Черный Валет - Непокорный

Из-за больной руки Уэйда ребенком занялся Манчес. Он поднял мальчика и осторожно передал Кавере, который понес его на руках. Уэйд сел на свою лошадь, Манчес грациозно взлетел в свое седло, и они направились к горной долине.

Мэри Джо провела в лагере ютов напряженный день, несмотря на усилия Шавны отвлечь ее и успокоить. Она согласилась на предложение присоединиться к женщинам, которые выделывали оленьи шкуры, и сделала это только для того, чтобы чем-то заняться, иначе можно было сойти с ума. Точно так же она когда-то принималась снова и снова мыть полы, стоило мужу задержаться на задании.

Хотя были минуты, когда она разделила с Шавной радость материнства, она чувствовала себя неловко среди этих женщин, одетых в замшевые платья. Ее собственные юбка и блузка запачкались, но она не могла себя заставить переодеться в короткое платье, открывавшее ноги. Только не здесь, только не среди… людей, которых она не знает. Мэри Джо попыталась выбросить из головы слово «дикари». Она старалась думать только о том, что Шавна к ней добра, что сейчас эти индейцы ищут ее сына, что они, без сомнения, друзья Уэйда. «Братья», как он говорил.

Но она с трудом сдерживалась, чтобы не забиться в темный угол, ей хотелось заткнуть уши и не слышать непонятного ей мелодичного языка, закрыть глаза и не видеть различий между белыми и индейцами, которых она не хотела бояться, но все равно боялась. Поэтому она не давала рукам отдыха и терла шкуру большим костяным скребком, удаляя с нее кусочки мяса и шерстинки, а сама тем временем наблюдала, как другие обрабатывают шкуры на различных стадиях. Одна женщина растягивала подсыхающие шкуры, помещая один конец между ступнями ног и много раз дергая на себя. Другие поддерживали слабый огонь в кострах, над которыми коптились натянутые шкуры.

Пока все женщины работали, одна из них присматривала за детьми. Ребятишки смеялись и играли палочками и обтянутыми шкурами мячами. Только благодаря детям она немного успокоилась, они придавали ей уверенность, что все будет хорошо. Она всегда хотела иметь много детей и печалилась, что Джефф был единственный.

Руки продолжали трудиться, а она сама и не заметила, как улыбнулась одному ребенку, девочке лет трех, пытавшейся догнать старшего мальчика, который убегал от нее. Девчушка шлепнулась на попку и засмеялась. Остальные женщины закивали и заулыбались, и Мэри Джо вдруг осознала, что между ними больше нет различия, во всяком случае, существенного.

Знать бы только, что Джефф в безопасности…

В эту минуту залаяли собаки, дети перестали играть. Весь лагерь вдруг замер, если не считать женщину, растягивавшую шкуры, и тех двух, что поддерживали огонь. Все остальные повернулись к расщелине, которая вела в долину, и Мэри Джо поняла, что мужчины возвращаются. Она вся напряглась, былой страх вернулся. Что если они не нашли Джеффа? Или нашли, но он уже…

Нет, так нельзя думать. Она бы знала. Сердце подсказало бы ей.

Первым она увидела Уэйда. Он ехал верхом с той же легкостью, как и остальные, правда, в отличие от них, он сидел в седле и выделялся благодаря своему росту и светлым волосам. А потом она увидела остальных. Вернее, четырех. Один держал что-то в руках, другой вел на поводу старого гнедого коня. Сердце ее чуть не разорвалось от мучительной боли, но тут всадники подъехали поближе, Уэйд соскочил с коня и в два шага оказался рядом с ней.

— Он жив, Мэри Джо, — сказал Уэйд. — Ранен, но жив. Она тут же перевела взгляд на индейца, который опускал ее сына на руки другого человека. Мэри Джо узнала Манчеса и видела, с какой осторожностью он взял ее сына и понес к вигваму Шавны. Она последовала за ним, пытаясь разглядеть в мальчике хоть какой-то признак жизни. Как только сына положили на землю, она опустилась рядом с ним на колени. Ей сразу бросилась в глаза пропитанная кровью ткань, и она посмотрела на Уэйда, который тоже вошел в этот маленький домик.

