Навстречу мне поднялся молодой, ладно скроенный мужчина, в хорошо подогнанном и безупречно отутюженном костюме, с симпатичным русским лицом.
      - Федор Аржанухин, - буднично и просто сказал он. - Работать будем вместе.
      Внимательно слушая Аржанухина, я невольно любовался этим человеком: располагала деловитая простота советника, знание им обстановки в Испании. От него я получил все необходимые указания по моей предстоящей работе.
      - Вы прибыли на смену инженеру Захаревскому. Почти год он трудился в республиканской авиации. Надеюсь, смена будет достойной. Не скрою, трудно придется. Не хватает запасных частей для самолетов. Мало высококвалифицированных специалистов. Но ваш коллега, Борис Павлович Захаревский, познакомит со всеми тонкостями и особенностями работы в здешних условиях.
      Пять дней стажировался я у Захаревского. Объездили мы с ним почти все аэродромы, на которых базировались самолеты республиканской авиации. Много полезного и поучительного услышал я от Бориса Павловича.
      Он приехал в Испанию осенью 1936 года. В это же время из нашей страны начали прибывать сюда транспортные суда с танками, самолетами, оружием, продовольствием, снаряжением для республиканцев и добровольцев. За три первых месяца войны Республика получила более 330 боевых самолетов, около 260 танков и другого военного снаряжения. На полевых аэродромах, прямо под открытым небом, день и ночь шла сборка машин, прибывших в юго-восточный порт Испании - Картахену. Летчики трудились наравне с техниками, заводскими специалистами. Испанские товарищи, будущие ремонтники, мотористы ы техники, практически постигали сложную материальную часть самолета, работая с удивительным подъемом, самоотверженностью.
      - Недостатка в помощниках у вас не будет, - заметил Захаревский. Испанские специалисты хотя и не высокой выучки, зато энергии, желания работать хоть отбавляй. Подними ночью, скажи только одно слово: "Пойдем" они пойдут за тобой и в огонь и в воду. Чистых сердец люди...
      Руководителем испанских авиационных специалистов был инженер-испанец лет сорока, который представился мне по-русски:
      - Лопес-Смит. Очень рад познакомиться с вами, камарада Антонио. Испанский народ примет вас с благодарным пониманием. Видите, какое время для нас тяжелое...
      Было заметно, как инженер волнуется, подыскивая нужные русские слова, а говорил он на нашем языке довольно прилично, и мы хорошо понимали друг друга. Не имея высшего специального образования, Лопес-Смит был мастером на все руки, не гнушался черновой работы. Порой мне казалось, что инженер всю свою жизнь только и постигал токарное да слесарное мастерство. Однажды я заметил, как Лопес-Смит показывал молодому испанцу, как правильно производить электросварочные работы. Я подивился и спросил:
      - Где вы этому научились?
      - В Марокко, - ответил инженер, - там всему можно было научиться - и хорошему, и плохому...
      Самолетный парк республиканцев состоял из 75 истребителей И-15 и И-16. Одностоечный полутораплан И-15, созданный конструктором Н. Н. Поликарповым, развивал скорость на высоте 3 тысячи метров 367 километров в час. И-16 с двигателем М-22 развивал скорость до 360 километров в час, с двигателем М-62 - до 460-490 километров в час. Было также у республиканцев около 20 скоростных бомбардировщиков СБ. Эту боевую машину создала конструкторская бригада А. А. Архангельского). Самолет достигал огромной по тем временам скорости: на высоте 4 тысячи метров скорость СБ превышала 420 километров в час.
      Немецкий бомбардировщик "Хейнкель-Ill", созданный годом позже, чем наш СБ, развивал скорость 310 километров в час, a Me-109, присланный в Испанию в последний год войны, когда боевые действия пошли на убыль, имел скорость 570 километров в час; но их поступило мало, этих "мессеров". Хотя в целом соотношение сил врагов Республики было в пять-шесть раз больше, чем у добровольцев.
