1

ЭКСТАЗ ГЛУБИНЫ

На борт учебного судна мы взошли в четыре часа утра.

До рассвета было еще далеко. Чернозеркальная поверхность моря слабо покачивалась под звездным небом. Стоя в строю, я видел краем глаза полоску ярких огней на темном фоне береговой линии Бермудского архипелага – доки Академии подводного флота.

В тишине раздался зычный голос курсанта-капитана Роджера Фэрфэйна:

– Курсанты, смирно!

Весь строй подобрался и замер. Учебное судно для занятий индивидуальной подводной подготовкой представляло собой большую баржу, не более уютную и благоустроенную, чем айсберг. В борт баржи, словно маленькие проворные дельфины, тыкались подводные буксиры, выводившие нас в открытое море. Мы все еще стояли на палубе и готовились к перекличке, а баржу уже ощутимо покачивало на волне в открытом море.

Меня слегка знобило – и не только от холодного ветра с дальней Атлантики. Я не мог преодолеть волнения – ведь я снова стал курсантом Академии подводного флота! Когда мы всходили на борт, я не мог не обратить внимание на взволнованное лицо своего друга Боба Эскова. Кажется, совсем недавно мы распростились со всеми надеждами снова услышать свои имена при перекличке. И вот мы опять встали в строй!

– Джим! – прошептал Эсков. – Не знаю, как ты, а я начинаю верить…

Он неожиданно замолчал, потому что во всем строю не раздавалось ни звука. Но я и так прекрасно понял, что он хотел сказать.

Мы с Бобом (а меня зовут Джеймс Иден) и не думали, что снова вернемся в академию. После того как нас – к нашему горькому разочарованию – отчислили, мы преодолели немало трудностей, но сумели снова стать полноправными курсантами. Новый семестр начался для нас как обычно – сдачей нормативов на ныряние без скафандра. Для Боба это было проблемой. Несмотря на все волевые усилия, его организм упрямо возражал против таких погружений, и перед обычным прыжком в воду Боб испытывал примерно то же самое, что испытывает человек, боящийся высоты, перед прыжком с парашютом. Это был не страх, а чувство слабости – природное свойство его организма.

– К перекличке приступить!

После приказа капитана Фэрфэйна наши ряды ожили. Из-за темноты я не видел дальнего края своей шеренги, но в руках у Фэрфэйна был жезл со светящимся наконечником. Это было впечатляющее зрелище: застывший как статуя капитан, уходящие в темноту шеренги перекликающихся курсантов, тускло мерцающая палуба, фосфоресцирующие гребни волн…

И нам вскоре предстояло стать командирами подводных судов!

Каждый из нас трудился не покладая сил. Тот же Боб Эсков изо дня в день, стиснув зубы, сдавал все положенные нормативы, слушал лекции и выполнял практические задания. Море затягивает как наркотик – так всегда говорил мой дядя, Стюарт Иден; недаром он сам отдал ему всю свою жизнь. Иногда оно становится очень горьким на вкус. Но если уж ты однажды попробовал его, то сохранишь это пристрастие навсегда.

– Старшим команд доложить о готовности!

– В первой команде-перекличка-проведена-отсутствующих-нет!

– Во второй команде-перекличка-проведена-отсутствующих-нет!

– В третьей команде…

Курсант-капитан принял доклады старших команд и с каменным лицом направился к нашему инструктору по подводной подготовке лейтенанту Блаймэну.

– Перекличка-проведена-отсутствующих-нет, сэр! – отчеканил Фэрфэйн.

