Кто заскучал по первобытной жизни? Гребите сюда!
Еда закончилась, кувшин опустел, и я засобирался к себе. И тут Меченый меня удивил. Проводил до двери, подождал, когда я ее открою, и меч свой достал. Мне показал. Я испугаться не успел, как он под ноги оружие бросил. И сам рядом с ним прилег.
– Ты че, мужик, мало выпил? – Я настолько обалдел, что ничего другого спросить не придумал.
Невнятное бормотание в ответ.
– Чего, чего? Погромче.
– Возьми меня… – и опять чего-то невнятное. И как он может говорить, уткнувшись мордой в пол? Потом до меня дошла его «скромная» просьба.
– Взять? Тебя? Ага. Как только меня растащит на извращения, так сразу и поимею тебя в виду. А пока поднимайся. А то неудобно как-то: я стою, ты лежишь. И возле двери при этом, не на кровати…
Он поднялся, а железку свою на полу оставил. Похоже, не так уж сильно его мой отказ огорчил. Это не может не радовать.
– Вот и хорошо, тогда я пошел восвояси.
А то приперся, понимаешь ли, в гости. Во время брачной ночи. И не своей собственной – другим кайф ломаю. Повезло, хозяева добрые попались. Кое-кто мог бы всю мебель об меня обломать.
– Не уходи! – Меченый вцепился в край двери, и покинуть наконец его комнату стало для меня проблемой. Силищи у него – как у медведя-шатуна. А всемирной скорби на роже столько, что всем постояльцам хватит.
– Ну так и будем стоять?
– Нет.
– Тогда говори, чего надо, и дверь отпусти.
– Ты можешь взять здесь все, что хочешь: ее, его, меня.
Я не сразу сообразил, о чем он говорит. Потом посмотрел на девку, что большим зеленым тюком выглядывала из-за лежанки, глянул на меч – хорошее оружие, но не мое, потом на хозяина комнаты. Тут вообще без комментариев!
– Мужик, с чего такое щедрое предложение? Внезапный приступ доброты случился или еще чего?
Меченый шмыгнул носом и спросил:
– Так что ты берешь?
Блин, я что, на суахили с ним разговариваю?
– Из того, что ты предложил?
– Да.
– Ничего.
– Ты можешь взять ее.
– Нет.
– Его.
На меч свой посмотрел.
– Нет!
– Мм… меня… – С «энтузиазмом» он это предложил. Вроде «бери», но лучше не надо.
– Нет же! Ты что, языка человеческого не понимаешь? Мне ни фига от тебя не надо!
– Тогда помоги мне умереть, а ее верни клану.
Весь вечер мужик двигался так, словно засыпал на ходу, и вдруг проснулся! Поднял оружие, упер в меня рукоять, а острие себе в горло – все в одну секунду. Еще и на колени стать успел!
Да, «весело» вечеруха началась, а заканчивается вообще «обхохочешься».
– Стоп! Одному я уже помог! – Уперся рукой в лоб Меченого, а второй попытался оружие убрать. Отойти-то мне некуда, лопатками в косяк упираюсь, а в пузо меч давит. – «Стоять!» была команда! – Подействовало вроде как. – Слышь, мужик, я сегодня новый прикид надел, ты меня кровью не марай.
А тут как раз «официант» появился. Типа посуду забрать. И на нашу «мелодраму» глаза выпучил. Так я его за винцом отослал. Рысью! А Меченого к столу повел. За жизнь поговорить.
Выпьет, расслабится, глядишь, не таким шустрым будет. А то «помоги умереть…» А труп потом куда девать? А свидетельницу? И чего тут полагается за такую «помощь»?
Еще посидели, поговорили.
«Укушенным смертью» Меченый оказался. Так называют тех, кто нортору дорогу перейдет. А тот бледный парниша на аукционе и был нортором. Страшные враги из них получаются.
И плевать, что не Меченый его стулом приласкал. Победитель всегда прав. И отвечает за все тоже он. Если найдется кто-то круче и к ответу потребует. Так что Меченый вроде как мертвец. Для всех. И для себя тоже. Ходит еще, дышит, но для него уже музыка играет и венки везут. Только для меня он живее всех живых.
