Нашествие квантовых котов

– Боже мой! – крикнул я. – Это тот парень из Долилаба!

– Почти! – бодро сказала Найла Христоф. – Он утверждает, что это не он! И еще он рассказал кучу вещей, Де Сота, в которые вы не поверите. Он рассказал это прошлой ночью, когда их подобрали в пустыне у железной дороги. Он сказал, что вероятности реальны… и вы одно из недостающих звеньев.

В этот час подземный гараж был пуст. И адвокат тщетно старался припомнить, где поставил свою машину. Когда нужно, вы никогда не дождетесь полисмена! Два изнасилования, одно убийство, и никто не знает, как много групповых нападений было совершено в этом гараже за последний месяц. Затем адвокат свернул за угол и увидел армейский патруль: два парня в мундирах и с автоматами. «Добрый вечер!» – сказал он, почувствовав себя уверенней, пока не заметил странный серо-зеленый цвет униформы и пластинки на их плечах, пилотки, так не похожие на фуражки чикагской полиции. Самое худшее, когда они его окликнули. Он узнал язык – РУССКИЕ! Непроизвольно он повернул назад и побежал… его плечо пронзило что-то острое. Адвокат услышал звук выстрелов, но пули просвистели мимо. Он повернулся, размазывая слезы, но никого не было.

АВГУСТ, 26, 1983 г. ВРЕМЯ: 7.40 ВЕЧЕРА.

СЕНАТОР ДОМИНИК ДЕ СОТА

Я смотрел из окна на бассейн, с меня ведрами стекал пот и мучили ожоги. И не только это терзало меня: где-то совсем недалеко, но безнадежно отдаленно, покрыто оболочкой времен – моя страна подвергалась вторжению… и кто-то имевший мое лицо выступал по телевидению, призывая к помощи и поддержке агрессорам. Я не помнил ни единого случая из истории Соединенных Штатов со времен Гражданской войны, чтобы хоть один американский сенатор сделал что-либо подобное. Что подумали обо мне мои коллеги?

И что подумала Найла Боуквист?

Я не знал, что думать о себе. Последние сорок восемь часов были самыми жуткими в моей жизни. Это было ужасно – узнать, что Кэтхауз предстал реальностью и существует бесконечное множество миров. Среди них много с Доминиками Де Сота, неотличимыми от меня. Одним из них я был в плену. Я одолел женщину, которую любил, и тут же захвачен в плен другой ее копией… точнее, не совсем копией: у нее изуродованы руки. Я украл человека и страдал от потрясающе нелепого вторжения в мою страну иной Америки. И мне было мучительно больно от ожогов, утомительного пути сквозь безжизненную пустыню и всей моей жизни.

Так или иначе у меня внутри ныло все, а они даже не позволили мне охладиться в бассейне.

Это не запрещалось – бассейн предназначался для Найлы – других указаний она не давала. Умывальник, находившийся в углу, не мог заменить бассейн. Каждые полчаса я брызгал водой на ожоги, и каждую четверть осторожно накладывал крем. Но толку от этого было слишком мало.

Присутствие моего невольного спутника доктора Лоуренса Дугласа оказалось бессмысленным. Большую часть дня он лежал – понятно, доктор прошел через большее. Те же ожоги, такие же бесконечные часы жары и жажды, долгое блуждание сквозь безжизненную пустыню. Хуже того: Дуглас умудрился получить не только укус ядовитой змеи и противоядие (этот укол был так же мучителен, как и укус, но еще и наполнил его безволием, чтобы беспалая Найла смогла допросить его). Я не участвовал при допросе, но когда доктора вернули в бунгало, вдобавок к ожогам он имел и синяки.

Я не пытался его будить.

Я не будил Дугласа. Но когда я резко обернулся от умывальника, то поймал на себе его взгляд. Он тотчас закрыл глаза, но было поздно.

– О дьявол, Дуглас! – утомленно сказал я. – Если хотите спать, спите… если нет, открывайте глаза. Зачем притворяться?