— Пума, — сказал он. — Манчес выстрелил, когда она прыгнула на Джеффа. Если бы не он…

Мэри Джо посмотрела на индейца.

— Спасибо, — пролепетала она. — Спасибо за сына. Он кивнул и вышел, а тем временем Мэри Джо обнажила рану и поморщилась, увидев, насколько она глубока. Вошла Шавна и опустилась на колени по другую сторону больного. Джефф оставался неподвижным, лицо его было бледным. Она поднесла ладонь к его щеке, как бы отдавая ему свои силы, свою жизнь. Посмотрела на Уэйда, в надежде услышать успокоительные слова.

Но Уэйд глаз не сводил с Джеффа, его лицо ничего не выражало. Мэри Джо снова посмотрела на сына, так и не отняв ладони от щеки мальчика.

— Джефф, — позвала она. — Джефф.

Шавна бросила взгляд на Уэйда и сказала ему что-то.

— Она говорит, что лучше, если он будет спать, пока она занимается его раной.

— Я сама займусь его раной, — произнесла Мэри Джо резче, чем намеревалась.

Индианка вопросительно посмотрела на Уэйда. Уэйд протянул здоровую руку и дотронулся до плеча Мэри Джо.

— Идем со мной, — мягко произнес он. Она упрямо покачала головой.

— Хочешь, чтобы он умер?

Она посмотрела ему прямо в лицо. Нежность уступила место суровости.

— Я не могу оставить его, — сказала она.

— У тебя есть лекарства?

Не было. У нее ничего не было, кроме сердца.

— Юты хорошо умеют лечить. У них есть травы и примочки, которые помогают. Сам видел. Но они ничего не станут делать, если ты будешь сомневаться в каждом их шаге. Выйдем со мной на несколько минут. С ним будет все в порядке, клянусь.

Мэри Джо посмотрела на Шавну, увидела сострадание на ее лице, желание помочь. Она взяла руку Уэйда и позволила ему помочь ей встать. С минуту смотрела на Джеффа, не желая уходить. Снова посмотрела на Уэйда. Он кивнул.

В который раз она ему поверила, и он нашел Джеффа для нее. И опять у нее не было другого выбора, как поверить ему. Но эта вера шла вразрез со всем, что она знала, со всем, во что сама верила. Она прислонилась к нему, ощутив его силу, уверенность, часть которой передалась и ей. Он обнял ее одной рукой.

— Все будет хорошо, — прошептал Уэйд. — Останется только шрам, не больше.

Она взглянула в серые глаза, такие глубокие и выразительные. И поверила ему. Поверила, что он сможет достать луну, если попытается. И вышла из вигвама на солнце.

— Спасибо, что нашел его.

— На его след вышел Кавера, а Манчес убил пуму. Я… не смог вовремя дотянуться до ружья. — Лицо его исказила гримаса боли.

— Они ничего бы этого не сделали, если бы не ты.

— И Джефф не оказался бы в лесу, пораненный пумой, если бы не я, — добавил он с горечью. — Стоит мне с кем-нибудь связаться, как это приводит к… печальным последствиям.

Мэри Джо поняла, что он хотел сказать другое, возможно, «смерти», и по ее телу пробежала дрожь.

— Нет, — сказала она. Уэйд отвернулся от нее.

— Ты мне сейчас очень нужен, — еле слышно прошептала она.

— Они хорошо позаботятся о нем.

— Я знаю, — сказала она.

— И нет никаких сомнений? — спросил он с прежней горечью. — Страхов, что они скальпируют его, вместо того чтобы лечить?

— Нет. Он резко повернулся и посмотрел ей в лицо.

— А ведь еще несколько дней назад ты была в этом абсолютно уверена.

Стыд пронзил Мэри Джо, стыд и раскаяние. Теперь она поняла, что он пытался втолковать ей, а она отказывалась слушать.

Шавна была такой же, как она. Любила своих детей и мужа, как любила Мэри Джо, и благодаря другу и общей любви к детям приняла близко к сердцу горе чужой женщины, явно испытывавшей недоверие и страх к ее народу.

