- Вот так! - горячились задержанные продавцы урана, - Вместо прибыли Минатом несет убытки. Уже неизвестно где сто миллионов долларов. Хотя, почему Минатом? Народ наш, люди. И кто ответит? Да никто. У нас всегда так - бабушку с пучком укропа арестуют при продаже, а цеховика с набитым бумажником не тронут. Мы привезли ничтожное количество таблеток и сядем глубоко, очень глубоко. А фактически похитившие у народа тонны урана в лучшем случае покраснеют, хотя я и в этом сомневаюсь. Мы шли на преступление потому, что есть нечего стало. Зарплату не платят. А они? Они разбазаривают деньги и приворовывают потому что в их бассейнах мрамор не того цвета и надо бы поменять.
      Шкворень не прерывала праведный словопоток. Когда учителя выпустили пар, спросила:
      - Сегодня речь о вас, ребята. Кому продали радиоактивные материалы?
      Они не стали больше запираться:
      - Немцы какие-то предложили десять тысяч пятьсот.
      - Как они вас нашли?
      - Не знаю. Приехал здоровенный мужик, ни слова по-русски, передал записку, что ждут нас в Пулковской с предложением более высокой цены, чем мы назначили вашему подставному. А что, немцам разве нельзя продавать? Государство-то продает. Германец нам друг? От ледового побоища до побоищ Великой Отечественной войны бывало, что и дружили. Перед второй мировой из СССР к немцам шли эшелоны с хлебом и топливом. Это когда немецкая армия уже нависла над русским народом. Сейчас на немечщину отправляют то, что впоследствии может сыграть против России роковым образом. Черномырдин подписал распоряжение о продаже Германии высокообогащенного оружейного урана-235. Собираются отправить в чужую страну 1200 килограммов. Как раз столько, чтобы изготовить тысячу ядерных зарядов. Мотивируют поставку "исследовательскими целями". Оружейный уран будут исследовать в мирных целях? Возможно. Килограммов двести. А остальное... Интересно, а как же международные договора о нераспространении ядерного оружия? Государству можно продавать, а нам нельзя?
      - Идиоты....
      Полина Антоновна связалась с Куцем, переведенным недавно из УЭПа на должность начальника Управления спецслужбы. Шайтанов вместе с сотрудниками спецуры и представителями германского консульства наведались в Пулковскую. В номер, названный сибирскими учителями.
      ...Полина где-то видела этого типа. Эти свиные глазки. Эту напыженность...
      Когда-то в курсантской молодости она ездила в составе милицейской делегации в Гамбург. Там с ней, совсем ещё девчонкой, произошел случай, вспоминая который, Шкворень невольно краснела. Плюнув на очередную встречу с местной полицией, осмотр какого-то подразделения, Полина захотела просто окунуться в город. Побыть среди горожан, потолкаться в магазинах. На нее, одетую в форму, заглядывались молодые немцы. Ну и плевать, что юбка в общем-то короче установленного образца. Ноги у неё что надо. Молоденькая Шкворень гуляла беззаботно до тех пор, как на какой-то площади не заметила совсем не примечательного парня . Сидя на корточках, он ковырялся в замке автомашины, естественно, зарубежной. На это никто из прохожих не обращал внимания. Но уже вырабатываемое чутье будущей грозы лиговской мафии подсказывало Полине, что в этом действе не все чисто. Полина решительно подошла к угонщику.
      - Это ваша машина? Документы.
      Немец вскочил, испуганно глядя на девицу в форменной одежде. "Майн гот!". Он думал, что полиция. Что за одежда? Стюардесса, кондуктор, работник неизвестной фирмы? Что она спросила? Ах да, иностранка. Мужчина ещё секунды пребывал в замешательстве. Иностранная ищейка - догадался он. Ну и что?
      Полина перешла на слабый запас английских слов:
      - Зис из е кар?
      Полина не знала немецкого, взломщик не говорил по-английски. Он жестами стал показывать, что потерял ключи, что не может открыть свою машину. Тут к ним подошел второй немец плотного телосложения и, нагло глядя на милиционершу свиными глазками, подтвердил:
      - Зис из хиз кар.