Доктор упорно держал их закрытыми, но долго так тянуться не могло. Поднявшись с постели, он поискал туалет, а когда не нашел, помочился в раковину.

Когда он кончил, я проворчал:

– Хоть бы сполоснули эту штуку!

Он не обернулся, но повернул краны и умылся, затем полакал по-собачьи из сложенных лодочкой рук. Все при полном безмолвии.

– Если смочите волосы, это немного поможет! – сказал я. – Еще есть крем от ожогов.

Дуглас медленно выпрямился, потом сполоснул волосы и что-то пробормотал. Это могло быть словами благодарности, и, когда он повернулся, я улыбнулся.

Но он не ответил. Я никогда еще не видел человека более безнадежного и обиженного, в такой глубокой депрессии.

Конечно, мое настроение также нельзя назвать хорошим, не говоря уже о случившемся, я чувствовал зуд и судороги, что было очень неприятно. Я ощущал, что нахожусь под непрерывным наблюдением, нельзя же не заметить заглядывающего в окно охранника. И этот зуд, который нравился мне еще меньше.

– Я вижу, – произнес я. – У вас плохое настроение!

Он закончил накладывать крем на свое томатное лицо и кисло посмотрел на меня:

– Вы можете предложить что-нибудь лучше?

– Хорошо, удовлетворите мое любопытство: когда я поднялся к порталу, где вы работали, и прихватил с собой за компанию…

Дуглас залаял отвратительным смешком.

– Когда вынудили меня силой оружия! – поправил он.

– Верно! Когда мы появились с другой стороны на высоте десяти футов, вы ведь не предупреждали, что можно грохнуться… – я развивал свою мысль, чтобы немного свалить вину и на него. – …Я думал, мы попадем в мое время. Пока вы спали, я много думал.

Он застонал:

– Де Сота! Раз уж мы здесь, может, нам придется по душе?

– Что вы наделали!

– Хотел сбежать! – резко ответил он.

– Сюда? Но ведь это же не ваше время!

– Эта жуткая примитивная дыра? – прорычал он. – Конечно же, нет!

– Тогда…

– Тогда почему я не пытался вернуться в свое собственное? Потому что его больше не существует! Я потерял его! И теперь хочу только одного – исчезнуть!

Он бросился обратно на кровать.

– Но послушайте!.. – разумно начал я.

Дуглас покачал головой и сказал:

– Оставьте меня в покое!

И я на какое-то время отцепился, но не потому, что он просил, а потому, что на дороге проревел автомобиль и остановился где-то невдалеке. Я вытянул шею, чтобы посмотреть, но мне не повезло: я только слышал хлопок двери и дальние голоса – громыхающий мужской и веселый женский. Минуту спустя я увидел Найлу: она подошла к бассейну и сбросила с себя одежду, не побеспокоившись взглянуть на наше окно. На краю бассейна она проверила температуру воды кончиком пальца и изящно скользнула в воду, вытянув беспалые руки.

И зуд, который я не желал чувствовать, нахлынул вновь, залив кончики нервов.

Если Найла не обращала на нас никакого внимания, то мы вовсю пялились на нее. Один из охранников, наполовину спрятавшийся за верандой, усердно не спускал глаз с ее тела. Даже Дуглас поднялся с постели и присоединился ко мне.

– Дьявольски соблазнительная шлюха! – прошептал он.

Я мог бы убить его за эти слова!

Разумеется, такое чувство было сплошным сумасшествием. Я твердил это про себя, но не помогало. И в голове расширялась трещина, в которую я боялся спускаться: Найла! Каждая Найла… все Найлы: Найла Боуквист – моя истинная любовь, скрипач-виртуоз… Найла Самбок, девочка-парадесантник… Найла-Без-Пальцев… Найла Христоф, очевидно, никогда не была замужем (кому такая нужна?), фанатично проповедовала закон, командовала оравой головорезов и массажистов с дубинками, ведала засекреченными тюрьмами.

И все они были одной! Чтобы понять это, мне не требовалось отпечатков пальцев или анализов мочи. Я ощущал в паху нарастающе резкий накал страстей.

