Хичи (№1) - Врата

Но после двух дней знакомства с Дорин я снова позвонил Кларе. Она сказала: «Приходи», и звучало это тревожно. Я был у нее через десять минут, а еще через пять мы были в постели. Конечно, Дорин мила, она отличный пилот, но она не Клара Мойнлин.

Мы лежали в гамаке, потные, усталые и опустошенные, Клара зевнула, потянула меня за волосы, откинулась и посмотрела на меня. «Дерьмо, – сонно сказала она, – наверно, это называется любовь».

Я был любезен. «Она заставляет мир вращаться. Нет, не она. Ты».

Она с сожалением покачала головой. «Иногда я тебя не выношу, – сказала она. – У Стрельца никогда не получается с Близнецами. У меня огненный знак, а Близнецы – они всегда все путают».

– Перестала бы ты говорить об этом вздоре.

Она не обиделась. «Пойдем поедим».

Я соскользнул с гамака и встал. Мне нужно было, чтобы я мог говорить, а она меня не касалась. «Дорогая Клара, – сказал я, – я не могу позволить тебе кормить меня, потому что ты из-за этого будешь раздражаться рано или поздно – а если ты поведешь себя не так, как я ожидаю, буду раздражаться я. У меня просто нет денег. Если ты хочешь поесть не в общей столовой, ешь одна. И я не буду брать у тебя сигареты, выпивку или фишки в казино. Так что, если хочешь поесть, иди ешь. Увидимся позже. Может, пойдем погуляем».

Она вздохнула. «Близнецы никогда не умеют распоряжаться деньгами, – сказала она мне, – но в постели они хороши».

Мы оделись и пошли есть, но в общей столовой, где нужно стоять в очереди с подносом и есть стоя. Пища неплохая, если не думать, на чем она выросла. И цена подходящая. Здесь еда ничего не стоит. Утверждают, что если питаешься только в столовой, то все потребности организма удовлетворяются. Но для этого нужно съедать все. Одноклеточный протеин и растительный протеин не удовлетворяют потребностей отдельно друг от друга, так что недостаточно съесть только соевое желе или бактериальный пудинг. Нужно съесть и то, и другое.

И еще одно: еда в столовой вызывает образование большого количества метана, и все побывавшие на Вратах знают, что такое «вонь Врат».

Потом мы отправились на нижние уровни. Много не говорили. Вероятно, оба думали, куда же мы идем. «Хочешь погулять?» – спросила Клара.

Я взял ее за руку, и мы пошли. Иногда такие прогулки забавны. Некоторыми заросшими ивами туннелями никто больше не интересуется, а за ними пустые пыльные ходы, где никто не позаботился посадить ивы. Обычно там светло от древних стен: голубой металл хичи продолжает светиться. Иногда – не в последнее время, лет шесть-семь назад – в таких туннелях находили артефакты хичи, и никогда не знаешь, наткнешься ли в них на находку, которая принесет премию.

Но я не испытывал энтузиазма: какой уж тут энтузиазм, когда нет выбора. «А почему бы и нет? – сказал я несколько минут спустя, увидев, где мы находимся. – Пошли в музей».

– Хорошо, – ответила она, неожиданно заинтересовавшись. – Знаешь, там оборудовали новую экспозицию. Мечников рассказывал мне о ней. Ее открыли, когда мы были в полете.

Мы изменили направление, спустились на два уровня и пришли к музею. У самого входа находилось новое помещение, почти сферическое. Большое, больше десяти метров в диаметре, нам пришлось прицепить крылья, как у Шики; они висели на стойке у входа. Ни я, ни Клара не пользовались ими раньше, но это оказалось нетрудно. На Вратах вы так мало весите, что легче было бы летать, чем ходить, если бы только нашлось достаточно места.

И вот мы через порог влетели в сферу и оказались в центре вселенной. Стены помещения были заняты шестиугольными панелями, на каждую из какого-то скрытого источника проецировалась сцена; вероятно, это было цифровое изображение на жидких кристаллах.

– Как красиво! – воскликнула Клара.