Принимавший рапорт лейтенант Блаймэн находился на специальной надстройке в носовой части судна. Отдав курсанту честь, он легкой, раскованной походкой старого морского волка спустился на палубу. Это был высокий загорелый атлет с улыбкой голодной акулы. На горизонте едва-едва занялась розовато-багровая заря, и мы могли видеть только силуэт лейтенанта, но я чувствовал на себе его хищный взгляд. В академии Блаймэн пользовался репутацией беспощадного и въедливого служаки. Он мог заставлять нас до бесконечности повторять одно и то же упражнение, пока не убеждался, что каждый курсант усвоил науку в совершенстве. Его презрительное отношение к «слабакам» стало притчей во языцех. А слабаками Блаймэн считал всех, кто не мог повторить его личные рекорды по пребыванию под водой и нырянию без акваланга. Пятнадцать лет назад эти рекорды были мировыми – немудрено, что и сейчас мало кто мог их повторить. Когда лейтенант говорил, в строю стояла мертвая тишина.

– Вольно! – рявкнул Блаймэн. – Сегодня вы должны выполнить норму по погружению на глубину. Я надеюсь, что каждый из вас сделает это с первого раза. Вы все в хорошей форме – мне сказали это врачи. Поставленная перед вами задача предельно ясна» а для тех, кто оглох или еще не проснулся, я могу повторить еще раз. Никаких поблажек тем, кто не выполнит нужного задания, не будет! Погружение без скафандра – это очень важная часть вашей учебной подготовки. Для успешного окончания академии каждый курсант обязан сдать нормы спортсмена-подводника. Без сдачи зачета по погружению вы академию не закончите.

Лейтенант замолчал и обвел нас взглядом. Теперь я уже мог различить черты его лица, выделявшиеся в сумерках.

– Может быть, кому-то кажется, что подводный спорт – это черная работа, – продолжил Блаймэн. – Да, так оно и есть. Мы не стараемся сделать ее легче. Потому что то, чему вы научитесь на тренировках, поможет вам спасти чью-нибудь жизнь. А возможно, и вашу собственную! Подводный спорт – не для слабаков, да ведь и само море не для слабаков. Если вы когда-нибудь видели, как хлещет через пробоину вода или лопается от давления обшивка подводного купола, вы поймете это. Если вам не приходилось видеть такого, поверьте мне на слово: море слабых не любит.

У нас у всех есть опасный враг. Этот враг – гидростатическое давление. Когда вы находитесь под водой, этот враг всегда рядом с вами. Он смертельно опасен и не прощает ошибок. На трехкилометровой глубине ошибки исключаются! Так что, если вы хотите избавиться от своих ошибок, делайте это сейчас. На глубине за ошибкой следует смерть.

Никогда не забывайте про давление. При погружении на один метр давление возрастает на двести граммов на каждый сантиметр площади. Посчитайте на досуге! На глубине полтора километра – а это пустяковая глубина – оно составляет уже четыреста килограммов на сантиметр. Значит, на поверхность вашего тела будет давить несколько тысяч тонн! Ни одно живое существо не может вынести такой нагрузки. Человек изобрел жесткий скафандр, но на такой глубине можно находиться только в скафандре с иденитовым покрытием…

Боб Эсков тихонько подтолкнул меня локтем. Иденит был изобретением моего дяди. Чтобы никто не заметил распирающую меня гордость, я вытянулся как струна. Несмотря на полумрак, лейтенант Блаймэн прекрасно видел каждого из нас. Вот и сейчас перед тем, как продолжить, он внимательно посмотрел на Эскова.

– Запомните, мы не стоим на месте. Вам, сегодняшним салагам, предстоит защищать честь всего флота. Вам предстоит погружаться на гораздо большую глубину – и не только в иденитовых скафандрах, но и без снаряжения. Мы работаем над улучшением водолазного снаряжения, а наши флотские медики заботятся об улучшении нашего организма. Сегодня в вашу задачу входит испытание нового вида антикомпрессионного препарата. Вам сделают укол, после которого ваши ткани смогут лучше переносить давление, а в голове не возникнет «эффекта глубинного опьянения». Короче говоря, этот укол поможет вам стать крепче и трезвее! Может быть, это стоящий препарат. Я не знаю. Мне говорили, что иногда он помогает. Хотя я слышал, что иногда он оказывает противоположное действие…

