47

Мерантос, Воин из клана Медведей

– Рад видеть тебя.

Я не стал говорить, что рад видеть вожака живым, что рад его возвращению. Зачем говорить такое? Тогда и другие узнают, что я уже не надеялся встретить его в мире живых. Хорошо, что он нашел нас так быстро. Мне оставалось уступить ему первое место в стае и молча радоваться его возвращению.

– Мы ждали тебя.

Я склонил голову, как и полагается перед вожаком, и тут же сел, чтобы ему не пришлось смотреть на меня снизу.

Всякой стае нужен вожак, тогда она будет стаей, а не стадом перепуганных беглецов. Нашей стае нужен этот вожак – Крисс-Танн. Игратос правильно понял: я не могу быть вожаком для такой стаи. Три Кугара, Кот, Ипша, два Медведя и... гладкокожий чужак. Еще в прошлом сезоне я бы не поверил, что из такого может получиться стая. Хотя бы на несколько дней. Тогда я во многое еще не верил, а вот теперь радуюсь, что рядом сидит гладкокожий и мне не надо притворяться главным в этой стае.

– Ты выбрал хорошее место, – сказал вожак, устраиваясь недалеко от меня.

Он сел спиной к стене, согнул ногу и осторожно положил руку на колено. Вторая рука лежала на вытянутой ноге. Ладони вожака перечеркивал узкий багровый след. А запах... Так же пахли мои ноги, когда я не смог перепрыгнуть костер. Вожак сидел с закрытыми глазами, и я едва слышал его дыхание, он казался спящим или очень уставшим.

– Зовущей тоже понравилось это место, – сказал я, вспомнив его похвалу.

– Как он? – спросил вожак.

«Он?» Не сразу, но я понял.

– Он хромает. Теперь его можно называть Трехлапым. А... как она?

Я знал, что не надо спрашивать, но язык оказался быстрее.

Вожак открыл глаза, посмотрел на меня и... ответил, хотя я и не ожидал ответа.

– Она... когда я видел ее в последний раз, она стояла на двух ногах. А как она теперь... – он пожал плечами и чему-то улыбнулся. – Знаешь, она очень красивая без... своей шкурки.

Я едва расслышал шепот вожака. Он опять закрыл глаза и, кажется, заснул. Его дыхание стало совсем тихим и спокойным. Сквозь разорванную одежду я увидел три укуса на его плече. Один был еще свежим, и от него пахло кровью.

На этот раз я не дал языку прогуляться за зубы: мне не надо рассказывать, откуда взялись эти укусы и что они значат. На моем теле Зовущие тоже оставляли укусы.

Когда в стае появляется Зовущая, то всем бывает трудно. Когда Зовущих двое – трудно бывает очень. А когда обе Зовущие выбирают одного самца – это очень утомительно для него и очень опасно для всех остальных.

Вожак спал недолго, а когда проснулся, то удивил меня вопросом:

– Ты хочешь есть?

Конечно, я хотел есть! Есть я хотел давно и сжевать мог бы очень много, но я не стал говорить этого.

– А ты? – спросил я вожака.

– А я уже не хочу, – ответил он и негромко фыркнул. – Не надо на меня так смотреть. И не надо искать глазами наших попутчиков – все живы, даже Ипша. – Вожак опять мечтательно улыбнулся. – Не такой уж я любитель человечины, как ты думаешь. Просто мне повезло с рыбалкой.

– С чем?!

Вожак повторил. Слово оказалось незнакомым и непонятным.

– В воде обычно водится живность, которую можно есть. Если очень приспичит. Ты этого не знал?

– Знал.

Конечно, я знал, что в воде живут всякие твари, иногда очень большие, но никогда не питался ими. Многое приходится делать впервые. Если вожак нашел пищу и готов поделиться со мной, то я не стану отказываться. Не в этот раз.

