1

ВНУТРЕННЕЕ ЧУТЬЕ

– Курсант Иден, смирр-но!

Я остановился на бровке бассейна и опустил руки по швам. Была суббота. Спасаясь от жары, мы с Бобом Эсковом играли в подводный теннис. Я вылез из воды, чтобы отрегулировать свой акваланг. Оставшийся в бассейне Эсков медленно плавал от стенки к стенке, нетерпеливо ожидая продолжения игры: зычный голос курсанта-капитана раздался именно в тот момент, когда я собирался прыгнуть в воду.

– Вольно, кадет Иден!

Рядом с курсантом-капитаном стоял дежурный офицер.

– В тринадцать ноль-ноль вы должны быть в кабинете начальника академии, Иден, – объявил дежурный. – А сейчас можете продолжать игру.

Он ответил на мое воинское приветствие и вместе с курсантом-капитаном направился к выходу из бассейна. Из воды высунулась голова Боба Эскова.

– Ну что, Джим, мы будем играть? – подняв на лоб маску, недовольно спросил Боб. Но, поймав на себе взгляд удалявшегося офицера, тихонько присвистнул. – Что им понадобилось?

– Сам не знаю. Мне приказано в тринадцать ноль-ноль явиться к начальнику академии, вот и все.

Эсков вылез из бассейна и присел рядом со мной на бровку.

– Может быть, это то дело, о котором говорил Дэнторп?

– О чем ты?

– Он ограничился какими-то туманными намеками, – вздохнул Боб. – Но это касается нас с тобой – и его.

– Забудь об этом, – вяло ответил я, потом снял маску и еще раз проверил забарахливший выпускной клапан. Я уже наладил и прикрепил его, но в академии нас учили, что любую деталь подводного снаряжения надо проверять дважды: глубина не прощает небрежности.

Бермудское солнце нещадно жгло шею. За время учебы мне довелось прошагать под этим солнцем не один десяток километров, но потом я порядком отвык от жары и яркого света, мы с Бобом провели много дней в черной ледяной бездне, на самом дне океана. В той бездне люди быстро отвыкают от солнца.

Это не значит, что мы разлюбили солнце. Все достижения науки и техники, превратившие черные морские пустыни в космический ландшафт, не могли заменить нам запаха свежего воздуха и ощущения бескрайнего простора. По крайней мере, первые несколько дней мы не могли насытиться всем этим.

Боб поднялся на ноги. Его взгляд заскользил по ярко-зеленым кронам деревьев, по красным черепичным крышам, резко выделявшимся на фоне ослепительно белого песка. Он задумчиво посмотрел на белые барашки волн и улыбнулся.

– За то, чтобы вернуться сюда, я не пожалел бы всех жемчужин впадины Тонга.

Мне было понятно это чувство.

Морские глубины невозможно забыть. С ними связано чувство напряжения и опасности, ощущение дыхания смерти, которая поджидает совсем близко, за мерцающей иденитовой пленкой. Смерть ждет, когда вы поставите в неверное положение переключатель или приведете в действие не тот клапан – тогда она прорвется через защитный барьер. Давление черной бездны может раздавить подводный купол, как грузовик давит скорлупу ореха; бьющая под напором струя океанской воды разрубит человека, словно отточенный клинок…

– Эй, вы, хватит мечтать!

Мы повернули головы. К нам приближался еще один курсант.

Раньше я никогда не видел его, но не раз слышал его имя: Харли Дэнторп. Тот самый Дэнторп, о котором только что вспоминал Боб.

Дэнторп был худощавым парнем, ростом чуть ниже Эскова. Складки его алой морской формы были так тщательно отутюжены, что о них, казалось, можно было порезаться, а волосы на макушке лежали ровно – волосок к волоску.

Когда Боб знакомил нас друг с другом, я обратил внимание на презрительную улыбку Дэнторпа. Конечно, мне это не понравилось.

