, пока он не закончит, а потом спросим его, не нуждается ли он в чьей-либо помощи. Помимо того, политика Дозора не состоит в том, чтобы вмешиваться в драки. Гораздо проще войти после всего произошедшего и арестовать любого валяющегося на полу.
      Раздался грохот разлетевшегося окна и на противоположной стороне улицы очутилась чья-то ошеломленная фигура.
      – Я думаю, – осторожно сказал капитан, – что нам лучше предпринять быстрые меры.
      – Верно, – сказал сержант Двоеточие, – стоя здесь, человек может получить увечья.
      Они с большой осторожностью немного отбежали от таверны, туда, где звуки ломающегося дерева и разбиваемого стекла не были так слышны, и стояли, старательно избегая глядеть друг другу в глаза. Время от времени из таверны доносился крик, и вновь и вновь таинственный звон, как будто кто-то бил в гонг коленом.
      Недоумевая и теряясь в догадках, они молча стояли посреди маленькой лужи.
      – У вас был отпуск в этом году, сержант? – спросил наконец капитан, раскачиваясь взад и вперед на носках.
      – Да, сэр. Посылал свою жену в Квирм в прошлом месяце, сэр, повидать тетушку.
      – Там чудесно в это время года, как мне говорили.
      – Да, сэр.
      – Все в герани и все такое.
      Из верхнего окна вылетела фигура и приземлилась на булыжники мостовой.
      – Так вот почему они пользуются цветочными солнечными часами, не так ли? – в отчаянии сказал капитан.
      – Да, сэр. Чудесно, сэр. Все покрыто маленькими цветами, сэр.
      Затем донеслись повторяющиеся звуки, как будто колотили чем-то тяжелым по дереву. Бодряк вздрогнул.
      – Я не думаю, что он испытывает счастье от пребывания в Дозоре, сэр, – добродушно сказал сержант.
      Дверь «Штопаного Барабана» срывали во время потасовок так часто, что недавно были навешены специальные петли, а потому, когда последующий исполинский удар сорвал дверь вместе с дверной рамой, вырвав их из стены, это лишь показало, как много денег было напрасно потрачено. Среди обломков кто-то попытался встать на колени, застонал и опять резко рухнул.
      – Ну, кажется, что это все… – начал капитан, но его опередил Валет.
      – Это же чертов тролль!
      – Что? – сказал Бодряк.
      – Это тролль! Тот самый, который стоит на дверях!
      Они продолжали наблюдать с чрезвычайным вниманием.
      Это на самом деле был Осколок, шлепала.
      Весьма трудно нанести увечья подобному созданию, которое, с какой стороны ни погляди, являлось движущимся камнем. Хотя кому-то, казалось бы, нужно было им управлять. Упавший тролль издал стон, похожий на звук столкнувшихся кирпичей.
      – Поворот как в книгах, – колеблясь сказал сержант.
      Втроем они повернулись и уставились на ярко освещенный прямоугольник, бывший недавно дверным проемом. События казалось приняли более тихий характер.
      – Вы же не думаете, – сказал сержант, – что он победил, верно?
      Капитан усмирил отвисшую челюсть.
      – Мы обязаны узнать что с нашим коллегой и сослуживцем, – сказал он.
      Позади кто-то захныкал. Они повернулись и увидали Валета, скачущего на одной ноге и схватившегося за ступню.
      – Что с тобой, парень? – сказал Бодряк.
      Валет издавал предсмертные стоны.
      Сержант Валет начал понимать. Хотя осторожное подобострастие было главной чертой поведения Дозора, не было ни одного члена отряда, который бы не попадал, каждый в свое время, под горячую руку Осколка. Валет просто попытался сыграть в кошки-мышки в наилучших традициях полицейских, принятых повсеместно.
      – Он пошел и стукнул его камнем, сэр, – сказал он.
      – Безобразие! – ни к кому не обращаясь, сказал капитан. Он заколебался. – Госпожа Природа движется странными путями, не так ли?
      – Вы правы, сэр, – сказал сержант.
      – А сейчас, – сказал капитан, вынимая меч, – вперед!
      – Да, сэр.
      – Это относится и к вам, сержант, – добавил капитан.
      – Да, сэр.
      Возможно, это было самое осмотрительное наступление в истории военных маневров, где-то в самом низу шкалы, если считать, что вверху Атака Легкой Бригады.
      Они осторожно осмотрелись, заглянув за сломанный дверной проем.
      Там было множество людей, поваленных на столах, или на том, что оставалось от столов. Остававшиеся в сознании не испытывали от этого счастья.
      Морковка стоял посреди комнаты. Его ржавая кольчуга была порвана, шлем потерян, его качало из стороны в сторону и один глаз уже готовился вздуться от синяка, но, узнав капитана, он уронил слабо сопротивлявшегося посетителя, которого он держал, и отдал честь.
      – Осмелюсь доложить, тридцать одно правонарушение о Зачинании Драки, сэр, пятьдесят шесть случаев Буйного Поведения, сорок одно правонарушение о Воспрепятствовании Офицеру Дозора при Исполнении им Обязанностей, тринадцать правонарушений о Нападении с Применением Смертоносного Оружия, шесть случаев Злонамеренной Задержки, а… а… капрал Валет до сих пор не показал мне ни одного входа и выхода…
      Он упал навзничь, ломая на лету стол.
      Капитан Бодряк кашлянул. Он был совершенно не уверен, что полагается дальше делать. Насколько он знал, Дозор никогда до того не оказывался в подобном положении.
      – Думаю, что стоит дать ему чего-нибудь выпить, сержант, – сказал он.
      – Да, сэр.
      – И мне один глоток.
      – Да, сэр.
      – Возьмите и себе, почему бы и нет.
      – Да, сэр.
      – А вы, капрал, будьте так любезны – что вы делаете?
      – Обыскиваютеласэр, – выпрямившись, быстро сказал Валет. – Для сбора доказательств, и тому подобное.
      – В их кошельках?
      Валет спрятал руки за спиной.
      – Вам никогда не понять, сэр, – сказал он.
      Сержант обнаружил чудом не разбившуюся бутылку со спиртом и влил большую часть содержимого Морковке в рот.
      – Что мы собираемся со всем этим хламом делать, капитан? – сказал он через плечо.
      – Ни малейшего понятия, – сказал, присаживаясь, Бодряк.
      Тюрьма Дозора была слишком велика для шестерых маленьких людишек, которые были просто людским материалом, который можно бросить в тюрьму. Впрочем, эти…
      Он с отчаянием осмотрелся. Там был Норк Пронзающий, лежавший под столом и пускавший носом пузыри. Там был Большой Генри. Там был Хватальщик Симмонс, один из самых ужасных кабацких драчунов в городе. В общем и целом, тут было множество людей, которым не стоило находиться поблизости, когда они очнутся.
      – Мы могли бы перерезать им глотки, сэр, – сказал Валет, ветеран в подсчете трофеев на полях сражений.