– А что, если хичи тоже захотят книг или забавы? – спросил Пол.
– Книги! Что они с ними будут делать? – удивленно проговорил Вэн. – За фруктоягодами, может быть. Иногда они приходят с машинами. Крошечный Джим говорит, что они чинят то, что выходит из строя. Но не всегда. И машины работаю плохо. К тому же их можно услышать издалека.
Все некоторое время сидели молча, поглядывая друг на друга. Потом Ларви сказала:
– Вот что я думаю. Дадим себе неделю. Не стоит слишком испытывать судьбу. У нас осталось – Пол, я права? – пять камер. Разместим их здесь, свяжем с монитором и оставим. Если постараемся, может, удастся так их замаскировать, что хичи не увидят. Мы исследуем красные коридоры, потому что они безопасны, а также синие и зеленые, сколько сможем. Соберем образцы. Заснимем все... мне бы хотелось взглянуть на эти ремонтные механизмы. А когда сделаем все, что удастся, посмотрим, сколько у нас останется времени. И тогда примем решение, идти ли в золотые коридоры.
– Но не позже, чем через неделю. Считая с сегодняшнего дня, – уточнил Пол. Он не настаивал. Просто хотел выяснить, правильно ли он понял.
– Не позже, – подтвердила Ларви, и Джанин с Вэном кивнули в знак согласия.
* * *
Но сорок восемь часов спустя они все равно оказались в районе золотых коридоров. Пол с Ларви решили сменить сломанную камеру и потому все вчетвером прошли к перекрестку, где рос куст фруктоягод, теперь лишенный спелых плодов. Вэн шел первым, держа за руку Джанин. Она отняла руку и наклонилась к сломанной камере.
– Они ее разломали на куски, – с удивлением сказала Джанин. – Ты нам не говорил, что они такие сильные, Вэн. Посмотри, это кровь?
Пол выхватил у нее камеру и принялся вертеть в руках, рассматривая темную засохшую корку на краю корпуса.
– Похоже, они пытались ее открыть, – сказал он. – Не думаю, чтобы я так мог голыми руками. Видимо, у хичи соскользнула рука, и он порезался.
– О да, – с отсутствующим видом проговорил Вэн, – они очень сильны. – Он не обращал внимания на камеру. Вэн всматривался в длинный золотой коридор, принюхивался и прислушивался к отдаленным звукам.
– Я нервничаю из-за тебя, – сказала ему Ларви. – Ты что-нибудь слышишь?
Вэн пожал плечами.
– Сначала чувствуешь их запах, а потом слышишь. Но я ничего не чувствую. Их поблизости нет. И я не боюсь! Я часто прихожу сюда за книгами или смотрю, что они делают.
– Неужели? – с заметным ехидством спросила Джанин. Она взяла у Пола разбитую камеру, а тот начал искать, куда бы спрятать новую. Особых возможностей для этого не было – внутреннее пространство всех помещений хичи было почти голым.
– Я ходил в этот коридор так далеко, насколько отсюда видно! – с обидой проговорил Вэн и указал пальцем вперед. – Вон там, дальше есть место, где лежат книги. Видите? А некоторые из них валяются прямо в коридоре.
Ларви посмотрела, куда указывал Вэн, но не поняла, что он имел в виду. В нескольких десятках метров от них лежала груда блестящего мусора, и ничего другого не было видно.
Пол, вытаскивая липкую ленту, чтобы повыше прикрепить камеру, заметил:
– Я видел твои книжки. «Моби Дик», «Приключения Дон Кихота». Интересно, зачем они хичи?
– Ты ничего не понимаешь, Пол! – возмущенно проговорил Вэн. – Их мне подарили Мертвецы, это не настоящие книги. А вон там – настоящие.
Джанин с любопытством посмотрела на него и сделала несколько шагов по коридору.
– Это не книги, – бросила она через плечо.
– Книги! – упрямо твердил Вэн. – Я ведь уже сказал!