– Джим, – весело сказал Боб, – Харли Дэнторп поступил к нам по спецнабору из города Кракатау-Доум.

– И скоро возвращаюсь обратно, – заявил Дэнторп, стряхивая песчинку со своего рукава. – Между прочим, вместе с вами!

Мы с Бобом удивленно переглянулись.

– О чем ты болтаешь, Дэнторп? Семестр только начинается…

– Мы уедем отсюда, – решительно покачал головой Дэнторп. – Сегодня после обеда выйдет приказ по академии.

– А ты нас не дурачишь? – в упор глядя на него, спросил я. – Откуда ты знаешь?

– Мне подсказывает внутреннее чутье – лениво пожал плечами Харли…

С нами действительно что-то произошло…

Боб почувствовал то же самое, что и я. Я понял это по его глазам. Дэнторп мне не понравился. Я не знал, можно ли верить его словам, но во мне вмиг что-то переменилось. Я по-прежнему наслаждался горячими лучами солнца, высоким голубым небом, освежающим бризом. И в то же время я в любую минуту был готов уйти в глубины океана.

– И куда же мы направимся? – решил переспросить я у нового знакомого.

Дэнторп не торопясь смерил нас взглядом, а потом посмотрел в сторону моря.

– В Кракатау-Доум…

– В Кракатау? – почему-то еще раз быстро переспросил Боб.

– Совершенно верно, – кивнул Дэнторп. Неожиданно он с любопытством глянул на Эскова. Я тоже заметил в своем товарище странную перемену: светило жаркое солнце, но он сильно побледнел. Я понял, что Бобу не по себе, и, не вдаваясь в причины происходящего, решил отвлечь внимание Дэнторпа.

– И что же нам придется делать в Кракатау?

– Этого мое внутреннее чутье мне не сказало, – ухмыльнувшись, ответил Дэнторп.

Кракатау! Кто бы мог подумать! Мне хотелось попасть туда сильнее, чем в любое другое место на свете. Кракатау-Доум был самым молодым подводным городом. Его построили на краю Яванской впадины, немного южнее знаменитого вулканического острова в Зондском проливе, на глубине четыре с половиной километра.

Не надо объяснять, почему мне хотелось попасть туда. Но я не верил в то, что это возможно.

Про Кракатау немало рассказывал мне мой дядя, Стюарт Иден. По его словам, морское дно в этих местах скрывало несметные богатства: нефть, уран, олово. Но я никогда не слышал, чтобы где-то поблизости от Кракатау располагалась учебная база подводного флота, и не мог понять, с какой стати туда потребовалось направлять трех курсантов, притом в самом начале учебного года?

Дэнторп продолжал пристально смотреть на Боба.

– В чем дело, Эсков? – с неприкрытым презрением спросил он. – Чего-то ты побледнел…

– Оставь его в покое! – резко сказал я. Признаться, неожиданная смена настроения Боба озадачила и меня. Правда, на щеках моего товарища никогда не играл румянец, но сейчас он был как-то особенно бледен.

– Может быть, он испугался… землетрясений? – вкрадчиво спросил Дэнторп.

Я знал, что после поступления в академию жизнь не раз испытывала Боба на прочность. Все началось с его страха перед погружением под воду – он боролся с ним, не считаясь со своим здоровьем. К сожалению, наши приключения во впадине Тонга истощили последние резервы его организма. И все же я не мог понять, почему Боб так обеспокоен.

Эсков взял себя в руки и задумчиво посмотрел вдаль.

– Наверное, я и в самом деле… боюсь землетрясений, – тихо сказал он.

– Да, тогда Кракатау для тебя неподходящее место! Там их долго ждать не приходится! – Дэнторп самодовольно ухмыльнулся, словно землетрясения были таким же природным богатством Кракатау, как нефть или олово. – Яванская впадина – это район великой геологической аномалии. В земной коре там образовался гигантский разлом. Вы когда-нибудь слышали про извержение вулкана Кракатау? Оно произошло больше ста лет тому назад. По океану прокатилась тридцатиметровая волна… конечно, по поверхности… Но там было много других грандиозных явлений…

– Послушай, Дэнторп, – прервал я нового знакомого, серьезно заинтересовавшись этой информацией. – И что же хорошего в подводном землетрясении?