«Укушенный» может сразу умереть, а может сезон мучиться – это как его победитель захочет. Нортор еще не заходил к Меченому, но обязательно придет. Ни дверь, ни охрана его не остановят. Лучше принять смерть из рук друга, чем ту, что даст нортор. Прощение и милосердие ему не знакомо…
Короче, содержательный такой разговор получился. Мужик говорил, я слушал. И подливал – ему в основном, – поговорили и кувшин допили.
Не хотелось Меченому умирать должником. И не в двух квадратных тут дело – жизнь я ему спас! Вот и пытался мужик хоть как-то рассчитаться со мной. Чтоб не тянуть долг в следующую жизнь. Тогда уж с «процентами» отдавать придется.
Пришлось мне пообещать ему потолковать с бледным. Он тоже со мной не рассчитался. За лечение. А раз здесь так строго с долгами, то… как у нас в объявлениях писали, торг уместен.
Можно деньгами взять, можно услугой, а можно попросить, чтоб не обижал знакомого мне мужика. Со шрамом через всю морду, – дескать, слуга он мой. Дорогой и горячо любимый. А чтоб нас обманщиками не посчитали, я Меченому свой плащ дал. Вместо контракта. Он принял и вроде как обязанности слуги на себя возложил.
Я не сразу и вспомнил, зачем этот плащ напялил, когда в гости шел. Кстати, на обратном пути он мне все равно не понадобится. Пропала моя озабоченность. Будто приснилась, приглючилась.
Короче, успокоил я мужика как мог и домой потопал.
Только вышел, а за дверью он – нортор. Стоит, смотрит на меня. То ли секунду стоит, то ли час. Пойми-разбери по бледной неподвижной роже.
Возвращаться к Меченому я не стал. Без меня разберется, чем заняться этой ночью.
– Ну чего стоишь? Идем, поговорим.
И нортор пошел за мной.
9
Кажется, я впал в прострацию. Усталый мужик домой обычно короткой дорогой идет, а я вот окружной. Хорошо хоть через окно не полез. Встреча с нортором здорово подействовала на мои мозги.
В заведении Ранула самые дешевые комнаты рядом с лестницами располагаются. Те, что подороже – подальше. А «люкс» вообще в конце коридора. Чтоб лишний раз мимо двери не ходили, дорогих гостей не тревожили.
Так сначала я пошел не в ту сторону. Спустился по ближайшей лестнице. Прогулялся по первому этажу. Встретил Ранула. Тот даже в лице изменился, когда увидел мой эскорт. «Это со мной», – кивнул я на длинного и направился к дальней лестнице. Встречные прям по стенам размазывались, чтоб мне места больше было. Если свернуть никуда не могли. (Блин, такая забота и уважение, что с ума спрыгнуть и загордиться!) Поднялся по лестнице. Протопал в дальний конец коридора. Все, кто хотел выйти, вдруг резко передумали. Остановился перед своей дверью. Приложил пятерню к опознающему знаку, что вместо замка здесь работает. Открыл дверь. Все. Я дома.
Эта прогулка заняла у меня минут десять. А дойти до моего «люкса» можно было и за две минуты. Если думать башкой, а не тем, чего ниже ремня. Ногами, в смысле. Для бешеной собаки сто верст не крюк, а для замечтавшегося Лёхи – десять минут не время. Да и куда спешить, в наши-то годы?
– Ну чего стоишь? Заходи, раз уж пришел. – Это я нортору.
А не сказал бы, может, тот до утра бы на пороге топтался. Я не сразу вспомнил, что не один домой заявился. Длинный и бледный будто в тень мою превратился: болтается где-то за спиной, не слышно и почти не видно его. А тень, как известно, не принято в дом приглашать. Сама заходит. А мне вот очень вежливая «тень» попалась. Без приглашения не входит, без разрешения не говорит.