– «Эффект глубинного опьянения» – один из самых страшных врагов ныряльщика. Стоит человеку погрузиться ниже определенной отметки, и он перестает отличать морскую корову от медузы. На глубине сто метров начинает действовать так называемый «экстаз глубины». «Экстаз глубины»… – Блаймэн замолчал и обвел нас серьезным взглядом. – Это форма безумия, и притом смертельно опасная. Я знал случаи, когда люди на глубине срывали с себя маски. Я спрашивал тех, кто остался в живых после этого: зачем они это сделали? И они отвечали: «Нам захотелось отдать свою маску рыбе!» Безумие! Но, может быть, эти уколы помогут вам справиться с ним. Врачи говорят, что препарат снимает напряжение. Но, повторяю, на кого-то он может оказать обратное воздействие: вы можете стать более чувствительными к глубине.

– Это про меня, – обреченно прошептал Эсков. – Значит, от судьбы не уйдешь!

Я начал подбадривать его, но ненасытный взгляд Блаймэна скользнул как раз по нашему флангу. Я резко повернул голову.

– Слушайте, а не то останетесь на дне! – прорычал лейтенант. – Некоторые люди хорошо переносят давление, некоторые – не очень. Сегодня мы проверим, как обстоят дела у вас. Повышенная чувствительность к давлению проявляется в следующих симптомах. Во-первых, резкая головная боль. Во-вторых, мелькание ярких пятен перед глазами. В-третьих, звуковые галлюцинации – например, из глубины вам послышится звон колокола и тому подобное. Если у вас появится хотя бы один из таких симптомов, немедленно возвращайтесь в переходной шлюз. Мы втащим вас на плот, а там врачи приведут вас в порядок. Но если вы не обратите внимания на эти симптомы…

Он замолчал и бросил холодный взгляд на Эскова. Боб не дрогнул, но я почувствовал, что ему явно не по себе.

– Запомните, – продолжил инструктор, – что если вас даже отчислят из академии, вы легко найдете работу на торговых судах. Но мертвые курсанты не нужны нигде.

Он посмотрел на часы.

– По-моему, с вас достаточно. Фэрфэйн, ваши люди свободны!

Курсант-капитан вышел из строя и повернулся к нам лицом.

– До погружения – сорок минут. За это время – позавтракать, получить укол и надеть снаряжение. Курсанты, воль-но!

Мы с Бобом наспех поели и быстро поднялись по трапу. Большинство из наших однокурсников еще не закончили завтракать, но у нас здешняя еда не вызывала аппетита. Во-первых, на нас испытывали специальный рацион подводников, не отличающийся приятным вкусом. Во-вторых, нам хотелось посмотреть на восход солнца в открытом море.

Он еще не наступил. В небе по-прежнему ярко горели звезды, но по всему горизонту уже тянулась светлая полоса. Мы стояли одни посреди пустой темной палубы. Подойдя к самой корме, мы оперлись на релинги и стали смотреть, как с подошедшего катера к нам на баржу сгружают два эхолота. Когда начнутся погружения, возле этих приборов будут дежурить курсанты-старшекурсники в жестких скафандрах, им поручат вести протокол погружений и фиксировать выполнение норматива.

Катер отошел от баржи, и матросы стали опускать в воду первый эхолот. Мы с Бобом вглядывались в чернильно-черную воду.

– Можешь не сомневаться, Джим, – неожиданно сказал Эсков. – Ты выполнишь норматив даже без всякого укола.

– И ты тоже!

Боб задумчиво посмотрел на меня, а потом покачал головой.

– Спасибо, Джим. Мне хочется в это поверить.

Он опять перевел взгляд на воду и озабоченно вздохнул. Это была давняя история – она началась с его первого погружения без скафандра.

– Экстаз глубины… Красиво звучит, да, Джим? Вот только чувствуешь себя от этого паршиво!

Он выпрямился и улыбнулся.

– Но я справлюсь с ним. Я должен!

