Антиоха Эпифана[2] обычно отождествляют с Гогом из пророчеств Иезекииля[3]. Эта честь, однако, более подобает Камбизу[4], сыну Кира. А личность сирийского монарха ни в коей мере не нуждается в каких-либо добавочных прикрасах. Его восшествие на престол, вернее, его захват царской власти за сто семьдесят один год до рождества Христова; его попытка разграбить храм Дианы в Эфесе[5]; его беспощадные преследования евреев[6]; учиненное им осквернение Святая Святых[7] и его жалкая кончина в Табе[8] после бурного одиннадцатилетнего царствования — события выдающиеся и, следовательно, более отмеченные историками его времени, нежели беззаконные, трусливые, жестокие, глупые и своевольные деяния, составляющие в совокупности его частную жизнь и славу.

Предположим, любезный читатель, что сейчас — лето от сотворения мира три тысячи восемьсот тридцатое[9], и вообразим на несколько минут, что мы находимся невдалеке от самого уродливого обиталища людского, замечательного города Антиохии. Правда, в Сирии и в других странах стояли еще шестнадцать городов, так наименованных, помимо того, который я имею в виду. Но перед нами — тот, что был известен под именем Антиохии Эпидафны ввиду своей близости к маленькой деревне Дафне, где стоял храм, посвященный этому божеству. Город был построен (хотя мнения на этот счет расходятся) Селевком Никанором[10], первым царем страны после Александра Македонского, в память своего отца Антиоха, и сразу же стал столицей сирийских монархов. В пору процветания Римской империи в нем обычно жил префект восточных провинций; и многие императоры из Вечного Города (в особенности Вер[11] и Валент[12]) проводили здесь большую часть своей жизни. Но я вижу, что мы уже в городе. Давайте взойдем на этот парапет и окинем взглядом Эпидафну и ее окрестности.

«Что это за бурная и широкая река, которая, образуя многочисленные водопады, прокладывает путь сквозь унылые горы, а затем — меж унылыми домами?»

Это Оронт; другой воды не видно, если не считать Средиземного моря, простирающегося широким зеркалом около двенадцати миль южнее. Все видели Средиземное море; но, уверяю вас, лишь немногие могли взглянуть на Антиохию. Под немногими разумею тех, что, подобно нам с вами, при этом наделены преимуществом современного образования. Поэтому перестаньте смотреть на море и направьте все внимание вниз, на громадное скопление домов. Припомните, что сейчас — лето от сотворения мира три тысячи восемьсот тридцатое. Будь это позже — например, в лето от рождества Христова тысяча восемьсот сорок пятое[13], — нам не довелось бы увидеть это необычайное зрелище. В девятнадцатом веке Антиохия находится — то есть Антиохия будет находиться в плачевном состоянии упадка. К тому времени город будет полностью уничтожен тремя землетрясениями. По правде говоря, то немногое, что от него тогда останется, окажется в таком разоре и запустении, что патриарху придется перенести свою резиденцию в Дамаск… А, хорошо. Я вижу, что вы вняли моему совету и используете время, обозревая местность — и теша

Прославленною древностью, которой

Прошу прощения; я забыл, что Шекспир станет знаменит лишь тысячу семьсот пятьдесят лет спустя. Но разве я не был прав, называя Эпидафну уродливой?

«Город хорошо укреплен; и в этом смысле столько же обязан природе, сколько искусству».

Весьма справедливо.

«Здесь поразительно много величавых дворцов».

Согласен.

«А бесчисленные храмы, пышные и великолепные, выдерживают сравнение с лучшими образцами античного зодчества».

Все это я должен признать. Но тут же бесчисленное множество глинобитных хижин и омерзительных лачуг. Нельзя не увидеть обилия грязи в любой конуре, и, если бы не густые клубы языческого фимиама, то я не сомневаюсь, что мы бы учуяли невыносимое зловоние. Видели ли вы когда-нибудь такие невозможно узкие улицы, такие невероятно высокие дома? Как темно на земле от их тени! Хорошо, что висячие светильники на бесконечных колоннадах оставляют гореть весь день напролет, а то здесь царила бы тьма египетская.

