Фронтовое небо

      Спустя годы немецкий генерал-майор фон Бутлар, анализируя итоги войны, признает: "...Русские имели то преимущество, что при производстве вооружения и боеприпасов ими учитывались все особенности ведения войны в России ц максимально обеспечивалась простота технологии. В результате всего этого русские заводы выпускали огромное количество вооружения, которое отличалось большой простотой конструкции. Научиться владеть таким оружием было сравнительно легко..."{8}
      За годы войны наша боевая техника заметно менялась. Возросли мощности моторов. За счет этого, а также за счет улучшения аэродинамических форм самолетов примерно на 30-40 процентов увеличились горизонтальные скорости истребителей, улучшились их маневренные качества, особенно в вертикальной плоскости. Главным оружием в воздушном бою стали пушки. Если в начале войны на истребителях стояли в основном пулеметы, то сейчас они были оснащены одной-двумя, а некоторые (Ла-7) и тремя пушками. За счет применения крупнокалиберных - 12,7-миллиметровых - пулеметов и более совершенных пушек - 20-, 23-, 37-миллиметровых - вес секундного залпа истребителя увеличился больше чем в два раза. С широким применением радио, радиотехнических средств повысилась оперативность управления авиацией, надежность самолетовождения, увеличилась эффективность перехвата и уничтожения воздушных долей.
      Однако в период подготовки к наступательной операции за освобождение советской Прибалтики и немцы стали применять против нас модернизированные истребители. Так в качестве штурмовиков принялись летать ФВ-190. С этих "фоккеров" были сняты две эрликоновские пушки, что позволило уменьшить вес самолета на 110 килограммов и усилить дополнительную броню в нижней части фюзеляжа. Вместо одной 250-килограммовой бомбы немцы стали устанавливать три бомбы по 100 килограммов.
      И вот 14 сентября 1944 года. Одновременно на всех трех Прибалтийских фронтах началось наступление на рижском направлении. На аэродромах дивизии в этот день царила торжественная обстановка. На старт выносились боевые знамена полков, и летчики взлетали на задания, оставляя их алые полотнища под крылом своих истребителей. Они прикрывали боевые порядки наших войск, обеспечивали боевые действия бомбардировщиков, штурмовиков.
      Немцы жестоко сопротивлялись. Их "фоккеры", группами по 20-30 самолетов, наносили удары по нашим наступающим войскам. Бомбардировочными ударами и штурмовкой противник стремился замедлить наше наступление, но советские истребители смело вступали в бой с врагом при любом соотношении сил и почти всегда одерживали победу.
      Нередко наши воздушные бойцы при отсутствии над полем боя гитлеровской авиации штурмовали их войска. Чтобы избежать потерь от зенитного огня, максимально использовали фактор внезапности. Нужными данными о противнике командование фронта и армии надежно обеспечивали также наши истребители.
      Одним из самых сильных воздушных разведчиков зарекомендовал себя летчик 254-го истребительного авиаполка старший лейтенант В. К. Сидоренков. Мастерски находил он тщательно замаскированные аэродромы гитлеровцев, скопления железнодорожных эшелонов, войск противника. Василий Сидоренков первым применил для воздушной разведки новый скоростной истребитель. А несколько боев, которые провел истребитель, навсегда вошли в историю нашей авиадивизии.
      Вот один из них: тридцать семь гитлеровских машин против четверки, которую вел Сидоренков. Тридцать семь "юнкерсов" шли бомбить станцию Батецкую. Пропустить такую армаду - от станции ничего не останется, и тогда Сидоренков принимает решение атаковать. Меткой очередью он сбивает ведущего группы. Боевой порядок "юнкерсов" нарушается, а Василий атакует снова и снова сбивает немецкий бомбардировщик. В этой напряженной обстановке летчик все видит, от внимания ведущего группы не ускользает и то, как работают его боевые друзья и как ошеломленные немцы начинают разворачиваться назад. Но вот он заметил группу "фокке-вульфов". Вражеские истребители пришли на помощь своим бомбардировщикам. В жестокую схватку, один против четверки, бросается Василий и поджигает еще одну вражескую машину. Три победы в одном бою!
      Запомнился вылет звена Сидоренкова под Псковом. Тогда против четырех наших истребителей было восемь "фоккеров". В разгар боя летчик заметил группу пикирующих бомбардировщиков Пе-2, которых атаковали четыре других ФВ-190. Сидоренков повел свою машину выручать боевых товарищей. Ему удалось отсечь немцев от наших бомбардировщиков. Но выдержать бой снова предстояло одному, и Василий выдержал. Да не только выдержал - он уничтожил всех четырех!..