– У тебя есть с собой еда? – Я принюхался к едва заметному, незнакомому запаху. От вожака пахло разными запахами, но только один был мне незнакомым.

– Нет, – он покачал головой. – Но я знаю, где ее можно достать.

– Тогда пошли.

И я сразу же поднялся. Больше ждать я не мог. Нет, это не истина! Конечно, я мог ждать и терпеть еще долго, но не хотел.

– А как же они? – Вожак кивнул на спящих попутчиков.

– Когда я начну жевать, они придут.

И мы тихо ушли, никого не потревожив. Но я мог бы поспорить на свое ухо, что Игратос уже не спит и слышал если не все, то многое из того, о чем мы говорили. Но звать его за собой я не стал. Попробую, чем вожак меня хочет накормить, а потом и позову... если еда останется.

Они пришли еще раньше, чем я ожидал. Пришли все пятеро. Я не стал оборачиваться и говорить с ними, я был очень занят. Я добывал пищу! Я и вожак.

Вожак выбросил еще одну тварь на берег: длинную, мокрую, с белой гладкой кожей. Я едва смог удержать ее. Она извивалась и разевала узкую зубастую пасть. Я оторвал у твари голову, бросил тело подальше от берега, а голову швырнул в воду. Так велел вожак перед тем, как полез в реку. Потом была еще одна тварь, и еще... Я наловчился хватать их на лету. Безголовые твари извивались и ползли к воде, а я отпихивал их, стараясь не поскользнуться в крови.

Тело вожака виднелось среди тонких светлых тел, и мне не нравилось, что он оказался в самой гуще тварей.

– Вытаскивай! Быстро! – услышал я долгожданный приказ.

Твари, такие медлительные и спокойные в начале охоты, стали быстрее и опаснее, когда попробовали крови мертвых соплеменниц. Я успел заметить, как одна из тварей вцепилась в бок проплывающей соседки и вырвала большой кусок. Они быстро затерялись в клубке извивающихся тел. Вода забурлила и стала мутной.

– Хорошие рыбки, – сказал вожак, когда я вытащил его на берег. – Только очень любят свежую кровь.

Мы стояли в луже воды, смешанной с кровью тварей, и тоненький ручеек стекал в реку, а в воде творилось что-то... что-то знакомое. Я смотрел вниз и не мог вспомнить, где видел похожее безумие.

– Напоминает то, что творилось в Чаше Крови, помнишь? – спросил вожак, и я вздрогнул, когда понял, на что похожа грызня в воде. – Забирай добычу, и пойдем отсюда.

Я молча выполнил приказ вожака. Мне не хотелось оставаться на берегу. Не стану притворяться, что мне очень хотелось съесть добытых тварей, но сказать, что мне совсем не хотелось есть... голод все еще был со мной. И он не собирался уходить только потому, что мне не понравилась охота.

Я ел свою часть добычи и старался не думать, что я жую. Остальные тоже жевали и глотали, никто не стал отказываться. Игратос тронул мою Дверь Тишины, но я не открыл ее: не захотел, чтобы он узнал, о чем я думаю. Он обиделся и удивился, но продолжал рвать и глотать свою долю из добычи вожака.

48

Мирр-Ралла. Зовущая из клана Ипш

Они жадно глотали то, что добыл для них вожак. Такие чужие и непривычные для моих глаз. Я смотрела на них и удивлялась, будто видела их впервые. А потом вспомнила, что раньше их видела другая Я, и перестала удивляться. Они тоже удивились бы, если бы увидели меня, может, и не поняли бы, кого видят. Я стала другой: ни шерсти, ни клыков, ни ошейника. Как чужак снял его, не знаю и не хочу знать. У него получилось – и это главное. И я стала свободной. Я изменилась, чтобы залечить рану, как только копье вытащили из моего тела. Вот еще одна причина, чтобы не убивать чужака.