– Нет, не книги. Пойдем посмотрим, . – предложила Джанин. Ларви раскрыла рот, собираясь окликнуть ее, но передумала и пошла следом.
Коридор был пуст, и Вэн не выглядел слишком настороженным. На полпути к куче мусора Ларви увидела, что это такое, и быстро догнала Джанин, чтобы поднять одну вещицу.
– Вэн, – тихо сказала она, – я уже видела эти штуки раньше. Это молитвенные веера хичи. На Земле их сотни.
– Нет, нет! – Мальчик начал сердиться. – Почему ты считаешь, что я лгу?
– Я не говорю, что ты лжешь, Вэн. – Она развернула веер. Он был похож на заостренный свиток из незнакомого легкого пластика, легко раскрывался, но стоило его отпустить, веер тут же сворачивался. Это был самый распространенный артефакт культуры хичи, их десятками находили в пустых тоннелях Венеры, привозили старатели на Врата из каждого успешного рейса. Никто даже не догадывался, для чего они предназначены, и только сами хичи знали, подходит ли этим предметам данное людьми название. – Их называют молитвенными веерами, Вэн, – пояснила Ларви.
– Нет, нет! – резко возразил он, забирая у нее веер и направляясь в комнату. – Они не для молитвы. Их читают. Вот так. – Он вставил веер в один из тюльпаноподобных выступов, потом взглянул на него и отбросил в сторону. – Этот плохой, – сказал он, роясь в груде вееров на полу. – Подождите. Да. Вот этот тоже не очень хороший, но по крайней мере кое-что можно будет узнать. – Вэн сунул его в тюльпан. Вслед за этим послышался слабый электронный шепот, и тюльпан с веером исчезли. Их охватило облако в форме лимона, потом показалась сшитая раскрытая книга, страницы которой были испещрены идеографическими знаками. Тонкий голос – человеческий голос! – начал что-то быстро, почти скороговоркой произносить на незнакомом щебечущем языке.
Ларви не поняла ни единого слова, но два года, проведенные на Вратах, сделали ее полиглотом.
– Я... мне кажется, это японский! – неуверенно сказала она. – Очень похоже на хайку . Вэн, зачем хичи книги на японском?
– Это не настоящие древние книги, Ларви, – с превосходством ответил мальчик. – Здесь только копии. Хорошие книги совсем не такие. Крошечный Джим рассказывал, что все книги и записи Мертвецов, сами Мертвецы и даже те, кого здесь больше нет, переписаны в этих свитках. Я их все время читаю.
– Боже мой! – покачала головой Ларви. – Сколько раз я держала их в руках и понятия не имела, что это такое.
Пол с изумлением протянул руку в сверкающее изображение и достал веер из тюльпана. Тот легко отделился, картина исчезла и голос смолк на полуслове. Пол принялся вертеть веер в руках.
– Не могу поверить, – проговорил он. – Все ученые мира ломали себе головы над ними. Почему же никто не догадался, что это такое?
Вэн пожал плечами. Он больше не сердился. Наоборот, мальчик наслаждался своим триумфом, показывая этим людям, насколько он больше них знает.
– Эти ваши ученые, наверное, тоже глупые, – сказал он. Но потом смилостивился и примирительно добавил: – А может, им попадались такие книги, которых никто не может прочесть. Разве что Древние, если это их заинтересует.
– А у тебя есть такие, Вэн? – спросила Ларви.
– Меня они никогда не интересовали, – снова начиная нервничать, ответил мальчик. – Но если вы мне не верите... – Вэн порылся в груде книг, показывая всем своим видом, что они понапрасну тратят время – все книги он давно уже проверил и нашел их неинтересными. Он достал одну книгу, поморщился и сказал: – Да. Я думаю, это тоже одна из бесполезных.