      Аэродромов, какими мы видим их в нынешнее время - С бетонированными взлетно-посадочными полосами, первоклассными вспомогательными сооружениями, радарными установками, - в ту пору еще не строилось. Маленькие посадочные площадки, наспех сделанные, располагались то в гористой местности, как, например, под Теруэлем, то среди лесных насаждений и фруктовых садов - это Фигерас, Лясиньера. Аэродром Каспе был похож на срезанную вершину крохотной сопки, его размеры едва позволяли выполнять посадки истребителей, не говоря уже о бомбардировщиках.
      На эти наши полевые взлетно-посадочные площадки частенько наведывались вражеские бомбардировщики. Порой налеты на республиканские точки имели волнообразный характер: одна группа отбомбится, уйдет, техники не успеют еще приступить к работе, как появляется новая группа. Так что работать на стоянках приходилось почти круглосуточно - чтобы как-то компенсировать упущенное время.
      Инженер Лопес-Смит, техники Карлос, Ортега, Мартин и я успевали доводить самолеты до эксплуатационного уровня. Частенько приходилось идти на риск - применять такую технологию и рационализацию, за которые в иных условиях впору ответ держать. Но риск был необходим, а потому и оправдан. Ни единого раза наша доморощенная технология и рационализация не привели к отказу материальной части боевых машин. Боевые задания летчиками выполнялись без жалоб и нареканий на подготовку наших самолетов. Навсегда запомнились мне восхищения по этому поводу испанского техника Карлоса:
      - Научились трудиться! Я рад, камарада Антонио!..
      * * *
      Как-то, уже в конце марта 1938 года, ко мне прибежал шофер Андрее и, еле переведя дух, от радости путая испанские слова с русскими, взволнованно закричал:
      - Авиадорес руссос!
      Не помню, как я выскочил из комнаты, как оделся. На улице стояла большая группа советских летчиков, и некоторые из них, завидя меня, по-русски весело и шумно приветствовали еще издали:
      - Принимай гостей, Иван Андреевич!.. Встретились на краю Европы! Гора с горой не сходится, а человек с человеком - сойдется!..
      Моя же радость перешла в бурный восторг, когда я увидел, что большинство из вновь прибывших - сослуживцы по 142-й бригаде. Подумать только... В далекой от России стране встретиться с друзьями! Я пересчитал их, не веря своим глазам, - семнадцать человек! - а летчики счастливо посмеивались, тоже узнавали своего бригадного инженера. Они словно и сейчас стоят передо мной: майор Ф. Родин, капитаны И. Анищенко, А. Лантух, старшие лейтенанты И. Колосков, П. Пятин, лейтенанты В. Бобров, Д. Воропаев, М. Емельянов, Н. Жердев, Г. Когрушев, И. Мартыщенко, В. Михайлов, А. Панов,Н. Ливанский,А. Ярковой, С. Яшин, А. Сироченко. Еще много незнакомых мне молодых ребят. От добровольцев нового пополнения я узнал новости моей Отчизны.
      - Собираюсь в Москву и говорю родным: "Я, наверное, из столицы буду направлен на Север. Авиация начала освоение белых пятен Ледовитого океана", - смеясь от радости, рассказывал Федор Родин, - а меня спрашивают: "Какое отношение военная авиация имеет к этим самым пятнам?" "А такое, говорю, - что военного куда пошлют, туда и пойдет без рассуждений. Наш опыт везде нужен". "На сколько?" - интересуются. "Рассчитывайте на годик!" - этак лихо козыряю и щелкаю каблуками, как перед командиром.
      - Думаешь, не догадались? - с сомнением спрашиваю Федора.
      - В этом можно не сомневаться. Конечно, догадались, - посмеивается майор. - Но главное, что я хранил тайну!..