«Да, странное это место! А это что за необычайное здание? Видите, оно возвышается над всеми остальными, а находится к востоку от того строения, очевидно, царского дворца!»

Это новый храм Солнца, которому в Сирии поклоняются под именем Зла Габала. Позже некий недоброй памяти римский император учредит его культ в Риме и заимствует от него свое прозвище — Гелиогабал[15]. Думаю, что вы хотели бы подглядеть, какому божеству поклоняются в этом храме. Можете не смотреть на небо: его Солнечного Сиятельства там нет — по крайней мере, того, которому поклоняются сирийцы. То божество вы найдете внутри вон того храма. Оно имеет вид большого каменного столба с конусом или пирамидою наверху, что символизирует Огонь.

«Смотрите! — да что это за нелепые существа, полуголые, с размалеванными лицами, которые вопят и кривляются перед чернью?»

Некоторые из них скоморохи. Другие принадлежат к племени философов. Большинство из них, однако, — особенно те, что отделывают население дубинками, — суть важные вельможи из дворца, исполняющие по долгу службы какую-нибудь достохвальную царскую прихоть.

«Но что это? Боже! город кишит дикими зверями! Какое страшное зрелище! — какая опасная особенность!»

Согласен, это страшно; но ни в малейшей степени не опасно. Каждый зверь, если соизволите посмотреть, совершенно спокойно следует за своим хозяином. Некоторых, правда, ведут на веревке, но это, главным образом, меньшие или самые робкие особи. — Лев, тигр и леопард пользуются полной свободой. Их без труда обучили новой профессии, и теперь они служат камердинерами. Правда, случается, что Природа пытается восстановить свои права, но съедение воина или удушение священного быка для Эпидафны такое незначительное событие, что о нем говорят разве лишь вскользь.

«Но что за необычайный шум я слышу? Право же, он фомок даже для Антиохии! Он предвещает нечто из ряда вон выходящее».

Да, несомненно. Видимо, царь повелел устроить какое-то новое зрелище — бой гладиаторов на ипподроме — или, быть может, избиение пленных из Скифии — или сожжение своего нового дворца — или разрушение какого-нибудь красивого храма — а то и костер из нескольких евреев. Шум усиливается. Взрывы хохота возносятся к небесам. Воздух наполняется нестройными звуками труб и ужасным криком миллиона глоток. Давайте спустимся забавы ради и посмотрим, что там происходит! Сюда — осторожнее! Вот мы и на главной улице, улице Тимарха. Море людей устремилось в эту сторону, и нам трудно будет идти против его прилива. Он течет по аллее Гераклида, ведущей прямо от дворца, — так что, по всей вероятности, среди гуляк находится и царь. Да — я слышу клики глашатая, возвещающие его приближение в витиеватых восточных оборотах. Мы сможем взглянуть на его особу, когда он проследует мимо храма Ашимы, а пока укроемся в преддверии капища; он скоро будет здесь. А тем временем рассмотрим это изваяние. Что это? А! это бог Ашима, собственной персоной. Вы видите, что он ни ягненок, ни козел, ни сатир; также нет у него большого сходства с аркадским Паном. И все-таки ученые последующих веков приписывали — прошу прощения, будут приписывать — эти обличья Ашиме Сирийскому. Наденьте очки и скажите, кто он. Кто он?

«Батюшки! Обезьяна!»

Именно — павиан; но от этого божественность его не меньше. Его имя — производное от греческого Simia[16] — что за болваны археологи! Но смотрите! — смотрите! — вон сквозь толпу продирается оборванный мальчишка. Куда он идет? О чем он вопит? Что он говорит? А, он говорит, что царь движется сюда во главе торжественного шествия; что на нем полное царское облачение; что он только что собственноручно предал смерти тысячу закованных в цепи пленных израильтян! За этот подвиг оборвыш превозносит его до небес! Чу! сюда движется толпа таких же голодранцев. Они сочинили латинский гимн[17], восхваляющий отвагу царя, и поют его по мере своего продвижения:

Что можно передать следующим образом:

«Слышите трубы?»

Да — царь приближается! Смотрите! Все оцепенели от восторга и благоговейно возводят глаза к небесам! Он идет! — он приближается! — вот он!

