Насчёт осьминога – сущая правда, а поскольку природа не балует нас принципиальным разнообразием, то и люди умирают по той же причине – нет интереса к жизни. Пока я не начал писать, мне было плохо. Как только написал несколько рассказиков, сразу стало лучше. Писал – смеялся.

В моих рассказиках основное то, что человек там выживает при любых обстоятельствах. Жажда жизни – вот что мне хочется показать. Мои герои сражаются, ругаются, пьют, любят женщин. Им бывает больно, страшно, но все это разбивается о колоссальное жизнелюбие.

Когда у меня что-то не получается, начинаю себя уговаривать: «Все будет хорошо!» (100 раз), «У тебя все впереди!» (100 раз), «Жизнь только начинается!» (100 раз), «У тебя все получится!» (100 раз). И еще думаю над рассказами, говорю со своими героями и всячески про себя болтаю, играю, на ходу придумываю всякие шутки. Могу перед зеркалом скорчить рожу, а потом заорать: «Молчать! Право на борт! Молчать! Право на борт!»

Очень помогает.

Чего только нет в Интернете! Даже то, что я стрелец, есть. Интересно, а о моих вредных привычках там что-то есть? Нет, наверное. И еще хочется спросить: там сказано, что я люблю женщин, красное вино и плаванье в море?

Переводчика зовут Перри. Он уже 6 лет живет в Москве. Хороший парень с Гавай. Есть такой сборник на английском «Глаз». У него два издателя – русский и американский. В нем печатается все новое и, наверное, интересное. Я не новое, но, наконец, нашли переводчика специфической русской речи. Он переводит наши смешные выражения на смешные американские. Это не буквальный перевод.

Наткнулся в одном месте на то, что все, что я делаю, называют: «Исповедимый путь». Мне это кажется очень претенциозным. Этакая самая истинная истина. Что-то надо и Богу оставить.

Люблю смеяться.

Никто не в претензии?

Читатель, не воспринимай меня слишком всерьез. Я серьезным бываю редко. Потому и всяких там целителей никогда не воспринимал. Они учат людей быть счастливыми, а я и так бываю временами счастлив от ерунды: от того, что солнце светит или костер горит, от вида моря, от неба. Увижу голубые небеса и «Господи! – кричу, – Как хорошо!»

У меня каждый день что-то происходит. Или со мной или вокруг меня. Поэтому я стараюсь к событиям проявлять как можно меньше интереса. В этом случае события, заинтригованные подобным наплевательским к ним отношением, начинают проявлять к тебе все больше внимания, и скоро наступает такой период, когда от них уже нет никакого спасения.

На «Эхо Москвы» запланирован цикл моих рассказов (читаю не я). Проснулся и Питер. РИА-новости, где сидит мой знакомый Игорь П., хочет провести со мной конференцию (я, как оказалось, являюсь частью культурной жизни культурной столицы), на что я согласился, потому что Игорь хороший человек, а жизнь уже вступила в ту фазу, когда не общаешься с кем попало.

Посему жди, столица, что-нибудь из Питера просочится и в Москву.

Это все новости к этому часу.

Сижу один – мои пошли в ресторан, их пригласили – болтаю про себя о моем коте (это мой новый герой)

Довольно милая болтовня.

Фотографии выбирал я. Теперь все знают, как я выгляжу. Что касается философии, то вся жизнь из нее состоит. Человек послан сюда для радости, горести он устраивает себе сам, когда сильно приближает жизнь к себе. Жизнь надо отодвигать. Событие тебя все равно найдет, как бы ты не брыкался. И это я знаю не из книг. Потому что такие книги не читаю. Радоваться жизни можно научиться, достаточно вспомнить детство. Там это все получалось просто так. И жизнь только начиналась, и все было впереди. Жизнь действительно только начинается, и на самом деле все впереди. И работу всегда полезно поменять. На еще более интересную. Работа как любовница, надоела – надо менять.

Звёздной болезнью мне заболеть трудно. Честолюбие мое настолько огромно, что, можно сказать, на этой планете его и нет. Не помещается. Поэтому здесь я обычен, доступен в переписке и вообще. Рестораны не люблю. Не чувствую себя там уютно. Лучше всего чувствую себя со своей рукописью.