      Этот парень был одет в строгом стиле, выглядел солидно, говорил медленно и весомо. Подошедший важно пожал руку владельцу машины, они стали о чем-то говорить, смеяться, показывая пальцами на иностранку. Полина поняла, что её высмеивают, ей стало неловко и она быстро отошла, пересекла площадь по направлению к набережной. Может быть у них не угоняют машины так, как в России, а она заподозрила невесть что. Хотя в местном аналоге нашего ГАИ говорили, что машины стали воровать чаще, для продажи, в основном, на восток. Постояв у реки, Шкворень пошла обратно. На том месте, где стояла "угоняемая" машина, находилась ещё одна, с мигалками. Полина пошла быстрее. Так и есть! Дверца раскрыта, бардачок вытряхнут, сидя на тротуаре рыдает девушка, ровесница Шкворень. Полина хотела рассказать полицейским, что видела воров, сообщить приметы, но не решилась. Какое мнение сложится о милиции? На глазах чистят машину, а она не задерживает. Шкворень, залившись краской, пошла прочь...
      ...Эти глазки Полина уже видела. Неужели это тот парень, прикрывавший соучастника во время кражи из машины на гамбургской площади? Господин Брюгхер из Гамбурга, побратима Петербурга, приехал брататься с братками?
      Досмотр номера иностранце занял много времени. Вызов переводчика, представителя консульства, прокурорских работников, ожидание их приезда... Но обыск у иностранцев ничего не дал. Результаты дозиметрических замеров были в пределах нормы. Радиоактивные таблетки исчезли.
      Только немцы знали, что после приобретения их последовало чье-то предупреждение об опасности. Русским пришлось извиниться и уйти восвояси. Шайтанов был вне себя:
      - Куда подевали уран?
      В коридоре к нему подошел молодой человек. Олег Стефанович резко спросил:
      - Кто-нибудь заходил в их номер после тех двоих?
      Сотрудник службы наружного наблюдения с готовностью доложил:
      - Был один человек. Пяти минут не сидел у немцев. Высокий такой, длинноволосый, бородатый.
      Шайтанов и Шкворень переглянулись. Янсон! Полина не хотела верить.
      - Волосы вот так, копной, как грива у льва?
      - Ну. Приметный мужик. Зашел и вышел. Я, главное, не успел к нему кого-нибудь приставить, а сам за номером смотрел.
      Шкворень быстро вернулась в апартаменты Брюгхера. Куц с переводчиком заканчивали формальности.
      - Спросите, приходил ли к ним сегодня высокий бородатый мужчина.
      Брюгхер играл обиженного подозрениями. На вопрос переводчика ответил быстро и строго.
      - Никто не приходил.
      Шкворень горько улыбнулась. Тошно было сознавать, что тот, кого она считала близким человеком, оказался предателем. Но почему? Зачем он взял у немцев таблетки? Перекупил? Он с ними в доле? Международная мафия? Выходит, что Янсон и его люди разбросали радиоактивный материал по магазинам и офисам Лиговки. Значит, Герострат - Янсон?
      БОЛЕЗНЬ
      Полина Антоновна, переводя дыхание, остановилась перед дверью квартиры Георгия. Утром она уходила отсюда ошеломленной, как после необычайного приключения. Она летела, она улыбалась. И вот её дыхание прерывисто, ноги отяжелели... Ее дракончик оказался самым настоящим зверем, змием, которому нет прощения. Шкворень утопила кнопку звонка. Если он дома, то видит её на мониторе. Дверной глазок - объектив видеокамеры. Янсон открыл дверь.
      - Полина?
      Шкворень молча вошла, направилась в зал. Села в кресло, закурила.
      - Вот твои деньги. Пересчитай.
      Она бросила на стол взятые вчера взаймы 10 тысяч долларов. Янсон сел напротив, но к деньгам не прикоснулся. Что-то случилось с Полиной.
      - Где вы были сегодня около восьми вечера?
      - Ответ обязателен?
      - Да, считайте, что я пришла по служебным делам.
      - Мы договаривались...