Вокруг нас расстилалось нечто вроде глобограммы всего, что найдено кораблями старателей. Звезды, туманности, планеты, спутники. Каждая панель показывала независимую картину, так что нас окружало сто двадцать восемь отдельных сцен. Потом мелькание; все сцены менялись; опять мелькание. Так продолжалось все время, сцены менялись, иногда повторяясь.

Снова мелькание, и вся сфера оказалась занятой мозаичным изображением галактики М-31, видимой Бог знает с какой точки.

– Эй! – сказал я возбужденно. – Это действительно здорово! – И правда. Как будто побывал во всех рейсах, без этой тяжелой нудной работы без неудобств и постоянного страха.

Кроме нас никого не было, и я вначале не мог понять, почему. Можно было ожидать что тут выстроится очередь желающих увидеть. Тут с одной стороны появились изображения всех артефактов хичи, когда-либо найденных старателями: молитвенные веера всех расцветок, машины, оборудование кораблей, некоторые туннели – Клара воскликнула, что она в них бывала у себя дома на Венере, но я не мог понять, как она их узнала. Потом снова начались фотографии, сделанные из космоса. Некоторые показались мне знакомыми. Я узнал Плеяды, которые быстро исчезли и сменились видом Врат-2, снятым из пространства, на боках астероида видны были отражения двух ярких звезд. Я увидел что-то знакомое – может быть, туманность Конская Голова, потом облако газа и пыли в виде пирожка – то ли кольцевая туманность в Лире, то ли туманность, открытая одним из кораблей несколько орбит назад и названная Французским Печеньем; эта туманность видна была в небе планеты, на которой обнаружены туннели хичи, однако добраться до них не удалось: они на дне замерзшего моря.

Мы висели там с полчаса, пока не поняли, что сцены начинают повторяться, тогда мы вернулись к порогу, повесили крылья и сели в широком месте туннеля недалеко от музея, чтобы покурить.

Прошли две женщины из постоянного штата Корпорации, они несли свернутые прицепные крылья. «Привет, Клара, – поздоровалась одна из них. – Были внутри?»

Клара кивнула. «Очень красиво», – сказала она.

– Любуйтесь, пока можно, – сказала другая женщина. – На следующей неделе это обойдется вам в сотню долларов. Завтра мы установим экраны для чтения лекций, и состоится торжественное открытые перед следующим потоком туристов.

– Зрелище того стоит, – сказала Клара и взглянула на меня.

Я понял, что несмотря ни на что курю ее сигарету. Пять долларов пачка, я не мог себе этого позволить, но я принял решение купить хотя бы одну пачку и давать ей курить не меньше, чем беру у нее.

– Хочешь еще погулять? – спросила она.

– Может, чуть позже, – ответил я. Сколько мужчин и женщин умерло, чтобы я смог увидеть эти снимки? Я понял, что рано или поздно снова должен буду играть в смертоносную лотерею на кораблях хичи или сдаться. Интересно, информация Мечникова вносит ли в эту лотерею какие-то изменения? Теперь все говорили об этом; на следующий день ожидалось сообщение Корпорации.

– Кстати, я вспомнил, – сказал я. – Ты виделась с Мечниковым?

– А я все жду, когда ты меня об этом спросишь, – ответила она. – Конечно. Он позвонил и рассказал, что показывал тебе эти цветные линии. Поэтому я отправилась к нему и прослушала ту же лекцию. И что ты думаешь. Боб?

Я погасил сигарету. «Я думаю, теперь все на Вратах будут драться за хорошие рейсы, вот что я думаю».

– Но, может, Дэйн знает что-нибудь. Он работал в команде Корпорации.

– Несомненно, знает. – Я потянулся и откинулся, покачиваясь в слабом тяготении и думая. – Он не такой хороший парень, Клара. Может быть, он расскажет нам, когда подвернется что-то подходящее, о котором он знает. Но он захочет что-то за это.

Клара улыбнулась. «Он мне сказал».

– О чем?

– Ну, он мне как-то позвонил. Попросил свидания.

