Глава 28

Я сидела на кровати, закутанная в одеяло, держа в руке чашку крепкого чая с лимоном. Герт сидел рядом и непрерывно гладил мои волосы. Мама находилась в соседней комнате, но заглядывала через каждые пять минут.

— Ничего, малышка, — утешал меня Герт. — Все плохое позади.

По его лицу этого не скажешь. Три багровые царапины, оставленные моими ногтями, пересекали щеку, но он не обращал на них внимания.

— У тебя просто нервный срыв, — объяснял он. — С каждым такое может случиться.

Мы говорили с ним больше часа в машине и все выяснили до конца. Какое счастье! Герт ни при чем! И как я только могла его заподозрить? Воронцов виноват. Сбил меня с толку, а теперь уже ничего не поделаешь. Но мы с Гертом помирились и больше, я думаю, вообще не будем ссориться. Не выношу, когда между людьми существуют недомолвки. И он поклялся, что с этих пор между нами никаких недомолвок не будет. Надеюсь, что он сдержит свое обещание. А еще он посоветовал мне оставить мою газету и поискать место поприличнее. Как ни странно, но его совет я не приняла в штыки. Наверное, последние события так меня достали, что даже собственная редакция, в которой я проработала десять лет, опротивела. Ничего, я подумаю и над этим предложением.

А маман, разумеется, была в своем репертуаре. Она выслушала все объяснения, строго поджав губы, и сказала:

— Тебе, Лида, давно пора перестать так легкомысленно относиться к жизни. Если задумала выходить замуж, то надо это довести до конца. Свадьба так свадьба. Но и потом не тянуть, а родить ребенка. Тогда и мировоззрение у тебя изменится, и ты станешь мыслить по-другому. Ты не беременна? — с подозрением спросила она.

Я ошеломленно посмотрела на мать и пожала плечами. Вот так вопросец! А Герт не выдержал и заржал, но под суровым взглядом моей родительницы сумел взять себя в руки и снова стать серьезным.

— Мы постараемся, — придушенным голосом выдавил он, — обязательно, и ребенок у нас непременно будет.

Маман кивнула, но развивать эту тему дальше не стала. Я вздохнула с облегчением, Герт, видимо, тоже.

Неделя пролетела незаметно. Я приходила в себя, наведывалась в редакцию, но чисто формально. Происходило что-то странное. Казалось, что Пошехонцева совсем перестали интересовать дела, и газета выпускалась только благодаря его заместителю. Тамара Сергеевна ни на кого не давила, ни на кого не нажимала, но все прислушивались к ее мягкому голосу. Материалы сдавались в срок, «Вечерние новости» продолжали регулярно появляться у читателей.

На удивление всем, притих Гузько. Нет, он все еще продолжал носить костюмы и пробовал держаться молодцевато, но в глазах появилось выражение тоски, как у побитого пса. Он больше, чем обычно, походил на выгнанного из дома сенбернара. Мне не хватало Лильки, не хватало привычных монбланов мусора на столе, а также острых замечаний Ирочки Кривцовой. Она отправилась в очередной отпуск куда-то за границу.

Жизнь входила в привычную колею, но что-то не давало мне покоя, настойчиво подтачивало изнутри. Я все время думала об этих убийствах и была убеждена, что выпустила из виду что-то очень важное.

Я медленно шла по парку, с удовольствием вдыхая влажноватый воздух. Конечно, мне сильно нагорит, если Герт узнает, что прогуливаюсь здесь одна. Но я ведь не собираюсь забираться далеко. Наоборот, гуляю по дорожкам, где полно народу с собаками, а на лавочках еще судачат пенсионеры. А вон стайка девчонок примостилась, а чуть дальше группа ребят с магнитофоном. Школьники, и даже не из самых старших классов.

Настроение у меня было отличное, и я спокойно продолжала идти дальше. А вот и пустая скамейка, можно немного передохнуть.