«Кто? — где? — царь? — я его не вижу — не могу сказать, что вижу».

Тогда вы, должно быть, слепы.

«Очень может быть. И все же я ничего не вижу, кроме буйной толпы идиотов и сумасшедших, которые падают ниц перед гигантским жирафом и пытаются лобызнуть ему копыта. Смотрите! Зверь поделом сшиб кого-то из черни — и еще — и еще — и еще. Право, нельзя не похвалить эту скотину за то, какое прекрасное применение нашла она своим копытам».

Хороша чернь! — Да это же благородные и вольные граждане Эпидафны! Скотина, говорите? — Берегитесь, чтобы вас не услышали. Разве вы не видите, что у этой скотины человеческое лицо? Сударь вы мой, да этот жираф не кто иной, как Антиох Эпифан — Антиох Высокородный, царь сирийский, могущественнейший изо всех самодержцев Востока! Правда, его иногда называют Антиохом Эпиманом — Антиохом сумасшедшим — но это потому, что не все способны оценить его заслуги. Также очевидно, что сейчас он скрыт звериной шкурой и усердно старается изображать жирафа; но это делается для вящего укрепления его царского достоинства. Вдобавок, царь — гигантского роста, поэтому такое одеяние ему идет и не слишком велико. Мы можем, однако, предположить, что он его надел только по какому-то особо торжественному случаю. Вы согласитесь, что избиение тысячи евреев таковым случаем является. Как величаво и надменно перемещается он на четвереньках! Его хвост, как видите, торжественно несут две его главные наложницы, Эллина и Аргелаида; и вся его наружность была бы бесконечно внушительна, если бы не глаза навыкате да не странный цвет лица, ставший безобразным под действием обильных возлияний. Проследуем за ним к ипподрому, куда он направляется, и послушаем триумфальную песнь, которую он запевает:

Отлично, сильно спето! Жители величают его: «Первейший из Поэтов», а также «Слава Востока», «Отрада Вселенной» и «Замечательнейший из Камелеопардов». Его просят повторить песнь, и — слышите? — он снова поет ее. Когда он прибудет на ипподром, его наградят венком поэтов, предвосхищая его победу на будущих Олимпийских играх.

«Юпитер милостивый! Что происходит в толпе за нами?» За нами, говорите? — а! — о! — вижу. Друг мой, хорошо, что вы сказали вовремя. Идемте-ка в безопасное место, да поскорее. Вот! — спрячемся под аркой этого акведука, и я не замедлю уведомить вас о причине возникшего волнения. Случилось так, как я и ожидал. Необычное появление жирафа с человеческой головой, как видно, нарушило правила приличия, общие для всех ручных зверей города. Из-за этого вспыхнул мятеж; и, как обычно бывает в подобных случаях, все попытки унять толпу окажутся бесплодными. Уже съели нескольких сирийцев; но мнение большинства четвероногих патриотов, по-видимому, склоняется к съедению камелеопарда. Вследствие этого «Первейший из Поэтов» бежит что есть силы на задних ногах. Вельможи бросили его на произвол судьбы, а наложницы последовали столь превосходному примеру. «Отрада Вселенной», в печальном ты положении! «Слава Востока», берегись, как бы тебя не разжевали! Поэтому не взирай так печально на свой хвост; он, несомненно, изваляется в грязи, и этому не поможешь. Так не оглядывайся на его неизбежное унижение; лучше мужайся, придай резвость стопам твоим и улепетывай к ипподрому! Помни, что ты — Антиох Зпифан, Антиох Высокородный! — а также «Первейший из Поэтов», «Слава Востока», «Отрада Вселенной» и «Замечательнейший из Камелеопардов»! О небо! Сколь изумительную быстроту ты обнаруживаешь! Какую способность к бегу ты выказываешь! Беги, Первейший! — Браво, Эпифан! — Молодец, Камелеопард! — Славный Антиох! — Он бежит! — он скачет! — он летит! Как стрела из катапульты, он приближается к ипподрому! Он бежит! — он визжит! — он там! И прекрасно; а то если бы, «Слава Востока», ты опоздал на полсекунды, все медвежата Эпидафны откусили бы от тебя по кусочку. Но пора — идемте! — нежные уши рожденных в наше время не вынесут оглушительного гомона, который вот-вот начнется в честь спасения царя! Слушайте! Он уже начался. Смотрите! — весь город на голове ходит.