– О, дьявол, Клара! – Я почувствовал сильное раздражение. Не из-за Клары и не только из-за Дэйна. Из-за денег. Из-за того, что если через неделю я снова захочу посмотреть на эти сцены, мне это обойдется в половину моих наличных. Из-за темного смутного будущего, которое не очень далеко впереди, когда мне придется принять решение и решиться на то, чего я смертельно боюсь. – Я не стал бы доверять этому сукину сыну...

– Спокойней, Боб. Он не такой уж плохой парень, – сказала она, зажигая еще одну сигарету и оставляя пачку, чтобы я мог взять себе. – Сексуально он может быть даже интересен. Грубо, как у всякого Тельца, – ему нужно многое предложить, но и он может многое.

– О чем ты говоришь?

Она искренне удивилась. «Я думала, ты знаешь, что он бисексуал».

– Он никогда этого не показывал... – но тут я смолк, вспомнив, как он любит придвигаться совсем близко и как мне было с ним неприятно.

– Может, ты ему не подходишь, – она улыбнулась. Но улыбка была недобрая. Несколько китайцев вышли из музея, с интересом взглянули на нас и вежливо отвели взгляд.

– Пошли отсюда, Клара.

И мы пошли в «Голубой Ад», и, конечно, я настоял, что сам заплачу за свою выпивку. Сорок восемь долларов вылетели в трубу за один час. И мне совсем не было весело. Мы вернулись к ней и снова легли в постель. И это было невесело. Когда мы кончили, ссора продолжилась. А время уходило.

Есть люди, которые никогда не достигают определенного пункта в своем эмоциональном развитии. Они не могут вести легкую нормальную жизнь с сексуальным партнером долгое время. Что-то внутри у них не выносит счастья. Чем им лучше, тем больше им хочется уничтожить это счастье.

Блуждая с Кларой по Вратам, я начал подозревать, что отношусь к таким людям. Я знал, что Клара из их числа. Она никогда не выдерживала отношений с мужчиной больше нескольких месяцев: она сама мне об этом сказала. А я уже был близко к рекордному времени с ней. И она сильно нервничала.

Иногда Клара бывала более взрослой и ответственной, чем я стану когда-нибудь. Как она попала на Врата, например. Она не выиграла в лотерею. Она экономила много лет. Она работала водителем аэротакси с лицензией гида и инженерным образованием. Жила как рыбий фермер, а зарабатывала столько, что могла бы снимать трехкомнатную квартиру в подземельях Венеры, проводить каникулы на Земле и получать Полную медицину. Она больше меня знала о выращивании пищи на углеводородных субстратах, несмотря на все проведенные мною в Вайоминге годы. (Она вкладывала деньги в пищевую фабрику на Венере, а она в своей жизни никогда не тратила деньги на то, чего не понимала). Когда мы вылетели вместе, она была старшим членом экипажа. Это ее хотел Мечников в свой экипаж – если он хотел кого-то, – а не меня. Она была моим инструктором!

И все-таки между нами двумя именно она была такой неумелой и неумолимой, каким я когда-либо бывал с Сильвией или с Диной, Джейнис, Лиз, Эстер и другими девушками, с которыми у меня случались двухнедельные романы за все эти годы после Сильвии. Она говорила: это потому, что она Стрелец, а я Близнецы. Стрельцы – пророки. Стрельцы любят свободу. А мы, бедные Близнецы, всегда все путаем и ужасно нерешительны. «Неудивительно, – говорила она мне однажды утром, завтракая в своей комнате (я принял у нее только пару глотков кофе), – что ты не можешь решиться снова вылететь. Это не просто физическая трудность, дорогой Робинетт. Часть твоей двойственной натуры стремится к торжеству. А часть желает поражения. Интересно, какой из них ты позволишь победить».

Я ответил двусмысленно. Сказал: «Милая, подумай о себе». Она рассмеялась, и мы прожили этот день. Она повела в счете.