Я не случайно задавал ему этот вопрос. Конечно, землетрясения и на суше – страшное бедствие. Но в океане их последствия во много раз серьезнее. Даже самое слабое землетрясение может разорвать нитку подводного трубопровода или направить бурлящее море в подводную шахту. Не говоря уже о том, что подземный толчок может на секунду нарушить действие иденитовой оболочки – и этой секунды будет вполне достаточно для того, чтобы расколоть купол подводного города.

– Что хорошего? – с нахальной улыбкой переспросил Дэнторп. – О, в них много хорошего, Иден! Прежде всего они распугивают салаг…

Его просто распирало самодовольство!

– И человек с внутренним чутьем может спокойно заняться своим делом. Возьмите, к примеру, моего отца. У него в Кракатау-Доум солидный бизнес. И он не думает о землетрясениях.

– Твой отец? – Я неожиданно вспомнил, что слышал эту фамилию. – Так этот тот Дэнторп, который…

– Конечно, ты должен был слышать б нем, – кивнул Харли Дэнторп. – Он купил нижний ярус в Кракатау-Доум, когда там не было ничего, кроме шести прилепившихся друг к дружке иденитовых пузырей и неопределенных надежд на будущее. Но мой отец дошел до самого верха! После каждого землетрясения цены резко падали – он покупал все, что мог, и становился богаче! Потом отец получил постоянное место на фондовой бирже, вошел в городской совет. Он уже так давно живет на глубине, что люди прозвали его Бен-водяной…

Боб встревоженно нахмурился.

– Бен-водяной! – недовольно прервал он Дэнторпа. – Для меня это имя означает примерно то же самое, что «паразит». Если уж ты действительно хочешь поговорить о первооткрывателях – о тех, кто взялся осваивать морское дно, когда суша оказалась перенаселенной, – попроси Джима рассказать про его дядю, Стюарта Идена. Да, того самого Стюарта Идена, который изобрел иденит!

Дэнторп посмотрел на меня недоверчивым взглядом.

– А что, старый Стюарт Иден – твой дядя?

– Да, – коротко бросил я. Мне не нравилось распространяться на эту Тему. Дядя Стюарт не раз говорил, что родство со знаменитым человеком – это предмет для гордости в семейном кругу, но не способ влиять на поведение окружающих. От этого я, конечно, не переставал гордиться тем, что довожусь племянником человеку, стоявшему у основания огромной подводной державы.

Все замолчали.

– Мой отец мог бы купить твоего дядю с потрохами и даже не спросил бы сдачу, – через секунду с вызовом сказал Дэнторп.

Я не произнес ни слова – так меня учил когда-то дядя Стюарт. Харли Дэнторп покосился на Боба.

– Ну а как насчет тебя, Эсков? Что ты скажешь про своих родственников?

– А что тебя интересует? – сквозь зубы процедил Боб.

– Разве у тебя нет семьи? Ты хотя бы намекни – кто твои родители? Какое у них состояние? Где они живут? Расскажи нам, чем занимается твой старик?

– Мои родители – обычные люди, – медленно ответил Боб. – Мой отец зарабатывает на хлеб собственным трудом.

– Он что, подводник? – с издевкой спросил Дэнторп. – Или сухопутная крыса?

Это было уже слишком.

– Оставь его в покое, Дэнторп! – вмешался я. – И послушай, что я тебе скажу: если во всем, что ты тут болтал, есть хоть какая-то доля правды – значит, нас троих ждет общее задание. Так что давай забудем про родственников и сосредоточимся на деле.

Дэнторп лениво повел плечами, а потом кивнул в сторону Боба. Тот задумчиво провожал взглядом белый парус скользившего по морю кебота.

