Ну вот я и задал свой вопрос. Осталось только получить ответ и действовать. Не знаю, правда, сколько дерьма я прежде выслушаю. У Хранителя просто мания говорить всякие гадости, чтобы я не вздумал вдруг благодарить за какой-нибудь полезный совет.

«Помочь ему? И как ты себе это представляешь?»

Теперь мне придется отвечать на неудобный вопрос, и, боюсь, что на первый из многих.

«Ну мы же помогли Мерантосу. А ведь он был почти трупом».

«Не преувеличивай! Умирать он точно не собирался. Мог только остаться парализованным, но это...»

«Вот видишь! – Я решил, что немного восторга не помешает. – А Игратос передвигается самостоятельно, – напомнил я и тут же уточнил, пока Хранитель не сделал этого за меня. – По крайней мере, когда не валяется без сознания».

«Мерантос не умирал от яда тхархи».

«А Игратос умирает?!»

Паршивая новость. Мерантосу она точно не понравится. Мужик надеется на мою помощь, он ничего не говорит, но я же не слепой. А если он решит, что я могу помочь и не хочу... Думаю, тогда у меня будут несколько очень неприятных минут.

«И у тебя на одного врага станет больше», – подвел итог моим сумбурным размышлениям Хранитель.

«От этого яда есть противоядие?» – Я решил выяснить самое важное на данный момент и не отвлекаться на всякую ерунду.

«Есть».

Уф-ф. Кажется, одной проблемой меньше.

«Значит, парня можно вылечить?»

Я не люблю быть занудой, но от Хранителя всего можно ожидать. Скажет, например, что в убежище нет противоядия, а такое очень даже может быть. Или что для приготовления лекарства требуется столько времени, сколько Игратосу не прожить, даже будь он абсолютно здоров и происходи из рода оборотней-долгожителей. У моего гостя то еще чувство юмора.

«Вылечить можно. Нужно, чтобы он сам хотел вылечиться», – озадачил меня Хранитель.

«Как это?!»

Я даже не думал, что парень может не захотеть стать здоровым.

«Очень просто. Это как с пьянством. Избавиться от пристрастия можно, главное – захотеть расстаться с выпивкой. А то одному не нравится лекарь, другому – лечение, а третий вообще не хочет лечиться. Говорит, зачем избавляться от одной старой привычки, чтобы приобрести две новых...»

Хранитель повторил слова моего знакомого, давно уже мертвого.

«Замолчи!» – изо всех сил кричу в глубину сознания.

Даже круги перед закрытыми глазами замелькали.

И Хранитель замолчал. Вот только собственной памяти я не мог приказать того же. Не мог... А от моего крика распахнулась давно запертая дверца, и из нее посыпались воспоминания. Как старый хлам, который срочно запрятали в дальний ящик, а потом забыли.

Этого человека звали Николас Парстел. Один из лучших исполнителей Компании. Он выполнял самые сложные задания. Чисто. Аккуратно. Быстро. А после работы пил. Сначала немного, перед сном, а потом... Он был моим инструктором. От него я узнал то, чему не научит ни одна армия. А потом Ник забыл бутылку. Обычную полупустую бутылку с дешевым пойлом. К тому времени он пил не только перед сном. Все бы ничего, но забыл он ее на «рабочем месте». Ник успел вернуться до появления полиции и обнаружил рядом с бутылкой какого-то бродягу. Бутылку свою Ник вернул, и на одного несговорчивого бродягу стало меньше. Город и не заметил бы этой смерти, но Парстел открыл сезон охоты на бродяг. В то время я работал самостоятельно, виделся с ним не часто и узнал о новом хобби Ника, когда полиция уже вовсю искала маньяка, убивающего городских бездомных.

– И чего они подняли этот шум? – удивлялся Парстел, сидя у телевизора и слушая очередное сообщение о жестоком убийстве безработного.