— Еще несколько дней назад, вернее, несколько недель, я была уверена во многом. А теперь я ни в чем не уверена, — возразила Мэри Джо.

Губы Уэйда дрогнули в едва заметной улыбке, которая почти сразу исчезла, уступив место отчаянию, охватившему его несколько секунд назад. Она дотронулась до его здоровой руки.

— Ты не виноват. Ни в чем.

— Он поехал за мной. Он думал… Проклятие, он думал, мне нужна помощь. Она мне действительно нужна. И всегда будет нужна с такой рукой. Я не мог пристрелить пуму, не мог даже нести Джеффа. Я ни на что не гожусь, кроме…

— Кроме?

— Вы ничего обо мне не знаете, миссис Вильямс, — хрипло произнес он, — Вам только кажется, что знаете, а на самом деле — нет. Все, кто когда-то был мне дорог, — мертвы, все, кому я был дорог. Это как тень, которая следует за мной, куда бы я ни пошел.

— Джефф не умрет. Ты сам сказал.

— Только благодаря чуду, — резко произнес он. — Только потому, что Манчес оказался рядом. Джефф уже дважды оказался на краю гибели. И оба раза из-за меня. Третьего раза не будет.

Мэри Джо показалось, что на нее подул холодный ветер. За несколько недель этот человек стал ей очень близок. И хотя она понимала, что он не останется, в глубине ее души теплилась надежда. До этой минуты. Взгляд его был холоден как смерть, о которой он говорил. Губы его были плотно сжаты, черты лица заострились, приняв выражение неприступности и упрямства.

— Ты отвезешь нас домой?

— Том Берри справится с этим лучше, чем я.

— А как же лошади, о которых ты говорил? Он не сможет пригнать их на ранчо с помощью Рейчел. Кроме того, я ему пришлась не по нутру.

— Он не привез бы тебя сюда, если бы это было так, — ответил Уэйд, и подбородок его чуть дрогнул, возможно, оттого, что лошадей будет погонять мул Рейчел.

— Он не любит детей, — продолжала спорить Мэри Джо.

— Джефф больше не ребенок. Выжить в этих лесах четыре дня мог только мужчина. — В его голосе послышалось одобрение. — Если бы не пума…

— Он очень привязался к тебе. Уэйд отвернулся.

— А я не хочу, чтобы он привязывался ко мне, — сказал Уэйд хриплым голосом, и Мэри Джо сразу угадала то, что он не хотел или не мог выразить иначе.

Вместо грозного предупреждения она услышала неприкрытое отчаяние и начала уже что-то говорить, но туг из вигвама выглянула Шавна и жестом позвала ее. Мэри Джо поспешила внутрь и вновь опустилась рядом с Джеффом.

Мальчик пытался открыть глаза, его худенькое тельце подрагивало от боли, когда он шевелился. На ране с крошечными стежками по краям лежало что-то похожее на мох. Мэри Джо опустила руку на здоровое плечо сына.

— Все в порядке, Джефф. Ты в безопасности. Теперь все будет хорошо.

Джефф озирался как безумный по сторонам, сначала разглядывая вигвам, потом его взгляд остановился на Шавне, которая тоже опустилась рядом с ним.

— Это Шавна, — сказала Мэри Джо. — Друг Уэйда. Она тебя лечила.

— Шавна, — прошептал мальчик и попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него получилась гримаса боли.

У Мэри Джо защемило сердце.

— Я… виноват, — произнес он, глядя на мать. — Было глупо уезжать, но… — Он замолчал.

— Но что? — мягко спросила она.

— Я думал… если я помогу Уэйду, он… — Его голос снова осекся.

— Останется? — подсказала она. Джефф кивнул с несчастным видом.

— А вышло так, что я только показал, сколько со мной бед.

Мэри Джо приложила ладонь к его щеке.

— Все в порядке, Джефф. Я не думаю, что это его волнует теперь, когда с тобой все… — Она замолчала, не в силах закончить фразу. Спустя мгновение сделала новую попытку. — Как ты себя чувствуешь?

Он снова попытался улыбнуться, но, видимо, сейчас ему было не до улыбок.