Я не знал, что сказать другу. К счастью, сейчас я мог промолчать – к нам приближался какой-то курсант. Окликнув нас, он подошел к релингам и тоже стал смотреть на черное зеркало воды с мерцающими в нем звездами. Это был первокурсник, которого я прежде никогда не видел.

– Странно все это выглядит, – пробормотал он себе под нос. – Что, всегда так?

Мы с Бобом переглянулись. Наверное, совсем еще салага – из какого-нибудь городка в Индиане, где люди могут прожить всю жизнь и ни разу не увидеть моря.

– Да, вполне обычная картина, – снисходительным тоном ответил я. – А ты, наверное, впервые попал в открытое море?

– В открытое море? – удивленно переспросил он. – Да нет… я спрашивал не о море. Небо! Здесь оно такое глубокое. Столько звезд, и солнце восходит. Здесь всегда так много звезд?

– Обычно их намного больше, – сухо ответил Боб. – А ты что, раньше звезд не видел?

Странный курсант отрицательно покачал головой.

– Довольно редко…

Теперь настала наша очередь удивляться.

– А как тебя звать? – спросил Боб.

– Крэкен… Дэвид Крэкен. – Он с любопытством посмотрел на меня своими темными добродушными глазами. – А тебя я знаю. Ты – Джеймс Иден. Твой родственник – Стюарт Иден, изобретатель иденита!

Я кивнул, хотя восхищение, прозвучавшее в его голосе, меня немного смутило. Я гордился изобретением своего дяди – иденитовой пленкой, которая обращала вспять действие колоссального давления воды. Именно благодаря этому люди могли осваивать морское дно. Но дядя всегда учил меня не хвастаться.

– Мой отец был знаком с твоим дядей, – оживленно продолжил разговор Крэкен. – Это было довольно давно. В те времена они вместе изучали проблему давления на больших глубинах…

Курсант внезапно замолчал. Признаться, его слова немного разозлили меня. С какой стати он говорит, что к изобретению иденита причастен кто-то, кроме моего дяди Стюарта. Скорее всего, это болтовня. Будь это правдой, дядя не стал бы скрывать этого, а так – он ни разу не упомянул о человеке, который помогал ему в разработке иденита.

Я ожидал, что наш новый знакомый поподробнее расскажет о своем отце, но он, помолчав, неожиданно вздрогнул и испуганно раскрыл рот.

– Что случилось? – не понял Эсков.

Дэвид Крэкен взволнованно смотрел на воду. Ее поверхность по-прежнему была спокойной и черной, как нефть, лишь кое-где ее подсвечивали лучи еще не показавшегося из-за горизонта солнца. Но именно эта вода чем-то встревожила Крэкена.

Он вытянул руку, показывая на что-то пальцем. Я увидел вдалеке неясный отблеск света и пробежавшую по поверхности воды рябь. Свет появился в двухстах с лишним метрах от нашего судна, в открытом море.

– Вы знаете, что это такое? – тихо спросил Крэкен.

– Ему что-то померещилось! – усмехнулся Эсков. – Я и сам видел какие-то блики. Скорее всего, это косяк тунцов. Их же разводят здесь, на Бермудах… – Он с улыбкой посмотрел на Крэкена. – А ты, наверное, подумал, что это морской ящер?

Дэвид Крэкен ответил ему серьезным взглядом.

– Почему бы и нет? Скорее всего, ящер.

Он так серьезно сказал об этом! Как будто на островных отмелях Бермудского архипелага водились морские ящеры! Словно они были реальностью и обычным явлением! Таким тоном можно было сказать «скорее всего, акула…».

– Хватит прикидываться, – грубовато одернул его Боб. – Ты же знаешь, что морских ящеров не бывает. А если ты этого не знаешь, как ты оказался в академии?

Крэкен посмотрел на Боба и отвел глаза в сторону. Несколько секунд он стоял молча, опершись на релинг и вглядываясь в пологие гребни волн. Вода уже не фосфоресцировала, и смотреть было в общем-то не на что. Наконец наш новый знакомый повернул голову и виновато улыбнулся.