Дальше следовали имя и фамилия убитого, затем появлялась фотография, сделанная в те времена, когда он еще не был бездомным. Как правило, между этим изображением и убитым сходства почти не было. И не потому, что Ник уродовал лицо клиента – он этого никогда не делал, – жизнь вполне справлялась сама.

– Им что, говорить больше не о чем? «Очередная жертва безжалостного маньяка...» – процитировав телеведущего, Ник опять приложился к стакану. («Запомни, Крис, прямо из горлышка пьют только алкоголики!») – «Город потрясен...» Тьфу, слушать противно! Да город только сейчас узнал о его существовании, а завтра и думать о нем забудет. Никто ведь не вопит из-за убийства крыс, а эти бродяги – те же крысы, только двуногие. Живут возле мусорных баков, жрут всякое дерьмо, еще и укусить могут... Да городские власти благодарить меня должны, что я избавляю город от этой мерзости! А они... Вот обижусь и перестану истреблять «крыс». Мне и на работе хватает клиентов.

Я тогда вздохнул с облегчением, но после очередного стакана Ник передумал:

– Нет, так не годится. Без меня этот паршивый город превратится в настоящую помойку. – Он вдруг засмеялся, не замечая, что по глубоким морщинам, прорезавшим его щеки, текут мутные слезы.

Слезы – это предпоследняя стадия опьянения. Еще один стакан – и Ник шел спать. И, что самое смешное, он действительно уходил на своих двоих, а перед сном еще мыл стакан и убирал пустую бутылку в пакет, чтобы утром избавиться от нее. Меня всегда поражали его предусмотрительность и аккуратность.

– Нет, так не годится... эти придурки не понимают... они не знают, с кем мне приходится... с кем я имею дело. «Плодитесь и размножайтесь» завещал Господь, а эти твари плодятся и пожирают своих детенышей. Ничего, я объясню, и все поймут... Я подпишусь «Крысодав». Хорошая мысль, правда? – Парстел уже задыхался от смеха.

А мне, признаться, было совсем не смешно. Я только надеялся, что наутро он забудет о своей «хорошей мысли» и решит прекратить эту охоту.

К сожалению, мои надежды не оправдались. Уже через день на трупе бездомного нашли карточку с надписью: «Одной крысой стало меньше». И карточка была подписана «Крысодав». Вторая тоже. И третья. Это стало для меня последней каплей. Нет, я не пошел в полицию, все-таки Ник был моим другом. Вот именно, был. Но Компания не нуждалась в такой рекламе. Уладить проблему поручили мне.

И я уладил.

Николас Парстел утонул в ванне. Просто несчастный случай. Выпил. Заснул в ванне. Утонул. Такое часто бывает с пьющими людьми. С ним тоже могло произойти. Рано или поздно. Я только чуть-чуть помог ему.

Потом была обычная поминальная служба, похороны сотрудника, много сделавшего для процветания Компании... и все другие, соответствующие ритуалу слова. И никто не связал имя Николаса Парстела с ужасным Крысодавом – грозой и кошмаром бродяг.

«Похоже, у тебя вошло в привычку доставлять друзьям неприятности. Сначала Алекс, потом Николас», – напомнил о себе Хранитель.

Только его комментариев мне не хватало для полного счастья!

«А ведь он догадался, зачем ты пришел. Парстел. Понял, что не доживет до утра».

«Заткнись», – попросил я Хранителя. И он на время «ушел в глубину» – выполнил мою просьбу.

А старик Парстел действительно все правильно понял. И не стал дергаться в тот вечер. Знал, что вместо меня пришлют еще кого-то, только и всего. Он даже обрадовался моему визиту и спокойно принял в подарок бутылку. Мы вместе приговорили ее, потом он прикончил свою, потом уже, перед моим уходом, сказал вдруг совершенно трезвым голосом:

– Хорошо, что ты зашел, малыш. И хорошо, что это ты... – Николас не называл меня малышом уже года три. – Прими совет, Крис, бросай пить. Ни до чего хорошего это не доводит.