— Не очень хорошо. Голова болит, и я… — он взглянул себе на грудь, потом посмотрел на Шавну, попробовал пошевелиться, но вместо этого застонал.

Глаза его затуманились.

— Большая кошка… пума. Я видел, как она прыгнула на меня. Мэри Джо взяла его за руку, крепко сжала.

— Муж Шавны убил ее во время прыжка. Ты ударился головой о землю и потерял сознание.

Он поискал глазами вокруг.

— А где Уэйд?

— Он снаружи. Это он помог привезти тебя.

— Я знал, что так и будет, — обрадовался Джефф. — Я знал, что он найдет меня. Можно его видеть?

— Не сейчас, — сказала она. — Думаю, тебе следует отдохнуть.

— Он сердится?

— Нет, — мягко ответила мать. — Он, как и я, радуется, что ты жив.

— Я не хотел волновать тебя. — Джефф раскраснелся, поняв, как неуместно подобное заявление.

Просто пообещай, что никогда ничего подобного не едешь, — сказала Мэри Джо.

Он слегка пошевелился, по его лицу пробежала гримаса боли. Шавна наклонилась над больным и поднесла к его губам чашку. Он сделал глоток и замотал головой, но индианка настаивала, и Мэри Джо кивнула сыну, чтобы тот послушался. Морщась от горечи, он выпил лекарство.

— Он сейчас заснет, — сказал Манчес, который сидел у стены, скрестив ноги.

Он обменялся с женой взглядами, и Мэри Джо заметила, с какой нежностью они смотрят друг на друга. И любовью. Внезапно ее пронзила зависть.

Она посмотрела на Джеффа. Его пальцы все еще сжимали ее ладонь, но глаза уже закрывались. Дыхание выровнялось, прежняя бледность исчезла. Мэри Джо почувствовала, как ее охватило чувство благодарности. Она мягко высвободилась из пальцев Джеффа и взяла обеими ладонями руку Шавны.

— Спасибо, — произнесла она, надеясь, что индианка ее поняла.

Шавна застенчиво улыбнулась и кивнула, ее пальцы слегка пожали руку Мэри Джо, прежде чем отпустить.

Кавера, индеец, который нашел Джеффа, настоял, чтобы Уэйд и Мэри Джо воспользовались его вигвамом на эту ночь.

После ужина, на котором их угощали свежим мясом антилопы и сухими лепешками, приготовленными, как объяснил Уэйд, из орехов и корней растений, Уэйд пригласил Мэри Джо прогуляться с ним. Джефф по-прежнему спокойно спал.

Стояла красивая ночь, мягкая и нежная, по небу разлились розовые и золотые ручейки. Ветер стих, и было необычно тепло для этих высот. По зеленому лугу эхом разносился детский смех, ему вторил тихий посвист ночных птиц, в воздухе пахло дымом и жареным мясом. В долине, обрамленной снежными вершинами гор, царил покой.

— Как здесь красиво, — произнесла Мэри Джо после недолгого молчания.

— Юты живут здесь сотни лет, — сказал он голосом, полным сожаления и печали. — В этих сверкающих горах.

— Название подходит им, — сказала Мэри Джо. — Они на самом деле сверкают.

Он резко повернулся к ней.

— Творится несправедливость. Эти горы у них постепенно отнимают, и скоро им ничего не останется. Ютов, как все прочие племена, вытесняют в засушливые земли, принуждают отказаться от всего, что им дорого.

Мэри Джо не знала, что сказать. До сих пор она одобряла усилия отогнать «дикарей» подальше от белых. Сегодня она узнала кое-что о гармонии, существовавшей между этими людьми и их землей.

— И ничего с этим не поделать, — продолжал Уэйд. — Если случится хоть одно происшествие, найдется хоть один сорвиголова, их тут же выселят, как произошло с апачами, чероки, сиу.

— Так вот зачем тебе понадобилась сбруя с мертвого коня.

— Да.

— И ты ничем не можешь помочь? Пойти, например, к губернатору или…

— Проклятие, я вообще никому не могу помочь. Если я попытаюсь протестовать, а тут вдруг выплывет наружу, кто я такой на самом деле… — Он замолчал, поняв, что чуть не проговорился.

