Шелковая блуза персикового цвета шелестела, золотые браслеты ее мамы звякали на запястье, а ноги были обуты в черные кожаные туфли-лодочки, которые она берегла на «потом». Но раз больше не ожидается «потом», она может носить их и сейчас, так же, как может носить свою лучшую обувь и дальше. Но внутри у нее было пусто.
      По дороге к автобусу она пыталась разобраться в своих чувствах. «Ты боишься возвращаться к прежней жизни, к той, которую ты любила, потому что она была такой яркой, насыщенной, пока ты жила ею. Но теперь ты боишься возвращения назад, потому что теперь ты знаешь, что это был пустой звон и трескотня; все эти умные разговоры, пьесы, галереи и галантные молодые люди». Автобус накренился. С каждой остановкой он увозил ее все дальше, к центру города; дальше, назад во времени. Она смотрела прямо перед собой. Ее пронизывал холод одиночества, и она поплотнее запахнула пальто.
      Женщина вошла и села рядом с ней. Устраиваясь удобнее на сиденье, она потеснила Дженни. У женщины было неприятное лицо; тяжелое, с крупными чертами; казалось, что оно было вырезано консервным ножом. Дженни придвинулась поближе к окну и поплотнее закуталась в пальто.
      Вдруг женщина заговорила:
      – Извините меня, но я восхищаюсь вашими туфлями. Как бы я хотела носить такие туфли, но у меня больные ноги. – Она улыбнулась, и глаза, казавшиеся вначале такими враждебными, тепло засветились.
      – Спасибо, – ответила Дженни, добавив, как показалось ей необходимым, что-то приветливое: – Они очень удобные. – И так же быстро, как антипатия, у Дженни возникло чувство признательности к незнакомке. Подумать только, что кого-то может успокоить простое замечание о паре туфель! И она пришла в свой офис удивительно спокойной.
      – Грипп действительно выбил тебя из колеи, – заметила Дайна. – Ты даже похудела.
      – Немного, я думаю. Я не ожидала, что ты будешь здесь в субботу.
      – Я останусь на полдня. Я отложила все дела, за исключением самых важных, так что придется сразу собираться с силами и приступать. – Она проследовала за Дженни во внутренний офис. – Посмотри на это. Их принесли несколько минут назад.
      На столе Дженни в высокой узкой вазе стоял букет ярко-красных роз, их густой сладкий аромат наполнял всю комнату. В какую-то секунду она подумала, что они могут быть от Джея. Дурочка! Она трогала бархатные резные лепестки. Не было нужды читать открытку, но она все-таки прочитала ее, удивленная тем, что все еще помнила необычный почерк, то ли письменный, то ли частично печатный.
      «Желаю удачи в первый день твоего возвращения. С любовью, Питер», – было написано там. И затем, чуть ниже, была сделана приписка. «И Джилл».
      Питер и его цветы! Она задумчиво трогала их.
      – Дюжина, я сосчитала. Разве они не великолепны? – Дайна была потрясена, ее переполняло любопытство. Но, раз Дженни не ответила сразу, она добавила: – пришло много разной почты. Я все рассортировала, и самое важное положила на твой стол. Там вон заказное, заверенное письмо, которое я распечатала. Я думала, ты захочешь, чтобы я сделала это.
      – Конечно. Откуда оно?
      – От тех людей из того городка. По земельному вопросу.
      Это была коротенькая, машинописная записка на бланке Артура Вулфа, написанная по его поручению как нового главы комитета по охране окружающей среды. Ей сообщали, что для оказания юридических услуг были приглашены специалисты другого профиля, а ей предлагалось прислать счет для оплаты. И все.
      Она замерла, держа в руке то, что в действительности было прямым отказом, перечеркивало всю ее деятельность. Чувство стыда охватило ее, обожгло так, словно все ее тело горело. С нее как будто кожу сорвали. Как могли они так поступить с ней? Вся ее работа, выполненная с такой любовью, была сведена к нулю. И все же, в сложившихся обстоятельствах, неужели они могли поступить иначе? В любом случае, вряд ли она захотела бы продолжать работать с Артуром Вулфом. Нет, это было бы невозможно, и Артур Вулф понимал это. И все же у нее упало сердце.
      – Напиши ответ, Дайна, – дала она указание. – Ответь, что подтверждаю получение письма и что мне не нужен счет за оплату услуг. Все, что я делала, я делала потому, что верила в это, и я никогда не ставила оплату на первое место. Ответь так. И сделай это сейчас же, пожалуйста, Дайна. Я хочу, чтобы письмо ушло на почту сегодня днем.