Было так много несоответствий, что я не знал, где они начались. Первая, сержант, была скверной, вызывала шок – но, по крайней мере, после начального опознания, она вызвала подобные чувства. Если сержант и не была скрипачом, она была учительницей музыки, признанной на службу. Моя собственная возлюбленная, могла бы стать такой же, если бы пути Господни повели в другую сторону!

Но она – едина!

Одна без больших пальцев… без доброты, без любви! Я мог не узнавать в ней любимую, но узнавал ее тело! Этим телом когда-то владело мое собственное…

Я почти разгадал причину моего зуда, потому что слышал о подобных вещах… не совсем таких, но похожих. Один из моих старых политиков-собутыльников как-то говорил со мной во время передышки, когда вы истощены от речей и рукопожатий, томительного ожидания результатов. Он сказал мне, что застал свою жену во время совокупления с незнакомым мужчиной. Когда у него пропали всякие сомнения о ее неверности, он очень мучился и был взбешен… и что-то там еще. Он оказался неслыханно рогат! Начались беспрерывные скандалы и конфликты, но в душе он продолжал любить ее. Получилась неизвестная, враждебная любви женщина, которую, как он считал, знал, с которой спал в одной постели… но страсть между ног пересилила голос рассудка.

Глядя из окна, я и правда желал Найлу, даже очень-очень плохую.

Хоть одну Найлу из всех!

Гротеск? Безусловно! Я знал, что это преувеличение. И еще – как может нравиться Найла без больших пальцев? Как заниматься любовью? Например, моя возлюбленная иногда озорно щиплет мои бесполезные соски, когда я щупаю ее, нам делается смешно из-за наших физиологических отличий и разницы в ощущениях. Ко без больших пальцев, она не сможет сделать этого… или сделает иначе, действительно, как вам это понравится?

Я не мог найти нужных слов.

Резко хлопнули ставни, как только горилла Мо отошел от стены и перехватил мой взгляд. Он стукнул по решетке лапой: я отскочил, когда в глаза попали чешуйки ржавчины.

– Рад! – глумился он. – Забудь про это: она не для таких паршивых арестантов, даже если и относится незаслуженно хорошо!

Он исчез, и я услышал скрип открываемой двери.

– Бог знает почему она считает, что вам это не по душе, – ворчал он, выгоняя нас наружу. – Ко она приготовила вам такую же жратву – и предлагает пообедать в своей комнате с кондиционером.

Еда на картонных тарелочках была из мексиканской кухни и почти холодная… да, в этой части Нью-Мехико нет ничего ниже комнатной температуры. В комнате, как и было обещано, кондиционер… Мало того, здесь находились и наши двойники… и нагретых тел было слишком много, чтобы температура комнаты повысилась.

Я уселся рядом со своим двойником, и мы посмотрели друг на друга.

– Эй, Дом!.. – начал я.

Он подивился.

– Обычно, меня зовут Ники! – сказал он. – Правда ли, что вы видели ее у себя? Она засадила меня надолго. – Я только открыл рот, чтобы спросить, кого он имеет в виду, но мой двойник не останавливался. – А вы в самом деле сенатор?

– С 1978 года. От штата Иллинойс.

– Никогда не говорил с настоящим сенатором! – Он заулыбался. – Особенно когда он – это я. Как мне вас называть?

– В таких обстоятельствах достаточно называть меня Домом. А вас? Ники? Это смешно почему-то. Даже когда я был маленьким, мама не называла меня Ники.

– Моя тоже! Но когда я ездил к адвокату, посоветоваться по работе, он сказал, что имя Доминик очень похоже на слово доминировать и клиентам это может не понравиться. Я кредитный маклер!.. – он запнулся, разжевывая бобы. – Дом? А как же вы сделались сенатором?