      Исподволь любуюсь молодыми пилотами. Они помалкивают, слушая наш разговор. Землякам пришлось вдоволь хлебнуть соленого ветра чужих морей. В Мурманске несколько недель назад они погрузились на пассажирский пароход "Андрей Жданов", по норвежскому морю обогнули Скандинавский полуостров, миновали бурное Северное море, прошли Ла-Манш. После французского порта Гавр одиссея добровольцев еще но была окончена - поездом летчики добирались через Париж до испанской пограничной станции Порт-Боу, откуда, как и я, прибыли в Фигерас. Ребятам здесь предстояло собрать новые боевые машины, потом на них идти в бой. Так что весь вечер мы провели вместе, и я рассказывал о положении на Арагонском фронте.
      А к тому времени линия фронта растянулась почти на двести километров и проходила юго-западнее Теруэля, через Морелью, Мора-де-Эбро, по рекам Эбро и Серге, через города Лериду, Тамарите. дальше - к высоким горным хребтам Пиренеев. Интервенция германского и итальянского фашизма усилилась, и на этом участке боевых действий сложились исключительно тяжелые условия. Особенно ожесточенные бои велись на гандесарском направлении, где мятежники, поддерживаемые фашистами, наносили главный удар на Тортосу.
      Вскоре наши летчики вместе с испанскими специалистами приступили к сборке самолетов. Руководили сборкой я и мой помощник, воентехник В. Д. Булыгин (впоследствии он был назначен инженером эскадрильи). Трудились круглосуточно. Собранные истребители облетывали, затем на них производили пристрелку вооружения.
      Три испанских инженера - Ортега, Карлос и Мартин - имели богатый опыт эксплуатации материальной части различных типов самолетов, однако считали своим долгом, обязанностью но всем техническим вопросам консультироваться с советскими специалистами. Иногда даже через штаб передавалась их просьба прислать русского инженера для "оказания помощи в решении вопросов технического порядка. Испанцы нам доверяли. Все наши советы и рекомендации выполнялись ими своевременно, словом, большую часть времени мы проводили вместе по восстановлению материальной части, поврежденной в воздушных боях, поровну делили и победы и неудачи.
      Боевые самолеты к началу тридцать восьмого года были уже сильно изношены. Но огромный практический опыт, изобретательность, рационализация позволяли нам производить надежный и качественный ремонт машин, на которых летный состав вел боевую работу. Так что меньше чем через неделю наши истребители поднялись в небо и ушли в Сабадель, на аэродром под Барселону.
      * * *
      Начались жаркие воздушные бои. Самолеты возвращались на аэродромы, буквально изрешеченные пулями фашистских истребителей, осколками зенитных снарядов. Ив строя выходило до тридцати процентов всего боевого самолетного парка Республики. Специалистов-ремонтников не хватало. Механики и мотористы изучали кроме своей основной - эксплуатационной - профессии смежные. Учились друг у друга, как говорится, на ходу.
      Главный советник командующего авиацией Республики Евгений Саввич Птухин немедленно вылетал туда, где было особенно трудно. А такое положение все чаще стало складываться на всех участках фронтов. Мы очень часто встречались. Установились по старой дружбе добрые отношения, тесный деловой контакт. Всегда опрятно одетый, подтянутый, Птухин обычно первым приветствовал меня (эта воспитанная черта его распространялась на всех подчиненных), еще издали он протягивал сильную руку, а глаза, голубые, выразительные, улыбались по-детски открыто и доверчиво.
      - Добрый день, Иван Андреевич! Как у нас тут дела? - Птухин говорил "у нас", искренне веря, что дела инженера республиканской авиации неразрывно связаны и с успехами, и с неудачами летчиков в испанском небе.
      А дела были разные, как и дни, - то светлые, то мрачные. И я отвечал четко, по-военному обстоятельно:
      - Много ран привозят наши машины - по тридцать - пятьдесят пробоин. Настроение техсостава боевое, с работой справимся. Но, Евгений Саввич, половина наших самолетов в ремонте...