Переступил он порог, быстро осмотрелся. Цепкий взгляд у моего гостя. Словно каждый предмет глазами пощупал. И знак на нем оставил. Типа проверено и неопасно.
Может, мой «люкс» и считается самым дорогим и шикарным в этом заведении, но я и лучше номера видел. Нортор, кажется, тоже. Только стол его мой заинтересовал. Вернее, то, чего на нем валялось. В «творческом» беспорядке.
Я ведь начал писать, скорее по привычке. Какой это врач обходится без писанины? Половину рабочего времени она, проклятая, сжирает! А здесь от нечего делать записывать стал. Н-да, культурный голод замучил. Ни тебе телевизора, ни газеты. Так и буквы забыть можно. Вместе с родной речью. Вот и стал карябать чего-то вроде отчетов: как день прожил, чего интересного видел. Потом втянулся. Из скучающего лентяя в графомана на отдыхе превратился. Весь ежедневник исписал. Черт-те чем. Но так и не успокоился. Пальцы зудят, а писать уже нечем, да и не на чем. Пришлось к Ранулу обратиться. Тот аж заикаться стал от такой просьбы. Наверно, я-другой не озадачивал его подобными.
Бумага здесь не самым дешевым товаром оказалась. Ну сезон в этом кабаке я жить не собирался, так что пару чистых свитков мог себе позволить. Не напрягаясь. И писчую палочку вместе с чернильным камнем. Забавные такие штуки. Палочка на заостренную сигару похожа, только тверже. А камень… ну камень и есть. Тяжелый, маслянисто-черный, в полкулака. И дырка в нем. Как пальцем вдавленная. Для воды предназначена. И для палочки. Налил, подождал, пока она воду впитает, и пиши себе. И час, и два, и три. Потом опять вода нужна. А облом за водой идти – плюнуть можно. На камень. И палочку смочить. Такое тоже сработает. Только чернила темнее станут.
Вот на стол с моей писаниной гость и уставился. Внимательно. Вроде как прочитать попытался. Не разворачивая свиток.
Блин, еще один любопытный! Его что, Машка прислала? Вместо себя… Чтоб я не расслаблялся.
– Ты сюда молчать пришел?
– Нет… – Глухой у нортора голос. Не часто он им пользуется.
– Тогда говори, зачем я тебе понадобился?
А то, что он возле двери Меченого отирался, так наплевать и забыть. За мной пошел, значит, ко мне. Я ведь не обязан все помнить, что целую вечность назад было. Для кого-то десять лет – «как вчера», а для другого через каждые пять минут – новый приступ склероза. И жизнь начинается с чистого листа Может, и я как тот другой…
– У тебя есть имя? – Это я вежливым попытался выглядеть. Если уж гостя пригласил, то надо знакомиться и общение налаживать.
– Есть. – И продолжения не следует. Так, кажется, в эту игру мы уже играли. С Машкой.
– Ну и как мне тебя называть?
– Как хочешь.
– Ладно «как хочешь», говори, с чем пришел.
А сам я на стуле устроился. Возле стола. Нортору, понятное дело, присесть не предложил. На кровати – рано, не такие уж мы близкие приятели, а другой стул у меня за ширмой остался. Да и быстрее разговор закругляется, ежели гость не будет рассаживаться. Ну нет у меня желания до утра болтать!
– Я хочу попросить тебя… – и замолчал.
– Ну так проси!
– Возьми меня и дай свой плащ. – Блин, и этот тоже!
Может, я не знаю чего? Может, сегодня день «взятия», и мне тоже нужно попросить кого-то?.. Ту же Марлу хотя бы. Уж она «возьмет» так возьмет! Мало никому не покажется.
– А на фига тебе мой плащ? У тебя и свой есть.
Правда, фасон и материал не в моем вкусе. Чего-то широкое, легкое, с неровно обрезанным краем. Как собаки рвали. Странно этот прикид на мужике смотрится. Сомнения возникают в его ориентации. Но говорить это нортору… чего-то мне не хотелось. У Ларки пеньюар из такой же ткани. И цвет точь-в-точь – «черный жемчуг» называется.