Подразумевалось, конечно же, когда я просто никто! Как вы ответите на подобное? Я не мог сказать: «Потому что я победитель, а ты обыватель!» Это было бы непростительно и лживо, ведь мы один и тот же человек. Что же такое произошло в его мире, сделавшее мою нежную скрипачку безжалостной охотницей на людей, а меня – изумленным простаком?

Шанса узнать это не было: в комнату вошел Мо, волоча картонный ящик, словно он был очень тяжелым, за ним Найла Христоф. Теперь она была одета в юбку и скромную блузку с длинными рукавами. Одежда ее откровенно обтягивала, и я был уверен, что под ней не надето белье.

– Вас удовлетворил обед, приятели? – весело поинтересовалась она. – Ужин будет еще лучше! Я уезжаю в Альбукерк, чтобы переговорить по надежной линии с Вашингтоном, надеюсь, они скажут, что делать.

Она кивнула Мо, он поставил коробку на пол и начал вытаскивать из нее различные предметы: большую штуковину с двумя бобинами (воткнул штепсель в розетку), несколько катушек проволоки, длинный провод и микрофон, размером с мой кулак.

Лари Дуглас (не тот, который шел со мной!) заерзал на месте:

– Найла, о ком вы говорите?

Она улыбнулась и показала пальцем в небо.

– Вашингтон? – его голос внезапно напрягся. – Но послушай, Найла! Я ничего не знаю об этом!

– Теперь будешь знать! – нежно улыбнулась она. – Мо! Ты готов?

– Да, шеф! – доложил он, вставив катушки.

Щелкнул переключателем и металлическим крестом внутри, и я увидел, как лампы… электронные лампы!.. начали раскаляться.

– Сейчас мы возьмем у вас заявления! – сказала женщина с телом, которое я так хотел любить. – Никакой лишней информации! – сказала она Дугласу. – Просто отвечайте на вопросы! Директора не интересует, чем вы занимались в Чикаго или как вам нравится обращение. Только самую суть! Я должна покончить с этим раньше, чем прилетит самолет!

Учитывая задаваемые мне вопросы и все обстоятельства, я не видел особенной системы допроса, но она была. Найла Христоф знала, что нужно для записи, и спрашивала только это. Первым прошел Ники Де Сота. Он произнес имя, свой адрес и так называемый гражданский регистрационный номер. После этого было только два вопроса:

– Находились ли вы когда-либо внутри Долилаба?

– Нет!

– Видели ли раньше присутствующего здесь человека, похожего на вас и называющего себя сенатором Домиником Де Сота?

– Нет!

Найла кивнула головой, и его место занял местный Лари Дуглас. Допрос был не очень тщательным. Были те же два вопроса, только представляемый человек звался доктором Лоуренсом Дугласом. Он дал аналогичные ответы, и на сцене возник я.

Меня держали дольше всех. Найла приказала:

– Начните с того момента, когда вас известили о поимке двойника на секретной военной базе Нью-Мехико, и расскажите свою историю.

Агент просто слушала, иногда задавая вопросики типа: «Что случилось потом?» – и ничего более. Но когда я дошел до так называемого «меня»-майора, она вставила:

– Это был тот самый человек, которому вы приписываете исчезновение из-под стражи? Нет? И не тот, который представлен здесь? Тоже нет? Значит, вас, как минимум, четверо? Хорошо, продолжайте…

И я продолжил. Рассказал о победе на другой Найлой, не упоминая поцелуя и того, кем она являлась в самом деле. Достаточно было того, что я назвал ее «сержант Самбок». О большем меня не спрашивали.

– Затем мы упали в песок, кроме пустыни, кругом ничего не было. Стояла непереносимая жара. Мы быстро удалялись от места падения, во всяком случае, так думали. По солнцу двинулись к юго-востоку. И шли долго-долго, изнывая от жажды, затем Дуглас сказал, будто бы слышал, что внутри кактусов скапливается вода, и попробовал вытащить один из них… под ним оказалась змея! – Я запнулся, удивляясь, как много деталей требуется для женщин. – Я услышал треск, прежде чем увидел отпрыгивающего Дугласа: с его рукава упала змея. Она была маленькой, а материал одежды плотным, так что доктор получил слабую дозу яда. Самое смешное, что он не издал ни звука, а просто выглядел растерянным. Потом мы выбрались к железнодорожному полотну, где нас подобрали железнодорожники.