Как только Вэн сунул ее в тюльпан, появилась голограмма – яркая и ошеломляющая. Ее так же трудно было понять, как игру огней на панели корабля хичи. И даже еще труднее. Странные мерцающие линии свивались в немыслимые косицы, разделялись на разноцветные потоки и снова сплетались. Если это и была какая-нибудь инопланетная азбука, то она так же отличалась от западных алфавитов, как клинопись. А то и сильнее. Как известно, у всех земных языков есть что-то общее, и они всегда передаются письменностью на одной плоскости. Здесь же запись шла в трех измерениях. И параллельно слышался тонкий прерывистый звук, как телеметрия, который иногда по ошибке издает радио. В целом, все это крайне действовало на нервы.
– Мне кажется, вам это не нравится, – презрительно заметил Вэн.
– Выключи его, Вэн, – попросила Ларви и более энергично добавила: – Мы возьмем с собой как можно больше таких книг. Пол, сними рубашку. Нагрузи их сколько унесешь и отнеси в комнату Мертвецов. Кстати, и прихвати сломанную камеру, пусть биоанализатор проверит, можно ли сделать анализ крови хичи.
– А ты что будешь делать? – спросил Пол. Он уже снял рубашку и начал наполнять ее блестящими «книгами».
– Мы скоро, – махнула рукой Ларви. – Иди вперед, Пол. Вэн, ты можешь сказать, какие из книг тебя не интересовали?
– Конечно, могу, Ларви. Они гораздо древнее, иногда немного побиты. Их хорошо видно.
– Хорошо. Вы двое тоже снимайте верхнюю одежду и накладывайте. О скромности подумаем в другой раз, – сказала Ларви и сбросила свой комбинезон. Она осталась в лифчике и трусах и принялась завязывать узлы на рукавах и штанинах комбинезона.
Ларви решила, что сможет унести шестьдесят—семьдесят штук, а с помощью Джанин и Вэна они за раз утащат почти половину всей кучи. И этого хватит. Она приказала себе не жадничать. Книг много на Пищевой фабрике. Но, наверное, это те, что привозил Вэн.
– А на фабрике можно читать, Вэн? – спросила Ларви.
– Конечно, – ответил мальчик и резонно добавил: – Иначе зачем бы я возил туда книги? – Он раздраженно рылся в веерах, бормотал что-то под нос и бросал одну за другой «бесполезные» книги Джанин и Ларви. – Мне холодно, – вдруг пожаловался он.
– Нам всем холодно, – ответила Ларви. – А тебе не мешало бы носить бюстгальтер, Джанин, – нахмурившись, сказала она сестре.
– Я не собиралась раздеваться, – с негодованием ответила Джанин. – Вэн прав. Мне тоже холодно.
– Потерпите немного. Торопись, Вэн. И ты тоже, Джанни. Попробуем сами отбирать книги хичи.
Ее комбинезон был почти полон, и Вэн, хмурый, но величественный в набедренной повязке, принялся нагружать свой мешок. Ларви решила, что ее комбинезон выдержит еще несколько штук. У него была прочная подкладка. Хотя она уже была несказанно довольна. Пол унес не меньше тридцати—сорока вееров. Ее комбинезон вмещает не меньше семидесяти. И, во всяком случае, они всегда могут вернуться еще, если захотят.
И все же Ларви не учитывала, что они вернутся, и не собиралась оставлять что-то на потом. Она знала, что бы еще они ни сделали на Небе хичи, один бесценный факт уже установлен. Молитвенные веера – это книги! Знание этого – половина победы. Теперь ученые сумеют их прочитать. Если же не получится, на Пищевой фабрике есть аппараты для чтения. Достаточно развернуть один веер перед Верой, и она передаст изображение и звук на Землю. Может, им удастся даже размонтировать аппарат для чтения и привезти его с собой...
Теперь Ларви была уверена, что скоро они отправятся домой. Если не сумеют повернуть фабрику, бросят ее и улетят. И никто не станет их за это винить. Они и так сделали достаточно много. Если же нужно больше, пусть вслед за ними летят другие группы. А тем временем – тем временем! – они привезут с собой такие богатые дары, каких не получало человечество с самого открытия Врат! Их наградят по достоинству, она в этом не сомневалась, у нее даже было честное слово Броудхеда.