Она остановилась.

— Кто ты, Уэйд? Кем бы ты ни оказался, я все равно буду к тебе относиться по-прежнему.

Он горько рассмеялся:

— Поверь, тебе незачем это знать. С тебя достаточно и того, что я калека, убивший трех человек. Неужели тебе не страшно?

Он снова помрачнел. Еще секунду назад он казался таким спокойным среди этих людей и природы, а теперь его опять окутали страшные тени, которые отнимали его у нее.

— Нет, — мягко сказала она. — Ты меня никогда не напугаешь.

— Обязательно напугаю. Дай только шанс.

Он зашагал, не оглядываясь, чтобы убедиться, следует ли она за ним. Ей пришлось чуть ли не бежать, чтобы не отстать.

Он остановился, когда оказался в тени дерева. На небе взошла луна — хрупкая, прозрачная.

— Кавера отдал нам свой дом на сегодняшнюю ночь, — сказал он. — Они будут оскорблены, если мы не воспользуемся им.

Сначала она не поняла, потом до нее медленно дошел смысл. Им предстояло провести ночь вдвоем в вигваме. А Уэйду это совсем не нравилось, но он не видел другого выхода.

— Почему?

— Они думают, что ты моя женщина. Поэтому и поехали искать Джеффа. Их глубоко обидит, если моя женщина не захочет воспользоваться оказанным ей гостеприимством.

— Но ведь ты был женат на сестре Манчеса.

— Юты очень мудры. Они скорбят так же, как и мы, но они верят в семью и необходимость иметь детей. Они сами захотели бы, чтобы я нашел новую женщину.

Его женщина. Женщина Уэйда. По ее спине пробежала дрожь. Дрожь и что-то еще, что-то теплое, густое и чувственное, словно по телу разлилась черная патока. Она не хотела снова оказаться чьей-то женщиной. Ей не нужна была боль, которая сопутствовала этому, — зависимость, ожидание, душевная мука.

Но он был нужен ей. Она хотела вернуть ему улыбку, услышать, как он смеется. Она хотела ощутить нежность его рук, волнение его тела, радость слияния с ним. Ей хотелось всего этого и большего: разогнать его призраков, рассеять холод, которым часто от него веяло.

— А они как же? — наконец спросила она.

— Кавера не женат. Сегодня он поспит на воздухе. Шавна присмотрит за Джеффом, она здесь за врача.

Мэри Джо сомневалась.

— За ним будет хороший уход.

— Я знаю, но…

— Их ранит твое недоверие, — сказал он с большой неохотой, и ей стало понятно, что перспектива провести ночь наедине с ней ему не по душе: ведь он ясно дал понять, что не собирается продолжать с ней отношения.

Она представила, как будет лежать всю ночь рядом с ним. Рай и ад. Неужели она ни разу не дотронется до него? Неужели он не дотронется до нее? После того вечера, который теперь, по прошествии нескольких дней, казался таким далеким, ее тело изнывало по нему.

— Ну а ты? Ты что хочешь?

— Неважно, чего хочу я, — отрезал он. — Я не хочу обидеть Манчеса. Если ты сможешь вытерпеть одну ночь, обещаю, что не дотронусь до тебя, Я и раньше не имел права. Это была ошибка.

Она с трудом сглотнула: он не нуждался в ней. Пристыженно кивнула.

— Проста, Мэри Джо, — тихо произнес он. — Мне жаль, что ты нашла меня. Мне жаль, что я доставил тебе столько бед. И я не собираюсь доставлять их впредь.

Он повернулся и пошел, ясно, очень ясно дав понять, что хочет остаться один.

Она смотрела, как он идет меж деревьев, пока его не скрыли тени. Одинокий. Со столькими ранами, что ей даже трудно было представить. Тем не менее гордый. Всегда очень гордый. Чересчур гордый, чтобы разделить с кем-то свою боль и одиночество.