– Да и нет у меня плаща… – На этом я пасть захлопнул. Дошло все-таки до меня. Сообразил, что к чему. Лучше уж поздно, чем совсем никак. Смотрел я в черные провалы глаз, а в башке вертелось: «Я отдал плащ Меченому… отдал плащ… отдал…»
Ритуал здесь такой: слуга носит плащ господина. А если так, то должны быть и ритуальные слова. Напрасно я на Меченого грешил. На нортора этого. Не извращенцы они. Это у меня с головой чего-то не то. Простейшей вещи понять не могу. Вернее, двух…
– Мне вот чего непонятно: зачем тебе служить у меня?
Глаза нортора малость изменились. Будто тень промелькнула в них.
Тени в темноте? Ну-ну. Кажется, у меня не только с головой проблемы, но и с воображением. Какая «темнота», блин? Светлые глаза у гостя, совсем светлые!
Пока я мысленно делал себе «комплименты», он заговорил. Всего несколько слов произнес, но мне хватило.
– Ладно, я понял, что норторы самые лучшие и самые дорогие телохранители. Гроза врагов своего господина и все такое. Но зачем тебе у меня служить?
– Тебе не нужен сберегатель?
Оказывается и нортора можно удивить.
– Честно? Я как-то не думал об этом. Да и не так я богат, чтобы столько платить…
– Мне ничего от тебя не надо.
Ну да. «Халява», конечно, сладкое слово, но мне говорили, где бывает бесплатный сыр.
– Ты хочешь служить без платы?
– Да.
– Зачем?
– Чтобы оберегать тебя днем и ночью, чтобы…
– Стоп! Это я уже слышал. И чего с этого буду иметь – понял. Ты мне скажи, зачем тебе это надо? Тебе. Понятно?
Гость закрыл глаза. Помолчал. А когда нортор молчит и не смотрит, хочется убедиться, что он живой, а не галлюцинация. Умеют они это делать. Даже дышат через раз.
– Смотри. – Он подошел, положил руку на стол. – Видишь? Я – урод!
Рука как рука. Ничего особенного я не заметил. Тонкая, но сильная кисть, длинные пальцы. Форма и пропорции – в пределах нормы. И если это уродство, то что же тогда красота?
– Видишь?
Пальцы вцепились в край стола, и я увидел темную полосу на них. Чуть выше серых ногтей.
Смотрю… до звона в ушах смотрю… И вот уже ногти не серые, а белые от напряжения. И не край стола они сжимают, а край каменной плиты. А вторая плита медленно поворачивается, чтобы упасть на эти пальцы и на их хозяина. И давит, давит на копье, что подпирает эту чертову плиту!
– Говорил же тебе: брось топор! А ты вцепился в него, как в родного. А если бы я не удержал плиту? Отбило бы пальцы на фиг! Вместе с башкой твоей тупой.
– Ты помнишь!
Ногти скользят по столу, оставляют глубокие царапины. Н-да. А Ранул говорил, что это дерево даже нож не берет.
– Помнишь!.. – Черные глаза заглядывают, кажется, в самое нутро, будят там давно уснувшее и забытое. И что-то глубоко внутри начинает болеть. Как старая рана на непогоду.
– Ни хрена я не помню! Так, болтаю невесть чего.
Гость недоверчиво улыбнулся. Бледными узкими губами.
– Ты не помнишь – я помню. И они забыть не дадут.
Опять шевелит рукой с темной полосой у ногтей. Потом сдергивает налобную повязку. Не волосы она придерживала. Волосы и без повязки нормально лежат. Под ней тоже полоса оказалась. Словно вторые брови парнише нарисовали. Только светлее. Забавный вид получился. Но смеяться над нортором… Вряд ли это полезно для здоровья. Хорошо, у меня подготовка та еще. Всякого повидал. И смешного, и совсем даже наоборот. Умею делать морду кирпичом и молчать. Когда надо.
– Ладно, посмотрел я. Дальше чего?
