Ее рука обвилась вокруг руки Адриана. Она уже вложила фунт, целый фунт. Она останется с ним до Уилмингтона. Она убедится, что он благополучно попал на борт корабля и тогда…

Руки Адриана еще крепче обняли ее, словно умоляя поговорить с ним, довериться ему.

Она обернулась и посмотрела на него. Лицо его было всего в нескольких дюймах от ее лица. Она пыталась думать о нем так, как думала в самом начале: как об убийце своего брата, но не могла, не могла, потому что видела в его лице заботу и беспокойство. Беспокойство о ней.

Он был так невероятно красив. Никогда в жизни она бы не подумала, что мужчина, подобный лорду Риджли, заинтересуется ею, как никогда она не думала, что ее тело будет реагировать… так, как оно реагировало.

В душе ей хотелось, чтобы он расспрашивал ее, до тех пор, пока она не расскажет ему все. Но он этого не сделал. Вместо этого его руки ласкали ее, и там, где он касался ее тела, оно успокаивалось и расслаблялось. Она чувствовала, как слабеет напряжение мышц, как ее клонит в сон.

«Завтра, — сказала она себе. — Или послезавтра».

Или после послезавтра…

Она расскажет ему все.

Когда она снова проснулась, небо было светлого голубовато-серого цвета. Только что наступил рассвет. За деревьями она видела солнце. Ее руки протянулись, чтобы дотронуться до его тела, к которому она привыкла за эту ночь, — но его не было.

На мгновение ее охватила паника. Потом она заставила себя внимательно оглядеться. Одной из лошадей не было на месте. Другая с довольным видом паслась на пятачке между деревьями. Сократа тоже не было видно.

На ней все еще была рубашка Адриана. Ее платье и белье — панталоны, рубашка, нижняя юбка, аккуратно сложенные, лежали рядом с ней.

Куда он ушел? Он не оставил бы ее здесь одну, даже если бы догадывался о ее роли. Она знала об этом так же верно, как и то, что солнце встает каждый день. Она медленно встала, чувствуя сильную боль в мышцах от вчерашней езды и непонятную боль между ног.

Она мысленно застонала. Он не захочет, чтобы сегодня она ехала верхом.

Но им придется ехать верхом! Они не могут оставаться в этом районе. Но, Господи Всевышний, как же болели ее ноги и зад!

С гримасой боли она оторвала кусок от своей нижней юбки и спустилась к ручью. Тканью она вымыла лицо и руки, потом опустила в воду ноги, надеясь, что вода успокоит боль в мышцах. Начавшийся день был серым и теплым. И он будет еще жарче. Ей нравилась просторная, удобная рубашка Адриана и ужасно не хотелось думать о том, что придется сменить ее на тяжелое платье.

Лорен привела себя в порядок и оделась. Она почувствовала растущее чувство голода и вспомнила, что не ела со вчерашнего утра. Она проверила то место, где были зашиты деньги, и нашла, что туго скрученные банкноты на месте. Может быть, они смогут купить еды.

Где же он?

Потом она услышала шум, шелест кустов, тихий стук копыт о лесную подстилку. Почти инстинктивно она спряталась за большим дубом, сердце ее замерло. Потом она услышала знакомое бормотание и перед ней появилась маленькая фигурка.

— Сократ, — приветствовала она его.

— Ты, наконец, проснулась.

Она взглянула и увидела Адриана верхом на лошади. На нем была синяя рубашка и несколько странных седельных вьюков.

— Завтрак.

Лорен внутренне напряглась. На нем была рубашка янки, на вьючных мешках буквы U.S А.

— Где?..

— Несколько беспечных янки, — сказал он. — Но не волнуйся, они отделаются просто головной болью. Только и всего. Возможно, я спас им жизнь — в будущем они не будут так беспечны.

В голосе его прозвучала твердая нота, и Лорен напомнила себе, что ей не следует его недооценивать. Его обаяние было так велико, а его улыбка так очаровательна, что временами она забывала о том, что он служил в британском Военно-морском флоте во время Крымской войны, что он выжил, годами занимаясь одним из самых трудных видов человеческой деятельности, что он в течение года водил за нос Военно-морской флот северян. Лишь иногда он проявлял свою железную волю — и помоги, Боже, тому, кто в этот момент встал на его пути. Она знала об этом с той самой ночи в Нассау, когда он безжалостно разделался с напавшими на нее негодяями.

Иногда она забывала о том, насколько он был сложен как личность. И сейчас все это ее испугало, потому что она знала, как быстро его нежность может превратиться в сдерживаемую ярость.