– Ты лучше скажи своему приятелю, чтобы он сосредоточился! Если быть откровенным, такому человеку, как он, нечего делать в Кракатау. Это место не для тех, кто боится землетрясений!

После того как Дэнторп ушел, мы с Бобом направились в общежитие. Я видел, что Эсков явно не в своей тарелке, и пытался как-то приободрить его.

– В конце концов, мы еще не видели никакого приказа, – сказал я. – Может быть, мы так же, как и все остальные, спокойно начнем осенний семестр.

– Похоже, что нет, – угрюмо покачал головой Боб. – Не забудь посмотреть на доску приказов.

В холле общежития мы увидели первокурсника-дневального, тот прикреплял на доску свежий приказ. Заглянув ему через плечо, я прочитал:

«Нижепоименованным курсантам явиться в 17.00 в кабинет начальника академии: Дэнторпу Харли,

Идену Джеймсу,

Эскову Роберту».

Мы понимающе переглянулись. И тут я вспомнил!

– Я не знаю почему… Но дежурный офицер говорил про тринадцать ноль-ноль! Разве не помнишь?

– Я не слышал, о чем вы говорили, – признался Боб. – Я же был под водой…

И тут салага-дневальный встал по стойке «смирно» и отдал нам честь.

– Сэр! Курсант Уолтер Тайлден. Разрешите обратиться?

Такое четкое соблюдение субординации сразу же вызвало у меня искреннее восхищение: сам я, поступив на первый курс, то и дело попадал впросак.

– Обращайтесь, курсант Тайлден! – откозыряв, разрешил я.

Глядя мимо меня и опустив подбородок так, что его нижняя челюсть с трудом могла двигаться, дневальный на одном дыхании выпалил:

– Сэр, курсанту Идену приказано явиться к начальнику дважды…

– Так, и… – прервал я затянувшуюся паузу.

– В тринадцать ноль-ноль его ждут для беседы в связи с сообщением о возможной смерти его дяди, Стюарта Идена.

2

ОТЕЦ ПРИЛИВ

На серебряной доске, висящей над кораллово-красными дверями административного корпуса, был выгравирован девиз академии: «Прилив не ждет!»

И все же мне пришлось подождать.

До назначенного времени оставалось десять минут. Но попасть в кабинет начальника академии я должен был именно в тринадцать ноль-ноль, минута в минуту. Поэтому я, опустив голову, сидел в приемной и бесконечное число раз задавал себе один и тот же вопрос: насколько соответствует происходящему то, что сообщил мне дневальный?

Дядя Стюарт был моим единственным близким родственником. Он жил в подводном государстве Мариния, в городе, расположенном на пятнадцать тысяч километров юго-западнее нашего острова, на пятикилометровой глубине. Я знал, что в последнее время у дяди нелады со здоровьем. Неужели болезнь его обострилась и случилось то, что однажды должно случиться с каждым?..

Нет. Я не мог свыкнуться с этой мыслью. К тому же дневальный сказал о возможной смерти, а значит, болезнь здесь была ни при чем.

Я отогнал тягостные мысли и стал следить за движением стрелки часов.

Начальник академии появился ровно в тринадцать ноль-ноль. Он пришел из офицерской столовой – уже немолодой, но мощный, как само море, седой великан с нахмуренным лбом. Рядом с ним, с трудом приноравливаясь к его размашистой походке, шел маленький аккуратный человечек в черной одежде священника. На ходу он что-то рассказывал начальнику.

– Смирно! – рявкнул часовой. Я встал и вытянулся по стойке «смирно».

Начальник академии замедлил шаг. Его странный спутник прервал на полуслове свою речь.

– Курсант Иден, – с мрачным видом обратился ко мне начальник. – Это преподобный отец Иона Тайдсли, из ордена иезуитов. Он проделал неблизкий путь, и проделал его только для того, чтобы поговорить с вами.