Корпорация опубликовала ожидавшееся объявление, и начались оживленные обсуждения, планирование, обмен предположениями и интерпретациями. Это было время возбужденного ожидания. Компьютеры Корпорации выдали двадцать установок с низким фактором опасностей и высокими ожиданиями прибыли. В течение недели были набраны экипажи, и все эти рейсы состоялись.

И я не был ни на одном из этих кораблей, и Клара тоже; мы старались не говорить с ней об этом.

Как ни удивительно, но и Дэйна Мечникова ни на одном из этих кораблей не было. Он что-то знал или говорил, что знает. Но ничего не отвечал, когда я его спрашивал, только смотрел презрительно. Даже Шики чуть не вылетел. Он потерял место в последний час, а вылетел парень-финн, который так ни с кем и не смог поговорить; на пятиместном корабле летели четверо шведов, и они согласились взять с собой финна. Луиза Форхенд тоже не улетела, она ожидала возвращения кого-нибудь из членов своей семьи. Теперь в столовой можно было поесть без очереди, и вдоль всего туннеля было множество пустых комнат. И вот однажды ночью Клара сказала мне: «Боб, я собираюсь обратиться к психоаналитику».

Я подпрыгнул. Для меня это сюрприз. Хуже того, предательство. Клара знала о моем психотическом эпизоде и о том, что я думаю о психотерапевтах.

Я отбросил первые десять фраз, которые мог ей сказать: тактичное – «Я рад; как раз вовремя»; лицемерное – «Я рад; расскажешь, как это тебе помогло»; стратегическое – «Я рад; может, я и сам это сделаю, если смогу заплатить». И воздержался от единственного правдивого ответа: «Я считаю, что этим шагом ты меня осуждаешь, за то что я заставляю тебя склонять голову». Я вообще ничего не ответил, и немного погодя она продолжила:

– Мне нужна помощь, Боб. У меня все смешалось.

Это меня тронуло, и я потянулся к ее руке. Ее рука вяло лежала в моей, она ее не сжимала, не отбирала. Сказала: «Мой профессор психологии обычно говорил, что это первая ступень. Нет, вторая. Первая – это когда ты понимаешь, что у тебя есть проблема. Ну, я уже некоторое время знаю об этом. Вторая ступень – принятие решения: хочешь ли ты что-нибудь сделать относительно этой проблемы или оставишь все, как есть. Я решила что-нибудь сделать».

– Куда же ты обратишься? – старательно небрежно спросил я.

– Не знаю. Мне кажется, психотерапевтические группы немного дают. Главный компьютер Корпорации соединен с психоаналитической машиной. Это было бы дешевле всего.

– Дешевое – это дешевое, – сказал я. – В молодости я провел два года с психоаналитическими машинами, после того... после того, как у меня все смешалось.

– Но с тех пор ты уже двадцать лет держишься, – разумно возразила она.

– Я остановлюсь на этом. Пока, по крайней мере.

Я похлопал ее по руке. "Любой твой шаг – правильный, – мягко сказал я.

– Мне кажется, что мы с тобой будем лучше ладить, если ты избавишься от старого вздора о правах рождения. У нас у всех это есть, но я предпочел бы, чтобы ты сердилась на меня, а не на суррогат твоего отца или кого-нибудь еще".

Она повернулась и посмотрела на меня. Даже в бледном свете металлических стен хичи я увидел удивленное выражение на ее лице. «О чем это ты говоришь?»

– О твоих проблемах, Клара. Я знаю, требуется немало смелости, чтобы признаться, что тебе нужна помощь.

– Ну, Боб, – сказала она, – храбрость действительно нужна, но мне кажется, ты не понимаешь, в чем проблема. Ладить с тобой не проблема. Возможно, ты сам – проблема. Не знаю. Меня беспокоят увертки. Неспособность принять решение. Я все время откладываю вылет. И, не обижайся, беру в качестве компаньона для вылета Близнеца – тебя.

– Ненавижу этот твой астрологический вздор.

– У тебя действительно смешанная личность, Боб. И я, кажется, пользуюсь этим. И мне это не нравится.