Помню, тогда усмехнулся ему в ответ. Николас нашел, что посоветовать, будто это я не просыхал последние три года! Но чего не выслушаешь от человека, который не доживет до утра...

А потом... потом с ним произошел тот самый несчастный случай. Парстел был большим специалистом по ним, а я – его учеником. Лучшим учеником, что превзошел учителя.

«Вернее сказать, пережил его».

Опять Хранитель. Делаю вид, что не слышу его, занятый своими мыслями.

А совет учителя не пропал даром. Я решил-таки последовать ему и перестал пить. Совсем.

«Даже от пива отказался, чтобы и самому “случайно” не утонуть в ванной. Или не упасть с тротуара под автобус».

Хранитель! Опять этот ублюдок копается в моих воспоминаниях!

«Как его звали? Эд? Тэд? Не помнишь?..»

«Заткнись! Заткнись!! Заткнись!!!»

Тишина.

В голове звенит от тишины и непривычной пустоты. На этот раз Хранитель забился так далеко, что я перестал ощущать его присутствие. Это все равно что читать газету в толпе, когда кто-то стоит за спиной и заглядывает через плечо, хмыкает над смешными заметками и что-то комментирует... и вдруг вся толпа куда-то исчезает! А газета остается. И на листе большими буквами набрано только одно слово:

«ДЖЕКСОН».

Он был вторым сотрудником Компании, которого мне пришлось обслужить. Я едва знал его: невысокий, чуть полноватый, со светлой бородкой «а-ля недельная щетина», серый костюм, голубая рубашка, модные очки с прямоугольными стеклами. Так он выглядел в тот день. Не знаю, какой работой он занимался, но исполнителем он точно не был. Уже через полгода я мог отличить коллег от других сотрудников.

Джексон тоже пил. Я увидел его в баре, еще до того, как он стал моим клиентом. Он тогда много пил и много болтал. Кто-то сказал, что так он проводит все вечера после смерти жены.

– Ну и что? На его работу это не влияет.

– Пока не влияет...

Я поленился обернуться и посмотреть, кто обсуждает какого-то пьянчужку. Он ведь не мой друг, и мне не было до него никакого дела. Хочется человеку пить – пускай пьет, нравится болтать – лишь бы здоровью не мешало. Я и сам тогда зашел выпить и помянуть Парстела. Вот только болтать у меня не было настроения, как и прислушиваться к чужой болтовне.

А ведь я так и не выпил в тот вечер!

Посмотрел на раскрасневшегося, бурно жестикулирующего Джексона и... не стал пить. Почему-то вспомнились последние слова Ника, и рука не донесла стакан до рта.

И, что самое забавное, мне не пришлось убивать Джексона. Я уже приготовился толкнуть его с тротуара, но тот оглянулся, быстро сообразил, зачем я у него за спиной (кем же он все-таки работал?), и с улыбкой шагнул под автобус. Эта улыбка мне потом снилась. Я просыпался и долго разглядывал потолок при выключенном свете, а в то время у меня еще не было ночного зрения. Эти сны продолжались недели две-три, а потом мы с Мод сняли квартиру и стали жить вместе. До проклятой опоры оставалось почти два года.

И до встречи с Хранителем, будь он неладен.

Давно у меня не было таких глубоких пробоев в прошлое. Спасибо ему за интересно проведенное время. И как он умудряется выбирать такие неприятные воспоминания, которые я давным-давно похоронил и думать о них забыл?

«В них больше эмоциональных переживаний, они четче записываются. А хорошее быстрее забывается», – донесся шепот Хранителя, как осторожный стук в дверь.

А я уже начал привыкать к одиночеству!

Только-только почувствовал себя хозяином собственной черепушки, как гость вернулся.

Акт второй. Те же и Хранитель.

«К чему весь этот сарказм? – Удивление моего соседа было непритворным. – Я не вмешивался в твою жизнь, не отвлекал от работы или развлечений...»

«Пусть достанутся врагам такие развлечения!»

«И вообще все это ты делал со своей жизнью еще до встречи со мной».