«Отодвигать от себя жизнь» для меня – не принимать ее всерьез. Жизнь это игра, чуть сложнее шахмат. Поэтому никакого уныния, паники, депрессии – всего лишь жизнь сделала ловкий ход. Успокоиться, подумать – выход всегда есть. У меня жизнь не всегда праздник (хотя потом кажется, что всегда). Если невмоготу, начинаю себя уговаривать: «Ты умный. Необычайно умный, талантливый, и сейчас ты обязательно что-нибудь придумаешь. Слушай себя – найдется ответ».

И ответ находится.

С женщинами я сходился и расходился легко. Наверное, потому, что всегда было по-честному. И потом, всех своих женщин я очень любил и сейчас многих тепло вспоминаю. Некоторые говорили: «Ты никогда не повзрослеешь», – на что я по молодости сильно обижался. А потом понял, что они правы – никак не удается повзрослеть.

В РИА-новости у меня разговор в четверг. Я наотрез отказался говорить о «Курске». Книга – это одно дело, а трагедия – другое.

И столько всякого народа уже высказалось. Недавно по ТВ видел М. Это контр-адмирал из Техупра СФ в мои годы. Его как-то посадили за воровство, а теперь он тоже рассуждает о «Курске» Не хочу быть в одной стае с такими.

Ах, ах, мы посланы сюда за крупицами счастья. Так сказал кто-то из великих, но я уже не помню кто.

Нас сюда послали, но, я думаю, право выбора всё же было. Например, вам предлагается выбрать между динозавром на Альфа-Центавре и женщиной на земле (причем в прошлый раз вы были мужчиной). Потом вам показывают всю вашу жизнь, все достижения, заслуги и смерть. Вы все это одобряете, и вас посылают рождаться, только предварительно стирают всю память об этом договоре. Основное условие долголетия – умение смеяться при любых обстоятельствах.

Все, что ни делается, делается в рамках программы «Культурная столица». Если я попаду в такую программу, значит с культурой все в порядке.

Мне кажется, что там надо выкинуть следующее. Когда все соберутся, спросить: «Ну что, все собрались на программу «Культурная столица»?» – после чего встать и распахнуть пальто, а под ним ничего не должно быть. Только кожаные плавки, железная цепь на шее, высокие сапоги и грудь в наколках. Вот они обомлеют.

И почему некоторые не хотят жить 100 лет? Весело же на самом-то деле. Эта планета веселая. Я б тут и на 300 задержался.

Беседу со мной не увидеть – не было ТВ. Журналистов было немного, но и этого хватило. Разговор шел о книгах, но и о «Курске», конечно, спросили. Я сказал, что у меня есть, конечно, версия, и она должна примирить всех: прилетели два метеорита, и с интервалом в 2 минуты забодали лодку.

Сейчас все говорят о столкновении, но это туфта. Только сейчас показали съемку пробоины. А почему ее не показали сразу? А потому что ее готовили к версии «столкновения».

Да, люди были живы. И не часы, а сутки. Может, двое-трое. Если он писал записку, значит, рассчитывал прожить несколько суток. И прожил. Уверен. В корме погибли не от недостатка кислорода, его хватало, а от поступающей воды и переохлаждения. Тоже уверен.

Они негодяи. Негодяи по должности, обстоятельствам, необходимости. Не думаю, что по вдохновению. Эти негодяи будут оправдываться потом всю жизнь. Они сами не верят в то, что они негодяи, им все хочется, чтоб негодяем был кто-то другой. Американцы, например. Увидим, виновными в трагедии выставят именно их.

Шутить не получается, но надо. Улыбнись, Саня, хотя бы своему отражению в зеркале. Всё-таки там ты видишь близкого, дорогого, родного человека. Это приятно.

Жизнь продолжается несмотря на то, что все себя чувствовали очень плохо. Сейчас это уже история. История армии, страны и Бог его знает кого. Нельзя все время об этом думать. Надо устраивать себе какие-то глупости – мороженого объесться, например. Устройте себе какую-нибудь глупость.

Я уже устроил. Выпил бутылку вина. Не скажу, что было весело, зато тепло.

Спасибо! Меня только что назвали «Сашенькой». Всегда приятно им быть. Хотя я не очень праздную свой день рожденья, но приятно. Все протекает почти без меня – собираются, едят, пьют вино. Я в этом благородном деле все-таки больше статист, чем главное действующее лицо. Через два тоста все уже заняты друг другом, а я сижу и смотрю, как они болтают. Словом, я объединяю людей. И повод приятный.