– Теперь ты понял, почему я пришел…
И замолчал. Только руку со стола убрал.
А я мысли его читать должен? Или догадываться? Да ни хрена подобного!
– Или объясняй как тупому. Или вали на фиг! – Разозлил он меня. Так разозлил, что я забыл, какой он страшный и опасный.
Странно, но мой наезд восприняли как надо. Словно так с норторами и разговаривают. Или с этим, конкретно взятым.
– Я твой должник… нутер. – А «нутер» звучит куда круче, чем миной. Но и проблем, думаю, больше.
– Не помню я твоего долга!
– Тебе и не нужно помнить, нутер. Я помню. И знаки на моем теле говорят.
– И чего ж они такого говорят?
– Я не отдал свой долг в прошлой жизни. А в этой родился уродом. И сберегателем.
«Урод»? Ну-ну. У длинного явно занижена самооценка.
– Зачем же… так… – Договорить мне не дали.
– Чтобы отдать долг тебе.
– А если не получится?
– Тогда в следующей жизни я стану твоим рабом.
– «Веселая» перспектива…
Похоже, с чувством юмора у гостя тоже туго. С таким серьезным видом гнать такую пургу.
– И кто тебе наговорил такого… этакого?..
– Прорицатели. И Наставник.
– И чего конкретно они тебе сказали?
– Что я должен найти тебя и стать твоим сберегателем.
– Н-да?.. Именно моим?
– Я оберегал других. Сезон или Путь. Но постоянного Обещания не давал никому.
Он это все торжественно так сказал! Типа я тебе не изменял, любимая, на мне был презерватив. Ну ладно…
– Мне, стало быть, ты хочешь дать это… обещание.
– Да.
– Чтоб снять проклятие и все такое…
– Да, нутер!
– А если ты ошибся? Вдруг не я тебе нужен, а кто-то еще. Чего тогда?
– Я знаю, ты мой нутер!
– А я вот сомневаюсь.
Легкий плащ заколыхался. Может, от ветра. Либо гость в этот момент заряжает гранатомет. Или делает себе харакири. Поди разгляди, чего творится под темной тканью.
– Нутер, позволь мне коснуться твоей руки.
– Зачем?
– Ты сам все увидишь.
– Ладно, касайся, только… нежно.
И чуть не ляпнул: «ненавижу грубости, проти-и-ивный…» Нет, как-то не так действует на меня этот гость. Совсем не так.
«Скромнее, Лёха, и серьезнее, – пришлось напомнить себе. – Меченый ведь не трусливая истеричка, а о смерти мечтал, чтоб только с нортором не встретиться. Из ничего такая репутация не возникает».
Положил я руку на стол. Левую. Правой я привык Нож держать. И скальпель. Иногда.
Длинный подошел, посмотрел на мою руку. Внимательно так, словно ничего похожего раньше не видел. Потом поднес свою. Осторожно так. Как к горячему. Подержал немного и прикоснулся. Пальцами.
Грома и молний, искр, разрядов тока, трубного гласа и колебания тверди земной… – ничего этого не было.
Только полоса на руке нортора стала бледнее. И на лбу сделалась почти незаметной.
– Видишь? – выдохнул он.
– Ну вижу.
– Вижу и запоминаю… – Два эти ответа слились в один.
– Какого?!
Нож сам собой прыгнул мне в руку. Грохнулся тяжеленный стул. А длинный метнулся к открытому окну. И плащ грозовой тучей летел за ним.
– Ты кто?
– Зачем ты здесь?
И опять два голоса смешались, наложились, как некачественная запись.
Но ответили только на один вопрос. Не на мой.
– Смотреть и запоминать.
За окном, на карнизе, стоял еще один нортор. Вернее, одна. «Сестренка» моего гостя.
– Ты не можешь сюда войти.
– Кто меня остановит?
– Я.
Плащ длинного лег складками. Тяжелыми. Гранитными. А «сестренкин» трепетал крыльями летучей мыши. Маленькая семейная разборка. И я в ней явно лишний.
– Ты не оберегатель его.