– Кажется, это и вправду косяк тунцов. Надеюсь, что так…

– Можешь не сомневаться! – усмехнулся Боб. – И если уж ты учишься в академии, не заводи разговоры про морских ящеров. Это все глупые суеверия.

– Да я вовсе не суеверный человек, – после секундной паузы возразил Крэкен. – Но в море можно встретить кое-что такое… во что даже трудно поверить.

– Сынок! – резко возразил Боб. – Я не люблю, когда салаги рассказывают мне про тайны морских глубин. Я уже и сам кое-что видел – правда, Джим?

Я утвердительно кивнул. Мы с Бобом совсем недавно вернулись из Тетиса, столицы Маринии – страны, раскинувшейся на дне Тихого океана. Там нас едва не прикончили отец и сын Сперри.

– Корабли подводного флота исходили всю акваторию Мирового океана вдоль и поперек, – продолжал Боб, – и, насколько я знаю, нигде не встретили морских ящеров. Я согласен, в море можно увидеть кое-что странное, но все это – дело рук человека! Под океанским дном проложены транспортные тоннели, под куполами построены целые города. В подводных впадинах работают геологи… Но никто не видел морских чудовищ! Это идиотское суеверие. Запомни мои слова, курсанту академии лучше от него избавиться.

– Если ты так считаешь… – уклончиво заметил Крэкен.

– Опомнись, мальчик! – не выдержав, закричал Боб. – Я же сказал, что видел океанское дно собственными глазами. Я обойдусь без твоих сказок. Мы с Джимом были в Маринии и знаем, что о морских ящерах там болтают только старые пьянчуги, чтобы заработать на стакан вина. Где ты услышал эти сказки, Крэкен? В своей родной Айове или Канзасе?

– Нет, – возразил Крэкен. – Я не из тех мест.

Он помолчал и не без вызова посмотрел на нас.

– Я родился в Маринии… И прожил там всю жизнь, на шестикилометровой глубине.

2

ВОР ИЗ ГЛУБИН

В тишине пыхтели двигатели маленьких подводных буксиров, медленно, но верно тащивших нас к пологому склону морского дна в открытом море. Уже наступил рассвет, небо окрасилось в мягкие пастельные тона, а над горизонтом, подернутый тонкой облачной дымкой, повис огромный золотой диск солнца.

– В Маринии? – переспросил Боб. – Так, значит, ты оттуда… Но как же ты оказался здесь?

– Я родился в подводном городе Кермадек-Доум, на юге Тихого океана, – спокойно объяснил Крэкен. – А в академию попал по спецнабору. Здесь есть курсанты из Европы, Азии, Южной Америки. И один из Маринии – это как раз я.

– Я понимаю. Но…

– Вы решили, что я сухопутная крыса, которая никогда не видела моря? – усмехнулся Крэкен. – Скорее, наоборот: всего два месяца назад я ничего не видел, кроме моря. Я же говорю, что родился на шестикилометровой глубине. Поэтому и солнце, и звезды – это для меня такая же экзотика, как для вас морские змеи.

– Да не держи нас за малых детей! – вспыхнул Боб. – Морское дно давным-давно изучено.

– Нет! – В голосе молодого курсанта появились умоляющие нотки. Он очень хотел, чтобы мы поверили ему. – На дне океана построено несколько городов, связанных подводными коммуникациями. Во впадинах работают геологи и горняки, рядом с подводными городами находятся плантации водорослей и подводные, фермы. Но площадь океанского дна в три раза больше, чем площадь всей земной суши. Что-то можно засечь сонаром, что-то увидеть невооруженным глазом. Большая же часть океана так же слабо заселена и изучена, как Антарктика…

Наш разговор прервал тревожный сигнал судового гудка. Мы поспешили к люку. Над палубой грохотал усиленный динамиками голос лейтенанта Блаймэна:

– Очистить палубу! Немедленно очистить палубу! Всем курсантам пройти профилактическую инъекцию. Погружения начнутся через десять минут.

У трапа нас нагнал худощавый темноволосый курсант.