      Месяц спустя бесстрашного воздушного бойца представят к высокой боевой награде. Командир полка майор Михайлин напишет: "За героизм и отвагу в воздушных боях с противником, за уничтожение в воздухе девятнадцати самолетов врага, за отличные штурмовые действия по войскам и коммуникациям противника представляю старшего лейтенанта Сидоренкова Василия Кузьмича к высшей правительственной награде - к присвоению звания Героя Советского Союза".
      * * *
      Всякий мало-мальски разбирающийся в военном деле понимает, что наступать беспрерывно невозможно. Войскам необходимы паузы для перегруппировок, для перебазирования, подтягивания тылов, пополнения боевой техникой, людьми.
      Штаб дивизии в эти дни успевал подвести и некоторые итоги. Основываясь на документальных данных и многочисленных фактах, записанных в боевых донесениях, можно было прийти к выводу, что в первой половине сентября наши полки выполнили свои задачи по обеспечению наземных войск. О том свидетельствуют сотни боевых вылетов, разведывательные полеты. Да ведь и завоеванное господство в воздухе летчики прочно удерживали в своих руках.
      Доброе слово хочется сказать о многих службах 269-й истребительной авиадивизии. Прежде всего - о связистах. Воздушные и наземные сети работали устойчиво, надежно обеспечивая командованию условия для управления авиацией.
      Трудно переоценить ту большую помощь экипажам, идущим на задания, которую оказывала метеорологическая служба. Наши синоптики, находясь на станциях наведения, выезжая в районы предстоящих активных действий, оперативно сообщали с мест данные о погоде, информировали летчиков и во время боевой работы.
      Самоотверженно трудились в полках представители и нашей аэродромной службы. Осень 1944 года была отмечена в частях ВВС появлением новинки металлической взлетно-посадочной полосы. Весила она около двух тысяч тонн, и для перевозки, укладки ее требовалось и время, и большая затрата сил. Нам, конечно, приходилось рассчитывать в основном на грунтовые аэродромы да площадки, и благодаря аэродромной службе полки всегда имели пригодную к работе и маневру аэродромную сеть.
      Обеспечивая бесперебойную работу авиации на поле боя, умела сберегать и сохранять авиационную технику наша инженерно-авиационная служба.
      ...На исходе сентября армии нашего, 3-го Прибалтийского, и 2-го Прибалтийского фронтов находились в 60 километрах от Риги, у мощного оборонительного рубежа под названием "Сигулда". Немцы здесь держали 17 дивизий. Успех 1-го Прибалтийского фронта на клайпедском направлении благоприятно отразился на наших боевых действиях. Немцы, боясь окружения, в ночь на 6 октября начали отводить свои войска из района северо-восточнее Риги. В ту же ночь мы получили приказ о вылетах авиации для участия в преследовании отступающих войск противника.
      Командир дивизии, чтобы лучше видеть авиационные полки в бою и управлять ими в меняющейся обстановке, выехал на свой передовой КП. Представители нашей дивизии находились также и на наблюдательных пунктах преследующих врага армий. 10 октября они вышли к переднему краю Рижского оборонительного обвода, а к утру 13 октября войска 3-го Прибалтийского уже полностью очистили правобережную, то есть основную и большую, часть Риги. В эти дни наши истребители прикрывали штурмовиков и бомбардировщиков, которые контролировали шоссейные дороги, обрушивали огонь на эшелоны противника, направляющиеся в сторону Риги. Самолеты беспрерывно бомбили и обстреливали колонны противника, тянувшиеся на северо-запад.
      Освобождением столицы Латвии, по существу, завершилось и освобождение Прибалтийских республик. По указанию Ставки 3-й Прибалтийский фронт был расформирован. Такая директива последовала 16 октября. Дивизия наша вошла в 4-ю воздушную армию, командовал которой генерал К. А. Вершинин, и войну нам заканчивать предстояло на 2-м Белорусском фронте.
      * * *
      В ноябре началась подготовка к Висло-Одерской операции. Это была операция по освобождению польских земель к западу от Вислы.
      В эти дни в частях и подразделениях дивизии шла целеустремленная партийно-политическая работа. Высокий наступательный дух, боевое настроение у авиаторов вызывали выступления на партийных и комсомольских собраниях командиров, политработников, прославленных воздушных бойцов дивизии. Все были полны энтузиазма, горели желанием как можно лучше выполнить боевую задачу. Ведь летчики, инженеры, техники, авиаспециалисты 269-й авиадивизии это уже были люди обстрелянные, понюхавшие пороху за годы войны.