      - Все договоренности забудьте.
      - Вы знаете где я был. В отеле. Иначе почему такой тон.
      - Что вы делали в номере немцев?
      - Изымал урановые таблетки.
      - Они здесь?
      - Я не смертник. Мой человек занимается их захоронением. Урана в городе нет.
      - Зачем ты это сделал?
      - Так было надо. Нашкодьянц выследил продавцов урана и его немецкие друзья перекупили товар. Вы неизбежно должны были выйти на Брюгхера. Я не хотел, чтобы немца накрыли, он кое-что знает про меня и мог бы выложить информацию, чтобы смягчить свою участь. А какую информацию, я не скажу.
      Георгий опасался, что Брюгхер, попавшийся на торговле радиоактивными материалами, может свидетельствовать об убийстве нескольких человек в офисе "Банды". Янсон был вынужден выручить немцев.
      - Первую партию тоже вы брали?
      Янсон кивнул.
      - И я же вывел продавцов урана на тебя. Если б не Нашкодьянц... Жаль, что не я первым начал этот разговор. Я был готов раскрыть тебе все, что относится к моей второй жизни. И Жора был не против.
      Георгий умолк, решая, стоит ли говорить Полине.
      - Жорик болен. Я думаю, что у него редкое генетическое заболевание болезнь Хантигтона. Врачи недавно определили, что она влияет на предрасположенность к насильственным преступлениям. Генетики считают, что болезнь Хантигтона изменяет личностные свойства, вызывает депрессию, которые толкают больного на противоправные поступки. Заболевают обычно к сорока годам, иногда в более раннем возрасте. А по прошествии 12-15 лет умирают...
      Шкворень взорвалась и снова перешла на ты.
      - Не пудри мне мозги. Вдвойне преступно объяснять свою подлость какой-то генетической болезнью. Ты воткнул шпагу в ухо Сновиденцева потому, что был приступ болезни?
      - Не я, а он, Жорик. Он все реже пробуждается, боюсь, болезнь прогрессирует.
      - Покажись врачам.
      - Ты пошла бы к врачам показывать, что у тебя две ро... два лика? Я не буду дракончиком, не буду цирковым дивом, не стану "собакой Павлова"!
      - Тогда ты станешь обитателем "Крестов".
      Голова Григория вздрогнула, стала медленно поворачиваться... На глазах изменился облик человека. Лицо Жоры показалось из копны волос. Мелкие черты его пробудились. Раскрылись глаза, язык облизнул сухие губы. Скрипучий голос сообщил:
      - Сажай своего Гошу, курва неблагодарная. А Жорик в тюрягу не сядет, так и знай. Имей в виду: если начнешь его преследовать, я проснусь по полной программе. А когда я просыпаюсь, то даю волю своей фантазии. Он тебя любит, дуру, а ты его - в тюрьму! Павла ты Морозова, бля. Тьфу!
      Жорик угрожающе придвинулся к Полине.
      - Ты узнала нашу тайну. Ты единственная, кого мы допустили к себе. Даже Маргарита, не подозревала про мою рожу. Мы любили её, Маргариту. Потом появилась ты. Георгий думал пофлиртовать с начальницей милиции, поострить свои ощущения, походить на грани, мы же по природе фаталисты. Но втюрился! А ты его - в тюрьму. Убирайся.
      Тихий голос произнес откуда-то сбоку:
      - Не слушай его, Полина.
      Она не отшатнулась от Жорика , не испугалась настолько, чтобы пятиться. Перед нею сидел монстр, тот самый Герострат, резавший головы и громивший музеи. Тот самый, которого она поклялась поймать. Она у цели, достаточно выхватить пистолет. Но почему безвольны руки, отчего навалилась усталость?
      - Сам убирайся, Жорик. Георгий сказал, что ты болен...
      - Он врет. Скоро будет ночь, моя пора владеть телом.
      Гоша повернул к Полине свое лицо.
      - Не слушай его угрозы. Сами мы уже не можем остановиться, поверь. С твоим появлением родилась надежда выздороветь, перемениться.