– Отлично! – сказала Найла-Без-Пальцев и кивнула обезьяне.

Тот выключил магнитофон и принялся выполнять утомительную задачу по смене катушек. Если у Найлы и не хватало больших пальцев, упорства ей было не занимать! Она покончила со мной и переключила внимание на моего невольного попутчика. Я не мог пенить, почему он был так встревожен, но в ее взгляде было что-то такое… Как бы это сказать? Соблазнительное и в то же время грозное. Она нежно улыбнулась Дугласу и сказала:

– Сейчас вы, милый!

Если мы втроем смогли заполнить только одну катушку, этот доктор Лоуренс Дуглас, похоже, был готов заполнить все остальные. Вопросы Найлы были резки и били в цель. Время от времени она смотрела в блокнот-шпаргалку, чтобы убедиться, что ничего не забыла.

Он преподнес сюрприз!

– В первой линии времени, – начал Дуглас, с неприязнью посмотрев на меня, – меня похитили из паравремени Гамма. Это не мое собственное, но…

– Секунду, милый! Что значит «Гамма»?

– Так мы назвали то время! – утомленно сказал он. – Мое собственное – Альфа; ваше – Тау; сенатор из Эпсилона, в который вторглись парни из Гаммы… я был там же…

– Продолжайте!

– Портал изобрели не в Гамме, это сделали мы, в Альфе!

– Кто это «мы»? Его изобрели вы?

– Такие сложные штуки, как портал, не изобретают в одиночку! Это все равно что спросить, кто изобрел атомную бомбу. Я был только частью этой команды, когда я вступил в нее, я был всего лишь зеленым юнцом! Первыми сделали крупное открытие в этой теории Хоукинг и Гриббин из Англии и доктор Де Сота из Соединенных Штатов. Уловили?

Его тон не был саркастичен, он просто попытался убедиться, что Найла поняла сказанное, но Мо зарычал. Найла кивнула головой, не обращая на головореза никакого внимания.

– Продолжайте! – сказала она уже не так любезно.

Дуглас продолжил:

– Сначала мы могли только заглянуть через барьер. Видите ли, вначале там было только сияние, но после мы научились получать реальное изображение. Но не всех паравремен, а только доступных. Доктор Де Сота предположил, что это происходит из-за резонанса. Мы не «настроены» на остальные линии. Их, собственно, бесконечное множество. Когда я… мне пришлось уйти, нам были известны пятьдесят из двухсот паралиний. Большей частью мы нашли только грязные пятна. Вы это хотели узнать?

– Мы хотим знать все, милейший! – сказала она. – Если вы могли только смотреть, тогда почему же вы здесь?

– Нет-нет! – терпеливо сказал доктор. – Это было только начало! Я присоединился к исследованиям примерно в начале августа восьмидесятого. В октябре мы научились безвозвратно пересылать предметы. А в январе восемьдесят первого послали человека… меня, – он с сожалением прибавил.

– Я вызвался добровольцем.

– И как же вы это делаете? – спросила Найла.

Он с усилием сдерживался:

– В этой комнате никого нет, кто смог бы хоть что-то понять…

Найла отлично держала себя в руках, но на месте Дугласа-Альфы, я бы пригляделся к ней повнимательней. Она коротко сказала:

– Постарайтесь!

Ее взгляд напугал Дугласа, потому что он сглотнул слюну и заторопился:

– Я совсем не имею в виду, что все вы глупцы. Это можно описать только двумя путями. Первое – это нашими терминами: устройство портала создает зеленый поток хроносов, накладывающийся против природного потока красных хроносов. Вы не поняли, верно? Второй путь – математический. Но здесь вы должны знать хотя бы основы квантовой механики.

Я видел, на что он намекает. Найла также, но она произнесла:

– Назовите даты!