      Она продолжала стоять, все еще держа в руке письмо Артура. Затем вдруг ее осенило то, что должно было прийти в голову раньше. Она имеет право знать о развитии событий, в которых сама принимала участие! Она имеет право, по крайней мере, знать, что произошло с Мартой Кромвелл. Что, если тот мужчина или те люди приходили в дом в поисках пленки Джорджа? Было бы логично попытаться поискать там, где больная пожилая женщина была теперь одна, не так ли? Холодок пробежал по жилам Дженни, когда она представила картину: старый дом, скрытый позади мрачных деревьев на краю улицы, его парадная дверь, укрытая разросшейся над крыльцом виноградной лозой. Человек может проскользнуть внутрь и войти незаметно и неслышно… Она должна знать.
      Ни о чем больше не думая, она сняла трубку телефона и набрала номер.
      – Говорит Дженни Раковски. Я друг Марты и звоню, чтобы спросить о ней, – сказала она.
      Молодой женский голос раздавался на фоне шумного разговора.
      – О, я знаю, кто вы! Вы адвокат, который так прекрасно выступал на митинге в тот раз.
      От этих слов повеяло теплом, теплом, которое ей было так необходимо, и она поблагодарила женщину.
      – Как Марта? Я слышу так много голосов, и я рада, что она не одна в доме. Я боялась, что так могло быть.
      – Одна? Да что вы! Соседи постоянно находятся возле нее. Рядом с нею всегда не меньше двух человек, днем или ночью. Как раз сейчас полно народу, и мы все останемся.
      – О, это прекрасно! Я так беспокоилась.
      – Вы можете поговорить с ней самой. Она в постели, конечно, бедняжка, но наверху есть телефон.
      – Со мной все хорошо, – ответила Марта слабым голосом. – Я держусь даже лучше, чем могла предположить.
      – Вы как Джордж. Вы полны мужества. Скажите, Марта, кто-нибудь спрашивал о пленке? Она надежно спрятана в доме?
      Марта вздохнула и начала говорить, потом снова вздохнула.
      – Дженни, я даже не знаю, как начать, чтобы сказать тебе это. Это дело было обречено на провал с самого начала.
      – Что вы хотите этим сказать?
      – Ну, в день похорон моя внучка приходила прибраться в спальне. Джордж положил пленку для маскировки в бумажный пакет для покупок, под кровать. Я не придавала этому значения, я не очень хорошо соображала в тот день – и она выбросила пакет в мусор. Он сгорел, Дженни. Пропал.
      Дженни почувствовала что буквально затряслась от смеха. Бумажный пакет под кроватью! Как это типично для Джорджа!
      – Мне так жаль, Дженни. Такая важная улика пропала, да?
      – Боюсь, что так. Что же, Комитет по охране окружающей среды просто вернулся к тому, с чего начинал, только и всего.
      – Я слышала, что вы больше не адвокат в этом деле. Что случилось?
      – Это долгая история. Очень долгая.
      – Без вас они проиграют.
      – О, вы мне слишком доверяете. Я не оказываю влияния на совет. Они проголосуют так, как захотят проголосовать.
      – Нет, там есть такие, которые могут проголосовать с одинаковым успехом «за» и «против». А вы прирожденный оратор, Дженни.
      – Спасибо вам за добрые слова, но я вышла из игры. Берегите себя, Марта. Я буду звонить вам.
      «Все это без меня, – подумала она. – Так что компания „Баркер Дивелопмент“ победит, земля будет разрушена, а Марта, я и все остальные будем себе спокойно жить-поживать. Сомнительная удача, особенно после всех тех усилий, суеты и волнений. Вот и говори после этого об иронии судьбы!»
      За неделю у нее накопилась куча работы. Бумаги, дела, договоренности заполнили все утро. Как всегда, почти каждая женщина, которая приходила, приводила с собой ребенка либо оставляла ребенка с соседкой, либо была беременна еще одним. Многие из этих женщин не имели мужей или были разведены или вообще никогда не были замужем. У них была тяжелая жизнь, и все же Дженни не могла не думать с некоторой горечью, что они были свободными людьми: им не надо было ничего скрывать, ничего объяснять.
      Все утро они приходили и уходили. Она перекусила прямо за столом. Сэндвич с майонезом и теплый чай, не было времени выйти и купить что-нибудь получше. Зазвонил телефон. Прибыла почта, а с ней и новые дела. В час дня, когда ушла Дайна, Дженни все еще продолжала работать.