– Дэвид! – обратился он к Крэкену. – Куда ты пропал? Мы все должны идти делать укол!

– Познакомьтесь – мой друг Илэдио Энджел, – улыбнулся Крэкен.

– Привет, – бросил на ходу Боб. Я молча кивнул головой.

– Лэдди так же, как и я, попал в академию по спецнабору.

– Что, он тоже из Маринии? – удивился Боб.

– Нет, – улыбнувшись, ответил Крэкен. – Он из Перу. Оттуда так же далеко до Маринии, как от Маринии до Бермуд. Я…

Он неожиданно замолчал и посмотрел в сторону кормы. Мы все остались у самого трапа. На корме что-то происходило. Матросы искали лейтенанта Блаймэна.

Вскоре по трапу, меча громы и молнии, поднялся Блаймэн. Мы пропустили его, и он быстрой походкой направился на корму.

Один из эхолотов исчез. Мы слышали крики и ругань матросов. Они уже установили на палубе первый прибор. Второй, еще не установленный, остался на короткое время без присмотра. И исчез… Сорок килограммов сверхсложной аппаратуры и корпус из особо прочного материала… вдруг словно бы растворились в воздухе.

Но нам надо было сделать укол. В очереди на инъекцию все только и говорили, что о пропаже эхолота.

– Виноваты матросы, – убежденно сказал курсант-капитан Фэрфэйн. – Они не принайтовали его, налетел шквал, и…

– Но шквал а-то не было, – тихонько пробормотал Крэкен.

– Разговорчики! – встрепенулся Фэрфэйн. – Слишком много травим баланду!

Все примолкли. Но Крэкен был прав. Шквала не было, сорокакилограммовый, прибор не мог сам свалиться с кормы. И все-таки он» Исчез: Я вспомнил, что это не первый случай такого рода. Неделю назад с академического пляжа исчез одноместный подводный скутер с пневматическим двигателем. Как знать, может быть, эти две пропажи были как-то связаны между собой? Воспользовавшись скутером, злоумышленник мог незаметно пристроиться за кормой нашей баржи, всплыть, когда матросы были заняты монтажом первого прибора, и украсть второй…

Нет. Это было практически невозможно. Во-первых, потому, что пляжный пневматический скутер не смог бы угнаться даже за тихоходной баржей. Во-вторых, его бы засек сонар. Теоретически украсть прибор мог только хорошо тренированный аквалангист, заранее поджидавший нас в открытом море и воспользовавшийся «мертвой зоной» сонара. Но какой аквалангист мог оказаться так далеко от берега, в Атлантике?

В какой-то момент я даже вспомнил о фантазиях Крэкена – что он там говорил нам о морских ящерах?.. Но это было очевидной чепухой.

Зазвенел корабельный колокол, и наше неуклюжее судно начало погружение. Возле нас по-прежнему дрейфовали подводные буксиры – один из них всплыл на поверхность, а другой остался на одной с нами глубине. Буксиры сопровождали нас на случай непредвиденного появления какого-нибудь судна или для экстренных спасательных работ.

Можно было начинать сдачу нормативов.

Пресловутые инъекции оказались легким уколом в плечо, после которого немного зудела кожа. Укол нисколько не повлиял на мое самочувствие. Боб перед уколом поморщился, но потом держался молодцом. Когда мы вышли из судового лазарета и направились в отсек для хранения водолазного снаряжения, он был явно в приподнятом настроении.

Палуба у нас под ногами сильно дрожала: маломощные двигатели нашего судна не могли обеспечивать движение баржи по курсу, но удерживали ее на глубине. Приток свежего воздуха с поверхности прекратился, и я стал чувствовать характерный резкий запах самого корабля. Я без труда представил себе, как зеленоватые морские волны начали перекатываться через верхнюю палубу, а за бортом открылся огромный и загадочный мир океанских глубин.

Боб подтолкнул меня локтем и улыбнулся. Он мог ничего не говорить, меня охватывали точно такие же чувства: мы снова погружались в море!