      Шкворень негодующе смотрела в глаза этого мерзавца, прикидывавшегося добродетельным помощником и её кавалером.
      - Выслушай не перебивая.
      Янсон встал, прошелся, но снова резко сел в кресло.
      - Ладно, говори ты.
      Гоша отвернул лицо, предоставляя слово Жоре. Он не казался смешанным и удрученным, как Гоша.
      - Я объясню тебе, дорогая...
      - Прошу без подобных обращений.
      - Как хочешь. Жизнь научила меня быть сильным и жестокосердным. Такой урод, как мы с братом - ошибка природы. Двухголовым и двуликим место в стеклянных колбах со спиртом. Помнишь Кунст-камеру? Там находятся мне подобные. Они умерли при рождении или ещё не выходя из утробы матери. А я хожу на ногах, ем, сплю. Только вот лицо мое всю жизнь сокрыто от людей. Гоша больше меня смотрел на мир, а мир на него. Я в тени. Меня нет. Меня никто не знает как личность. Я воспринимаю окружающее, но жить активно могу не всегда. Я вне общества. Я зол на этот несовершенный мир, на общество, презирающее калек и убогих. Мы с братом для людей - лишь диво дивное, не более того. А мы - личности. Умные, сильные личности, интеллектуально и физически превосходящие многих одноголовых. Но я не заметен, не виден, не реализован, черт возьми. Я холерик, в отличие от брата флегматика. Я постоянно в движении, мне надо быть занятым. И я занимался чем хотел. О моих делах трубили газеты и говорили люди. Значит я есть! Пусть меня никто не знает, но знают, что есть я! Хищения предметов старины, ограбления ювелиров, вандализм на кладбищах, надругательства над могилами, убийства и ограбления с жестокостью, элементами абсурда - вот моя стихия и способ заработать. Если обо мне не пишут, не говорят, то нахожусь в ужасном настроении, будто я умер. Ни одно мое преступление не осталось тихим, скрытым от общества. Их обсуждали, они вызывали скандалы, из-за них у начальников летели погоны. Как манекен с человеческой головой или повышенная радиация в районе. Да, это тоже моя работа. Да, я - Герострат, как меня прозвали твои оперативники.
      Начавший говорить запальчиво, Жора постепенно остыл и дальше его речь стала похожа на вдумчивое размышление вслух. Шкворень продолжала сидеть в строгой позе, с прямой спиной, вскинув подбородок, стараясь свысока смотреть на подонка, признавшего себя Геростратом.
      - Но знай ещё - это я отвернул голову Лосю, отъявленному бандиту, а не милиция. Я похоронил его наемных братков, грабителей, убийц. Я обратил внимание на поступление урана в город. А вы и ФСБ прощелкали. Но все равно по долгу службы ты должна схватить меня и тащить к следователю. Пустое дело. Я в признанке только для тебя, единственной избранницы, которой мы решили довериться. Я объясню почему. Потом. Но даже в случае признания следователю во всех грехах кого будут судить? А? Меня или ни в чем не повинного Гошу?
      - Так уж и невинного.
      - Только ты да мы знаем некоторые нюансы нашего с братом строения. Долгое обследование нас в тюремной больнице мировыми медицинскими светилами даст заключение, что мы - два разных человека в одном теле. А брат за брата не в ответе. Нас не посадят. Нас будут осматривать, ощупывать, брать пункцию, и содержать вместе с кроликами и собаками. Когда будут написаны диссертации, исследования и даже книги на тему "Двойняшки в одном теле", станут ждать нашей смерти, чтобы основательно покопаться ножичком в мозгах, заспиртовать голову с двумя мордами лица. Таковы перспективы, если я дам тебе волю меня задержать. Но я не дам. Гошка немного идеалист, он верит, что человек способен понять и простить другого.
      - Простить чудовищные преступления?
      - Покопайся в них глубже. Посмотри на объекты, на личности, которые от меня пострадали. Сновиденцев? Торговец наркотиками. Если бы я не пришил его, то сотни, тысячи подростков пристрастились бы к экстази.