Нельзя же Покровского воспринимать буквально. Покровский это такая вольная птица (и всегда такой был), а тут еще на него известность навалилась, и он вообще стал гуру. Когда хочет, тогда поет. Половина из того, что он поет – враньё, но ловкое. Обращаюсь к девушкам. Девушки, вы любите целоваться? Да? Как это интересно… (Видите, что у гуру в голове? Чёрти что. Да он вообще ничего не слышит!)

Сегодня у торговцев моими книгами спрашивали, что я думаю про «Курск» и могли бы те 23 человека, что остались в корме, спастись. В принципе…

Где ты, читатель? Я тебе сейчас объясняю. Вот смотри: ты, к примеру, командир 6-го отсека, только закончилась тревога, дали отбой и объявили боевую готовность-2 и обед. Центральный пост все еще сидит по тревоге, потому что лодка болтается наверху на сеансе связи (выдвижные подняты). И тут удар, ты хватаешься руками за трубопроводы, летишь вперед, а потом лодка проваливается, палуба исчезает из-под ног, гаснет свет. Включается аварийное освещение, но это на две минуты, еще один удар, опять летишь, за тобой все падает, валится. Приходишь в себя – темно. Справа должен быть аварийный фонарь, находишь его – горит. С фонарем в руках лезешь в соседний отсек – для этого теперь нужно лезть вверх, он вверху. За тобой молча карабкаются несколько человек. Они идут за тобой, как в бреду. Наверное, потому что у тебя в руках свет. Они стекаются на свет, как насекомые. Ты говоришь, чтоб задраили дверь.

Больше в свой отсек ты не попадешь. Вокруг тебя люди, ты их чувствуешь. Объявляешь перекличку. Они называют фамилии – мичманы, матросы, два офицера. Ты самый старший. Их 23 человека. Вы находите еще фонарь. Теперь можно обследовать другие отсеки. Трое берут фонарь и идут в корму. Почему-то все, не сговариваясь, идут в корму. Хотя ты не сказал, куда им идти. Ты понимаешь: они боятся идти в нос. Ты и сам туда не хочешь идти. Они скоро возвращаются, а лодка тем временем выравнивается. В носу тишина. По глубиномерам 80 метров. Глубина не меняется. Кто-то крикнул, что просачивается вода. Все идут на крик. Забыли обжать переборочную дверь в нос. Ты ее обжимаешь. Но вода где-то еще шипит. Посылаешь мичмана с фонарем. Он приходит через пять минут. По всему периметру носовой переборки мелкие течи. Значит, в носу вода. В корме пока воды нет, если не считать небольшие протечки. Струйных поступлений воды нет. Ясно – носа нет. Можно задраиться в 8 отсеке, послать 2-х человек в 9-й – может, им удастся всплыть в пузыре через люк 9-го. Остальным задание: все фонари из 6, 7, 8, 9 отсеков. Найти всю регенерацию, аварийные бачки, посмотреть пресную воду в питательной цистерне. Все снести в 8-ой. Через двадцать минут у тебя 6 исправных фонарей, несколько банок сухарей, 4 аварийных бачка, водолазное белье, 52 банки регенерации. Каждая банка – 64 человеко-часа. Один человек может дышать кислородом из нее в течение 64 часов. Питьевая вода есть, воздух высокого давления есть. Можно задраивать дверь. Тем более что два человека, посланные в 9-й, вернулись ни с чем. Люк заклинило. Самим не выйти. Глубина 80 метров. Глубиномеры у крейсерской ватерлинии – значит глубина 100 метров. Вы на грунте. Задраиться в 8-м. Воздухом высокого давления уравновесить давление за бортом, тогда вода не будет поступать в отсек. Всем надеть водолазное белье (лучше по два комплекта), скоро будет холодно. Регенерацию снарядить, фонари экономить. Поставить одного человека у отливного кингстона помпы, чтоб бил по нему SOS. Всем раздать по сухарю. Все сухари сосчитать и разделить так, чтоб хватило на 10 дней. 10 дней можно жить…

Наверное, у них что-то было не так. Может быть, не было воздуха высокого давления. Без него не выжать воду. Она заполнит отсеки, а в ней долго не посидишь – переохлаждение. Вот и вся картина. Могли ли они высидеть в закрытом отсеке? Могли.