Он пожал плечами:

– Первым тщательным исследованием квантовых эффектов Шредингера, думаю, была диссертация доктора Де Сота. Было это примерно в семьдесят седьмом, я вернулся к собственной докторской. Затем он и Элберт Дилепси обнаружили хроносы в семьдесят девятом, через несколько месяцев усовершенствовали заглядывание сквозь оболочки. Затем, как я уже говорил, я попал в Гамму.

Он остановился, ожидая. Найла подумала, потом сказала:

– Так вы отступились от своих?

– Я просто помог им… – возразил он. – У меня не было другого выхода.

– Вы поможете и нам! – сказала Найла и вновь улыбнулась сексуально и весело.

– Минуту! – воскликнул он. – Я… Может быть, и попробую, но… Взгляните на свой магнитофон! Если это последнее достижение вашей техники, у вас нет подходящей технологии… Знаете, мне необходимо многое!

Она сказала:

– А как насчет того, если правительство Соединенных Штатов выделит все требуемые ресурсы? – Затем нахмурилась. – Вы ведь сделали это для… как вы назвали?.. народа Гаммы!

– Но они угрожали…

Он осекся и взглянул на нее.

Агент улыбалась. А потом сделала то, чего я никак не ожидал: она встала, подошла к нему и устроилась на коленях Дугласа, прижавшись всем телом. Если раньше я только подозревал, что под ее блузкой ничего не было, то теперь был убежден на все сто. Она игриво покусала его ухо.

– Мы не угрожаем! – мягко сказала Найла.

Наступила пауза: доктор Дуглас испуганно осмотрел комнату – мышеловка захлопнулась.

– Более того, – продолжила она вкрадчивым голосом. – Мы награждаем! Да, милый, награждаем! И лично я награжу, чем смогу.

Я почти ощущал, как кипят ее половые ферменты.

И местный Лари Дуглас тоже.

– Вот сука! – тихо прошептал он (я едва услышал, хотя сидел рядом). – Вы знаете, какая она? Это честолюбивая шлюха! Найла использует все шансы, чтобы подскочить на самый верх. И как только она заманит в свою постель этого сукина сына, он сделает все, что она захочет! Уж я-то знаю… поверьте!

Он замолчал, поскольку Мо сердито взглянул на нас.

Жаль, что Лари не остановился вовремя: я сглотнул, и моя слюна стремительно приобрела горький привкус гнева. Я просто сходил с ума! Я ревновал! Ревновал к этой маленькой крысе, которая сидела рядом… с трудом сдерживал свои руки. А почему? Потому что он спал в постели с другой Найлой!

Полоумный!

Это было хуже помешательства! Я знал, но меня это нисколько не беспокоило. Я хотел убить этого ублюдка, и не только его. Я испытывал отвращение ко всем Лари Дугласам… и даже похожим, как мой старый знакомый и собутыльник Его превосходительство посол Советского Союза, уважаемый Лаврентий Иосифович Джугашвили…

Странно, как легко может чокнуться нормальный человек!

Моя голова была так переполнена гневом и ревностью, что я с трудом заметил, как Найла выпрямилась и нахмурилась. Затем посмотрела на окна.

– Мо! – крикнула она. – Задвинь эти проклятые шторы! Я не хочу, чтобы сюда глазел весь свет!

– Но, шеф!.. – запротестовал он. – Никто не увидит…

– Закрой! – и она снова приластилась к Дугласу, с готовностью откликающемуся на ее шепот.

А я горел в огне!

Мне было мучительно больно. Я обладал этой женщиной и хотел убить любого, кто заменит меня. И я так мало обращал внимания на происходившее вокруг, что едва услышал слабый: «твик!».

Мое сознание откликнулось на это лишь тогда, когда Мо медленно отошел от окна и обрушился на магнитофон. Я еще ничего не успел понять, когда подпрыгнула Найла. Лицо ее наполнилось испугом и гневом, рот приоткрылся.

Здесь был еще один «твик!».