Впервые со времени старта с Луны на химических ракетах Ларви подумала о себе не как о человеке, старающемся выиграть, а как о победителе. «А как счастлив будет отец!» – предвкушая триумфальное возвращение на Землю, подумала она.
– Хватит, – сказала Ларви младшей сестре, помогая удержать мешок с веерами. – Понесли их прямо на корабль.
Джанин неуклюже прижала мешок к своей маленькой груди и свободной рукой подобрала еще несколько штук.
– Похоже, мы возвращаемся домой, – сказала она.
– Может быть, – многообещающе улыбнулась Ларви. – Конечно, мы проведем совещание и решим... Вэн? В чем дело?
Мальчик стоял у двери, зажав под мышкой полную вееров рубашку. Он выглядел ошеломленным.
– Мы слишком долго здесь пробыли, – прошептал он, выглядывая в коридор. – Там у фруктоягод Древние.
– О нет! – воскликнула Ларви. Но это оказалось правдой. Ларви осторожно выглянула в коридор – они стояли там и разглядывали камеру, прикрепленную Полом к стене. На ее глазах один из них протянул руку и без всяких усилий сорвал камеру. – Вэн? – с отчаянием спросила Ларви. – Здесь есть другой выход?
– Да, через золото, но... – Ноздри его энергично раздувались. – Я думаю, они есть и там. Я их чувствую, слышу!
И это тоже было правдой – Ларви слышала из-за угла коридора слабые щебечущие звуки.
– У нас нет выбора, – стараясь не паниковать, сказала она. – На нашем пути их только трое. Захватим хичи врасплох и прорвемся. Пошли.
По-прежнему держа в руках мешок с веерами, она подбадривала остальных. Хичи, может быть, и сильны, но Вэн говорил, что они медлительны. И если повезет...
Но им не повезло. Когда они достигли расширения коридора, Ларви увидела, что хозяев станции больше трех, гораздо больше. Они стояли у входа в коридор и смотрели на непрошеных гостей.
– Пол! – закричала Ларви в камеру. – Нас поймали! Иди в корабль, и если мы не сможем вырваться... – Больше она ничего не успела сказать, потому что ее схватили. Да, они оказались очень сильными!
Их провели через десяток уровней, держа за руки. Похитители оживленно щебетали друг с другом, не обращая никакого внимания на их попытки вырваться. Вэн молчал. Он позволил им притащить себя в большое веретенообразное помещение, где их встретили еще с десяток Древних, а за ними виднелась огромная синяя машина.
«Неужели хичи приносят жертвы своим богам? – думала Ларви. – Или производят эксперименты над пленниками? Неужели они скоро превратятся в Мертвецов, болтливых и одержимых, ожидающих очередных посетителей, вроде них самих?» Ларви все эти вопросы казались одновременно жуткими и интересными, но ответа ни на один из них у нее не было. Она даже не успела толком испугаться. Чувства ее просто не поспевали за быстро меняющейся действительностью, ведь она только что позволила себе ощутить триумф. Должно было пройти время, прежде чем она осознает поражение.
Древние щебетали друг с другом, указывали на пленников, на коридоры, на машину, похожую на танк без пушки. Все это выглядело, как в кошмарном сне, Ларви ничего не могла понять, но ситуация казалась ясной.
После нескольких минут щебетания их втолкнули в помещение, и, к своему удивлению, они нашли там знакомые предметы. Дверь за ними закрыли. Ларви торопливо порылась в куче барахла, которое когда-то принадлежало землянам: одежда, коробка шахмат, давно разложившаяся пища. В носке сапога она обнаружила толстый сверток бразильской валюты – больше четверти миллиона долларов. Они здесь были не первыми пленниками! Но в этом хламе не было ничего похожего на оружие.