      - Иван Андреевич, летчики делают по пять - семь боевых вылетов в день. Воздушные бои тяжелые. Выносливость пилотов изумительна. Под стать им и самолеты. И, хотя численное преимущество на стороне противника, бьем-то фашистов мы по-суворовски: не числом, а умением. - Птухин посмотрел на меня внимательно, даже не посмотрел, а осмотрел всего с головы до ног, как старшина новобранца, и участливо проговорил: - Спишь мало, Иван Андреевич. Штаны вон уже не держатся - так похудел...
      Я, помнится, что то ответил по поводу штанов, посмеялись, вспомнили родные края.
      - А знаешь, - заметил Птухин, - в Минске мне досталось на орехи от командующего за нашу с тобой идею сделать тебя инженером-летчиком. Может, потом, когда пройдут годы, наши внуки и станут совмещать инженерные знания с летной работой. Пока же...
      Я поспешил перевести разговор:
      - Евгений Саввич, а какие шансы у Республики на победу?
      - Шансы, говоришь? - Лицо Птухина помрачнело. - Слово-то какое холодное. Как те ручки, что ломались... - И, помолчав, он добавил: - Трудно, инженер, трудно...
      ...Готовился бросок через Эбро в направлении на Гандесу. Основной ударной силой на столь важном участке должна была стать Народная армия под командованием подполковника Хуана Модесто, коммуниста, рабочего лесопилки из Андалузии. В его армию и влились только что прибывшие летчики-добровольцы.
      В эти дни к нам приехал комиссар Мартин. Обычно усталое, озабоченное, его лицо на этот раз было оживленным, в глазах искрилась едва заметная улыбка. Он рассказал о трудностях на линии фронта, боевой работе Народной армии. Вскоре группа советских добровольцев перелетела на прифронтовой аэродром Реус.
      Аэродромы, откуда работали наши истребители, такие, как Вильяр, Лясиньера, Вальс, одновременно были и ремонтными базами. Советские добровольцы привозили сюда не только трудные свои победы, но и пробоины в машинах. Как-то на самолете С. Грицевца мы обнаружили 25 пробоин. В. Бобров привез их 30, а Н. Герасимов побил все "рекорды" - в его истребителе мы насчитали около 80 осколочных попаданий! Вдуматься только в эти цифры...
      Ребята здорово переживали: ремонт самолетов отнимал и время и силы, сказывался на боеспособности республиканских ВВС. Но зато с каждым последующим боевым вылетом наши летчики с еще большим ожесточением и мастерством били врага. Во второй половине августа группа под командованием Сергея Грицевца снова приняла бой с численно превосходящим противником. В этой схватке пилоты-добровольцы уничтожили 16 самолетов мятежников, а сами все до одного вернулись на свою базу. Что характерно: самолетов у противника было в три раза больше!
      Прекрасным воздушным бойцом зарекомендовал себя Сергей Грицевец. Родом из Белоруссии, он окончил Оренбургскую летную школу, затем служил на Дальнем Востоке. Через некоторое время Сергей - в Одесской школе высшего пилотажа, где работает инструктором. Когда началась гражданская война в Испании, летчик подает командованию рапорт за рапортом, чтобы его отправили защищать Республику. Но командование рассудило по-своему, по-государственному: опытный летчик-инструктор нужен школе - чтобы готовить летные кадры для тех же боев.
      В мае 1938 года Грицевец все-таки добился своего и отправился в Испанию добровольцем.
      В первый боевой вылет Сергей пошел вместе с уже обстрелянными пилотами - Николаем Жердевым, Анастасией Ярковым и Николаем Семеновым. Досталось тогда нашим ребятам. Немало пробоин в машине привез Грицевец. Опытный летчик Ярковой посадил свой И-16 с пробитым масляным баком. Таранив вражеский истребитель, сел на аэродром с изогнутыми лопастями винта Жердев. Но воздушные бойцы не дрогнули. Мы вернули в строй все боевые машины, и 18 мая они дали мятежникам бой в районе Балгара. 18 вражеских самолетов уничтожили тогда наши летчики. Сами потеряли две машины.