Он спешился и протянул ей печенье и сыр.

— Есть немного кофе, но с этим придется подождать. Я не могу рисковать разводить здесь огонь. В этом районе полно янки.

Она молча ела. Глаза ее постоянно возвращались к его лицу. Он быстро поел и быстрыми, уверенными движениями оседлал ее лошадь. Взяв ее за руку, чтобы помочь ей сесть на лошадь, он криво улыбнулся ее невольно вырвавшемуся стону.

— Прости, любимая, но мы не можем здесь оставаться. Те янки скоро очнутся.

Он взглянул ей в глаза. Губы его легонько коснулись ее губ, прежде чем поднять ее на лошадь. Рука его несколько секунд медлила, прежде чем вернуться к его собственной лошади.

— Сократ! — тихо позвал он.

Обезьяна подала ему лапу и позволила усадить себя на лошадь. Адриан сел позади Сократа, потом подъехал к Лорен и коснулся ее руки.

— С тобой все в порядке?

Она кивнула.

Он внимательно оглядел ее напрягшееся тело. Потом ободрительно улыбнулся, и она поняла, что последует за ним в огонь и в воду.

Несмотря на желание Лорен продолжать путь, после нескольких часов езды тело ее страшно ломило. Избегая дорог, они ехали через лес. Ветви рвали ее платье и царапали кожу.

От жары по шее, спине и между грудей текли ручейки пота. Она пыталась причесаться без зеркала и скрутила свои длинные волосы в узел, но теперь они распустились и влажными прядями падали ей на лицо. Физически она чувствовала себя как никогда плохо.

Однако она продолжала вспоминать о дивных часах минувшей ночи, о близости их тел и о восхитительных ощущениях, наполнявших ее. Временами, когда ей хотелось плакать от боли, она смотрела на ехавшего рядом с нею Адриана, на его черты, запечатлевшиеся в ее сердце, и понимала, что не может проявить слабость, не может замедлить их движения.

Несколько раз они слышали неподалеку стук копыт. Тогда он спешивался и держал головы лошадей опущенными вниз, не давая им ответить своим сородичам. Потом он снова садился на лошадь.

Лорен чувствовала себя все хуже и хуже. Изредка они останавливались у ручья попить воды. В обед они съели галеты и вяленое мясо и рассчитывали теперь на запасы из украденных седельных мешков. Однако Сократ весело жевал листья на остановках и, казалось, ни в чем больше не нуждался.

Адриан был неутомим. Хотя он часто с сочувствием поглядывал на Лорен, он не предлагал сделать привал. И Лорен понимала почему. После того, как они останавливались напиться воды, ей было невероятно трудно опять сесть в седло.

Они все дальше и дальше углублялись в лес. В густой листве деревьев мир казался менее ярким, и Лорен удивлялась тому, что Адриану удавалось определить направление движения. Он никогда не сомневался, лишь иногда поглядывал на небо, чтобы определить их местоположение по солнцу. Иногда он покидал ее, оставляя Сократа на ее попечение и приказывая ей оставаться на месте. И ей всегда казалось, что проходили целые часы, пока он возвращался, но, конечно, ей это только казалось. Ожидая его, она спешивалась и массировала свои ужасно болевшие ноги.

Когда он возвращался, она вновь садилась на лошадь, вновь ощущая острую боль во всем теле. Она знала, что они двигались на запад, в Виргинию, но после стольких часов езды уже не могла определить так ли это. Воздух стал словно вязким, в нем чувствовалось сопротивление. Небо начало темнеть. Хотя у нее и было ощущение, что со времени их последней стоянки прошло несколько дней, она знала, что до ночи еще далеко.

Глядя через густую листву деревьев, Лорен увидела, что небо словно закипает. По нему неслись темные тяжелые облака. Казалось, землю накрыло тяжелое влажное покрывало. Комаров стало меньше. Горячий ветер начал раскачивать деревья, и их движения казались зловещими:

Лорен видела, что Адриан все чаще поглядывал на небо и лицо его все больше мрачнело.

— Нам нужно найти укрытие, — неохотно сказал он, и она поняла, что он беспокоился о том, чтобы поскорее добраться до расположения частей конфедератов.

Река Потомак, а значит, и безопасность, были неподалеку.

Лорен только кивнула. Она знала, что большая часть этого района была покинута гражданским населением, потому что оказалась зажатой между двух армий.