Я уселась поудобнее, закинув ногу на ногу. Потянулась к карману, чтобы достать сигареты, но почему-то передумала. И так хорошо. Как мне все-таки нравится запах опавшей мокрой листвы. Можно представить, что находишься в настоящем лесу. А что, если уговорить Герта и выбраться в настоящий лес! Съездить бы с ним за город, в пригороде еще попадаются отличные места, не все успели застроить дачными массивами. Или взять недельку-другую за свой счет и махнуть с ним в Карелию или на Вологодчину. Вот где настоящая красота! Пока еще не очень холодно. А то через месяц задует сиверко, и никуда уже не выберешься.

— Можно? — раздался рядом со мной голос. — Вот мы и встретились снова.

Я повернула голову, но не сразу узнала обращавшегося ко мне человека. В самой обычной камуфляжной куртке, какие сейчас носят многие, в темных штанах и грубых солдатских ботинках. В кепке и почему-то в темных очках. Но голос… Пожалуй, я узнала его только по голосу.

— Это вы, — проговорила я. — Неужели вы меня запомнили?

— А ты думаешь, что у меня в старости совсем память отшибло? — Он хрипловато засмеялся. — Так я еще и не такой старый, как тебе кажется.

— Я не это хотела сказать, — слабо пискнула я.

— Знаю, — он махнул рукой. — Не обращай внимания. А тебя я помню, и как в кафе с тобой разговаривали, и про твоего брата. Скажи, ты знаешь, что такое красота? Только настоящая красота, безо всяких подделок.

— Не уверена, — я покачала головой. — Красоту все воспринимают по-разному. Что для одного потрясающе красиво, идеально красиво, другому может казаться банальным, заурядным. Красоту каждый чувствует своей душой. Иногда можно замереть возле маленького листочка с капелькой дождя на черенке, иногда можно задохнуться от восторга, глядя в бескрайнее звездное небо, или плакать от радости, идя по берегу, когда ветер гнет деревья, а на берег накатывают серые волны… Да мало ли. Просто это остается в памяти на всю жизнь, и ты вспоминаешь, что видел кусочек прекрасного.

— А в человеке?.. — тихо спросил он. — Ты веришь, что человек может быть очень красив?

— Верю, — я кивнула. — Только это, как ни странно, не связано с внешней красотой. Или, может быть, я таких людей не встречала. Но смотришь на человека и вдруг понимаешь, что он действительно красив. Мне казалось раньше, что это придумали поэты и писатели, что человек может быть красив внутренне, а какой он внешне, совсем неважно. Но получается, что они правы. Красивым по-настоящему бывает тот, в ком есть какая-то внутренняя чистота. Сейчас трудно это заметить, люди чаще всего измотаны, закрыты. Но я иногда бываю в командировках, смотрю на стариков, в них это есть. Или в детях, пока они еще не столкнулись с этим лживым миром и не научились лгать.

— Сама придумала? — спросил он, совсем как несколько дней назад Иванов. — Занятно мыслишь.

— Так говорил один мой приятель-философ. — Разговор напоминал почти дубль того, предыдущего.

— Да, — Старый рокер мотнул головой. — Действительно, так мог сказать только философ. Он умер?

— Не знаю, — я растерялась. — Уехал в Сибирь, а больше я о нем не слышала.

— Значит, умер. Такие слова мог сказать только обреченный.

Он тяжело поднялся, пребывая в глубочайшей задумчивости, даже отрешенности. Я не знала, о чем думал этот человек, проживший долгую и, в общем-то, никчемную жизнь. Может быть, о своем одиночестве, которое является единственным его спутником на закате лет? Невольно он вверг и меня в состояние отрешенности, и, возможно, поэтому я не сразу заметила сверток, по рассеянности оставленный им на скамейке. Старый рокер уже исчез, и мне пришлось взять сверток с собой… Какое-то странное чувство охватило меня, когда он оказался в моих руках. Я заспешила к выходу из парка. Почему этот человек всегда говорит загадками? И почему он вдруг заговорил о красоте? И еще мне хотелось узнать, что в таинственном свертке. Но хватило сил не развернуть его до самого дома.