      Пройдут годы, и командующий нашим фронтом Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский напишет в своих воспоминаниях: "Ни трудности, ни опасности не смущали их. Но мы-то обязаны были думать, как уберечь этих замечательных людей. Обидно и горько терять солдат в начале войны. Но трижды обидней и горше терять их на пороге победы, терять героев, которые прошли через страшные испытания, тысячи километров прошагали под огнем, три с половиной года рисковали жизнью, чтобы своими руками завоевать родной стране мир... Командиры и политработники получили категорический наказ: добиваться выполнения задачи с минимальными потерями, беречь каждого человека!"{9}
      Это было так. И мы гордились, что в последние сражения с врагом идем под знамёнами прославленного полководца. В эти дни все специалисты нашей инженерно-авиационной службы работали с высокой четкостью, слаженностью. Летчики ценили ратный труд своих товарищей по оружию, труд тех, кто сберегал авиационную технику, держал ее в постоянной готовности к бою.
      14 января началось наступление войск фронта. До этого вся территория противника была тщательно и многократно сфотографирована нашей авиацией. Командующий фронтом уделял ей исключительное внимание, требовал вскрыть характер и систему обороны противника на всю тактическую глубину, выявить наличие, характер и степень подготовки промежуточных и тыловых оборонительных рубежей.
      Несмотря на плохие метеорологические условия, летный состав (в том числе и наших истребительных полков) методично, километр за километром, заснимал местность, где предстояло вести наступательные действия. Летчики летали на разведку на малых высотах и, предвидя высокий темп наступления, одновременно заснимали на пленку места, где, по всем признакам, можно будет оборудовать полевые посадочные площадки.
      В день начала наступления все вокруг заволокло туманом, повалил мокрый снег. Густой туман мешал использовать не только авиацию, но и артиллерию на всю мощь. Однако мы знали - войска фронта выступили вперед. Основная тяжесть боя в первый день легла на пехоту. Только со второй половины 16 января активно заработали наши полки, помогая войскам в отражении вражеских атак. Так, за три дня наступления 2-й Белорусский прорвал оборону немцев на всем протяжении от Ломжи до устья реки Нарев. Только на участке 50-й армии гитлеровцы продолжали еще обороняться.
      17 января наша авиация работала уже со многих аэродромов. При поддержке бомбардировщиков и истребителей была введена в образовавшийся прорыв 5-я гвардейская танковая армия. Сметая все с пути, танки ее ринулись вперед, на Мариенбург. Но 20 января поступил приказ повернуть войска на север, против восточнопрусской группировки, и танковая армия через пять дней своими главными силами вышла к заливу Фриш-Гаф, блокировала Эльбинг, отрезав немцам отход из Восточной Пруссии на запад.
      Мы меняли аэродромы с привязками сначала к польским городам и местечкам, потом пошли немецкие названия. В моем фронтовом блокноте сохранились записи: Вышкув, Цеханув, Отара, Арханду, Бромберг, Роггац, Штольц, Штеттин... Мы входили уже на землю врага, который вверг человечество в самую кровопролитную и разрушительную из войн. Каждый из нас, вдоволь настрадавшись за годы этой войны, изведав горечь поражений, потери близких людей, боевых товарищей, сжимая кулаки, читал вывешенные плакаты с короткой, но выразительной надписью: "Вот она, фашистская Германия!.."
      Со вступлением на территорию Германии в дивизии обсуждался вопрос о поведении наших людей на чужой земле. Какой бы ненавистью ни пылали наши сердца к врагу, нельзя было переносить эту ненависть на весь немецкий народ. Только фашистская теория низших рас, с ее неописуемым садизмом, развязывала руки профессиональным убийцам, их эйнзатцкомандам.
      Пройдет совсем немного времени, и на Нюрнбергском процессе станет известным изданный в начале войны приказ фельдмаршала Манштейна. "Еврейско-болыпевистская система должна быть уничтожена, - говорилось в нем. - Положение с продовольствием в стране требует, чтобы войска кормились за счет местных ресурсов, а возможно большее количество продовольственных запасов оставлялось для рейха. Во вражеских городах значительной части населения придется голодать. Не следует, руководствуясь ложным чувством гуманности, что-либо давать военнопленным или населению, если только они не находятся на службе немецкого вермахта".