Вчера говорил с одним из авторов версии стрельбы по «Курску» торпедами с американской лодки. Автор ее не Доценко, как я считал раньше. (Кстати, Доценко не замполит, как я считал ранее (извиняюсь за эти мысли), хотя и профессор истории в ВМА. Он командир СКРа. Кличка «Шакал»).

Вот его версия:

«Курск» находился в районе торпедных стрельб. Стрелял торпедой «Шквал» (200 узлов) на мелководье (поэтому глубина 100 метров; стреляют на мелководье затем, чтоб потом легко найти дорогую торпеду). За стрельбой наблюдали два наших корабля (корабль-мишень и обеспечивающий) и две американские лодки (факт установленный, одна из них после взрыва потеряла буй. Его выловили, но не показывают). Одна лодка (потерявшая буй и стрелявшая) подобралась слишком близко. При выходе торпеды «Шквал» командир ее решил, что торпеду выпустили по нему («Шквал» движется так здорово, что всем в округе кажется, что сейчас его поразят, 200 узлов), и он выпустил торпеду (первый взрыв), затем еще 4 торпеды. Все попали. Потом 5 дней нам показывали одну и ту же картинку, как они не могут состыковаться с корпусом «Курска» из-за плохой видимости, а на самом деле акванавты (самые секретные наши водоплавающие) обследовали его и нашли доказательства стрельбы торпедами. Есть еще одно отверстие в «Курске», которое нам не показывают – оно круглое, края оплавлены, и оно сбоку (утечка информации от акванавтов). После первого взрыва «Курск», получив пробоину, начал заваливаться на бок, его пытались продуть, но безуспешно, и тут он получает еще торпеды (теперь уже они вошли сверху, потому что он был на боку). Он так и лежит – на боку. Американцы тоже получили повреждение (слишком близко подобрались). Некоторое время они висели без хода, потом ушли. Путину трижды звонил Клинтон. В Москву срочно вылетел директор ЦРУ. Нам скостили долг 10 млрд. долларов. Свернули программу ПРО. Мы в ответ на это должны молчать. Такой уговор. Этим и объясняется то, что наши все время что-то мямлят по ТВ. Норвежцев в нос не пустили. Как только увидят, станет ясно. Все дырки преобразили. Теперь никаких следов торпеды.

В мирное время по нам американцы стреляли. На Тофе. Наша лодка погибла. Сведения просочились в прессу, и американский командир покончил собой. (Того адмирала, что говорил о взрыве торпеды и детонировании боезапаса, я нашел. Он по-прежнему в этом убежден, но в Ломоносове испытывали взрывчатое вещество торпед на подобную детонацию – результаты отрицательные. То, что торпеды, о которых он говорит, находились на борту, ничем не подтверждено).

В Ведяево в первые часы трагедии говорили: по нам стреляли американцы.

Теперь все молчат. Запретили. И отремонтировали им поселок.

Американцы о трагедии будут молчать. Они, кстати, не так быстро стали возмущаться, как англичане, когда их обвинили.

Вот такая версия.

Есть еще версия.

Вот она:

«По нему стрелял «Петр Великий». Ракето-торпедами. На учениях испытывать новую технику строго запрещено. Но когда хочется сэкономить, то можно. Испытывали эту великолепную технику. Стреляли боевыми. Ракета попадает в воду, раскрывает жало и выпускает умную торпеду, которая ищет подводные лодки. Им с «Курском» выпало быть в одном районе. Стрельба была организована гражданскими специалистами. Стреляли-стреляли, и вдруг из воды вырывается взрыв, чуть-чуть напоминающий ядерный, а потом еще один. Все охуели. Первое что сорвалось: «Пизданули кого-то». Думали, американца – он шлялся тут же. Это он потом получил повреждения и потерял буй. Это на него очень хотели списать торпедную атаку. «Петруша» немедленно рванул из района. Ничего не придумали лучше, как удрать. Когда уходили, через какое-то время поймали радио: «Лодка не выходит на связь», и указан район их стрельб. Тогда и поняли, кого угробили. Повернули и пошли искать, готовясь к тюрьме. Нашел «Курск», естественно, «Петр Великий». Их курсы пересекались. Четверо суток болтались просто так. Пришли в Североморск, скупили всю водку в городе. Гражданские стрельцы тоже пили спирт. Он их не брал. Потом оказалось, что виноватых не ищут. Приказано отрабатывать версию «столкновение с врагами». Адмиралы прикрывали свои задницы. О людях никто не думал. Свидетели не нужны. Они трое суток были живы, согласно записке покойного командира турбинной группы. Сначала она написана ровным подчерком. Там стоит дата: 12-е число. Официально об аварии объявили 14-го. Потом у них сели батареи в фонаре (фонарь они нашли). Воздух в отсек они тоже дали. Последняя дата в записке – 15 число. Приказано говорить, что они умерли через 2 часа после аварии».