      – Ты, должно быть, ужасно устала, – с сочувствием произнесла Дайна. – Почему ты не идешь домой?
      – Я в порядке. Я останусь еще на час или около того. Она и хотела изнурить себя работой. Как хорошо будет вернуться домой совершенно опустошенной, поесть немного сыра и фруктов, пойти спать, не думая ни об Артуре Вулфе, ни о его сыне.
      Кто-то стучал в дверь офиса. Ее первым побуждением было не обращать внимания на стук, чтобы тот, кто там находился, ушел. Стук становился все настойчивее. У нее мелькнула мысль, что это могла быть та девушка, которая приходила несколько дней назад с багровыми синяками на шее и руках. Ее любовник, должно быть, вернулся уже в другом настроении. Она поднялась и открыла дверь.
      Перед ней стоял хорошо одетый мужчина средних лет в сером плаще.
      – Меня зовут Робинсон. Я знаю, уже поздно, но я увидел свет. Можно мне войти?
      Он вошел, проследовав за Дженни в ее комнату, где все было завалено бумагами: дела законченные, дела незаконченные.
      Он поставил свой дипломат с замком-шифром и металлическими уголками на пол возле кресла, взял небольшую стопку бумаг Дженни с кресла и вручил их ей.
      – Вы не возражаете, если я сяду?
      Она взяла свои бумаги из его рук, заметив про себя, как нагло он себя ведет. Кто же он?
      – У вас здесь очень уютно, – сказал он, оглядываясь кругом. – И цветы. Я сам выращиваю розы. Это мое хобби.
      – Чем могу быть вам полезна? – спросила Дженни, теперь немного "настороженно.
      – Кто-то очень неравнодушен к вам, если посылает вам эти розы. Они весьма недешевы, эти длинные стебли. Они дорого стоят.
      Кто же он? У Дженни приподнялись волосинки на руках. Животное в своем логове чувствует опасность. Но где же спасение? Куда можно спрятаться?
      – Я спросила вас, – повторила она, сохраняя уверенный тон, – что я могу сделать для вас? Чем вы занимаетесь?
      – Ну, то да се. – Когда он улыбнулся, его десны, которые были шишковатыми, белыми и блестящими, обнажились над крупными, просто огромными желтоватыми зубами.
      «Большие зубы, – говорил Джордж. – Самые крупные зубы, которые мне когда-либо доводилось видеть».
      Но имя было не Робинсон, она уверена, хотя, поддавшись панике – одна, когда никого не было за соседней дверью, и тишина стояла во всем коридоре, – она не могла думать об имени. Это не имело значения в любом случае. Она попыталась собраться с мыслями.
      – Да, то да се, – повторил мужчина. Наманикюренные пальцы барабанили по манжете рукава на другой руке.
      – То и се ничего не говорит мне. У вас ко мне какое дело? Я юрист.
      – Хорошо, я это знаю, неужели нет? А также то, что вы хорошо знакомы с законодательством по усыновлению. Я знаю это тоже.
      Изумленная Дженни взглянула в узкие черные глаза, глаза грызуна, выглядывающего из укромного уголка.
      – Усыновлению? – повторила она. – Не совсем так.
      – Нет? Я слышал, что да.
      – Совсем нет.
      – Да будет вам, я лучше знаю. Вы удивлены. – Он снова улыбнулся, и зубы блеснули. – Люди многое слышат и узнают. С помощью проводов, например. Есть и другие способы.
      Щелчки в телефоне, мужчина на ступеньках и под уличным фонарем. Тот день, когда она забыла запереть дверь…
      Все стало ясно. Они не останавливаются ни перед чем в своем стремлении достать пленку. Они не смогли пробраться в дом Джорджа из-за того, что там постоянно много людей; более того, разве не сам Джордж заставил их поверить, что пленка у «кого-то еще». Логически этим кем-то мог быть Артур Вулф или Джей, или она сама. Все это пронеслось у нее в голове в какие-то считанные доли секунды под испытующим взглядом этих холодных жестких глаз.
      Короткая боль пронзила ее грудь. Так можно получить сердечный приступ даже в таком молодом возрасте, как у нее. Она продолжала молчать.
      – Да, да. Есть некоторые люди, некоторые личности, которым будем весьма интересно узнать, что вы знаете об усыновлении, даже если это и было давно.
      «Как странно, – подумала Дженни. – Все переплелось. Питер и Джилл, и дело в Грин-Марч – все пересеклось и привело прямо к Джею».