Ларви повернулась к Вэну. От страха тот сильно побледнел и даже дрожал крупной дрожью.
– Что с нами будет? – спросила она.
Он потряс головой, как Древний. Это был единственный ответ, на который Вэн сейчас был способен.
– Мой отец... – начал мальчик и с трудом проглотил слюну, прежде чем продолжил свой рассказ: – Однажды Древние поймали моего отца и отпустили, но, наверное, не всегда так бывает. Отец говорил, чтобы я не позволял себя поймать.
– Ну, по крайней мере Полу удалось уйти раньше. Может... может, он приведет помощь... – Тут Ларви смолкла, даже не надеясь на ответ. Нефантастический ответ был просто невозможен из-за бездны в четыре года, которая отделяла любой болтающийся в космосе корабль от Пищевой фабрики. Если даже допустить, что помощь все-таки могла появиться, то это должно было случиться очень нескоро.
Джанин воспользовалась случаем и начала рыться в старой одежде.
– Ну, кое-что тут есть. Давай, Вэн, одевайся, – легкомысленно проговорила она. Ларви последовала ее примеру, но потом вдруг остановилась, потому что услышала странный звук. Почти смех.
– Что здесь смешного? – спросила она. Прежде чем ответить, Джанин натянула свитер.
– Я просто вспомнила о приказах, которые мы получили, – ответила она. – Добыть образцы тканей хичи, помнишь? Похоже, получится совсем наоборот: у них появятся образцы наших тканей. И не только образцы, а вся ткань.
8. Черный Питер
Когда прозвонил почтовый колокольчик корабельного компьютера, Пейтер проснулся быстро и полностью. Единственное преимущество, которое давал его возраст, – спать неглубоко и просыпаться мгновенно. Других преимуществ старость давала мало, если не сказать, что их не было вообще.
Пейтер встал, прополоскал рот, помочился, вымыл руки и взял с собой к терминалу два пищевых пакета.
– Давай почту, – сурово приказал он Вере, жуя то, что вкусом напоминало кислый рисовый хлеб, а на самом деле должно было быть сладкой булочкой.
Когда Пейтер увидел почту, и без того паршивое настроение окончательно испортилось. В основном это были те же бесконечные распоряжения, шесть писем от различных звезд для Джанин, по одному для Пола и Доремы, а для него самого только петиция, адресованная Черному Питеру и подписанная восемьюстами тридцатью школьниками Дортмунда. Они просили его вернуться и стать бургомистром города.
– Тупоголовая! – выругал он компьютер. – Зачем ты будишь меня из-за этого мусора?
Вера не ответила, потому что он не дал ей времени распознать его. Теперь она как раз перебирала свои многочисленные соединения, чтобы вспомнить его имя. А Пейтер продолжал жаловаться:
– Эта пища годится только для свиней. Немедленно займись этим!
Бедная Вера отказалась от попытки ответить на его первый вопрос и терпеливо занялась вторым.
– Система рециклирования ниже оптимальной массы, – сообщила она, – ...мистер Хертер. К тому же мои обычные процессы уже некоторое время перегружены. Изменились очень многие программы.
– Больше не меняй пищевые программы, – огрызнулся он, – или ты убьешь мня, и на этом всему придет конец.
Пейтер мрачно велел передавать приказы, продолжая дожевывать завтрак. Распоряжения перекачивались целых десять минут. «Что за нелепые мысли у них на Земле! – раздраженно подумал старик. – Если бы на борту было сто человек, может, они бы справились с сотой долей этих заданий».
Наконец Пейтер перестал читать. Приказы продолжали развертываться на экране, а он в это время тщательно вымыл свое старое розовое лицо и расчесал редкие седые волосы.
«А почему система рециклирования не функционирует нормально? – продолжал размышлять он. – Потому что дорогие дочери и их принцы убрались отсюда вместе со своими продуктами жизнедеятельности. А Вэн украл много воды из систем. Украл! Да, другого слова и не подберешь. А еще они забрали подвижный биоанализатор, так что теперь за здоровьем папочки следит только простейшая система. А что она сможет сделать при простуде или сердечном приступе? К тому же они утащили с собой все камеры, кроме одной. Вот и приходится таскать ее с собой, когда надо куда-нибудь сходить. И забрали...»