Я пожал руку маленького человечка. Потом мы сидели в кабинете начальника академии. Тот проявлял к странному визитеру явное уважение, а на меня смотрел тяжелым, пронизывающим взглядом. Ходили слухи, что начальник обладает способностью читать мысли курсантов, и в какие-то моменты я готов был повершив это…

Но волей-неволей я должен был сосредоточиться на том, что говорил отец Тайдсли.

– Я знал твоего дядю, Джим, – приятным мягким голосом сказал священник. – Возможно, он даже рассказывал тебе про меня. Обычно он называл меня по прозвищу: отец Прилив – да и не только он один…

– К сожалению, я не припоминаю, сэр, – осторожно ответил я. – Дело в том, что я очень редко вижусь с дядей.

Он понимающе покачал головой. Этот маленький человечек казался живым воплощением дружелюбия и доброжелательности, вот только его голубовато-серые глаза смотрели пристально и проницательно, так же, как и у начальника академии. Лицо отца Тайдсли было приятной округлой формы, только на щеках горел странный коралловый румянец. Возраст этого человека был для меня загадкой – точно так же, как и его отношения с моим дядей. Но больше всего меня интересовало, зачем он захотел увидеться со мной.

– Садись, Джим, – с улыбкой произнес он. Начальник кивком подтвердил, что мне позволено сесть. – Я слышал про историю с морскими ящерами, героем которой ты оказался. Вот уж, наверное, было приключение! Мне давно хотелось побывать во впадине Тонга, но такой возможности пока не было. Может быть, когда-нибудь и мне повезет… Но я знаю о тебе не только это. О, мой дорогой мальчик, ты будешь удивлен, но мне известно о тебе очень много… Хотя мы ни разу и не встречались…

Да, он действительно удивил меня. И не только тем, что хорошо знал детали моей биографии, ведь дядя Стюарт мог многое рассказать ему, но и тем, что он, священник, оказался знатоком подводного мира. Мира, который для большинства «сухопутных крыс» был так же далек, как лунные горы.

«Сухопутная крыса»! Держать этого человека за «сухопутную крысу» было невероятной глупостью! Правда, в то время я еще совершенно не знал его.

Он говорил не переставая несколько минут. По-видимому, ему хотелось немного успокоить меня, и надо сказать, что он сумел добиться этого. Наконец отец Прилив замолчал и открыл свой портфель.

– Джим, посмотри сюда! – С этими словами он достал из портфеля толстый пластиковый пакет и разложил его содержимое на столе. – Ты узнаешь эти предметы? – с торжественной интонацией спросил священник.

Я машинально протянул руку к вещам, разложенным на столе, но в этом не было никакой необходимости.

Передо мной лежало потертое серебряное кольцо с мерцающей молочным светом жемчужиной из впадины Тонга; часы – неплохой наручный хронометр в простом корпусе из нержавеющей стали; несколько монет; чеки на небольшие суммы – в американских и маринийских долларах. И, наконец, надорванный почтовый конверт…

Мне не нужно было читать, кому он был адресован, – в свое время я сам отослал его моему дяде, Стюарту Идену, в подводный город Тетис.

Адрес на конверте был написан моей собственной рукой. Кольцо принадлежало моему дяде – это был подарок его давнего друга Джейсона Крэкена. Часы тоже принадлежали дядюшке, когда-то их подарил ему мой отец.

– Это вещи моего дяди, Стюарта Идена, – стараясь не выдавать своего беспокойства, сказал я.

Отец Тайдсли одарил меня долгим сочувственным взглядом. Потом неторопливо снова сложил вещи в пластмассовый пакет.

– Боюсь, что теперь у них уже нет хозяина, – со вздохом сказал он.

– С дядей Стюартом что-то случилось? – быстро спросил я.

– Я не знаю, Джим. Я надеялся, что ты расскажешь мне об этом.

– Я расскажу? Но с какой стати? Как к вам попали все эти вещи?

Отец Тайдсли спрятал пластиковый пакет к себе в портфель и пристально посмотрел на меня.