«Спасибо за напоминание! – Меня переполняли злость и язвительность. – Все это я благополучно забыл еще до встречи с тобой. И, честно говоря, об этой встрече я тоже не мечтал».

«Мне жаль тебя разочаровывать, Крис, но не все наши мечты сбываются».

«Зато сбываются самые страшные кошмары!»

«Хочешь сказать, что я тебе снился?» – оживился Хранитель.

Он уже не вел себя как испуганная мышь.

«Не ты, к счастью. После такого кошмара я бы точно проснулся мертвым. А вот то, что в мое тело вселился инопланетянин, – такое мне снилось. С тех пор я перестал смотреть на ночь фантастику».

«А ты уверен, что это был только сон? Я бы мог...»

«Не надо! – быстро отказался я от “заманчивого” предложения. – Не надо никаких проверок. Предпочитаю думать, что это был только сон. Не я первый, не я последний, кому приснился кошмар. Если бы люди считали, что все, приснившееся им, происходило в действительности, то психушки оказались бы самым популярным местом в нашем мире».

«Выговорился? Теперь тебе легче?» – поинтересовался Хранитель, когда я устало вздохнул после продолжительной мысленной речи.

«Может быть», – огрызнулся я и тут же оглянулся, когда звук шагов за спиной изменился.

Игратос опять передвигался самостоятельно.

«Кажется, ты хотел помочь ему», – напомнил Хранитель.

«Хотел. И хочу».

«Тогда я могу показать место, где лечение возможно».

«Это что-то вроде наших лечебниц? А какая ему нужна: для людей или для зверей?»

«Ваших лечебниц?! – возмутился Хранитель, полностью проигнорировав мой второй вопрос – В ваших только и умеют кое-как латать тело и совершенно забывают о душе».

«Душой у нас занимаются священники и психотерапевты». – Мне вдруг стало обидно за родной мир.

«О ваших священниках я промолчу, а вот вашим психоврачам самое место в психолечебницах. В качестве пациентов, естественно».

«И кто же тогда их будет лечить?» – зачем-то спросил я, будто мне больше спрашивать было не о чем.

«А они неизлечимы. В вашем мире, с вашим уровнем медицины, лечить таких – напрасная трата времени. Убить из милосердия – вот моя рекомендация каждому из них».

«Значит, эвтаназией рекомендуешь лечить, ну-ну... Жаль, конечно, что ты не практикуешь в моем мире – в нем сразу бы стало намного просторнее. Твоя рекомендация к Игратосу тоже относится?»

«Не знаю. Пока не знаю. Нужно проверить. Вон там».

«Там?!»

«Да. А что тебя так удивляет?»

«Это лечебница?!»

«Нет. Но лечить там тоже можно».

«Ну и ну. – Мне только и оставалось, что покачать головой. Делать я этого, конечно, не стал. Зачем пугать попутчиков внезапной физической активностью. – Ладно, это твой мир, тебе лучше знать».

«Вот именно. Мне лучше знать. А тебе лучше бы поговорить не со мной, а с будущим пациентом. Или с его отцом». – Совет был дан самым непререкаемым тоном.

Но он немного запоздал. Я и сам уже решил поговорить с Мерантосом. Кажется, у него с сыном начали налаживаться отношения. А вот меня Игратос любит еще меньше, чем в начале нашей прогулки. И почему бы это?..

«Ты сам сделал все, чтобы он возненавидел тебя», – тут же отозвался Хранитель.

«Уж лучше меня, чем своего папу», – фыркнул я.

Надеюсь, что весело.

«Или себя».

«Что?!» – мне показалось, что я ослышался.

«Себя он ненавидит, себя, – повторил Хранитель. – И больше, чем всех остальных».

Еще одна «приятная» новость. Нет ничего хуже, чем спасать жизнь самоубийце. Так и самому навернуться недолго.

А вообще-то это не моя проблема – вот дам Мерантосу совет и отойду в сторонку, а он пускай сам разбирается. Как сможет.