К этому времени мы совершенно проснулись, и, казалось, есть две возможности продолжения. Мы могли начать «но-ты-сказал-что-меня-любишь» и «я-не-могу-перенести-эту-сцену» и либо закончили бы сексом, либо открытым разрывом. Или могли отвлечься на что-нибудь другое. Мысли Клары, очевидно, развивались в том же направлении, потому что она выскользнула из гамака и начала одеваться. "Пошли в казино, – весело сказала она. – Я чувствую, что сегодня мне повезет.

Не было ни кораблей, ни туристов. И старателей было немного: почти все улетели за прошлые недели. Половина столиков в казино не действовала, на них надели зеленые чехлы. Клара нашла место за столом для блекджека, купила стопку стодолларовых фишек, и крупье разрешил мне бесплатно посидеть рядом с ней. «Говорю тебе, сегодня у меня счастливая ночь», – сказала она, когда через десять минут выиграла больше двух тысяч долларов.

– Ты хорошо играешь, – подбодрил я ее, но мне совсем не было весело. Я встал и немного побродил вокруг. Дэйн Мечников осторожно скармливал автомату пятидолларовые монеты, но, кажется, не был настроен разговаривать со мной. Никто не играл в баккара. Я сказал Кларе, что пойду выпью кофе в «Голубой Ад» (пять долларов чашка, но когда мало посетителей, могут повторить бесплатно). Она улыбнулась мне искоса, не отрывая взгляда от карт.

В «Голубом Аду» Луиза Форхенд пила коктейль – ракетное горючее с водой. Ну, на самом деле, это, конечно, не ракетное горючее, просто старомодное белое виски: его гонят из всего, что растет в гидропонических танках. Она посмотрела на меня с приветливой улыбкой, и я сел рядом с ней.

Мне пришло в голову, что ей должно быть очень одиноко. Она была... ну, не знаю, как выразиться поточнее, но она была самым безопасным, нетребовательным человеком на Вратах. Все хотели от меня чего-то или отказывались принять от меня что-то. Луиза – совсем другое дело. Она была лет на десять старше меня, но выглядела прекрасно. Как и я, носила только стандартную одежду Корпорации – комбинезон одного из трех неярких цветов. Но свой комбинезон она переделала, превратив его в костюм с облегающими шортами и свободной курткой. Я обнаружил, что она смотрит, как я осматриваю ее, и почувствовал неожиданное замешательство. «Ты хорошо выглядишь», – сказал я.

– Спасибо, Боб. Все казенное, – она улыбнулась. – Я никогда не могла позволить себе что-нибудь другое.

– Тебе ничего не нужно, у тебя все есть, – искренне сказал я, и она сменила тему.

– Корабль прибывает, – сказала она. – Говорят, вылетел очень давно.

Я знал, что это для нее значит, и понял, почему она сидит в «Голубом Аду», а не спит в такой час. Знал, что она беспокоится о дочери, но она не позволяла себе показывать это.

У нее было очень здравое отношения к полетам. Она боялась, конечно, но это вполне разумно. Но это не останавливало ее, чем я восхищался. Она все еще ждала возвращения кого-нибудь из членов своей семьи, чтобы снова записаться. Они так договорились: когда кто-нибудь возвращается, его обязательно ждет кто-то из членов семьи.

Она мне немного рассказала о своей семье. Они жили, если это можно назвать жизнью, на обслуживании туристов в Веретене Венеры. Там можно заработать, но очень сильная конкуренция. Я узнал, что одно время Форхенды выступали в ночном клубе: пение, танцы, комичные сценки. По венерианским стандартам, они жили неплохо. Но на немногих туристов слеталось столько хищных птиц, пытаясь отщипнуть свой кусочек мяса, что всем просто невозможно было прокормиться. Сесс и сын (тот, что умер) пытались работать гидами, но старая воздушная лодка, которую они купили, разбилась. Пришлось ее восстанавливать. Много так не заработаешь. Девушки испробовали все виды работы. Я вполне уверен, что по крайней мере Луиза какое-то время была проституткой, но и на этом много не заработаешь, по тем же самым причинам. Они почти выбились из сил, когда им удалось добраться до Врат.