Мэри Джо почувствовала, как ее сердце сковал лед. Иногда он напоминал ей дикого грациозного зверя. Смелого и выносливого. Ей рассказывали о таких животных, что они обычно уходят куда-то умирать в одиночку. Он, казалось, тоже готовился к этому, хотя, быть может, и не буквально. Его душа умирала, а Мэри Джо не знала, как ему помочь.

Глава 18

Остаток вечера Мэри Джо провела с Джеффом, просто смотрела, как он спит. Лекарство, которое дала ему Шавна, помогло.

Маленький костер мигал, отбрасывая свет на его лицо и веснушки, которые, казалось, стали ярче, чем прежде. Но дыхание мальчика выровнялось, и только временами, когда он шевелился, из его губ вырывался тихий стон.

Он проявил себя как мужчина, но ведь он был еще совсем мальчик. И выглядел таким юным и слабым с повязкой на груди, множеством синяков и порезов вокруг раны. Ей повезло, что с ним не случилось ничего худшего.

Рядом с Мэри Джо сидела только Шавна, двое ее ребятишек спали, завернутые в бизоньи шкуры. Мужчины сидели снаружи, курили трубки, разговаривали. Мэри Джо не знала, с ними ли Уэйд или бродит где-то по долине, изгоняя демонов. Но он вернется сегодня, потому что было бы невежливо поступить иначе. А она уже знала, что хотя вежливость не была главным в его отношении к ней, с этими людьми он не мог обойтись грубо.

Глядя на Джеффа, она пыталась представить, каким Уэйд был в юности, в детстве. Он был всего лишь на год старше ее, и судьба у него выдалась нелегкая. На его долю, видимо, выпали события, которых она не могла даже вообразить. Война? Он был тогда слишком юн, но многие мальчики сражались на той войне. Она знала нескольких, кто позже стал рейнджерами. Взгляд у них был затравленный, лица навсегда отмечены особой печатью. Ее муж не был на войне, его роту оставили в Техасе, и Мэри Джо частенько благодарила Бога за это.

Она наклонилась и коснулась губами щеки Джеффа, стремясь оградить его от смерти, ужасов, безнадежности. Она любила его всем своим существом, а последние два дня показали, что она тоже могла бы не выдержать, если бы его отняли у нее.

Быть может, потому Уэйд и казался таким потерянным, таким одиноким? Из-за сына? Из-за жены? Или было что-то еще? Сколько раз он упоминал о прошлом, которое явно ненавидел, потому что из-за него, как ему казалось, он навсегда превратился в изгоя? Невозможно представить, чтобы он совершил бесчестный поступок. Она понимала, почему он преследовал тех трех людей, которых, по его словам, убил. Она тоже преследовала бы убийц сына.

И сейчас она просто смотрела в лицо Джеффа, юное, невинное, желая, чтобы оно осталось таким навсегда, и зная, что этого не будет. А потом Манчес вернулся в вигвам, и она поняла, что пора уходить. Мэри Джо знала, что Уэйд вскоре присоединится к ней, но не потому, что хочет этого, а потому, что не может обидеть тех, кто помог ее сыну.

Женщину терзала неуверенность. Она столько страхов испытала за последние несколько дней, что ей хотелось, чтобы ее просто обняли. Успокоили. Утешили.

Любили.

Уэйд медлил с возвращением как можно дольше. Когда наконец он вернулся в лагерь, мужчины обсуждали предстоящие переговоры с правительством в Вашингтоне. Некоторые юты, предвидя, что произойдет, предвидя, что они потеряют еще большую территорию, предлагали сражаться. Но сражение, возражали другие, означало только приближение конца. Взять, к примеру, сиу и шайенов. Их в прямом смысле слова уничтожили за последний год, после того как они один раз одержали большую победу. Благодаря вождю Урею юты остались среди последних племен, которых еще не затолкали в резервацию. Лучше следовать его советам.

Когда Уэйда спросили его мнение, он неохотно согласился. Война с белыми означала только смерть и уничтожение всего народа. Пойти на минимальные уступки, держать молодых воинов в узде. Не давать белым повода, который они все время ищут, выселить ютов с их исконной земли. Манчес, сидевший по другую сторону костра, следил за своим другом, кивая. Он знал, что Уэйд рисковал собственной жизнью, а быть может, и лишился руки, чтобы отомстить за его сестру и племянника, поэтому частично вина за содеянное падет и на ютов. Связь Уэйда с индейцами за последние несколько месяцев только больше укрепилась.