Я сидела и не отрываясь смотрела на вазу мэбен, которая стояла на столе. Невероятно! Мысли прыгали, как мячики от пинг-понга. Ваза мэбен! Широкое тулово и вытянутое узкое горлышко, которое предназначено всего лишь для одной-единственной цветущей веточки сливы мэхва. Какое изящество линий, какие странные впадинки, по ним так и хочется провести кончиками пальцев, коснуться каждой неровности, каждой выпуклости, чтобы подняться к самому горлышку.

Ваза мэбен! Я вздрогнула. «Я наконец-то получила ее, — прозвучал в памяти голос. — Я всегда получаю то, что захочу». И тут же другой: «Убийца забрал вазы». Я вскочила и бросилась к телефону. Только бы Воронцов был на месте!

Только бы!

Она повернула голову и снова взглянула на вазу. Какое совершенство! Оно никогда не сможет надоесть. Чем больше смотришь на нее, тем больше открываешь. Совсем как в самой себе. Раньше она не могла бы сказать, что ей нравится собственное тело, такое доступное и потасканное. Но теперь… Теперь она может любоваться собой часами.

Диана медленно встала и перешагнула через край ванны, наполненной лопающейся розовой пеной. Небрежно накинула халат и подошла к бару. Что бы выбрать? Пожалуй, немного мартини. Теперь она может выбирать все, что угодно. Раньше за нее выбирали другие, но теперь они с ума сходят от ее лица, походки, фигуры, ее чарующей полуулыбки.

Скрипнула дверь, и раздались тяжелые шаги. Диана спокойно повернулась, не ожидая ничего плохого.

— Не узнаешь, сучка? — раздался голос, и бокал выпал из ее пальцев…

Он спокойно смотрел на распростертое тело. Да, она была получше других. Точно знала, что это конец, и даже не сопротивлялась. Она просто смотрела и смотрела на него, словно стараясь запомнить перед смертью. Ее дело. Больше уже никто и никогда не увидит улыбку этой твари, которая может прикинуться такой невинной. Она мертва и навсегда унесет в могилу свою постыдную тайну. Да и его тоже. Мертвые не умеют говорить. А у него появится возможность распрощаться с этим жалким существованием, которое может влачить лишь совершенно никчемный человек. Это сокровище, оно станет его пропуском в другой мир. Конечно, там будет немало гнусных тварей, которых он ненавидел: сытых, бездарных идиотов, мнящих себя королями. Но он сумеет навести там порядок, обязательно сумеет…

Мир качался, плыл, разваливался на куски, разбегался вокруг радужными пятнами. А внутри все дрожало, как натянутая струна. Еще немного, и она захлебнется высоким стоном, и этот стон будет последним, что он услышит в своей жизни, прежде чем его навсегда поглотит вселенская чернота. Нет, он не поддастся ей. Пусть все хоть распадется на куски и станет с ног на голову. Но он доведет все начатое до конца, он все успеет. Его не обманут глубокие глаза, потому что он тоже давно знает про душевную чистоту. Он пообещал ей встречу, но она не знает, что эта встреча состоится так скоро. Осталось совсем немного.

Он прислонился к стене дома и пытался отдышаться. Ничего, у него еще немного осталось. Должно помочь, всегда помогало и теперь поможет. Сейчас, вот сейчас он в очередной раз посмотрит на красоту смерти, которую, кроме него, не способен оценить ни один из смертных.

Я сидела, напряженно ожидая телефонного звонка. Похоже, что Воронцов все понял и даже поверил мне. Теперь Старого рокера будут искать. Господи, неужели это действительно он? Не верилось. Мы ведь так уважали его раньше. Для нашего поколения, конечно же, он был старым, но для тех, кто старше нас, он ведь настоящий кумир.

При чем здесь это? Голова забита глупыми мыслями, но думать о чем-то другом я просто не в состоянии.