– Он мой нутер.
– Ты станешь защищать его?
– От смерти и до смерти!
Целая вечность тишины.
Только б не испортить все. У кого-то торжественно-ответственный момент, а меня на смех растаскивает. По-нормальному я испугаться должен, а не давить в себе хихиканье. Но к нормальным норторы в окна не лазят. И в слуги не набиваются.
– Тогда я ухожу, – сказала и исчезла. Растворилась, что называется, в ночи.
– Нутер… – Нортор уже стоит передо мной. И когда он успел пройти полкомнаты? – …тебе нужен оберегающий.
– Зачем?
– Она может вернуться.
– С какой это радости?
– Ты ей понравился.
– Блин, как я польщен! Но, знаешь, она не в моем вкусе, так что…
– Это неважно.
– Да-а?
Оригинальные здесь, однако, порядки. Сначала Марла, потом эта. Ну против Марлы я ничего не имею, но бледная и длинная…
– Я не хочу, чтобы вы умирали.
Вообще-то я тоже не хочу. В самое ближайшее время у меня совсем другие планы…
Стоп! А с какой это стати он ко мне на «вы» обращаться начал?.. Внезапный приступ вежливости или я чего-то недопонял?
– Я себя и защитить могу. При случае.
– Я вижу, нутер. – Он глянул на Нож в моей руке. – Но Лирха тоже умеет защищаться. И оберегать. Как я.
– Ладно, договорились. Я ее не обижаю, если она ко мне не лезет.
– Ей не понравится этот договор.
– А мне…
– Тебе нужен оберегатель.
– Нужен так нужен… – Мне уже поднадоело спорить.
Плащ взметнулся крыльями и сложился за спиной нортора. Он протянул ко мне руки. Не знаю, чего гость прятал под плащом, но теперь его руки были пустыми.
– Возьми меня и дай мне свой плащ.
Я смог выслушать эту бредятину без улыбки. Во второй раз даже самый смешной анекдот не таким смешным кажется.
– В общем-то я не против. Насчет взять. Вот только с плащом проблемка. Я его уже отдал.
– Сберегателю или слуге?
– А есть какая-то разница?
– Слуг может быть много. Оберегатель один.
– Значит, слуге.
– Кто он?
– Меченый.
Молчание. Нортору явно требовалось продолжение.
– Он победил на аукционе. Худой, выше меня, со шрамом через всю морду.
– Я видел его.
– Надеюсь, никаких проблем не будет?
– Он твой слуга.
– Вот и ладушки. А утром я куплю новый плащ и тогда…
– Не утром. Сейчас.
– И где я сейчас плащ возьму? У тебя, что ли, одолжить?.. Дашь?
– Нет!
– Почему-то я так и думал.
– Дай мне тот плащ, что на тебе сейчас.
– Сейчас? Ну-ну…
Посмотрел я на свою одежку: сапоги, штаны, пояс, рубашка, жилет на шнуровке, Нож в руке… Все еще держу. Разжал пальцы. До пола Нож не долетел. Что там еще? Ну шарф на шее. Без него ни один уважающий себя миной на люди не выходит. Вот, кажется, и все. А плаща нет. Ни короткого, летнего. Ни длинного, походного. И кто из нас дурак?
Не спросил я этого, но очень уж внимательно посмотрел на гостя. У того на физиономии присутствовала стопроцентная невозмутимость.
– Закрой глаза, нутер, и ты увидишь свой плащ.
Издевается, гад? Ладно, будет ему воображаемый плащик. Сделаем.
Зажмурился и пошевелил плечами. Удобно мне в этом «плаще» или как? Оказалось, вполне удобно. И не тот плащ на мне, что я Меченому отдал. Другой совсем. Тут таких не носят. Длинный, теплый, на белом меху. А сам ярко-красный. С большим белым воротником. И клочки белого меха по красному. Блин, и где я такой прикид подсмотрел? На бабский немного смахивает.
Хотел открыть глаза, а нортор опять завел: «Возьми меня и дай…»
– Сейчас дам, сейчас!