      Шкворень надеялась, что помеченные красными крестиками фотографии следов бесчинств, лежащие под стеклом на столе Шайтанова, не все являются документами преступлений Герострата.
      - Разве я виновен, что общество наплодило столько подонков? Увижу ещё одного Лося - опять отрежу голову, как он того заслуживает.
      - Это самосуд.
      - Плевать на термины. Я знаю что такое справедливость. Бандиты заслуживают казни. Еще я пришил москвича из налоговой службы. Приперся трахать руководительницу фирмы за обещание простить некоторые нарушения, обнаруженные в её столичном филиале. А ею была Маргарита. Ненавижу продажных чиновников и клерков, которые состоят в должности ради достижения личных интересов. В чем ещё признаться? Фактов много. Хотите про поджог кафедры зоологии позвоночных животных Университета?
      - Подонок.
      ...Хрупкие скелетики теснились на полках и в шкафах. Мертвый мир животных. Все это летало, кричало, ползало при жизни. Клевало, жевало, глотало. Меняло шерсть и теряло перья. Нырки, пингвины, гагары, чайки, попугайчики, колибри - весь мелкий животный мир в чучелах и скелетах. Выпотрошенные и высушенные бывшие жители планеты Земля. Мумии. Тишина. Ни звука. Грудные клетки на белых скелетиках кажутся гребенками. Хрупкие черепушки. Одно движение руки и груда мелких косточек усыпала пол. У чучел отлетали головы, тельца превращались в лепешки - лишь наступи. Черепушки под каблуками издавали скрипящие звуки...
      - После нашего с вами осмотра выставки новорожденных с аномалиями я снова хотел попасть в Кунст-камеру. Ночью. Вдруг так захотелось поглазеть на себе подобных, двуликих, без свидетелей. Но не удалось. Зато в здании по соседству горел свет и я забрел в незапертое помещение. Там было много скелетов и чучел. Все такие правильные, отборные. Элита.
      - И ты уничтожил уникальные работы.
      - Надо отражать и другую сторону мира! Люди, звери, птицы с врожденными дефектами должны стоять рядом с благополучными, как равные, а не только в Кунст-камере! И я поджег это благополучие, эту лживую историю позвоночных.
      - Ты маньяк, которому нет прощения.
      - А я и не прошу. Но хочу остановиться. Хочу арбитра, который сказал бы в каком случае зло не надо наказывать злом.
      - Не рядись в Робин Гуда.
      - Мне достаточно моей славы. Мы устали воевать с подонками. Я насытился, Герострат готов умереть во мне. Ради Гошки могу уйти в спячку и не шастать по ночам. Он тянется к тебе, как и я, впрочем. Но я также знаю, что ты не станешь возиться с убийцей и террористом. Только Гоша на что-то надеется. Скажи ему правду.
      Жора резко отвернул свое лицо. Гоша смотрел в стол.
      - Мы уходим, Полина. Нам на роду написано оставаться одним, прятаться и жить инкогнито. Вторжение в ваш мир нанесло нам глубокую травму. Мы тоже покалечили многие судьбы. Мы попробовали себя среди вас. И не без успеха. Но ваша волчья склочная жизнь не для нас. Если нас кусают, то мы загрызаем. Хватит смертей.
      - Ты уверен, что можешь так просто уйти?
      - Ни ты ни кто другой судить меня не в праве. Господь судья. Уж лучше я лягу в гроб с двуглавой змеей и буду молить прощения, чем стоять перед вашим неправедным судом, когда-то называвшимся народным. Я ухожу. Спасибо тебе за все. За общение, за надежду... Ты была первой, кому я открылся.
      Янсон ссыпал лежавшие на столе деньги в подставленную сумку, рывком застегнул молнию.
      - А как же я?
      Полина Антоновна поняла, что Янсон действительно уйдет. Уйдет навсегда. Он приметный, его можно будет разыскать. Кажется... Судя по длительной деятельности Герострата, это пока никому не удавалось. Ее дракон скроется на просторах России, уединится, затаится...
      - Ты даже не даешь мне времени подумать?
      - Я подумал за нас. Здоровый по вашим понятиям человек не станет жить с таким, как я. Даже если он - офицер милиции. Подожди минутку, надо взять кое-что из сейфа.