Наше внимание отвлек курсант-капитан Фэрфэйн. Только что он о чем-то разговаривал с лейтенантом Блаймэном, но меня это мало интересовало – я решил, что они продолжают обсуждать пропажу эхолота.

Но, как видно, я ошибся. Фэрфэйн с решительным видом приблизился к нам. Его красивое лицо исказила гримаса отвращения, глаза недобро сверкали.

– Иден! Мне нужно поговорить с тобой!

– Слушаюсь, сэр! – выпалил я.

– Не вытягивайся! Это личный, мужской разговор.

Меня это удивило. Роджер Фэрфэйн никогда не был моим другом. Когда мы с Бобом вернулись в академию, он встретил нас вполне дружелюбно, но потом ни с того ни с сего резко переменил свое отношение ко мне. Боб подозревал, что он увидел во мне претендента на должность курсанта-капитана, хотя я сам так не считал. Получить эту должность мог только курсант с авторитетом и выдающимися физическими способностями, а Фэрфэйн славился своими спортивными достижениями. Боб недолюбливал его. Может быть, потому, что считал его богачом. Отец Фэрфэйна работал в крупной компании, занимавшейся грузовыми подводными перевозками. Роджер никогда не уточнял, что это за должность, но всегда говорил об отце уважительно.

– Что за разговор, Роджер? – поинтересовался я, вешая в шкаф свою куртку.

– Иден! – все с той же злобой заговорил Фэрфэйн. – Нас хотят оставить в дураках! Тебя и меня!

– Оставить в дураках? – не понял я.

– Да, именно так. Оказывается, этот салага, Крэкен, плавает как морской черт! Он не оставит нам никаких шансов.

– Послушай, Роджер, но у нас здесь не состязания, – возразил я. – Какое нам дело до того, что этот Крэкен нырнет на несколько метров глубже…

– Не знаю, как тебе, но мне до этого есть дело! Послушай, ведь он даже не американец! Он из Маринии, его приняли по спецнабору. На глубине он чувствует себя увереннее, чем инструктор Блаймэн. Я хочу, чтобы ты подошел к лейтенанту и заявил протест. Скажи ему, что Крэкен не имеет права сдавать с нами нормативы.

– А почему ты не хочешь сказать об этом сам?

– Почему, почему! – Фэрфэйн еще больше разозлился. – Мне это не очень удобно. Все-таки я курсант-капитан и все такое. Кроме того…

– Кроме того, ты уже говорил с ним, – вмешался Боб. – И он дал тебе от ворот поворот. Верно?

– Даже если и так… – нахмурился Фэрфэйн. – Я не сказал, что протестую, я только… Да какая, к черту, разница! Главное, что тебя, Иден, он послушает, а про меня может подумать, что я ищу какую-то выгоду.

– А ты не ищешь? – не удержался Боб.

– Ищу! – со злостью рявкнул Фэрфэйн. – Я должен пользоваться большим авторитетом, чем этот маринийский салага и его дружок-перуанец. И я не позволю, чтобы меня оставили в дураках. Мы должны состязаться с людьми, Эсков, а не с рыбами.

Видя, что Боб начинает закипать, я слегка сжал его запястье.

– Извини, Роджер, но я вряд ли смогу тебе помочь.

– Но ты же племянник Стюарта Идена! Блаймэн обязательно пойдет тебе навстречу.

Несмотря на отличные оценки по всем предметам, Фэрфэйн так и не смог усвоить одну простую истину. Он думал, что если я племянник Стюарта Идена, то в академии мне будут давать бесплатные леденцы. Но академия не смотрит на то, кто твой родственник. Она смотрит на тебя и на то, что ты умеешь делать.

– Мне пора надевать снаряжение, – сказал я. – Извини…

– Ты еще будешь жалеть, что так церемонился с этим Крэкеном, – угрожающе рявкнул Фэрфэйн. – Он знает о подводном мире такое…

Он неожиданно замолчал, бросил на нас негодующий взгляд и пошел к своему шкафу.