Не в силах усидеть на месте, я встала и заходила по комнате. А если все-таки не он? Тогда у меня с души свалится огромный камень. Конечно, не он! С чего только я это взяла. Подумаешь, вазы… Ему ведь их мог передать настоящий убийца. И потом, зачем ему убивать? Банкира, рокера, художника. Опять нет логики. Как там говорил Воронцов? У убийцы никогда нет логики. Он играет в какую-то свою игру. Это нам кажется, что эти три смерти не связаны, у этих трех человек не может быть ничего общего. Но он-то… Возможно, он знает про них то, что неизвестно другим, про их связь…

Три таких разных человека. А связующее звено Диана. Диана! Черт возьми! Как же я сразу не догадалась. А ведь он мог так шаг за шагом подбираться к ней! Стоп! У меня ведь был где-то ее телефон. Как обычно, если что-то нужно, никак не находится. Ага! Вот. Это он и есть. Главное, чтобы она ответила. Один раз я предупредить не успела, но теперь нужно успеть обязательно. Я лихорадочно тыкала в кнопки, но мне ответили лишь долгие гудки. Трубку никто не брал. Может, ее нет дома? Я попробовала еще раз, потом еще и еще. Не стоит отчаиваться, я все равно дозвонюсь. Щелкнул дверной замок, но я не обратила на это внимания/Наверное, Герт вернулся.

— Положи трубку, — сказал сумрачный голос. — Это бесполезно.

Передо мной стоял Старый рокер.

Слова застряли у меня в горле, а трубка выпала из рук.

— Диана, — пролепетала я непослушными губами.

— Эта тварь мертва, — откликнулся он. — Встань.

Я повиновалась, хотя ноги меня не держали.

— Сюда, — вынул руку из кармана, взмахнул ею. Тонко заныла струна, рассекая воздух. — Подойди.

— За что? — Слезы сами собой лились из глаз, но я не замечала их. — За что, Старый рокер?

— За то. — Он приостановился. — Я знал, что меня так называют за глаза, но никто никогда не говорил этого вслух. За то, — повторил он, — что никому не дано судить. И ты не можешь рассуждать о красоте, ведь сама не обладаешь душевной чистотой. Ты ею не обладаешь, шлюха. А порок и красота — несовместимы. Может, ты поймешь это хоть перед смертью. Вы все не имеете права быть красивыми.

Он шагнул ко мне, размахивая зажатой в кулаке струной. Я отступала от него, не в силах отвести взгляда от этого страшного лица. Споткнувшись, задела о край журнального столика. Стоявшая на нем ваза качнулась и покатилась к краю. Я попробовала ее задержать, но лишь коснулась кончиками пальцев. Ваза вдребезги разлетелась на полу. А в дверь лихорадочно звонили и стучали. Старый рокер смотрел на осколки невидящим взглядом, потом медленно поднял голову.

Я отступила еще на шаг и прижалась спиной к стене. Через секунду его крепкие руки сдавили меня. Перед глазами замелькали черные точки, и я провалилась в пустоту.

Я медленно открыла глаза, но зажмурилась от нестерпимо яркого света. Успела заметить рядом пустую казенную койку и капельницу над ней. Значит, я в больнице. Попробовала снова посмотреть и увидела склонившегося надо мной Герта.

— Как ты, малышка? — заботливо спросил он.

— Нормально, — ответила я и попыталась привстать.

— Лежи, тебе нужно отдохнуть.

— А Старый рокер? — спросила я, откидываясь на подушку.

— Умер. В больнице. Врачи пытались его спасти, но куда там. Он так конкретно ширнулся…

— Золотая доза, — проговорила я.

— Точно, — он кивнул. — Так раньше говорили.

— Зачем, Герт? — Я прижала сжатый кулак к губам, чтобы не видно было, как они дрожат. — Зачем он это сделал?

— Долгая история. На мой взгляд, он просто ненормальный, к тому же ожесточенный жаждой наживы. Охотился за вазой, зная о ценности ее начинки. Мне Костик обо всем этом рассказал, но тебе сейчас наверняка будет непонятно…

Я рассеянно прервала его:

— Невероятно. Он ведь ко мне пришел…

— Ничего удивительного, он давно за тобой следил. На кладбище, помнишь? Неизвестный, который тебя сзади ударил…