      – Вы не заинтересованы в том, чтобы он узнал об этом, я уверен. Не будет больше красивой жизни, не будет больше поездок в его открытом двухместном «мерседесе».
      Это определенно тот человек. Автомобиль принадлежал Вулфам и находился в городке. Она ездила однажды в нем с Джеем.
      – Что вы хотите? – спросила она, заставив себя говорить.
      – Вы знаете, что я хочу.
      – Если бы я знала, я бы не спрашивала, – повторила она, удивленная тем, что могла не только говорить, но говорила даже с вызовом в голосе.
      – Послушайте, у каждого из нас есть что-то, что может интересовать другого. Так что, будьте умницей, не советую играть со мной. Мне нужна пленка. – И, когда она совсем ничего не ответила, она наклонился в кресле вперед, как будто собирался выпасть из него. – И не надо говорить «какая пленка?» Сейчас не время играть немую сцену. – В то же время его голос оставался тихим и уверенным.
      Ее ладони стали влажными от пота.
      – У меня не было никакой пленки. – Черные глаза смотрели на нее сейчас совершенно без выражения. И она повторила: – Это правда. У меня никогда и не было ее.
      Он повернулся в кресле и посмотрел в окно. Здание офисов через улицу было в основном погружено в темноту, только то тут, то там снова зажигался свет, по мере того, как уборщики начинали и кончали свою работу. Она пыталась вспомнить, в какое время они начинали свою работу здесь, на этом этаже, но не могла, не могла думать ни о чем, страх парализовал ее. Она должна была быть более предусмотрительной и не оставаться одна в пустом здании.
      – Слишком плохо все вышло со стариком, не правда ли? – произнес он, все еще сидя спиной к ней.
      – Каким стариком? – спросила она.
      Он повернулся, поднялся с кресла и подошел к ней так близко, что она отшатнулась назад, инстинктивно защищая лицо от удара.
      – Дженни, Дженни, ты попусту тратишь время. – Он радовался произведенному им эффекту. – Я пока не собираюсь выбивать тебе зубы. Ты сообразительная девочка, юрист, поэтому не заставляй меня тратить время попусту. Вот последнее предложение: ты отдаешь мне пленку, а я буду держать рот закрытым относительно ребенка и другого парня. Что может быть лучше?
      – Что касается ребенка, – сказала Дженни, – вы можете рассказать о нем всем, всему свету. А что касается пленки, я говорю вам, что ничего не знаю о ней. Я больше не имею никакого отношения ко всему этому делу.
      – Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?
      – То, что сказала. Я больше не адвокат в этом деле. Меня отстранили.
      – Я тебе не верю.
      – Если вы позволите мне встать с кресла, я найду письмо.
      Она снова начала соображать. Животное в своем логове борется за свою жизнь.
      – Я не мешаю тебе, – сказал он, еще раз обнажив зубы в зверином оскале.
      – Вы стоите слишком близко от меня. Я хочу защитить свои зубы.
      Он тихо засмеялся и отступил назад.
      – У тебя есть выдержка. Мне нравится это в женщинах.
      Дрожащими руками она перебирала стопки бумаг на столе, пока он ждал, стоя так близко от нее, что она слышала его дыхание. В отчаянной спешке она переворачивала и просматривала стопки.
      – Я полагаю, у тебя ничего нет. Я полагаю, ты просто водишь меня за нос.
      – Вы неправильно полагаете. Оно здесь. Должно быть. – «Если я не выбросила его. А если выбросила? Господи, помоги мне». «Я думал, он собирается выбить мне все зубы», – говорил Джордж. Но то, что он сделал, было гораздо хуже.
      – Я не собираюсь оставаться здесь всю ночь, знаешь ли.
      – Я знаю. Дайте мне минуту.
      Она могла слышать тишину в каменном коридоре за дверью. Тишина звенит, говорят. Как шум волн, когда прикладываешь раковину к своему уху. Как стук крови в висках.
      Она наклонилась вниз. Мусорная корзина еще не была опустошена. Тогда оно должно быть там. Только бы оно было там!
      Он схватил ее за руку, сильные пальцы причиняли боль.
      – Эй! Что ты там собираешься делать?
      Она высыпала на пол содержимое корзины и быстро отбросила бланки, разорванные документы, надорванные конверты, утренние бумаги. Господи, помоги мне найти его…
      – Вот оно! – Письмо было частично разорвано сверху, но прочитать его еще можно было. Она протянула ему листок.
      – Видите, я вам говорила. Меня отстранили.