Были и другие причины: клетка, из которой он выпустил меня, стена, что стояла между мной и свободой, колодец, о котором наш клан знал десятки сезонов, но не мог открыть его, был еще запретный город и... след на теле чужака. Я не жалею, что отметила его, чужак заслужил мой укус. Не жалею, что позвала его, хоть могла позвать любого самца, как и та, другая Зовущая. Но мы обе выбрали его, выбрали потому, что он не т'анг.

Но все эти причины не отменят того, что чужой знает об Ипшах больше, чем знают о нас в других кланах. И мне надо решить, опасен он для нас или нет, оставить ему жизнь или убить, пока он в городе.

Вожак – непривычное звание для чужака – съел совсем немного и уселся в стороне от других. Скрестив ноги, выпрямив спину и положив ладони на колени. Так же он сидел и тогда, когда я залечивала свою рану. И тогда, когда я впервые посмотрела на него глазами двуногой. И тогда, когда я ела то, что он вытащил из воды. И когда я позвала его, он тоже сидел и спокойно смотрел на меня. Он откликнулся на мой Зов без страха, а ведь я могла убить его во время игры, измениться и убить. Он дал мне больше, чем я ожидала от самца другой расы, и я узнала, почему та, другая, отметила его.

Я ушла от чужака, пока он спал. Мне нужно было подумать.

Город принял меня, как всегда принимал, когда наставник брал меня с собой. Врата, открытые чужаком, были одними из многих, что вели в убежище. Но никто, кроме наставника, не умел открывать их. Теперь я узнала о еще одном живом, для кого тайна нашего убежища совсем даже не тайна. По закону ослушника и осквернителя тайны полагается убить, если бы... если бы наставник остался в мире живых. Но его больше нет с нами, а чужак единственный, кто умеет открывать Врата и колодцы. Я не могу убить последнего посвященного, пока не узнаю... И мне придется хранить его жизнь как самое большое сокровище клана.

Нашим самым большим сокровищем была жизнь. Нас осталось так мало, что каждый погибший воин, каждая убитая т'ангайя, что так и не стала Зовущей, были для клана тяжелейшей потерей. Когда-то наша жизнь была легче и безопаснее, а смерть одной или двух т'ангай не грозила гибелью всему народу. Тогда Повелители еще не взялись за нас всерьез. И никто из Зовущих даже подумать не мог, что им придется рожать полукровок. Когда узнают, что мы подзываем самцов из других кланов, на нас станут охотиться не только Повелители.

Повелители Врат – они назвали себя Повелителями, а сами всего лишь жалкие и неблагодарные ученики настоящих повелителей мира. Хранители владели миром, а не разрушали его.

Они многому научили нас. Мы были первыми среди т'ангов, что пришли в новый мир. Мы научились жить в этом мире, и мир принял нас. Мы были хорошими учениками и успели многое узнать. Больше, чем т'анги из молодых кланов, даже больше, чем сами Повелители. Из-за этого они и охотятся на всех Ипш. Я слышала, что в остальных кланах убивают только чарутти.

Мы знаем то, чего Повелители не знают: им не вернуться в свой мир. Уничтожив Мосты, они уничтожили выход из этого мира. Но оставили вход, много входов, и эти входы они назвали Вратами. Они держат Врата закрытыми, но если их не открывать, то Врата выломают и все едино войдут. Врата потом опять закроют, но раз выбитое выбьют еще и еще, а потом на месте Врат появится огромная открытая рана, и всякие твари станут заходить в наш мир, как к себе в нору.

Так учил меня наставник, так учил его Хранитель Моста. Он говорил, что можно жить возле реки, кормиться от нее, встречать ее гостей и укреплять ее берега, а можно сражаться с рекой, перегораживать ее, и однажды вода придет в твой дом.