– Я нашел их в батискафе, – мягким голосом сказал священник. – Наберись терпения, Джим и выслушай то, что я расскажу.

Он встал из-за стола и принялся беспокойно ходить по комнате.

– Возможно, ты знаешь, – заговорил он негромким, доверительным голосом, – что служители нашего ордена внесли немалый вклад в вулканологию и сейсмологию – я имею в виду научное изучение вулканов и землетрясений. Я и сам занимаюсь подводной сейсмологией.

Я, по-прежнему хмурясь, кивнул.

– Две недели назад в Индийском океане произошло землетрясение, – продолжал отец Тайдсли, поглядывая между делом в окно на живописный морской пейзаж. – Произошло оно совершенно неожиданно…

– Неожиданно? – не удержавшись, переспросил я. – Но разве землетрясение можно предсказывать?

– Да, Джим! – он резко повернулся и кивнул. – В наши дни сейсмологические прогнозы поставлены на научную основу. Но именно это землетрясение не было предсказано. В это время в акватории Индийского океана не было зафиксировано никаких признаков вулканической активности. Совершенно никаких! И все же произошел разлом земной коры. Когда сейсмографы зафиксировали первые колебания почвы, я находился в подводном городе Кракатау-Доум. Эпицентр землетрясения был примерно в трех тысячах милях от города. Я тотчас же отправился к месту происшествия и следующей ночью был уже в центре катастрофы.

То, о чем говорил священник, не имело прямого отношения к судьбе моего дяди, но я слушал его с возрастающим интересом.

– На поверхности моря по-прежнему наблюдалось сильное волнение. Опустившись на дно, я обнаружил свежие выбросы лавы и грязевые потоки. Они распространились на десятки квадратных километров. Лава была еще горячей. К тому же продолжались мощные выбросы пара. Если бы не специальная конструкция моего батискафа, неизвестно, смог ли бы я провести свои исследования. Я не знаю, рассказывали ли тебе об этом, но океанское дно в этом районе пустынно и не освоено – к счастью! Если бы там стоял подводный купол, он, безусловно, был бы разрушен и все, кто находился под ним, погибли бы. Но и в безлюдном районе могли быть жертвы, о которых мы не узнаем никогда. Например, там могли оказаться геологи или шахтеры…

– Сэр, – поспешил я использовать короткую паузу, возникшую в разговоре, – ну а эти вещи? Вы нашли их в эпицентре землетрясения?

Он печально покачал головой:

– Да, я нашел их именно там. Но прошу тебя, Джим, наберись терпения и выслушай. Я барражировал над самой поверхностью горячей лавы, вел научные наблюдения и одновременно прощупывал сонаром окружающее пространство – на тот случай, если кому-то понадобится помощь. Мой сонар был не совсем исправен, а в воде висела черная грязевая завеса. И все-таки я запеленговал слабый, отдаленный сигнал бедствия.

– Мой дядя? – опять нетерпеливо спросил я. – Это был его сигнал?

– Я не знаю, Джим, – признался священник. – Я понял, что сигнал издает автоматический аварийный передатчик. Определив его координаты, я сразу направился туда, к самому краю языка застывшей лавы. Там на дне лежал потерпевший аварию батискаф – он был почти похоронен под камнями и грязью. Я подал сигнал. Мне никто не ответил. Я подумал, что на борту никто не уцелел, надел иденитовый скафандр и проник в поврежденный батискаф.

– Что вы сделали? – удивленно переспросил я. – Разве вы не знаете, как это опасно?! – Поймав на себе тяжелый взгляд начальника академии, я прикусил язык. Мне и без дальнейших расспросов стало ясно, что отец Прилив прекрасно знал о грозившей ему опасности. И все-таки это не остановило его!

– Это было необходимо, – устало ответил отец Тайдсли. – Так вот… я не нашел во внутренних отсеках ни живых, ни мертвых. Скорее всего, батискаф попал под камнепад, начавшийся после извержения вулкана, и потерпел аварию. Его люки были открыты. Ни одной «скубы» на месте не оказалось.