Пейтер вспомнил, что прежде всего они забрали себя, и теперь он, Черный Питер, впервые в жизни оказался по-настоящему одинок. И не только одинок, но и бессилен изменить это положение. Если его семья и вернется, то только когда сама захочет, и ни днем раньше. А до того времени он пребывает в запасе, как игрушечный солдатик в коробке, как программа, настроенная на ожидание приказа. У него, конечно же, много работы, но главные события происходили не здесь.
За свою долгую жизнь Пейтер приучил себя к терпению, но так и не научился радоваться ему. Его сводила с ума вынужденная необходимость ждать! Ждать пятьдесят дней, пока с Земли придет ответ на абсолютно законные просьбы и вопросы. Ждать почти столько же, пока его семья и этот хулиган-мальчишка доберутся до места – если вообще доберутся – и сообщат ему об этом. Если только захотят сообщить. Ждать не так уж утомительно, когда у тебя впереди Целая жизнь. Но сколько лет, если думать реалистически, осталось в его распоряжении? Вполне возможно, что его неожиданно хватит удар или обнаружится рак. Или выйдет из строя любая часть того сложного целого, которое заставляет его сердце биться, кровь течь, а внутренности работать. Что тогда?
В один из дней это обязательно должно было произойти, потому что Пейтер давно состарился. Он так много раз лгал себе и другим о своем возрасте, что теперь его точно не помнил. Хотя сам по себе возраст не важен. Полный медицинский контроль способен справиться с чем угодно, восстановить любой орган, пока не поврежден мозг, а именно мозг Пейтера находится в отличной форме. Разве это не он спланировал и осуществил их прилет сюда?
Но здесь Полной медицины не было, и возраст начинал играть свою роль.
Пейтер был уже не мальчишкой. Но когда-то в далеком детстве знал, что придет время, и он осуществит свое главное желание. Бургомистр Дортмунда? Вздор! Тощий молодой Пейтер, самый низкорослый и маленький в отряде Гитлерюгенда, и тем не менее командир отряда, уже тогда дал себе слово, что добьется гораздо большего. Он даже знал, что это будет какой-то грандиозный футуристический проект, что только он один сможет с ним справиться, превратит его в оружие возмездия и изменения мира. В топор, в серп. И вот этот проект нарисовался. И что же Пейтер делает? Ждет. Совсем не так выглядело это в его мальчишеских книгах Джува, Гейла, Доминика и этого француза Верна. Их герои не вели себя так бесхребетно.
Но что Пейтер мог сделать? Продолжая искать ответ на этот вопрос, он занимался обычными ежедневными процедурами. Четыре раза в день он ел и каждый раз экспериментировал – пробовал новые пакеты CHON-пищи. Затем Пейтер подробно описывал Вере свои впечатления о вкусе и консистенции пищи. Попутно приказал бортовому компьютеру соорудить новый биоанализатор из тех частей оборудования, которые можно использовать, и проверял, как идут дела, когда у Веры находилось время заняться этим.
Каждое утро Пейтер по десять минут поднимал тяжести, днем полчаса наклонялся и распрямлялся. Он методично обошел все коридоры Пищевой фабрики, нацеливая свою портативную камеру на каждую щелку. Пейтер писал длинные гневные письма на Землю, доказывая в них необходимость прервать полет и возвратиться, как только соберется вся семья. Он даже отправил два таких письма своим работодателям.
Кроме этого, Пейтер отдавал безапелляционные директивы своему юристу в Штутгарте, разумеется, в кодированном виде. В этих посланиях он требовал пересмотра условий контракта. Но больше всего Пейтер строил планы. И в центре его грандиозных планов было Traumeplatz.