Наставник многое знал, многое видел, когда путешествовал со своим наставником. Не все Хранители брали Учеников из норторов. Наставник моего наставника тоже не хотел учить гордых глупцов. Он говорил, что опасно давать много силы в руки глупого. Но ему не поверили. И тогда он перестал появляться на Совете. У наставника моего наставника было много учеников, и не только из клана Ипш. Даже когда началась Война, он продолжал учить. Жаль, что я не успела узнать все, чему он научил моего наставника...

Была большая облава, были смерти и убийства, был плен... потом было бегство из плена. Я справилась и без воинов клана. Я знала, что если они не уйдут из мира живых, то будут защищать то, что останется от клана. Если не уйдут... и если от клана что-то останется. А если не осталось ничего? А если я – последняя?..

Я постаралась избавиться от страшных мыслей и решила посмотреть на тех, кто незваными пришел в убежище. Пока Карающая – это проклятие нашего мира – убивает все живое наверху, здесь, в убежище клана Ипш, прячутся чужаки.

После смерти наставника я должна защищать и оберегать клан. И если для защиты надо будет забрать жизнь у чужаков, ни один из них не выйдет из убежища. Они сидели у реки, ели речных тварей, а кое-кто съел свое и поглядывал на чужое. Они были такие разные и... такие одинаковые, уверенные в своей силе и безопасности, и никто из них не знал, как легко я могу забрать их жизнь, как просто мне...

И тут я УВИДЕЛА.

Наставник говорил, что придет день, когда я смогу видеть звериную сущность человека и человеческую – зверя. Я уже видела эту сущность, но недолго, и один только раз. Это была совсем еще молоденькая Ипша. Ее убил живущий-в-песке, а я... я только смотрела, но ничем не помогла ей. Даже шевельнуться тогда я не смогла. Четыре сезона минуло с того дня, но я больше не видела. И вот теперь, здесь...

Они сидели, все семеро, а возле каждого из них я видела их сущности, незримые для простых т'ангов. Рядом с каждым человеком сидела его звериная половина, рядом с лежащим Кугаром – его человеческая.

Я не сразу поверила, что снова могу ВИДЕТЬ, а потом, когда немного привыкла и успокоилась, заметила возле вожака этой странной стаи...

Поверить в такое было еще труднее. Я несколько раз отворачивалась, смотрела на других, потом опять на него, но его сущность, его тайная половина оставалась той же самой.

Вожак был Люуй-я.

«Приносящий Удачу, Отмеченный Дорогой, Гонимый Ветром, Не Знающий Покоя... У него много имен – каждый клан, каждый народ называет его по-своему.

Его боятся и ненавидят, изгоняют и проклинают. Им восхищаются, его благодарят, о нем помнят, его ждут и зовут. Одно из его имен – Странник, другое – Путник.

У него много врагов – и живых, и уже покинувших мир живых. У него мало друзей – еще живых и много уже покинувших мир живых. Кого-то он убил сам, кого-то предал, кого-то оставил умирать позади, когда Дорога опять позвала его.

Его враги счастливее его друзей – враги обретают покой после встречи с ним, а друзей ждет все, что угодно, но только не покой, а в конце те и другие покидают мир живых.

Люуй-я редко рождается в нашем мире. И в этом наше счастье. Те, кто искали встречи с Люуй-я, никогда не находили его.

«Если ты когда-нибудь встретишь Люуй-я...»

Помню, наставник тогда долго молчал. Просто сидел, смотрел прямо перед собой и молчал. В тот последний сезон он часто стал так замолкать. Он был старым, мой наставник, он быстро уставал и много отдыхал, но он был лучшим из всех чарутти! Мне, как всегда, не хватило терпения дождаться, когда он опять заговорит со мной, и я спросила, зная, что могу и не получить ответа:

– Что тогда делать?

– У меня нет для тебя совета. Если ты встретишь Люуй-я... ты сама решишь, кем стать для него: другом, врагом или отойти в сторону с его тропы.

Тогда я еще не входила в убежище и даже не слышала о тайном городе Хранителей. Прежде был Ритуал.