«Право же, это самый многолюдный город Востока! Что за обилие народа! Что за смешение всех сословий и возрастов! Что за множество вероисповеданий и народностей! Что за разнообразие одежд! Что за вавилонское столпотворение языков! Что за рев зверей! Что за бренчание струн! Что за скопление философов!»

Ну, идемте, идемте.

«Подождите минутку! На ипподроме какая-то суматоха; скажите, почему?»

Это? — а, ничего! Благородные и вольные граждане Эпидафны, будучи, как они заявляют, вполне убеждены в правоверности, отваге, мудрости и божественности своего повелителя и, вдобавок, сумев воочию удостовериться в его сверхчеловеческом проворстве, считают не больше чем своим долгом возложить на его главу (дополнительно к венку поэтов) венок победителей в состязаниях по бегу — венок, который, несомненно, он должен завоевать на следующей Олимпиаде и который поэтому ему вручают заранее.

1

У каждого свои добродетели. (франц.) — из трагедии «Ксеркс» (1714), действие IV, сцена 2, французского драматурга Проспера Кребийона (1674—1762).

2

Антиох Эпифан (Антиох IV) (II в. до н.э.) — один из селевкидских царей, царствовавших в Сирии в 175—163 гг. до н.э. Прозван «Безумным» (Эпиманес), как и озаглавил По первоначально свой рассказ.

3

Иезекииль (VI в. до н.э.) — библейский пророк, ставивший в своих проповедях морально-этические вопросы. Согласно его пророчеству, Гог и Магог в отдаленном будущем придут с севера в Израиль войной, но погибнут в огне (Книга Иезекииля, 39. 1—16).

4

Камбиз (VI в. до н.э.) — древнеперсидский царь (529—523 до н.э.) из династии Ахеменидов, сын Кира, царствовавшего в 558—529 гг. до н.э.

5

Храм Дианы в Эфесе — выдающееся произведение античного искусства; построен в VI в. до н.э. В 356 г. до н.э. сожжен Геростратом, желавшим прославиться этим деянием. Новый храм Дианы, или Артемиды, считавшейся покровительницей города Эфеса на побережье Малой Азии, был отстроен вскоре после пожара и просуществовал до 262 г., когда его сожгли готы.

6

…преследования евреев… — При Антиохе IV произошло восстание евреев под предводительством Маккавеев (165 г. до н.э.).

7

…осквернение Святая Святых… — В 170 г. до н.э. Антиох IV разграбил Иерусалимский храм.

8

…жалкая кончина в Табе… — Антиох IV умер в Табе (Персия) во время военного похода на восток. Перед смертью у него обнаружилось умственное расстройство.

9

…от сотворения мира три тысячи восемьсот тридцатое — то есть 174 г. до н.э.

10

Селевк Никанор, (правильно: Никатор) (310—281 до н.э.) — военачальник Александра Македонского, основатель династии Селевкидов.

11

Вер, Луций (131—169) — римский император (161—169). Прославился своей расточительностью и разгулом.

12

Валент Флавий (329—378) — римский император (364—378), бывший соправителем своего брата, императора Валентиниана I, в восточной части империи.

13

…тысяча восемьсот сорок пятое… — В первом издании рассказа значилось: «в тысяча восемьсот тридцать девятом году».

14

…Гордится этот город — В. Шекспир. «Двенадцатая ночь», III, 3. Пер. М. Лозинского.

15

Гелиогабал (Элагабал) (204—222) — римский император в 218—222 гг., провозгласивший сирийского бога солнца Элагабала главным богом римлян, приняв имя этого бога.

16

Обезьяна (греч.)

17

Флавий Вописк (III—IV вв.) — один из «шести писателей истории императоров». Биография римского императора Аврелиана (270—275) написана им около 304 г. Аврелиан разбил одно из сарматских племен на Дунае, о чем повествует Вописк в его биографии.) указывает, что чернь пела приведенный гимн, когда во время сарматской войны Аврелиан собственноручно убил девятьсот пятьдесят врагов.