…До дома мне добраться не суждено.

Всему виной широкие витрины «Пирелли» – чтобы проехать к моему дому, нужно миновать этот бар, затем перекресток со светофором, нервно мигающим желтым, и только потом свернуть за угол. За витриной «Пирелли» я вижу Жан-Луи, одинокого Жан-Луи с кружкой пива, одинокого – как обычно.

– Останови, – говорю я Лоре.

– Мы приехали?

– Почти. Здесь недалеко.

Дверца за мной захлопывается, но Лора и не думает трогаться с места. Кадр, достойный нуара: красный «Порш» с красоткой под хлябями небесными, дрожащий неон вывески (две буквы из семи не горят), дешевая закусочная напротив, «я не боюсь фараонов, детка. Запомните это». Дождь становится сильнее, снова переходит в ливень, когда Лора выскакивает из машины.

– Что? – Дождь мне все равно не перекричать. – Что случилось?

– Ничего особенного.

Лора приближается ко мне, чуть медленнее, чем следовало бы, всему виной дождь, он путается у нее в ногах, на что я могу рассчитывать?

Прощальный поцелуй?..

Это было бы в стиле сегодняшнего вечера – прощальный поцелуй под хлябями небесными. Прощальный поцелуй не с той девушкой.

– Выпьем?

– Что?

– Пива. – Дождь мне все равно не перекричать.

– Что?

– Тогда – кофе…

Лора дает мне пощечину, а спустя секунду – вторую, ни одна из моих щек не остается без внимания, Лора оказалась еще впечатлительнее, чем я думал.

– Все? – спрашиваю я.

– Теперь все.

– Тогда, может быть, кофе? Или пива?..

Когда «Порш» срывается с места, я думаю о том, что до места назначения он рискует не добраться. Лора близка к тому, чтобы разбить дорогую игрушку и разбиться сама; лучшее, что может с ней случиться, – штраф за превышение скорости и лишение прав за вождение автомобиля в нетрезвом виде, интересно, раздвигала ли она ноги перед сотрудниками автоинспекции?..

…Жан-Луи машет мне рукой.

Жан-Луи, единственный, кто в состоянии меня понять, одинокий Лу, влюбленный в несуществующую Мод, мое положение ничуть не лучше, с сегодняшнего вечера я тоже влюблен. Разница лишь в том, что Тинатин существует, привкус пластикового стаканчика прилип к моим губам намертво, даже если бы мне хотя бы на мгновение показалось, что это не так, – есть еще Лора, она не даст мне забыть. В прошлый раз за стойкой стоял совсем другой бармен, больше смахивающий на байкера из рассказов Жан-Луи. Этот похож не на байкера – на молодого доматричного Киану Ривза, Киану – «прохладный ветер над горами», так это, кажется, звучит по-гавайски, китайская четверть Киану ничего в его имя не привнесла. Я пялюсь на бармена-Киану как последний педик, за это можно и в табло схлопотать. Послематричный Ривз так бы и поступил, а этот – нежный, печальный и потерянный, совсем как в «Айдахо для меня одного» в последней трети. И порочный, как в первой. Меня так и подмывает спросить, позировал ли он для гей-порно. И если да, то где можно ознакомиться с результатами фотосессий.

– Кофе, – говорю я Киану.

– Кофе, – соглашается он. – Капуччино? Эспрессо? Латте?

– Капуччино.

– Я принесу.

– А пластиковые стаканчики у вас есть?

Киану смотрит на меня с сожалением, я сам смотрю на себя с сожалением: ладони, вцепившиеся в край стойки, кажутся прибитыми гвоздями, костяшки пальцев побелели, если бармен скажет сейчас «нет», я покину «Пирелли» в момент, взмою, вознесусь к чертовой матери, несмотря на гипотетические гвозди.

– А пластиковые стаканчики – это принципиально?

– В общем… Хотелось бы…

– О'кей. Я найду для вас пластиковый стаканчик…

– Вы очень меня обяжете.

Успокоенный, почти умиротворенный, я сажусь напротив Жан-Луи. Пейзаж, который его окружает, как обычно, монотонен: пиво, засаленная записная книжка и перьевая ручка в пальцах. Никаких ручек, кроме перьевых, Жан-Луи не признает, вот и сейчас перо царапает бумагу, размышления о Мод, о ком еще, от нее никуда не деться, и в гробу не спрячешься. Единственное, что я могу разглядеть, – печатные буквы. Пародия на шрифт Palatino Linotype, но в целом выглядит неплохо.

– Привет.

– И тебе. – Жан-Луи не поднимает головы. – Это было эффектно.

– Что именно?

– Красотка в красной машине. За что тебе съездили по физиономии?

– Да так… Небольшая размолвка. Сам знаешь, как это бывает…

– Не знаю.

– Ну, когда у тебя будет своя девушка…

– Да ладно тебе, Макс. Это ведь не твоя девушка…

Хромая скотина!

Логика хромой скотины ясна мне также, как экзистенциальные потуги авторов отечественного блокбастера «Самая обаятельная и привлекательная»: если у него ничего не получилось с целлулоидной Мод и ничего не получилось с пришлюхованными продавщицами, похожими на Мод так же, как портвейн «Три семерки» похож на «Chateau Margaux» разлива 1938 года, – то представить себе другого парня рядом с красоткой из «Порша» выше его сил.

– Это не твоя девушка.

– Почему – не моя?