Мысль, конечно, не самая оригинальная, но чем я хуже тех высокооплачиваемых консультантов, что с умным видом выдают фирмам рекомендации, получают свой гонорар и сваливают, а уж что потом делают с этими рекомендациями, это их мало волнует. Так же, как и меня, только мой совет будет бесплатным.

Никто ничего не сказал, когда я свернул к большому шарообразному сооружению; парни молча топали за мной. Такое безоговорочное доверие сначала льстит, а потом начинает раздражать: хочется иногда, чтобы впереди маячила чья-то широкая спина, в которую можно тупо пялиться и идти за ее хозяином, ни о чем не думая и не беспокоясь. Мечты, мечты... Как там говорил Хранитель: не все мечты сбываются? Боюсь, что эта как раз из тех, несбыточных.

То, что издали напоминало яблоко на тарелке, вблизи выглядело совсем иначе. «Тарелочкой» оказался забор метров этак до пяти в высоту, из крупнодырчатого материала. В дыру свободно вошел мой кулак. Мерантос молча посмотрел на свой, потом на освободившуюся дыру и... не стал экспериментировать. И, думаю, правильно сделал. Размеры его кулака были чуть больше моей головы, а свою голову я не стал бы совать куда попало. В заборе не нашлось ни ворот, ни проемов, только узкий карниз, что начинался от самого низа и заканчивался где-то за поворотом. По нему нам и пришлось подниматься. Ступеней строители почему-то не предусмотрели. «Все для удобства посетителей», – мелькнула язвительная мысль, а потом я полностью сосредоточился на подъеме. Не хотелось бы поскользнуться и свалиться вниз. В сущности, невысоко, но некоторые падали со стула и ломали ноги. Тут уж кому как повезет.

Я не сразу понял, что карниз закончился, и еще какое-то время пытался подниматься по горизонтальной поверхности. Наше восхождение длилось часа полтора, так что успел втянуться. Когда до меня дошло, что смотреть под ноги больше не надо, я поднял голову и остановился, да так внезапно, что Симорли врезался в меня. Не слушая его извинений, я разглядывал то, что издали напоминало яблоко, и пытался понять, что же такое я вижу.

«Забор» служил подставкой для огромной сферы. Мне бы пришлось лечь, чтобы увидеть ее вершину. Перламутровая поверхность, похожая на внутренность раковины, была такой же пористой, как и подставка, только с отверстиями меньшего размера. С ними экспериментировать я не стал. Что-то удержало меня от фамильярного обращения с этим... с этой... даже не знаю, как назвать такое сооружение. В полу, по которому мы должны были идти, тоже имелись отверстия, но совсем небольшие: палец туда бы прошел, вот только совать свой мне не хотелось, а других желающих почему-то не нашлось. Чем ближе мы подходили к Сфере – другого названия все равно не придумаешь, – тем грандиознее она выглядела. Потом я вдруг понял, что она не цельная, а состоит из частей, как апельсин из долек. Эти дольки не соединялись плотно друг с другом, а оставляли высокие и узкие щели для посетителей. Заметить их можно было только под определенным углом и с близкого расстояния. Мы с Симорли медленно направились дальше, а Мерантоса с сыном оставили стеречь найденный вход. Игратос совсем не годился для продолжительных прогулок.

Второй вход, третий... Каждая «долька» была слегка повернута, и один край выступал над предыдущим. Идти дальше мне не хотелось. Вряд ли мы увидим что-то интересное, только сделаем большой круг и вернемся к нашим Медведям с другой стороны. Но сколько им пришлось бы ждать нас?

– Ну что скажешь? – обернулся я к Симорли.

Тот показал мне три согнутых пальца.

– И еще двадцать один, – добавил он, стукнув себя кулаком по груди.

Пока я пытался понять, что бы это значило, вмешался Хранитель:

«И чему ты удивляешься? Ничего необычного он не показывает. Всего лишь триста двадцать один удар сердца. Так здесь привыкли измерять время и расстояние».