— Здесь неподалеку есть заброшенная ферма. Часть ее сгорела, но…

Лорен кивнула. Ветер, который еще недавно дул с такой силой, затих, и воздух казался насыщенным электрическими разрядами. В нем росла скрытая угроза, казалось, он вот-вот взорвется. Обе лошади были испуганы.

Лорен размышляла о том, продолжил бы Адриан свой путь в такую погоду, если бы ее не было с ним, или нет. О себе она знала, что не настолько хорошая наездница, чтобы ехать дальше на испуганной лошади. Но искать укрытие тоже было опасно: сейчас его могли искать и другие люди.

Ей ничего не оставалось, кроме как молиться о том, чтобы они побыстрее добрались в безопасное место, потому что собиравшаяся гроза обещала быть необычайно сильной.

Она не знала, сколько времени они ехали в обратном направлении до того, как увидели поляну. Там были два небольших поля, оба заросшие сорняками. Остов сарая и маленький полуразрушенный дом стояли рядом. Часть дома странно покосилась. Повсюду были видны выбоины, похожие на оспины, и Лорен поняла, что здесь шел бой. На всем лежал отпечаток насилия. У строений недоставало части крыши. Обугленные края указывали место, где был пожар или взрыв, разом уничтоживший то, что было основой благополучия семьи. То, что осталось, выглядело ужасно одиноким и печальным.

Адриан едва успел спешиться и подойти к Лорен, когда разразилась буря. Огромные градины смешивались с громадными каплями дождя. Через несколько секунд Лорен промокла. Адриан помог ей сойти с лошади, поддержал ее, когда она едва не упала.

— Иди в дом, — приказал он. — Я позабочусь о лошадях. Несмотря на барабанивший дождь, ей не хотелось уходить. Только не одной. Было что-то такое в этом доме…

— Я помогу, — сказала она, подхватывая поводья.

Сократ, нервничая, бегал кругами, пытаясь понять, куда они направляются. Он что-то сердито бормотал, словно бранился.

Лошади обеспокоенно заржали, дергая путы, Адриан крикнул Лорен, чтобы шла за ним. Теперь он с трудом двигался против ветра, который вернулся с новой силой, к полуразрушенному сараю. Из двух его дверей одной не было, другая опасно висела на одной петле. Но все же это было кое-какое укрытие.

Оказавшись внутри, они увидели, что крыша течет, стойла разрушены — вероятно, их разобрали на дрова. Ветер и дождь проникали сквозь щели в крыше. Лошади нервно били копытами. Но здесь, по крайней мере, они были защищены от непосредственной ярости бури. Адриан быстро расседлал лошадей и привязал поводья к кольцу — это было все, что осталось от стойла. Потом он подошел к дверному проему и выглянул наружу, в то время как Сократ прижался в сухом углу сарая.

Лорен пошла следом за Адрианом. Град барабанил по остаткам крыши, шквалом обрушиваясь на внутреннюю незащищенную часть сарая. Деревья яростно раскачивались. Хотя было еще около полудня, заросшие поля окутала такая тьма, словно спустилась ночь. Вихри воды и ветра взметали почву и щепки.

Одежда Лорен прилипла к телу, и она видела, что синяя рубашка Адриана так же прилипла к его груди, а брюки — к его мускулистым ногам. Она дрожала, но не могла понять, что было причиной этой дрожи — дождь или то, что она видела его стоящим в дверном проеме так, что контуры его тела четко вырисовывались на фоне бури.

Он обернулся и внимательно посмотрел на нее. Взгляд его скользнул от ее мокрых волос к платью, облепившему все ее тело. Его синие глаза превратились в синее сияние, подобное самой горячей части пламени.

Он протянул к ней руки, и она вошла в его объятия. Дождь и ветер лишь усиливали остроту физических ощущений. Запах земли был таким естественным сейчас, когда желание охватило их обоих. Горячее, страстное, яростное… как буря вокруг них. Земля наступала на них, обволакивая их своей яростью и провоцируя еще большую ярость, до предела напрягая каждый нерв.

Грохотал гром, во всем своем неистовом великолепии сверкали молнии. Земля сотрясалась так, словно молния попала в стоявшее неподалеку дерево. Лорен казалось, что электрические заряды со всей земли пробрались в ее тело и, сжигая ее, закипают в ее душе. Лицо ее было поднято вверх, она смотрела на Адриана. То же самое возбуждение сияло в его глазах. Он наклонил голову, и когда губы их встретились, они ощутили взрыв, похожий на разряд молнии, сотрясший землю.