      Янсон с сумкой ушел в комнату. Шкворень видела, как он открыл сейф, бросил его содержимое в сумку, какую-то вещицу подержал в руках, внимательно разглядывая. Он принес её в гостиную и протянул Полине.
      - Оставь на память.
      Он сразу же вернулся в комнату. Шкворень грустно рассматривала гребень.
      - Георгий, - позвала она.
      - Георгий!
      Полина вскочила, распахнула дверь комнаты Гоши. Никого. Краем глаза она заметила, что портрет двуликого Януса исчез. Окно открыто. Шкворень подбежала к нему. Прикрепленный к подоконнику тонкий эластичный шнур ещё подрагивал.
      - Георгий, стой!
      Человек, только что спустившийся на землю, взмахнул рукой и исчез в подворотне. Выбежав из квартиры, Шкворень поспешила вниз. В поздний час на Лиговке было пустынно.
      КАЛ - 2
      На следующий день Полина Антоновна позвонила в офис Янсона. Ей ответил человек, назвавшийся Пичугиным. Шкворень представилась и спросила Георгия Яновича.
      - Это вы, Полина Антоновна? Мы знакомы, я - Емельян. Помните переводчика на представлении? Я ещё и бывший совладелец, а теперь хозяин фирмы "Банда".
      - Где Янсон?
      - Уехал.
      - Куда?
      - Неизвестно. Он очень скрытный. Но не за рубеж, Георгий Янович патриот.
      - Надолго?
      - Сказал, что насовсем. Продал мне свою долю акций и укатил. Объяснил, что устал от бизнеса. Точнее, от криминального окружения. Просил передать вам пакет. Как это лучше сделать?
      - Подъезжайте к парку.
      Шкворень хотелось прогуляться. Сидеть в кабинете и продолжать думать о Янсоне было невыносимо. Георгий обрубил все концы. Его квартира оказалась оформленной на гражданина Емельяна Пичугина, фирма тоже. Подавать в розыск? Подключать Шайтанова? Но Янсон - уникум в физическом плане. А в моральном... Острое чувство справедливости довело его до совершения преступлений. Или чувство ущербности? Скорее и то и другое.
      Емельян приехал на знакомом Полине Антоновне джипе. Новый владелец "Банды" протянул ей что-то плоское, завернутое в бумагу.
      - Емельян, вы знаете где искать Янсона. Передайте ему, что он скотина и что я его жду.
      Шкворень пошла к воротам парка. Углубившись в него, заметила среди деревьев одинокую скамейку. В бумагу был завернут портрет двуликого Януса чертами Гоши и Жоры. Шкворень грустно смотрела на их отвернутые друг от друга лица. Такие мудрые, такие приукрашенные художниками. Небрежно держа картину в одной руке, Полина пошла из парка через другой выход. От Януса хотелось избавиться, забыть человека как сон... А может его и не было? Может, ей все действительно приснилось? И нет никакого Лиговского РУВД... Знакомый павильон! Шкворень с трудом избавилась от грустного раздумья и вспомнила почему этот павильон привлек её внимание. Здесь она была в первый день её назначения на должность. Полина Антоновна решительно пошла к аттракциону метания искусственного кала.
      Там все было как и прежде, только добавились портреты Примакова, Березовского, Лебедя, Геращенко, Маслюкова и других. В столь раннее время посетителей не было. Только престарелый управляющий за стойкой и молодой человек, видимо, знакомец, лениво бросал искусственные какашки в кого попадет. Они разом обратились ко входу, на пороге которого появилась женщина в форме подполковника милиции.
      - Можно со своим?
      Хозяин с приближенным переглянулись. Шутка, что ли?
      - Поставьте вот это на ваш стенд и дайте десять кусков говна.
      Полина Антоновна протянула управляющему портрет Януса и деньги. Поняв в чем дело, хозяева повеселели. Молодой человек быстро сбегал к стенду с портретами и укрепил Януса посередине. Едва он отошел, как первый кусок кала просвистел мимо него и влепился в глаз изображенного бородатого мужика. Полина вкладывала в каждый бросок всю свою злость на убежавшего Янсона, на себя, поддавшуюся обманщику, на весь белый свет. Через минуту оба лица Януса выглядели залепленными экскрементами.