«Здорово! – Мне действительно понравился этот способ: очень экономичный и, главное, всегда все под рукой. – Только я привык пользоваться часами».

«У них часов нет и никогда не было. – Хранитель сказал это так, будто он сам надоумил весь этот мир обходиться без часов. – Да и ты последние два года их не носил».

«А как я мог их носить, если все они ломались на второй день?!»

«Но это же не мешало тебе жить...»

«Да уж, пришлось научиться обходиться без часов».

«Не понимаю, Крис, чего ты ворчишь? В тебе заработали внутренние часы, а такими может похвастаться один из десяти тысяч».

«А сколько человек может похвастаться раздвоением личности, знаешь?»

«У тебя нет раздвоения личности! – Хранитель начал злиться. – Сколько раз тебе нужно повторять...»

«Как меня это огорчает, – отшучиваюсь в ответ. – А я так надеялся, что меня можно вылечить».

«В твоем мире? И не надейся!»

«А в твоем?»

«В моем? – Кажется, Хранитель очень удивился. – А от чего ты собрался лечиться в моем мире? От меня? Так я не болезнь, я – гость».

«Угу. Гость. А тебе разве не говорили, что гостей обычно приглашают и в гостях не задерживаются слишком долго?»

«Ну что ж, зашел я без приглашения, но я обязательно уйду. Когда-нибудь».

«Как меня радует это обещание! Уйду когда-нибудь... Но только не сегодня?» – уточняю у незваного гостя.

«Не сегодня, – подтверждает он. – И не в этом месте».

«Тогда о чем я с тобой разговариваю? Меня вон рыжий заждался!»

– Пошли обратно, – предложил я Симорли, пока Хранитель не сказал что-нибудь в ответ.

Обычно «гость» замолкал, когда я начинал говорить с другими. Так мы договорились еще в моем мире и пока не отменяли этот договор.

Симорли молча кивнул и пошел за мной.

– А теперь смотри внимательно, – предложил я ему, когда до второго входа оставалось несколько шагов.

– Нет! – Изумленный выдох и широко распахнутые глаза. Удивительный парень: все эмоции можно прочесть по лицу. – Его больше нет! Вход закрылся! Как дверь убежища! Нам ведь не надо было входить сюда?

Беспокойство Симорли выглядело забавным. Рыжий так надеялся услышать «нет», что было больно его разочаровывать.

– Надо, – сказал я, как можно мягче. – И мы войдем сюда все вместе. А вход только кажется закрытым. Вернись и посмотри с другой стороны.

Мне пришлось ждать, пока Симорли проверял мои слова. Он с разных сторон подходил к щели и всякий раз удивлялся эффекту невидимости. Я смог оторвать его от общения с «чудом», только когда напомнил, что нас ждут. Точно так же Симорли проверил вход, который охранял Мерантос. Тот уже и сам обнаружил этот эффект, но не стал так бурно удивляться. Все-таки у мужика больше опыта, да и в горах увидишь не такие еще чудеса. По крайней мере, в горах моего мира.

– Неплохая маскировка, – только и сказал он на восторги Симорли.

Спокойствие Мерантоса оказалось заразительным. Симорли молча сел напротив входа и... застыл. Только поблескивающие глаза выдавали его волнение.

Мы с Мерантосом отошли в сторону и немного поговорили. Вернее, говорить в основном пришлось мне, а он только слушал и иногда кивал. Я пересказал ему, что услышал от Хранителя, и прибавил уже от себя то, что знал о лечении и психологии. Немногое, конечно, я ведь не спец, но, кажется, мне удалось втолковать Мерантосу, что его сын сам должен захотеть лечиться, что без желания Игратоса мы только потратим время и силы, но так и не получим должного результата. Я говорил и говорил, а когда умолк, чтобы вздохнуть, вдруг услышал:

– Я понял.

И это все, что сказал Мерантос после моего пятиминутного монолога.