      Помню, как Сережа Грицевец после того памятного воздушного боя признался:
      - Знаете, товарищ инженер, только сейчас я понял, что это такое настоящая схватка в небе. Приходится смотреть и за врагом, и за товарищами, самому действовать безошибочно. Бывало, полетишь в зону на высший пилотаж в небе король! А тут слаженность всей группы нужна да плюс взаимовыручка.
      Товарищеская взаимовыручка в рядах интернационалистов проявлялась не только в воздухе, но и на земле. Однажды раненный в воздушном бою А. Панов посадил поврежденный И-16 на живот. Это произошло на аэродроме Реус. Машина, казалось, не имела живого места: на плоскостях - огромные дыры, перкаль болталась лохмотьями, были повреждены и силовые элементы крыльев и фюзеляжа, а в двигателе пробита головка первого цилиндра.
      Булыгин, Лопес-Смит и я получили приглашение с просьбой помочь отремонтировать самолет, так как механик экипажа и ремонтная бригада оказались в затруднительном положении. Как мы убедились на месте, ремонт действительно предстоял сложнейший.
      Объяснять интернациональной бригаде, что и как ремонтировать, было бы гораздо сложнее, чем выполнить эту работу самим. И мы принялись за дело. В короткий срок заменили плоскость истребителя, произвели ее стыковку с центропланом. Работа не из легких. Когда она уже подходила к концу, надо было подумать, кому доверить облет машины, пристрелку оружия после восстановительного ремонту. Это обычно решает летное руководство. Инженер вправе разве что только высказать свои соображения, с которыми опытный авиационный командир, как правило, считается.
      Птухин тогда спросил меня:
      - Кто будет облетывать "ишачок"?
      Я подумал и посоветовал:
      - Из тех летчиков, кого я хорошо знаю, лучшая кандидатура - Родин.
      - Я так и знал, что посоветуешь его, Федора, - удовлетворенно засмеялся генерал. - Своих из бригады не забываешь!..
      Для более оперативного ввода в строй поврежденных самолетов кроме внедрения поточного метода ремонта мы активно стали применять передвижные авиаремонтные мастерские - ПАРМы. Укомплектованные набором различного инструмента, автогеносварочными генераторами, токарными стайками, ПАРМы с приданными им штатными специалистами -ремонтниками были очень эффективны и мобильны: своим ходом они перебазировались с одного аэродрома на другой, где немедленно развертывали работу по ремонту. Но только в Испании, по и на Халхин-Голе, в финской кампании, во время Великой Отечественной войны они нашли свое прочное место.
      Нам, инженерам и техникам, подгонять ремонтников ПАРМа не приходилось. Практически работа ПАРМов шла круглосуточно. И главным образом ночью, когда полеты закапчивались. Только в короткие промежутки длинного летнего дня ремонтники на два-три часа забывались тревожным сном. Когда же они буквально с ног валились от усталости, мы подменяли их. Труд этих молодых ребят был не только напряженным и тяжелым - он был сопряжен с большой опасностью. Довольно часто на рембазы и аэродромы налетали фашистские бомбардировщики. Как правило, сначала они сбрасывали бомбы, а потом, снизившись до бреющего полета, обстреливали людей из пулеметов.
      Как-то летчик Е. Саборнов произвел посадку на аэродроме Лясиньера. В ею машине оказалось повреждение фюзеляжа. Для маскировки ее закатили в самую гущу фруктовых деревьев. Когда ремонтные работы подходили уже к завершению, над аэродромом вдруг появились бомбардировщики противника. Бомбоубежище от нас располагалось далеко: пока добежишь до него - семь раз убьют. В тот день и погиб испанский техник Андрее: он был убит наповал осколком бомбы...
      * * *
      С раннего утра жара и духота. Город Сабадель словно вымер. Планирую, на каких аэродромах побывать, куда поехать в первую очередь. Неожиданно приходит посыльный:
      - Вас приглашает к себе комиссар Агальцов.