– Город позовет вас, выберет одного или двух, позволит войти вашему духу и только потом примет ваше тело. Или не примет...

Так говорил наставник, постукивая пальцами по натянутой коже томта.

– Я пойду впереди – мой дух, а тело останется здесь. Кто сможет, тот пойдет за мной. Кто не сможет, не хочет или боится... Таким лучше не идти.

Спокойный, негромкий голос наставника и шепот томта. Их все труднее различать, они сплетаются друг с другом, как змеи в сезон зова. Все чаще мне казалось, что наставник давно уже молчит, а томта говорит с нами его голосом. Или это ветер говорит. Или песок. Или древний город под песком.

Нас было четверо. Четыре ученика чарутти. Надежда клана и... его проклятие. Мы сидели лицом к наставнику, слушали голос-рокот – наставника? Томта? Ночи, что подкралась незаметно? – и ждали, когда город древних позовет нас.

Я не заметила, когда это началось.

«Слушайте свое дыхание... слушайте, как бьется ваше сердце... найдите самый спокойный уголок внутри себя... войдите в спокойный уголок... идите... идите... ищите-ищите вход... входите... идите вниз... вниз... вниз...»

Я все еще слышала слова, голос наставника, но темноты под веками уже не было. Я куда-то быстро бежала. Или падала?

Ударил томта...

Песок под ногами.

Яркий свет.

Нет теней.

Склон холма и что-то большое на склоне.

Темно. Опять темно! Чей-то сдавленный стон справа, тяжелое дыхание. Удар томта. Стараюсь вернуться туда, к холму, дышу ровно и спокойно, как меня учили.

Удар томта. Еще раз...

Склон холма.

Ворота. Лежат на склоне.

...две створки больших ворот. Запертые. На створках рисунок. Странный. Непривычный. Два больших треугольника – по одному на каждой створке – вместе образуют большой квадрат. Каждый треугольник – это ажурное плетение из тонких светлых нитей. Широкая кайма из мелкого ажурного узора и большое треугольное поле, где переплелись цветы, листья, фигурки людей и животных. Все это располагалось на темных воротах и было таким... сияющим, таким... красивым. Самым красивым, что я видела в жизни. В этих рисунках был какой-то смысл, но я не могла понять его. Я очень старалась, но понять не сумела.

Кашель. Слева от меня кто-то прочищал горло.

Тяжелое дыхание.

...ворота уменьшаются. Меня уносит от них.

Нет! Не отвлекаться. Дышать ровно и спокойно... ровно и спокойно... ровно... спокойно... спокойно...

Удар томта.

Ворота приближаются... увеличиваются... становятся прежнего размера. Но они изменились: рисунок на створках затерт, почти неразличим, видны только два треугольника, разделенные двумя широкими (в мою ладонь) светлыми полосами. Створки вздрагивают и... не открываются. На них песок, груда камней. Как же мне попасть внутрь?

Темнота.

Удар томта. Дыхание.

Частые удары. Сердца? Томта?

«Дышать ровно и спокойно, – напоминаю себе. – Ровно и спокойно... спокойно...»

Створки ворот вздрагивают. Еще раз. И еще. Песок осыпается с них, камни скатываются. Что-то толкает ворота изнутри, распахивает их. За воротами темнота.

Темно.

Шаги.

Удар томта.

Ступеньки ведут в темноту. Много ступенек вниз. Истертые посредине. По ним прошли сотни, а может, и сотни сотен ног. Впереди просторная каменная комната. Я вижу ее. Я иду к ней. В комнате темно. Но это темнота вечера, а не ночи. Где-то должна быть еще дверь или ворота, чтобы уйти из пустой комнаты еще ниже. Мне не надо оставаться в ней. Откуда пришло это знание, почему я верю ему, мне неведомо. Я не останавливаюсь, я иду вперед...

Стон.

Тяжелое дыхание.

Шаги.

Удар томта.