Вначале они были на Земле, но тут им пришлось так плохо, что Венера показалась раем. У них было больше смелости и готовности все поставить на кон, чем у большинства моих знакомых.

– Как вы заплатили за все эти перелеты? – спросил я.

– Ну, – сказала Луиза, заканчивая свою выпивку и поглядев на часы, – на Венеру мы летели самым дешевым способом. Двести двадцать иммигрантов спали плечом к плечу, выстраивались в длинную очередь для двух минут туалета, ели сухие рационы и пили восстановленную воду. Ужасно, когда за это приходится заплатить сорок тысяч долларов. К счастью, дети тогда еще не родились, кроме Хэта, а он был так мал, что летел за четверть стоимости.

– Хэт твой сын? Что...

– Он умер.

Я подождал, но она сказала только: «Уже должны быть сведения о прибывающем корабле».

– Должно быть на экране, – сказал я.

Она кивнула и несколько мгновений казалась встревоженной. Корпорация всегда делает обычные сообщения о контакте с возвращающимися кораблями. Если контакта нет... что ж, мертвые старатели в контакт не вступают. Поэтому, чтобы отвлечь ее от тревоги, я рассказал ей о решении Клары обратиться к психоаналитику. Она выслушала и положила свою руку на мою.

«Не сердись, Боб. Ты когда-нибудь думал сам об обращении к психоаналитику?»

– У меня нет для этого денег.

– Даже на групповую терапию? Есть группа начинающих на уровне Дарлинг. Есть и другие – в рекламе, на экранах.

Но ее внимание было отвлечено. С нашего места было видно, как один из крупье у входа в казино оживленно разговаривает с военным с китайского крейсера. Луиза смотрела туда.

– Что-то происходит, – сказал я. И хотел добавить:

– Пойдем посмотрим, – но Луиза уже встала и направилась туда.

Игра прекратилась. Все собрались у стола для блекджека. Я заметил, что Дэйн Мечников сидит рядом с Кларой на моем месте; перед ним стопка двадцатипятидолларовых фишек. И в середине на стуле крупье сидит Шики Бакин и что-то рассказывает. «Нет, – говорил он, когда я подошел. – Имен я не знаю. Но это пятиместный».

– Все живы? – спросил кто-то.

– Насколько мне известно. Привет, Боб, Луиза. – Он вежливо кивнул нам обоим. – Вы слышали?

– Нет еще, – ответила Луиза, бессознательно беря меня за руку. – Только что корабль прибывает. Но ведь имена неизвестны?

Дэйн Мечников повернулся, глядя на нее. "Имена, – проворчал он. – Кому какое дело? Важно то, что это не мы. А награда огромная. – Он встал. Даже в такой момент я заметил, как он расстроился; он забыл забрать со стола свои фишки. – Я иду туда, – объявил он. – Хочу посмотреть, как выглядит везение, которое бывает раз в жизни.

Площадка для приземления была оцеплена, но в оцеплении был и Френси Эрейра. Вокруг собралось не менее ста человек, и их удерживали только Эрейра и две девушки с американского крейсера. Мечников наклонился над краем шахты, всматриваясь вниз. Одна из девушек отогнала его. Мы увидели, как он разговаривает с другим старателем с пятью браслетами. Тем временем доносились обрывки разговоров.

– ... почти мертвые. У них кончилась вода.

– Ха! Всего лишь истощение. Все будет в порядке...

– ... премия в десять миллионов и затем проценты!

Клара взяла Луизу за локоть и потащила вперед. Я пошел за ними. «Знает ли кто-нибудь, чей это корабль?» – спросила она.

Кто-то сзади сказал: «А что они нашли?»

– Артефакты. Новые, это все, что я знаю.

– Но ведь корабль пятиместный? – спросила Клара.

Эрейра кивнул, потом посмотрел вниз шахты. «Хорошо, – сказал он, – а теперь отступите, друзья. Кого-то несут».