Когда все мужчины разошлись спать, Уэйду ничего не оставалось, как присоединиться к Мэри Джо. Сначала он наведался к Джеффу. Мальчик мирно спал, рана больше не кровоточила. Чертовски крепкий парнишка, подумал Уэйд с любовью, И под красивой внешностью его матери тоже скрывалась крепкая женщина.

Его до сих пор удивляло, что Том Берри привез ее сюда. Он даже не хотел вспоминать о том, как заколотилось его сердце, когда он увидел ее вчера. Зная ее отношение к индейцам, он понимал, сколько мужества ей понадобилось, чтобы прийти сюда почти одной. Берри, конечно, был для нее не очень надежной опорой. Она могла бы отправиться в Ласт-Чане, поднять народ, привести войска из форта Уилсон. Манчесу, его племени, а заодно и Уэйду пришлось бы тогда туго. Вместо этого она предпочла поверить ему, тогда как он ничем не заслужил такого доверия. Предпочла обратиться к нему, несмотря на страхи, сопровождавшие всю ее жизнь.

От этого доверия ему стало хорошо, даже слишком. Вчера он даже позволил себе несколько минут надежды, веры, что в его жизни, возможно, еще не все потеряно. Но потом он увидел пуму и не смог ничего сделать. Манчес, а не он, одним выстрелом спас жизнь Джеффа. В это мгновение он еще больше убедился, что не способен заботиться о тех, кто ему дорог. Как не способен забыть о Келли и других, кто знал о его прошлом и награде за его голову. Шрамы в его душе, которую он пытался запереть на замок, вновь открылись. Он был не достоин доверия в сияющих глазах Мэри Джо.

Ему хотелось закричать. Наброситься в ярости на демонов в самом себе, демонов, которые сделали Мэри Джо Вильямс недостижимой мечтой, демонов, которые поместили ее рядом, протяни только руку, а потом сказали, что он разрушит ее жизнь, если сделает это.

Уэйд откинул полог вигвама и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. В последние несколько часов сильно похолодало, и Мэри Джо закуталась в бизонью накидку. Он прислушался к ее дыханию, надеясь, что она спит. Сам он устроится подальше, у стены, и будет дрожать от холода, потому что это, как оказалось, была единственная накидка, а его собственная скатка осталась в вигваме Манчеса, где он ночевал до сих пор.

Уэйд приказал себе спать, но ничего не получалось. Он лежал без сна, ворочаясь с боку на бок, понимая, что спасение совсем рядом, и достаточно ласкового слова или прикосновения руки. Даже несмотря на запах не слишком чистой бизоньей накидки, он уловил аромат цветов, или просто у него разыгралось воображение. Ему всегда казалось, что от нее пахнет цветами. Вот бы сейчас обнять ее, притянуть к себе.

Он не знал, как долго пролежал без сна, когда уловил первые признаки беспокойства, тихие стоны, за которыми последовал вскрик. Он разобрал слово «Салли» и решил, что, наверное, так звали сестру Мэри Джо, пропавшую в детстве.

Уэйд весь напрягся, прислушиваясь к продолжавшемуся ночному кошмару, но потом она начала метаться, кричать, и он уже не мог этого вынести. Он приблизился к ней и приложил здоровую руку к ее щеке. Почувствовал влагу слез, таких редких слез. Сердце его переполнилось состраданием, глубоким волнением, которое он с огромным трудом пытался подавить. Он готов был отдать собственную жизнь, лишь бы избавить ее от боли и все еще живых воспоминаний, не дававших ей покоя. И снова подумал, как много сил ей потребовалось, чтобы приехать сюда одной и предоставить сына заботам Шавны.

— Мэри Джо, — тихо позвал он.