      "Что там стряслось? - думаю по дороге в штаб. - Только вчера виделись. Впрочем, мало ли что за ночь могло произойти на фронте..."
      "Испанец" - так многие звали Филиппа Александровича за его непоседливость, внешнее сходство с испанцами - представляет мне высокого, как и он сам, подтянутого человека:
      - Иван Андреевич, знакомься: Александр Петрович Андреев. Прибыл на смену Федору Аржанухину. Командовал бригадой скоростных бомбардировщиков. Так что можешь теперь освоить технику пилотирования и на скоростных бомбардировщиках, - шутит Агалъцов и после небольшой паузы продолжает: - А этот инженер, Александр Петрович, наш главный "хирург" по ремонту и эксплуатации самолетов. Съездите сегодня вместе на авиационный и авиаремонтный заводы. Там будет командующий авиацией Республики товарищ Сиснерос, преданный революции человек...
      Игнасио Идальго де Сиснерос - выходец из древнего и знатного рода. Его предки занимали ключевые посты в государственном управлении, оказывали решающее влияние на судьбы страны. А вот младший Сиснерос без колебаний стал на сторону народа и был ему до конца верен.
      С командующим авиацией Республики я уже знаком. Переводчица Шура Браславская, юная симпатичная ленинградка, помогает нам вести разговор. У Шуры где-то далеко от этих краев остался сынишка. Она вскоре погибнет, наша обаятельная переводчица. Пуля франкистов оборвет жизнь интернационалистки. А с гибелью летчика Рамона было связано мое знакомство с другой женщиной-интернационалисткой - Марией Фортус.
      Наша встреча произошла в декабре 1937 года. Помню, как в кабинет старшего советника вошла худенькая женщина. Нам предстояло сообщить ей о смерти сына. "Рамон погиб... Мы все знали Рамона как храброго летчика", навсегда запомнил слова, сказанные Марии.
      Мария Фортус... Это о ней на всех фронтах Республики рассказывали удивительные случаи. Как-то Мария остановила бойцов, в панике бросивших оружие. "Остановитесь, трусы! - крикнула она на испанском языке. - Вас что, кастрировали? Забыли испанскую гордость и достоинство мужчин?! Что о вас скажут люди, что подумают о вас невесты, жены и матери?.." Опустив перед женщиной головы, испанцы подняли оружие. Так в критическую минуту Мария Фортус воодушевила бойцов и повела их на штурм высоты, которую те только что оставили...
      Трудно пережить гибель людей. За те войны, которые мне было суждено вынести, а их досталось немало, ушли из жизни многие мои боевые друзья. Всех помню. До сих пор помню и имена героев, с кем на баррикадах Испании довелось отстаивать Республику.
      Как-то на одном из аэродромов я заметил самолет со знакомым номером. Машина была изрешечена пулями. Но я знал, что истребитель этот из группы Федора Родина. "Где же летчик?" - пробежала тревога. Техник Ортега пояснил:
      - Камарада Антонио, пилот Родина немножко ранен.
      Была схватка, он сбил итальянский пилот. Фашистов - много, республика мало.
      - Где он? - нетерпеливо спрашиваю по-испански.
      - Госпитал, - коротко, по-военному отвечает Ортега, и я тороплюсь туда.
      ...Федор сидел на койке, нетерпеливо поглядывая в открытую дверь ожидал нас. Сквозь южный загар на его лице проступила бледность - это от усталости и ранения.
      - Иван Андреевич! Ваня!.. - радостно бросился он навстречу. - Я рад... как рад, что пришли проведать меня. Скучно здесь. Рана пустяковая, а задержат вот... На днях нас навестила здесь сама Пасионария - Долорес Ибаррури. Что же лежать? В бой, в бой надо!..
      - Да ты не торопи время. Поправляйся. Починим твой "ишачок" заодно его тоже подранили. А боев тебе еще достанется... - как мог, успокоил я Федора Родина и, кажется, не ошибся.