Мы едва отступили, но это было неважно: они уже поднимались на наш уровень. Вначале какая-то шишка из Корпорации, имени я не помню, затем китайский охранник, потом кто-то в костюме Терминальной больницы: он цеплялся за кабель, чтобы не упасть. Лицо было мне знакомо, но имени я не знал. Видел его на одной из прощальных вечеринок, может, на нескольких, пожилой чернокожий человек, который безуспешно уже вылетал два или три раза. Глаза у него были открыты, выглядел он бесконечно усталым. Он удивленно посмотрел на толпу у шахты, потом исчез из виду.

Я посмотрел в сторону и увидел, что Луиза тихо плачет, глаза ее были закрыты. Клара обнимала ее. В толпе я умудрился поближе подобраться к Кларе и вопросительно посмотрел на нее. «Пятиместный, – негромко сказала она. – А ее дочь в трехместном».

Я знал, что Луиза слышит это, поэтому потрепал ее по руке. «Мне жаль, Луиза». Тут расчистилось пространство у края ствола, и я посмотрел вниз.

Мельком заметил, как выглядит то, что стоит десять или двадцать миллионов. Множество шестиугольных ящиков из металла хичи, каждый не более полуметра в длину и чуть меньше в высоту. Тут Френси Эрейра начал уговаривать: «Давай, Боб, отойди». Я отошел, и в это время поднялся еще один старатель в больничном костюме. Это была женщина, она прошла мимо, не видя меня: глаза у нее были закрыты. Но я ее видел. Это была Шери.

Глава 21

Я чувствую себя глупо, Зигфрид, – говорю я.

– Я могу помочь вам чувствовать себя удобнее?

– Умри на месте. – Он опять переделал весь кабинет на манер детского сада. Бога ради. А хуже всего сам Зигфрид. На это раз он пытается подобраться ко мне как суррогат матери. Он сидит со мной на кушетке, большая кукла ростом с человека, теплая, мягкая, из чего-то вроде купального полотенца, покрытого мыльной пеной. Потрогать приятно, но...

– Не хочу, чтобы ты обращался со мной, как с ребенком, – говорю я, голос мой звучит глухо, потому что я прижимаюсь к этому полотенцу.

– Спокойней, Робби. Все в порядке.

– К черту все!

Он замолкает, потом напоминает мне: «Вы собирались рассказать мне свой сон».

– Йеч!

– Простите, Робби?

– Не хочу об этом говорить. Но все же, – быстро добавляю я, отводя рот от полотенца, – я мог бы сделать, что ты хочешь. Сон о Сильвии, вроде...

– Вроде чего, Робби?

– Ну, она не совсем была на себя похожа. Скорее кто-нибудь старше, я думаю. Я много лет не вспоминал о Сильвии. Мы оба были детьми...

– Пожалуйста, продолжайте, Робби, – говорит он немного погодя.

Я обнимаю его руками, удовлетворенно глядя на стену с изображениями цирковых животных и клоунов. Нисколько не похоже на мою комнату в детстве, но Зигфрид уже достаточно знает обо мне, и у меня нет причин говорить ему об этом.

– Сон, Робби?

– Мне снилось, что мы работаем на шахте. На самом деле это не была пищевая шахта. Физически, я бы сказал, это внутренность пятиместного корабля – одного из кораблей с Врат, понимаешь? Сильвия в каком-то туннеле, который уходит вдаль.

– Туннель уходит вдаль?

– Ну, не толкай меня к какому-нибудь символизму, Зигфрид. Я знаю о вагинальных образах и всем прочем. Когда я говорю «уходит», я просто хочу сказать, что туннель начинается там, где я стою, и продолжается в сторону от меня.

– Я молчу, потом говорю самое трудное. – Туннель превращается в пещеру, и Сильвия оказывается пойманной.

Я сажусь. «Самое плохое в этом, – говорю я, – то, что это не может случиться. Туннель сверлится, чтобы поместить в него заряд и подорвать сланец. Главное занятие шахтера – это вычерпывание сланца. Сильвия с этой частью работы не имела ничего общего».