Его руки крепко сжимали ее, вплавляя ее тело в свое. Она почувствовала, как пульсирует кровь в нижней части его тела. Ее груди натянули ткань платья, они жаждали его прикосновений. Несколько минут назад все ее тело так болело, что ей хотелось только лечь, но теперь оно вновь ожило, и опаляющее пламя двигалось вверх и вниз по ее спине.

Вновь прогремел раскат грома. Невольно она вздрогнула и прижалась головой к груди Адриана. И несмотря на грохот града, шелест дождя и завывание ветра, она слышала биение его сердца и вновь почувствовала, как горячее тепло поднимается внутри. И вновь тело ее трепетало в ожидании, трепетало от желания.

Адриан легко поднял ее и отнес в самую сухую часть сарая. Нетерпеливые, но нежные руки сняли с нее одежду, и она ощутила горячие прикосновения, в то время как сама она дрожала. Он наклонился и поцеловал ее. Потом его губы двинулись к ее грудям, дразня их языком и оставляя на своем пути взволнованный разгоряченный след. Она обнаружила, что сама бесстыдно тянется к его пуговицам. Сначала она расстегнула его рубашку, так, чтобы ее пальцы могли пробежать по великолепной симметрии его груди, так, чтобы губы ее могли ощутить вкус его кожи, лизнуть саму его сущность, заставить его дрожать так же, как дрожала она сама.

А потом его брюки… Ее руки двигались медленно, и она ощущала спазмы, разрывающие его тело, когда она освободила предмет своих вожделений, теперь полный и твердый. Он застонал, и стон этот слился с новым раскатом грома. Он перекатился и вошел в нее. И бушевавшая снаружи буря потускнела на фоне той бури, что бушевала в них.

Езда на молнии. Где-то в глубине своего сознания, еще не захваченной сотрясающими ее тело ощущениями, она вспомнила, как Адриан говорил об этом. Теперь она понимала, что значит ездить верхом на молнии.

Господи Всевышний, какой же она была яркой!

Адриан сидел, прислонившись к стене сарая, и смотрел на спящую Лорен. Снаружи все еще шел сильный дождь, но гроза миновала. Он слышал далекие раскаты грома и знал, что эпицентр бури сместился в сторону.

Сейчас в сарай пробивался лучик света. Адриан наблюдал за тем, как этот лучик коснулся золота ее волос. Во сне ее лицо выглядело таким открытым, таким ранимым, таким мирным.

Он дотронулся рукой до влажной пряди и провел рукой по контуру ее щеки. Он услышал, как она вздохнула. Это был Удовлетворенный вздох, как у маленького ребенка.

Он услышал собственный вздох, но его вздох не был столь спокойным.

Лорен Брэдли была полна противоречий. Он вспомнил Их первую встречу. Она была одета в очень скромное платье, а ее золотисто-зеленые глаза искрились. Он тогда не понял почему — да он и сейчас как следует не понимал, почему она так привлекала его, как не догадывался и о страсти, скрывавшейся за довольно-таки обычной внешностью.

Но мало-помалу он узнавал, что ничего обычного в ней не было. В ту ночь, когда они удирали от патрульных судов северян, он увидел в ней родственную душу. Он увидел, что лицо ее вспыхнуло скорее от волнения, чем от страха. То же самое волнение он видел в ее лице в тюрьме, а потом и в поезде. Он подозревал, что до их встречи эта страстная сторона ее натуры чем-то сдерживалась. А когда она проявилась, он устремился к ней, как мотылек к пламени.

Он больше не мог себе представить жизни без Лорен. Он этого и не хотел. Она окрасила все, что прежде казалось серым. Но он знал, что не может ей доверять. Ему было больно сознавать, что она все еще многое скрывает от него. Несмотря на то, что она была так раскованна, когда они занимались любовью, она все еще во многих отношениях оставалась для него загадкой.

Ему было трудно поверить в двойственность ее натуры, однако он сам время от времени видел эту двойственность — в тюрьме, в поезде, на дороге.

Она была похожа на Сильвию.

Но она и совсем не походила на Сильвию. Каковы бы ни были причины тому, что она сделала, это были не деньги. Все же ему следовало ее ненавидеть. Ему следовало презирать ее, как он презирал Сильвию.

Но с тем же успехом он мог попытаться презирать солнце, дававшее ему тепло, за то, что оно в полдень иссушало землю. Или луну, за то, что она давала свет и таила в себе опасность, или шторм, сочетавший в себе ярость и великолепие…