Застежка у плаща не на плече, а под горлом оказалась. Здоровенная такая блямба из белого металла. Пока расстегнул ее, чуть ногти не обломал. Снял, подержал в руках – тяжелый! – и бросил на руки нортору. Как гардеробщице в театре.
– Бери и береги.
У бледноглазого даже руки прогнулись под моим подарочком. И взгляд у него стал каким-то обалдело-растерянным. Это у нортора-то? Не-э, показалось мне. Наверное.
– От смерти и до смерти. Обещаю, нутер!
Чего-то еще он хотел сказать соответствующее моменту, но я влез со своими приколами:
– До чьей смерти: твоей или моей?
– Если я умру, то кто будет тебя оберегать?
Так, ясненько, моей, значится. Дальше развивать эту тему не будем. А то дашь случайно какую-нибудь идею и неизвестно, чего потом с ней сделают.
В дверь постучали. Кулаком. Уверенно так, по-хозяйски.
Марла пришла.
Я открыл дверь. Сразу. Не задумываясь.
И увидел улыбку.
Когда Марла так улыбается, кому-то становится плохо. Очень. Надеюсь, не я вызвал у нее такую «радость».
Воздух за спиной застонал. Какая-то сила отбросила меня от двери и впечатала в стену. Я только раз моргнул, а в комнате уже завертелся смерч. Красно-зеленый.
«Марла… носит… зеленое…»
– Всем стоять!!! – У меня в ушах зазвенело от собственного ора. Хорошо, что стенка оказалась за спиной. Я сполз по ней на пол.
Смерч распался надвое. Темное и зеленое. Нортор и Марла. Блин, и почему мне красное приглючилось?
Хлопнул в ладоши. Тихо это у меня получилось, но внимание привлек. Гости перестали «бодать» друг друга взглядами, уставились на меня.
– Слушаем сюда! Говорю только один раз. Сначала тебе, Марла. Это… Крант. – Вдруг вспомнилось имя того, кто цеплялся за край плиты. Нортор вздрогнул и побледнел. Хотя куда еще бледнее. – Я дал ему свой плащ. Теперь он мой оберегатель. Все понятно?
– Да.
Блин, я прям млею от голоса этой бабы.
– Теперь тебе, Крант. Это – Марла. Я делю с ней завтрак, обед и постель. Понятно?
– Да, нутер.
– Когда она приходит, ты делаешь так, чтоб я тебя не видел. Это тоже понятно?
– Да-а…
Кажется, у моего телохранителя возникли какие-то сомнения. Я подождал немного – возражений не услышал.
– И еще одно. – Вдох-выдох: подняться, отлепиться от стены. Нет, от стены, пожалуй, рановато. Ладно, стоя тоже можно командовать: – Последнее. Чтобы больше такого бардака не-уст-ра-ива-ли!!! Мне несчастные случаи в быту не нужны. Все все поняли? Тогда свободны.
Я предпринял еще одну попытку отойти от стены. Ладно, постоим, подождем. Все когда-нибудь проходит: и звон в ушах, и ноги дрожать перестанут.
– Марла, лапушка, дай мне попить.
Какое вкусное вино у Ранула! Язык проглотить можно.
Промочил пересохшее горло. Полегчало. И в глазах перестало двоиться. Хорошо. Марла рядом. Трется, мурлыкает…
А посреди комнаты стоит нортор.
– Крант! Я чего тебе сказал, сукин ты сын!..
– Я стараюсь, нутер.
– Иди, старайся за дверью!
Крант тихо вышел. Ни шелеста, ни вздоха. На миг показалось, что сквозь него я вижу засов на двери. Приглючилось, наверно. При легком сотрясении и не такое еще бывает.
– Ты лучше всех! – сообщает мне Марла.
– Ага. Вот только до кровати дойти не могу.
– Я тебя донесу!
Вас носили когда-нибудь женщины на руках?
Непередаваемые ощущения.