Найла напоминала подстреленного в голову оленя. Я увидел крошечное перо с темным блеском, проткнувшее тонкую ткань на ее плече.

Изумленно мы переглянулись. И на все вопросы возник ответ, когда по комнате прошелестел ветерок, как при открытии дверей, и появился другой «я», улыбающийся, в своем чудном комбинезоне.

– Вот мы и встретились снова! – кивнув, произнес он. – Держите ее за руки и оттащите в сторону.

Дугласы отреагировали скорее, чем я, подпрыгнули, несмотря на легкое замешательство, оттащили спящую женщину в сторону. Вовремя! Другой «я» нажал на браслет… в тот же момент на полу появился высокий металлический предмет.

– Тише, пожалуйста! – приказал новый Доминик.

Он открыл на цилиндре панель, покопался и стал ждать чего-то.

Около нас развернулся мерцающий овал темноты.

– Кажется, готово! – сказал Доминик, пожал плечами и улыбнулся. Я улыбнулся в ответ: кем бы он ни был и что бы ни делал, хуже, чем есть, не стало бы. Он оглядел комнату и проговорил: – Нас слишком много! Но я думаю, что следует прихватить и эту парочку. Давайте первой женщину!

Здесь помог я, ведь для четверых мужчин не представляло большого труда впихнуть в черный овал спящую Найлу. Но было страшно. Нелегко наблюдать ее исчезновение дюйм за дюймом, но и чувствовать, как с другой стороны ее подхватили и потянули чьи-то невидимые руки…

С обезьяной было труднее. Нас только четверо, не считая помощи с той стороны…

– Теперь вы! – приказал Доминик-командир.

Мы сделали одолжение: тряпка-Доминик – с удивлением; крысиный Дуглас

– обиженно; Дуглас-Укушенный-Змеей – испуганно… а следом за ним – я.

Горячая темная ночь… Я вышел на неровную деревянную платформу, там меня подхватили за руки двое парней в штатском.

– Пройдемте, пожалуйста! – сказал один на них.

Глядя на расплывшееся пятно, я вышел. И снова появился черный цилиндр. А в следующий момент – и доктор Доминик Де Сота из паравремени Альфа.

– Все получилось! – ликовал он, с наслаждением переглядываясь с «собой». – Добро пожаловать, друзья, в паравремя Альфа! А тебя, Дуг, – он повернулся к перепуганному, – с возвращением домой!

Но Дуглас-Альфа, казалось, совсем не обрадовался этому.

Это было где-то на северо-западе. Глава семьи допил вторую чашку кофе, сладко потянулся и надел кепку с эмблемой Белых Носков. Свободное время он проводил за домашней работой, да и цветы требовали ухода. Как только он вышел во внутренний дворик, то застыл в изумлении. «Марсия! – крикнул он жене. – Иди-ка взгляни! Над нашими ноготками летают колибри! Раньше такого не случалось!» И он посмотрел на ее лицо: когда она пришла, оно было вежливо любопытным, затем возникла улыбка… потом улыбка потухла и появилось иное выражение. Он не понял столь резкой перемены, пока не повернулся и не посмотрел, чем именно питаются колибри…

АВГУСТ, 27, 1983 г. ВРЕМЯ: 00.30 НОЧИ.

МАЙОР ДЕ СОТА, ДОМИНИК Р.

Вы мало что увидите из окна армейского вертолета, но, когда мы пролетали над Капитолием, я обозрел весь Дистрикт. Военного положения почти не ощущалось. Белый Дом и мемориал Линкольна освещались прожекторами, слились в единый поток лучи автомобильных фар в эту знаменитую ночь. Вашингтон… нет! Справа от Потомака на шоссе зажигались редкие прожектора, из разрезных фар военного бронетранспортера исходило такое же тусклое свечение. Я наклонился к дремлющему, как младенец, полковнику и хлопнул его по плечу.

– Если это они, – закричал я ему в ухо, – что подумают русские, если их спутники заметят?

Он выглянул в иллюминатор.