Потом мужик вернулся к лежащему сыну, опустился перед ним на четвереньки и долго, очень долго... молчал, глядя ему в глаза.

Симорли только раз посмотрел в их сторону и больше не поворачивался. Медведи будто перестали для него существовать, а вход словно бы мог исчезнуть, если за ним не следить в оба глаза. Я подошел и сел рядом, скрестив ноги. Так мы и медитировали на пару, пока рука Мерантоса не коснулась моего плеча. Только этот мужик мог проделать такое, не нагибаясь.

– Мы готовы, – сообщил он настолько низким голосом, что у меня зубы завибрировали.

Когда мы прошли между «дольками», нас обнял мягкий полумрак, наполненный едва слышными звуками. Семь шагов вправо, еще столько же прямо – и мы внутри Сферы. Невольный вздох восхищения вырвался у всех: посреди свободного пространства располагалась еще одна подставка, только поменьше первой, а на ней широко раскинул лепестки прекрасный каменный цветок.

Или не каменный. Когда-то, еще в моем мире, я видел похожий материал: полупрозрачное, похожее на перламутр стекло; его гладкая и шелковистая поверхность казалась теплой, пронизанной солнечным светом. Кто знает, из чего местные мастера создали этот цветок, но смотрелся он, надо признать, здорово. Я попытался расспросить Хранителя, но у него случился очередной приступ глухоты. Очень вовремя и, главное, удобно: слышу только то, что хочу, и отвечаю только тогда, когда знаю ответ.

Хранитель так и не поддался на провокацию, но я не слишком-то надеялся, что он поделится тайнами своей расы. А потом мои попутчики обрели дар речи, и мне стало не до молчания Хранителя.

– Ильдивас, – прошептал Мерантос, и его шепот вплелся в симфонию полузвуков-полушорохов.

– Дарсал, – одновременно с ним выдохнул Симорли, и я заметил его сияющие глаза. – Цветок жизни.

– Лотос, – присоединил я свой голос к торжественной мелодии, что незаметно становилась все громче.

Мы удивленно посмотрели друг на друга, а потом опять обернулись к цветку. Он стал еще прекраснее за те несколько мгновений, что мы его не видели. Воздух начал дрожать и светиться вокруг него, словно золотые пылинки заиграли в солнечных лучах. А мы могли только стоять и молча смотреть на эту красоту.

Не помню, сколько все это продолжалось – что-то случилось с моими внутренними часами – и сколько бы мы еще так стояли, но Хранитель напомнил: «Пора», и я очнулся. Осторожно тронул Мерантоса, а когда тот заметил меня, быстро зашептал (громко говорить здесь не хотелось):

– Игратос должен идти туда. Сам. А мы останемся здесь. Ждать. – Слова выговаривались с трудом, будто я отходил от наркоза и едва мог шевелить языком.

– Что он должен там сделать? – спросил Мерантос после долгого молчания.

Я уже испугался, что он тоже перестал соображать.

– Подняться и войти внутрь. Там... – попытался вспомнить, что же показал мне Хранитель после короткого «пора». – Там есть особое место... он поймет, когда увидит. Ему надо будет там лечь и очень захотеть стать здоровым.

– Я передам ему, – пообещал Мерантос и... замолчал, надолго. Опять!

Состариться от ожидания я не успел, Игратос все-таки пошел к Цветку, а мы стояли и смотрели ему вслед.

Потом я удивлялся: почему это никто из нас не додумался, что ожидать можно сидя или лежа. Так нет же, мы простояли все время, пока Игратос хромал к Цветку, пока поднимался по карнизу, что спиралью охватывал подставку, пока забирался в сам Цветок, найдя какой-то вход между лепестками, и все то время, пока был внутри... И, что самое удивительное, ни один из нас не сказал, что у него болят ноги, мы словно бы забыли, что они у нас вообще есть.

– Он возвращается, – сообщил Мерантос, и только тогда я заметил Игратоса, выходящего из Цветка.