      * * *
      1938 год складывался для нас очень тяжело, напряженно. У противника увеличивалось количество зенитных батарей, становилось все больше и больше истребителей, появился новейший "Мессершмитт-109". Этот самолет обладал огромной по тем временам скоростью и мощью бортового вооружения. Наш И-16 в скорости ему уступал, но был маневреннее. У врага поступили на вооружение и новые бомбардировщики, высотность которых отличалась от наших в лучшую сторону. Стал вопрос: что можем мы сделать в полевых условиях, чтобы улучшить тактико-технические данные своих самолетов, противопоставить их боевой технике врага?
      Сергей Иванович Грицевец, нетерпеливый, по-боевому горячий, высказался первым:
      - Пилоты нашей группы уже думали об этом. Я высказываю не только личное мнение, но и убежденность своих товарищей: наш "ишачок" можно облегчить - и потолок машины поднимем...
      "Облегчить самолет. Но за счет чего?.. - прикидывал я. - Уменьшать боекомплект нельзя. Горючим пренебрегать тоже опасно: близко ли, далеко ли происходит воздушный бой от точки базирования, но бензин должен быть заправлен по самую горловину бака..."
      Будто прочитав мои мысли, Грицевец убежденно предложил:
      - Решение одно - отказаться от кислородного оборудования, снять баллоны! Таково мнение летчиков.
      Я уже был согласен с Сергеем. Кислородные баллоны мы снимем с истребителей в минимально короткий срок. Но смущало одно: согласятся ли так летать испанские товарищи?
      - Прошу верить моему слову, - горячился Грицевец, - испанцы вместе с нашими пилотами уже обдумывали это. А снять баллоны с одних самолетов и оставить их на других - на такое они не пойдут.
      И решение было принято: летать без кислорода.
      Примерно через месяц я приехал на аэродром Вальс, где базировалась группа Сергея Грицевца. Командир со своими товарищами находился в воздухе, сопровождая бомбардировщиков до цели и обратно. На стоянке я встретился с Николаем Герасимовым.
      - Слышали, как наш командир посадил немецких асов? - спросил Николай. И летчик рассказал мне об этом памятном полете.
      ...Наши фронтовые разведчики донесли в штаб Военно-Воздушных Сил Республики, что в немецкой бомбардировочной группе из легиона "Кондор" запланирована смена лидера, того самого, который бомбил Гернику. Сменить лидера должен был такой же головорез, но ему предварительно предстояло ознакомиться с районом полетов, рельефом местности, линией фронта. А рельеф Испании со сложным профилем, горист. Боевые действия над такой территорией требуют от экипажей безукоризненной техники пилотирования.
      Командующий республиканской авиацией Сиснерос, посоветовавшись с Птухиным, принял решение послать на перехват лидера Сергея Грицевца. Он должен был принудить противника к посадке на земле Каталонии. И Птухин предложил такой вариант действий. Одна группа истребителей уводит "мессершмиттов" от "хейнкелей", связывая их боем. Грицевец с пилотом Маргалефом в это время отсекают от головного бомбардировщика его ведомого и парой зажимают лидера.
      - В случае если немцы окажут сопротивление - "хейнкель" уничтожить огнем из пулеметов, - приказал Птухин.
      И вот из стана противника поступил условный сигнал: "Бомбардировщики врага взлетели..." Тотчас с аэродромов Реус и Вальс поднялись наши истребители И-16. Они заняли зону для барражирования над линией фронта в ожидании противника. Через несколько минут с запада появились "хейнкели" в сопровождении группы "мессеров". Количественный состав истребителей врага не вызывал у республиканских летчиков особых тревог - силы были примерно равны. Началось практическое осуществление операции: одна эскадрилья "ишачков" оттеснила группу прикрытия, навязав ей свою тактику - потащили немцев на высоту, подальше от "хейнкелей". Там, на высоте, И-16 завязали с "мессерами" воздушный бой.