      С такими вот приказами входили в Россию немцы. Мы же вступали в Германию не как завоеватели, а как воины-освободители. Мы пришли помочь немецкому народу избавиться от фашистской чумы, и Военный совет фронта призвал бойцов и командиров высоко нести честь советского солдата. Фронтовые газеты разъясняли цели и задачи освободительной миссии Красной Армии, пропагандировали идеи братства и дружбы народов.
      В те дни и мне прибавилось забот и работы - выступал на партийных, комсомольских собраниях, проводимых в частях и подразделениях, рассказывал авиаторам об интернациональной помощи республиканской Испании и дружественной Монголии, где довелось быть не только советником-инженером, но и полпредом Страны Советов. Ничто так не впечатляет человеческую душу, как свидетельства очевидца, участника событий, и молодые воины слушали мои рассказы о тех предвоенных годах с огромным вниманием и интересом.
      Скоро и. население Германии убедилось в том, что нацистская пропаганда, стремясь связать судьбу немецкого народа с фашистской кликой, нагло одурманивала их. А наши воины на чужой земле проявляли подлинную гуманность - протягивая руку тем, кто был ослеплен и обманут.
      Надо сказать, гуманность, чисто русское великодушие мы проявляли не только к местному населению, но и к поверженному врагу, военнопленным. Хотя в Восточной Померании, в небе которой вела боевые действия наша дивизия, гитлеровцы еще отчаянно сопротивлялись, всячески стараясь задержать наше продвижение к Берлину. Немецко-фашистское командование принуждало своих солдат сражаться до конца даже тогда, когда сопротивление наступающим было бессмысленно. Так, только в боях за Гдыню немцы потеряли 50 тысяч убитыми, 18 тысяч их солдат и офицеров оказались в плену.
      Это уже было весной, в апреле сорок пятого. Помню, где-то в середине месяца командир дивизии поздно вечером собрал нас, своих заместителей, на КП и зачитал приказ командующего воздушной армией. Мы привлекались к Берлинской операции - последней операции Великой войны.
      Перед 2-м Белорусским фронтом стояла очень ответственная задача наступать на запад, севернее столицы Германии, форсировать реку Одер, разгромить штеттинскую группировку противника, обеспечивая, таким образом, всю операцию с этого направления. Начало наступления планировалось на 20 апреля - после перегруппировки войск фронта из Восточной Померании на реку Одер.
      Нашим полкам предстояло перебазироваться. Сроки уже поджимали. Все понимали важность задачи, ответственность, которая ложилась на каждого, но никто не мог скрыть радостного настроения: "Скоро победа!.."
      В эти дни, в пору весенней распутицы, в дивизии произошел очень досадный для нас случай.
      Полевые аэродромы не имели бетонированных, а порой и просто улучшенных взлетно-посадочных полос. Грунтовые же полосы в ночные часы подмораживало на незначительную глубину - образовывалась поверхностная корка. Но наступал день, пригревало солнце, и тогда наши аэродромы превращались в царство непролазной грязи.
      В тот раз приказ на боевое задание поступил рано утром. Истребители взлетели благополучно, а когда вернулись, то во время посадки комья мерзлой земли и льда повредили все выполнявшие задание самолеты. Матерчатые покрытия рулей управления машин оказались пробитыми. Особенно пострадала обшивка плоскостей, фюзеляжей. В некоторых подразделениях практически не осталось ни одного исправного самолета.
      Тогда на восстановление истребителей был нацелен весь личный состав дивизии. Руководили работой инженеры, техники. А дело нашлось буквально для всех: девушки-оружейницы могли искусно владеть иглой, многие мужчины знали столярное, слесарное, малярное ремесла.
      Никто в полках в ту ночь не сомкнул глаз. К утру следующего дня можно было набрать три эскадрильи для выполнения боевых заданий. На душе полегчало. А к исходу третьей ночи беспрерывного и напряженного труда весь самолетный парк дивизии был готов к боевой работе - в направлении на Берлин!..
      * * *
      Наступление началось 20 апреля. Ночью была проведена непосредственная авиационная подготовка. В ходе ее было совершено 1085 самолето-вылетов. Утро же выдалось пасмурное. Самолеты наши стояли в готовности, но тут еще опустился туман - не до вылетов. Все напряженно ждали, когда пригреет солнце и прорвется облачность.
      Только через два часа после начала форсирования Одера наша авиация приступила к боевым действиям.