– Мне кажется неважным, могло ли это или не могло случиться, Робби.

– Вероятно, нет. Итак, Сильвия оказалась в рухнувшем туннеле. Я видел, как шевелится груда сланца. Это был не настоящий сланец. Какое-то пушистое вещество, больше похожее на обрывки бумаги. У нее была лопата, и она прорывала выход наружу. Мне показалось, что она выберется. Она выкопала большую яму. Я ждал, когда она выйдет... но она все не выходила.

Зигфрид, в своем воплощении плюшевого мишки, теплый и ожидающий, лежит в моих объятиях. Приятное ощущение. На самом деле, его здесь нет. Его вообще нигде нет, только в центральном банке информации где-то в Вашингтоне, где память больших машин. Передо мной только его терминал в купальном костюме.

– Что еще, Робби?

– Больше ничего. Не сон. Но... у меня чувство. Я чувствую, будто бью ногами Клару по голове, чтобы не дать ей выйти. Как будто боюсь, что на меня обрушится остальная часть туннеля.

– Что значит «чувствую», Роб?

– То, что я сказал. Это не часть сна. Просто я так чувствую... не знаю.

Он ждет, потом пытается подойти по-другому. «Боб, вы знаете, что сейчас сказали не Сильвия, а Клара?»

– В самом деле? Забавно. Интересно, почему? Он ждет, потом пробует снова: «И что случилось потом, Роб?»

– Потом я проснулся.

Я поворачиваюсь на спину и смотрю на потолок, который выложен плиткой с изображениями блестящих пятиконечных звезд. "Вот и все, – говорю я. Потом добавляю разговорным тоном:

– Зигфрид, я думаю, к чему это все ведет".

– Не знаю, могу ли я ответить на этот вопрос, Роб.

– Если бы ты мог, я бы тебя заставил ответить, – говорю я. У меня по-прежнему есть листок бумаги, который мне дала С.Я. Он дает мне ощущение безопасности.

– Я думаю, – говорит он, – что куда-то это ведет. Я хочу сказать, что есть в вашем мозгу нечто такое, к чему вы не хотите возвращаться, но с чем связан сон.

– О Сильвии, ради Бога? Это ведь было много лет назад!

– Но ведь это неважно.

– Дерьмо! Ты мне надоел, Зигфрид. На самом деле. – Тут я задумываюсь. – Слушай, я сержусь. Что бы это значило?

– Как вы думаете, что это значит, Роб?

– Если бы я знал, я бы тебя не спрашивал. Может, пытаюсь увильнуть? Сержусь, потому что ты подходишь близко к чему-то.

– Пожалуйста, Роб, не думайте о процессе. Просто скажите, что вы чувствуете.

– Я чувствую вину, – говорю я, не отдавая себе отчета в том, что говорю.

– Вину перед кем?

– Перед... Не знаю. – Я поднимаю руку, чтобы взглянуть на часы. Очень многое может произойти за двадцать минут, и я перестаю думать о том, от чего хочу избавиться. Я играю сегодня днем и вполне могу дойти до финала, если сохраню сосредоточенность.

– Мне сегодня придется уйти раньше, Зигфрид.

– Вину перед кем, Роб?

– Не помню. – Я глажу шею куклы и смеюсь. – Очень приятно, Зигфрид, хотя пока непривычно.

– Вину перед кем, Роб?!

Я кричу: «Вину за то, что убил ее!»

– Во сне?

– Нет! На самом деле. Дважды.

Я знаю, что дышу тяжело и сенсоры Зигфрида регистрируют это. Пытаюсь справиться с собой, чтобы у него не появилось каких-нибудь сумасшедших идей. Мысленно перебираю все сказанное только что. «Я на самом деле не убивал Сильвию. Но я устал! Бросился на нее с ножом!»

Зигфрид спокойно, успокаивающе: «В истории вашей болезни сказано, что во время ссоры с подругой у вас в руке был нож, да. Но там не говорится, что вы на нее бросились».

– А какого же дьявола меня тогда увезли? Просто повезло, что я не перерезал ей горло.