– Да, конечно, это они! – полковник улыбнулся. – Русские решат, что это парад в честь Дня Труда. А вы как считаете?

– День Труда? – поразился я.

Он расстегнул ремень безопасности и подвинулся ко мне.

– Видите мой батальон около Белого Дома? – спросил он.

Я только покачал головой.

– Они поддерживают порядок, – заявил полковник.

– Иисус! День Труда? Но до него еще целых десять дней! Вы думаете, что русские достаточно глупы, чтобы в это поверить?

Полковник пожал плечами.

– Если они такие умные, то это не русские! – отпарировал он и снова застегнул пряжку (сержант-стюардесса, шедшая через проход, нахмурилась).

За небольшим исключением это был тот же самый старый Дистрикт – все дружелюбны, деятельны и счастливы. На всех остальных дорогах было пусто. Даже с воздуха заметно, что эти люди не озабочены никаким вторжением.

А с другой стороны барьера был другой Вашингтон, в котором наши передовые части захватили все мосты через Потомак.

И что делали в эту ночь люди того Вашингтона, я не мог себе представить.

Когда мы приземлились на Болинг и показали пропуска, чиновник предоставил полковнику штабную машину, а мне указал кратчайший путь к Белому Дому. Мы совершили взаимовыгодную сделку. По дороге полковник подпрыгивал от нетерпения и удовольствия. Он уже рассказал мне, что сражался на Западном фронте, а я заметил на его груди ордена Чили и Таиланда.

– Их будет еще больше! – пообещал он. – Не унывайте, майор! Вы еще получите свой серебряный лист, а если во время войны будете отсиживаться в тылу, повышения не дождетесь!

– Разумеется! – согласился я, разглядывая землю Вирджинии.

Полковник говорил верно! Но он не знал одной маленькой детали – генерал Крысья Морда не забыл про меня! Он не стал судить военным трибуналом человека, двумя часами ранее награжденного медалью… он все помнил. Рано или поздно у меня найдется солдат, пивший пиво в офицерском клубе или плюнувший на тротуар… тогда уж генерал не упустит повода впиться своими клыками в мое горло.

Если я, конечно, не заслужу в этой операции других наград. Я человек предусмотрительный, а самое благоразумное сейчас – стать героем. Шанс уже представился.

Мы пересекли мост над Арлингтонским кладбищем с неизменно мерцавшими на склонах холмов огоньками. Дорожное движение было оживленным… но я знал, что на этом самом месте только в другом времени наши группы сражались с противником. И впереди…

– Черт возьми, что это? – спросил я, указывая на вспыхнувший в небе прожектор в миллион свечей.

– Должно быть, наступило время пролета русских спутников! – ответил полковник. – На крыше Белого Дома и командного центра «Шератон» установлены стробы. Если русские что-либо увидят в свою оптику, они посчитают, что это репетиция фейерверка.

Он отправил меня в штаб-квартиру операции, размещавшуюся в отеле «Шератон». Когда я показал пропуск, мне ответили, что парадный вход только для офицеров в чине не ниже полковника; остальные идут через зал для танцев и места парковки. Все было переполнено. На автостоянке находились не обычные машины туристов и лимузины высокопоставленных лиц: здесь стояли танки и бронетранспортеры… несколько машин, вернувшихся с боевых действий. Они были обожжены, орудийные башни искорежены, пушки оплавились и кое-где зияли дыры, отнюдь не от моли. Скрываемая от орбитальных глаз русских техника находилась под брезентом, и вокруг патрулировала вооруженная охрана.

И всего лишь за тонкой самшитовой изгородью беззаботно гудели миллионы людей, протягивались оживленные улицы Дистрикта.

Что бы ни происходило в вестибюле, баре и ресторане отеля, людям моего склада это безразлично. Все было забито солдатами. Я получил знак, крепящийся к мундиру, заменил копию пропуска и был послан в распоряжение Уильяма Мак-Кинли. По пути я проходил зал – там была не свадьба – люди обменивали свою униформу на нашу, в которой их повезут в тюрьмы Мэриленд-Хилл.