Даже одного этого слова – «скуба» – было достаточно для того, чтобы понять: передо мной сидит не «сухопутная крыса»! Только опытный подводник мог назвать так автономный дыхательный аппарат.

– Значит, экипаж батискафа смог выйти в океан? – с надеждой спросил я.

– Да, – кивнул он. – Но я не уверен, что им удалось спастись… Ведь они попали в зону извержения вулкана…

Он показал на свой портфель.

– Все эти вещи я нашел в рубке батискафа. Я прихватил их и покинул судно. И как раз вовремя: еще пара минут – и я ушел бы вместе с батискафом в трясину из вулканической грязи.

– И что… – заговорил я, проглотив стоящий в горле комок. – И что же, по-вашему, произошло с моим дядей?

Голубые глаза отца Тайдсли смотрели на удивление холодно и сурово. Честно говоря, я ожидал встретить совсем другой взгляд – взгляд, светившийся теплом и симпатией.

– Я думал, что ты мне сообщишь об этом. Или, по крайней мере, скажешь, что эти вещи не принадлежали твоему дяде.

– Это его вещи. – Я непонимающе посмотрел на священника. – Но я не могу поверить в то, что он погиб.

– Я готов молиться о спасении его души, – заверил меня отец Тайдсли. – Хотя не исключено, что он и не попросил бы меня об этом.

Он вздохнул и снова посмотрел на синевшее за окном море.

– К сожалению, погибнуть – это не самый печальный исход для твоего дяди.

– Не понял, сэр? – звенящим голосом переспросил я.

– Я привык иметь дело со смертью, – с торжественной интонацией произнес странный посетитель. – Я чувствую, что сам всегда готов к встрече с ней. Но подводный вулкан преподнес мне и некоторые другие проблемы… – Он замолчал, так и не сказав, что же это были за проблемы.

– А почему твой дядя оказался в Индийском океане? – холодно сверкнув глазами, неожиданно спросил он.

– Я не знаю, сэр. Последнее, что я знал о нем, – это то, что дядя живет в подводном городе Тетисе.

– Когда вы разговаривали с ним в последний раз?

– Примерно два месяца назад.

– И чем он был занят?

– Он был сильно болен, отец Тайдсли. Я даже сомневался в том, что дядя вообще когда-нибудь вернется к работе. Он так скверно себя чувствовал, что…

– Понятно, – прервал меня отец Прилив. – Другими словами, он отчаялся. Отчаялся заниматься каким-нибудь делом.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился я. Маленький священник печально посмотрел на меня.

– Это землетрясение невозможно было предсказать, – наконец вымолвил он. – Есть доказательства того, что оно было… искусственным.

Этими словами он совершенно выбил меня из колеи.

– Я вас не понимаю, сэр!

– Это мог понять только очень опытный сейсмолог, – рассудительно, как сельский учитель, пояснил отец Тайдсли. – При этом я не отрицаю, что на земле нет такого места, которое было бы на сто процентов застраховано от внезапного землетрясения. И все же любое землетрясение хоть чем-нибудь, но даст о себе знать заранее. А последний разлом в Индийском океане продолжает собой серию землетрясений – заметим, относительно слабых и произошедших в необитаемых районах, – которые складываются в единое целое.

Землетрясений было шесть. Их мощность с каждым разом возрастала. Первое произошло на сравнительно небольшой глубине. Эпицентр каждого последующего находился глубже и глубже.

– Значит, вы думаете… – Я осекся. Эта мысль казалась мне слишком безумной, и я не мог произнести ее вслух.

– Да, я подозреваю именно это, – утвердительно кивнул отец Тайдсли. – Кто-то разработал дьявольскую технологию для провоцирования землетрясений.

– И мой дядя… – Я снова проглотил горький комок.