      - Вот так тебе, сукин сын!
      Старик управляющий поинтересовался:
      - Кто это, извиняюсь? Депутат?
      Шкворень тихо ответила:
      - Двуликий Янус.
      - Двуликий анус?
      - Очень похоже.
      Шкворень ушла, оставив портрет Гоши и Жоры в ореоле известных лиц государства и города. Медленно пройдясь по парку, потом Лиговскому, вернулась в РУВД. Возле дежурки её окликнул Бузьков.
      - Полина Антоновна, минуточку. Тут вам принесли, сказали, что по вашей просьбе. Высокий такой волосатик.
      На обратной стороне портрета двуликого бога, на белом квадрате, Полина прочла: "Выбери мне более достойное окружение. Янус".
      БОРЩЕВИК
      Оперативный дежурный Буремов был из категории "непробиваемых". Таким кол на голове теши, они будут упрямо делать свое. Капитан "прославился" тем, что в его смену в изолятор временного содержания однажды была помещена новая начальница Лиговского РУВД Полина Антоновна Шкворень. Она была переодетой и загримированной под торговку, качала права, будто её обобрали сотрудники милиции. Не знавший её толком в лицо и не особенно гибкий Буремов засадил скандалившую шмару за решетку поостыть. А утром... Слава богу, что оргвыводов не последовало. Зато нагоняй...
      Многие годы Буремов исправно, но безмятежно сидел в своем кресле у пульта под большущими электронными часами, которые показывали 8 часов и 3 минуты утра. Цифры помигивали на табло, только на самом деле могло быть и 18 часов 43 минуты и 8 часов 13 минут. Из четырех цифр мерцали только две. Буремов никогда внимания не обращал на эти часы и скорее всего удивился бы наличию таковых над головой. Укажи ему кто на них, пожал бы плечами откуда взялись? Буремова сослуживцы звали по-разному - Бурым, Буром, Бурэ, кому как нравилось. Бурым, когда просили помочь, а Бурый посылал; Буром, если надо было что-то утрясти или пробить у начальства; Бурэ, когда спрашивали сколько времени.
      Сегодня Буремов узнавал время по своим новеньким карманным наградным. Но перед этим в который раз любовно прочитывал гравировку на серебристой крышечке. "За содействие в борьбе с наркоманией и наркобизнесом". Заслуженная награда лежала перед капитаном всю смену как напоминание бдить и нести службу в повышенной готовности. Никто не смел прикасаться к наградным. Только одному позволялось - старшему оперу ОНОНа Александру Уколову. В восемь утра он как раз появился на пороге РУВД с мешком маковой соломы.
      - Привет старшему ОНОНисту! - Буремов оторвал глаза от журнала КП (Контроль происшествий) , под которым лежал журнал "ЖД" (Женское дело).
      - Здорово, - неприветливо ответил Уколов, - Сколько времени?
      - А тебе сколько надо? Проспался уже?
      Капитан проследил глазами хозяйское движение руки спеца по наркотикам к наградным часам.
      - Девятый час. Пора завтракать.
      Уколов со вздохом вернул часы с гравировкой на место. Суток не прошло, как на совещании в УНОНе на Диагональной улице ему вручил этот приятно тикающий аппарат сам Савелий Васильевич Альбинский. Лиговский опер толком не знал как называется должность этого классно одетого, чисто выбритого, тонко пахнущего Америкой мужика, считалось, что он один из главарей по борьбе с международным наркобизнесом. Представитель могучей организации, чьи руки душат наркодельцов в Колумбии и на Тайване, в Чуйской долине и на Чукотке. Альбинский с радушной улыбкой пожал руку, потрепал за плечо, задушевно сказал "спасибо" и вручил эти карманные с цепочкой, стоимостью... Уколов даже не смотрел на цену, расписываясь в ведомости на получение наград. А зря. Принимая часы, он должен был уловить оперативным чутьем , что вечером надо будет "соображать". Напоить водкой весь свой отдел, обмыть награду как следует, невозможно даже ценой всего месячного денежного содержания.