Накидка откинулась, когда женщина вновь заметалась, а потом медленно села. Даже в темноте, а может быть, ему всего лишь показалось, он различил цвет ее глаз, волосы, упавшие волной на правую грудь. Он не видел, но мог вообразить выражение ее глаз: затухающий ужас, смятение, а потом мягкость, которая так часто появлялась в них, когда она на него смотрела. Мягкость и доверие. Это было хуже всего.

Она посидела молча несколько секунд.

— Джефф?.. С ним все в порядке?

— Я только что заглядывал к нему. Все хорошо.

— Я ждала тебя. Долго. Он стиснул зубы:

— Тебе приснился дурной сон.

— Не знаю, почему. Он уже давно мне не снился.

— Твоя сестра?

Она кивнула и крепко вцепилась в его руку, словно увиденное все еще жило в ней.

— Ты устала. И была напугана до полусмерти.

— Я знала, что ты найдешь его. Джефф тоже был уверен. Он сам мне так сказал, — просто призналась она, без тени сомнения.

Он почувствовал, как дрожит ее рука. Женщина казалась ему сейчас такой ранимой, что он наперекор себе нарушил собственное слово: обнял ее одной рукой и крепко прижал к себе.

— Все прошло, — прошептал Уэйд.

— Не уходи, — попросила она, и он понял, что она просит не только о том, чтобы он остался в их укрытии, а о большем.

— Я должен, — сказал он.

— Но не сегодня.

— Не сегодня, — согласился он.

Он почувствовал, что весь дрожит, и знал, что это не от холода, но прикинулся, будто замерз. Он подвинулся поближе и оказался с ней под бизоньей накидкой. А потом его губы сами коснулись ее щеки и глаз, все еще влажных от повисших на ресницах слез.

— Я считала себя сильной, — тихо сказала она, — но оказалось, что это не так, если дело касается Джеффа.

Он крепче прижал ее к себе. Таких сильных женщин он еще не встречал. И независимых. Тем дороже для него была теперь ее капитуляция. Джеффу, наверное, от матери досталась его смелость. Эту маленькую семью, казалось, ничего не пугало: ни полумертвый незнакомец в прерии, заявивший, что он убийца, ни разорившееся ранчо без единого работника, ни даже индейцы, которых она когда-то боялась. Женщина и мальчик просто преодолевали каждое препятствие, как могли.

Было глупо дотрагиваться до нее. Но он не мог остановиться. Ему хотелось впитать все страхи, которые мучили ее последние несколько дней. Ему хотелось все принять на себя. Он намеревался оставаться рядом с ней только пока не утихнет дрожь, но она приблизила к нему губы и коснулась его рта. Пытливо. Вопросительно. Жадно.

Он нуждался в ней, Господи, как он нуждался в ней. С того самого дня, как он покинул ранчо и понял, что за несколько коротких недель женщина и мальчик стали означать для него очень много. Он оставался у Манчеса дольше, чем предполагал, пытаясь решить проблему, как переправить на ранчо таких нужных для нее лошадей и избежать угрозы Келли, не возвращаясь при этом в долину Симаррон. Но решение не приходило. Он мог бросить их, оставить все, что им принадлежало, без защиты, или рискнуть не только самим своим существованием, но и тем, что осталось от его души.

Но он не смог отвергнуть то, что предлагалось ему сейчас, даже если ему грозило проклятие этой самой души. Он провел языком по ее губам, которые тотчас раскрылись ему навстречу. Их сразу засосала пучина сладостного безумия. Они с жадностью потянулись друг к другу, влекомые непреодолимым желанием, и внутренний голос Уэйда, пытавшийся предостеречь его, замолк.

Уэйд тронул здоровой рукой ее волосы, в которых смешались пламя и солнечный свет. Почувствовал вкус слез на ее губах, чудесный аромат женщины. Страсть, разгоравшаяся в ней, сделала его непобедимым.

Уэйд закрыл глаза, упиваясь каждым мгновением их близости, каждым ощущением, которое она в нем вызывала. Такое с ним происходило впервые. В тот раз, когда они оказались в объятиях друг друга, все случилось так внезапно, что он был ошеломлен собственным безрассудством и эмоциями, которые в нем ожили. Но теперь он знал, что хочет сохранить в воспоминаниях каждый миг, и сохранить навсегда.