10
Когда говорят: «Ты лучше всех», – не надо спрашивать, сколько этих «всех» было. И куда они подевались. Лучше промолчать. И усмехнуться. Гордо и снисходительно. Типа я знаю, и ты не сомневайся. Лучше меня все равно не найдешь.
Вот я и не стал ничего спрашивать у Марлы. А у Снежаны спросил. Семь лет прошло, а я все думаю иногда, что напрасно спорол горячку. Может, надо было усмехнуться и промолчать?
«Я должна была сравнить. Чтобы не сомневаться», – сказала тогда Снежана.
Ну сравнила. Так сравнение не в пользу того лоха получилось. Ко мне ведь вернулась. И рассказала. А мне обиженного из себя строить понадобилось. Тоже сравнивать стал. Полгода сравнивал. Ну и досравнивался: ни жены, ни ребенка.
Кто ж знал, что она беременна?..
Так и разошлись пути-дорожки. Не простила мне Снежа загула, да и срыва своего тоже. А больше меня окольцовываться не тянуло. И мелких заводить тоже не хотелось. Не дозрел я еще до отцовства.
А с Марлой… Ну какие с ней могут быть разборки? Если она после тех двоих ко мне пришла. И с нортором из-за меня сцепилась. Защищала типа. Тут гордиться надо, а не выяснять отношения.
Я и с больной головой круче тех лохов оказался. Перед самым восходом Санута Марла от меня ушла. Первый раз так задержалась. Сказала, утром еще один аукцион будет.
Ладно, доживем до утра, посмотрим. Может, и сходим с Меченым. Если он не слишком занят будет. Заодно и с нортором познакомится.
Кстати, как он там за дверью? Крант…
Вроде завтракать пора идти.
11
Была у меня одна знакомая. На первый взгляд баба как баба – мой любимый размер к тому же. И молчит – красавица, и говорит – кошки с заборов не падают, а вот что касается интима – так ее, как рояль, час настраивать надо. И очень ей сама «настройка» нравилась. Доходит дело до основного – а баба уже спит. Как недоросток какой после реальной случки. Здорово мне это анекдот напоминало. Когда мужик заваливает среди ночи домой, а на двери записка: «Еда в холодильнике, холодильник на кухне, будешь иметь секс – не буди».
Я этот анекдот Меченому рассказал. Утром. После его брачной ночи. Он выслушал, а потом такой вопросец задал – обалдеть. «А зачем будить надо?» – спросил. Каково, а? Я ему опять рассказываю – медленно, подробно, в общем, как для тех, кто на бронепоезде, – потом и говорю:
– Понял?
– Понял.
– Все понял?
– Одно не понял. Зачем жену будить? – У меня прям дар речи пропал. А он продолжает так задумчиво:
– Все, что надо, жена сделала. Остальное муж и сам возьмет.
Поговорили называется. Содержательный такой разговор получился. Как у слепого с глухим. Круче только у немых получается. В полной темноте. Но я на этом не успокоился: или сам я очень умный, или собеседник совсем уж юморист попался. Ничего мужику доказывать не стал, к Марле пошел. С тем же самым анекдотом. Так она мне тот же самый вопрос задала. Не стал я с ней спорить. Пошутила она, наверное. Столь умная баба не может такое на полном серьезе думать. Пусть другой мир, другие люди, другое воспитание. И сексуальное, понятно, тоже. Но Марла, она ведь не спать ко мне приходит. Не только спать.
Ну ладно, к чему, думаю, эти заморочки? Пока мне козу в постель не суют, меня все устраивает. А пацана от девки я завсегда отличу. В любом состоянии.
Ага, как же! Я еще не знал, какое тут вино бывает. И с какими добавками! После него бревно от живого человека не сразу отличишь, а имя свое на следующий день только вспомнишь. Может быть.
Попробовал я этого пойла. Не специально, по незнанию. Но как у нас говорят: «Незнание не освобождает от будущих проблем» – так, кажется? Проблем мне хватило с избытком.
А началось все с моего проклятого любопытства.
Попал я на аукцион.
Невест здесь раз в сезон продают. А после него аукцион так называемых «грелок» устраивают.