Игратос спускался по серпантину карниза еще медленнее, чем поднимался, и... он по-прежнему хромал. Я очень надеялся, что мне показалось, но, когда он начал пересекать площадь, последние сомнения исчезли: парень хромал, и сильно хромал. Значит, все наши старания напрасны? Если кто-то решил утонуть, можно беречь его от реки, а он утонет в стакане. Глупо? Не смешно? А как еще назвать поведение этого страдальца, которого притащили, можно сказать, к источнику исцеления, а он...

– Игратос изменился, – прошептал Мерантос, и все мое возмущение куда-то подевалось.

«Это правда?» – спросил я у Хранителя, и он – о чудо! – услышал.

«Правда. Что-то в нем изменилось...» – ответил задумчиво.

Я чувствовал любопытство Хранителя и легкую досаду, будто перед ним была довольно простая головоломка, а он никак не мог ее решить.

«И что же?»

«Не вижу. Ресурсов твоего организма не хватает для глубокого сканирования. – В ответе явно проскальзывало раздражение. – Я даже мыслей его прочитать не могу».

«Что, совсем не можешь?» – не поверил я.

«Ну почти...»

Старый хитрец.

Знаю я таких: считают себя нищими, если у них доллара до миллиона не хватает.

«И что там за этим “почти”?» – получить ответ мне было крайне необходимо.

Мало ли, что там сделали с парнем, вдруг он стал каким-нибудь чудовищем. Я еще не привык общаться с оборотнями, а тут, пожалуйста: оборотень-маньяк, да еще неизвестно с каким уклоном.

«Все не так страшно, как ты себе напридумывал, – успокоил Хранитель. Он конечно же в курсе всех моих мыслей. – Просто Игратос перестал себя ненавидеть».

«И все?!» – Признаться, такое объяснение меня не очень устраивало.

«А этого не мало. – И Хранитель решил обрадовать меня напоследок: – И он теперь умирает не от яда тхархи».

«А от чего же он умирает?!»

«От старости. Как и все вы», – засмеялся мой веселый сосед.

Нет, общение с ним пагубно влияет на мои мозги! Поговорить, что ли, с кем-нибудь другим? Хотя бы с Мерантосом...

И я быстро открыл рот, пока меня не отвлекли от дельной мысли:

– Мерантос, я не успел тебя спросить, – начал я, не слишком задумываясь, о чем буду говорить. – Как ты убедил Игратоса пойти лечиться? Просто приказал?

Мужик посмотрел на меня так, что мне стало неуютно под его долгим, внимательным взглядом. Может быть, это была и не такая уж хорошая идея, разговаривать с ним в этом месте и в это время. Но мысль немного запоздала – поздно ловить выпущенную пулю.

– Нет, не приказал. Я только сказал ему, почему его жизнь теперь важнее моей.

Я ничего не понял из этого ответа. Наверное, мое непонимание было очень заметным, если Мерантос шевельнул глыбой плеча и добавил еще несколько слов:

– Он узнал, что его жизнь уже не только его. И теперь Игратос постарается выжить.

– Выжить, и?.. – Я все еще ничего не понимал.

– Только выжить. Больше ничего. Это все, что я могу сказать. – Мерантос отвернулся, устало опустил плечи.

А ведь мужик здорово вымотался, дошло вдруг до меня. И он совсем не такой железный, каким хочет казаться. А я еще жалуюсь на груз ответственности, когда рядом человек или т'анг (делаю поправку специально для Хранителя), который реально и физически трудится. Ведь в этом хромоногом мальчике килограммов двести, не меньше – поднимал, помню. И кому из нас легче?

«Не хочешь поменяться?» – предложил Хранитель.

«Нет. У меня неподходящая для тяжелоатлета комплекция».

«Ты прав, Крис. Тогда не ной и молча неси свой груз. Тебя этому учили, и у тебя неплохо получается. Конечно, можешь пожалеть себя немного, если очень хочется, но только в свободное время, когда никто не увидит. Не надо позорить нас».