– Да, Джим, – опять кивнул священник. – Я боюсь, что твой дядя, если он до сих пор жив, оказался каким-то образом причастен к этому злодеянию.

3

ПОДВОДНЫЙ ОГОНЬ

Искусственные землетрясения! И к ним причастен дядя Стюарт – так, по крайней мере, утверждает этот странный священник по прозвищу отец Прилив!

Это было слишком. Я уже не волновался, я был вне себя от злости!

Не говоря ни слова, священник направился к двери. Я не удержался и с подчеркнутой вежливостью спросил его, не могу ли я получить дядины вещи.

Он замешкался, взглянул на начальника, потом отрицательно покачал головой:

– Извини, Джим. Немного позже ты их непременно получишь. Но сейчас это – вещественные доказательства. Если в штабе подводного флота сочтут нужным продолжить расследование, которое я начал, им, безусловно, понадобятся эти улики.

Больше он ничего не сказал. Возможно, начальник разрешил мне идти, но я не запомнил этого момента.

Я помню, что после этой странной беседы я оказался в будке телефона-автомата и оттуда попытался дозвониться в Тетис, в квартиру дяди Стюарта. Я бесконечно долго пробивался по линии международной связи, а когда наконец дозвонился, никто не поднял трубку. Офис дяди тоже ответил молчанием. Отчаявшись, я стал разыскивать Стюарта Идена по гостиницам и подводным докам. Искал я и Гидеона Парка, лучшего дядиного друга и помощника. Но и это не дало результата.

Похоже, отец Прилив был прав: дядя где-то скрывался.

Я тупо смотрел прямо перед собой, толком не понимая, где я нахожусь. Постепенно предмет, висящий перед моими глазами, вернул меня к реальности. Передо мной была та самая огромная карта, по которой я, салага-первокурсник, изучал славную историю освоения подводного мира. Для непосвященных карта выглядела довольно странно: на изображенных на ней континентах были обозначены только реки и крупнейшие города.

Но океаны!

Они были раскрашены во множество цветов. Разными оттенками синего и зеленого были обозначены морские глубины. В некоторых местах на них наслаивался оранжевый и багровый – так обозначались подводные пики и хребты. Сверкающие золотые диски отмечали подводные города, серебристые нити – связывающие их трубопроводы и кабельные линии. Особыми значками были показаны залежи полезных ископаемых. Под водой скрывались неисчислимые богатства! Их с лихвой хватило бы для того, чтобы осчастливить все человечество. Но дорвавшиеся до месторождений нечистоплотные людишки беззастенчиво присвоили себе все плоды трудов первооткрывателей морского дна – таких, как мой отец и мой дядя.

А теперь, по утверждению отца Тайдсли, на сторону этих порочных людей встал и дядя Стюарт.

Я с трудом заставил себя отвлечься от карты и осмотрелся по сторонам.

Я стоял в Диксон-Холле, в музее академии. Здесь можно было увидеть всю славную историю подводного флота. Как я попал сюда, оставалось для меня загадкой.

Неожиданно кто-то окликнул меня. Обернувшись, я увидел Боба и Харли Дэнторпа.

– Привет… – Я рассеянно прищурил глаза. – Я и не заметил, как вы вошли.

– Ты сейчас всего мира можешь не заметить, – недовольным голосом сказал Дэнторп. – Но неужели предаваться мечтам обязательно среди этой рухляди? Мы битых полчаса искали тебя по всей территории!

Я думал, что Боба заденут эти слова – для него Диксон-Холл был таким же священным местом, как и для меня, но он как будто не расслышал их.

– Вот, посмотри! – сказал Эсков, показывая на конусообразную металлическую трубку длиной около метра в диаметре, стоящую в одном из застекленных шкафов. Ее отшлифованная поверхность мерцала так же, как мерцает иденитовая пленка, – фантастическое антикомпрессионное покрытие, изобретенное моим дядей. Благодаря идениту подводники сумели проникнуть на недоступные прежде глубины.