Коридор. Вниз. Вниз и еще вниз. Поворот вправо, потом влево. Я иду по коридору вниз. Он темный впереди и... светлый возле меня. И вот он – выход. Простор! Вокруг меня ночь и простор. А я могу лететь, если захочу. И ночь примет меня и даст крылья. Нет, это не ночь, это вход в большую пещеру. Надо мной нет неба, надо мной только камень. И внизу тоже камень. Много камня. И мне нужно вниз! Идти, а не лететь. Широкий карниз выступает из стены пещеры, и я спускаюсь по нему. Там, внизу, город древних.

Я знаю, что там должен быть Город, но вместо него вижу узор из спутанных ярких нитей: синих, зеленых, желтых, оранжевых, красных, фиолетовых. Узор часто меняется, не остается долго прежним: то растягивается в ширину и становится плоским, как вышивка мастеров нити, то становится глубоким, будто вырезан на камне. Нити шевелятся, извиваются... Нити сплетаются в узлы и узоры. На них больно смотреть, но и не смотреть не получается. И все это разноцветное безумие творится в оглушительной тишине и в обжигающе холодной темноте. Яркие, очень яркие краски! От них болят глаза. Нужно закрыть их...

Темнота.

Шаги. Справа.

За спиной тоже шаги.

Удар томта.

Дыхание. Ровное... спокойное...

Холм. Зеленый. Это не песок! Из тела холма появляются короткие зеленые пальцы. На каждом пальце тонкие желтоватые когти-крючки. Среди пальцев появляется что-то еще: светлое, острое, как копье, оно пробивает себе путь наверх, раздвигая в стороны когти-крючки. Вот оно стало выше пальцев с когтями... в два, в три раза выше. Копье светлеет и растет, трескается на верхушке. Трещин все больше, они ползут от верхушки до середины копья, и... открывается цветок! Огромный прекрасный цветок. Светло-желтый, как солнце в середине дня. Лепестки блестят, так же песок блестит под белой луной. Смотреть на цветок хочется еще и еще. Это чудо жизни. Это как рождение детеныша.

Но долго смотреть на цветок я не смогла. Он исчез. Исчез и зеленый холм. Он превратился в овал.

Черный овал.

Маска.

На черной маске ярко-белым и ярко-красным нарисован рот. Красные полные губы чуть приоткрыты, а между ними полоска белых зубов. Но вот рот широко открывается и проглатывает крошечную фигурку Ипши.

Наставник! Нет!..

Чей-то испуганный вопль – губы складываются в удовлетворенную улыбку. Не сразу узнаю свой голос. Зачем я кричала, не ведаю. Ушедший из мира живых редко возвращается. Только чарутти может его вернуть. Ненадолго. А я не чарутти. У меня не получится.

«Вперед!»

Слышу приказ наставника и радостно спешу на всех четырех. Скорее, еще быстрее! Губы все ближе. Размыкаются... И я вдруг понимаю, что губы не в краске, а в крови. Мне стало страшно, захотелось остановиться, но меня несет, будто в спину дует сильный ветер.

«Вперед!» – приказывает наставник.

Бегу. Выкладываюсь в отчаянном прыжке и...

Зубы сомкнулись, не задев мои задние лапы.

Я успела. Моя кровь не окрасила губы Стража, что перекусил многих неосторожных и нерешительных.

Это наставник поделился со мной воспоминаниями, и я увидела неосторожного и даже узнала его – один из старших учеников.

А впереди появился бело-голубой овал.

Еще одна маска.

Полоса сверху вниз – обозначила нос. Маска приближается, полоса становится выпуклой, дает тени. Выше носа появились еще две черты – будущие глаза.

«Скорее, пока они не открылись!»

Спешу! Пластаюсь в прыжках! Лапы скользят, теряют опору. Краем глаза замечаю, как дрогнули веки...

Прыжок! Отчаянный и невозможный. Как от ямы живущего-в-песке.