      Он изучил письмо с самого начала, потом внимательно посмотрел на Дженни, которая поднялась было, но снова села, потому что у нее дрожали колени.
      – Ну, – сказал он, – так ты действительно ни черта не знаешь, что происходит сейчас, да?
      Она подумала: «Теперь он направится к Вулфам. Но я ничего не могу поделать, да и они смогут справиться с этим лучше, чем я».
      – Нет, – ответила она, – это правда, Я ничего не знаю.
      – И ты не хочешь ничего понимать, если даже он узнает про твоего ребенка.
      Он стоял так близко сейчас, что его колени касались ее.
      – Так ты снова играешь со мной?
      – Я не знаю, о чем вы говорите.
      – Уверен, что знаешь. Об отце ребенка. – Он казался довольным. – Неделька в старом доме, да?
      У нее застучали зубы. Она читала об этом раньше, но никогда ничего подобного не испытывала. Это казалось странным, они стучали и не могли остановиться.
      Он придвинулся и дотронулся до ее груди.
      – Ты привлекательная женщина.
      Она прижала руки к груди. Он отвел их. Она смотрела на него, стараясь быть твердой и благоразумной.
      – Почему вы делаете это? У вас будут крупные неприятности.
      – Я приведу тебе шесть почему. Ты думала, что перехитрила меня, не так ли? Повесили записывающее устройство на старого дурака. – Он крепко стиснул ее руки. – Я думаю, как ты будешь смотреться со сломанным носом? Или, может быть, несколько шрамов на прелестном личике?
      – Я буду кричать…
      – Давай, кричи. Кто тебя услышит?
      Его кулак, на котором поблескивало золотое кольцо, огромный и здоровый, как скала, стал приближаться к ее лицу. Она быстро увернулась и упала, ударившись лицом о край стола. Боль пронзила ее живот, тошнота подступила к горлу. Он наклонился, схватил ее за кофточку и поднял ее. Легкий шелк разорвался. Были видны его огромные желтые зубы, его лицо перекосилось от злобы, его дыхание с табачным перегаром было горячим, кулак поднялся вновь…
      Потом в дальнем конце коридора раздался звук открывающейся двери лифта и шум голосов, стук тяжелых ботинок и громыхание ведер.
      – Уборщики! Они идут! – закричала она, всхлипывая.
      В одно мгновение он был на ногах.
      – Черт! – Схватив свой дипломат и плащ, он выскочил за дверь прежде, чем Дженни поднялась с пола.
      Дрожа и качаясь, она держалась за спинку кресла. Она все еще стояла там, пытаясь стянуть вместе края разорванной блузки, когда дверь распахнулась, и вошел мальчик, неся с собой ведро, тряпки, щетки. Он остановился и посмотрел на нее.
      – Тот мужчина! – задыхаясь, произнесла она. – Посмотри в коридор! Он ушел?
      Мальчик покачал головой.
      – Не понимай по-английски.
      Она хотела благодарить его снова и снова, встать на колени перед ним. Он подумает, что она сошла с ума. Возможно, он так и подумал.
      Дрожа от страха, но все же надеясь, что сможет удержаться на ногах, она надела жакет, взяла пальто, сумочку и перчатки; и потом, испугавшись спускаться по ступенькам, села снова. Что, если он поджидает ее в переулке? Ну, нет, она должна постараться думать логически; конечно, он не будет подкарауливать ее на улице, где она сможет закричать и позвать на помощь. Но, может, он снова попытается проникнуть к ней домой?
      Телефон был у нее под рукой, но она так тряслась, что не могла удержать его. Она громко сказала себе:
      – Я должна что-то придумать. Позвонить в полицию? Чтобы искать где-то мужчину в темном плаще среди тысяч мужчин в темных плащах на улицах Нью-Йорка? Абсурд! Позвонить Мартину? – Ее лицо болело, она чувствовала слабость, нужно было, чтобы кто-то подсказал ей, что делать. Как одинока она была без Джея! Затем внезапный ужас пронзил ее: что, если этот – этот тип направится к Джею домой? Глупая упрямая нянька примет его просто потому, что на нем дорогой плащ, и он выглядит, как джентльмен, не так ли? Она и дети могут оказаться дома одни. Или даже если и сам Джей будет, но ведь у этого типа может оказаться нож…
      Сейчас дрожащие руки Дженни набирали номер телефона. Это был всего лишь предупреждающий звонок, и ничего больше, не мольба или объяснение, чего она не хотела. Предупреждающий звонок. Она хотела, чтобы это было ясно.