Мы с Бобом переглянулись и пожали плечами. Комментировать этот разговор было некогда: другие курсанты уже собирались в команды возле переходного шлюза.

Мы быстро надели свое водолазное снаряжение. Оно не отличалось сложностью – ласты, маска и портативный акваланг. Эти акваланги появились в подводном флоте совсем недавно. Они брали кислород прямо из морской воды, в результате ее электролиза. Специальное устройство – дехлоратор – удаляло из соляного раствора ядовитый газ. Новый акваланг был легче старого и почти беспредельно увеличивал возможности подводника: морская вода на восемь девятых состояла из кислорода, а ее электролиз осуществлялся с помощью мощной стронциевой батареи.

Боб надевал свой акваланг без особого удовольствия. Я знал почему. Как заметили еще в давние времена аквалангисты, дышать чистым кислородом было довольно рискованно. На тех, кто имел склонность к «экстазу глубины», кислород действовал во много раз сильнее, чем обычный воздух. Оставалось надеяться на профилактическую инъекцию…

Разделившись на команды по двадцать человек, мы стали заполнять переходный шлюз. По палубе зашлепали ласты. Судя по тому, что нас заставили надеть еще и специальные термокостюмы, предстоящее погружение было не совсем обычным. Мы должны были опуститься на ту глубину, где царили беспощадный холод и опасное для организма давление.

Присев на сырые скамейки, установленные по периметру низкого и темного переходного шлюза, мы выслушали последние наставления инструктора Блаймэна:

– У каждого из вас есть свой номер. После того как шлюз заполнится водой и откроется люк, вы поплывете к надстройке на носу, где установлена панель со светящимися номерами. Когда вы нажмете кнопку под своим номером, лампочка погаснет и задание будет выполнено. После этого вы должны возвратиться в шлюз.

Это все, что от вас требуется. На тот случай, если кто-то из вас захочет заблудиться, существует направляющий линь. [1] Пока вы видите этот линь, вы не заблудитесь. Если нет… – Он посмотрел на нас своим взглядом голодной акулы. – Если вы заблудитесь, придется снаряжать специальную поисковую команду, которая будет разыскивать вас или ваше тело.

Он подождал нашей реакции на эти слова. Мы промолчали. Шансов потеряться практически не было…

Или все-таки были? Один из эхолотов пропал. Обычно его использовали как составную часть судового сонара. Без этого прибора отыскать заблудившегося в открытом море курсанта будет очень сложно. А если этот курсант будет в состоянии глубинного опьянения…

Я посмотрел краем глаза на Эскова.

– Вопросы? – прорычал Блаймэн. Вопросов не было. – Прекрасно. Надеть маски! Открыть впускные клапаны шлюза!

Мы опустили на лицо маски и взяли в рот загубники. Курсант у пульта управления повернул две пластмассовые ручки. В шлюз торопливо вступило море.

Оно вступило туда двумя бурлящими, белыми от пены фонтанами, с неистовой силой бившими в переборки. Вспененная соленая вода заливала стекло наших масок, закручивалась в водовороты возле наших ног.

Блаймэн уже покинул шлюз и теперь наблюдал за нами из контрольного отсека через толстое стекло иллюминатора. В заполненном водой шлюзе мы услышали в динамиках его измененный до неузнаваемости голос:

– Открыть внешний люк.

Зажужжали моторы, и створки люка стали разъезжаться.

– По одному, с интервалом – выходи!

Прямо передо мной, четвертым номером в нашей команде, шел Эсков. Я услышал, как его рука четыре раза отстучала по переборке и он стал протискиваться в люк.

Я отстучал пять раз и последовал за ним.

«Экстаз глубины»! Для меня это был не только смертельно опасный синдром. Нормальное, здоровое чувство воодушевления охватывало меня всякий раз, когда я оказывался один на один с морем.

Я сделал глубокий вдох и почувствовал, что начинаю подниматься к поверхности, до которой было не меньше сорока метров.