Почему бы Лоре не быть моей девушкой? Почему нет? Она в меру стервозна и в меру подбрита, чтобы быть чьей угодно девушкой, она способна придать шарм любой из клоачных интернет-побасенок Пи, Лора – не худший вариант, совсем не худший. Красотка из «Порша». Может быть, мне так и звать ее – красотка из «Порша»?

– Почему же не моя, Лу? Думаешь, мне она не по зубам?

– Это не та девушка.

Головы Жан-Луи по-прежнему не поднимает. Сукин сын, хромая скотина! Если бы по нечесаной гриве проклятого Лу ползали сейчас насекомые, а подобие пробора сочилось кровью – я испытал бы гораздо меньший ужас. Впрочем, ужасом это тоже не назовешь – легкая оторопь, на то, чтобы взять себя в руки, и пяти секунд не понадобится.

– А есть та?

– Возможно.

Желание рассказать о Тинатин так сильно и так внезапно, что мне приходится закусить губу. Не буду я этого делать, и никто меня не заставит. Рассказать Жан-Луи о Тинатин означает только одно: самому стать Жан-Луи. Хромоножкой. Неудачником. Придурком, влюбленным в фантом. Женщины, ускользающие от нас, – суть фантомы, как утверждает онанист и поллюционер Пи, стоит ли брать в расчет ту, которая вспархивает птицей у тебя из под ног, просачивается, как вода, как песок? стоит ли брать в расчет ту, которая никогда не будет тебе принадлежать?

Проще объявить ее несуществующей. Но что тогда делать с Лорой? Ведь Лора тоже в игре.

Случайный свидетель.

Или это я – случайный свидетель?

Остается лишь определить, свидетелем чего я оказался. Свидетелем появления девушки, в которую невозможно не влюбиться? Свидетелем ее поцелуя, не похожего ни на один поцелуй? Свидетелем странных видений, последовавших за поцелуем?.. Я почти физически ошущаю, как густеет моя кровь, сейчас она почти такая же густая, как грива Жан-Луи. Почти такая же густая, как его почерк. Печатные буквы лепятся друг к другу без малейшего зазора, кирпичи в стене, да и только, какие слова ни были бы там написаны, все сводится к одному: «МодмОдмоДМодмОдмоДМодмОдмоДМодмОдмоДМодмОдмоД», школьные прописи шрифтом Palatino Linotype. Мне остается только охрометь и разжиться ботинками «Кларке», чтобы сходство с неудачником Жан-Луи было полным.

– Что ты можешь знать о девушках, Жан-Луи?

Жан-Луи наконец-то отрывается от своих писулек, он смотрит на меня почти с состраданием: «Бедняга Макс!»

– Достаточно. Я знаю о них достаточно.

Цапаться с Жан-Луи мне совсем не хочется, иначе я вломил бы ему всю правду о его знаниях, они представляют собой кипу монтажных листов, стоп-кадры, снятые с видео, распечатку откровений Ромера, Риветта и «Случайно, Бальтазар». Киношные дивы так же соотносятся с реальными, как Лора соотносится с Тинатин.

– Ее зовут Тинатин. – Черт знает что, ведь я же не хотел говорить ему о Тинатин! – Прямые волосы, прямой нос и черные очки. Она носит кольцо на среднем пальце ноги. Она ангел.

Сказанное мной производит странное впечатление на Жан-Луи, как будто бы живехонький Лу в один момент прикинулся мертвым. Или мертвый Лу в один момент прикинулся живым. Проклятье, я не могу понять – жив он или мертв, и от этого мурашки бегут у меня по спине. Нечто подобное я видел лишь однажды: когда мой чертов папаша лишил себя жизни, собачий поводок в этом не участвовал. Наваждение длится и длится, Жан-Луи болтается между «Лу жив» и «Лу мертв», сделай же что-нибудь, Лу, определись!..

– Это и есть та девушка? Заговорил. Наконец-то!..

– Возможно…

– Бедняга Макс!

– Ты полагаешь? – Мне совсем не нравится ни то, что говорит Жан-Луи, ни то, как он говорит. – Ты знаешь девушку по имени Тинатин, Лу?

– Я знал одну девушку по имени Тинатин. Печальная история.

– Что же это за история?

Жан-Луи чешет переносицу гребаной перьевой ручкой:

– В любом случае я не стал бы доверять девушке по имени Тинатин.

Бородатый обожатель МодмОдмоД начинает серьезно злить меня, реплики в стиле Ромера, паузы в стиле Риветта, от всего этого ощутимо несет сдохшим ослом Бальтазаром. Тинатин – не так уж часто встречающееся имя, далеко не все фарфоровые куклы разбиваются со звоном – тина-тин, вероятность столкнуться с ангелом Тинатин – 1:1 000 000, о какой печальной истории идет речь? И для кого – печальной? Очевидно – для поклонников Тинатин, я тоже вписываюсь в их контекст, и потому собственное будущее рисуется мне совсем не в радужных тонах.

– Я не стал бы доверять, Макс. И тебе не советую.

– Почему?

– Она откусит тебе голову, – нервно смеется Жан-Луи.

– Очень смешно. – Я морщусь.

– Совсем не смешно.

– Свои метафоры можешь засунуть себе в жопу.

– Это не метафора. – Он больше не смеется.

– Значит, ты был с ней знаком?

– Я знал одну девушку по имени Тинатин. Только и всего.

– И остался жив? Тебе-то она не откусила голову, – уличаю Жан-Луи я.

– Я не был знаком с ней близко. Даже не целовался. Мы просто выпили с ней мохито. Печальное очарование вещей, Макс. Моно-но аварэ.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.