Старый Пейтер все время думал о нем, об этом загадочном месте для снов с его колоссальными возможностями. Будучи в сильно угнетенном и раздраженном состоянии, Пейтер думал, что Земля получит по заслугам, если он восстановит кушетку и заставит Вэна снова посылать на Землю эту дьявольскую лихорадку. А когда Пейтер чувствовал себя бодрым, был полон энергии, он шел взглянуть на кушетку, и в кармане у него с собой всегда были шарниры и крепления для ее покрытия. Как же легко было принести сварочный аппарат и вырезать ее. Затем отнести кушетку на корабль, забрать коммуникационную систему для связи с Мертвецами и другие сокровища фабрики, включить двигатели и медленно двинуться по длинной спирали, которая привела бы его... – к чему она могла его привести?
Боже праведный, и чего только Пейтер тогда не добьется! Славы! Власти! Процветания! Все это будет в его распоряжении, да, все это – его законная собственность, если он сумеет вернуться и получить свое.
Подолгу размышляя об этом, Пейтер начинал себя плохо чувствовать. Часы шли непрерывно, а дни и недели пролетали почти незаметно. С каждой минутой приближался конец его жизни. Каждая секунда ожидания была секундой, украденной у его величия и счастья, которые он заслужил.
Сидя на краю своего закутка и тоскливо глядя на приборы корабля, Пейтер заставлял себя есть.
– Пища не стала лучше! – обвинительным тоном проговорил он, но проклятый компьютер не отвечал. – Вера! Ты должна что-то сделать с пищей.
Прошло еще несколько секунд молчания, и только потом Пейтер получил ответ:
– Подождите минутку... мистер Хертер.
Уже от одного этого можно было заболеть. Тут Пейтер почувствовал, что действительно внутри у него творится что-то неладное. Он с отвращением посмотрел на блюдо, которое автоматически заталкивал в рот. Предполагалось, что этот кусок дерьма был шницелем, насколько его могла воспроизвести Вера со своими ослабленными возможностями для рециклирования. Но по вкусу шницель почему-то больше напоминал кислую капусту.
Пейтер поставил тарелку на пол.
– Я себя плохо чувствую, – объявил он. После небольшой паузы Вера нерешительно ответила:
– Минутку, пожалуйста... мистер Хертер.
Бедной глупой Вере просто не хватало мощности. Она одновременно принимала множество сообщений с Земли, по радио-быстрее-света поддерживала связь с Мертвецами, кодировала и передавала сигналы собственной телеметрии – и это все сразу. У Веры просто не оставалось времени на дополнительные задания. Но Пейтер чувствовал себя все хуже, и это нельзя было больше игнорировать. Неожиданно рот у старика заполнился отвратительной кислой слюной и задрожала диафрагма. Он едва успел добраться до туалета, как его вырвало.
«В последний раз», – поклялся себе Пейтер. Он больше не желал видеть, как эти проклятые продукты его собственной жизнедеятельности будут снова предложены ему в качестве еды.
Убедившись, что больше рвать нечем, Пейтер добрался до пульта и нажал на кнопку, отменяющую все другие приказы.
– Воздержаться от исполнения всех функций, кроме этой, —приказал он. – Немедленно мои биоанализы.
– Хорошо, – мгновенно ответила Вера и с некоторым опозданием добавила: – ...мистер Хертер. – После недолгого молчания, во время которого приборы разбирались с тем, что только что изверг из себя Пейтер, она доложила: – Вы страдаете от пищевого отравления... мистер Хертер.
– Неужели? – саркастически произнес Пейтер. – Это я и сам знаю. Что следует предпринять по этому поводу?
– Если вы сможете добавить в систему воды, система ферментации и рециклирования будет лучше контролироваться, – после долгого молчания сказала она и, будто издеваясь, снова произнесла: – ...мистер Хертер. Для этого потребуется не меньше ста литров. Теперь вода находится в большем пространстве и имеет большую площадь испарения. С учетом того, что значительное количество воды забрали другие члены вашей экспедиции, рекомендую как можно быстрее пополнить запасы воды той, что имеется в вашем распоряжении.