Плевал я на неприятности. Я всегда на них плевал. Имя дороже. «Курск» нам ещё даст. Вот увидите. Офицерство очень плохо настроено. Раздражают высшие чины. Воры и негодяи…

Интересно, что «Курск» всколыхнул общество. Буквально через несколько дней самолет с военными недалеко от Поти разбился – 87 трупов – никто не отреагировал. А тут все переживают. Омоновцы в Чечне гибнут – слабые попытки посочувствовать. Молодежь в Чечне гибнет пачками – горе только матерей.

А «Курск» грохнулся – национальный траур.

Адмирал М. требует от членов комиссии полной секретности и врет прессе. Его у нас называют «сукой». Кто-то сказал: «С такой фамилией, как у него, порядочные люди – большая редкость…»

Набрел на книгу Тома Кленси с его «Октябрем». Может, сюжет и достаточно интересный, но мне читать мешают детали. Такие как «пять свитеров, надетые друг на друга – обычная одежда для этих мест». И в прямой речи море пафоса…

Подводники с пафосом не говорят. И вообще, люди, переживающие пафос, с пафосом не говорят. Это глупость…

Представил себе «Курск» и то, как люди бегут, и воду, падающую сверху не струей, а таким кубом многотонным, который размазывает по палубе, и срывающиеся приборы, и тела, и вспыхивающие щиты, и темноту, и вот я уже иду по корме, много раненных, ушибленных, растерянных людей. Офицеров-то всего трое, остальные по душевной крепости не в счет. Их просто за руки можно распихивать – не соображают. Они придут в себя, но не сейчас. Пытались собрать фонари, пищу, свитера. Вода…

После трагедии столько человек захотело служить, что просто удивительно. Правда, говорил с преподавателями училища. На 100 человек курсантов – 2 гения, остальные, как бы это помягче, идиоты. Я раньше думал, что все люди примерно такие же, как я. Оказалось, нет. Меня это расстроило.

Интересное дело: наши подводники умнее и изворотливее всех остальных. Наши адмиралы подлее и изворотливее. Когда ум перетекает в подлость, с майора что ли?..

В Питере проходила конференция о русском языке. Парочка академиков встала на защиту великого и могучего. Они против вывесок, рекламы, телевидения и мата. Трогательное сочетание. Против них – Гранин и я. Гранин официально, а я для официального еще не дорос. Гранин говорил о том, что культуру нельзя насадить, а я говорил, что язык тоже живое существо, чуждое чиновничьей селекции.

Эмма Григорьевна Герштейн, 97 лет, заметила, когда я поздравлял ее с текущей датой: «Волошин (руководитель кремлевской администрацией) – Кощей Бессмертный». – «Эмма Григорьевна, с чего вы взяли?» – «А вы видели его лицо?»

А Путина она называет «Укороченным» – говорит, что раньше он был Лилипутиным.

Бабушка интересуется политикой и потрясающая актерка. На заре перестройки она продала свою квартиру за заботу. Заключила договор с фирмой. Та должна была ей пожизненно платить 1000 рублей, а она после смерти отдавала им свое жилье.

Она приняла их в постели, обложившись пузырьками. В комнате пахло ладаном. Через пять лет они перестали платить, и она через адвоката расторгла договор. Сейчас заключила с другими людьми, которые прекрасно осведомлены обо всех ее фокусах, но деньги платят, потому что очень любят ее.

Страна сошла с ума, сочиняет гимны на музыку «Союз нерушимый».

Я тоже придумал, но только первый куплет и половину припева.

Вот он:

Припев:

Вот и Сочельник. Сегодня в Питере снег. Читатель, ты любишь снег? Я люблю солнце, море и жару, а всю жизнь живу среди дождей, снега, мороза и слякоти.

Из всего зимнего-снежного люблю шляться в пургу. Крутит, лезет в глаза, но тепло, хорошо, ни одного человека.

Но море и жара – это для меня. В 14 лет летом жил на острове Жилом. Это на Каспии. По 12 часов в воде. Купались, ловили кефаль. Она подходила к самому берегу за рачками. Сильная рыба. Если не выбросишь сразу на песок, оборвет себе губу и уйдет.

Нам тогда очень хотелось есть. Ловили на себя креветок. Они водились под заброшенными причалами, на скалах. Встанешь, и она к тебе подходит и начинает пощипывать за ноги: проверяет, можно ли тебя есть. А ты ее в это время ловишь рукой. Ели сырую, и все равно не наедались. Теперь, когда говорю, что могу плыть полдня, никто не верит.

В Москве меня затащили в Останкино на съемки программы «Забытый полк». Ее делает полковник Женя Кириченко, и передача грустная. Армия не меняется. Кирзовые сапоги, портянки, ватники, дохлые призывники. И это на все времена.

Был сюжет о героях-панфиловцах. Их под Москвой стояло 13 тысяч человек. В том бою полегло 11 тысяч, а миф говорит о 28 героях, остановивших танки. Была продемонстрирована бутылка с зажигательной смесью. Согласно памятке, ее надо было бросать, подпустив танк на 5-6 шагов. На роту шло в среднем 50-70 танков, и всех надо было подпускать на 5-6 шагов. В основном их остановили этими бутылками, потому что остальное оружие… 3-4 противотанковых ружья на роту.

Наверное, еще были орудия, но про них никто не говорил. Там в листовках было написано: «Будь героем!»

А фразу «Велика Россия, а отступать некуда» придумал журналист.

С его же помощью 11 тысяч человек превратились в 28.

28 каких-то скелетов похоронили, остальные на поле лежат.

И разговор шел о том, надо их теперь собирать или не надо.

Вот такая страна.

А потом показывали сюжет о том, как наших миротворцев продали в Сьерра-Леоне, и они там 6 месяцев денег не получают. Вернее, ООН заплатила нашему правительству (Касьянов его фамилия), а он деньги отдавать не торопится. А еще эти 115 летчиков летели туда 15 часов на скотовозе, где туалеты не предусмотрены, и они во время перелета ссали в бутылки. ООН за перевозку заплатила отдельно то ли 300 тыс. долл., то ли 900, но их повезли как подешевле. И апеллировать не к кому.

Государства не существует. Есть отдельные его органы. Одни из них договорились о продаже летчиков, другие деньги получили, третьи их поделили, четвертые поставили товар.

И вдруг товар заговорил.

Хочет чего-то, и все это раздражает.

Хоть бы все это, вместе с гимном, осталось в ушедшем году.

А в России я бы воздвиг памятник российскому государству: вокруг многоглазого, многорукого африканского божка на постаменте фигурки-аллегории – МВД, КГБ, Минпечати, МО, МИДа, МинЭко и т. д.

А то ведь когда надо, государства не найти.

Есть только отдельные его части-органы, печень, например, или хуй… вместе они не складываются.

Все существуют сами по себе.

Например, два органа – горло и хребет – решили продать на вывоз третий – печень. Но не всю, а часть.

Так Министерство Обороны, с подачи МИДа и Правительства, продает своих миротворцев.

Где-то у меня завалялось слово «блядь»…

Представь себе: президентский кортеж проносится по Рублевскому шоссе. Вокруг лето и птички и вдруг… туман, и это уже не Рублевское, а какое-нибудь Смоленское шоссе, и даже не шоссе, а… черти что… и не лето, а зима, пурга-метель, и едут они по этой дороге, а навстречу им мужики с косами и вилами и в одеждах 1812 года…

Временной парадокс, дыра… но делать нечего, и вот они вылезают из своих роскошных мерседесов и вместе с крестьянами гонят Наполеона по разоренной Смоленщине…

Очень патриотично.

А по телеку так активно пропагандируют частную собственность на землю, что я уже чувствую, что нас где-то опять накололи.

Привет! Два великих народа: наш и ваш, наконец, решили помириться. Для нас это удача. Что сказали твои родственники насчет твоей книги? Что вообще сказали американцы? Отметили ли они твою оригинальность – взял и издал книгу в России на английском? Наши-то оценили, а ваши? Что ты там вообще делаешь? Моя Ната как узнала, что ты уехал на 9 месяцев, так и воскликнула: «Где они там будут работать?» – а потом: «Где мой черный жемчуг за 15 долларов?» Мое кино отложили до весны. Деньги, видно, уже съели, а отчет по ним пока не требуют. Москвичи хотят из меня делать театр – пока не знаю что это такое. У меня идея: посылай мне маленькие репортажи с Гавай. О чём угодно: о местной кухне, о вулканах, о море, о своих родственниках, о папе, о Перл-Харбор и его истории, о цветах, птицах, рыбах, жуках, пауках, о росе, о дожде. Поверь – все интересно. Думаю, что денег это не принесет никаких, но ты будешь тренироваться, во-первых, в русском (конечно, рядом твоя Наташа, но это другого рода тренировка), во-вторых, это послужит пищей для твоего нового романа: вдруг ты напишешь роман в письмах? Вроде игра, а вроде дело серьезное. Серьезное только так и можно делать – играючи. А то мне вдруг показалось, что у тебя «стоп» в литературе. Не ленись, ты должен быть великим гавайским, американским и английским (Ната подсказывает – и русским) писателем.

Немедленно расскажи мне о ваших облаках. Они тоже образуются из воды? Вода сначала испаряется, поднимается, клубится и перемещается? Есть ли то, что называется гавайскими облаками (есть же гавайские танцы и гавайские гитары, значит, есть и гавайские облака)? Ты должен их подробно описать, чтоб я увидел: вот они клубятся, а вот уже наползают, а вот и ветер, потом ураган, смерч – и крыши полетели. Ну?

Расскажи мне об ананасах. Там у вас, говорят, ананасовый рай. Они вдоль дороги растут. Что вы с ними делаете? Вы их варите, жарите, едите сырыми, намазываете на лицо в качестве питательной маски, надеваете на голову на карнавалах, пуляете ими в прохожих, деретесь ананасами, делаете из них сок, вино, особый спиртовой напиток, водку, связываете несколько штук вместе, чтоб плавать на большие расстояния? Хорошо бы несколько смешных историй, связанных с этим продуктом гавайской цивилизации. Начинай. Увидишь, будет весело. О твоих Гавайях сами гавайцы узнают из твоих репортажей много интересного. Основное условие: должно быть весело.

Стоп! Кому нужна скучная правда об ананасах? Выдумай! Напиши так: «Саша! Ананасы (специально для русских пишется с одной буквой «с») – основной продукт питания на Гавайях. Тут все едят ананасы. Ты прав, на карнавалах из них делают шляпы. По-гавайски они называются «хухейяхой». И еще делают страшные маски, как на празднике всех святых в других местах из тыквы, для чего ананас сначала выдалбливается изнутри, и выдолбленная часть съедается под заунывное ритуальное пение местного шамана (на Гавайях есть шаманы, их еще называют – колдуны), высушивается на полуденном солнце, а потом в ней делаются прорези и внутри зажигается свечка. Затем старший шаман (есть еще и младший) долго ходит босиком по пляжу, пережевывая особую жвачку – шуку – и поплевывая в разные стороны. Потом он берет в руки этот ананас с горящей свечкой и обходит все хижины в округе. Горе той хижине, перед которой свечка погаснет – в ней обитают недобрые духи. На Гавайях много различных духов: это верховный дух – Мамана – он гермафродит, и вспомогательный дух – Папана…»

Вот что надо. Опубликуй нашу переписку в местной Гавайской Таймс – клянусь тебе, все будут читать. Только побольше вранья о самих гавайцах. Правда никому не нужна.

Давай, жду. И хватит лежать вверх пузом.

В твоем «Короче, пиши мне, не пропадай!» – видна вся твоя замшелая американская сущность. То есть то, что сам американец может отлететь на Гавайи и там в тоске греть пузо на пляже и полгода молчать – это норма. Но стоит только ему, в связи с некоторым похолоданием, начать соображать, как он уже поучает: «ты… эта… того… не пропадай!» Блин! А я чем занимался? Я тут по улицам бегал и у всех спрашивал: «Не видели? А? Дама? Не пробегал здесь такой чумазенький американский классик?»

Тут мне хочется сказать наше универсальное слово: «Блядь!» Вы там на своих Гавайях совершенно оторвались и разложились. Чем вы там все это время занимались?! Я тут за тебя изобретал массу гавайских обычаев и обрядов, а вы там и в ус не дули. (Интересно, есть ли американский аналог этому нашему выражению?)