      Тем вечером, когда бутылки разом опустели, спустился в дежурку и положил капитан Александр перед капитаном Павлом эти самые часики.
      - Купи часы, Бурэ.
      - На фиг.., - начал капитан.
      - Купи, Бур, часы! - повысил голос второй капитан.
      - Они мне на.., - пытался возражать первый капитан.
      - Обурел? За бутылку. Бери как награду. Награждается оперативный дежурный Павел Буремов за содействие в борьбе с наркоманией и наркобизнесом. Ты мне содействовал?
      - Содействовал. Вчера твой мешок соломы опять оформил.
      - Во! Ну, погнал за бутылкой-другой.
      Святое дело. Павел послал помощника к ларям и вскоре Уколов вернулся в свою компанию с водкой и закуской.
      - А часы?
      - А ну их, ещё дадут.
      - Т-т-точно, у меня этих часов было - до дури! Лучше б сразу деньгами...
      - Поехали!
      Снова полилась беленькая по стаканам.
      Утром капитан Уколов сожалел об утраченной награде, но не более. Во время дежурств Буремова он всегда сможет посмотреть на свои часы и даже узнать сколько времени.
      - Ты опять с этим мешком?
      - С другим, не видишь, что ли? В ту смену красный был, а этот в серую полоску.
      - Сколько?
      - Семьдесят, ты ж знаешь.
      - Ну да. А злодеи?
      - Ща приведут.
      - Обурел ты, Шурик, хоть бы вес разный брал.
      - Нельзя разный. Для очередной награды надо всегда брать нормальный вес. Не сто и не десять килограммов. Семь - счастливое число, вот и таскаю семьдесят.
      - Тяжело, небось.
      - Привык.
      - Держал бы тут, чего таскать туда-сюда.
      - А изъятие со свидетелями тоже у тебя делать? Я так всех дежурных пересажаю.
      Кровный мешок маковой соломы Уколов привычно положил на скамейку возле "аквариума".
      - Где бы героина раздобыть, хотя бы пуд?
      - Сменяй свой семидесятикилограммовый соломенный мешочек на пуд беленького в соседнем РУВД.
      - И то мысль...
      Слегка ободренный Уколов пошел к себе, а Буремов скосил глаза на монитор наружной камеры наблюдения. К РУВД приближался ветеран. Утро, а он уже на ногах. Костюм, ордена, медали. Держись, Павел, такие - самые трудные. Сейчас начнет жаловаться на соседей и грозиться обращением в высшие инстанции.
      Вошедший представился:
      - Петр Филиппович Косюк.
      Косюк пришел с таким заявлением, что Буремов распознал в ветеране или инвалида на голову или обкуренного. Он съязвил:
      - Может ты, дядя, и ментозавра видел?
      Дежурный с удивлением смотрел на вполне порядочного человека в костюме, с орденами, с сединою на висках и несущего какую-то чушь о болоте, грозящем городу массовыми галлюцинациями. Будто, проезжая по одному и тому же месту в электричке, человек на время перемещается как бы в другой мир. В последний раз, говорит, причудился ему доисторический лес с ящерами. Неужели и ветеранов приобщают к травке?
      Старик страшно обиделся на беспардонную реплику милиционера.
      - Не надо мне хамить, сосунок!
      Дядя был не из робких, дядя был из тех закаленных, которые с ходу распознают врагов, особенно врагов коммунизма.
      - Я пьяным бываю два раза в году. В День Победы и 7-го ноября. Средства не позволяют на большее.
      - Кто говорит, что пьяный? Не обязательно пить, чтобы черти в глазах плясали. Достаточно ма-а-аленького такого укольчика и ты, дядя, счастлив.
      - Не называй меня дядей! Я ветеран войны и труда. Я пришел рассказать все это, чтобы приняли меры. Уже дважды в электричке со мной происходит одно и то же.. И другие пассажиры, повторяю, чувствуют веселье...