      Мы снова вели разведку с воздуха. Удалось установить главную полосу обороны противника, оборудованную по западному берегу реки Вест-Одер, вторую полосу обороны - по западному берегу реки Рандов, наконец, третью полосу обороны. Немцы готовились к отпору серьезно. Мы сопровождали бомбардировщиков, прикрывали штурмовиков. Командующий 65-й армией генерал П. И. Батов писал в своем донесении: "Если бы не действовали штурмовики по контратакующим танкам, самоходным орудиям и живой силе противника, то в сложившейся обстановке вряд ли удалось бы удержать занимаемый плацдарм". А штурмовики бомбили опорные пункты гитлеровцев, расстреливали их живую силу эрэсами, пушечно-пулеметным огнем. Израсходовав же боеприпасы, носились над вражескими позициями, наводя панику на противника. Наши истребители, прикрывая "илы", буквально весь день висели над заодерским плацдармом.
      Техники, механики самолетов, вооруженцы, ни на минуту не забывая о том, какая ответственность лежит на каждом, кто должен выпустить в полет боевую машину, проверяли все до самых мелочей. В эти дни в полках дивизии стал особенно заметным приток лучших летчиков, инженеров, техников и авиаспециалистов в партию. Особой активности достигла партийно-политическая работа.
      Постоянно на аэродромах среди летчиков, техников, механиков самолетов можно было видеть начальника политотдела дивизии М. Чубича, его помощника по комсомолу старшего лейтенанта А. Трушенкова, политработника М. Кольцова и других.
      Три дня на нашем фронте шли тяжелые бои за расширение плацдарма. 25 апреля после мощной артиллерийской и авиационной подготовки началось широкое наступление. Непрерывные удары с воздуха изнуряли противника, держали его в постоянном напряжении, не давали возможности перебрасывать резервы к Берлину. Наше господство в воздухе было полное. 2 мая Берлин прекратил сопротивление. 4 мая с овладением островами Воллин, Узедом, Рюген закончилась наступательная операция 2-го Белорусского фронта. А через четыре дня безоговорочно капитулировала вся Германия.
      Утром 9 мая на аэродроме Витшток меня разбудила стрельба. Стреляли на стоянке самолетов из всего, что только могло стрелять: из пулеметов, пистолетов, винтовок, даже из ракетниц. Спросонья в первые секунды я немного смутился: зеленая ракета - взлет, красная - запрет, а тут все вместе!.. Но со всех сторон неслось ликующее: "Ура!", "Победа!..". Люди обнимались, плакали, целовались. Среди них были мои боевые друзья, с кем прошел от Дона до Одера. Стало ясно: конец войне...
      Как-то неожиданно оборвались грохот артиллерийских канонад, треск пулеметных очередей в воздухе, напряженное прислушивание к работе моторов. Наступил мир, и не верилось, что ни тревог тебе больше, ни ночных бдений у самолетов. Впервые за эти годы мы могли спокойно отоспаться - роскошь непривычная! Кажется, даже непозволительная для нашего брата-"технаря". И вдруг так захотелось домой, так потянуло в родные края - в далекий Новгород-Северский...
      * * *
      Минули годы. Сейчас мне уже за восемьдесят. Долгая жизнь, что там говорить. И почти вся в войнах. Сколько их выпало на мою долю! Фронтовое небо Испании, Халхин-Гола, Финляндии, Великой Отечественной... Оно до сих пор нет-нет да и повиснет тяжелыми снами, и от этого не избавиться...
      Но вот я перебираю в памяти товарищей по оружию, тех мужественных, бесстрашных и благородных людей, которые прошли через мою судьбу, - и я спокоен. Я верю - потомки вспомнят нас добрым словом, потому что жили мы во имя родного Отечества жизнью честной, светлой и праведной.
      Примечания
      {1} Центральный архив Министерства обороны СССР (далее - ЦАМО), ф. 364, оп. 6278, д. 14, л. 76; д. 81, л. 8, 9.
      {2} ЦАМО, ф. 364, оп. 6278, д. 13а, л. 37; д. 14, л. 114-116.
      {3} Освобождение Новгорода, 25 лет, с. 8.
      {4} ЦАМО, ф. 132а, он. 2642, д. 36, л. 34, 35.
      {5} ЦАМО, ф. 362, оп. 6169, д. 7, л. 41.
      {6} Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны, М., 1968, с. 287.
      {7} Боевая тревога, 1914, 29 июля.
      {8} Мировая война 1939-1945, М., 1957, с. 217.
      {9} Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1968, с. 303.