      Вот уже и Сергей в паре с Маргалефом короткими очередями отсекли ведомого бомбардировщика. Все шло по плану: они остались с глазу на глаз с фашистским лидером. Но лидер был опытен, силен: он опасно огрызался из всех своих огневых точек, экономно расходуя боеприпасы. Немец, видимо, понял, что за ним охотятся. Резко бросив машину на крыло, начал маневрировать по высоте, пытаясь развернуться на свою территорию.
      Грицевец эволюциями истребителя дал знать ведомому испанцу: "Берем неприятеля в клещи" (радиостанции в ту пору на самолетах не устанавливались, и команды подавались условленными на земле сигналами). Огнем бортовых пулеметов они отрезали путь врагу на запад. Стрелок немецкого бомбардировщика вновь было открыл огонь по И-16, но Сергей Грицевец длинной очередью заставил стрелка замолчать.
      Тогда лидер пошел на крайнюю меру: сбросил бомбы и предпринял несколько энергичных попыток освободиться от назойливых республиканцев. Только маневры врага были безуспешны. Уже перед Барселоной немец резко ввел свою машину в крутое пикирование и сел на берегу реки, чтобы скрыться.
      Грицевец заметил, как немцы, торопливо покинув самолет, побежали в сторону гор. Он мгновенно ввел свою машину в пикирование и с высоты бреющего полета огнем бортовых пулеметов заставил вражеских пилотов прижаться к земле. Маргалеф тем временем направил свой истребитель на Барселону, чтобы там доложить командованию о выполнении задания штаба республиканских ВВС. А к приземлившемуся бомбардировщику бросились испанские крестьяне, многие из которых были вооружены. Сергей Грицевец не оставил зоны барражирования, пока не убедился, что немцы захвачены бойцами интернациональной бригады...
      На войне случались и затишья. Так, однажды авиация обоих сторон не вела боевых действий в течение целой недели. В эти дни генерал Птухин вызвал меня и без предисловий сказал:
      - Дорогой мой инженер! Я знаю, твои специалисты paботают на пределе человеческих возможностей. Но, пока авиация противника не может подняться в воздух из-за плохой погоды, надо этим воспользоваться.
      - Что от меня требуется, Евгений Саввич?
      - Необходимо в минимальный срок пополнить наши группы самолетами.
      - Задача понятна, - сказал я. - Пополнить эскадрильи за счет выхода машин, находящихся в ремонте. Ускорим дело!
      И началась напряженная боевая вахта. Отсчет времени мы вели не сутками, а часами, минутами. Люди работали, отдыхая прямо на аэродроме, в мастерской, у самолета. Но никто не роптал. Самоотверженный труд всего коллектива приносил нам каждодневную радость: эскадрильи получали вышедшие из ремонта машины.
      Наконец наступил момент, когда из ремонтной базы вырулил на взлетную полосу последний истребитель. Тогда мы с Лопес-Смитом поехали докладывать Птухину о выполнении задания. Евгений Саввич уже все знал из донесений командиров авиачастей. Не скрывая своей радости, без единого слова он обнял нас, растроганно глядя то на одного, то на другого. Потом прерывающимся от волнения голосом сказал:
      - Это единственный день почти за два года войны, когда все наши самолеты в полной боевой готовности. Благодаря вам, дорогие мои малые золотники!.. Спасибо, Лопес-Смит, и тебе, Иван - Антонио...
      Пылкие испанские пилоты долго потом подбрасывали вверх Лопес-Смита и меня, ликуя от восторга:
      - Вина Русин! Вива Эспана!
      * * *
      В конце октября тридцать восьмого года так называемый комитет по невмешательству навязал испанским революционерам свое решение: отправить с территории страны всех иностранных добровольцев. Это был тяжелейший удар по демократическим силам Республики. Советник по авиации Александр Петрович Андреев, дни и ночи проводивший в эскадрильях, понимал, что с отъездом наших летчиков республиканцам придется испытать горечь невосполнимых потерь. Усталый и печальный, он говорил на совещании: