Отряд коррекции реальности - Они сражались за реальности

      Черные муравьи упрямо копошились на деревянном обрешетнике палубы, надувая лодки иногда по грудь в воде. Матросы в очередной раз показали свой многолетний боевой опыт, опыт людей, привыкших преодолевать любые преграды, встающие на пути. Этому их учили на флоте: не обращать внимания на личное – боль, страх, смерть…
      Капитан-лейтенант затянул под подбородком жесткий ремешок армейской каски. Под стальной шлем он предусмотрительно подложил пилотку. Необмятые амортизационные ремни неприятно врезались в голову. Сквозь обшивку корпуса стало слышно невооруженным ухом, как клокотала за бортом вода, словно подлодка попала в кипящий котел. Изредка снаружи что-то царапало днище. Скрежещущие звуки разносились по затихшим отсекам. Экипаж понимал: одна ошибка капитана – и подводный корабль станет огромным стальным гробом.
      Отто по скобам взобрался на мостик рубки. Перед этим он дважды повторил приказ: «Ни в коем случае не будить командующего военно-морскими силами. Поставить у двери каюты Батыра кока наготове, с полной кружкой и легкой закуской. Очень легкой, чтобы сразу с ног валило!»
      Капитан-лейтенант не стал брать автомат, ограничившись кобурой с пистолетом. Командир должен руководить боем, а не стрелять. Подлодка яростно пенила кильватерный след и резала волны. Пальцы Отто лежали на холодном мокром железе комингса – крае люка. Под ладонью он чувствовал равномерную дрожь, передаваемую двигателями всему корпусу подлодки. Дрожь от пальцев перекинулась телу, подбираясь к сердцу. Но это был не страх. Это было волнение и беспокойство: как лучше выполнить то, что доверено?
      – Ну, как там у вас? – крикнул Отто матросам сверху, с сухого пятачка.
      – Порядок… почти все готово… еще одну минутку, герр капитан,– отплевывался с палубы боцман.
      – Шевелитесь быстрее, вареные медузы! Копошитесь, как полудохлые крабы!
      Боцман никогда не признавал подобных выражений. Он был мрачным практиком и питал слабость к более соленым словечкам. Старый моряк проревел несколько крепких фраз, переведя пожелание капитана на более понятный морякам язык. Чтобы понять силу настоящего моряцкого сленга и его шокирующую прелесть, нужно быть настоящим боцманом.
      Матросы засновали по палубе с удвоенной скоростью. Отто всматривался в берег. Среди песчаных дюн показался островерхий конек крыши «Избушки рыбака» с двумя дверьми. Нехорошая улыбочка искривила губы капитана. Он знал, что за бревенчатыми стенами скрывается замаскированный под избушку дот. Единственная долговременная огневая точка с двумя пулеметными амбразурами, притаившимися за дверьми,– ключевое место обороны защитников побережья. Охрипшим голосом он передал по переговорной трубе в центральный пост новый пеленг. Подлодка рыскнула носом на новый курс. Теперь будущее место высадки десанта надежно закрывали высокие дюны, вздымавшиеся между лодкой и дотом. Последний рывок на финишной прямой. Впереди – славный приз. Готовься, сонный городишко!
      Подлодка шла уверенно, с каждым мигом приближаясь к берегу. Штурман отметил жирным красным крестом место высадки. Сбавлен ход до малого. Стоп, машина! Лодка остановилась, проплыв по инерции с десяток метров.
      На трапе показались ноги капитана. Он поправил сползшую на глаза каску, к которой еще не успел привыкнуть, и скомандовал:
      – Готовность «ноль»! Десант на палубу! Приготовиться к высадке!
      Вахтенный продублировал приказ по внутренней сети. Во всех отсеках из динамиков проскрежетали слова команды. Притихшие отсеки ожили.
      Из узкого коридора послышался громкий лязг металла. В проеме люка показался Кузнецов со шмайссером в руке и подсумком с магазинами к автомату на боку. Следом за ним в центральный отсек бочком пролезли богатыри, звеня доспехами и оружием. Ермак осторожно держал на отлете алебарду, стараясь никого не поранить лезвием, наточенным до остроты бритвы. Сзади толпились матросы с автоматами и в касках. Концы стволов заканчивались прикрученными к ним короткими толстыми цилиндрами, похожими на приборы бесшумно-беспламенной стрельбы. В тесных коридорах пару раз случился затор. Дизелисты, электрики и торпедисты, включенные в состав десанта и не успевшие привыкнуть к сухопутному оружию, умудрялись цепляться за все, что попало, в том числе и друг за друга. Окрики и команды быстро ликвидировали толчею в проходе. Экипаж «U-1277» был сплаванным, испытанным в штормах, но еще ни разу не принимал участия в сухопутной операции. Человеческий ручеек потек дальше, плавно перетекая на палубу. Вместе с моряками в десант вошли и офицеры-подводники.
      Почти все члены экипажа входили в штурмовую группу. Богатыри могли справиться и собственными силами, но ставки были слишком высоки. Командир не мог рисковать. В состав десанта включили всех членов экипажа субмарины, свободных от вахты. Победу решили вырвать любой ценой.
      – Был у нас в Сибири случай: маленький островок ночью за берег приняли. Высадились, пошли, а дальше – вода. Навтыкали тому, кто ладьей правил,– порадовал воспоминаниями Ермак.
      – Да ладно! – ухмыльнулся Добрыня.– Все равно, лучше на берегу. Как ни крути, землица. Глядишь, куда надо дойдем.
      Муромец покосился на алебарду Ермака.
      – Не лень было точить?
      – Привычка,– коротко ответил Ерофей.
      – Все готовы? – для проформы уточнил Кузнецов. Он командовал десантом.
      – Всегда готовы! – ответил за всех Алеша Попович и шутливо отсалютовал рукой в булатной перчатке, попутно своротив мерно жужжавший гирокомпас.
      Капитан-лейтенант скривился, как от зубной боли. Он отметил про себя, что его корабль «ослеп», но вслух ничего не стал говорить. На место они приплыли. А потом… потом можно будет попытаться починить хрупкий навигационный прибор. Если выполнят боевое задание.
      Плавать без гирокомпаса – все равно, что канатоходцу с завязанными глазами идти по канату без страховки. Неразумно, и нет даже призрачной надежды на благоприятный исход. Не мог молодой богатырь раньше раскурочить прибор?! Тогда подводники имели бы законное право не выходить в боевой поход. Все у них происходит не вовремя…
      Матросы спускали штормботы на воду. Лодка подработала винтами. Теперь стальная туша прикрывала резиновые лодки своим корпусом от волн, набегавших со стороны океана.
      По веревочному трапу десантники спускались вниз, в маленькие суденышки, казавшиеся на фоне громадной «U-1277» еще меньше.
      «Зря мы сюда заявились,– подумал Отто, вспомнив Ермака, ковырявшего алебардой пол отсека. Он подозрительно разглядывал безлюдный берег, раскинувшийся перед ним.– Чужие мы здесь».
      Десантники погрузились в штормботы. Пора! От субмарины отвалили резиновые скорлупки, вздрагивая на гребешках волн. Гребцы ударили веслами, и лодки устремились к ослепительно-белому песчаному пляжу. Весла синхронно пенили воду. Загребные выкрикивали счет, задавая ритм. Матросы с напряженными лицами мерно сгибались и разгибались.
      Лодки удалялись от субмарины, приближаясь к берегу. В первых лучах рассветного солнца сверкали доспехи богатырей, черным глянцем блестели автоматы, качались в такт каски с эмблемой немецких крингсмарин на правой стороне: морской конек с кинжалом, зажатым свернутым в кольцо кончиком хвоста.
      Как бы ни были хороши три богатыря, совершенными боевыми машинами они станут только после того, как выберутся на сушу и ощутят под ногами твердую почву. До этого момента витязи всего лишь люди, заключенные в груду железа с отрицательной плавучестью. Их боевые возможности напрямую зависят от того, насколько быстро они покинут палубу подлодки и окажутся на земле.
      Мореходность трех штормботов, в каждом из которых сидело по богатырю, оказалась значительно хуже тех, в которых сидели обыкновенные десантники без доспехов. Тяжело осевшие на воде лодки грозили зачерпнуть бортами воду.
      К берегу двигалось шесть лодок с бойцами штурмового отряда. Первая волна десанта почти достигла берега. «Плавучие чемоданы» с дружинниками заметно отставали. Матросы, выбиваясь из сил, налегали на весла. Еще надо было вернуться за оставшимися на палубе. Богатырей можно было высадить и во второй группе, но «перестановка слагаемых» могла серьезно повлиять на сумму.
      В сложившейся ситуации задача состояла в том, чтобы подойти к самому берегу, уловить момент, когда штормботы уткнутся в грунт, и этим облегчить всем высадку. В этом месте к побережью подходили впервые, глубина была неизвестна. Расчет был на удачу. Хотелось, чтобы десантники не оказались даже по пояс в воде и по возможности сухими выбрались на берег. Идеальным мог быть случай, когда они с носа лодок выберутся на берег. Подход к самой кромке прибоя грозил риском пропороть резиновое днище и борта о камни, поросшие ракушками, и острые веточки кораллов.
      Раздалась команда офицера: «Десант на берег!» Кто-то прыгнул – глухо плюхнула вода. Лодки с каждой секундой пустели. Было слышно, как тихо ругается Ермак, пытаясь отделить от голенища сапога маленького осьминога. Головоногий молниеносно менял окраску тела, но отцеплять щупальца не спешил. Победил человек. Сброшенный в воду осьминожка быстро погрузился, оставив после себя расплывающееся чернильное пятно.
      К огорчению капитана, идеальной высадки не получилась, но все равно к пляжу удалось подойти так, что десантники только набрали воды в сапоги и ботинки.
      Солнце вставало из океана за подлодкой. Отто удовлетворенно отметил: светить оно будет в глаза обороняющимся. Если, конечно, кто-то сможет оказать им сопротивление. Звезда по имени Солнце сегодня была у них в союзниках.
      По корпусу подлодки пробежала широкая тень. «Ну и птички здесь водятся!» – удивленно подумал Отто и, подняв вверх голову, остолбенел. Высоко в небе парил дельтаплан, раскрашенный в триколор: синий, белый, красный. По бокам сверкали двуглавые орлы, вышитые золотой нитью на дешевой парусине. Ткань была натянута на хлипкий самодельный каркас из бамбука. Под куцыми крылышками, в подвеске ремней и веревок смешно болтался человек в синем мундире с тоненькой ниточкой витого аксельбанта. На груди воздухоплавателя, парившего в вышине, блеснул искоркой четырехлучевой Георгиевский крест. Штабс-капитан Нестеров справедливо считал, что можно летать и на воротах от дома, если потоки воздуха обладают достаточной мощностью и к створкам приделаны рули.
      Фигурка судорожно дергалась из стороны в сторону, пытаясь развернуть дельтаплан в обратную сторону. Первый заход на подлодку не получился.
      Капитан-лейтенант злорадно оскалился. Но радовался он, как оказалось, рано. Бесшабашному летуну удалось справиться с хлипкой конструкцией из палочек и лоскутов. Трехцветный треугольник медленно, по крутой дуге развернулся, опираясь крыльями на поднимающийся от океана тугой, спрессованный воздух. Он нацелился на субмарину и начал рывками снижаться. Да, это вам не аэроплан или истребитель, где управление не зависит от прихотей воздушных потоков.
      Это был второй вылет Нестерова на самоделке. До этого он примечал, где летал одинокий альбатрос. В первом взлете, там, где линия полета дельтаплана точно совпадала с линией полета птицы, он набирал высоту. Сейчас ас потерял воздушную дорогу буревестника, и машина сразу же стала плохо слушаться управления. Планер неудержимо затягивало в спираль штопора. Он судорожно дергался, скрипел, как будто хотел развалиться на части.
      Вендт не отрываясь смотрел на неумолимо приближающееся воздушное чудо, одновременно вытаскивая из кобуры пистолет. Вот досада: он забыл прикрутить на ствол парабеллума специальную насадку. Стрелять по воздушной цели было нельзя. Капитан погрозил покорителю неба кулаком с зажатым в нем пистолетом.
      – И вам доброго утра, Отто Фридрихович! – донеслось в ответ с небес. Нестерову сверху показалось, что маленькая фигурка моряка приветливо машет ему рукой. Интеллигентного офицера с любой высоты видно.
      Штабс-капитан выровнял маленький дельтаплан, больше похожий на большого воздушного змея. Он заходил на второй боевой заход. Подводная лодка была как на ладони. Промахнуться нельзя было никак. Нырнет в глубину, затеряется в океане – попробуй ее потом найди. Второго шанса не представится. «Надо было начинать разворот раньше и взять больше угол упреждения,– огорченно подумал Нестеров.– Кто же знал, что ветер будет попутно-боковым?»
      Летчик судорожно дергал на себя тугую ручку бомбосбрасывателя. Рычаг наконец поддался. Человек в очередной раз одержал верх над техникой. Планер дернулся, освободившись от лишнего веса, и рванул вверх, поближе к облакам. Авиабомба, закрепленная под телом летчика, вырвалась из объятий скоб держателей и ринулась вниз. Она падала точно в цель, на субмарину.
      Ветер громко засвистел оперением стабилизатора, радуясь новой игрушке. Но тут подвела подъемная тяга. Дельтаплан клюнул носом и, сорвавшись в штопор, понесся вниз, догонять подружку. Летчик отчаянно пытался выровнять полет хрупкого воздушного судна, но нисходящий воздушный поток пересилил потуги отважного летуна. Всему рано или поздно приходит конец. Пришел он и полету человека, возжелавшему летать, аки птица. Неуправляемая конструкция камнем рухнула в волны недалеко от субмарины.
      До этого момента капитан лодки, замерев от ужаса и невозможности повлиять на ход событий, наблюдал, как от дельтаплана отделилась темная точка и стала стремительно приближаться, увеличиваясь в размерах. Она падала точно на голову офицеру. Смерть летела, развернувшись головкой с взрывателем вниз. Нарастающий свист перерастал в вой, памятный моряку со времен бомбардировок Гамбурга. Такое не скоро забудешь. Отто обреченно зажмурился. Приплыли!
      Гулкий удар исполинского молота по корпусу сотряс субмарину от носа до кормы. Палуба завибрировала, отозвавшись глухим стоном на удар, нанесенный из поднебесья с нечеловеческой точностью. И тишина. Больше ничего не происходило. Только волны хлюпали, лениво толкаясь в борт, и слышалась громкая ругань за бортом. Выпутавшийся из ремней подвески летун оттолкнулся от дна и всплыл к поверхности, догоняя последние пузырьки воздуха.
      Золотопогонник нецензурно комментировал особенности конструкции и систему управления дельтаплана. Словарный запас штабс-капитана был богат, как у биндюжника в третьем поколении.
      Отто осторожно открыл глаза, хлопая ресницами. Потопление корабля отменялось. На палубе между стомиллиметровым орудием и рубкой лежал расколовшийся от удара самодельный корпус авиабомбы. Разлом шел по свежим сварным швам, блестевшим синей окалиной. Смертоносная начинка – белый песок – высыпалась на палубу. Образовалась идеально правильная пирамидка. Набежавшая волна лизнула кучку десятикилограммового эквивалента тротила и разочарованно вернулась обратно в океан. Песка на дне и так хватало. На боку авиабомбы шла белая надпись старославянской руницей «За Лукоморье». Летучая смерть на поверку оказалась фальшивой болванкой. Она вызвала гомерический хохот у всех сгрудившихся возле рубки десантников, готовившихся к посадке на подходившие за ними пустые штормботы. Приближалась высадка второго отряда. Напряжение последней минуты требовало выхода. Смех – естественная реакция людей на пережитое. Долго сдерживаемое возбуждение прорвалось наружу, снимая непомерную нагрузку с нервов. После страшного душевного напряжения жизнь кажется вдвойне прекрасней.
      Капитан перегнулся через ограждение и злорадно прокричал пускающему пузыри летчику:
      – Ваши Кулибины не могли придумать «оружия возмездия» получше? Это все, на что вы способны?! – Вендт повернулся к матросам палубной команды.– Выловите из воды этого камикадзе, пока он не отправился на корм акулам.
      Перед мысленным взором боцмана появилась картина. Он стремительной тенью с косым плавником поднимается из глубины к человеческому силуэту, распятому на поверхности и подсвеченному солнечными лучами. Раскрывается пасть с зубами в несколько рядов. Ближе, еще ближе… Моряк тряхнул головой, прогоняя наваждение, и бросился выполнять приказ капитана.
      Через минуту штабс-капитан сидел на поручне ограждения, нахохлившись, как мокрая курица. Он весело скалился, ничуть не смущаясь компании, в которой оказался. Попадать в передряги и авиакатастрофы ему было не впервой.
      – Мягкой посадки не желаю. Поздно! Загубил машину и радуешься, небесный тихоход?! – Ехидству капитан-лейтенанта не было предела.– Теперь комиссар с тебя три шкуры сдерет. Он хоть и атеист, но душу из тебя вынет. Фурманов на тебя давно зуб точит. А тут такой повод: единственная боевая единица военно-воздушных сил Аркаима – и почему-то под водой! – Отто еще раз глянул за борт.– На глубине… метров эдак пятнадцати—двадцати. Странно, правда?
      – Не-а! Руки коротки! – Нестеров аккуратно снял с золотого погона морскую звезду и бросил обратно в океан.– Я сам построил «Стремительный зигзаг». На свои кровные в свободное от службы время. Дельтаплан так называется,– пояснил летчик и, смутившись, поправился: – Точнее, назывался.
      Воздушная этажерка сейчас покоилась на дне. По ней ползали крабы, обживая новый дом. По песку медленно двигались перламутровые моллюски, оставляя за собой извилистый след. Величаво и не спеша проплыл широкий, как шкаф, скат хвостокол, отбрасывая тень на светлое песчаное дно. Не везло Нестерову на воздушные аппараты. Ну, не везло – и все тут.
      – «Стремительный зиг… заг». Хорошее название. В нем что-то есть,– мечтательно произнес морской офицер, словно пробуя слово на вкус.– А вы не безнадежны,– продолжил капитан после недолгого раздумья.– Вы придумали на редкость значимое название. Зиг… заг. Можете не гордиться, у контуженых такое бывает сплошь и рядом. Кофе хотите? Настоящего адмиральского, очень крепкого! – Капитан подлодки подмигнул штабс-капитану.
      – А т-т-то! – утвердительно пролязгал зубами замерзший Нестеров.– На камбузе, у кока?
      – Как обычно,– подтвердил Вендт.
      Летчик тихо засмеялся. Он слез с бортового ограждения и зашлепал к открытому люку рубки, хлюпая водой в сапогах.
      Матросы очистили палубу от обломков авиабомбы, столкнув их за борт. Вторая, она же последняя, часть десанта грузилась в штормботы. Лодки одна за другой отваливали от борта в сторону берега. Скоро на палубе остались только капитан и дежурная вахта у зачехленного орудия. Комендоров артиллерийского расчета тоже зачислили в штурмовую группу.
      Один за другим десантники высаживались из штормботов на берег. Нервы у всех были напряжены до предела, особенно когда лодки второй волны десанта подошли к песчаному пляжу. Капитан подлодки разглядывал сушу в бинокль. Он был почти уверен, что противник, несмотря на все принятые меры обеспечения скрытности, заметит приближение десанта с океана. Интуиция подсказывала: там, в прибрежных дюнах, уже давно наблюдают за ними, но пока не спешат себя обнаружить. Каждая секунда казалась вечностью.
      Штормботы высадили последних матросов с субмарины. Все десантники оказались на берегу и двумя нестройными колоннами зашагали в глубь острова. Кузнецов шел во главе второй. Он вел свой отряд несколько позади, параллельно первой колонне штурмовиков.
      Отто, внимательно наблюдавший за ними в цейссовскую оптику, облегченно вздохнул и опустил бинокль. Впереди шли три витязя. Им предстояло первыми вступить в бой, стяжать славу богатырскую.
      Под ногой Алеши Поповича громко щелкнуло. Он не успел посмотреть, на что умудрился наступить. На пляже раздался глухой взрыв. Когда песчаное облако, поднятое взорвавшейся миной, развеялось, стало видно, что доспехи дружинников и идущих за ними моряков испятнаны кровавыми кляксами. Мина зацепила всех, находившихся рядом с Алешей.
      Один за другим люди валились кеглями на белый песок.
      Идущие следом испуганно шарахнулись в разные стороны. Взрывы гремели один за другим. Десант угодил на минное поле. Авангард – первая колонна десантников – был почти полностью уничтожен в считаные секунды. На ногах остался стоять один Муромец. Он удивленно провел рукой по кольчуге, поднес к лицу булатную рукавицу, окрасившуюся в красный цвет:
      – Шалишь! Нас так просто не взять!
      Шаг… еще шаг… с легким шелестом он вытащил из ножен меч-кладенец. Вытертая рукоять привычно легла в ладонь. Муромец оглянулся. Ермак и побратимы лежали вперемежку с моряками в черных бушлатах, припорошенные белым песком.
      Муромец упрямо шагнул вперед. Взрыв мины опрокинул бронированного исполина на берег. Богатырь завалился на спину, широко раскинув руки в стороны. Солнце светило в лицо, выжимая слезы. Илья глубоко вздохнул и закрыл глаза.
      Одновременно с первыми взрывами мин прибрежные дюны ожили. Противник открыл шквальный пулеметный и автоматный огонь. Неприятная неожиданность: враг ждал десантников, держа палец на спусковом крючке. Первый штурмовой отряд был полностью уничтожен, второй рассыпался цепью у полосы прибоя и лихорадочно окапывался, зарываясь в песок. Кругом все кипело от огня. Среди дюн замелькали фигурки в защитной форме. Обороняющиеся, вдохновленные первым успехом, решили контратаковать и сбросить остатки десанта в море. Атакующие и обороняющиеся поменялись ролями. Кузнецов лающим голосом отдавал команды, руководя обороной. Матросы стреляли плохо. Но стена автоматного огня остановила наступавших. Фигурки атакующих, нелепо взмахивая руками и роняя оружие, валились на песок. Между двух дюн, напоминавших очертание седла, запульсировал огонек пулемета.
      …Оцепенение навалилось на капитана субмарины. Ему показалось, будто все его чувства внезапно отключились. Пропали звуки. Пропал шум боя. Отто не чувствовал бинокля в руках. Осталась только картинка в окулярах, прижатых к глазам. Вендт отчетливо видел, как невидимый пулеметчик косит остатки его экипажа. Он перечеркивал короткими очередями одного матроса за другим. На черной форме распускались красные цветы попаданий.
      Вендт опустил бинокль и прокричал команду в переговорную трубу: «Малый вперед!» Операция с треском провалилась. Шансы на успех таяли, как лед под солнцем. Оставалась слабая надежда: подойти поближе к берегу и спасти остатки десанта. Моряки, теснимые со стороны берега, несли огромные потери. Еще один матрос ткнулся черной каской в песок.
      Заработали двигатели, вода вспенилась за кормой. Полускрытое водой тело подлодки, как проснувшийся аллигатор, лениво поплыло к берегу. До суши оставалось метров сто пятьдесят, когда капитан ощутил сильный толчок – субмарина налетела на установленный на малой глубине исполинский стальной еж.
      – Карамба! Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! – бесновался Отто, разглядывая стальную конструкцию, тянущую со дна иглы сваренных двутавровых балок.– Они что, с ума посходили на этом острове?!
      Вода с шумом поступала в пробоину. Внутри лодки погас свет, посыпалось стекло разбившихся лампочек. Казалось, неодолимая сила раздирает подлодку на части. Горизонтальные рули заклинило. Лодка уткнулась носом в грунт.
      Переговорная трубка прокаркала голосом вахтенного: «В отсеке камбуза пробоина!» Потом из раструба переговорника хлынула морская вода. Вокруг лодки на поверхности моря расплывалось огромное радужное пятно. Потекла поврежденная цистерна с соляркой. У капитана мелькнула мысль: «Ну, все, конец! Приплыли!»
      …Кок лечил штабс-капитана Нестерова от насморка. Потом к ним присоединился командующий военно-морскими силами, бек, заглянувший на огонек камбуза и запах свежего первача. Дальнейшее лечение продолжилось под его чутким руководством. Следующим в череде профилактики простудных заболеваний стал страшный удар лодки о подводное инженерное заграждение. Вода журчащим фонтаном забила из пробитого корпуса.
      Не отдавая себе отчета во всем происшедшем, не успев даже толком закусить, герои сразу же начали спасать субмарину. Действительно, замешкайся они, начни выяснять подробности, вода, жадно рвущаяся в отсеки и на камбуз, затопила бы подлодку. Они задраили переборочную дверь и начали заделывать пробоину.
      Трое отважных изолировали себя ото всех и вся: от остальной лодки, от внешнего мира, от оставшихся на борту членов экипажа. Подводник-повар, сын степей и воздушный ас остались в кромешной тьме, один на один с пробоиной, в холодной соленой воде.
      Началась отчаянная борьба с океаном, решившим вернуть в свою коллекцию беглое судно. Храбрецы начали на ощупь заделывать пробоину. Сначала попытались заткнуть пробоину пухлым телом Батырбека. Но бек хотел жить не меньше других и моментально угрем выскользнул из мокрых рук. В ход пошли сковородки, бачки и кастрюли. Все без следа исчезало в пучине. Затем настала очередь штатных средств борьбы за живучесть. К пробоине подвели просмоленный брезентовый пластырь и перекрыли доступ воды в отсек. Немедленно запустили помпы на осушение камбуза.
      Вслед за ними заработал и турбонасос. Великолепная тройка не просчиталась ни в чем. Они вовремя задраили дверь, вовремя заделали пробоину. Вот только бек оказался сильнее, чем они думали. А может, он любил жизнь больше всех, одновременно слишком презирая смерть, чтобы отдать себя в ее лапы на голодный желудок? Наверное, это и спасло субмарину, а вместе с ней маленький подводный самогонный заводик. Вода перестала поступать внутрь лодки, насаженной на стальные балки, как огромная рыбина на гарпун. Беды преследовали экипаж лодки одна за другой, как волны. А так хорошо все начиналось!
      На поверхности океана было пустынно и грязно. О недавней пробоине напоминало растекшееся радужное пятно солярки. Посреди него плавали куски пробковой крошки от спасательных жилетов, обрывки газет, красный малахай адмирала и картофельные очистки. Багром на длинной палке вахтенный матрос подцепил отороченную мехом шапку степняка и втащил на борт. Матрос осторожно выжал головной убор и аккуратно положил его на затвор орудия высыхать. Лучи дымчато-красного шара солнца, выкатившегося из-за горизонта, начинали ощутимо припекать.
      Из открытого люка высунулась голова. Густав, повелитель сковородок и змеевиков, он же кок субмарины, надевая на ходу белоснежный поварской колпак, слез с рубки на палубу, балансируя с большим никелированным термосом и алюминиевой кружкой в руках. Протанцевав по наклонившейся палубе, он стал перед капитаном, промокший до нитки. Только накрахмаленный головной убор кок умудрился сохранить сухим.
      – Господин капитан-лейтенант! Стаканчик не желаете выкушать? С утра не ели, не пили.
      – Кофе? – задумчиво взглянул на него Вендт.– Горячий?
      – Холодный, герр командир, и не кофе. Есть напитки получше! Этот термос хорошо температуру держит.
      – Сам-то небось уже пробовал?
      Густав промолчал, ловко отвинтил крышку, широко расставив ноги на палубе, зарывшейся носом в океан.
      – Ладно, налей кружечку,– решительно сказал Отто.– А потом всех на борту угости. Когда еще свободная минутка выпадет…
      – Что вы тут делаете, а? Пьете? Без меня? – прогремел вопль из люка.
      Кружка выпала из рук капитана. Кок подхватил ее на лету, расплескивая самогон из термоса. Отто вздрогнул, кровь отлила от сердца и прилила к пяткам. Из люка показалась голова адмирала в фашистской каске, натянутой задом наперед. Он с трудом пролез в отверстие. Мешали два спасательных жилета, надетые поверх бухарского халата. Следом за ним полезли матросы. Последними на палубу выбрались штабс-капитан Нестеров и акустик Ганс, так и не снявший наушников. Все были мокрые с ног до головы. Скоро на палубе собралась небольшая угрюмая толпа. Собравшиеся выжидательно смотрели на термос в руках кока.
      Вендт ковырял носком ботинка настил палубы, искоса разглядывая профиль командующего военно-морскими силами. Странное выражение было на этом обветренном степью лице с зеленоватым оттенком. Не выражение разочарования в провале операции, нет! А такое выражение, будто бек удержался на краю пропасти, избежал страшной опасности, еще не вполне веря в свое спасение. Батыр не сводил глаз с кружки в руках капитан-лейтенанта. Кадык дернулся на шее. Он судорожно сглотнул слюну и сказал:
      – Вы чудовище!
      – Нет, я командир «U-1277»,– попытался внести ясность капитан-лейтенант. Он всегда плохо понимал намеки.
      – Тебе надо вырвать сердце и скормить акулам! – настаивал адмирал, снимая каску. Первые признаки похмелья неудержимо разгорались в организме. Терпение у Батыра лопнуло.– Наливай!
      Кок наклонил термос над кружкой. Прозрачная жидкость, булькая, полилась из горловины. Аромат свежего первача перебил все запахи вокруг, даже безбрежный океан спасовал. Отто повеселел. Разнос за бездарный провал задания откладывался. Набежавшие тучи трибунала над офицером развеялись.
      – Стакан по кругу! – простуженно шмыгнул носом Нестеров.
      Матросы на палубе одобрительно загудели. Всем понравилось предложение неунывающего летчика.
      Батыр крякнул, оторвавшись от кружки, и вытер засаленным рукавом роскошного халата рот:
      – Кока поощрить своей властью! Молодец! – Бек вцепился обеими руками в леера и обвел мутным взглядом океан.– Опять вокруг одни волны. Кто бы знал, как мне все это надоело! – Он прислушался к внутренним ощущениям. Похмельный синдром исчез без следа, растворившись в хорошей дозе алкоголя. Остались только легкая грусть и небольшая трясучка рук. Если специально не приглядываться, то и не заметишь.
      Батыр навсегда запомнит картину последних событий: узкий, как гроб, отсек камбуза, темная холодная вода, серый брезент пластыря, вздувшийся нарывом на пробоине в борту. «Буду помирать, строго накажу всем в ауле: близко к открытой воде не подходить. Никогда! Арыки обходить стороной».– Так думал бек, стараясь не смотреть на волны.
      – Жизнь налаживается. Надо только не делать дело и не думать о последствиях.– Батырбек поднял непросохший малахай и тут же нахлобучил его на голову. Провонявший соляркой головной убор сполз бесформенным комом на глаза. Ничего не стало видно: ни берега, ни проклятого океана. На душе сразу полегчало.
      Еще несколько раз десантники пытались прорваться в дюны. Но каждый раз их останавливал, пригвождая к песку, скупой, но точный огонь пулемета. Между дюн виднелся зеленый щиток «максима». «Близок локоток, да не укусишь,– думал Кузнецов.– Далеко засел. Гранату не добросить, нет».
      Моряки пытались окопаться. Неглубокие окопы сразу наполнялись мутной водой. Из командиров остались двое: обер-лейтенант и боцман. Именно они объединили вокруг себя разрозненные группы уцелевших моряков.
      Пулеметчик теперь стрелял непрерывно. Песочные фонтанчики пуль надвигались кипящей завесой. Шум прибоя потонул в сплошном грохоте. Лежащий рядом с Кузнецовым моряк отстреливался короткими очередями. Он экономил патроны, в десант им выделили мало боеприпасов. Специальные патроны всегда были в дефиците.