– Но ведь она не пригодна даже для свиней! – возмутился Пейтер.
– Да, состав солей в ней представляет серьезную проблему, – согласилась Вера. – Поэтому я рекомендую, чтобы хотя бы половина воды была предварительно дистиллирована. Система сможет справиться с остающимися веществами... мистер Хертер.
– Боже праведный! Я из ничего должен соорудить перегонный аппарат и стать водоносом? А где подвижный биоанализатор, чтобы этого больше не произошло?
Вера какое-то время обдумывала вопрос.
– Да, я думаю, было бы правильно собрать дистиллятор, – согласилась она. – Если хотите, я разработаю чертеж. А еще... мистер Хертер, я рекомендую вам включить в свой рацион больше CHON-пищи, так как у вас нет реакции отторжения.
– У нее вкус, как у собачьего печенья, – фыркнул он. – Хорошо, составь рабочий чертеж. Такой, чтобы аппарат можно было собрать из– подручных материалов. Дай распечатку чертежа. Понятно?
– Да... мистер Хертер.
Компьютер замолчал, перебирая в своем электронном уме запасные части и материалы и составляя план, как соединить их в работающей схеме. Для ограниченного интеллекта Веры задача была чрезвычайно сложной.
Пейтер набрал чашку воды, прополоскал рот, потом мрачно развернул пакет CHON-пищи и откусил маленький кусочек. Выжидая, не вырвет ли его снова, он подумал о своей возможной смерти в одиночестве. У него даже не было выбора, который он считал раньше возможным, – бросить все и в одиночку вернуться на Землю. Вначале придется добавить воды в систему и проверить, все ли работает нормально.
Пейтер знал, что с каждым днем искушение послать все к черту будет только расти. Конечно, это означало, что он бросит и своих дочерей, и зятя. С другой стороны, он не был уверен, что они вернутся. Он даже допускал, что не вернутся. Этот невежественный мальчишка мог повернуть не тот рычажок. Или у них раньше времени кончится горючее. Могло произойти что угодно.
«Короче, – рассуждал он. – Допустим, они погибли. Должен ли я терпеливо дожидаться, пока не погибну сам? И какую пользу принесет человечеству моя смерть здесь, когда все придется начинать заново, с новым экипажем... а главное, я сам, Черный Пейтер, лишусь награды, славы и власти, лишусь самой жизни».
Неожиданно ему пришла в голову другая, не менее заманчивая мысль: «Эта проклятая Пищевая фабрика, которая так упрямо держится своего курса! А что, если я найду приборы ее управления? Узнаю, как изменить курс, как привести ее на Землю не за три года и больше, а сразу, в несколько дней? Конечно, это значит обречь свою семью на гибель. Но может, и нет. Вдруг они вернутся – если вообще вернутся – на Пищевую фабрику, где бы она ни находилась. Даже на околоземной орбите! И как чудесно это сразу решило бы все проблемы...»
Пейтер выбросил остатки пищевого пакета в туалет, добавив тем самым запасов органики.
– Du bist verruckt, Peter! – выругался он про себя. Он не мог не заметить слабого места в этой мечте: все это время Пейтер всеми возможными способами искал приборы управления Пищевой фабрики и не нашел.
Звуки принтера, похожие на шипение, с которым жарится свинина, прервали его мысли. Он вытащил из машины листок и некоторое время рассматривал его.
«Так много работы! – с отчаянием подумал он. – Не меньше двадцати часов!» И дело здесь было не только во времени, предстояло много тяжелой физической работы. Пейтеру пришлось бы выходить в космос, отсоединять трубы, которые крепили добавочные двигатели, затаскивать их на корабль. Потом размягчать, чтобы превратить в спираль. И все это для простого конденсатора перегонного аппарата. Он почувствовал, что его начинает трясти...